Текст книги "Фарландер"

Эш вернулся поздно. Выглядел он еще более уставшим, чем раньше, и, хотя в комнате было почти светло, наткнулся на умывальник.

«Опять голова», – подумал Нико.

Укладываясь спать, старик ничего не сказал и только хмыкнул. Что он делал едва ли не целый день? Где был? С кем встречался? Вопросы вертелись на языке, но Нико так и не решился ни о чем спросить, зная, что Эш, скорее всего, предложит помолчать. К тому же на первом месте у него было более неотложное дело.

– Холодная сегодня ночь, – сказал наконец Эш.

– Да.

– Ты поел?

Нико только теперь понял, что не поужинал.

– Нет, но я не голоден. Этот город начисто отбивает аппетит.

Старик осторожно поднялся с кровати, пошарил в мешке и достал несколько завернутых в промасленную бумагу овсяных лепешек.

– Мастер Эш… – начал Нико и замолчал, ожидая, пока старик повернется.

Эш протянул ему лепешку.

– Ешь, – не терпящим возражений тоном приказал он, хотя Нико и покачал головой.

– Мастер Эш, я хочу кое о чем спросить.

– Ну так спрашивай.

Нико собрал всю смелость.

– Я много думал… Не уверен, что это мое – быть рошуном.

Старик моргнул, словно у него снова возникли проблемы со зрением, потом развернул лепешку, отломил кусок и, не сводя глаз с Нико, сунул в рот.

Слова вдруг посыпались одно за другим, как камни с горы.

– Мне кажется, что во мне этого нет. Эта работа… она хуже, чем я думал. Вчера вечером… – Он покачал головой. – Быть солдатом, защищать родину – это одно, но то, чем мы занимаемся, совсем другое.

– Нико, – мягко сказал Эш, – если ты больше не хочешь быть моим учеником, так и скажи. Я все устрою, и ты сможешь вернуться домой.

Нико сел на полке.

– А как же наш уговор?

– Ты сделал все, что мог. Много работал, старался, смотрел в лицо опасности. Просто скажи. Я прямо сейчас отведу тебя на пристань и найду место на каком-нибудь корабле. Утром ты уже уплывешь отсюда. У меня нет к тебе никаких претензий. Если бы мог, я бы и сам так поступил.

А ведь Серезе была права, понял вдруг Нико. Он и впрямь хороший человек.

Эш завернул в бумагу остаток лепешки, отвернулся и убрал ее в мешок.

– Так ты хочешь уехать? – ровным голосом спросил старик, все еще стоя спиной к Нико.

Нико смотрел на него сверху. Сегодня Эш выглядел не просто усталым – он едва держался на ногах. И в его позе – неподвижной, с опущенными плечами и поникшей головой – заключалось все ожидание ответа.

Вопрос повис в воздухе, разрастаясь, отодвигая их друг от друга, делая чужаками, идущими каждый своим путем.

В голове у Нико как будто что-то блеснуло.

«Ты же умираешь».

Эти повторяющиеся головные боли, это постоянное употребление листьев дульче, это желание взять ученика… Эш был болен и знал, что добром дело уже не кончится.

Груз знания придавил Нико.

«Я никогда не прощу себе, если брошу больного старика одного в этом жутком месте».

– Нет, мастер, – услышал он собственный голос, – наверное, это город так на меня действует, вот и все.

Эш не повернулся сразу, но плечи его медленно расправились. Он перевел дыхание, а когда повернулся, никакой дистанции между ними уже не было, и оба вернулись к своим привычным ролям, мастера и ученика.

– Тебе надо хорошенько поспать. Завтра у нас долгий день. Если захочешь, поговорим утром.

Нико лег, положив под голову руку. Эш принял позу для медитации, выровнял дыхание и сосредоточил взгляд на двери.

Нико смотрел на потолок, до которого было не больше двух футов, и видел трещины в штукатурке, темные пятна сырости, теплый дрожащий отсвет лампы. Он слушал, как звякают, проваливаясь и катясь вниз, монетки. Он представлял их долгий путь по невидимым желобкам, путь, заканчивающийся в крепком, надежном сейфе, спрятанном в глубоком подвале.

