Текст книги "Башня"

Один огромный камень с человека ростом пробил своим весом купол-пузырь и рухнул неподалеку от Найла, размолотив ступени. Однако в большинстве своем камни оставляли на стекле лишь заметные трещины; несмотря на прозрачность, оно, очевидно, прочностью не уступало стали.

Удивительно, но среди людей не возникло давки.

Каждый понимал, что под куполом безопаснее, и все оставались на своих местах.

Дети, притихнув на полу, смотрели во все глаза на стекло, потемневшее от навалившего мусора.

Одина стиснула руку Найла и уткнулась лицом ему в плечо. Сотрясающие, грохочущие раскаты постепенно унялись, и наконец все стихло окончательно.

– Пойду посмотрю, как там Доггинз, – сказал Найл.

Цепляясь за перила, он двинулся вниз по лестнице, обогнув на пути дыру, проделанную свалившимся камнем.

От пыли и гари в горле першило так, что невозможно было сглотнуть. Идти приходилось, будто через густой туман. Когда осела пыль и свет солнца, просеявшись, обеспечил видимость, Найл понял, как все-таки повезло, что все находились под куполом-пузырем. Все палатки и аттракционы просто смело. Там, где находился остров, теперь на дне кратера была глубокая воронка.

Гора, в которой находился пороховой погреб, просела, подножие представляло собой горбатую груду обломков.

Найл отыскал Доггинза. Тот, пропыленный и злой, угрюмо глядел в воронку.

– Хвала небу, с тобой все в порядке! – обрадовано воскликнул Найл.

– Со мной-то да. Но я лишился сотни тонн взрывчатки, черт бы ее побрал, – он с гневливым отчаянием указал на кучу мусора.

– А что с рабами?

– Получили по заслугам, недоумки чертовы. А вот где мне брать теперь взрывчатку до конца года?

– Может, лучше сходишь поищешь свою жену? Она, наверное, за тебя переживает. – Найл никак не мог привыкнуть говорить о женах во множественном числе.

– Да, пожалуй.

Доггинз, досадливо вздохнув, повернулся в направлении зрительских мест, купол над которыми был покрыт пылью и мусором; местами пыльный осадок имел зловещий красноватый оттенок.

Тут снова донесся гулкий раскат, вместе с которым просела еще одна, отдаленная часть склона.

Мостиг, лысый помощник Доггинза, выскочил из подземного кратера, что под зрительскими местами. К удивлению, он улыбался от уха до уха. С коротким смешком он шлепнул Доггинза по плечу.

– Чудесно! Тебя теперь повысят в чине! Доггинз сердито сверкнул на него глазами, очевидно, подозревая что над ним просто подтрунивают.

– Ты о чем?

Мостиг понизил голос.

– Они полагают, что так и было задумано. Я бы на твоем месте именно так все и представил.

В это время из-под купола высыпала беспорядочная толпа жуков-бомбардиров и окружила Доггинза.

Они размахивали щупиками и пронзительно цвиркали – даже Найл понимал, что выражают одобрение.

Доггинз поворачивался от одного к другому с ошалелой, блуждающей улыбкой, всем своим видом выражая застенчивый протест.

Найл опешил, когда самый крупный из жуков поднял переднюю лапу и возложил ее Доггинзу на голову; сам Доггинз тотчас простерся ниц.

– Что все это значит? – шепотом спросил Найл у Мостига.

Мостиг наблюдал за происходящим так пристально, что пришлось повторить вопрос.

– Это значит… значит, что он говорит: дескать, относимся к тебе, Доггинз, как к равному, – выговорил наконец Мостиг.

Он сам, похоже, не смел поверить своим глазам.

– А это что, большая честь?

– Какой разговор! Это все равно что… взять и короновать.

Доггинза подтолкнули, чтобы вставал на ноги, и он сделал это со смиренной покорностью. Найл на секунду повстречался с ним глазами и испуганно удивился стоящей в них горькой муке.

Дым понемногу начал рассеиваться, жуки и люди расходились со зрительской площадки. Лукреция, стряхивающая пыль со своей черной тоги, готова была разрыдаться.

