Текст книги "Горькая радость"

Ферма Корундубар располагалась на пологом холме, занимая все его склоны и спускаясь к реке, которая в этом месте никогда не пересыхала, превращаясь в пунктир из мелких лужиц. Вода для скота подавалась в желоба посредством водяного колеса, приводимого в движение ветром, а сад и огород находились в излучине реки, так что для полива хватало водонапорной башни и подачи воды самотеком. Для питья и бытовых нужд использовалась дождевая вода, стекающая с крыш, которую хранили в подземных резервуарах.

Дом был построен из известняковых блоков и имел четырехскатную крышу из рифленого железа и широкую веранду, опоясывающую его по всему периметру. Сад с сентября по апрель утопал в зелени и пестрел цветами. Сейчас был разгар весны, и все, что могло цвести, буйствовало в полную силу. Каждый раз когда Джек подъезжал к холму и перед ним открывался вид на ферму, у него перехватывало дыхание и сердце начинало биться так, как никогда не билось при виде женщины. Самое прекрасное место на земле, теперь уже безраздельно принадлежащее ему!

Его холостяцкий дом был чист и опрятен, хотя и без того уюта, который способны создать только женские руки. Как и многие другие мужчины, Джек Терлоу умел готовить, пришивать пуговицы, подшивать брюки, штопать носки, мыть пол и отстирывать белье до первозданной белизны. В детстве ему часто приходилось делать это самому, и сейчас он гордился приобретенными навыками. Но как и свое образование, Джек предпочитал их скрывать: он был человеком долга, и все его действия подчинялись именно этому чувству, а оно было весьма суровым наставником. Но он терпеть не мог, когда этим пользовались окружающие, не давая взамен ни крупицы любви. Посему он держал свои секреты при себе, надеясь прожить одиночкой до конца своих дней – никаких тебе обязательств и моральных долгов. Эдда Латимер привлекала его по той же причине: при любом жизненном раскладе эта женщина не предъявит ему никаких счетов. А вот ее сестрица, по-видимому, считает, что ей все чего-то должны.

«Но это проблема Эдды, уж никак не моя», – усмехнулся он мысленно.

Когда Джек подкатил к муниципалитету на своем «даймлере», Эдда ахнула от изумления.

– Неплохо выглядишь, – сказала она, когда он открыл перед ней дверцу машины.

– Том одалживает мне свой костюм, когда есть нужда выйти в свет.

– Вообще-то мы могли бы пройтись пешком, это совсем недалеко.

Джек скроил гримасу:

– Как-то не по-джентльменски, Эдда. Почему ты не разрешила мне подхватить тебя у больницы?

– Чтобы все чесали языки? Нет уж, спасибо!

Джек, облаченный в строгий костюм-тройку, выглядел каким-то недоступным. Она пожалела о своем приглашении еще тогда на берегу, а теперь, увидев его в шикарном костюме, расстроилась окончательно и всю дорогу молчала. Наконец они свернули на Трелони-уэй, один из лучших районов города. Отсюда до Вест-Энда было не меньше двух миль.

– Вон тот желтый коттедж под зеленой крышей, – проговорила Эдда.

Потом опять повисло молчание. Джек помог ей выйти из машины, и она с ужасом подумала, что из всех окрестных окон за ними наверняка следят любопытные глаза. Ох, уж эти соседи! Джек открыл калитку в заборе из штакетника и повел ее к входу в дом. Эдда заметила, что в саду кто-то работает, что было совсем не в обычае Корунды. Розы цвели кое-как, листья, все в черных точках, были изъедены красным клещиком. Но ведь Грейс никогда не занималась садом. «Какая же я эгоистка, – подумала Эдда. – В следующий выходной надо будет ей помочь. От Бера в саду толку мало, даже когда он дома. А где же азалии и рододендроны? И анютиных глазок с лобелиями тоже не видно».

К ним уже подходила Грейс, даже не пытающаяся скрыть свое удивление.

– Эдда сказала, что придет не одна, но вас я никак не ожидала увидеть, мистер Терлоу, – жеманно проговорила она в лучших традициях Мод. – Проходите и садитесь, пожалуйста.

«Бедняжка! – думал Джек, неловко спускаясь на стул. – Так похожа на Эдду, но в то же время совсем другая! Очень хорошенькая, беременность ей даже к лицу, но вся какая-то безжизненная».

