Текст книги "Листая страницы сербской истории…"

Наряду с вышеупомянутыми, в Третьем Риме почитали Стефана Дечанского и Арсения Сремца, наследника Саввы на престоле главы сербской церкви, а также сына Лазаря деспота Стефана Высокого, житие которого, написанное Константином Философом, было известно в России.

Хиландар и царь Иван. В 1550 г. игумен Паисий и трое монахов из Хиландара – главной сербской святыни, задужбины Саввы и Симеона – отправились в Москву. В грамоте, адресованной царю Ивану Васильевичу, хиландарцы называли его «царём всех православных христиан», «христианским солнцем» и «вторым Константином». Жаловались на нужду, в которой они жили с тех пор, как не стало сербских правителей, на то, что священные сосуды пришлось заложить туркам и евреям, а также на то, что греки отбирали у них владения. Просили Ивана, чтобы ходатайствовал за них пред султаном Сулейманом, описали, в каком тяжёлом положении находился русский монастырь Святого Пантелеймона, подчеркнув, что «наши монастыри славянского языка в греческой земле пребывают на чужбине». Царь Иван сразу направил письмо султану Сулейману, прося его защитить оба монастыря от притеснений со стороны греков. В 1556 г. хиландарские монахи снова прибывают ко двору Ивана, который вручил им ценные подарки: деньги, сосуды, книги и другую утварь, а также завесу для царских врат алтаря, которую, по преданию, вышила его жена Анастасия и на которой наряду с русскими святыми были изображены святые Савва и Симеон. Два года спустя в Москву приезжает архимандрит Прохор, который от имения хиландарской братии подарил царю панагию с частицей Честного Креста Господня, а царице – икону Богородицы Скоропослушницы, которая принадлежала сербскому патриарху святому Спиридону (1382–1387), а царевичу Ивану – иконы Христа и св. Георгия. Помогал Иван Грозный и монастырю Милешева, которому подарил покров для раки с мощами святого Саввы, а также чашу, которая и сейчас хранится в музее СПЦ. От царя получала дары и задужбина князя Лазаря монастырь Орешковица в Кучайне.

Святой Савва и Россия в XIX в. Почитание русскими святого Саввы стало менее выраженным после восшествия на престол династии Романовых и переноса столицы из Москвы в Санкт-Петербург. Однако в XIX в. о сербском святом снова вспомнила славянофильская Россия. В 1849 г. в сербском подворье в Москве строится часовня святого Саввы, а затем издаётся его житие с комментариями. Русские учёные приступили к изучению сербской церкви. В «Русско-славянском календаре» за 1890 г. публикуются жития святых Саввы, Симеона и Стефана Первовенчанного, что становится символом сербско-русского братства. Архиепископ Черниговский Филарет в своём предисловии к житиям южнославянских святых подчеркивает: «Славянам особенно необходимо изучать жития славянских святых. Они показывают, как евангельская набожность проявляется в условиях славянской жизни, то есть в условиях, которые у греков встречаются нечасто, а для славян необходимы. Святые славяне были превосходными руководителями в судьбе славянских христиан».

Косовская битва: взгляд из России. Косовская битва относится к тем судьбоносным сражениям, значение которых выходит за рамки времени и пространства, в которых они состоялись. Битва при Пуатье, битва при Лепанто, падение Константинополя, Венская битва, Ватерлоо – узловые моменты истории, которым присуща своя бытийная глубина и, разумеется, определённое историософское измерение, позволяющее оценить смысл целой эпохи, или, как в случае с Косовским сражением, судьбу и предназначение сербского народа.

