Текст книги "Философия свободы"

Свобода в чехословацкой философии католического сопротивления
(Е. В. Глушко)

1. Введение

Тема свободы, в большей или меньшей степени философски отрефлектированная, безусловно, представляет собой основное содержание любого интеллектуального дискурса, формирующегося в условиях существенного, но не абсолютного государственного контроля за частной и общественной жизнью человека, и обычно начинает играть доминирующую роль в творчестве философов по призванию, работающих в соответствующих условиях. Исключения в этом плане не составляла и Чехословакия с ее богатым протестным интеллектуальным потенциалом, сформировавшимся в условиях довольно жесткого и далеко простирающегося государственного контроля, если сравнивать с другими европейскими странами соцлагеря.

Данная статья посвящена теме свободы в философии католического подполья Чехословакии. В ЧССР католики представляли собой самую идеологически независимую от правящего режима прослойку населения, что было особенно заметно в более религиозных частях страны, таких как Словакия и Моравия. Несмотря на законодательные запреты и репрессивные действия властей и спецслужб, католики сформировали довольно развитый «параллельный полис» (терминология католического философа Вацлава Бенды), старались вести активную общинную жизнь, соблюдая правила конспирации. В середине – второй половине 80-х гг. «параллельный полис» превратился в подлинную оппозицию правящему режиму, и немалую роль в этом сыграли католические идеологи – философы, богословы, общественные деятели, такие как о. Йозеф Звержина, о. Ото Мадр, о. Вацлав Малый, о. Антон Срголец, Вацлав Бенда и др.

Следует констатировать, что опорой для формирования их воззрений становились: 1) Социальные энциклики Льва XIII и Пия XI, в которых обосновывалась деятельность «Католической акции», апостольских движений мирян. Взгляды католических активистов времен Второй мировой войны прошли проверку в лагерях сталинского периода, где многие провели по 10–15 лет.

2) Именно в лагерях окончательно сформировалось мировоззрение и богословие тех, кто играл ведущую роль в оппозиции в период «нормализации». По сравнению с «долагерным» периодом, их взгляды смещались в сторону большего либерализма и большего интереса к человеку; неожиданно для себя, выйдя из тюрьмы, эти люди обнаружили, что идеи Второго Ватиканского собора вполне соответствуют их собственным поменявшимся представлениям о вере и человеке.

3) Итак, идеи Второго Ватиканского собора, которые в недолгий период «оттепели» конца 1960-х гг. успели проникнуть в Чехословакию – это третий источник «философии сопротивления» чехословацких католиков.

4) Следует отдельно сказать и о влиянии не только декретов собора, но в целом новых течений в католическом богословии Запада. Одним из самых популярных богословов в самых разных церковных кругах Чехословакии был Пьер Тейяр де Шарден; в самиздате распространялись переводы из А. де Любака, Р. Гвардини, И. Конгара, Ж. Маритена, К. Ранера, впоследствии также Ганса Кюнга, Ганса Йориссена, Бернгарда Геринга. Пользовались популярностью идеи «ненасильственного сопротивления» Ганди, а также тексты о «теологии освобождения» – в ситуации Латинской Америки чехословацкие католики видели немало общего со своей ситуацией.

5) Нельзя не упомянуть и о традициях политического католицизма в Чехословакии (Чехословацкая народная партия; Глинкова словацкая народная партия), определенную преемственность по отношению к которым ощущали некоторые деятели католического сопротивления в ЧССР. Рамки данной статьи не позволяют очертить спектр более или менее философских интерпретаций концепта свободы в условиях чехословацкого католического подполья хотя бы относительно полно. Цель автора, скорее, привлечь внимание к теме, которая до сих пор крайне мало интересовала внимание исследователей, несмотря на ее очевидную актуальность. Хотелось бы также сразу подчеркнуть, что автор статьи – историк и не претендует на точность анализа, необходимую для действительно философского исследования.

2. Исторический контекст

25 февраля 1948 г. в Чехословакии произошел государственный переворот, и к власти окончательно пришли коммунисты. В конце 40-х – начале 50-х гг. проводится целый ряд показательных процессов над католическими деятелями, как клириками, так и монахами и мирянами – активистами «Католической акции» и скаутского движения; именно лагерь оказал решающее воздействие на интеллектуальное формирование многих философов и богословов, игравших заметную роль в чехословацком подполье в последующий период. В административном плане церковь становится государственным учреждением; ее имущество национализировано, священники получают зарплату от правительства. Принять рукоположение теперь возможно, только принеся клятву верности народно-демократическому государству, а для служения на приходе требуется государственное согласие.