– Зовите меня просто Джек, – с улыбкой сказал он.

Лед был растоплен, и вскоре Джек и Грейс уже весело болтали, не чувствуя никакой скованности. Он искусно скрывал жалость, которую вызывала у него эта женщина, проводящая дни в печальном одиночестве и так расцветшая от его формальных знаков внимания.

Пока они беседовали, Эдда обошла дом. Там все полностью изменилось! Когда она была здесь в последний раз? Месяц назад? Нет, уже все три. Они встречались с Грейс в «Парфеноне», чтобы та хоть чуть-чуть отдохнула от домашних забот. И к тому же Эдда терпеть не могла этот район. «Нет, вы только посмотрите на это! О Господи! И почему я оставила ее без присмотра?»

Дом был обставлен как богатый особняк! Огромный персидский ковер на полу в гостиной. Роскошная индийская ширма. Стулья, обитые настоящим гобеленом. Грейс, Грейс, что же ты наделала?

– Джек, посиди немного один, а мы с Грейс соберем чай, – сказала Эдда, входя в гостиную.

Как только дверь на кухню закрылась, Эдда, схватив сестру за плечо, бесцеремонно тряхнула ее.

– Грейс, когда ты успела купить всю эту мебель?

– Красивая, правда? – расцвела улыбкой та. – Четыре месяца назад я случайно встретилась с Мод и миссис Энид Тридби, и они взяли меня в этот чудесный магазин на Мельбурн-роуд. Там столько потрясающих вещей! За ними приезжают даже из Канберры.

Эдда, чуть остыв, в отчаянии посмотрела на сестру.

– Грейс, ты просто идиотка! Надо срочно вернуть все эти вещи. Ведь ты потратила больше своих пятисот фунтов, правда? Только не говори, что Бер позволил тебе растранжирить и его деньги!

– Конечно, позволил, я же его жена, – обиженно протянула Грейс. – Это шикарная мебель, и со временем она будет только дорожать!

– Есть известная поговорка: «По одежке протягивай ножки», – устало сказала Эдда. – Ты подражаешь миссис Тридби, которая может позволить себе любую мебель. Ну и дура же ты! Я знаю, это мачеха втянула тебя в эту авантюру, чертова сука! Миссис Тридби здесь ни при чем, это все Мод.

Грейс разревелась.

– Я не могу ее вернуть, я ее купила! – заскулила она. – Мне она жутко нравится и Беру тоже! Он говорит, что у меня потрясающий вкус.

– Ставь чайник на свою новую газовую плиту, а то мы совсем забыли про гостя, – вздохнув, сказала Эдда. – А в будущем, будь добра, приходи ко мне посоветоваться, прежде чем истратишь хоть пенни на что-либо кроме содержимого кладовки или ящика со льдом. Ты слышишь меня?

Визит быстро подошел к концу, и Эдда молча опустилась на переднее сиденье «даймлера».

– Что-то случилось? – поинтересовался Джек.

– Да уж.

– Поделиться не хочешь?

– Это чисто семейное, Джек. Будем считать, что я просто недооценила глупость своей сестры.

– Бедняжка Грейс! Согласен, она глупа. Но такой уж она уродилась, так ведь? Проблема в том, что умом, сообразительностью и здравым смыслом обладают далеко не все, а у некоторых вообще нет ничего из перечисленного. Но она милое любящее существо. Держу пари, она частенько напрягает мужа, но он, вероятно, считает, что ее любовь окупает все. Это вечная проблема таких женщин, как ты. Каждая лишняя унция мозгов отнимает у вас столько же любви.

Это было как удар кинжала, но Эдда скорее бы умерла, чем показала этому умнику, как ее задели его слова.

– Какая чушь! – презрительно произнесла она. – Ты рассуждаешь на уровне женских журналов.

– Нет, скорее это бухгалтерский учет. Дебет должен сходиться с кредитом, таков закон природы. Кредит Грейс исчисляется в единицах любви, твой – в единицах интеллекта. Нет, не только, – добавил он, и в глазах его сверкнул огонек. – Но тебе всегда будет мало одной любви. Ее дары для тебя слишком эфемерны, что-то вроде водяных испарений, которые нельзя увидеть.

