Текст книги "Правдивые истории о чудесах и надежде"

Чудесное спасение

Сколько себя помню, у нас дома всегда было шумно. Мы с братом росли на родительской ферме: работали в огороде, ходили за скотом. А еще мы держали целую армию рабочих собак и домашних питомцев – спрингер-спаниелей и джек-рассел-терьеров. Без дела мы не сидели, и в доме вечно толклись люди и животные. Вечером мы могли заметить, что один из ягнят уснул перед камином с собаками, и никто этому не удивлялся. Я обожала такую жизнь, и когда мне исполнилось семь лет, поклялась, что вырасту и заведу своих собак.

В девятнадцать лет я переехала в свой дом и взяла первого щенка – немецкого дога. Наша семья росла, у меня родились близнецы – Джо и Бетти. Потом мы переехали на небольшую ферму с участком площадью 12 акров, и животных тоже стало больше.

Мне очень нравились немецкие доги. Я много лет общалась с этими собаками: они умны, чувствительны и любят комфорт. Своих догов Мэверика и Скай я взяла из приюта, а двоих терьеров-метисов – Кевина и Берти – из «Баттерсийского дома собак и кошек». В «Баттерсийском доме» у меня появились хорошие друзья, и с некоторыми сотрудниками мы продолжили общаться.

Как-то вечером я проверяла почту, и одно письмо привлекло мое особое внимание. Я открыла его и увидела фото, заставившее меня ахнуть. На нем была изображена истощенная собака по имени Фейт. Это был немецкий дог, но нечистокровный, и глядя на нее, я поразилась, как она еще жива.

Под жуткой фотографией я прочла приписку от моей знакомой в «Баттерсийском доме»; та объясняла, что Фейт нашли еле живой в канаве недалеко от приюта в Олд-Виндзоре. Видимо, кто-то просто бросил ее там, зная, что ей предстоит умереть на морозе.

Я вчитывалась в письмо, и мне становилось ужасно жаль эту собаку.

В конце моя знакомая писала: «Фейт бы понравилось у вас, правда?»

Я взглянула на своих чудесных собак, сытых и спящих у открытого очага в нашей уютной гостиной. Ответ на вопрос я знала: конечно, Фейт бы у нас понравилось. Она заслуживала такой жизни, как у Берти, Кевина, Мэверика, Скай и Лолы – нашей пятой собаки, шестилетнего немецкого дога, которого мы тоже взяли из приюта. И я тут же написала: «Да! Мне бы очень хотелось, чтобы Фейт поселилась у нас».

Фейт появилась вовремя. Я как раз подумывала о том, чтобы завести Лоле друга для игр. Берти и Кевин были неразлучны, Мэверик и Скай уже достигли почтенного возраста и с радостью составляли друг другу компанию, а вот Лола осталась без пары. Из-за этого она утратила интерес к играм, стала меньше бегать и начала набирать вес. Надо сказать, она очень разленилась. Если в «Баттерсийском доме» решили, что Фейт нам подходит, возможно, они с Лолой станут друзьями?

По опыту я знала, что немецкие доги обычно плохо переносят пребывание в питомниках. Поэтому, когда нам позвонила сотрудница приюта, отвечающая за переселение собак, я вызвалась забрать Фейт как можно скорее.

– Она все еще отстает от весовой нормы и находится под присмотром нашей группы ветеринаров, но крепнет с каждым днем. Как только ее состояние стабилизируется – надеюсь, примерно через неделю, – мы привезем ее к вам и посмотрим, как она поладит с другими собаками. Дальше будет ясно.

– По-моему, отличный план.

Но в жизни не всегда все идет по плану.

В ту самую неделю, когда Фейт должна была приехать знакомиться, я серьезно заболела и попала в больницу на две недели. Я написала в «Баттерсийский дом» и сообщила о том, что случилось. Они отнеслись с пониманием и ответили, что поместят Фейт на временную передержку, пока я не поправлюсь.