Вторая половина 60-х гг. в Чехословакии – период заметной «оттепели» в обществе, кульминацией которой становится «пражская весна» 1968 г.; в это время в страну проникают и новые веяния в богословской католической мысли – следует помнить, что только что состоялся Второй Ватиканский собор (1962–1965). Но после вторжения в Чехословакию армий стран Варшавского договора 21 августа 1968 г. и установления режима «нормализации» начинается обратный процесс «похолодания», и с началом 70-х католическая церковь в Чехословакии фактически уходит в подполье; руководителями подпольных католических общин становятся бывшие политзэки. Они создают «подпольные университеты», где изучается богословие, переводят зарубежную литературу, пишут сами, печатают самиздат и публикуются в «самиздате».

Так в 70-е гг. Католическая церковь становится одним из основных «пространств свободы» в чешских землях и практически единственным – в Словакии. Неудивительно, что за время, прошедшее с момента установления коммунистического правительства в стране, понятие свободы в интерпретации тех, кто брал на себя смелость говорить за независимую, «подпольную» церковь, претерпело определенную эволюцию, основной вектор которой шел от аполитичности и независимости от социального, замкнутости в мире веры – к идее о том, что миссия христианина подразумевает, в том числе, и социальное преобразование мира.

Во второй половине 80-х гг., вместе с изменением климата в международных отношениях, поменялась и атмосфера в стране: идея свободы стала восприниматься как естественный идеал, за который необходимо бороться, всеми, в том числе и католиками. Можно сказать с уверенностью, что определенную роль в этом сыграла и публицистическая и прочая активность католических мыслителей, о которых пойдет речь в данной статье.

3. Свобода христианина как свобода к сотворчеству с Богом: христианский гуманизм Ладислава Гануса и Феликса Марии Давидека

Вневременной, феноменологический характер интерпретации идеи свободы был свойственен в большей степени словацким католическим философам. Одной из известнейших фигур в словацкой философии ХХ в. был священник Ладислав Ганус (1907–1994 гг.; в тюрьме провел больше 13 лет). Центральным концептом его философии является понятие «культурности» человека[142]142
  См. его эссе 1943 г. «Rozprava o kultúrnosti».


[Закрыть]. Показатель этой культурности, принадлежности человека к европейской культуре – это «европейская мера человека», которая представляет собой «равновесие свободы и условности». «Свобода есть главное преимущество достоинства человека» и главный показатель культурности, по мысли Гануса[143]143
  Hamada M. Návrat veľkého mysliteľa // Symbol slovenskej kultúrnosti: Zborník k storočnici Ladislava Hanusa. Bratislava: Literárne informačné centrum, 2007. S. 128.


[Закрыть]. Поэтому исследователь Милан Гамада, сам член культурного словацкого андеграунда в период «нормализации», так характеризует воззрения Гануса: «…подлинная культурность тождественна со свободой человека. Это высшая форма человеческого существования, это в первую очередь нравственная ценность. И поэтому культурный человек не желает жертвовать собой ради какой бы то ни было должности, ради политической принадлежности, ради идеологии, человек в своей сущности не может быть таким образом редуцируем»[144]144
  Там же.


[Закрыть]. Именно христианство позволяет обеспечивать равновесие между различными идеологиями и общественными феноменами, сохранять естественное всеобщее равенство: «Христианство не позволяет части выйти за свои рамки и превратиться в чудовищную абсолютную величину, и потому оно – единственный страж и гарантия органической целостности человечества. Именно оно пришло с евангелием равенства, принципиального равенства между человеком и человеком»[145]145
  Там же. С. 131.


[Закрыть]. Миссия христианства – «призывать земные области к высшей ответственности. Оно мерит их абсолютными нормами. Оно имеет над ними компетентность совести»[146]146
  Там же. С. 133.


[Закрыть]. Христианство, с одной стороны, несводимо к той или иной культуре; с другой стороны, именно оно позволяет преобразовывать и совершенствовать действительность (здесь заметно влияние Жака Маритена, а также Пьера Тейяра де Шардена): «Христианский гуманизм – это гуманизм воплощенного Слова. Воплощение есть его миссия в истории: воплощение порядка любви в естественных областях жизни человека, семьи, государства. Его священный этос – одушевление материи»[147]147
  Letz J. Hanusov personalizmus // Symbol slovenskej kultúrnosti: Zborník k storočnici Ladislava Hanusa. Bratislava: Literárne informačné centrum, 2007. S. 136.


[Закрыть].