Первовенчанный русский царь Иван Грозный чётко понимал, что роль Руси предопределена христианской миссией, уготованной для неё Богом. Поэтому такое внимание уделили царские летописцы Косовской битве. Вот что написано в «Лицевом своде»: «Умер так Орхан и сын его Сулейман, и по Сулейману престол занял брат его, самый младший Орханов сын по имени Мурад. Он силой всех превосходил и свирепостью, и немилосердностью, и многие царства на востоке и западе, а также турецкие земли покорил своей властью. Назвали его поэтому турецким царём, потому что стал властвовать в турецких землях. Тогда, вооружившись, на христианского царя сербского Лазаря идёт. Православный сербский царь Лазарь, собрав великую силу, против него встаёт. Был один у Лазаря, царя сербского, благородный и преданный слуга, кого кто-то оклеветал, будто неискренне и неверно служит царю. Сошлись оба войска, и была великая битва и лютая сеча. Тот, оклеветанный, свою искреннюю службу желая показать, входит в лагерь турецкого царя Мурада, представляя себя беглецом от православного сербского царя Лазаря, пока турецкое войско расступалось, открывая ему путь. И он, заявляя, что с любовью идёт к Мураду, царю турецкому, неожиданно быстро вонзает меч свой в сердце Мурада, царя турецкого. В тот же миг умер Мурад, царь турецкий. А турками был убит тот чудный христианский слуга. Турки от этого растерялись, и начали тогда брать верх сербские силы с царём Лазарем над турками. Быстро потом поставили турки Мурадова сына Баязида своим царём. Так турки начали побеждать сербского царя Лазаря и его войско; сербский царь попадает им в руки, и его князья, и воеводы, и знать, и слуги. И всё войско его или перебили, или руками похватали. И приказывает Баязид, царь турецкий, царя Лазаря мечом посечь. Эта битва была в лето 6897 (1389). Это нам рассказали пришельцы из турецкого государства; было замешательство большое и много волнений в той земле».

В вышеприведённом описании, которое отличается историографической точностью, центральное место отводится Лазарю и Мураду, что неудивительно, ведь они стояли во главе участвовавших в битве армий. Тем примечательней, что не меньшее внимание в летописи уделяется оклеветанному вельможе Лазаря, который в стремлении развеять подозрения подбирается к султану и убивает его. Речь, разумеется, идёт о Милоше Обиличе, который всегда был образцом для подражания для сербских героев. Его именем была названа медаль, которой награждали и в сербской, и в черногорской армии во время освобождения Старой Сербии в 1912 г. Образ Обилича воспел Негош в своей поэме «Горный венец» («Горски виенац»): «Обилич, ты дракон огнедышащий, кто тебя видит, блестят у того глаза», – так в «Венце» говорят о Милоше сербы.

Какой смысл на Руси в эпоху Ивана Грозного вкладывали в повесть о витязе, который сознательно жертвует собой, чтобы доказать, что он не предатель? Ивану Васильевичу всю жизнь пришлось бороться с неверными боярами, которые из эгоистических интересов были готовы ввергнуть Русь в пучину междоусобиц и конфликтов, последствием которых стал бы триумф центробежных сил и, в конце концов, распад государства. По словам Милована Витезовича, «своё княжеское правление, которое сразу было трансформировано в автократическое царствование, Иван IV начал с расправы над боярами, убившими посреди Успенского собора его дядю Юрия Глинского. Этим он защитил и свою бабку Анну, которая взрастила в его душе почитание св. Саввы и князя Лазаря».

Русская летопись называет Обилича (не приводя его имени) «чудным христианским слугой», «чудесность» которого состоит в готовности пожертвовать собой, дабы продемонстрировать верность своему государю, что в средневековье и для русских, и для сербов служило подтверждением правоверности и преданности отечеству. «Чудесность» Обилича – в победе верности над предательством. Для христиан это противопоставление метафизически уходит корнями в евангельскую историю: на Тайной вечере Христовой и на Косовской вечере Лазаря верности и предательству суждено сыграть ключевую роль в подготовке к главной битве в истории человечества – битве на Голгофе Христа со смертью, грехом и дьяволом. Лазарь же на Косовом поле сражался за «Честной Крест Господень и свободу золотую». Авторы «Лицевого свода» помогают русскому царю Ивану, который, стремясь спасти Русь от неверных слуг, хочет заручиться поддержкой тех, кто походил бы на христианского витязя, что убил султана и доказал, что вера – это, по сути, верность.

Русские в XVI в. усвоили самое главное смысловое послание, содержащееся в повести о Косовской битве, и посредством летописи донесли его до своего царя-освободителя (от татаро-монгольского ига) и объединителя (наметил основные координаты территории современного российского государства).

В 1914 г. последний русский царь Николай II встанет на защиту маленького Королевства Сербии, руководствуясь самыми чистыми побуждениями, а именно, стремлением помочь своим младшим братьям во Христе. В 1918 г. он поплатится за это жизнью своей и своей семьи. Поэтому святой владыка Николай Сербский сравнил его с князем Лазарем, знавшим, что «земное царство недолговечно, а небесное присно и во веки веков». Так русские и сербы, братья по вере, крови и происхождению, узнавали себя, вглядываясь друг в друга, изучая славные битвы своего прошлого. То же самое мы продолжаем делать и сегодня, стремясь познать глубину собственного бытия в истории.