В середине ноября я вернулась домой, и мы с двумя сотрудниками приюта договорились, что они привезут Фейт к нам домой, за город. Это не соответствовало правилам: обычно собаки и будущие хозяева впервые видят друг друга в приюте, но я была слишком слаба, чтобы выдержать четыре часа пути до «Баттерсийского дома», и для меня сделали исключение. Итак, Фейт предстояло познакомиться со мной и членами моей семьи на нашей территории.

В день, когда мы ждали Фейт, все наши собаки вдруг залаяли, как по команде. Это могло означать лишь одно: кто-то стоял за дверью. Я отвела больших собак в другую часть дома, а Берти и Кевина – в гостиную. Раздался звонок, и я открыла дверь; двое сотрудников приюта вошли в дом вместе с Фейт. Та по-прежнему была очень худой, но выглядела намного лучше, чем на фотографиях, которые я видела. Я сразу поняла, что в ней есть примесь немецкой овчарки: морда длиннее, чем у немецких догов с их квадратной мордой и челюстями, а нос заостренный. Одно ухо у нее висело, как у щенка – это придавало ей очень умилительный вид.

Фейт держали на поводке, а Берти с Кевином тем временем приветствовали ее удивленным лаем. Она немного оторопела, но, кажется, собаки также пробудили ее любопытство. Мои собаки сели рядом со мной, Фейт спустили с поводка, и она тоже подошла ко мне. Она вела себя дружелюбно, хотя немного нервничала; но стоило мне ее погладить, как она расслабилась на глазах, опустила уши и выключила «осторожный режим». Ее морда уткнулась мне в руку – она просила, чтобы я ее снова погладила! Когда я прекращала или начинала гладить медленнее, Фейт слегка подталкивала меня носом.

– Не иначе как сильная воля немецкой овчарки помогла ей преодолеть ужасные испытания, – сказала я сотрудницам приюта. – Это и помогло ей выжить.

Обе кивнули.

Пока Фейт жила в приюте, меня держали в курсе ее выздоровления. В данный момент она ела четыре раза в день и уверенно набирала вес. Но кости ее все еще выпирали, ясно напоминая о том, в каком ужасном состоянии ее нашли.

– Что за нелюди могли бросить собаку в таком состоянии? – спросила я вслух. Мне никто не ответил, и я продолжала: – Ну, теперь уже неважно: если она останется с нами, мы обеспечим ей условия, которых она заслуживает.

Мне вручили письмо от Хелль, временной хозяйки Фейт, в котором та описывала, чем ее кормила. Хелль также рассказала, что Фейт очень зациклена на еде и сметает все, что плохо лежит, поэтому осторожность не помешает.

Затем мы с сотрудницами приюта познакомили Фейт и Лолу на огороженной площадке на улице. Собаки сразу нашли общий язык. Они стали гоняться друг за другом, и я была счастлива, глядя, как увлеченно они играют. Через забор Фейт унюхала Скай и Мэверика – но с ними тоже не возникло никаких проблем.

Все поняли, что Фейт прекрасно уживется с нами. Поэтому я подписала все бумаги, сотрудники приюта оставили собачьего корма на несколько дней и пожелали мне удачи.

В ту ночь я оставила Лолу с Фейт на кухне, а других собак увела в противоположную часть дома. Фейт спала хорошо, а присутствие Лолы ее как будто успокаивало. На следующий день я со всеми церемониями познакомила ее с другими собаками. Фейт была в восторге от того, что вокруг столько животных и ей уделяют так много внимания. Но иногда она, видимо, уставала от впечатлений, шла искать меня и становилась рядом, словно хотела сказать: помоги!

Я трепала ее по загривку, и она снова убегала играть с новыми друзьями.

Стоило Лоле выбежать на улицу, как Фейт шла следом, и они играли, покуда Фейт хватало сил. Потом она возвращалась в дом. Фейт не понимала, что ее корзинка – только ее, что это ее личное спальное место, где она может отдыхать, поэтому в корзинку она не ложилась. А если и ложилась, то всего на несколько минут. Мы с Джо и Бетти по очереди сидели с ней вечерами, гладили ее и угощали, когда она соглашалась лечь в корзинку, и наконец она усвоила, что это ее место.

