Текст книги "Проект «Ватикан»"

Глава 5

«Самое замечательное время», – думал Декер. С ужином покончено, посуда вымыта, огонь в очаге полыхает вовсю, дверь в мир закрыта; Шептун пристроился за столиком в уголке: трудится, шлифует кусок топаза, принесенный домой неделю назад. Декер поудобнее устроился в кресле, стащил с ног мокасины, забросил ноги на теплый камин очага. Полено, самое большое, прогорело, и пламя перекинулось на другие, поменьше, разбрасывая во все стороны брызги искр. Огненные язычки вспыхивали и пробегали по поверхности горящих ветвей. В дымоходе гудело, и этому гулу вторило завывание ветра в верхушках деревьев, окружавших хижину.

Покачиваясь в кресле, он взглянул в угол, где работал Шептун, но того не было видно. Шептун порой был виден, а порой – нет. На уголке стола стоял замысловато ограненный кусок бледно-зеленого жадеита.

«Работа была тяжелая», – подумал Декер. Камень выглядел необычно – человек бы так не обработал его, картина огранки совершенно не соответствовала законам человеческого мышления и видения: начнешь разглядывать – и растеряешься. Наметишь линию, а она тут же переходит в другую; представишь себе некий образ камня, но он у тебя на глазах рассыпается; только успеешь подумать, что разгадал загадку огранки, как немедленно убеждаешься, что ошибся. И так бесконечно, как ни верти камень, с какой стороны ни разглядывай. Да, можно было запросто провести остаток дней своих, держа в руках этот камень, рассматривая его, пытаясь понять его тайну, но так и не находя ответа…

В центре стола стоял большой кристалл топаза. Его обработка немного продвинулась со вчерашнего дня. Но Декеру никогда не удавалось угадать, что будет делать Шептун с камнем дальше. Камень время от времени менялся, вот и все. Это не было огранкой в прямом смысле слова, потому что Шептун работал без инструментов, не было заметно ни крошек, ни пыли, и все-таки на камне проступали сглаженные, отшлифованные места. Да, конечно, у Шептуна и в помине не было никаких инструментов – он ими не мог пользоваться и не умел. Он ничем не пользовался – абсолютно ничем. А работа была налицо. Он умел разговаривать – мысленно, телепатически, он умел изменять очертания камней, он приходил и уходил, он умел быть везде и нигде одновременно.

Не отводя взгляда от стола, Декер заметил, что там появилось маленькое облачко сверкающей пыли, – это и был Шептун.

– Опять прячешься, – мысленно обратился он к Шептуну.

– Декер, ты же отлично знаешь, что от тебя я не прячусь. Просто ты меня не всегда видишь.

– А ты не мог бы хоть когда-нибудь появляться как-то более четко? Ну, скажем, светиться немножко поярче? Вечно ты таишься.

– Обижаешь, Декер. Вовсе я не таюсь. Ты же знаешь, что я здесь. Всегда знаешь, когда я здесь.

«Это точно», – подумал Декер. Он действительно всегда знал, когда Шептун был здесь. Он чувствовал его присутствие, но как, не смог бы объяснить даже себе. Ощущение ли, чутье ли, сознание ли – неясно: знание того, что это крошечное облачко алмазной пыли где-то рядом. Хотя он догадывался, что Шептун – нечто большее, чем скопление пылинок.

Догадывался и вечно мучился вопросом: что же такое на самом деле Шептун? «Можно было бы спросить, – думал Декер. – Можно было бы спросить хоть сейчас».

Но почему-то он чувствовал, что как раз этого вопроса задавать и не следует. Поначалу ему казалось, что достаточно того, что он думает об этом, интересуется этим, – и Шептун может прочитать его мысли, этот его немой вопрос, – он думал, что все творившееся у него в сознании должно быть ясно Шептуну. Но прошли долгие месяцы, и он понял, что это не так, что это странное создание не могло или не хотело читать его мысли. Для того чтобы общаться с Шептуном, ему приходилось концентрировать слова, которые он хотел сказать, в определенном участке мозга и направлять их Шептуну. Это было для Шептуна равносильно разговору, а мысли, высказанные вслух, для него речью не были. Само то, как он говорил с Шептуном, как понимал сказанное в ответ, до сих пор было для Декера загадкой. Не было этому объяснения, не было человеческого объяснения возможности такого общения.