Владимир Димитриевич

Князь Лазарь и княгиня Милица

Монастырь Дечани. Фреска генеалогическое древо Неманичей

Князь Милутин

Князь Карагеоргий

Князь Милош Обренович

Картина П. Йовановича «Таковское восстание»

Князь Александр Карагеоргиевич

Король Александр I Карагеоргиевич

Бой с турками

Таково. Памятник в честь Второго сербского восстания

Опленац. Храм Св. Георгия. Усыпальница Карагеоргиевичей

Монастырь Грачаница

Монастырь Дечани

Монастырь Студеница

Монастырь Студеница. Фреска «Распятие»

Монастырь Сопочани. Фреска «Успение»

Сербия в XIX в.
Две династии – семь правителей – девять коронаций

К середине XVI в. большинство сербских земель оказалось под властью турок. Турецкая власть на Балканах сохранялась долго, почти 400 лет. Эти годы были наполнены разными событиями: вынашиванием планов восстановить сербское государство, попытками поднять восстание и сбросить османское ярмо, примерами верного служения султану, австрийско-турецкими войнами (в XVII и XVIII вв.) и частичными освобождениями территорий, несколькими волнами переселений сербов в пограничные территории на юге Австрии и Венгрии.

К началу XIX в. Османская империя уже теряла свою силу и прочное единство, была раздираема внутренними противоречиями и распрями. В первые годы XIX в. после отмены запрета на проживание янычар в Белградском пашалыке и начавшихся раздоров внутри турецких правителей значительно ухудшилось положение сербского населения, увеличились подати и барщина. Сербы стали готовиться к восстанию. Узнав об этом, турки казнили 70 сербских старейшин и влиятельных людей. Но это не предотвратило начало мятежа. 14 февраля 1804 г. началось Первое сербское восстание, его возглавил простой крестьянин, торговец скотом Джордже (Георгий) Петрович, которого все звали Карагеоргий. Именно он стал основателем первой сербской династии, позже ставшей королевской. Вторым сербским восстанием в 1815 г. руководил кнез[6]6
  Кнез – старейшина рода.


[Закрыть] Рудницкой нахии Милош Обренович, добившийся позже автономии для Сербии, а для себя княжеского титула, передающегося по наследству. Весь XIX и начало ХХ вв. были наполнены соперничеством двух династий – Карагеоргиевичей и Обреновичей. Об этом наш рассказ.

Георгий Петрович – Карагеоргий (1762–1817)

Происхождение, детство, юность и женитьба. Георгий Пётрович, известный как Карагеоргий из-за тёмного цвета лица (Чёрный Георгий), родоначальник одной из сербских династий и вождь Первого сербского восстания, согласно семейному преданию, родился 3/14 ноября 1762 года, т. е. в день, когда православные сербы отмечают праздник святого Георгия (по-сербски – Джордже). Поэтому ребёнок при крещении получил имя этого святого. В символическом смысле лик христианского воина и мученика будет сопровождать Карагеоргия до конца жизни. Вокруг его рождения сплелось множество преданий, в которых отразилось глубокое и семантически многозначное народное понимание национальной истории и роли в ней легендарного вождя. По одному из них, во время рождения Карагеоргия в доме отца оказался некий турецкий спахия[7]7
  Владелец поместья. – Прим. пер.


[Закрыть], который, передавая ребенка счастливой матери, сказал ей: «Клянусь, молодуха, твой сын будет великий герой и великий человек».

