Текст книги "Камфорные таблетки от быстрой смерти"

***

Несмотря на все проблемы и синдромы, память у Ваньки была отменная. И брошенное мимоходом «пойдем, куда хочешь» он надежно припрятал и ранним утром предъявил полусонному Кириллу. Предъявил так, что не отвертишься. Просто вцепился в руку и повел за собой. Как выяснилось, в поликлинику. Кир не стал спорить. Во-первых, обещал. Во-вторых, Ваньку не переубедить. В-третьих, он и сам слегка испугался таких выкрутасов организма.

Кир отрапортовал равнодушной докторше, мол, жалобы на колющие боли в области сердца. «Осадки маловероятны. Местами по области сердца боли». Затем Кир был выслушан, прощупан и отправлен восвояси с приказом явиться через три дня на УЗИ сердца в кабинет такой-то. Кир знал, что ни на какое УЗИ не придет, но хотя бы Ваньку успокоил.

Потом Кирилл уговорил мелкого зайти в родную и, слава богу, недавно законченную школу. Его всерьез разбирало любопытство, что за космическая программа, о которой никто не слышал? Неужели, и правда, такая секретная?

Школа уже замерла в ожидании 1 сентября. Над входом висели плакаты «добро пожаловать», разноцветные флажки трепетали на ветру, запах краски из коридоров почти выветрился, а на отмытых окнах спортзала играло солнце.

– Вань, смотри, а вот здесь я стоял на линейке в первом классе. А тут раньше была раздевалка.

Кирилл шагал по коридорам, знакомым и привычным, и вдруг подумал, что, наверно, школа будет помнить его, как помнит деда Витю дом в шахтерском поселке, как поле скучает по космонавтам Цветкову и Гаджиеву.

Оставив Ваньку ждать снаружи, Кир заглянул в школьный музей. Смотрительница страшно обрадовалась, что выпускник уже соскучился по альма-матер.

– Теть Марин, а вот скажите, я подзабыл, у нас в городе были известные космонавты?

– Ну как же? Я же вам рассказывала на экскурсии! – Тетя Марина потащила его к стенду в углу комнаты. – Да вот же! Саша Митин. Тоже наш ученик.

С черно-белой фотографии доброжелательно глянул вихрастый темноглазый пацан лет десяти, чем-то похожий на Ваньку. Школьная форма была ему велика, худая шея утопала в пионерском галстуке, а под глазами лежали тени. Не был он похож на отличника боевой подготовки.

– Поначалу слабый был, потом бегом-плаваньем занялся. Физрук его на соревнования даже ставил. После девятого уехал поступать в летное училище.

– Значит, он не здесь готовился к полетам?

– Да бог с тобой, у нас и негде, один стадион на весь город.

– А сейчас он жив?

Простой вопрос неожиданно поверг женщину в панику. Она схватилась за щеки:

– Ой, а я ведь и не знаю. Да как же это? Я же про всех… я про всё… А тут…

Она так распереживалась, что Кириллу стало жалко ее.

– Да ничего, теть Марин. Это я так спросил, просто.

Он распрощался, чтобы не смущать историчку, да и Ванька заждался.

Братья уже прошли несколько кварталов, а Кирилл все не мог успокоиться: размахивал руками и говорил чересчур громко, хорошо, что в разгар рабочего дня прохожих им не встречалось.

– Я не понимаю! Как это может быть? Есть музей, есть улица имени Ледовского, место приземления «Сибири» отметили памятником, значит, люди знали про космонавтов! Почему теперь о них никто не помнит? Времени прошло всего ничего!

– Люди все забывают, – задумчиво заявил Ванька.

– А куда мы собственно идем? – опомнился Кир. За разговором они шагали не оглядываясь по сторонам и забрели в незнакомый переулок.

Кирилл примерно представлял направление, нужно было взять левее, но переулок все петлял, превращаясь в настоящий лабиринт. Окна начинались только на уровне 4 этажа, а ниже стены из рыжего кирпича были сплошь глухими, лоскуты ярко-синего неба мелькали высоко-высоко над головами.

Кир чувствовал смутную тревогу и уже всерьез собрался повернуть назад, как переулок наконец закончился.