Сколько еще осталось старику? Должно быть, у него какая-то болезнь, что-то неизлечимое.

Он знал теперь, что останется со стариком до конца, несмотря на все сомнения, несмотря даже на то, что решение это основано на чувстве верности и сострадании, а не на искреннем желании остаться.

Он скоро уснул и во сне увидел, что хоронит Эша рядом с тем местом, где лежит Бун. Во сне с ним была Серезе. Стоя у могилы, она говорила какие-то слова. Нико слушал, но сам ничего сказать не смог, а только положил на утрамбованную землю меч старика. Потом, уже уходя от могилы, он испытал печаль и облегчение. Ему даже показалось, что тяжесть в животе уменьшается с каждым шагом.

И у него, и у Серезе за спиной висел дорожный мешок.

Они не расставались целую вечность, путешествуя вместе и радуясь жизни, беззаботные и влюбленные.

Глава 23. В западне

В горах солнце садится быстро. Ближе к вечеру отбрасываемые ими тени уже растворялись в хмурых наползающих сумерках.

Колонна штурмовиков стала лагерем рядом с чистой горной речушкой. Люди устали – переход занял едва ли не весь день, причем шли по большей части пешком, потому как зелов пришлось оставить на побережье под охраной нескольких человек. Самый тяжелый груз достался мулам, чувствовавшим себя на горных тропах гораздо увереннее чистопородных, более крепких и сильных, но и менее поворотливых зелов. Приобрели их уже на месте, в порту, заплатив твердой имперской монетой. Пока одни солдаты обустраивали стоянку, другие разгружали усталых животных. Груз состоял по большей части из продуктов и частей артиллерийских орудий. Работали споро, стараясь не шуметь. Приказы в случае необходимости отдавались жестами. Офицеры отличались от рядовых единственно татуировками с обозначением их ранга на висках.

Пурды, члены элитного разведподразделения имперской армии, возвращались по одному. Свое название они получили от камуфляжа – особых накидок с капюшоном и вставками из травы и листьев. Каждый пурда работал в паре с огромным волкодавом, псом специально выведенной породы, обученным для такого рода работы. Возвратившиеся разведчики доложили, что ничего подозрительного не обнаружено, прилегающая территория чиста.

Тем не менее на ночь вокруг лагеря было выставлено двойное кольцо часовых. Костров не разводили. Спали в легких разборных сооружениях: брезентовое основание натягивалось на вбитые колышки, навес устанавливался чуть выше. Сидеть в них было нельзя – только лежать.

Прошедшие отличную подготовку, штурмовики работали уверенно, слаженно, без понуканий. Убедившись, что все идет как надо, полковник удовлетворенно кивнул, повернулся и направился в дальний конец лагеря, к одинокой, коленопреклоненной фигуре.

– Так вот он какой, да? – спросил полковник грубовато, наклоняясь к ягодному кусту, привлекшему, казалось, все внимание Дипломата.

Че даже не повернулся. Одет он был просто – обычные кожаные доспехи под плотной накидкой из серой шерсти.

– Да. – Он запахнул накидку поплотнее.

Полковник Кассус приподнял ветку с маленькими черными ягодками и, с любопытством посмотрев на них, кивнул.

– Какие странные. Напоминают череп, – заметил он, имея в виду белые крапинки на ягодах. – Нет, я бы такую гадость добровольно есть не стал.

– Я и не буду. Нужно лишь приготовить соответствующим образом, а потом помазать соком лоб. Все прочие способы употребления ведут к летальному исходу.

Полковник еще подержал ветку секунду-другую, потом отпустил. Кустик качнулся. Кассус выпрямился и посмотрел на стоящего на коленях Дипломата, который остался в прежней позе и даже не поднял головы.

– Когда?

Лицо Че накрыла легкая тень. В глазах что-то мелькнуло. Но что? Черты молодого человека сохраняли бесстрастное выражение, и полковник не в первый уже раз поймал себя на том, что испытывает непонятное беспокойство, причина которого остается скрытой.

