Текст книги "Как стереотипы заставляют мозг тупеть"

3

В конце концов спортивные журналисты Сиэтла переломили установку в 1978 году. Они увидели «Соникс» такими, какими они были. Это произошло не из-за их проницательности. «Соникс» начали выигрывать с теми же игроками. Все стало ясно. Недостатки не были единственной причиной, по которой команда проигрывала. Конечно, спортивные журналисты не совсем ошиблись. Игроки имели недостатки, которые, безусловно, способствовали их проигрышам. Но победа показала, что недостатки не были единственной причиной. Что-то еще имело влияние – то, о чем, Уилкинс догадался.

Как и у спортивных комментаторов из Сиэттла, в тот момент, когда Соникс начали выигрывать, мой собственный взгляд наблюдателя на достижения меньшинств и женщин, студенток колледжа, постоянно колебался из-за фактов. Дело было не в том, что у этих студентов не было недостатков. Образование не равно в этом обществе ни по доступу, ни по качеству. Социоэкономическое отставание, сегрегация социальных практик и ограниченная культурная ориентированность ослабили образовательные возможности некоторых групп больше, чем других, исторически и на постоянной основе. Эти различия вполне могут привести к соответствующим недостаткам группы в умении – достаточным для того, чтобы повлиять на достижения группы в колледже, и достаточным для того, чтобы на них указали наблюдатели. Тем не менее факты на моем пути последовательно указывали на эти недостатки не как на единственную причину.

И, возможно, главным среди этих фактов был тип студентов, которые участвовали в нашем исследовании. Они не были низкоквалифицированными, плохо мотивированными студентами со слабым образованием. Согласно любому нормальному стандарту, у них отсутствовал значительный психологический дефицит, или дефицит навыков. Они были среди лучших студентов колледжа страны, принятыми в один из элитных университетов. Также я видел неуспеваемость как среди сильных, так и среди более слабых студентов в классах Мичигана, и она присутствовала в большинстве классов колледжей, как показало обширное исследование литературы. Накопилось достаточно фактов против идеи недостатков, которые появлялись как полноценный отчет того, что я видел, и того, что показывали наши эксперименты.

Но пока я не слишком углубился, мне предстояло ответить сначала на гораздо более фундаментальный вопрос. Мне необходимо было знать, будет ли эффект стигмы, который Стив и я наблюдали в наших экспериментах с женщинами и математикой, распространяться на другие группы. Будет ли оказано давление на результат других групп, чьи интеллектуальные способности недооцениваются в обществе? Затронет ли оно успехи, скажем, афроамериканцев в сложных стандартизированных тестах – группы, с чьих академических сложностей началось исследование.

4

Примерно в это время в 1991 году я снова переехал из университета Мичигана в Энн-Арбор в Стенфордский университет, возвратился на облюбованное моей семьей западное побережье. Ко мне присоединился новый чудесный автор, свежеиспеченный доктор наук Принстонского университета Джошуа Аронсон (теперь знаменитый профессор Нью-Йоркского университета). Джошуа как доктор наук решил заниматься исследовательскими проблемами, связанными с теорией самоутверждения, которую я развивал несколькими годами ранее и которую преподавал студентам. Он только что закончил обширную диссертацию по этой теме. У него имелся интуитивный нюх к социальной психологии и к проведению экспериментов. Но, как и раньше Стив, Джош обнаружил, что работает с занятым профессором, погруженным в вопросы неуспеваемости, женщин в математике, возможных эффектов стигмы на интеллектуальную работу и ее продолжение. Загадки лежали на моем столе. И Джош, заинтригованный и полный идей, присоединился ко мне, пытаясь найти ответы. Я почувствовал, что мне повезло. Одна голова это хорошо, а две – лучше.

Мы рассмотрели факты перед нами: феномен неуспеваемости, мои интервью с женщинами и чернокожими студентами, результаты Мичиганских экспериментов, которые я провел со Стивом. Мы выстроили наши вопросы. Первым по важности был обобщенный вопрос: будет ли эффект давления стигмы, который Стив и я наблюдали с женщинами в математике, распространяться на другую группу, чьи интеллектуальные способности не уважают, такую, как афроамериканцы, группу, чьи академические проблемы запустили это исследование? Если бы это было так, у нас были бы веские основания полагать, что влияние стигматизации на интеллектуальное функционирование – это общее явление – может случиться с членами любой группы, одной или всех, чьи интеллектуальные способности рассматривались негативно в более широком обществе. Если бы это было не так, нам пришлось бы рассмотреть возможность того, что женщины имели некоторую особую уязвимость к этому давлению.