Братья вышли в незнакомый парк. Перед ними лежали несколько параллельных дорожек, Кирилл хотел свернуть на левую, но Ванька уверенно потянул его к центральной дорожке. Не было слышно ни птиц, ни людей, только ветер шуршал в совершенно желтой листве. Во всем городе еще лето, а здесь октябрьский листопад. Но вот появилась и зелень – с двух сторон аллеи выстроились аккуратные елочки.

Кир дотронулся до нежных изумрудных веточек.

– Странные какие елки. Необычные иглы.

– Ки-и-парисы, – отозвался Ванька.

– Да ну. У нас они не растут.

Мелкий указал на металлическую табличку. Такие стояли возле каждого дерева. «Кипарис посажен летчиком-космонавтом М. Гаджиевым», «Дерево посажено в память о летчике-испытателе А. Ледовском его товарищами по отряду».

– Аллея космонавтов! – ахнул Кирилл, – Никогда не слышал о такой в нашем городе!

Резко похолодало, поднялся пронизывающий ветер. Киру совсем не хотелось, чтобы Ванька простудился в легкой ветровке, но тот очень серьезно подходил к каждой табличке и вдумчиво прочитывал каждую надпись. Не торопился.

В воздухе запахло снегом, потемнело, Кирилл машинально поднял глаза к небу, но туч не было, ни одной. Небосвод оставался абсолютно чистым и синим. Высоким. В воздухе и правда закружились легкие снежинки.

– Что это? – Ванька подбежал к брату, обхватил его руками. В голосе мелкого слышалась паника.

– Ничего, просто снег пошел. Циклон какой-то.

Кирилл говорил уверенно и спокойно, но и его скребло острое чувство тревоги. Он не понимал, что именно беспокоило, пока Ванька не повторил рукой движение снежинок. Тогда и Кир увидел: снег шел снизу вверх, возникая из ниоткуда и тихонько поднимаясь к ясному небу.

– Пойдем скорее, – заторопился Кир, он закутал Ваньку в свою куртку и легонько подтолкнул вперед.

Скоро аллея привела их к открытой эстраде. На круглой площадке стояли в три ряда низкие скамейки без спинок, а перед ними дощатая сцена-ракушка. Пахло лесом, на влажной земле валялись желуди и хвоя.

Все они были здесь: Цветков, Гаджиев, Митин, Ледовский. Кирилл сразу узнал их. Молодые, подтянутые, как на дедовой фотографии, но словно безмерно уставшие. Снег поблескивал на ворсе их шинелей.

Гаджиев – смуглый и горбоносый, в черных кудрях запутались снежинки —играл на губной гармошке простую, но пронзительно нежную мелодию.

Цветков круглолицый и конопатый, фуражку надел набекрень. У Митина под глазами тени, как в детстве. Они начертили мелом на скамейке клетки и играли желудями в шашки.

Ледовскому на вид 35—40, но он совсем седой, даже брови. Расхаживал, заложив руки за спину, между скамеек.

Увидев мальчишек, космонавты подошли. Без удивления и без особой радости. Кирилл растерялся, не зная, что сказать, но Ванька шагнул вперед и серьезно по-взрослому протянул руку Цветкову. Тот так же серьезно пожал ее, сказал: «Здравствуй».

– Я Ваня Травин. А это Кирилл – мой брат.

– Мы знаем, – чуть улыбнулся Гаджиев. – Садитесь, – гостеприимно предложил он.

Удивительно, но эти взрослые дядьки (даже если оставить вопросы о том, кто они, что делают здесь и почему не стареют) вели себя с мальчишками на равных. Через пару минут Ванька, тот самый Ванька, что не мог даже взглянуть на чужого, непринужденно болтал с Гаджиевым, смеялся, и тот учил его играть на губной гармошке. Оторопевший Кир смотрел бы на это зрелище до ночи, но его окружили остальные испытатели, расспрашивая о разном. Им все было интересно: какие сейчас телевизоры и самолеты, куда люди ездят отдыхать, о чем снимают кино, куда Кирилл пойдет учиться, какие платья в моде у девушек. Кир поначалу стеснялся, но, чувствуя их открытость и дружелюбие, скоро болтал о всякой всячине. Холод уже совсем не чувствовался.