Карагеоргий родился в живописном селении Вишевац, что в северо-восточной части плодородной и богатой Шумадии, этого лесистого гайдуцкого гнезда, в котором возродилось многовековое сербское государство. Предки Карагеоргия, из племени Васоевичей, переселились в Шумадию из северо-восточной части Черногории во время одной из больших волн сербских переселений. После каждого поражения австрийцев от турок и вследствие страха перед турецко-арнаутскими зверствами многие сербы покидали края Косова и Метохии, Старой Рашки и северной Черногории, заполняя северные, безлюдные, пограничные австро-турецкие земли по обе стороны Савы и Дуная. Так и Йован, дед Карагеоргия, с многочисленной семьёй ушёл в Шумадию во время переселения, во главе которого, после австро-турецкой войны 1737–1739 гг., стоял сербский патриарх Арсений IV Йованович Шакабента. Родители Георгия – Петр и Марица (в девичестве Живкович, из ближнего шумадийского села Маслошева) – жили в бедности, напрягая все силы, чтобы прокормить многочисленное семейство. Кроме Георгия, Петр и Марица родили ещё Марка, Маринка, Йована, Милована, Марию, Милицу и Госпоину. Отец Карагеоргия, Пётр, искусный в пчеловодстве, поставлял мёд туркам и богатым сербам, поэтому семья, из-за постоянного поиска отцом новых медоносных мест, равно как и его неспокойного, гайдуцкого духа, часто меняла место жительства. О храбрости и гайдуцком характере отца Карагеоргия сохранился рассказ, как он убил турка, который хотел его разоружить. О детях, доме, хозяйстве заботилась трудолюбивая и рассудительная Марица. Вследствие своего умения ездить верхом, столь редкого среди патриархальных сербских женщин, а также мужской силы и отваги, она получила прозвище – всадник.

Карагеоргий, способный мальчуган, приноровился работать, причём добросовестно, у богатых турок и сербов в Крагуевацкой, Белградской и Смедеревской нахиях[8]8
  Нахия – минимальная административно-территориальная единица в Османском царстве. Белградский пашалык был поделен на 12 нахий.


[Закрыть]. Осенью 1785 г. он взял в жёны Елену Йованович из села Маслошева. Так как Карагеоргий был из бедняцкой семьи, то богатые родители девушки (по преданию, её отец был обер-кнезом[9]9
  Обер-кнез стоял во главе самоуправления нахией, которую жители Белградского пашалыка (срединная часть нынешней Республики Сербии, окружённая реками Дриной на западе, Савой и Дунаем на севере, Тимоком на востоке и Западной Моравой и Чёрным Тимоком на юге) получили после Свиштовского мира (1791 г.). Низшие чины – кнезы, стояли во главе самоуправленческих кнежин, которые охватывали несколько сёл, в то время как много кнежин составляли одну нахию.


[Закрыть]) сначала воспротивились просьбе Карагеоргия отдать ему в жёны свою дочь. Тогда Карагеоргий показал себя решительным и находчивым: девушку, в которую влюбился, похитил у источника и привёл в свой дом, вопреки воле её родителей. Впоследствии качества находчивости, решительности и смелости сербы оценили, выбрав его вождём Первого сербского восстания.

Елена родила Георгию семерых детей: сыновей – Симу (умер в 1798 г.), Алексу (1801–1829) и Александра (1806–1885), дочерей – Саву (1789–1847), Сару (около 1790–1852), Полексию (1791–1812) и Стаменку (около 1800–1874).

Грех, изгнание и австрийская военная служба. Вскоре после женитьбы в жизни молодого Георгия произошли события, которые серьёзно повлияли на его дальнейший жизненный путь. В условиях грозного дахийского[10]10
  Дахии принадлежали к янычарам, турецкой элитной пехоте, составленной в основном из исламизированных сербов и лиц иных национальностей, принявших ислам. Белградский пашалук в 1801 году, после убийства белградского визиря Мустафы-паши, был поделён на четыре дахилука, которыми управляли янычары-отступники, противники реформ султана Селима III. Сербский академик М. Экмечич связывает янычарский мятеж в Белградском пашалуке с панисламистским Ваххабитским движением.


[Закрыть] владычества жизнь серба протекала в обстановке турецкой разнузданности. Этим отличались местные турки, имеющие власть, чаще всего арнауты и исламизированные сербы, которые охотились за честью сербских девушек и за только что ставшими замужними женщинами. Одного такого турецкого насильника, который, ссылаясь на так наз. право первой брачной ночи, хотел обесчестить только что выданную замуж Елену, крутой и блюдущий честь своей семьи Карагеоргий убил в своем доме. После этого семья, не имея возможности дальше оставаться в Шумадии, решилась на бегство в Срем, который находился под австрийским управлением. Стоит подчеркнуть, что в восьмидесятые годы XVIII века, когда в Белградском пашалыке царствовал страх, массовые переселения в Австрию опустошили центральную Сербию.