Фейт хорошо поладила со Скай и Мэвериком, но у Мэверика было слабое здоровье, и игры его не интересовали. Тут подоспела Лола и быстро объяснила Фейт, что к чему: мол, от него лучше держаться подальше. То же самое касалось и Скай. Я всегда шутила, что Скай – старая собака в теле молодой; к Фейт она никакого интереса не проявляла. Ей гораздо больше нравилось просто быть рядом с Мэвериком.

Близилось Рождество. Я купила елку, поставила ее в холле, а Бетти помогла ее украсить. На Рождество мы пригласили в гости большую компанию друзей, и утром все встали пораньше и повели собак на прогулку. А вернувшись, открыли шампанское, хотя было еще очень рано, и стали праздновать. Из-за того, что Фейт была с нами, все радовались даже больше обычного.

В два часа мы сели обедать, а после развернули подарки. Собакам достались носочки, набитые лакомствами, и ломтики индейки. В жизни не видела столько виляющих хвостов! Во второй половине дня стало спокойнее; я развела огонь в камине, и мы сели смотреть фильм. Мэверик занял свое место у огня, Скай свернулась калачиком на диване с ним рядом, а Лола нежилась в тепле неподалеку. Фейт предпочла лечь в свою корзинку, которая стояла рядом с моим креслом, ну а Берти с Кевином по очереди укладывались ко мне на колени. Все в точности так, как в тот день, когда я впервые получила письмо из «Баттерсийского дома» – только теперь я уже не гадала, что будет, когда Фейт станет частью нашей семьи. Теперь она была с нами.

Наступил новый год, я увеличила порции еды для Фейт, и она начала постепенно набирать вес. Ребра больше не торчали, бедренные кости не выступали. У нее появилось много энергии – она просто не могла усидеть на месте. К счастью, наша ферма отлично подходила для такой энергичной собаки. Мы жили на огороженном участке, и собаки могли бегать, где и когда им вздумается, а также рыскать в конюшне и свинарнике.

Джо катался на квадроцикле, и Лола любила бегать за ним. Все наши немецкие доги обожали бегать за квадроциклом и даже обгонять его. Поначалу Фейт очень боялась этой машины, но Лола нарезала вокруг нее круги и подгоняла вперед, а потом вновь бросалась за Джо. Вскоре и Фейт вошла во вкус и вступила в игру.

Лола была на пять лет старше Фейт, и в ходе наблюдений за ними у меня родилась теория. Я предполагала, что Фейт рано отлучили от матери, и она недополучила внимания – в щенячестве ее только ругали. Она не имела представления о личном пространстве и, как предупреждала Хелль в письме, могла поесть и из чужих мисок. Но с Лолой этот номер не проходил. Стоило Фейт приблизиться к миске Лолы, как та недвусмысленно сигнализировала: а ну не смей брать мое!

Со временем Фейт научилась хорошим манерам и стала вести себя более уверенно. Она поняла, что если Лола идет куда-то, значит, и ей можно.

Я работала дома и по утрам брала Лолу и Фейт на долгую прогулку по полям, раскинувшимся напротив нашего дома. Гуляли мы и вечером. Фейт весила уже двадцать килограммов – на шесть больше по сравнению с весом на тот момент, когда ее нашли. Но все же вес еще оставался ниже нормы, и она быстро замерзала. На прогулку я одевала ее в специальный стеганый костюм.

Фейт и Лола все время проводили вместе, и Фейт училась у своей старшей подруги. От нее она узнала, как играть и бегать, и Лола благодаря ей стала энергичнее: она уже не походила на ту ленивую и сонную собаку, какой я ее помнила. Она больше не плелась за мной на прогулках, а гонялась за Фейт, которая любила бежать впереди. Лола сбросила лишний вес и спала, только когда приходило время сна.

Наступила весна, и Фейт распрощалась со своим теплым костюмом. Теперь она превратилась в милую, энергичную, игривую собаку. Когда мы взвешивали ее в последний раз, она весила сорок два килограмма – норма для немецкого дога. Ничего общего с тем скелетом, что я видела на первой фотографии: она нарастила мышцы, стала здоровой и все делает с увлечением. Фейт – настоящий боец: она не только выжила, но и не позволила своему печальному прошлому омрачать настоящее и будущее.