Но наступил момент тишины в разговоре, когда каждый задумался о своем. Тихо подошли Гаджиев и Ванька. Тогда Кир понял, что пора спросить о главном.

– Вы здесь все время? И не можете уйти?

Цветков покачал головой.

– Не можем.

– А почему? – подал голос Ванька. – Разве вам не хочется домой?

Летчики встали плотнее друг к другу, невидимой стеной отгораживаясь от братьев. Ледовский ответил:

– Мы военные, и у нас приказ: довести эксперимент до конца. Пока приказ не выполнен, ждем здесь. Осталось всего два этапа, но их некому провести. Все умерли или пропали без вести.

Такая тоска слышалась в голосе этого мужественного человека, что сердце Кирилла болезненно заныло. Беспомощный. Бесполезный.

– А еще, – добавил Митин, и лицо его просветлело и стало немного детским, как на фотографии в школьном музее, – мы хотим посмотреть. Вдруг там, – он показал глазами в небо, – нас правда кто-то ждет?

– Ну, будем прощаться, – Цветков тяжело поднялся.

– Возьми, – Гаджиев протянул Ваньке гармошку, – играй на ней иногда.

– Спасибо, Марат.

– До свиданья, – Кирилл взял Ваньку за руку. Ох, не разреветься бы еще при нем.

– Прощайте, – Ледовский поднял ладонь к козырьку.

Уходя, Кирилл не выдержал, оглянулся, чтобы еще раз увидеть их, выстроившихся в ряд под моросящим снегом. Вот так они будут стоять здесь и месяц, и год? Всегда? Ванька с силой рванулся назад. Он достал из кармана синий пузырек. Открыл зубами пробку и протянул космонавтам на ладони горсть оранжевых шариков.

Дурень! Сейчас не время играть в доктора! Но летчики обрадовались. Они разбирали ягодки физалиса и отправляли их в рот, словно в жизни ничего вкуснее не ели. Кир ухватил мелкого за воротник и, бормотнув извинения, утянул за собой.

Стоило сцене-ракушке скрыться за деревьями, они наткнулись на ржавые ворота, за которыми шумел проспект Первопроходцев и стоял солнечный летний день.

Они возвращались домой пешком. Каждый перебирал в памяти события последнего часа. Ванька не выпускал из рук подаренную гармошку.

– Вот это люди, правда, Вань? Настоящие герои. Как в учебниках истории.

Ванька замотал головой.

– Как нет? Почему?

– Они просто сидят, – пожал плечами Ванька. – Зачем?

– Думаешь, герои только те, кто бежит в атаку? Иногда гораздо тяжелей ждать. Вот так стоять и не двигаться с места. Или отказаться от чего-то очень важного ради других. Понял?

Ванька не ответил.

Допоздна они просидели за настройкой и освоением микроскопа. На рассвете поднялись сами без будильника. Молча выпили горячий чай, стоя на кухне у открытого окна, из которого ощутимо тянуло осенним холодом. Очень тихо, чтобы не разбудить маму, она только вернулась с тяжелой смены, вышли из квартиры. На лестнице никого не встретили, дом еще сладко спал под теплыми одеялами. На старом отцовском велике – Ванька на багажнике и сумка на раме – доехали до Пионерской площади и остановились напротив здания вокзала.

Из дедовой папки с документами Ванька достал ветхий Приказ №15-С. «В связи с необходимостью освоения… приказываю провести заключительные этапы эксперимента… „Камфорные таблетки от быстрой смерти“ … с целью проверки означенного средства в условиях реального опыта». Под строчками виз, утверждений и подписей значилось «Согласовано. Главный врач В. Травин». Рядом с фамилией деда, Виктора Травина, Ваня Травин твердой рукой вывел свою подпись.

Кир присел перед ним на корточки.

– Я думал, из нас двоих я старший и сильный. Оказалось, наоборот.

– Да, – очень серьезно ответил Ванька.

– Ну, мне пора?

– Иди. Не бойся.

Кир закинул сумку на плечо и, не оглядываясь, зашагал через площадь. Примерно на середине ее к нему присоединились четверо в синих шинелях. Они скрылись в дверях вокзала. За стеклянными стенами заклубился дым, и брызнуло пламя, полукруглая крыша башни разъехалась в стороны, открывая нос ракеты-носителя. Площадь заволокло белым дымом, и ракета обстоятельно и неторопливо стала подниматься над Землей.