Второй вопрос сводился к следующему: если бы эффект давления стигмы случился с «черными» студентами, то он бы затронул и сильных «черных» студентов, как получилось с сильными в математике студентками в экспериментах со Стивом. Была причина задуматься. По сути рецензенты грантового предложения, которое я подал, чтобы получить финансирование для этого исследования, вообще усомнились в такой возможности. Они сочли, что трудно поверить в то, что давление стигмы такого рода, которое мы описали, может серьезно нарушить интеллектуальную деятельность сильных, мотивированных «черных» студентов в самых престижных университетах страны. Эти студенты, рассуждали они, были бы слишком сильны или слишком мотивированы, чтобы быть сбитым с толку таким давлением. Мы смогли понять их позицию, но не спешили сдавать свою: в конце концов к такой возможности нас привели в большей степени факты, нежели интуиция. Таким образом, мы знали, что наша задача состояла из двух частей: во-первых, проверить, возникнет ли эффект, который мы со Стивом получили со студентками в математике, также и у чернокожих студентов и, во-вторых, проверить, если он возникнет, будет ли он у сильных «черных» студентов. Оказалось, что нам повезло с местом проведения исследования: Стенфордский университет был одним из самых избирательных университетов страны.

Скоро мы приступили к эксперименту. Мы пригласили чернокожих и белокожих студентов Стенфорда, в основном второкурсников, в лабораторию в одинаковое время и предложили им сложный тест на вербальное мышление, составленный из элементов речевого раздела продвинутого GRE. На той ступени тест был сложен для студентов – подобные работы во время предварительного экзамена набирали не более 30 процентов. Тест вызвал бы разочарование. Мы предположили, что, как и волнение, возникшее из-за сложных математических тестов у женщин, у черных студентов может появиться разочарование из-за того, что они могут подтвердить стереотип о более низких интеллектуальных способностях их группы. Мы провели тест так же, как и в реальных условиях, не было ничего необычного, и предположили, что у черных студентов возникнет достаточное разочарование, чтобы ощутить угрозу.

Белокожим студентам тоже не понравилось бы разочароваться. Но они бы не беспокоились, потому что они не подтверждали ничего о своей группе, так как в обществе не существует стереотипа о более низких способностях белых.

Случилось то, что мы ожидали: белые студенты справились намного лучше, чем черные. Они получили в среднем на четыре пункта больше в тридцати пунктах, в получасовом разделе GRE – это огромная разница, сохранение которой в полной версии экзамена было бы значительным.[9]9
  Важно подчеркнуть, что мы использовали стандартные статистические процедуры, чтобы подогнать результаты наших «черных» и белых студентов под любые различия в навыках решения тестов (основываясь на их результатах АОТ при поступлении), которые могли существовать между черными и белыми студентами до эксперимента. Это позволило нам для всех целей и намерений отобрать «черных» и белых участников с одинаковыми навыками и знаниями в решении тестов.


[Закрыть] Как Стив и я когда-то заметили низкие математические результаты женщин в лаборатории, мы с Джошем заметили низкие результаты вербального мышления черных студентов в лаборатории.

Этот результат, конечно, имел и другие возможные объяснения. Мы уравняли «черных» и белых участников относительно их релевантных для теста знаний и умений. Но, возможно, чернокожие участники просто не были настолько мотивированы, как белые, чтобы пробиться, несмотря на разочарование. Возможно, они не восприняли тест серьезно. Или, может быть, тестовые элементы носили характер культурных предрассудков против них. Мы не могли понять только по нашему открытию, какое объяснение было лучше.

Чтобы выяснить это, нам нужна была другая часть эксперимента, которая исключала давление стигмы, которое чернокожие могли чувствовать во время решения теста. Как и в экспериментах с женщинами и математикой, наша задача состояла не в том, чтобы выяснить, как применить давление – мы предполагали, оно появится автоматически в обычных условиях испытаний, как только тест вызовет разочарование – а в том, как устранить его для черных в сложном интеллектуальном тесте.

Мы пришли к решению, отличному от того, которое мы со Стивом использовали для женщин и математических экспериментов. Мы использовали тот же самый тест, на котором чернокожие отстали при обычном тестировании. Но мы сказали другой группе участников, что тест был заданием для изучения решения проблем в целом, и подчеркнули, что он не измеряет интеллектуальные способности человека. При помощи такой инструкции мы сделали стереотип об интеллекте чернокожих безотносительным к интерпретации их опыта по отношению к этому конкретному заданию, так как оно не могло измерить их интеллектуальные способности. При помощи инструкции мы освободили чернокожих участников от угрозы стигмы, которую они могли бы иначе испытывать во время сложного теста на вербальное мышление.