Лица у остальных жен и ребятишек были тоже совсем унылые.

Увидев, что мужа обступили жуки, Лукреция взглянула с интересом, а когда вслушалась в высокое цвирканье, лицо ее выразило восторженное изумление; затем она, похоже, вообще перестала верить своим глазам.

До остальных жен и детей тоже дошло, что происходит нечто важное, и они также приумолкли, навострив уши.

Когда жуки повернулись уходить, Доггинз снова распростерся на земле и лежал не поднимаясь, пока они не скрылись.

К поднявшемуся мужу уже спешила Лукреция; подбежав, обвила ему руками шею, остальные жены и детвора стайкой стеснились вокруг.

– Эх, везет же кому-то с рождения, – пробормотал Мостиг Найлу на ухо.

Найл искал глазами Одину; через минуту увидел ее в толпе, потоком сходящей со зрительской площадки. Она, судя по всему, тоже разыскивала его.

Найл начал протискиваться в ее сторону. Но не успел пройти и нескольких метров, как кто-то сзади схватил за руку. Доггинз:

– Не уходи. Мне надо тебя на пару слов.

– Хорошо. Только сначала переговорю с той вон служительницей.

Он махнул Одине, но та смотрела в другую сторону.

– Успеешь еще, погоди! – нетерпеливо перебил Доггинз.

Он крепко взял Найла за обе руки и решительно повел его в сторону эстрады. Она надежно скрыла их от толпы.

– Та крепость – ты можешь мне показать, где она?

– В общем-то могу. Только надо изобразить план.

– Да ну его, план. Ты провести меня туда можешь?

Найл посмотрел на него в замешательстве, такая напористость сбивала с толку.

– Но это же в городе, в квартале рабов.

– Знаю, знаю, – кивнул Доггинз нетерпеливо. – Так берешь меня?

– Когда? – Найл думал об Одине.

– Нынче вечером.

– Извини, но это невозможно.

– Почему? – не сказал, взвыл от отчаяния Доггинз.

– Потому что я обязан вернуться к паукам. Доггинз потряс его за плечо.

– Ты о чем говорил, дурище? Я же сказал, что все беру на себя.

– Но это было до того, как вон та служительница…

Доггинз досадливо застонал.

– Ты хочешь сказать, что взят под стражу?

– Не совсем так. Просто я ей обещал…

– Что между вами двоими происходят? – Найл смущенно отвел глаза. – А, я вижу, и впрямь что-то заварилось.

– Она хочет взять меня в мужья, – тихо сказал Найл, словно извиняясь за Одину.

Доггинз, к удивлению, издал облегченный вздох.

– Слава богу! – Он хлопнул Найла по плечу. – В таком случае, коль ты ее будущий муж, она ведь не подставит тебя раскорякам, правда?

– Но она просит, чтобы я вернулся, и я обещал…

– На этот счет все в порядке. Ты можешь это сделать завтра. Ведь ты привел сюда рабов нынче утром, так что вечером вести их назад тоже тебе, верно?

– Рабов-то? – Найл растерялся.

– Так точно, рабов. – Доггинз лукаво подмигнул.

Тут до Найла стало доходить, что у того на уме, и пробрало волнение.

От нарождающейся надежды сердце забилось быстрее; Доггинз же истолковал это как нерешительность.

– Давай-давай, тут делов-то! Найл глубоко вобрал воздух.

– Мне бы вначале переговорить с Одиной. Доггинз стиснул ему руку.

– Я сам пойду ее приведу. Пока Доггинз ходил, ум юноши метался. Он сам не смел поверить, что все складывается так удачно, в облегчении была еще доля сомнения.

Несколько часов назад он размышляя, как склонить Доггинза к взаимодействию, а теперь, похоже, тот шел на это сам, совершенно добровольно.

Вопрос был лишь в том, что подвигло его на такой риск.

Одина пришла одна. Едва увидев ее, Найл понял, что она сделает все, о чем бы он ни попросил.

Вытянув руки, он взял ее ладони в свои, а Одина обняла его за шею.

– Слушай, мы нынче собираемся на вечер задержаться здесь, – сказал он.

– Тебе это не запрещается?

Она покачала головой.