– Последнее путешествие было удачным, – сказал Декер. – Топаз превосходный, ради него одного стоило сходить. А ведь это ты его высмотрел. Ты показал мне, где его найти. По породе невозможно было догадаться. Ни единого признака, сплошная галька. Но ты показал мне, где надо покопаться. Будь я проклят, если понял, как ты узнал, что он там.

– Удача, – ответил Шептун. – Просто удача, и все. Иногда твоя удача, иногда – моя. В прошлый раз ты сам нашел рубин.

– Маленький, – сказал Декер.

– Зато чистой воды.

– Да, точно. Просто красавчик. Маленький, но красивый. Ты уже решил, будешь его обрабатывать или нет?

– Искушение есть. Но надо еще подумать. Он и так мал, а после обработки еще меньше станет. Для тебя мал, я хотел сказать. Тебе придется в лупу на него смотреть, чтобы увидеть красоту огранки.

– Мал для меня. Ты прав. Мал для меня. Ну а для тебя?

– Для меня, Декер, размеры значения не имеют. Мне все равно.

– Оставим рубин как есть, – решил Декер. – Для капитана у меня кое-что другое найдется.

Шептун исчез. Маленькое облачко искрящейся пыли пропало.

«Может быть, – подумал Декер, – это не сам Шептун пропал, а изменилось освещение в хижине?»

Однако он знал, что Шептун здесь, в хижине, его присутствие было очевидно. Он его чувствовал. Но что он чувствовал? Что такое Шептун, что это за существо? Он, конечно, сейчас в хижине, где же еще он мог быть? Какого он размера? Большой или маленький? Крошечная вспышка блестящих пылинок или существо, способное заполнить всю Вселенную?

Бестелесное создание, порой невидимое, зыбкое нечто, почти ничто, может быть, связанное какими-то узами с этой планетой, а может – только с какой-то ее частью. Размышляя подобным образом, Декер все более и более понимал, что все дело – в выборе Шептуна. Он сам решил, он сам почему-то хотел быть здесь. Скорее всего, ничто не мешало ему находиться где угодно – блуждать в верхних слоях атмосферы или за ее пределами, в открытом космосе, поселиться внутри сияющей звезды, зарыться в гранит гор планеты. Весь космос, все состояния вещества могли быть доступны Шептуну.

«А может быть, – думал Декер, – тот Шептун, которого знаю я, – только маленькая частичка, только кусочек какого-то громадного Шептуна? Может быть, настоящий Шептун – что-то непостижимо огромное, величественное, существующее на протяжении всего пространства, а быть может, и всего времени – настоящее порождение Вселенной? Скорее всего, – думал он не без сожаления, – я так никогда и не дознаюсь правды, так ничего и не пойму».

Именно поэтому он и не спрашивал Шептуна ни о чем таком. Что толку спрашивать о том, чего понять не в силах, обременять себя тайной, которая ляжет на тебя непосильным, тяжким грузом, который породит новые бесконечные мысли и вопросы, из-за которых будешь просыпаться среди ночи в холодном поту, которые не дадут спокойно жить днем, из-за которых просто потеряешь разум. Чужак, непостижимое создание, порождение Вселенной…

Шептун снова заговорил с ним.

– В лесу приключилась беда, – сообщил он. – Трое из Ватикана погибли.

– В лесу? А ты не ошибаешься, Шептун? Люди из Ватикана в лес не суются. Дома сидят.

– Эти на охоту ходили. На глухоманов охотиться вздумали.

– На глухоманов? Кому в здравом уме в голову взбредет на глухоманов охотиться? В лесу самое разумное – это молиться, чтобы на тебя самого глухоман не поохотился.

– Один из них – новичок в Ватикане. Больно гордый, заносчивый. У него было оружие – он думал, что с таким оружием ему ничего не страшно, бояться нечего. А зря он так думал.

– Ну и нашли они глухомана?

– Нет, это глухоман их нашел. Он знал, что они придут на него охотиться.

– И они погибли? Все трое?

– Да. Умерли ужасной смертью.

– Когда это случилось?

– Несколько часов назад. В Ватикане еще не знают.

– Может, стоит сообщить в Ватикан?

– Зачем? Не стоит. Сделать все равно уже ничего нельзя. Пройдет время, их хватятся, другие пойдут, разыщут их и принесут домой.

– А вдруг глухоман не ушел и ждет там, на том месте?

– Может, и не ушел, – сказал Шептун. – Но тем, кто выйдет на поиски погибших, он ничего плохого не сделает. Они же не будут на него охотиться.