– Мальчик! Мальчик, это же Пионерская площадь? – сквозь клубы дыма проступила размытая фигура и взяла Ваньку за плечо.

Еще немного люди на площади постояли, запрокинув головы, и побежали по своим делам. Дым рассеивался. Опустевшее здание людской поток огибал с двух сторон, соединяясь у нового современного и большого вокзала.

– Это площадь Пионеров Космоса, – громко и четко ответил Ванька.

Не там ли наши?

Шеф сказал, что приготовил не командировку, а натуральный курорт. Заинтриговал и уткнулся в экран – ответить на срочный видеозвонок. У него все звонки срочные.

Пока шеф вдохновенно ругался на смеси грузинского с английским, Лена скромненько ждала, сложив руки, как школьница на общей фотографии. В кабинете было сумрачно и прохладно, пахло ароматизатором «гроза в лесу». Только тонкая полоска света между шторами напоминала о том, что снаружи свирепствует солнце, и жара уже с утра приближается к 35 градусам. Плавится асфальт, обгоревшие туристы хватают с лотков ледяную воду, а местные прихлебывают из пиал подсоленный чай.

Как большинство тучных людей, шеф жару не выносил и сутками прятался в кабинете. Рабочий стол покрывался все новыми слоями документов, а кофейные чашки громоздились башенками. Еще на столе стояли портрет юного Петра I, коллекционные фигурки серии «Нулевой отряд космонавтов» – Митин, Гаджиев, Цветков и Ледовский, бюст Гагарина, макет Вояджера под стеклянным колпаком. Шеф, похоже, здорово не доиграл в детстве. Неудивительно, если прячет в шкафу железную дорогу или другие винтажные игрушки. Вообще-то мужик он хороший, понимающий. Ворочает миллионными (а может, и миллиардными) проектами, а каждого сотрудника знает в лицо и по имени. Если готовишь к путешествию огромный лайнер, нельзя сомневаться даже в самом мелком винтике. Лена и есть такой винтик.

– Обнимаю дорогой! Привет семье! – неожиданно по-русски попрощался шеф и завершил звонок.

– Так вот, душа моя, на Алкесте есть работа. Больничный давно закончился, ты уже полгода сидишь с бумажками, а так съездишь, развеешься. Ко вторнику будешь дома. Атмосфера почти земная, никакой сбруи тащить не надо.

– Мне же отчет по закупкам сдавать, – вяло запротестовала Лена, чувствуя подвох. Что могло ему понадобиться на маленькой пустой планетке? Ископаемые фирму не интересуют, туризм в том секторе до сих пор запрещен.

– Не спорь со мной, – хохотнул шеф. – Я же дракон, могу и огнем плюнуть! Помнишь, был такой лайнер «Григорий Кузнецов»? Про него мно-ого тогда говорили.

– Помню. Он взорвался.

– Да, как раз в том районе. Нужно найти от него что-нибудь. Кусок обшивки, провод, фуражку. Хоть что-то. Мои оболтусы проворонят, а ты своим зорким глазом что-нибудь да зацепишь.

Видно было, как не хочется ему ничего объяснять, но Лена все же спросила:

– Разве поисковая команда не собрала все еще тогда? Лет 20 прошло.

– Да не было команды, – шеф ровнял ребром ладони строй фигурок. – Такое время. Почти все деньги на нем потеряли, влезли в долги. Мы же знали, что ничего ценного уцелеть не могло, ну и спасать, конечно, некого. Так и не послали.

– А теперь…

– А теперь суды из-за страховки доползли до самых верхов. Вещдоки, экспертизы. Тебе лучше не знать. Все формальности. Принеси мне хоть пуговицу, чтобы я закрыл уже эту папку и убрал в сейф навсегда.

– Ясно, – коротко сказала Лена и направилась к выходу.

За спиной шеф обрушил пирамиду чашек.

В маленьком служебном порту ее уже заждались. Молодой техник-узбек вытирал лоб форменным шейным платком, поглядывал нетерпеливо. И его, привычного, допекла жара. Хотелось поскорей сделать работу да пойти уже к себе пить чай и дремать до конца смены.