Глядя на нее, здоровую, счастливую, живущую очень насыщенной жизнью, я понимаю, какое это благодарное дело – взять собаку из приюта. Она очень ласковая, и из всех моих бывших «уличных» собак я замечаю в ней самый большой прогресс. Пожалуй, лишь с Кевином произошли столь же разительные изменения.

Кевин попал к нам еще совсем молодым псом и совершенно не умел себя вести. Кусался, стоило лишь глянуть в его сторону, боялся всех и вся и был ужасно дерганым. А теперь это самая ласковая собака на Земле.

Годы работы с бездомными и брошенными немецкими догами и терьерами научили меня одному: невзирая на породу или на то, что случилось с этими собаками в прошлом, всем им нужно время, распорядок и любовь. Собака из приюта очень быстро учится доверять человеку, и это просто удивительно. Конечно, когда берешь в дом новую собаку, всегда есть сомнения: поладит ли она с членами семьи? Но опыт показывает, что нужно просто дать животному время привыкнуть.

Если вы подумываете о том, чтобы взять собаку из приюта, не волнуйтесь – все сложится хорошо. Нужно лишь время и терпение, чтобы приучить питомца к распорядку, принятому в вашем доме. Сотрудники «Баттерсийского дома» трудятся не покладая рук, и, чтобы их работа продолжалась, им очень нужны хозяева – такие, как мы с вами. Уход за собакой требует времени и сил, но поверьте – все затраты окупятся сторицей.

Сразу после рождения у Фейт не было возможности научиться основам жизни в семье и взаимодействия с другими собаками. Ей не давали общаться с матерью и другими щенками из помета. Но очевидно, что ей очень хотелось быть хорошей собакой и все делать правильно – просто она не знала, как. Теперь она это поняла. Ей еще предстоит немного повзрослеть, но с каждым днем она становится все более уверенной в себе и менее тревожной по отношению к миру. Это чудесное животное.

Бетти и Джо помешаны на животных и, как и я, выросли в доме, где всегда было полно собак. Сейчас им по девятнадцать лет, и они учились ходить, держась за шкирку одного из наших догов – а те стояли абсолютно неподвижно, пока близнецы не научились подтягиваться, вставать, а потом и делать первые шаги. Эти воспоминания – одни из лучших в нашей семейной истории, и без собак наша жизнь была бы совсем другой. А Фейт стала недостающим членом семьи, хотя до ее появления я и не понимала, что нам чего-то не хватает. Зато теперь мы чувствуем, что все встало на свои места.

3
Друзья навек

Как-то раз поздней осенью я гулял по парку Баттерси. На землю падали листья, потревоженные последним теплым ветерком, которому вскоре предстояло смениться колючим дыханием зимы. Вдруг меня охватили сумбурные чувства. Куда ни посмотри, повсюду гуляли парочки и семьи с детьми; они казались счастливыми и беззаботными. Даже те, кто гулял один, были в компании своих любимых собак. А вот для меня Лондон стал символом одиночества. Мне было тридцать пять лет, за спиной – вереница неудачных отношений. Одна такая связь только что подошла к концу. Я чувствовал себя полным неудачником. Присев на скамейку, я начал думать о том, как же дошел до такой жизни. Исчерпывающих ответов не находилось, но кое-что я знал наверняка: у меня не было ни работы, ни денег, никого, кто любил бы меня и кого любил бы я. В какой же момент моего пути все пошло наперекосяк?

Вот такие мысли кружились у меня в голове, когда откуда ни возьмись снизу выскочила лохматая морда. Я опустил голову и увидел спрингер-спаниеля, который прыгал возле моих ног и с любопытством смотрел на меня.

– Чего смотришь? – спросил я.

Он скрылся под скамейкой и через пару секунд появился, зажав в зубах теннисный мячик. Я решил, что теперь, найдя то, что искал, спаниель убежит, но он продолжал вилять хвостом и тянуться ко мне. На минутку он замер, прижался ко мне, и я его погладил. Это было так приятно, и я видел, что собаке тоже нравится: ее дыхание замедлилось, а голова опустилась. В голове у меня прояснилось, и на мгновение я ощутил покой.