И они ответили соответствующим образом. Они показали результат на том же более высоком уровне, что и тестируемые белокожие с равными навыками и знаниями, и значительно выше, чем чернокожие тестируемые, для которых тест был представлен как проверка вербальных способностей. Без риска подтвердить негативный стереотип об интеллекте их группы неуспеваемость, которую они могли бы показать по результатам теста, полностью исчезла.

Благодаря этой находке мы почувствовали, что с разумной степенью уверенности в себе можем говорить о том, что знаем три вещи. Во-первых, мы знали, что эффект давления стигмы на интеллектуальную эффективность был общим. Он не случился только с женщинами. То же самое произошло по крайней мере с двумя группами – женщинами и чернокожими участниками. В критических ситуациях тестирования в том обществе и в то время давление выступило групповой личной идентификацией, так же, как ограничения в бассейне были расовой личной идентификацией в Чикаго моей молодости. Такая идентификация связана с серьезными потерями – снижением результатов теста, от которого могут зависеть чьи-то возможности.

Во-вторых, мы знали, что, несмотря на озабоченность наших рецензентов по гранту и наши собственные опасения, личная идентификация была достаточно мощной, чтобы повлиять на результат теста сильнейших студентов в этих группах с наименьшим количеством академических и мотивационных проблем. Как и спортивных журналистов в Сиэтле, когда «Соникс» начали выигрывать, факты оттеснили нас от взгляда на недостатки этих групп в объяснении их недостаточной эффективности. Все больше и больше казалось, что было задействовано давление стигмы.

И в-третьих, найдя надежное средство воспроизведения в лаборатории неуспеваемости «черных» студентов, которую мы видели в реальной жизни, мы знали, что теперь можем рассмотреть ее вблизи – разобрать на части и увидеть, как она работает. Исходя из наших рассуждений, напрашивался вопрос: действительно ли люди, испытывающие давление стигмы, беспокоятся о подтверждении негативного группового стереотипа.

Мы исследовали это простым способом. Мы снова попросили чернокожих и белокожих студентов Стэнфорда пройти сложный словесный тест. Перед началом мы предложили им несколько примерных заданий так, чтобы они могли увидеть, насколько сложным будет тест, а затем показали список из восьмидесяти фрагментов слов. Каждый фрагмент представлял собой слово без двух букв. Их работа состояла в том, чтобы дополнить каждый фрагмент настолько быстро, насколько они могли, как в игре свободной ассоциации. Мы узнали из предварительного опроса, что двенадцать фрагментов можно дополнить словами, отражающими стереотип об интеллектуальных способностях чернокожих, например, фрагмент слова «-пой» может быть завершен как «тупой» или фрагмент «-ка» может быть завершен как «гонка». Если просто сесть, чтобы пройти сложный тест на способности, было достаточно заставить черных студентов вспомнить о стереотипах о своей расе, и эти студенты могут дополнить больше фрагментов словами, связанными со стереотипами. Они так и сделали. Когда чернокожим студентам сказали, что тест измеряет способности, они завершили большую часть фрагментов словами, связанными со стереотипами, нежели когда им сказали, что тест не является мерой измерения способностей. Находясь под давлением стигмы, они явно вспоминали стереотипы о способности их группы мыслить. Не находясь под таким давлением во время теста, белые не дополнили почти никакие фрагменты словами, связанными со стереотипами.

Джош придумал другой способ выяснить, какого рода беспокойство вызывал стереотип. Снова мы попросили черных и белых участников перед тестом составить рейтинг – на этот раз по своим предпочтениям различных видов музыки и спорта. Некоторые из них были связанны с образом чернокожих, например, баскетбол, джаз и хип-хоп, а другие – нет, например, плавание, теннис и классическая музыка. Интересно, что когда черные студенты собирались проходить тест на способности, они, как правило, отвергали вещи для чернокожих, проявляя меньший интерес к баскетболу, джазу и хип-хопу, чем белые студенты. Но когда тест был представлен как тест, не связанный с проверкой способностей, черные студенты выказывали сильное предпочтение вещам для черных людей. Они, казалось, избегали таких вещей, если предпочтение могло бы способствовать поощрению стереотипных представлений о них. Всеобщее внимание к стереотипу о группе – это то, чего они избегали.