Он провел Лену на поле, где обжигающе пахло горячим металлом, и воздух, как желе, дрожал над плитами площадки. Четырехместный корпоративный шаттл стоял в полной готовности. Сверкающие поручни трапа раскалились и жгли пальцы. Внутри уже проверял аппаратуру Володя – друг детства, частый напарник по командировкам, увлеченный альпинист и лыжник. Он радостно замахал рукой: «Аленыш, привет! Сто лет тебя не видел!».

– У меня вообще-то выходной сегодня, – Володя пристегивался с тщательностью бывалого альпиниста. – Но я только рад от этой жарищи сбежать хоть в самый дальний Космос. Сейчас бы в горы. Чтобы морозец легкий, снег скрипит, на солнце переливается, представляешь?

Лена закрыла глаза, но вместо снега ей виделись горы липкой меловой пыли. Хотелось вымыть руки. Подождав, пока стихнет стартовый шум, она спросила:

– А ты помнишь ту катастрофу с «Кузнецовым»?

– Помню, тогда меня старик мой первый раз взял в Гималаи. Он поднимался на Лхоцзе, а я, конечно, внизу сидел, в базовом лагере. И все стали передавать по рации, что взорвался большой лайнер, такой ужас, такой взрыв. Потом поутихли. А ты что-нибудь помнишь?

Лена помнила. Каждую минуту того дня помнила и до сих пор иногда видела во сне.

Отец Лены тогда работал техником-наладчиком, а мама медсестрой. Их обоих неожиданно вызвали в рейс, что бывало довольно часто, Двенадцатилетнюю дочь они отказались оставлять одну и сослали к бабушке. Вместо отдыха с родителями на побережье провести август в глухом поселке с неласковой и скучной старухой – так себе удовольствие, и Лена демонстративно дулась. Но с другой стороны – вольная воля. Поселок-то был непростой, а для служащих Галеевской обсерватории, которую опекали военные. Чужие здесь не ходили, хищников не водилось, и детям разрешали гулять где и когда угодно, только в лес далеко не ходите. Проснулась утром, спрятала в сумку на поясе булку и лети себе на все четыре ветра. Играли в индейцев и разведчиков, в вышибалы и догонялки, рыли пещеры, рыбачили и искали бабочек с резными крыльями. А в сумерках пропахшие сосновой хвоей и травами, все в песке, с гудящими от усталости ногами, они собирались у почты в центре поселка – наступало время пряток.

Для них словно созданы были звездные августовские ночи. Работникам обсерватории нужна кромешная тьма, иначе световое загрязнение мешает наблюдениям. Фонари в поселке не включали, а окна закрывались плотными шторами.

В тот вечер Лене пришла в голову гениальная идея. Цепляясь за столбы и перила крыльца, она влезла на крышу почты и рспласталась – в темноте ни за что не заметишь.

Она лежала и смотрела на тихое кружение Млечного пути. Нагретая за день крыша до сих пор хранила тепло. Небо мягко переливалось всеми оттенками от голубого до фиолетового, менялось неуловимо и беспрестанно. Сильно клонило в сон. Казалось, что она лежит на высокой-высокой горе, а далеко внизу слышался топот ног и веселые крики: «туки-туки за себя, туки-туки за Машу!», «Только за себя можно застукиваться!», «Надо сразу предупреждать!». Постепенно все приятели собрались, вышли из своих укрытий, стали искать Лену вместе: «Аленка, выходи! Мы уже не играем! Да где она?».

– Да ну ее, я домой.

– А вдруг она сидит и ждет, пока ты ее найдешь?

– Всю ночь сидеть не станет. Есть охота. Пошли.

Ребята разошлись, все стихло. Одна Лена осталась на всей планете, километры черных вод укрывали и баюкали ее, а звезды, проплывая мимо, тихонько покалывали кожу. Она резко села, дремота отпускала не сразу, ощущение колючек-звезд долго не исчезало. Это болели укусы мошек и царапины.

Лена спустилась с крыши и пошла домой. Шла медленно, преодолевая сопротивление черной воды. Наваждение рассеялось только на крыльце.