– Хорошо. А то я уже обещал Доггинзу, а от своего слова тоже отказываться неудобно.

И без того было понятно, что в объяснениях нет смысла: она согласится со всем, что он ей скажет.

– А другие служительницы тебя разве не хватятся?

– Нет. Мы имеем полное право оставаться где угодно.

Одина поцеловала его частыми маленькими поцелуями, и у Найла в голове сложился почему-то до смешного неуместный образ: вспомнилось о крохотной ложноножке, пытающейся обвиться вокруг пальца.

Образ мелькнул и пропал, а Одина вот она, прижимается нежно. Просто счастье!

Из-за края эстрады вынырнул Доггинз. так неожиданно, что они оба вздрогнули.

– Прошу прощения, – улыбнулся он виновато. – Пора идти.

Когда вышли, над дорогой стоял легкий серебристый туман, и тени на фоне взошедшей луны казались живыми.

Влажная прохлада воздуха составляла приятный контраст мягкому, обволакивающему внутреннему теплу: прежде чем отправиться, они сообща распили чашу горячего вина с пряностями.

Найл шагал впереди, остальные тянулись следом двумя разрозненными вереницами. На всех были затасканные серые рубахи, и любой встречный принял бы их за измотанную колонну рабов, возвращающихся после долгого, утомительного дня.

Кстати, за Найлом шел ни кто иной, как давешний «предводитель» пиратов; у него в самом деле одно плечо было выше другого. А вон тот, горбатый (под рубаху специально пришит валик) – тоже неподалеку – помогал нынче Мостигу.

Все были молоды, а выбраны, в основном, из-за небольшого роста.

Шли медленно, поскольку Доггинз – замыкающий – не позволял приближаться к паучьему городу обычным здесь быстрым шагом.

Он настаивал, чтобы все прониклись мыслью, что они – усталые рабы, и плелись соответственно.

Указаниям Доггинза следовали с такой методичностью, что прошло еще почти два часа, прежде чем добрели наконец до северной окраины.

Надо сказать, что Найл поначалу отнесся к этому рисковому предприятию с сомнением, но по мере того, как они приближались к городу, уверенность крепла.

Опасался он, в частности, потому что не был уверен в стойкости этих неопытных юношей, но вскоре убедился, что надо оценивает их. Слуги жуков никогда не держали перед пауками страха, потому и это вторжение в их твердыню принимали за некое забавное приключение.

Вот почему, шагая в холодном дышащем лунном свете, вдыхая аромат листвы и сырой земли, он чувствовал облегчение и радость от мысли, что обратного хода нет: свершилось, жребий брошен.

Главный проспект казался странно пустым, смутно белеющие в сумерках полуразрушенные здания смотрелись как пейзаж пустыни. На этот раз ощущения, что за ними наблюдают незримые глаза, не возникало.

Если пауки на них смотрели, то без любопытства.

Найл с Доггинзом уже согласовали между собой план.

Найл подводит их к небольшой площади, где сегодня утром собирали рабов.

Там они расстаются и по двое-трое пробираются своим ходом к казармам, расположенным всего в трех кварталах к северо-востоку. Там прячутся в ближайшем заселенном доме и дожидаются, пока подтянутся все.

Затем поутру начнется самое главное.

Как рассудил Найл, когда весь квартал рабов погрузится в сон, у пауков не будет особой причины хранить бдительность.

Но уже по приближении к реке Найл начал испытывать первые опасения.

Даром что за потрескавшимися оконными рамами горели масляные светильники, а из подъездов доносились запахи кухни, сами улицы были уже пусты. Найл почему-то считал, что в квартале рабов вечерами так же людно, как и на рассвете.

Тишина улиц наполняла смутной тревогой. Если рабы не боятся пауков, почему они все хоронятся внутри?

С главного проспекта Найл свернул налево и через несколько минут привел свою бригаду на площадь; там и остановились. Сама площадь была пуста, но в домах вовсю кипела жизнь.

Слышался младенческий плач, перебранка женщин, крики детей. Найл для вида крикнул:

– Бригада, стой! Разойдись!