Полковнику нравилось считать себя человеком тонким и восприимчивым. Проводника, похоже, что-то глодало. Что-то не давало ему покоя, и чем ближе они подбирались к цели, тем сильнее становилось внутреннее сопротивление. Объяснение могло быть только одно. «Судя по всему, дело ему не по вкусу» – вот к какому выводу приходил Кассус.

– Утром, – ответил после паузы Че. – Пусть люди пока отдыхают. С какой скоростью мы пойдем, по какому рельефу – ничего этого я сказать не могу.

– Ты и вправду будешь не в себе? – полюбопытствовал Кассус.

Че осклабился:

– Да, и вернусь не скоро.

Полковнику это не понравилось, и скрывать свое мнение он не стал. Но поскольку речь об этом заходила не впервые, то никаких новых заверений и гарантий Дипломат дать не мог, а потому промолчал, давая понять, что это не его забота.

Кассус повернулся и обвел взглядом лагерь. Работы подходили к концу. Некоторые сидели возле своих навесов и либо перекусывали сухим пайком, либо негромко переговаривались с соседями. Другие предпочли искупаться и уже успели раздеться и войти в холодную воду.

Из Коса они выступили в количестве восьмидесяти двух человек: полковник, восемь отделений по десять человек в каждом и этот чудной Дипломат, прикомандированный к группе решением Высшего Командования. Двое заболели на корабле, где и остались до выздоровления; еще двоих выделили для охраны зелов; один подвернул ногу, поднимаясь в гору. Потери вполне допустимые; по крайней мере, полковник ожидал больших. Теперь он имел в своем распоряжении семьдесят семь человек, четыре неполных взвода.

Но беспокойство не оставляло Кассуса. Собственно, оно появилось еще даже до начала этой второпях собранной экспедиции. По словам Дипломата, им могло противостоять до пятидесяти рошунов. Пятьдесят рошунов, да еще на своей территории. Им есть что терять и что защищать. Да, его штурмовики, возможно, лучшие солдаты во всей имперской армии, но такой расклад ему все равно не нравился.

Интересно, почему Матриарх не выделила им в поддержку армейский батальон? Проводить такого рода операции следует неторопливо, делая главную ставку на подавляющее численное превосходство. Скорее всего, против высадки на их территории столь крупных сил возражали местные князьки, а с ними общий язык найти бывает трудно, и золото помогает не всегда.

Не исключено, впрочем, что ходившие по Косу слухи соответствовали истине. В столице что-то замышлялось: срочно формировались новые роты, из тихих, отдаленных гарнизонов отзывались немалые силы. Сплетники твердили об одном и том же, и на сей раз полковник склонялся к тому, чтобы поверить им. Он и сам принимал участие не в одном крупномасштабном вторжении.

Че поднялся, отвел глаза от куста с черными, в крапинку, ягодами и наконец посмотрел Кассусу в глаза. И полковник снова невольно напрягся под холодным, пустым взглядом молодого Дипломата.

– Значит, утром, – сказал он, пережевывая комок тарвида.

Че кивнул и зашагал прочь.

Полковник исподтишка наблюдал за ним. Подойдя к своему стоявшему чуть в стороне от других навесу, Дипломат бросил под него дорожный мешок и опустился на землю – поджав ноги, лицом к заходящему свету, ладони на коленях, глаза закрыты.

Точь-в-точь один из этих придурковатых монахов Дао.

На корабле его замечали немногие, и те, что все-таки замечали, лишь покачивали головой, посмеивались да переглядывались.

«А ведь он опасен, – размышлял Кассус. – Не хотел бы я схватиться с таким».

Полковник отвернулся и сплюнул. «И скоро против нас будет пятьдесят ему подобных».

Он сделал глубокий вдох, заполнив легкие чистым горным воздухом, пробежал глазами по заснеженным вершинам окружавших лагерь хребтов. Они были где-то там. Они скрывались за стенами своего монастыря.

«Внезапность, – подумал Кассус. – Все решит внезапность».

Нико не знал, отчего проснулся. Что-то как будто толкнуло его, и он открыл глаза.