Из прихожей она сразу шмыгнула в кухню, где на столе под льняным полотенцем лежала горка пирожков и пахла одуряюще вкусно. Проглотив два и кровожадно вцепившись в третий, Лена поняла: что-то не так. От непонятной тревоги на секунду ослабли колени. Посуда грязная, по столу рассыпана мука, лежит скалка. Из гостиной слышен громкий бубнеж телевизора. А ведь бабушка лишней пылинки на столе не оставит, и слух у нее, как у летучей мыши.

Лена осторожно заглянула в темную комнату. Работал не маленький телевизор в углу, а «Ма́ксима» с экраном во всю стену.

– Что-то случилось? – спросила Лена.

Бабушка вертела в руках телефон. Не отрывая взгляд от экрана, она мотнула головой: сама смотри.

На матовой поверхности раз за разом возникал новенький космический лайнер на Петровских верфях, его роскошные каюты, бассейн и рестораны. Диктор суетился, явно не готовый к прямому эфиру: «И мы сообщаем… только что стало известно, по всей вероятности, новейший трехпалубный туристический лайнер „Авиаконструктор Григорий Кузнецов“ действительно погиб, дальние станции наблюдения КС зафиксировали беспрецедентный взрыв. Данные подтвердили…».

– А мама с папой на каком корабле? – спросила Лена. Она уселась у ног бабушки, машинально дожевывая пирожок.

– Не знаю.

– Но они же звонили?

– Нет.

– Они всегда звонят, когда…

– Нет!

«Кузнецов» отбился от графика на несколько часов. Из-за сильной бури сбоила связь, поэтому никто до сих пор не знал, успел ли корабль взять на борт пассажиров и основной экипаж или взорвался, только направляясь к своему порту.

«А мы напоминаем, что в случае, если туристы и команда успели занять свои места, катастрофа могла унести более пяти тысяч жизней. Будем надеяться на лучшее».

К прямому эфиру один за другим подключались эксперты и родственники пассажиров, и почему-то артисты. Все они находились в разных точках Земли: под водой, в пустынях, в городах. Новость о взрыве расползалась до самых дальних уголков. Планета шелестела вопросами «Ну что там? Как там?». Все замерли, ожидая, кто с интересом, а кто в отчаянии и надежде.

В руках бабушки завибрировал телефон. Она ответила еще до первой ноты звонка, послушала и швырнула телефон на диван.

– Спрашивают, не там ли наши, – зло процедила она сквозь зубы.

«Мы по-прежнему не знаем подробностей, на связи наш корреспондент…».

Телефон стал звонить каждую минуту и принимать сообщения, соседи стучали в дверь и окна, и все спрашивали одно: «Не там ли ваши? Не там ли ваши?».

Тоскливо-тревожные, как рассветный туман, слова сливались в какое-то «нетам ливаши» и чугунным шаром катались в голове. Затылок болел отчаянно, и глаза закрывались. Нетам ливаши? Нетам ливаши!

Разбудила ее бабушка. Лена лежала на ковре, укрытая шалью. Экран все еще показывал сходящий со стапелей «Кузнецов», но звук был убавлен до нуля. Шторы открыты, за окном светало.

– Иди ложись в кровать. Папа звонил. Они вместе в стыковочном порту. Ждут посадки на «Герат».

Лена включила звук.

«Главная новость последнего часа: на „Кузнецове“ не было пассажиров, погибли 20 человек – технический персонал, находившийся на борту».

И вместе с Леной облегченно выдохнула вся планета.

Кресло качнуло, и Лена поняла, что они на месте. Володю пришлось трясти за плечо, он спал, запрокинув голову, наверно, видел во сне свои снега и вершины. На Алкесте высоких гор не было, только прибрежные скалы, которые Володя презрительно назвал «кочками».

– А что еще есть?

Они надевали рюкзаки и готовились к выходу.

– Океан в основном. Один материк, несколько островов, мелкая живность, ничего интересного.

Лена спрыгнула на темный, похожий на растворимый кофе песок и сделала несколько осторожных шагов. За спиной ловко спустился Володя и договорил:

– Ничего интересного, разве что трехметровые сколопендры.

– Что?!

Володя рухнул на песок, всхрюкивая от смеха.

– Дурак!

– Ой, ты бы видела свое лицо! Сколопендры есть, но они всего-то полметра, и не здесь, а далеко на севере, в пещерах.

– Пойдем уже. Шутник.