– А для тебя достаточно одной любви? – холодно спросила Эдда.

– К сожалению, нет. Ты знаешь, сегодня я разгадал одну загадку, которая не давала мне покоя. Это касается близнецов.

Эдда решила не клевать на эту наживку. Но быстро изменила план, справедливо предположив, что тогда она вряд ли узнает, что у него на уме.

– И что же это за мудреная загадка?

– Зачем вообще существуют близнецы? Ведь если разделить на двоих все, чем набит человек, получается как-то жидковато.

– Значит, близнецы – неполноценные человеческие существа?

– Скорее несколько иные.

– Ты считаешь, что Грейс заполучила всю любовь, а я – ум?

– Не совсем так. Просто ей не хватает твоего здравого смысла, а тебе – ее способности любить.

– Ничуть не жалею, что мне достались мозги. Грейс в этой жизни придется нелегко.

– С хорошим мужем она этого избежит.

Перед Эддой возникла белобрысая физиономия Бера. Улыбнувшись, она сжала руку Джека, лежащую на руле.

– Ну, тогда я за нее спокойна. Бер Ольсен отличный парень, он всегда будет о ней заботиться. Но ему надо остановить ее мотовство. Как странно! Я и не подозревала, что она такая транжирка, до тех пор, пока не увидела всю эту дорогущую мебель. Она сняла со счета все до последнего пенса.

– Девочка просто не умеет распоряжаться деньгами.

– Конечно, дома у нас всем заправляла мачеха. Именно она посоветовала Грейс купить эту мебель.

Машина остановилась у муниципалитета.

– Давай я довезу тебя до больницы, – предложил Джек.

Но Эдда уже выпорхнула из машины, одарив его ослепительной улыбкой.

– Нет, спасибо. Увидимся на конной тропе, как обычно.

Джек загадочно усмехнулся:

– С этим пока подождем, Эдда. Теперь мы будем встречаться у Грейс – надо помочь ей по саду. Ей с животом трудно справляться с посадками, а Бер вечно в разъездах. Когда у тебя следующий выходной?

– Завтра.

– Значит, встречаемся здесь в одиннадцать утра. А до этого я постараюсь выцыганить у Ханны и Энид саженцы и черенки, чтобы заполнить пустые клумбы. Какой же сад без азалий и рододендронов? Посадим пару слив и еще нарциссы.

Продолжая говорить, Джек нажал на газ и исчез, как джинн из арабской сказки, оставив Эдду в полном недоумении.

Чуть придя в себя, она побрела к больничным воротам. В голове у нее был полный сумбур. Приглашая Джека к Грейс на чашку чая, Эдда и представить не могла, к чему это приведет. Конечно, существовала опасность, что он западет на ее более податливую сестру. Но он вдруг проникся жалостью к ней – так почему это так ее беспокоит?

Но Эдда быстро справилась с собой, поставив под жесткий контроль все свои эмоции. Перед ее внутренним взором возникла сегодняшняя Грейс, отмеченная той особой миловидностью, которой отличаются беременные женщины – с небольшим семимесячным животиком, который не слишком ее портил, и огромными серыми глазами, лучащимися любовью – к кому? – да ко всем без исключения! Странно, что не слишком искушенный Джек сразу же почувствовал этот неуемный любовный аппетит Грейс. Она не делала попыток покорить его, но он оказался беззащитен перед ее особой прелестью и трогательной беспомощностью. Эдда, лишенная этого качества, презирала его в других и считала, что Джек настроен так же. Убедиться, что это не так, было довольно болезненно.

Тафтс сидела в гостиной в окружении книжек, Китти была на дежурстве – как обычно, в детском отделении. Она хотела работать только там, и старшая медсестра, как ни странно, шла у нее на поводу.

– Тафтс! – окликнула сестру Эдда, ставя на плиту чайник. – Тебе никогда не надоедало быть умной и одаренной?

– Будем пить чай? Хорошая идея, – откликнулась Тафтс, подняв от книги свои золотистые глаза. – Ты хочешь сказать, лучшей половиной двойни?

– Ты так это понимаешь? – нахмурилась Эдда.