Газовая лампа еще горела. Эш по-прежнему сидел на полу в позе для медитации, и его взгляд из-под полуопущенных век держался на той же точке на двери. Нико потер усталые глаза. Сколько он спал? Час?

Снаружи, из коридора, долетел крик – громкие, бессмысленные, жалобные слова пьяницы.

Другого предупреждения не было.

Дверь с треском распахнулась и ударилась о стену, отколов кусок штукатурки. Нико вздрогнул и непроизвольно сжался. Он даже открыл рот, но ни крикнуть, ни даже ахнуть не успел – с ним случилось нечто невероятное: время замедлило для него ход и как будто повисло, зацепившись за краешек этого, первого мгновения.

Боковым зрением он видел, как рука Эша потянулась к мечу, который лежал обычно рядом. Но Нико знал, что сейчас рука найдет только пустоту, потому что меч, завернутый в холстину, находился под койкой, куда его, вернувшись, убрал сам Эш. В дверном проеме Нико увидел застывших, словно на картине, алтарников. Взметнувшиеся полы ряс застыли, словно на картине, так что он мог рассмотреть каждую складку.

А потом замершая противоестественно волна времени обрушилась и покатилась своим привычным ходом. Хаос ворвался в уши, оглушил и ошеломил, и Нико вдруг понял, что источник хаоса – Эш. Застигнутый вторжением в пассивной позе, атакованный первым алтарником, старый рошун сделал то единственное, что мог сделать в этой ситуации.

Он закричал.

Крик был дикий, первородный, могучий, как сама стихия. Ничего подобного Нико еще не слышал. Ничего подобного и не могло выйти из человеческой глотки. Сформированный и направленный волевым и физическим усилием Эша, он ударил в противника с такой силой, что тот опешил и выронил оружие, словно оно превратилось в раскаленный докрасна железный прут.

Воспользовавшись секундной паузой, Эш вскочил и схватил то единственное, что могло сойти за подобие оружия. Стул. От удара в лицо под маской хрустнули кости, а пострадавший отшатнулся и упал на тех, кто пытался протиснуться в комнату следом за ним. Продолжив атаку, Эш вытолкал алтарников в коридор и, навалившись на дверь, сумел ее захлопнуть.

– Нико… – произнес он с холодной сдержанностью, не столько успокоившей, сколько испугавшей юношу. – Брось мне монетку… быстро. – Чашка, в которой они держали мелочь для автоматов, стояла возле умывальника, и дотянуться до нее Эш не мог.

Пока Нико слезал с полки, дверь сотрясалась под ударами из коридора, и старик рошун удерживал ее из последних сил.

– Быстрее.

Опустив руку в чашку, Нико вдруг испугался, что не найдет ни одного четвертака, что он истратил последнюю монету, но тут пальцы нащупали заветный кружок, и он схватил его и бросил наставнику.

Поймав монету на лету, Эш изогнулся, бросил ее в щель на дверной раме и повернул ключ в замке. Дверь по-прежнему сотрясалась под градом ударов, и Фарландер не отходил от нее, по-видимому не полагаясь на крепость замка.

Нико шагнул к нему. Остановился. Повернулся. Подошел к окну. Что делать? Парализованный нерешительностью, он тупо смотрел на ставни.

Эш нахмурился, и в этот самый момент дверь с треском раскололась у него над головой, осыпав старика дождем щепок. Кто-то в коридоре взялся за топор.

– Окно, парень! Окно!

Повторять не пришлось. Окно оставалось их последним шансом. Нико толкнул ставни, и… ничего не случилось. Ставни даже не дрогнули. Требовалась монетка.

Он выругался и снова метнулся к умывальнику, хотя и знал, что в чашке уже ничего нет, что последний четвертак истрачен.

Нико в отчаянии повернулся к Эшу. Паника нарастала, и мысли разбегались.

– Кошелек! – рыкнул Эш. – Там! На койке!

И верно, кроме прочих монет, в кошельке нашлось две нужного достоинства. Нико вернулся к окну и попытался просунуть четвертак в щель, но пальцы дрожали, денежка выскользнула, упала и покатилась по полу к самым ногам Эша.