До места падения обломков оставалось метров четыреста, которые они легко прошагали. Ноги в тяжелых ботинках совсем не вязли в крупном песке. Володя сразу ушел далеко вперед, а Лена задержалась на песчаной полосе между скалами и океаном. Планета и правда была очень похожа на Землю, только воздух прозрачней и даже на вкус соленый. Краски ярче, а притяжение чуть слабее. Они прилетели в ночь. Над гладкой фиолетовой поверхностью воды поднималась местная луна, Хлоя или Хола, Лена позабыла название. Ее плотного желтого свечения и мерцания звезд вполне хватало для предварительного поиска.

Лена просматривала каждый квадратный сантиметр, даже просеивала песок сквозь пальцы. За полчаса она продвинулась на несколько шагов, зато была вознаграждена находкой. В руках ее оказалась плоская квадратная коробочка из толстого темно-вишневого стекла. На гладкой крышке золотом выведено «Григорий Кузнецов». Внутри лежали удивительно тонко сделанные шахматы из черного и белого стекла. Миниатюрные лица воинов и монархов, их руки и складки одежды даже при таком освещении хорошо просматривались. Лене стало досадно и жалко отдавать шефу такую красоту. А что если…? Она заворожено гладила фигурки и рассматривала со всех сторон, совсем позабыв о деле.

– Аленка! – окликнул Володя, он почти бежал к ней по кромке воды.

– Иду, – спохватилась Лена и торопливо спрятала коробочку в карман.

– Не надо идти, можем лететь домой. Я все нашел.

Володя выглядел и довольным, и виноватым одновременно.

– Что ты нашел?

Он показал рюкзак, полный посуды с логотипами компании и форменной одежды.

– Я молодец-молодец? Как всегда тебя выручаю!

– Так много всего осталось? – удивилась Лена. – Я пойду тоже посмотрю.

– Не надо, а? Тебе неприятно будет.

Голос Володи звучал просительно и ласково. Что же он мог там найти? Она решительно обошла напарника и зашагала вперед. Володя следовал за ней.

– Туда, – он махнул рукой в сторону узкого прохода в скалах, – но я тебя предупредил.

Стройная Лена легко протиснулась в «дверь» и оказалась в довольно просторной пещере. Где-то над головой были, вероятно, еще отверстия в скале, очень слабый свет проникал и сюда. Это было жилище. Импровизированное жилище космического робинзона, который много лет назад непостижимым образом выжил в катастрофе и волей своей страшной судьбы оказался здесь. Еще тогда, двадцать лет назад, он собрал все, что уцелело и так же, как он, осело песчинками на поверхности Алкесты. Пульт внутренней связи, уложенный на камень, служил ему столом. Кусок обшивки, утеплитель и шторы стали кроватью. В естественном углублении в стене пещеры стояли книги.

Сам хозяин жутковатого дома сидел тут же на каменном выступе, прислонившись к стене и сложив руки на коленях. Трудно было сказать, как давно он мертв, но местный странный песок и соли, растворенные в воздухе, уже превратили его в статую – природный памятник самому себе. Рядом лежал укутанный в несколько слоев защитной пленки судовой журнал. Володя, должно быть, не заметил его. С журналом в руках Лена вышла наружу. Передала сверток напарнику. Помолчали.

Володя распаковал журнал и прищурился, пытаясь разобрать слова. Они могли, конечно, включить фонарики и даже прожекторы, но не хотелось нарушать тихую вечность этого места.

– Это штурман Иван Травин. Пишет, что…

– Не надо, – перебила Лена. – Что бы он там ни писал, он ждал помощи. Ждал, когда за ним прилетят. Каждый день говорил себе «нужно продержаться до вечера». И никто не пришел.

Они медленно возвращались по берегу, как будто не в командировке на чужой планете, а гуляют перед ужином на курорте.

– Как я скажу шефу? Это ведь он решил не посылать экспедицию.

– Думаешь, ему не все равно?

Лена представила кабинет, где шеф сутками работает, забывая о сне, растерянный взгляд, когда он узнает, на что своей бережливостью обрек штурмана. Шеф наверняка даже вспомнит его имя, ведь он помнит всех своих сотрудников. Возможно, ему придется объясняться с семьей погибшего. Еще один кирпичик вины на его плечи.