Доггинз медленно, словно нехотя, сунув руки в карманы подошел к Найлу и быстрым кивком указал на ближайшую открытую дверь подъезда:

– Вот, пойдем. Хоть что-нибудь перехватим поесть. От ходьбы все проголодались.

Когда Найл попытался войти в подъезд, навстречу ему выскочила беременная женщина и, размахивая руками, закричала:

– Места нет, места нет!

Она решительно наступала, и мужчины попятились.

Дверь захлопнулась перед самым лицом.

Найл и Доггинз переглянулись в смешливом удивлении:

– Что теперь?

– Давай пробовать соседнюю дверь. Но и здесь произошло то же самое. На нижней ступени лестницы, хлебая из чашки суп, сидел чахлого вида человек со впалой грудью и зобом.

Едва завидев Найла на пороге, бледнотик сказал:

– Прошу прощения, места нет. Поищите где-нибудь еще.

Не успел Найл подойти, как тот вскочил и уверенно загородил проход.

Мелькнула мысль, не отпихнуть ли его в сторону, но он вовремя понял, что это опасно: привлечет внимание.

Кроме того, было ясно, что крайняя комната заполнена до отказа.

Доггинз снаружи уже начинал волноваться. Вереница из двадцати рабов на совершенно пустой площади смотрелась очень даже подозрительно.

Понятно было, что отыскать убежище надо немедленно. Однако беглого взгляда на освещенные окна в соседних домах было достаточно, чтобы понять: вероятнее всего, дома вокруг площади по большей части также переполнены.

На угловом здании виднелась как попало намалеванная табличка: «К2». Именно здесь ему указывали искать Морлага, чернобородого надсмотрщика.

Найл толкнул дверь; к счастью, никто не кинулся навстречу.

Однако едва зашел в коридор, как откуда-то сверху донеслось:

– Пшел вон!

Над перилами появилось лицо. Это был тот самый, по имени Лоррис.

– Мы только что вернулись. Куда нам теперь?

Лоррис признал давешнего собеседника.

– А, это ты. Ничего, входи. Я думал, это раб.

– Но со мной снаружи еще два десятка. Куда нам податься?

Лоррис пожал плечами.

– Да хоть куда, только чтобы не в то место, где ночевали вчера.

– Это как? – удивился Найл.

– Такой порядок. Рабам нельзя две ночи подряд ночевать в одном и том же месте.

– Почему нельзя?

Лоррис раздраженно развел руками.

– А я почем знаю? Не я здесь законы придумываю.

– Спасибо.

Снаружи Найл сказал:

– Здесь лучше не задерживаться. Давай попробуем на соседней улице.

– А не лучше будет перебраться ближе к казармам?

– Желаешь рискнуть?

– Все лучше, чем здесь торчать. – Доггинз кивнул на аллею, ответвляющуюся от северовосточного угла площади. – Пойдем вон тем путем.

– Я думаю, лучше все же придерживаться центральных улиц.

Доггинз покачал головой.

– Давай идти кратчайшим путем. Лучше, если ты пойдешь первым.

Найл решил не спорить.

Он повел их через площадь к проходу аллеи. Однако в десятке саженей темнота сделалась такой непроницаемой, что они вынуждены были остановиться.

Словно густые занавеси из черного бархата вокруг…

– Подожди минуту, я сейчас зажгу свет. Другой голос – помощника Мостига:

– Что случилось?

В голосе, показалось, звучит нарастающая паника.

И тут совершенно внезапно Найла пронизала темная тревога, такая острая, что просто волосы дыбом. Ощущение такое, что еще секунда, и произойдет страшное, непоправимое. Найл схватил Доггинза за запястье.

– Думаю, нам лучше вернуться.

– Зачем?

– Делай, как говорю.

Видно, сказано это было так, что все подчинились, не рассуждая. Через минуту они уже снова были на площади.

– Где Маркус? – спросил помощник Мостига.

– Маркус! – окликнул Доггинз.

Ответа не послышалось.

В этот миг Найл понял, что непоправимое уже произошло.

Доггинз двинулся назад в сторону аллеи, клича на ходу Маркуса.

Прежде чем он успел шагнуть в темноту, Найл схватил его за локоть, не давая ступить дальше.