Старик что-то крикнул, но Нико не расслышал. Он подобрал монету и снова поспешил к окну. На этот раз все прошло как надо, ставни распахнулись, и в лицо ударил свежий ветер. Нико судорожно вздохнул. Снаружи было темно, в воздухе висел густой туман. Он высунул голову и посмотрел вниз – высоко. Ни пожарной лестницы, ни водосточной трубы поблизости видно не было.

– Мы в западне! – воскликнул Нико и отступил. Как оказалось вовремя, потому что в следующий момент оконную раму что-то раскололо. На пол упал обломок арбалетной стрелы. Кто-то стрелял в него с крыши дома напротив.

Нико отскочил в глубь комнаты.

Эш крикнул, что надо прыгать в окно напротив. Окно, о котором шла речь, было закрыто ставнями, а здания разделяло никак не меньше семи футов. Нико знал, что никогда и ни за что на такой прыжок не решится.

– Нико! – взревел учитель.

Дверь уже разваливалась под ударами топора.

Только теперь он заметил, что стоит возле стула. Нико схватил его, разбежался и швырнул стул в ночь. Бросок достиг цели.

– Откройте! – крикнул Нико, держась в стороне от окна. – Откройте!

Ставни чуточку раскрылись, и в щели между ними появилось сморщенное лицо. Самое странное, что Нико узнал соседа – это был тот самый старик, которого он увидел в первый день в Косе. Тот, который складывал что-то из спичек.

– Пожалуйста! – крикнул Нико и, подняв валявшийся на койке кошелек, швырнул его через переулок в комнату старика. – Возьми себе!

Ставни решительно захлопнулись. Нико едва не всхлипнул от досады, хотя, надо признать, испытал и некоторое облегчение. Вторая стрела расколола раму в дюйме от руки.

Внезапно ставни распахнулись во всю ширь. Старик беззубо ухмыльнулся, призывно махнул рукой и, чтобы не мешать, отступил в сторонку.

В животе у Нико похолодело. Он представил, как прыгает, и вспомнил свое падение с крыши таверны в Бар-Хосе. Точнее, не само даже падение – оно в памяти не сохранилось, – а мгновения перед ним, когда он, соскользнув к краю, повис, отчаянно шаря рукой и не находя ничего, за что можно было бы ухватиться.

В щели разбитой двери уже заглядывали алтарники. Эш рисковал головой, потому что каждый удар топора мог стать для него последним.

– Не могу, – выдавил Нико.

Эш не сразу понял, о чем речь, а когда понял, нахмурился.

– Мечи. Бросай их туда.

Нико растерялся, но сделал, как было сказано. Пошарил под койкой, вытащил завернутое в холст оружие и перебросил в окно напротив.

Дверь трещала вовсю, и Нико не услышал, как сзади подошел Эш. Рошун оттащил ученика от окна, а потом – чего Нико никак не ожидал – схватил его за пояс и шиворот, оторвал от пола и с воинственным рыком устремился к окну. Несчастный взвыл и замахал руками, но было поздно: Фарландер выбросил его из комнаты.

Пролетая над переулком на высоте четвертого этажа, Нико даже успел подумать, что у него получится.

Не получилось. Окно напротив вдруг подпрыгнуло, а Нико снова оказался в худшем из возможных кошмаров: он летел навстречу смерти.

На этот раз ему повезло больше. Раскинутые руки наткнулись на что-то, а пальцы ухватились. В роли спасителя выступил подоконник. Нико ударился о стену и повис, отчаянно скребя босыми подошвами по шероховатой поверхности.

Вверху, над головой у него, промелькнул и влетел в комнату, головой вперед, Эш. Выпущенная с крыши стрела разминулась с рошуном на считаные дюймы. А потом Эш снова возник в окне и, схватив Нико за запястья, рывком втащил в окно.

Пока Нико пыхтел и отдувался, лежа на полу, а старик, сидевший на койке рядом со сложенным из спичек домиком, шамкал беззубым ртом и радостно скалился, Эш, не обращая внимания на обоих, развернул мечи. Отбросив один Нико, он поднял свой ровно в тот момент, когда в окно влетел первый алтарник.