Если не сравнивать с Китти, которая ее затмевала, Тафтс вполне могла претендовать на звание красавицы. Такое же безупречное лицо, прямой нос, огромные глаза, высокий круглый лоб. Правда, Китти была поярче, и ее ямочки на щеках были более заметны, но в отсутствие сестры Тафтс выглядела потрясающе. И почему этого никто не замечает?

– Но ты же не будешь утверждать, что Грейс с Китти глупы и бездарны, – озадаченно произнесла Тафтс. – Потому что это совсем не так. Просто они хотят совсем другого, чем мы с тобой.

– Ну да, они хотят любви, – фыркнула Эдда, вложив в слово «любовь» все свое презрение. – Любовь! Подчинение мужчине и ничего больше.

– Мне понятен твой скептицизм, Эдс, но наша больничная практика лишний раз доказывает, что мужчины и женщины устроены по-разному – и физически, и ментально. Я уже устала от уравниловки, с которой выступают поборники равноправия. Мужчины вовсе не одинаковы, так же как и женщины. Каждый из нас индивидуален.

– Браво, Тафтс! – со смехом воскликнула Эдда. – Но возвращаясь к любви, могу сказать, что я скорее умру, чем стану ее рабой.

– А возвращаясь к нашей практике, я могу сделать вывод, что порабощает привычка, а в нее может превратиться и любовь, – заявила Тафтс, заваривая чай. – Привычки почти невозможно изменить.

– Ну, Тафтс, ты даже умней меня! Доктор Финакан говорил нам о гормонах. Возможно, мы с тобой отличаемся от Грейс и Китти только степенью их концентрации? Или наши мозги развивались как-то по-другому? А что такое вообще привычка?

Эдда налила в чашки молоко, и Тафтс стала размешивать чай, чтобы он быстрее заварился. Потом они сели за стол, чтобы насладиться этой панацеей от всех скорбей.

– А почему ты завела этот разговор? – спросила Тафтс, прихлебывая чай.

– Я была сегодня у Грейс вместе с Джеком Терлоу – безумная идея! Он сделал вид, что хочет познакомиться только из любопытства, и я считала, что раз увидев, он и думать про нее забудет, – проговорила Эдда с кривой улыбкой. – Как же я ошибалась! Теперь вместо конных прогулок по выходным я вынуждена ездить с ним к Грейс, чтобы исполнять роль бесплатной садовницы и прислуги.

– Но ты ведь сердишься совсем не из-за этого, Эдда.

– Ты видела этот дом?

– Да, там все с таким вкусом. Я даже удивилась.

– А тебе не приходило в голову, что она потратила на это все до последнего пенни – и сбережения Бера, и свои собственные пятьсот фунтов? Это Мод подбила ее обставить дом мебелью, которую она просто не может себе позволить!

– Я как-то не подумала… Моя мать ужасная женщина, – тихо сказала Тафтс. – Мы обе это знаем. А зачем она это сделала?

– Чтобы рассорить Грейс с Бером. Когда Мод транжирит деньги на мебель, чтобы пустить всем пыль в глаза, наш добрый папочка насупливает брови и заставляет ее вернуть покупку в магазин. Она вообразила, что Бер, как человек простой, будет менее деликатен и покажет Грейс где раки зимуют. Но она просчиталась. Бер готов простить Грейс все что угодно.

– И слава Богу! Ее влияние на Китти сошло на нет, она жаждет реванша и готовит новые происки. Грейс с Бером только разминка. Берегись, Эдда. Главная цель – это ты, я в этом не сомневаюсь.

– Согласна, дорогая, но только я уже давно не завишу от Мод. Как она может мне навредить?

– Думаю, она будет действовать через Джека Терлоу, если Грейс о нем разболтает. Она попытается подмочить твою репутацию.

Эдда рассмеялась:

– Если начнут сплетничать обо мне с Джеком, на тебя с докторами у них уже пороху не хватит.