Наконец, появились данные о том, что угроза подтверждения стереотипа вынуждала искать оправдания, искать нечто, что можно винить в неуспехе кроме себя. Мы спросили участников, как много они спали в ночь перед экспериментом. Чернокожие студенты, собиравшиеся пройти тест на способности, сообщили о том, что спали меньше, чем чернокожие студенты, собиравшиеся делать просто задание, и меньше, чем белые студенты с подобными ожиданиями. Перед риском стереотипного суждения студенты объяснимо искали способ смягчить удар, если он на них падет.

В дополнение к любым навыкам и мотивации, которые они имели, в дополнение к любым ожиданиям от выполнения теста, в дополнение к любым способностям и тенденциям, которые у них были, чернокожие студенты защищались от суждения о своей группе и о себе как о члене группы. Они решали тест, и другим он нравился, что было обусловлено историческим контекстом.

5

Ранние эксперименты дали понять, что нет никакой необходимости иметь академические недостатки, чтобы пострадать от давления стигматизации – настолько ясно на самом деле, что они выявили ироничную, противоположную вероятность: то, что делает вас восприимчивыми к давлению стигмы, – это в меньшей степени ваши академические недостатки, чем ваши академические сильные стороны! Если бы это было так, было бы чрезвычайно важно об этом знать. Это помогло бы нам лучше понять природу давления, и определить, кто подвержен ему сильнее. Наши эксперименты до этого момента не могли ответить на эти вопросы, ведь в них участвовали только сильные студенты. Мы не знали, что случилось бы, если бы мы добавили более слабых учеников. Будет ли на них также влиять давление стигмы? Значит ли это, что давление влияет на всех в группе со стигматизацией способностей? Или они не испытывали бы давления – значит, вместо этого что-то в сильных студентах одной из этих групп делает их особенно подверженными такому давлению? Чтобы ответить на эти вопросы все, что нам было нужно, – это выборка более слабых студентов из групп, которые мы изучали. Тогда мы могли бы повторить эксперимент и посмотреть, повлияло ли давление стигмы на их эффективность как на более сильных студентов из группы. У нас была только одна проблема: где найти выборку более слабых студентов в очень избирательном университете.

Иногда возможность сразу идет в руки – недостаточно часто, но иногда. Вскоре после публикации наших первых опытов новый студент магистратуры Джозеф Браун и студент-бакалавр Микель Джоллет, с которым он познакомился во время работы в качестве ассистента преподавателя, спросили, могут ли они со мной встретиться. Они представляли собой интересную пару – Джозеф, стройный ученый афроамериканский магистрант в тонко оправленных очках, прочитавший фактически все книги, которые вы бы хотели иметь, и Микель, очень энергичный студент колледжа, одетый в стиле хип-хоп, который кипел уверенностью и духом предпринимательства. На самом деле Микель должен был стать в своем не столь отдаленном будущем солистом весьма успешной рок-группы The Airborne Toxic Event. Они были заинтересованы в эксперименте, который мы с Джошем провели, показывая эффект расового стереотипа на выполнение теста «черными» студентами Стэнфорда. У них возник вопрос. Случилось бы то же самое, если бы мы провели эксперимент в центре Лос-Анджелеса в школе, которую Микель закончил тремя годами ранее? Что важно, у них была возможность это выяснить: Микель все еще поддерживал связь с бывшими учителями в средней школе. Он считал, что они разрешат ему провести эксперимент там. Возможность представилась.

Вооружившись в кратчайшие сроки пакетами экспериментальных материалов, Микель полетел в Лос-Анджелес, чтобы повторить в своей старой средней школе тот же эксперимент, что мы с Джошем провели в Стэнфорде. Он вошел бы в его дипломную работу. Он дал трудный тридцатиминутный тест (раздел устного экзамена АОТ) для групп белых и черных учеников в свободных классах. Для тех групп, в которых он хотел, чтобы черные ученики испытали давление расового стереотипа, он поступил так, как когда-то мы с Джошем: он просто сказал, что тест был проверкой словесных способностей. Помните? Это маленькое предложение напоминает чернокожим, что перед ними тест, в котором их работоспособность может подтвердить существующий стереотип об интеллектуальных способностях в их группе. Для групп, в которых он хотел, чтобы черные ученики не испытывали никакого давления со стороны расового стереотипа, он снова поступал так, как мы: он описал испытание как способ исследования решения проблем в целом, а не тестом, диагностирующим индивидуальные различия в способностях. Это делало стереотип о способностях чернокожих стереотипом, не имеющим отношения к их выполнению заданий, поскольку якобы задача теста не касалась стереотипа (интеллектуальных способностей).