– А он убивает только тех, кто на него охотится?

– Да. А ты разве не знал? Ты столько лет бродишь по лесам, Декер.

– Мне везло. Ни разу в жизни на глухомана не напоролся. Ни разу даже не видел ни одного.

– А они видели тебя, – сказал Шептун. – Много, много раз видели. Они не докучали тебе, потому что ты им не докучал.

– Докучать им? – удивился Декер. – Вот уж никогда бы на такое не решился.

– У тебя есть оружие. Штуковина, которую ты зовешь винтовкой.

– Есть. Но я ею очень редко пользуюсь. Только в тех случаях, когда мне нужна дичь для еды.

– Да и то нечасто.

– Нечасто, это точно, – согласился Декер.

Он поднял с пола кочергу и поворошил поленья в очаге, собрав их в кучку. Камин сердито заворчал. За стенами хижины выл ночной ветер. Вспышки пламени в очаге отбрасывали тени на стены – они взлетали к потолку и опускались, потом снова взлетали.

– Ватикан, – сообщил Шептун, – очень взбудоражен.

– Из-за этого несчастья? Из-за глухомана?

– Нет, не из-за глухомана. Я же сказал тебе, про это они пока ничего не знают. Там что-то необыкновенное одна Слушательница узнала.

– Слушатели всегда узнают что-то необыкновенное.

– Да, но на этот раз она узнала что-то очень необыкновенное.

– В каком смысле необыкновенное?

– Пока точно не знаю. Но там большой переполох. Кое-кто перепугался, кое-кто настроен скептически, а кое-кто даже посмеивается. Если это правда, то, наверное, что-то очень важное случилось. Как у них принято говорить, показатель веры поднялся очень высоко.

– У них всегда есть маленькие триумфы, – улыбнулся Декер. – И маленькие поражения. Там всегда о чем-нибудь болтают.

– Конечно, – согласился Шептун. – Но триумф на этот раз вряд ли такой уж маленький. Великая надежда. Много разговоров.

Глава 6

Стоя на посадочной площадке, Джилл и Джейсон с некоторым разочарованием разглядывали кучку низеньких, невзрачных на вид строений. Это и была колония на Харизме. Невысокий горный гребень за городком был увенчан ослепительно белой постройкой – не то группой зданий, не то единым зданием – с такого расстояния понять было трудно. За белой постройкой возвышались горы, гордо царившие над колонией, – высокие, скалистые, издалека казавшиеся фиолетовыми, украшенные белыми шапками снегов. Снежные вершины, казалось, существовали отдельно, сами по себе, как бы парили в небе.

Теннисон указал на здания на нагорье.

– Ватикан, надо полагать?

– Скорее всего, – кивнула Джилл.

– Я видел фотографии Ватикана на Древней Земле. Ничего общего.

– Ты слишком буквально воспринимаешь название, – возразила Джилл. – А это просто название, ничего больше. Сомневаюсь, что тут существует реальная связь с Ватиканом.

– А Папа?

– Кто знает, может быть, какая-то связь есть все-таки. Но воображаемая, выдуманная. Но тут не может быть ничего такого, что могло бы быть признано земным Ватиканом официально.

– И ты собираешься взять приступом эту высоту?

– Джейсон, не надо сгущать краски. Что за трагический тон? Ничего я не собираюсь брать приступом. Здесь есть какая-то история, и я ее хочу узнать. Поищу какие-нибудь знакомства. Буду изображать предельную вежливость и обходительность, но ни от кого не собираюсь скрывать, кто я, что я и что мне нужно. Ну а пока я буду делать свои дела, что ты собираешься делать?

– Если честно, даже не представляю себе. Я ведь не думал о планах. Просто бежал, и все. Придется тут остановиться на бегу. На Гастру я все равно вернуться не могу, по крайней мере – пока.

– Звучит так, будто ты собираешься бежать дальше.

– Ну, не прямо сейчас. Это место – не хуже любого другого, где можно остановиться, отдохнуть и оглядеться.

Длинная вереница паломников, высадившихся из «Странника», растянулась по летному полю – судя по всему, они направлялись к пункту таможенного контроля.

Теннисон кивнул в их сторону.

– Нам тоже нужно пройти эту процедуру, как ты думаешь?

Джилл покачала головой.