Идеи Тейяра де Шардена вдохновляли не только Гануса, но и других деятелей католического сопротивления в Чехословакии. Тайный епископ из моравского города Брно, Феликс Мария Давидек сделал возможным возникновение одной из крупнейших структур подпольной церкви в стране, причем некоторые ее ответвления продолжают существовать и сегодня. В мировоззрении и интеллектуальном творчестве Давидека сочетаются глубокий мистицизм Шардена и постоянная открытость к актуальным социально-политическим вызовам. Уже в 1948 г. Давидек так рассуждает о проблеме свободы личности: «Тоталитарное государство хочет больше, чем принадлежит ему: оно хочет личную свободу. Хотя это единственное, но в то же время и – все… Человек становится рабом государства. Государство – больше чем человек, государство имеет право не только на его тело, но и на его душу (хотя ее и не признает). Существуют предписания, как нужно думать, чтобы это не угрожало государству. Здесь есть кажущаяся аналогия между церковью и тоталитарным государством. Церковь также предписывает, как нужно мыслить, чтобы человеческое сообщество не оказалось под угрозой. Но только церковь – это сообщество верующих, сообщество добровольное, в котором никого ни к чему не принуждают, и что самое важное – никого не принуждают ко злу»[148]148
  Davídek F. M. Křesťanský světový názor // Fiala Petr, Hanuš Jiří. Skrytá církev: Felix M. Davídek a společenství Koinótés. Brno: CDK, 1999. S. 228–229.


[Закрыть]. Миссия христианина – способствовать осуществлению Царства Божьего на земле, и эта работа неминуемо имеет социальнополитический оттенок: «Бог действительно хочет царствовать, но это царство Ему не готовят. Христиане из него добровольно эмигрируют или позволяют себя изгнать… Лишь от недоразвитости религиозных идей рождается отвага приобрести небо, даже не попытавшись приобрести мир»[149]149
  Davídek F. M. Konkrétní spirituální práce // Fiala Petr, Hanuš Jiří. Skrytá církev: Felix M. Davídek a společenství Koinótés. Brno: CDK, 1999. S. 237.


[Закрыть]. Цель апостольской деятельности – «создать зрелого, целостного, полного, парусиального человека и зрелое, парусиальное человечество»[150]150
  Davídek F. M. Teologie parusie // Fiala Petr, Hanuš Jiří. Skrytá církev: Felix M. Davídek a společenství Koinótés. Brno: CDK, 1999. S. 251.


[Закрыть]. Зрелость человека предполагает и зрелость в Свободе: «Понятие зрелости в Свободе предполагает “зрелое” отношение к Авторитету, т. е. полностью свободное, т. е. Авторитет, прежде всего, создающее, активно ее устанавливающее – конституирующее (actio) и потом только пользующееся ею, потребляющее ее…», но сейчас «Человечество страдает в железных тисках авторитета, механически созданного, механически действующего, механически применяемого в варварских деспотиях и в королевствах тиранов, точно так же как в королевствах конституционных, в республиках и демократиях… Авторитет, его подлинная ценность (реальность – подлинность, его функция, его излучение, его actio) зависит не от количества декретов, кодексов, инструкций, monitum’ов и т. д., и т. д., а от того, сколько людей добровольно идут за ней … Все остальное – фикции авторитета, тем жестче вымогаемого, репрессивного, с постоянно возрастающим репрессивным элементом, чем больше такой “авторитет” не способен вести»[151]151
  Там же. С. 252–253.


[Закрыть].

4. Свобода христианина как свобода протеста: обоснование политического активизма в творчестве чешских и словацких авторов

В 1977 г. весь мир узнает о манифесте «Хартии-77», содержавшем призыв к чехословацкому правительству соблюдать принятые международные обязательства по защите прав и свобод человека. «Хартию» подписали, в том числе, и некоторые католические активисты, в первую очередь, чешские. Одним из них был священник Йозеф Звержина, публицист и богослов; он так описывал актуальную миссию Церкви: «Нас угнетает возрастающее насилие, притеснение, манипулирование сознанием и совестью, террор и несвобода – мы хотим создать братство беззащитных, свободных и любящих… Мы отвергаем жизнь во лжи и во мраке – хотим жить в правде и свете. Мы не признаем “классовую справедливость”, потому что она сознательно стала составной частью несправедливости – мы хотим справедливости для всех, прежде всего, однако, для обездоленных, притесняемых, шантажируемых, запуганных. Права человека – это не привилегии для нас или для церкви, это – наша обязанность по отношению к другим»[152]152
  Zvěřina J. Odvaha být církví // Studie 1979, N 63. P. 189–190.