«Бедная Эдда», – думала Тафтс, направляясь в отделение патологии, располагавшееся в просторном здании, похожем на сарай. Там же находилась библиотека и новый рентгеновский аппарат, огромная установка, такая тяжелая, что ее пришлось ставить на специальный постамент. Как менее привлекательная половина пары, Хизер/Тафтс была избавлена от многих коллизий, которые приходилось переживать Китти, и то же самое можно было сказать о Грейс и Эдде, которая пронзала змей ножкой стула, ничего не боялась, да к тому же была обаятельной и привлекательной. Но свою любовь встретила все-таки Грейс – настоящую любовь, которая никогда не проходит, никого не осуждает и прощает все грехи. Что бы ни натворила бедная глупая Грейс, Бер всегда будет рядом, чтобы собрать осколки. А теперь, в отсутствие Бера, осколки вызвался собирать другой мужчина, причем из самых лучших побуждений. Возможно, Эдда и хороводится с Джеком, но его готовность прийти Грейс на помощь говорит о том, что он желал бы видеть Эдду не столь самостоятельной и хоть немного нуждающейся в нем.

Но Эдда этого не замечала, да и не желала замечать. Она гордилась своей независимостью и способностью постоять за себя. Это не значит, что она менее достойна любви. Просто некоторых женщин любить непросто. Бедняжка Эдда!

Когда Тафтс вошла в отделение, было уже совсем темно. Она двинулась по длинному коридору, в конце которого была красная дверь в берлогу доктора Лиама Финакана, то есть в его кабинет. Там тоже было темно. Патолог ушел домой, и теперь хозяйничать здесь будет она. Чашки с культурами тканевых клеток, срезы грудной ткани, пробы для гистологического анализа – все это ей предстояло подготовить для доктора. Простые рутинные процедуры типа анализов мочи были уже проведены лаборантом. Доктор Финакан обходился без второго лаборанта только благодаря ей, Тафтс Скоуби, которая любила эту скрупулезную работу и выполняла ее гораздо лучше, чем молодой человек, специально нанятый для этой цели.

Не включая свет, она прошла через боковую дверь в лабораторию, где повернула несколько выключателей, залив помещение ярким желтым светом. Там стоял микротом с уже вставленным и заточенным ножом, и Тафтс занялась приготовлением срезов того, что раньше было женской грудью. Она была так увлечена этим занятием, что не замечала ничего вокруг.

– Благодарю вас, Хизер, – вдруг послышался голос доктора Финакана.

Тафтс подскочила от неожиданности и широко улыбнулась:

– Все будет готово вовремя.

– Бьюсь об заклад, это раковая опухоль, – проговорил доктор.

– Бедная женщина! Ей всего лишь за тридцать, и у нее маленькие дети.

Тафтс слезла с высокого стула и прошла в кабинет, чтобы доктор Финакан мог запереть лабораторию.

Подобно своим коллегам-хирургам, Лиам Финакан был весьма ценным приобретением для провинциальной больницы. Он тоже мог сделать успешную карьеру в Сиднее или Мельбурне. Но его жена была уроженкой Корунды, и он с первого взгляда полюбил это место: его патриархальную атмосферу, зеленую траву и пышные европейские кустарники и цветы. Он родился в Ольстере в протестантской семье, учился в Лондоне и мог получить должность патолога практически в любой больнице. Ведь он работал со знаменитым сэром Бернардом Спилсбери! Но для того, кто вырос среди религиозных распрей Ольстера, Корунда казалась сущим раем.

Возможно, это было единственное, за что он был благодарен Эрис – она скучала по дому и подтолкнула его к этому выбору. Красивая девушка, привлекательная женщина, Эрис никогда не довольствовалась тем, что у нее было. Его род занятий не требовал разъездов или постоянного отсутствия, хотя порой Лиам об этом жалел – тогда бы он не знал о постоянных изменах жены, о которых судачила вся Корунда.

Ему почти всегда удавалось не замечать ее интрижек, за исключением тех случаев, когда она требовала развода. Его отказы объяснялись не религиозными убеждениями, а лишь состраданием к этой женщине. Если уж такова ее натура, пусть и дальше флиртует с мужчинами, но публичного унижения Эрис не вынесет, как бы горячо она ни желала развода. Скандал будет для нее катастрофой. Во всех ее романах была одна общая особенность: мужчины, в которых она безумно влюблялась, исчезали быстро, как дым. Если ее оставит и собственный муж, она просто пропадет в этом суровом мире. Будь у нее дети, все могло бы сложиться по-другому, но она была бесплодна – ее бесчисленные адюльтеры и полное пренебрежение противозачаточными средствами так и не привели ни к единой беременности. Доктор Финакан был склонен думать, что все ее похождения были не чем иным, как отчаянными попытками обрести ребенка.