– Ты чего? – Доггинз попытался высвободить руку. – Пусти ради бога, я не могу оставить его умирать.

Найл, наклонившись к нему, негромко сказал:

– Он уже мертв.

Перед внутренним взором возникло почерневшее тело отца.

– О, небо!

Найл почувствовал, как растет страх, и до конца осознал всю степень грозящей им опасности.

Его собственной реакцией было максимально сосредоточиться и взять себя в руки. Специально используя свой медальон так, чтобы можно было сильнее излучать свою волю наружу, он наклонился вперед и прошептал, на ухо Доггинзу:

– Скажи им, что ты его отыскал. И скажи, что нам пора трогаться.

Почувствовалось, мысленный приказ начинает оказывать действие: паника улеглась.

Доггинз повернулся к остальным.

– Все нормально, он отыскался, – голос был бодрый, спокойный. – А теперь пошли.

– Построиться, и за мной, – уточнил Найл.

К счастью, никто не стал задавать вопросов. А между тем, если бы светила луна, скрыть обман было бы невозможно. Но она была сокрыта высотными зданиями на северо-востоке, и темнота стояла почти полная.

Через несколько секунд они шагали строем на северо-восток по центру узкой улицы.

Найл был потрясен. У него не закрадывалось сомнения насчет того, что произошло.

Попытка человека крикнуть или оказать сопротивление заранее была парализована жесткой паучьей волей.

К этому моменту от тела бедняги, вероятно, мало что осталось.

Кстати, даже сейчас опасность еще не миновала. Стоит кому-нибудь заметить, что Маркуса в строю нет, неминуемо последует взрыв паники, и их присутствие обнаружат.

Только когда безо всякого нервного метания прошли через следующий освещенный луной перекресток, Найл понял, что можно перевести дух.

Никто не усомнился в правдивости Догтинза, когда тот сказал своим спутникам, будто Маркуса нашли.

Что касается их местонахождения, то здесь Найл чувствовал стопроцентную уверенность. План квартала рабов он представлял так же ясно, как если бы у него перед глазами висела карта.

Каждая деталь была четкой и понятной, поскольку усваивал он ее в состоянии усиленной сосредоточенности.

Из карты следовало, что казармы находятся отсюда в двух кварталах к северу.

Проще всего было бы пройти через широкий проспект, идущий от зала собраний к реке, но Найл отклонил такой вариант как не вполне надежный.

Вместо этого он решил пройти дальше по узкой улице и повернуть налево на следующем перекрестке.

На той стороне проспекта начинался район, разрушенный в свое время пожаром. Большинство домов представляло собой лишь остовы, в воздухе стоял густой запах горелого дерева. К югу луна освещала кучи мусора, а в отдалении виднелась река.

На следующей улице Найл велел повернуть налево. Чувствовалось, что огонь прошелся и здесь, но большинство домов все же устояло. Найл обрадовался: паутины нигде сверху не было видно.

Непохоже, чтобы пауки обитали в этих сиротливых развалинах.

Пройдя с полпути вдоль улицы, поравнялись с неприметным полурассыпавшимся зданием, откуда на дорогу свешивало ветви изогнутое дерево. Дом по соседству тоже был разрушен, улицу перегораживали разновеликие груды обломков, метров до трех высотой. Найл решил перебираться в этом месте и первым полез вверх по куче камней, осторожно выверяя перед каждым очередным шагом, надежна ли опора.

Так и перебрался, отделавшись лишь оцарапанным запястьем, да синяком на голени, и обернулся, поджидая остальных.

Луна теперь находилась как раз сзади, серебря ветви дерева, листья на котором, кстати, чуть слышно шелестели, как на легком ветру.

У него хватило времени осмыслить некоторую странность: откуда ветер, ночь-то тихая? – когда из темноты свалился паук.

Произошло все так быстро, поначалу сложно было и разобрать, что это – может, тень мелькнула.

Падение было совершенно бесшумным, раздался только приглушенный крик человека, на которого он упал, – такой слабый, что никто из остальных, похоже, и внимания не обратил.

На секунду Найл изумленно застыл, парализованный невероятностью происходящего.