Но в тот самый момент собаку окликнули, и она навострила уши. Услышав зов хозяина, спаниель бросил на меня еще один быстрый взгляд и убежал. Я смотрел, как собака и хозяин играли вместе, и думал о том, как здорово иметь своего питомца, любить его и знать, что он любит тебя просто так, без претензий и условий.

Шли недели, а мысли о собаке не выходили у меня из головы. И вот однажды я вышел из дома и отправился туда, где надеялся найти ответ на свои мольбы: в «Баттерсийский дом собак и кошек», расположенный всего в паре шагов от моего дома. Я медленно ходил от вольера к вольеру и останавливался возле каждого из них. «Может, тебя я ищу?» – думал я, заглядывая внутрь. Собаки смотрели на меня с таким видом, будто задавали себе такой же вопрос, но только насчет меня. Но ни одна из них не приглянулась мне, не показалась «моей» – а ведь я так надеялся, что это произойдет.

В тот день меня ждала неудача, то же самое случилось и во второй приезд.

Но в третий раз в разговоре с Сарой – сотрудницей, отвечавшей за поиски новых хозяев для животных, – я признался, что хотел бы завести терьера, возможно, джек-рассел-терьера. Я мечтал об энергичном животном с яркой индивидуальностью и спокойной устойчивой психикой, и мне казалось, что терьер отлично подойдет. Я сказал, что видел в вольерах трех терьеров, и попросил разрешения с ними познакомиться. Но когда я назвал клички собак, которых приметил, Сара ответила, что этим животным нужны более опытные хозяева, а не новичок вроде меня. Я расстроился, но она вдруг заметила:

– Марк, а может, вам взять щенка?

Должно быть, на моем лице отразилось удивление, потому что Сара тут же повела меня в вольер со щенками и оставила там наблюдать за их проделками. В вольере носились с полдесятка малышей разных пород. Я тут же заулыбался.

– Ну и зрелище! – рассмеялся я.

Сара улыбнулась в ответ:

– Ну, что думаете?

Я присмотрелся повнимательнее и тут заметил его. В центре вольера в корзинке сидел щенок сенбернара. Но привлек мое внимание вовсе не он, а крошка джек-рассел-терьер, который вцепился в лежак сенбернара и тащил его по полу вместе с самим щенком, хотя тот был вдвое больше него. Я всегда мечтал о маленькой собачке с большим апломбом и сразу указал на кроху.

– Вот этот малыш – то, что надо, – сказал я.

Сев на пол, я позвал щенка, и тот направился ко мне. Любое мое движение, любое слово пробуждали в нем любопытство. Он стал мусолить мою руку, как делают все щенки, а когда я раскрыл ладонь, облизал ее. Мы играли и присматривались друг к другу минут десять, и в конце этого короткого знакомства я понял – это моя собака.

Мы с Сарой обсудили мои жизненные обстоятельства. Раньше я регулярно работал садовником, но в последнее время заказов не было, и я сидел без работы. Но, с другой стороны, это означало, что я мог посвятить собаке двадцать четыре часа в сутки, и Сара согласилась, что для трехмесячного щенка это отличный вариант.

– Можете забрать его на следующей неделе, – сказала она.

Мое сердце растаяло. Я так долго воспринимал свою жизнь негативно – и вот кто-то счел меня достойным заботиться о щенке! Я вдруг почувствовал гордость за себя. Это событие внушило мне веру в свои силы, в то, что я на что-то способен.

Я вышел на улицу, освещенную зимним солнцем, и кое-что себе пообещал. Я решил: что бы ни происходило сейчас в моей жизни, пусть мой рабочий фургон будет всегда застрахован, оплачен и готов сняться с места в любой момент с полным баком бензина. Я знал, что если выполню эти условия, это будет мотивировать меня на поиски работы, а когда я найду работу, будут и деньги. Как бы ни сложилась ситуация, щенка я всегда смогу брать с собой в поездки по Лондону. Прежде жизненные неудачи всегда вгоняли меня в уныние, но я был уверен, что преданность щенку и забота о нем принесут мне огромную пользу.