– Думаю, нет. Никакие бумаги тут не нужны, по крайней мере – людям. Харизма официально считается планетой людей, а потому на них тут распространяются некоторые привилегии. Колония маленькая, и особых формальностей быть не должно. Пройдет дня два, и ты можешь обнаружить, что завтракаешь с шефом местной полиции или с шерифом – не важно, как он тут называется, – он для порядка задаст тебе несколько вежливых вопросов и разглядит тебя поближе. Я не знаю, как именно здесь проходит этот ритуал, но обычно в колониях людей все бывает именно так.

– Ну, тогда все должно быть просто отлично.

– Единственное, что тебе придется объяснить, – почему у тебя с собой нет багажа. В Доме Людей могут проявить законное любопытство. Думаю, лучше всего будет ответить, что ты опоздал на корабль на Гастре и каким-то образом потерял багаж.

– Ты все продумала, – сказал Теннисон. – Что бы я без тебя делал – просто не представляю!

– А как же иначе? Я же тебя вроде бы опекать взялась?

– Нынче же вечером начну расплачиваться, – пообещал Теннисон. – Обед в Доме Людей. Свечи, белоснежная скатерть, фарфор, серебро, хрусталь, обширное меню, бутылка хорошего вина…

– И не надейся. Не фантазируй. Дом Людей может оказаться заурядным постоялым двором с паршивой столовкой.

– Как бы то ни было, надеюсь, там будет все-таки получше, чем в той норе, где ты меня приютила.

– Эта нора не так уж плоха, – возразила Джилл.

– Смотри, – оборвал ее Теннисон, – похоже, кто-то наконец появился, чтобы доставить нас в гостиницу.

Глава 7

Столовая в Доме Людей оказалась на редкость цивилизованной: на столе красовалась ослепительно белая скатерть, сияли хрусталь и фарфор, в меню было пять блюд и приличное вино.

– Просто восторг, – сказала Джилл Теннисону. – Я и не ожидала, что тут будет так вкусно. Вообще, наверное, после месяца на корабле все, что бы нам тут ни подали, казалось бы деликатесом.

– Итак, завтра ты начинаешь действовать, – сказал он. – Как часто мы сможем видеться?

– Так часто, насколько будет возможно. Я буду возвращаться каждый вечер. Если, конечно, меня не выгонят из Ватикана завтра же или вообще на порог пустят.

– Хочешь сказать, что раньше с ними не общалась?

– Пыталась, но ничего не вышло. Я отправила им несколько писем, но ни на одно ответа не получила.

– Может, они не хотят огласки?

– Вот и выясним. Поговорю с ними. Я могу быть очень настойчива, когда нужно. Ну а ты?

– Осмотрюсь. Выясню, что тут и как. Если здесь нет врача, я мог бы открыть практику.

– Это было бы здорово, – кивнула она. – Джейсон, тебе действительно этого хотелось бы?

– Не знаю, – пожал он плечами. – Пожалуй, я тебе ответил не подумав, – как-то само вырвалось. В Ватикане есть свой врач, и, вероятно, он обслуживает и тех людей, которые живут в поселке. На то, чтобы открыть собственную практику, может уйти много времени. Городок похож на поселение пионеров, но этого не может быть. Если капитан сказал правду, получается, что роботы живут тут уже почти тысячу лет.

– Но совсем не обязательно, – возразила Джилл, – что поселок такой же старый. Роботы могли тут появиться задолго до его основания.

– Ты права, наверное, но все равно он должен бы существовать уже очень давно. Однако создается такое впечатление, что люди начали здесь жить совсем недавно. Может быть, все из-за того, что тут всем заправляет Ватикан. Все и каждый должны быть связаны с Ватиканом.

– Не думаю, что это так уж плохо. Все зависит от того, что за народ – люди и роботы – управляет Ватиканом. Если они неглупы, то должны порадоваться появлению нового человека, не дурака и с новыми идеями.

– Поживем – увидим, – сказал Теннисон и вздохнул. – Спешить все равно некуда. Поживу с неделю – узнаю получше, что меня тут ждет, если ждет что-нибудь.

– Такое впечатление, что ты не прочь остаться. Как минимум на какое-то время.

Он покачал головой.

– Ничего определенного не могу сказать. Мне нужно временное прибежище. Но, думаю, в Давентри вряд ли додумаются, что я сбежал на корабле, улетевшем на Харизму.

– Есть вариант, – сказала Джилл, – они могут подумать, что ты утонул в море. Если радар засек твой флайер. Они же при всем желании не смогут доказать, что ты с него спрыгнул?

– Нет, не смогут, если только кто-нибудь не найдет парашют. А это, я думаю, маловероятно. Я его надежно спрятал под складом.