Паук приметно двинул головой – клыки всажены.

Найл невольно вскрикнул, остальные в смятении обернулись. Напали на замыкающего. Если б не Найл, никто бы и не заметил, что задний исчез. Теперь было понятно, как именно исчез раб, когда шли к городу жуков.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Найл снова кинулся вверх по обломкам, в темноте сбив кого-то с ног. Взлетев наверх, он увидел паука, бредущего в сторону немо зияющего подъезда.

На спине у него большой куклой болталось безучастное человеческое тело.

Ослепленный внезапной яростью, Найл подхватил первый попавшийся камень и запустил его в восьмилапого. Тот глухо стукнул о ворсистый бок.

Существо мгновенно остановилось (чувствовалось его изумление), обронило тело и озадаченно повернулось.

Не успел камень сорваться с руки, как до Найла запоздало дошло, что поступает он опрометчиво.

Развернувшись рывком, он попытался юркнуть вниз. Куда там! Тело неподвижно застыло, словно мышцы сковало ледяным панцирем.

Все, застыв, в ужасе смотрели, как паук, выставив клыки, приближается к Найлу.

Глаза смотрели с отстраненной безучастностью убийцы. Юноша совершил немыслимое, напал на смертоносца.

Кто-то пронзительно взвизгнул.

Найл вздрогнул и понял, что возможность двигаться все же есть. Медальон жег грудь пылающим углем.

Глядя на небрежные, неторопливые движения – паук, похоже, нарочито растягивал время, – юноша ощутил прилив горького гнева.

Надо же, какое откровенное, унизительное, наглое превосходство исходит от твари!

И он судорожно рванулся. Медальон, казалось, накалился еще сильнее (ожога на груди точно не миновать), но Найл от этого лишь еще больше напрягся.

И тут, с внезапностью лопнувшего провода, воля паука отрикошетила сама в себя, и смертоносец вздрогнул, как от боли. Собственный импульс бумерангом возвратился к нему, да еще и усиленный ненавистью Найла.

Паук пригнулся, как пес под ударом палки. Но вот он собрался с силами, и Найл опять сполна ощутил всю мощь его воли, хлестко ударившей в самую сердцевину нервной системы.

На этот раз Найла не удалось застичь врасплох.

Подкрепленный мыслью, что существо все же уязвимо, он ударил своей волей, словно криком гнева.

Опять почувствовалось, как паук трусливо съежился.

Тем не менее, его воля цепко удерживала Найла, не давая размахнуться, так что все усилия оказывались тщетными; руки чешутся ударить как следует, да никак не дотянуться до цели.

В попытке «достать» паука Найл клонился вперед, словно превозмогая сильный встречный ветер, и наконец почувствовал, что воля смертоносна начинает колебаться. И тут с внезапностью, от какой Найл едва не лишился равновесия, паук сдал. На мгновение лапы у него будто подогнулись, затем он повернулся и побежал, волоча за собой бесчувственное человеческое тело.

От необузданного торжества у Найла голова шла кругом; он в жизни еще не переживал такого триумфа.

И тут с ошеломляющей внезапностью навалилась усталость, с плеч передавшись на ноги. Колени у Найла подогнулись, он едва удержался, порывисто взмахнув руками.

Когда юноша спустился с кучи, усталость сменилась тяжело пульсирующей головной болью.

– Как у тебя получилось его шугануть отсюда? – изумился Доггинз.

– Потом объясню, – язык у Найла заплетался, как у пьяного. – Надо поскорее убираться.

Все засуетились, заспешили. Найл чувствовал общую взвинченность и понимал, что с того момента, как они вступили в квартал рабов, опасность сейчас сильнее всего.

Если где-нибудь в соседних зданиях гнездятся еще пауки, то не успеют они дойти до конца улицы, как те непременно будут тут как тут.

От собственной опустошенности возникало чувство беспомощности. От переживаний отвлекло жжение в груди.

Именно поэтому он полез под рубаху и ощупал досаждающее место кончиками пальцев. Так и есть, язвочки и волдыри. Любопытства ради он повернул медальон овальной выпуклостью внутрь.