К настоящему моменту дела обстояли как никогда плохо. Количество мужчин в Корунде было ограниченно, и Эрис уже перебрала всех возможных кандидатов. Месяц назад она тайком собрала чемодан и укатила в Сидней, не оставив Лиаму возможности последовать за ней. Технически это давало ему прекрасный повод для развода. Частный детектив, нанятый доктором, разыскал ее в Ливерпуле, где она жила с владельцем молочной фермы, и Лиам отказался от дальнейшей борьбы.

– Я сегодня встретил Дона Тридби, – сообщил он Тафтс.

– Чай пить будем?

– В доме, где исцеляют людей, чай лучшая замена крепких напитков, – улыбнулся доктор.

– Да, там полно кофеина и всего такого, особенно в таком крепком, как пьем мы. Садитесь, закройте глаза и считайте. Я мигом – не успеет овца хвостом махнуть.

– Хорошая метафора для Корунды.

Через минуту Тафтс появилась с подносом в руках.

– Так что сказал Дон Тридби? – спросила она, разливая чай.

– Что пора поставить точку и развестись с Эрис.

– Это зависит только от вас? Конечно, вы пострадавшая сторона, – заметила Тафтс, дуя на чай. – Но мне кажется странным, что на развод не может подать любой из супругов.

Доктор приподнял брови.

– Хизер! Вы считаете, что женщина, нарушающая супружескую верность, имеет право подавать на развод?

– Какой же вздор могут нести мужчины! – возмутилась Тафтс. – Вы сказали это так, словно измена равнозначна убийству – но только для женщины! А я считаю ее всего лишь свидетельством того, что брачный партнер не оправдал ожиданий. Мне кажется, ваша жена просто больна. А если бы изменили вы, ваша вина была бы минимальной и наверняка нашлись бы смягчающие обстоятельства.

Тафтс наклонилась к доктору, ее насмешливые глаза сверкнули в полумраке яркой позолотой.

– Вот вы, например, сидите у себя в кабинете поздно вечером в компании двадцатилетней сиделки! Как вы думаете, что об этом будут сплетничать в Корунде?

Доктор засмеялся, сверкнув зубами, особенно белыми на фоне смуглой кожи.

– Не мечите бисер перед свиньями!

– В Корунде более актуальны рубины.

Они засмеялись, радуясь, что понимают друг друга с полуслова.

– Вы думаете, Хизер, я должен развестись с Эрис?

– Да, я так считаю. Вы же можете назначить ей содержание, ну, не такое большое, как ей хотелось бы, но ведь по закону вы ей вообще ничего не должны, раз это ее вина? Этим миром правят мужчины.

– Но ведь вы мой друг? – спросил Лиам, внезапно посерьезнев.

– Конечно, глупый вы человек! Поэтому мы и зовем друг друга по имени, как принято между друзьями.

Дверь открылась, и на пороге возникла старшая медсестра. Двое с самым невинным видом повернулись в ее сторону.

– Работаете допоздна, доктор Финакан?

– Не совсем так, сестра. Я действительно пришел, чтобы поработать, но оказалось, что сестра Скоуби уже все сделала.

– Скоуби не только прекрасная сиделка, но и отличная лаборантка, доктор Финакан, но завтра она с шести утра дежурит в женском отделении. Вам пора спать, милая, спокойной ночи.

Тафтс сразу же поднялась:

– Да, сестра. Спокойной ночи, сэр.

Доктор заговорил только после того, как Тафтс закрыла за собой дверь:

– Это безжалостно, Герти.

– Иногда жестокость лучше доброты, Лиам. Дон Тридби говорит, ты приходил к нему сегодня.

– Господи, ну почему все сразу становится известно?

– В Корунде нет тайн.

Пошарив в своем жестком от крахмала кармане, старшая медсестра вытащила сигареты и зажигалку.

– Учитывая сложившуюся ситуацию, Лиам, тебе лучше не общаться с практикантками в такое позднее время. Если адвокат Эрис об этом пронюхает, ты здорово влипнешь, да и Скоуби тоже.

– Да мне и в голову не приходило.