[Закрыть]. Церковь имеет право на «критическое непослушание» по отношению к власти: «Там, где светская власть не исполняет свое послание или присваивает больше, чем ей принадлежит, или делает и то и другое, она теряет возможность притязать на послушание». «Бог призывает нас участвовать в своем труде над человеком… Так мы хотим осуществлять “заговор беззащитных”… Мы должны стать служителями, пусть даже мучениками (поскольку бывает и бескровное мученичество) за свободу и справедливость… Единственная сила, способная превозмочь непредставимую силу оружия – это любовь»[153]153
  Там же. С. 195.


[Закрыть].

Схожую «общественно-правовую» интерпретацию Евангелия предлагал и священник и богослов Ото Мадр: «Главная программа евангелия для этой земли – мир… Подлинный мир невозможен без справедливости, поэтому и христианин должен охранять право, если его соблюдение – под угрозой. Слабость хороших людей освобождает путь бесправию. За мир и против бесправия необходимо бороться»[154]154
  Mádr O. Jak církev neumírá // Studie 1986, N 104–106. P. 107–108.


[Закрыть]. «В нынешний роковой час человечество начинает осознавать свою ответственность за, казалось бы, само собой разумеющиеся дары природы, воздух и воду, сегодня оказавшиеся под реальной угрозой. На духовном уровне перед нами не менее ужасная перспектива – впервые в истории существует возможность атеизации целых стран, если не континентов… В нынешней гигантской борьбе за душу человечества, которая во многих отношениях превосходит битвы прошлого, вовсе не очевидно, что конкретно эта церковь в этом уголке света как-то автоматически выстоит и переживет. Все христиане должны выступить на бой, защищая себя от духа этого мира, кто бы ни был его отцом – Вольтер или Маркс. Но в первую очередь – на бой с духом собственного равнодушия, теплохладности – самым опасным»[155]155
  Там же. С. 113.


[Закрыть]. Какие средства дозволены христианину в этом бою? По мнению Мадра, «идеальное средство, рекомендованное в Евангелии – ненасильственный бой за справедливость. Он не обязательно остается просто нравственным жестом; в наше время он продемонстрировал ряд реальных успехов (М. Ганди, М. Л. Кинг, Amnesty International, некоторые движения – гражданские инициативы). Стратегии насилия и лжи и мы, христиане, должны последовательно противопоставлять стратегию справедливости, правды и любви»[156]156
  Там же. С. 132.


[Закрыть].

Активистом Хартии и других групп пражского сопротивления был и чешский католический философ Вацлав Бенда. Неизбежность связи религии и политики в ситуации современной Чехословакии он объясняет следующим образом: властями «каждое проявление веры автоматически оценивается как имеющий политическое (что в моей стране обычно, к сожалению, означает также и полицейское) значение акт»[157]157
  Benda V. Katolicismus a politika: kořeny a perspektivy dnešní situace // Studie. 1980, N 69. S. 211.


[Закрыть]. «На уровне борьбы за политическую власть» ныне, по мысли Бенды, только и могут католики Чехословакии осуществить свою миссию «быть солью земли»[158]158
  Benda V. Katolicismus a politika: kořeny a perspektivy dnešní situace // Studie. 1980, N 69. S. 215.


[Закрыть]. В середине 80-х гг., когда стали заметны новые внутриполитические и внешнеполитические веяния, Бенда писал: «Перед оппозиционными инициативами, перед церквями и, в конце концов, перед каждым ответственным гражданином этой страны уже на протяжении нескольких лет все яснее рисуются… основные задачи, которые можно охарактеризовать, как, прежде всего, политические»[159]159
  Benda V. Jak dál po Velehradě? // Rozmluvy 1986. C. 6. S. 19.


[Закрыть]. Одна из таких задач – «повлиять на мышление большинства в церкви в смысле подлинной католичности, необходимой составляющей которой является, какникак, определенный “социальный” и “гражданский” выход за собственные пределы (понимаемый как служение и ответственность – с очень светским оттенком это также именуется ангажированностью)… поспособствовать всеобщему пониманию того, что в условиях тотального давления и гонений такой выход – это нечто само собой разумеющееся, что касается самых основ веры и является пробным камнем ее подлинности»[160]160
  Там же. С. 20.


[Закрыть].