В эту же секунду боль усилилась так, что Найл поперхнулся собственным дыханием.

Доггинз тревожно на него покосился. Где-то около минуты мозг напоминал лодку среди бушующих волн нестерпимой муки.

Однако боль, в конце концов, переплавилась в жестокую сосредоточенность, и Найл почувствовал, что самообладание возвращается к нему.

Осознание этого будоражило, наполняя победным торжеством, едва не таким же, как отпор смертоносцу.

Раньше Найлу удавалось переносить боль и усталость лишь до определенного момента, а дальше всегда приходилось отступать. Но вот сейчас, похоже, он одолел эту извечную обреченность и на какой-то миг ощутил себя покорителем горной вершины.

Они дошли до конца улицы, выходящей на широкий проезд, вдоль которого безмолвно высились величественные, почерневшие от времени и обветшалые здания.

Прямо напротив громоздилась стена метров десяти высотой, наверху щетинились длинные шипы.

Поверхность стены была абсолютно гладкой, словно высеченной из сплошного камня. На вид она казалась такой же неприступной, как отвесная скала. Освещенные лунным светом казармы напоминали Найлу о цитадели на плато.

Все озирали стену с унылой безнадежностью; только одному Доггинзу, похоже, все было нипочем. На лице у него читалось тайное злорадство: победа близка.

– Что ты там думаешь отыскать? – спросил Найл.

– Взрывчатку, – ответил тот, почему-то настороженно покосившись. – И оружие.

– Оружие?

– Именно так. Оружие, – произнес Доггинз вкрадчиво и повернулся к остальным. – Ладно, давайте-ка ближе ко мне, и держитесь в тени.

Метров через тридцать они очутились как раз перед центральными воротами крепости.

Огромные монолитные двери, выше самих стен, и тоже унизаны сверху острыми как иглы шипами.

По соседству в стене находилась дверь поменьше, но та податлива не больше, чем сама стена.

Еще триста метров, и они уже возле юго-западного угла, граничащего с выводящим к реке проездом.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: западная часть стены так же неприступна, как и все остальные. В отличие от зданий на проспекте, эти стены возводились явно на века.

Пройдя с полминуты вдоль северной части, они неожиданно вышли еще к одним воротам. Тоже массивные, из литого металла, точно с таким же частым рядом безукоризненно острых шипов по верху, но эти умещены были между широкими столбами, каждый из которых венчал большой штырь.

Доггинз, остановившись, изучал столбы с непонятным вниманием – картина казалась такой же безнадежной, что и возле другого входа.

– Милон, давай-ка веревку, – неожиданно сказал он.

Один из людей стянул с себя серое рубище, под которым оказалась обыкновенная желтая туника жучиного слуги.

Он отвязал обмотанную вокруг пояса веревку (Найлу она показалась опасно тонкой).

Затем Доггинз достал из кармана металлический крюк – оказалось, складной, наподобие якоря-"кошки".

Его он принайтовал к концу веревки и, примерившись, бросил вверх. «Кошка» зацепилась за два крайних от ворот шипа. Подергав для верности веревку, Доггинз быстро полез наверх.

Вскоре он уже стоял на столбе, придерживаясь обеими руками за штырь, чтобы не свалиться.

Теперь было ясно, почему он присмотрел именно этот пятачок. Ширины столба по обе стороны острия хватало как раз, чтобы пролезть человеку сухого телосложения.

Достали еще одну веревку.

Ее Доггинз привязал к основанию штыря и сбросил за стену на ту сторону. Через секунду подрывник исчез.

Найл полез следующим.

Дотянувшись, наконец, до верха, он сумел удержаться на вершине ворот, после чего, перебирая ногами, закрепился на столбе.

Лунный свет падал на виднеющиеся внизу длинные крыши казарм. С этой же точки открывался вид на юг, на реку и небоскребы паучьего города.

В лунном свете башня горела ровным зеленоватым свечением, а непосредственно за ней различалась черная глыба вместилища СмертоносцаПовелителя.

Внезапно Найл почувствовал себя настолько уязвимым и открытым для обзора, что, проскользнув между штырями, поспешил спуститься вниз, за стену.