Старшая медсестра сочувственно взглянула на доктора:

– Да, действительно, бывают случаи, когда у мужчин отключается голова. Но я не допущу, чтобы твое легкомыслие лишило девушку всяких перспектив. А она с ее способностями вполне может сделать блестящую карьеру. Отныне ты больше не будешь оставаться наедине с сестрой Скоуби и давать ей персональные задания.

– Да я и не предполагал…

– Меньше слов, больше дела, старина. Сейчас твоя главная задача – получить развод. Тебе следовало сделать это давно, когда ты был молод и мог рассчитывать на более удачную партию с кем-нибудь вроде Хизер Скоуби-Латимер. А теперь тебе сорок три и ты уже весьма потертый мужчина. – Она затушила сигарету и поднялась. – Так я могу рассчитывать на твое благоразумие, Лиам?

– Разумеется.

Когда сестра скрылась за дверью, перед глазами доктора возникла Тафтс, и у него впервые за много лет защемило сердце.

– Черт бы тебя побрал, Герти! – громко произнес он. – Ты разрушила то, о чем я даже не успел помечтать.

Потертый мужчина за сорок вряд ли имеет шанс покорить юную Хизер – теперь это предельно ясно.

Несколько недель работы в саду у Грейс примирили Эдду с переменой в их отношениях с Джеком Терлоу, но не с потерей конных прогулок. Во многих смыслах труд на земле был сродни дежурствам в больнице – та же физическая нагрузка, постоянная усталость и невозможность расслабиться. Спина отчаянно ныла, а бесконечное ползанье по земле только усугубляло эту боль. Душа здесь тоже не отдыхала, что убедительно подтверждало копание дыр для сотен луковиц нарциссов – какое уж тут наслаждение природой. И потом, это же был сад Грейс, в котором она восседала, как толстая жаба на навозной куче. Так, по крайней мере, Эдда называла это про себя.

Джек с энергией и энтузиазмом отдавался благотворительной деятельности, ничуть не заботясь о чувствах Эдды. После двух их посещений Грейс прониклась уверенностью, что эта парочка будет приезжать к ней всякий раз, когда у Эдды выдается выходной. Что еще хуже, Джек решил, что они будут заниматься только этим. Стало быть, прощай Фатима, дружба с Джеком, чудесные прогулки и вообще любое свободное время. О Грейс начали сплетничать, что весьма забавляло Джека. Господи, когда же все это кончится!

В тех редких случаях, когда Бер бывал дома, они с Джеком легко находили общий язык, обсуждая темы, которые в мире мужчин считаются важными: неполадки в машинах, виды на урожай, как найти хороших собак для охраны стада, нечестность судей на выставках скота. Во всех этих сельскохозяйственных вопросах постоянно разъезжающий Бер разбирался не хуже любого фермера.

Как всякий недавно женившийся человек, он был счастлив и с трепетом ждал рождения ребенка.

– Вообще-то мне без разницы, кто родится, мальчик или девочка, – заявил он Джеку и своим свояченицам за обедом. – Потому что мы собираемся завести и тех и других. Лучше, конечно, чтобы первым был мальчик, тогда он сможет помогать Грейс по хозяйству.

– Но сначала ему надо немного подрасти, – сказала Китти, которой очень нравился Бер.

– За этим дело не станет! Я ращеплял лучину и разжигал печь для мамы, когда мне было немногим больше года, – весело сообщил Бер.

– Но ты же не станешь тиранить своих детей, как твой отец, – предположила Тафтс.

– Надеюсь, что нет! Поэтому я и дал себе зарок не пить – виски превращает человека в чудовище. Но в большой семье детишки обязательно должны помогать по дому. Им это только на пользу пойдет, а то избалуются.

– Ну, им вряд ли это грозит, любовь моя, – возразила Грейс, тяжело поднимаясь со стула. – Вообще-то я не очень хорошая хозяйка.

Эдда быстро взглянула на нее, но Грейс уже отвернулась. Ну, что ты еще натворила, сестричка? Эдда пошла за Грейс на кухню.

– Почему ты не очень хорошая хозяйка?

– Честное слово, Эдда, ты придираешься к каждой мелочи. Это такой пустяк – просто я увидела роскошный материал для штор в гостиную и залезла в деньги на хозяйство. Но Бер все возместил.