Всю следующую неделю я занимался уборкой и отмывал свою квартиру на первом этаже. У меня был маленький дворик, и я купил щенку лежак, миски и все необходимое, а назвать его решил Джейком.

– Я решил завести щенка – назову Джейком, – сообщил я друзьям. Я был так рад.

Наконец я забрал щенка и понес домой, посадив под куртку. Дело было в декабре, Джейку еще не поставили вторую очередь прививок, поэтому я сделал так, чтобы он чувствовал себя в тепле и уюте. Дома он начал обнюхивать все вокруг. Щенок дома – это было так необычно, и я понятия не имел, что делать. Когда Джейк немного успокоился, я сел и стать читать литературу, которой меня снабдили в «Баттерсийском доме», а также вспоминать советы сотрудников приюта.

Я знал, что, если мне понадобится помощь, нужно лишь позвонить в приют, но проговорил, обращаясь к Джейку:

– Мы же с тобой сами как-нибудь справимся, правда?

Я начал приучать его делать свои дела только на улице, и он быстро сообразил, что к чему. Поскольку я мог быть с ним рядом постоянно, мы вскоре стали не разлей вода. Он был очень любопытным, любил играть, и рядом с ним мне приходилось соображать быстро. Я придумывал какие-то игры – например, прятал предмет, а он искал; отвлекал его, когда он решал погрызть мои ботинки или еще что-то, что ему не полагалось трогать. Я поражался его сообразительности и упорству. Он обладал всеми лучшими человеческими качествами, но, в отличие от людей, с ним не было никаких осложнений. Я любил его, а он любил меня. Мы вместе проводили время, и он всегда так радовался мне – как будто мы не виделись месяц.

По утрам я вставал в полседьмого, умывался и одевался, а Джейк прыгал вокруг. Потом мы выходили на прогулку. Я водил Джейка гулять в парк Баттерси. Теперь я сам стал одним из людей, выгуливающих собственного симпатичного питомца. Меня это очень радовало. Поначалу я нервничал, потому что Джейк был очень маленьким и хотел играть со всеми собаками, что встречались на нашем пути. Но вскоре я привык, а собаки оказывались настроены дружелюбно или попросту его игнорировали.

Джейку потребовалось полгода, чтобы понять: он не сможет поймать голубя – тот взлетит раньше, и никогда не научится бегать так же быстро, как белка, которая дразнила его каждый день. Но он обожал гоняться за этими двумя, а мне нравилось на него смотреть.

Потом мне начали предлагать заказы, и мы садились в фургон вместе и отправлялись в путь. Джейк укладывался мне на колени на водительском сиденье и дремал всю дорогу. Пока я работал в саду, он носился вокруг и всегда находил, чем себя занять. Перетаскивал в укромный уголок пустые цветочные горшки, оставленные без присмотра, и сваливал их в кучу; таращился и тявкал на каждого выкопанного червяка.

Теперь работа, которая прежде занимала у меня час, растягивалась на два, потому что Джейк путался под ногами и носился по вскопанным грядкам. Но это было неважно: хотя Джейк и отнимал все мое внимание, я радовался каждой минуте общения с ним. Раньше я принадлежал к тому типу людей, которые вечно тревожатся о том, что произойдет, а теперь, после появления Джейка, я больше не тревожился, а просто делал то, что необходимо. Чем размышлять, удачное ли я затеял дело, я занял себя заботами о крошечном существе, которое зависело от моей любви, тепла, от того, покормлю ли я его, напою ли, и постоянно требовало внимания. Благодаря Джейку в моей жизни появился смысл. Это было настоящее, реальное чувство предназначения, и осознание того, что это моя собака, было волшебным.

Когда мы ехали в машине, он любил высовывать в окно мордочку, а иногда и лапу. Я смеялся над ним: «Джейк, не высовывайся». А он смотрел на меня, словно хотел ответить: ну и что ты мне сделаешь?