Дожидаясь остальных спутников, что скатывались вниз один за другим, Найл с Доггинзом молча озирали пустынный строевой плац, окруженный приземистыми солдатскими казармами.

Паутины не было видно нигде, а в целых, непобитых стеклах окон поблескивала луна.

Что-то в атмосфере этого места нагоняло на Найла неизъяснимое одиночество и тоску.

Заговорив с Доггинзом, он невольно поймал себя на том, что говорит тихо, понизив голос, словно боясь потревожить тишину.

– Как ты считаешь, почему пауки никогда сюда не забирались?

– А зачем им? Что им здесь делать?

– Получается, здесь ничего не менялось с той самой поры, как люди оставили Землю?

– Видимо, да, – сказал Доггинз, криво усмехнувшись.

В паре шагов слева возле стены что-то смутно белело. Найл подошел взглянуть и наткнулся на человеческий скелет.

Очевидно, он лежал здесь уже долго, и от времени и непогоды череп сделался тонким и хрупким.

Найл повернулся к Доггинзу.

– Кто-то пытался сюда пробраться. Доггинз пошевелил кости носком башмака, некоторые отвалились.

– Знать бы, от чего он здесь помер, – Доггинз задумчиво разглядывал верх стены.

– Может, паук догнал?

– Может, – не особо вникая, сказал тот. Оба вздрогнули от судорожного, прерывистого поскуливания, исходящего словно от некоего животного.

До Найла дошло, что доносится оно от кого-то из людей Доггинза, тесно сбившихся возле стены.

– Что случилось? – резко окликнул Доггинз.

– Тут что-то с Киприаном!

На земле корчился в муках человек, тело отчаянно извивалось.

Он пытался что-то выговорить, но боль не давала произнести ни звука. Человек давился, на губах проступила белая пена.

Резко выгнувшись, он внезапно обмяк и перестал шевелиться. Глаза закатились, виднелись одни белки. Доггинз пощупал пульс, но и так уже было ясно, что человек мертв. Агония длилась не дольше десяти секунд.

Доггинз выпрямился; даже в темноте было заметно, насколько он бледен.

– Кто-нибудь знает, что произошло? Все лишь угрюмо покачали головами. Было видно, что люди близки к истерике.

Доггинз приподнял правую руку мертвеца и перевернул ее. На тыльной стороне предплечья была царапина около двух сантиметров длиной.

– Вот оно что. Шипы отравлены. Мысль о том, насколько они были близки к смерти, на некоторое время всех словно парализовала.

Однако Доггинз был решительно настроен не допустить, чтобы люди успели поддаться страху.

– Пора двигаться. А теперь слушайте меня внимательно. В одном из этих зданий и находится арсенал. Мне надо, чтобы вы отыскали, в котором именно.

Найл указал на крайнее здание в северовосточном углу.

– Мне кажется, что в этом.

– Почему?

– Оно было помечено на карте. Доггинз с сомнением покачал головой.

– А я вот думаю, оно походит скорее на канцелярию. Но все равно, давай посмотрим и там.

Более пристальное изучение показало, что он прав.

Действуя плечами как таранами, они взломали дверь, затем зажгли масляные светильники и разбрелись по зданию.

Убранство большинства комнат было примерно одинаковым: столы, стулья, этажерки со множеством полок.

Воздух стоял застойный, мертвый, как в склепе; к чему ни прикоснись – всюду темная пыль.

Когда кто-то потянул занавеску, та порвалась, словно подмокшая промокашка.

Доггинз один за другим выдвигал из стола ящики. Когда выяснилось, что один из них заперт, вынул нож и, нетерпеливо тряся лезвием, расщепил зазор до широкой щели. Лезвие, щелкнув, сломалось, но Доггинз довольно хмыкнул: ящик открылся.

Он оценивающе взвешивал на ладони какую-то длинноствольную штуковину.

– Что это?

– Бластер системы Флекноу.

– Что он делает?

– Излучает чистую энергию. Смотри. Сверкнула беззвучная голубоватая вспышка (Найл от неожиданности просто подпрыгнул), и из ствола метнулась прерывистая нить света. Почти тотчас же запахло нагретым металлом и озоном.