Эдда с трудом сдержала возмущение:

– Господи, Грейс! Ну, что ты вытворяешь! Тем более сейчас, когда должен родиться ребенок. Дом у тебя и так красивый, зачем еще менять шторы в гостиной? Если из-за твоих глупых трат Бер залезет в долги, ему придется поместить в «Пост» объявление, что мистер Бьорн Ольсен не несет ответственности за долги своей жены. Потому что если ты и дальше будешь тратить деньги, которых у тебя нет, у него останется только две возможности выйти из положения – снять с себя ответственность за твои долги или объявить себя банкротом. В последнем случае всю твою замечательную мебель выставят вместе с домом на торги. Ты разве не помнишь, что произошло с миссис Джоди Мензис в прошлом году?

Грейс залилась слезами.

– Не вижу никакой связи, – запричитала она, вытирая глаза платком. – В гостиной нужно поменять шторы!

– Грейс, поменяться надо тебе. Больше никаких трат – и никаких жалоб Беру. По одежке протягивай ножки, ну, сколько тебе можно говорить. Ты видишься с Мод?

– Иногда, – прошептала Грейс.

– Прекрати. Оставь это мне, я ей устрою веселую жизнь!

«Надо изолировать мою доверчивую сестрицу от мачехи, – думала Эдда, когда они все вместе возвращались в больницу в машине Джека. – Она пытается рассорить Бера с Грейс, потому и подбивает ее на эти безумные траты».

Джек сразу почувствовал, что что-то неладно. Удивительно, как быстро он обо всем догадывается… Когда Китти с Тафтс вышли из машины, он немного притормозил Эдду.

– Идите, девушки, а мы с Эддой немного пощебечем у речки.

– Пощебечем! – с отвращением произнесла она, когда Джек остановил машину на берегу. – Тоже мне, нашел предлог. Когда я знакомила тебя с Грейс, мне и в голову не могло прийти, во что это выльется.

– Не будем об этом сейчас. Посмотри, какая ночь, разумница!

Ему явно хотелось, чтобы она разделила его восхищение. Эдда, какая же ты дура! Когда они сели на свое поваленное дерево, ее обступили чарующие ночные запахи и звуки. Ночь была прекрасна – серебряный диск луны лил на холмы волшебный свет, погружая все вокруг в мерцающую синеву.

– Ну как, обстановка успокаивает? – спросил Джек, скручивая папиросу.

– Да, спасибо тебе. Но вообще-то ты вредитель, Джек, тебе ничего не стоит все поломать. Я так и думала, что встреча с Грейс не пройдет для тебя даром, и я оказалась права, – начала свой монолог Эдда, удивляясь, почему ее так раздражает эта папироса. – Грейс такая безвольная. Когда мы жили дома, я дергала ее за ниточки, как марионетку, хотя в то время мне так не казалось. Но тогда, по крайней мере, ей ничего не грозило, чего никак не скажешь сейчас. Ты помогаешь удерживать ее на рельсах. Знаешь, раньше она все свободное время проводила в депо. Она и Бера там встретила, они влюбились друг в друга, наблюдая за паровозами. Смешно, правда? Короче, Грейс, как и паровоз, должна двигаться по рельсам, а без них ее занесет черт знает куда. А наша мачеха по какой-то непонятной мне причине пытается пустить семейную жизнь Грейс под откос.

– Каким образом? – спросил Джек, пуская дым кольцами и стараясь поймать в них луну.

– Прекрати немедленно! – прикрикнула на него Эдда. – Только весь вид портишь. Неужели ты совсем не чувствуешь красоту?

Кольца дыма были лишь прелюдией – Джек обнял Эдду и попытался поцеловать, чтобы она наконец забыла про Грейс. Но его порыв был принят столь холодно, что желание сразу пропало. Недаром ее прозвали Медузой Горгоной. До Джека часто долетали слухи, что пациенты влюбляются в Китти и Тафтс, но об Эдде ничего подобного не говорили. Она была прекрасной сиделкой, заботилась о больных, но мужчины не испытывали к ней нежных чувств. Джека сильно тянуло к ней, но он не испытывал никаких иллюзий относительно взаимности. Эдда была похожа на прекрасную статую на пьедестале, и Джек подозревал, что там она и останется.