Эш оттолкнул Нико и пригнулся, уходя от бокового удара в шею. Его собственный клинок с быстротой молнии вошел и вышел из живота противника. Отпихнув ногой умирающего, он повел атаку на второго алтарника. Этот дрался лучше и, блокировав выпад Фарландера, ударил его кулаком в лицо.

Пока противники рубились, вынуждая Нико и хозяина комнаты отступать к двери и безжалостно круша мебель – удивительно, но домик из спичек оставался нетронутым посреди этого безумия, – пока звенела сталь и удары чередовались с блоками, а выпады с нырками, Нико добрался до двери и рывком открыл ее.

Надо убираться.

Он вывалился в коридор, держа наготове клинок. В следующую секунду с ним столкнулся Эш, отступавший под натиском противника, за спиной которого уже мелькали другие маски. Беззубый старик убрался на койку и радостно хлопал в ладоши.

Нико побежал по коридору. Эш бросился следом. Из одной комнаты высунулась и тут же спряталась голова. Рядом захлопнулась дверь. Коридор закончился площадкой и ступеньками, которые вели как вверх, так и вниз. Нико покатился вниз, ловко поворачивая на каждой площадке и пролетая через три ступеньки. В самом низу он выскочил в длинный коридор, в конце которого виднелась передняя дверь.

Он уже метнулся было туда, но Эш схватил его сзади за плечо, развернул и потащил за собой в противоположном направлении. Увлеченные погоней, преследователи в белых рясах такую хитрость не учли.

Прачечные, грязные ванны, стиральные доски и едкий запах крахмала… Нико бежал, слыша собственное хриплое дыхание, звонкие шлепки босых подошв по кафельному полу и глухой стук сердца. Поворот, еще поворот… газовый фонарь на стене… задняя дверь… Он вышиб ее плечом и вылетел в туманную ночь…

Туманную, но далеко не тихую.

Грохот и треск… разлетающиеся во все стороны осколки камня…

Нико замер, не понимая, что происходит, почему у него заложило уши и откуда этот сухой, оглушающий шум. А потом все стало вдруг ясно: в него стреляют. Причем не из одной винтовки, а сразу из многих.

Его наверняка нашпиговали бы пулями, если бы Эш не налетел сзади и толкнул в спину. Оба выкатились в ночь и торопливо отползли в сторону, в плотный туман, подальше от двери и фонаря. Туман скрыл их от стрелков, хотя пули и продолжали щелкать по стене у них над головой. Преследователи задержались в коридоре, опасаясь попасть под огонь своих товарищей. Эш и Нико поползли на четвереньках по улице. Удалившись на изрядное расстояние, старый рошун поднялся и помог встать ученику.

Дальше они уже бежали. Никакого уличного освещения здесь не было, и все же их кто-то заметил. Крики привлекли преследователей, и погоня возобновилась.

Кто-то выскочивший из темноты попытался встать у них на пути, но Эш устранил помеху коротким ударом меча. Нико, не задумываясь, перепрыгнул через упавшее тело. И снова какие-то люди впереди. Не останавливаясь и даже не сбавляя шага, Эш проложил дорогу сталью. Нико свой меч обронил, но от него все равно было бы мало пользы. Вверху, над самыми крышами, промелькнул в тумане летун. Судя по всему, алтарники окружили весь район. Добежав до перекрестка, Эш и Нико едва не попали под пули. Они повернули назад, но обнаружили, что улица уже блокирована.

Нико вжался в стену. Спрятаться было негде. При каждом выстреле он съеживался, ожидая удара и боли. Эш схватил его за руку и без лишних церемоний потащил за собой через улицу. Крики с одной и другой стороны известили о том, что пули все же нашли цели.

Приземистое здание впереди. Угрюмое, омерзительное. Черный дверной проем без двери. Они ввалились в темное, вонючее пространство под дождем разлетающихся искр и осколков камня – пули ударили по притолоке.

Дальше от входа – еще темнее. Грязные стены покрывали какие-то надписи и рисунки. Вдоль одной стены в полу чернели дыры. Только теперь Нико понял, что они попали в общественную уборную.