Ту же мысль о необходимости для христианина выхода за пределы собственной физической ограниченности, собственного страха высказывает и словацкий провинциал ордена францисканцев Петер Ручка: «Проблема в том, что мы ожидаем свободы как бы сверху, от государства, ждем, что нам органы торжественно разрешат то, что давно уже везде укоренено. Я считаю, что мы сами должны стать свободными, что мы просто должны практиковать то, что наше государство повсюду в мире утверждает в договорах и в нашей конституции. Мы сами должны дать себе свободу, выйти за пределы нашей внутренней темницы… Это не бой за свободу, а ее демонстрация, это независимость от светской власти и от страха перед ней»[161]161
  Udeľme si slobodu sami (Úryvky z interview (s Petrom Rúčkom)) // Rodinné spoločenstvo 1986. C. 6. S. 22.


[Закрыть].

5. Политическая свобода и социальная ответственность как основа христианского единства: заключение

1988–89 гг. в Чехословакии – это период, когда становится ясно, что надежды активистов сопротивления начали исполняться, а их усилия принесли плоды. Католическая церковь в это время окончательно превращается в заметную политическую силу. Для католических авторов приходит время открытых манифестов, в которых декларируется их готовность «выйти за пределы» социального круга, ограниченного сообществом верующих, и поддерживать представителей самых разных идейных направлений в их борьбе за свободу и независимость: мистическая составляющая в их текстах здесь окончательно отступила на второй план перед злободневными проблемами. Так, в «Заявлении чешских и словацких католиков к 70-й годовщине возникновения Чехословацкой республики» (т. е. к 28 октября 1988 г.) говорится: «Среди всех прав человека нам особенно дорога свобода совести. В соответствии с декретом Собора о религиозной свободе и с многочисленными высказываниями нынешнего Папы римского мы не требуем свободу вероисповедания и убеждений только для себя, но для всех. Христианство требует от нас уважения и сотрудничества с людьми различных наций, культур, рас и убеждений. Вера ведет нас и к любви к родине, углубляет и облагораживает патриотическое чувство. Она включает его в универсальный контекст и охраняет от искушения шовинизма. Принадлежность к католической церкви укрепляет прежде всего наше сознание принадлежности к Европе и ее культуре, которая немыслима без католичества… Необходимое требование нашей веры и нашего патриотизма – ответственность нас, верующих, за наши народы, общество и государство и служба церкви всем людям…»[162]162
  Prohlášení českých a slovenských katolíků k 70. výročí vzniku Československé republiky // Studie 1989, N 121. S. 62–63.


[Закрыть]. Спустя год, когда в ноябре 1989 г. архиепископ Пражский Франтишек Томашек вернулся после канонизации блаженной Анежки Чешской уже в другую страну, Ото Мадр подготовил для него текст манифеста, известный как «Обращение ко всему народу Чехословакии»: «Нам необходимо демократическое правительство, потому что иначе мы не сможем остановить экологическую катастрофу и другое зло. Все, кто имеет, что нам сказать, должны выступить свободно, чтобы мы из них путем свободного выбора избрали правительство за нас, а не против нас… Я хочу обратиться и к вам, мои католические братья и сестры, вместе с вашими священниками. В этот судьбоносный час нашей истории никто из вас не смеет остаться в стороне. Возвысьте же голос вновь, на сей раз вместе с другими гражданами, чехами и словаками, и представителями других национальностей, верующими и неверующими. Право на веру нельзя отделить от других демократических прав. Свобода неделима»[163]163
  Prohlášení Otce kardinála Františka Tomáška všemu lidu Československa // Studie. 1989, N 126. S. 407.


[Закрыть].

В качестве заключения я процитирую слова из недавнего эссе вспомогательного пражского епископа Вацлава Малого, некогда – католического священника, подписавшего «Хартию-77». Подводя итоги истории гражданского и церковного сопротивления, В. Малый пишет: «Мы поняли, что евангелие – это прежде всего призыв к ответственной свободе. Его редукция к правильной этике – это знак маловерия. Только на отважном пути к свободе мы смогли встретиться и со стоящими по сторонам дороги. Евангелие – это предложение надежды и веры, что можно “головой пробить стену”. Это оказалось правдой в переменах 1989 г.»[164]164
  Malý V., Bischof. Einig im Ringen um Freiheit und Menschenrechte. Die Kirche und die Charta 77 // Die verratene Prophetie: Die tschechoslowakische Untergrundkirche zwischen Vatikan und Komunismus. Luzern: Edition Exodus, 2011. S. 147.


[Закрыть]. Следует сказать, что после 1989 г. многие бывшие участники католического подполья стали принимать активное участие в политике, заложив ряд христианских политических партий и движений. Впрочем, за прошедшие двадцать лет политические сцены, как Чехии, так и Словакии, претерпели значительные изменения.