– Конечно, не все равно. Думаешь, раз большой начальник, то сразу бревно бесчувственное?

Володя с сомнением хмыкнул. Неторопливым шагом они дошли до «пляжа», где Лена нашла шахматы.

– Ты иди, – попросила она. – Я пять минут посижу, и двинемся домой, ладно?

Напарник глянул оценивающе, словно проверяя на прочность снаряжение, и молча ушел к шаттлу. Лена села на берегу, так что едва заметная волна дотрагивалась до подошв.

Сколько лет Травин прожил после крушения? Пять? Десять? Можно посмотреть потом в журнале. Вот так он сидел здесь каждый вечер. Наблюдал, как темнеет небо, проявляются звезды и тихонько кружат вокруг него – маленького потерянного центра Вселенной. Как над фиолетовыми водами восходит желтая Хлоя. Иногда из воды выпрыгивал морской зверь или рыбина. Он пересыпал в руках темный крупный песок. Хотел ли он вновь почувствовать вкус кофе? Построить лодку и уплыть на острова? Какими фантазиями занимал разум, чтобы забыться? Разговаривал ли вслух? Пересчитывал звезды? Пел? Потом поднимался и шел в свое жилище. Жаль, что шахматы нашла Лена. Найди их штурман, он получил бы удовольствие от игры сам с собой.

В кабине Володя читал судовой журнал «Кузнецова». Увлеченно перелистывал страницу за страницей, как в приключенческом романе. Лена сама проделала все стартовые манипуляции, на таком маленьком шаттле дело нехитрое, и опустилась в кресло. Только сейчас она почувствовала сильную усталость. Даже эта простенькая командировка, первая после болезни, вымотала ее до невозможности. Несколько часов и дома. Они приземлятся в тихую и теплую ночь, в порту их встретит дежурный. Будет сладко пахнуть ночными цветами. До жары она успеет добраться до квартиры, включить кондиционеры и завалиться спать.

– Ты вот меня перебила, – укоризненно начал Володя, – а я хотел сообщить, что наш робинзон там был не один.

– Что? – мысли беспомощно заметались. Смог спастись кто-то еще? Это невозможно! Один шанс к миллиону! Второго тела не было. А если жив? Тогда где? На островах или в пещерах? В глубине материка? Почему молчал? Шаттл назад не повернуть, он запрограммирован на простую траекторию – от точки до точки.

– С ним был «спутник». У нас их так называют.

– У кого «у нас»? Какой спутник?

– У альпинистов-высотников. Просто альпинисты первыми заметили и рассказали. Тогда и другие подтвердили. Подводники, военные, егеря.

– Что подтвердили? Не понимаю. Кто там был еще?

– Когда человек остается один в сложной ситуации, в горах, под водой, в тайге, когда страшно и одиноко, иногда начинает казаться, что кто-то есть рядом. Сопровождает. Помогает во всем, даже физически.

– Почему так получается? – Лена передернула плечами. Она верила только в науку, но все равно с детства не любила фильмы о призраках.

– Говорят, психика не выдерживает стресса. Активизируется правое полушарие мозга и дорисовывает нам спутника, чтобы снизить нагрузку на нервную систему. Что-то вроде того. Я не врач, не могу объяснить. Просто человеку всегда нужен другой человек.

– То есть у него были галлюцинации?

Володя поморщился, как будто Лена сказала что-то грубое.

– Ну, можно сказать и так, галлюцинации. Только гораздо сложнее. Их ведь не просто видят. Еще слышат, осязают, общаются. И они в самом деле помогают, не дают запаниковать. И видят их нормальные здоровые люди. Материалисты и все такое.

Володя защищал этих призрачных спутников, как собственных друзей. Лена проницательно прищурилась.

– У тебя такое было? Признавайся.

– У меня нет, что ты, – поспешил заверить Володя. – А вот старик мой рассказывал. У него напарника с рюкзаком и снаряжением унесло в пропасть, остался один, без всего, на 4600 и двое суток там просидел на ледяном карнизе. Вертолет не мог подобраться – высота да еще непогода. Он рассказывал, что через пару часов пришел спутник и все время пролежал у бати на ногах, согревал. Разговаривал с ним, травил анекдоты.