Потом он сделал то, чего мы с Джошем не делали. Он измерил, насколько его участникам эксперимента уделяли внимание школе, насколько они отождествляли себя с хорошими учениками. То, что он обнаружил, было интересно и выявило иронию, о которой мы подозревали все это время. В случае с половиной участников, которые очень сильно заботились о школе, Микель получил именно то, что нашли мы с Джошем. Черные ученики показали результат значительно хуже, чем одинаково квалифицированные белокожие ученики, когда тест был представлен в качестве теста способностей и они рисковали подтвердить негативный стереотип о способностях группы. Но чернокожие выступили так же хорошо, как и одинаково квалифицированные белые, когда тест был представлен как задание, не диагностирующее интеллектуальные способности, при этом они не рисковали подтвердить стереотип о способностях. Черные школьники в академическом авангарде средней школы Микеля в центре города реагировали так же, как черные студенты Стэнфорда. Их подкосила возможность подтверждения негативного стереотипа о способностях их группы.

Но этого не произошло с чернокожими в академическом тылу средней школы Микеля. Черные участники, которым было все равно как учиться, невозмутимо отнеслись к стереотипу. Они показали одинаковый результат независимо от того, был ли тест представлен как проверка способностей или как лабораторное задание без диагностики. И в обеих группах они выступали на том же уровне, что и белые студенты, которые, как и они, не заботились о достижениях в школе и не владели сильными навыками.

Прежде, чем сделать вывод, что безразличие к школе является хорошим средством от давления негативных стереотипов о способностях, мы должны обратить внимание на большую заминку – ни один из учеников в арьергарде не выполнил тест хорошо. Арьергард чернокожих студентов поработал ничуть не хуже под давлением стереотипа, чем при отсутствии давления стереотипа. Но, как их белые единомышленники, они плохо справились в обеих ситуациях. Им просто не хватало навыков и мотивации, чтобы выполнить тест хорошо. Они вели себя достаточно согласованно. Они вежливо прошли тест. Но, когда стало трудно, они сдались без большого волнения: смотрели на часы на стене и ждали окончания.

Когда большинство людей думают о слабых школьных достижениях учеников из меньшинств, они думают об арьегардных учениках Микеля, которые имеют более слабые навыки и мотивацию и склонны отдаляться от школы. Наблюдателю, пытающемуся объяснить их плохой результат теста, как в случае со спортивными журналистами в Сиэтле в начале 1978 года, предоставлено изобилие недостатков: слабое предшествующее образование, проблемные общины, психическое повреждение от неуверенности в себе и низких ожиданий в результате отчуждения от школы, плохие академические навыки, еще большее отчуждения от школы, возможное отсутствие поддержки со стороны семьи, чуждая культура сверстников и так далее. Любые или все из этих вещей могут стоять за тем, что ученики сдались и плохо справились в эксперименте Микеля. Для этих учеников общепринятая мудрость казалась верной.

Тем не менее, расхожее мнение не было верным для передовых учеников, которые каким-то образом пережили эти проблемы и идентифицировали себя со школой, даже если они учились в городской средней школе. Единственное, что подавляло их результат в эксперименте Микеля, было давление отрицательного стереотипа и риск его подтвердить. Такое же давление снижало результат тестов черных студентов в Стэнфорде, и такое же давление подавляло производительность теста по математике у студенток в Мичигане. Когда давление было снято путем представления теста как лабораторного задания, они работали на высоте своего уровня навыков.

Вот ирония, о которой мы подозревали. То, что сделало лучших чернокожих учеников Микеля восприимчивыми к давлению стереотипа, были не слабая академическая уверенность и навыки, а сильная академическая уверенность и навыки. Их сильные стороны заставили их идентифицировать себя со школой, любить школу и волноваться о том, как хорошо они учились. Но в школе при работе над сложным материалом, который они считали способом диагностики, они столкнулись с дополнительным давлением стереотипа. В данном случае давлению подвергли их высокие ожидания.

Эксперимент Микеля показал кое-что еще. Он показал, почему избыточное давление трудно увидеть в повседневном школьном образовании: сильные чернокожие ученики под давлением стереотипа работают на таком же низком уровне, как и чернокожие неуспевающие ученики, которым не хватает навыков, чтобы работать лучше независимо от того, какое на них оказывается давление. Успеваемость в тесте этих двух групп неразличима. Легко упустить – при толковании результатов с точки зрения классного руководителя или еще с большего расстояния, со стороны приемной комиссии – что слабая эффективность этих двух групп имела разные причины. Часть этих учеников были, как «Соникс» в 1978 в начале сезона. Они могли не быть идеальными, но у них были навыки и мотивация к победе – в этом случае они могли показать результат передовых учеников, которыми они были. Все, что им было нужно, – это освободиться от давления стереотипа.