Когда Джейку исполнился год, мы с ним совершили путешествие по Суррею и побывали в местах, где я вырос, в лесах, где мы с друзьями все облазили в летние каникулы, в парках, где в детстве я допоздна играл в футбол. Мы останавливались в моих любимых местах на берегу рек и каналов, которые я знал, как свои пять пальцев. Теперь мне все виделось в ином свете. Рядом с Джейком каждый день казался новым приключением, новым опытом. Он всему радовался и обожал носиться, разнюхивать и исследовать все вокруг. Должен признать, что его энтузиазм передавался и мне.

Примерно в то же время я начал понимать, что с подросткового возраста страдал от депрессии. Только сейчас, когда мне стало лучше, я полностью осознал свое прежнее состояние и понял, что излечился от душевной болезни благодаря Джейку.

Забота о Джейке действовала на меня, как лекарство. Мы гуляли и играли каждый день. Стали неразлучны. Я брал Джейка с собой на встречи с друзьями; он отлично ладил с людьми и всегда был в центре внимания. Если мне приходилось уходить куда-то без него на пару часов, я всегда ставил ему «Радио 4». Я знал, что, если он захочет в туалет, проблем не возникнет, так как я научил его пользоваться кошачьей дверцей, и он в любое время мог выйти на улицу.

Через пару лет моя жизнь постепенно начала меняться. Если в каком-то доме Джейку были не рады, я не мирился с этим, как в прошлом, а просто переставал общаться с этим человеком. Благодаря Джейку я научился стоять на своем: заступался за него, принимал его сторону и тем самым заявлял о себе. Так я смог сосредоточиться на том, чего действительно хотел от жизни.

Я трудился, не покладая рук, и через два года купил для нас с Джейком небольшую лодку. Мы переехали в наш новый плавучий дом и обосновались на берегу реки в Чертси, графство Суррей.

Хотя Джейк не слишком любил саму воду, он обожал все, что было вокруг. Когда ему приспичивало в туалет, он просто прыгал на берег, а если на палубу заглядывало солнышко, грелся в его лучах. Он жарился на солнце до одышки, потом перемещался в тень, чтобы охладиться, и снова возвращался на солнце. Вместо парка Баттерси мы теперь гуляли рано утром по берегу затянутой туманом реки, а на смену голубям, за которыми Джейк так любил гоняться, пришли утки и гуси.

Постепенно я обустроил все для нашей новой жизни. Я купил фургон понадежнее и ездил в Лондон на вызовы, а потом покупал карту тех мест, где стояла наша лодка, и в свободное время мы снимались с якоря и отправлялись в путешествие по окрестностям.

Обычно в час-два ночи Джейк просыпался и спрыгивал на берег, чтобы сходить в туалет. Легкий стук маленьких лапок будил меня, и я не засыпал, дожидаясь его возвращения. Но как-то раз он отсутствовал дольше положенных нескольких минут. Я встал, открыл дверь, а потом услышал страшный вой. Я бросился на берег, побежал на крик и увидел Джейка, когда тот выбирался из кустов. Слезы брызнули из моих глаз: его задние лапы и хвост безжизненно тащились по земле, и он выл от боли.

Я поднял его, положил в фургон и поехал в службу круглосуточной ветеринарной помощи, где мы были зарегистрированы. Фельдшер сделал Джейку укол морфия и аккуратно уложил его в вольере. Прооперировать Джейка мог лишь старший врач, а тот должен был прийти лишь в девять утра. Фельдшер не знал, что с Джейком, и я в панике уехал.

Я не сомкнул глаз, а утром мне позвонил наш ветеринар Джерард.

– Думаю, у него разрыв межпозвоночного диска. Нужна срочная операция, – проговорил он и добавил: – Есть вероятность летального исхода, Марк.

Я молча кивнул в трубку, а потом сказал:

– Сделайте все возможное.

– Я перезвоню.

Минуты ожидания ползли, как часы, и наконец мне сообщили, что операция по удалению разорвавшегося диска прошла успешно. Мне очень хотелось поскорее увидеть Джейка, но Джерард сказал, что ему пока лучше не двигаться и не волноваться, поэтому желательно подождать сутки.