– Значит, можешь быть спокоен. Неужели они так злы на тебя, что помчатся за тобой в эту дыру?

– Нет конечно. Вся эта история – более или менее из области политики. Просто некоторым это помогло бы обвинить меня в смерти маркграфа, и все.

– Им нужен козел отпущения.

– Вот именно, – кивнул Теннисон. – Очень может быть, что мое исчезновение их в этом убедит еще больше. И все будут довольны. И сейчас мне, по правде говоря, совершенно безразлично все, что происходит на Гастре. А ты? Наверное, выложила немалые денежки, чтобы добраться сюда?

– Да, потратиться пришлось изрядно, но в моем деле всегда есть известная доля риска. Но в любом случае, думаю, я потратилась не зря. Думаю, тут можно накопать такого, что результат в конце концов оправдает все затраты. Даже если я не сумею пробраться в Ватикан, я все равно что-нибудь да разузнаю. Не столько, сколько хотелось бы, но все равно.

– Это как понимать?

– Ну, смотри: я иду к ним, а они, допустим, меня не пускают. Даже не хотят разговаривать. То есть полный от ворот поворот. Могут даже, если сильно рассердятся, вышвырнуть меня вон с планеты. Спрашивается, почему они это сделают? Почему они откажутся со мной говорить? Почему им понадобится вышвыривать меня вон? Что вообще происходит? Что происходит в этом громадном секретном учреждении, чего нельзя вытащить на свет божий? Что они пытаются скрыть?

– Понятно, – кивнул он. – Ты права, из этого можно сделать кое-какой материал.

– Уверяю тебя, к тому времени, когда они меня вышвырнут, у меня материала не то что на статью – на книгу хватит.

– А как тебе это в голову пришло?

– То тут, то там что-то слышала. Несколько лет подряд. Слухи, сплетни, болтовня всякая. Достоверной информации – почти ноль. Но если собрать все воедино, было бы весьма интригующе.

– В общем, ты несколько лет пыталась найти разгадку?

– Точно. Я упорно трудилась. Не все время, конечно, но как только выпадала возможность. И чем больше я об этом думала, тем больше убеждалась, что тут можно многое найти, стоит только копнуть поглубже. Хотя не исключено, что я сама себя убедила. Вполне может оказаться, что тут ничего серьезного и нет – просто кучка тупых роботов вовсю трудится над каким-нибудь совершенно бессмысленным проектом.

На какое-то время они умолкли, целиком поглощенные едой.

– Как тебе твой номер? – поинтересовалась Джилл. – У меня – вполне приличный.

– У меня тоже, – кивнул Теннисон. – Не роскошный, но жить можно. А одно окно выходит на горы.

– Тут, оказывается, нет телефонов, – сообщила Джилл. – Я спросила, и оказалось, что на планете вообще нет телефонной связи. Электрическое освещение есть, и я удивилась, что телефонов нет. Похоже, никто не знает почему.

– Ну мало ли почему. Может, им тут не нужны телефоны, – высказал предположение Теннисон.

– Прошу прощения, сэр, – раздался мужской голос у него за спиной. – Извините, что помешал, но это очень важно…

Теннисон оглянулся.

Рядом со столиком стоял мужчина. Высокий, чуть старше средних лет. У него были резкие черты лица, черные гладкие волосы, слегка тронутые сединой, и узкие усики.

– Если я не ошибаюсь, сэр, – сказал незнакомец, – вы – доктор. По крайней мере, мне так сказали.

– Верно, – ответил Теннисон, недоумевая. – Меня зовут Джейсон Теннисон. Моя спутница – мисс Джилл Робертс.

– Моя фамилия Экайер, – представился мужчина, слегка поклонившись. – Я из Ватикана. Наш врач погиб несколько дней назад. Несчастный случай на охоте.

– Ну, если я могу чем-нибудь помочь…

– Прошу извинить, мисс, – прижав руки к груди, проговорил Экайер, – что я вынужден прервать ваш обед и увожу вашего спутника. Но одна женщина у нас очень больна. Доктор, если бы вы согласились осмотреть ее…

– Мне нужно сходить за чемоданчиком, – сказал Теннисон. – Подождите, я только поднимусь к себе в номер.

– Доктор, я взял на себя смелость, – сказал мужчина из Ватикана, – и попросил управляющего распорядиться, чтобы ваш чемоданчик доставили сюда. Он ждет вас в вестибюле.