Эш быстро прошел к задней стене с несколькими замызганными узкими окошками, выбил стекло рукоятью меча, смахнул торчащие зазубренные осколки.

– Нам нужно разделиться. В одиночку я смогу идти быстрее. Ты спрячешься, а я отвлеку их. Уведу за собой.

Нико огляделся:

– И где я здесь спрячусь?

Старый рошун пробежал взглядом по длинной деревянной скамье над отхожими дырами. Недолго думая он ухватился за нее обеими руками и, поднатужившись, оторвал от основания. В нос ударила жуткая вонь, от которой перехватило дух. Нико отвернулся, с трудом сдерживая позыв к рвоте.

Эш обернулся, и юноша, поняв все по выражению его лица, невольно подался назад и медленно, но решительно покачал головой:

– Нет.

– Хочешь умереть здесь?

– Не бросай меня. Побежим вместе.

– Мы в западне. Нужно что-то придумать. Нужно найти выход. Хотя бы для тебя. Все, полезай.

– Не полезу.

– Пожалуйста, Нико. Слышишь, они уже идут.

И действительно, с улицы уже доносился тяжелый звук шагов. Преследователи приближались.

– Быстро! – скомандовал Эш, и Нико, почти против собственной воли, шагнул к дыре.

Впрочем, делать ему ничего не пришлось – Эш просто схватил его, сунул ногами вперед в круглое отверстие и с силой толкнул вниз. Он приземлился на спину, оказавшись в мерзкой куче, консистенцией напоминавшей ил и такой же тягучей и липкой. Его передернуло от отвращения и вывернуло.

– Тише! – прошипел Эш, ставя на место скамью.

Нико зажал рукой рот. Его трясло.

– Когда уйдут, выбирайся и иди к пристаням, – шептал Эш. – Найдешь статую их генерала. Ее отовсюду видно, не пропустишь. Я, если смогу, буду ждать тебя на рассвете. Но если не приду – слушай внимательно – уходи.

Уходи из города. Возвращайся домой, к матери. Живи долго и не поминай лихом.

Сверху что-то упало. Судя по звуку, кошелек.

– Прощай, Нико.

– Мастер Эш!

Но старик уже ушел. Нико слышал, как он вылез наружу через окно. Звук шагов от входа… крик… Похоже, все бросились за ним.

Нет, не все. Несколько человек осталось. Вверху мелькнул свет лампы… задвигались тени… загремели тяжелые шаги… Кто-то командовал, отрывисто и громко, и эхо прыгало между стенами. Нико закрыл глаза и попытался дышать через рот, изо всех сил сдерживая подступавшую к горлу рвоту, стараясь не думать, где он и что с ним сделают, если схватят.

Свет ударил в глаза, и он зажмурился, а когда, набравшись смелости, посмотрел вверх, никакого света уже не было. Не было и голосов. Все ушли.

Тихо и темно.

Нико ждал. Где-то далеко прозвучали выстрелы. Крик. И еще крики.

Время шло, но Нико потерял ему счет. Он уже понял, что полная неподвижность помогает минимизировать неприятные ощущения, и лежал не шевелясь, едва дыша.

Интересно, как там Эш? Странно, но Нико почти не сомневался, что при всей сложности ситуации учитель найдет выход. Эта уверенность придавала надежды.

Собачий лай. Голоса. Приближающиеся шаги.

Сердце остановилось на полутакте.

– Они уже побывали здесь и все обыскали, – произнес женский голос.

– Обыскали? Это дурачье? Махать мечами они, может, кое-как умеют, но наблюдательности им определенно недостает.

Шаги были совсем близко. В темноте вспыхнула лампа. Зашевелились тени.

– А где Стано? – спросила женщина. – Ты его видел?

– Видел. Рошун наткнулся на него в тумане. Бедняге не повезло.

– Он умер?

– Похоже что да.

Женщина недовольно фыркнула.

– Поймаем этих ублюдков – я первая ими займусь.

– Ничего не имею против.

Голос прозвучал прямо над головой. Нико затаил дыхание. Свет ударил в глаза.

В круглом отверстии возникло лицо.

Взгляды встретились…

Блеснули зубы…