На следующее утро я приехал в приемную врача первым. Я взял с собой пакетик с окороком – любимым лакомством Джейка, но когда зашел к нему, тот отказался смотреть в мою сторону. Я сел рядом и тихо объяснил, что больше никогда не оставлю его одного. Примерно через полчаса он все же повернулся ко мне и смерил пронзительным взглядом. Он словно говорил: никогда больше не поступай так со мной.

А потом он выхватил у меня из рук ломтик окорока.

– Вот это я понимаю, – воскликнул я.

Позже Джерард рассказал, что у Джейка было серьезное защемление позвоночного нерва, и в течение следующего года ему понадобится интенсивный уход и физиотерапия, чтобы полностью восстановить подвижность в лапах. Я ответил, что готов сделать все, что от меня требуется.

На следующий день я снова навестил Джейка в клинике и вывел его в маленький садик. Спину ему побрили, а от шеи до хвоста тянулись швы. Он не двигался и ничему не радовался, вот я и надеялся, что свежий воздух пойдет ему на пользу. Мы сидели в саду, над нами пели птицы, и вдруг сбоку вдоль ограды пробежала белка. Джейк навострил уши. Его глаза загорелись, он проследил за белкой маниакальным взглядом и залаял.

В тот самый момент я понял, что мы все преодолеем.

Я взял трехмесячный отпуск и каждый день водил Джейка на гидротерапию и физиотерапию. Научился массажу и массировал ему лапы – это помогало укрепить мышцы, и вскоре он снова смог вставать, ходить и, наконец, бегать. Прыгать он больше не мог, но это его не останавливало. Жизнь продолжалась, и с тех пор прошло много лет.

Каждое Рождество я доставал оленьи рожки и накидку и наряжал Джейка Рудольфом. Он любил Рождество, как и я, а когда я познакомился со своей дорогой Мелани, тоже полюбил ее. Когда она приезжала к нам, он всегда радовался, ему было приятно ее внимание. Даже в возрасте шестнадцати лет он по-прежнему раскапывал кротовьи норы и делал всякие глупости, а иногда смотрел на меня таким красноречивым взглядом – ну прямо как человек. Но с годами он стал спокойнее.

Однажды я пошел забрать что-то из фургона, а Джейк тем временем посапывал на берегу под нашей любимой ивой. Я оглянулся и увидел, что он пропал. У меня возникло дурное предчувствие, я весь напрягся и понял: что-то не так. Я бросился туда, где видел его в последний раз, и услышал плеск и поскуливание.

Тогда я и заметил его в воде. Он терпеть не мог воду и пытался удержаться на плаву. Я прыгнул в реку в тот самый момент, когда Джейк пошел ко дну, и вытащил его. Его глаза остекленели, я стал кричать, что он должен дышать, и растирать ему грудь. Внезапно он сделал вдох и выкашлял много воды. Я видел, что он страшно перепугался. Я отнес его внутрь, высушил, угостил куском курицы и уложил спать.

Помню, я сидел рядом и думал: его сердце такого не выдержит.

Когда он начал корчиться от боли, я отвез его к ветеринару. Тот дал ему обезболивающее и предложил сделать укол антибиотиков на случай, если Джейк случайно проглотил в воде какую-нибудь гадость. Но выражение его лица явно говорило: антибиотики бесполезны, потому что Джейка уже не спасти. Врач спросил:

– Хотите оставить Джейка у нас?

Я покачал головой. Отвез его домой и взял на руки. Джейк умирал, но продолжал бороться. Даже в последние минуты он продолжал бороться.

Тогда я крепко обнял его и прошептал:

– Можешь уходить, Джейк.

Он умер у меня на руках.

Это произошло 14 декабря 2013 года. Джейк прожил у меня шестнадцать лет и два дня.

Мы похоронили его под его любимой ивой, и я день и ночь поддерживал рядом с могилой огонь горящей свечи. Даже просыпался среди ночи, чтобы зажечь новую. И какая-то часть меня все еще надеялась услышать стук его быстрых лапок по палубе среди ночи, когда он торопился спрыгнуть на берег, чтобы сделать свои дела.