После Пасхи 1786 г. семья Карагеоргия двинулась в Австрию. В дороге произошла ещё одна трагедия, которой современники и историки дают различные толкования. Одни говорят об отцеубийстве, совершённом Карагеоргием, другие, об убийстве отчима. Одно точно: вспыльчивый и скоропалительный в принятии решений, Карагеоргий из ружья убил того, кто в дороге, вопреки семейной договорённости, передумал бежать в Австрию и, угрожая безопасности всей семьи, хотел вернуться в село. Также известно, что Карагеоргий после возвращения в родной край, в 1796 г., следуя примеру святых сербских предков, исповедал свой грех архимандриту Благовещенского монастыря, богато одарив обитель.

По прибытии на территорию Австрии Карагеоргий с семьёй поселился на земле, пожертвованной династией Бранковичей монастырю Крушедол на Фрушка-Горе, добывая пропитание сельскими работами, которые были необходимы монастырю. Воин в душе, физически сильный и подвижный, авантюрист, Карагеоргий долго не задерживался на одном месте. Однажды он решил добровольно пойти в австрийскую армию, которая готовилась к войне с Францией, однако быстро передумал. По свидетельству своего секретаря Яничия Чурича, он говорил позже: «Зачем бы я шёл погибать на чужой стороне, когда может прийти время, что я и в Сербии воевать смогу». Условия для осуществления его желания быстро созрели. Во время австро-турецкой войны 1788–1791 гг. Карагеоргий, как и множество сербов, воевал добровольцем в частях австрийской армии. Во время войны он прославился как храбрый и преданный ратник. Так, в ходе боёв за освобождение Белграда от турок он убил четырёх турок и освободил раненого командира Радича Петровича. После австро-турецкой войны, завершившейся Свиштовским миром 4 августа 1791 г., австрийцы наградили Карагеоргия Золотой медалью за храбрость и присвоили младший офицерский чин. В этой войне Карагеоргий наряду с неустрашимостью и отвагой проявил и другие черты характера – хорошего организатора, тактика, умелого командира. Он воевал в австрийской армии как доброволец, поэтому во время перемирия продолжал самостоятельно бороться против турок, успешно командуя многочисленной гайдуцкой дружиной. Сербские историографы пришли к единому выводу, что война 1788–1791 гг. показала сербскому народу, что с турками сражаться и побеждать возможно. Для отдельных сербских предводителей отрядов эта война послужила практической школой обучения воинскому делу – от боевой тактики, строительства фортификационных объектов до системы организации и дисциплины. Карагеоргий в ходе австро-турецкой войны получил драгоценный военный опыт, прошёл как гайдук центральную Сербию от Белграда на севере до Пожеги и монастыря Студеница, где поклонился мощам первого сербского короля Стефана Неманича, на юге, знакомясь и устанавливая связи с местными влиятельными сербами.

Жизнь перед восстанием и выбор верховным вождём. Хотя Свиштовским миром 1791 г. была провозглашена общая амнистия для всех сербов, воевавших против турок на стороне Австрии, Карагеоргий, как и большинство добровольцев и гайдуков, не сразу демобилизовался, а остался гайдуковать по западной Сербии вплоть до 1793 г., когда был принят ферман об административных, судебных и налоговых привилегиях для сербов Белградского пашалыка, пользовавшихся в этих сферах определённым самоуправлением. Во время своего гайдучества Карагеоргий возглавлял отряд, в котором воевали и некоторые будущие известные воеводы Первого сербского восстания. В 1793 г., после семилетнего изгнания, Карагеоргий вернул семью из Срема в Шумадию и обосновался в городке Топола. Время порядка и мира в Белградском пашалыке с 1792 по 1801 г. в основном связывалось с управлением Хаджи Мустафы-паши, прозванного даже «сербской матерью». В годы его власти сербы на основании ряда ферманов (1793 г., 1794 г., 1796 г.) получили самоуправление на уровне нахий. Это был самый мирный период в жизни Карагеоргия. Тогда будущий сербский вождь отошёл от прежнего образа жизни, стал заниматься домом, полевыми работами и пограничной торговлей свиньями с Австрией. Сметливость и деловая бережливость позволяла ему увеличивать свой достаток. В историографии отмечено, что в то время Белградский пашалык был, может быть, единственным краем Оттоманского царства, который имел позитивное внешнеторговое сальдо. Через Белград в Австрию вывозилось за год где-то между 160 и 220 тыс. свиней и около 4 тыс. голов рогатого скота. Относительная безопасность, хорошие условия хозяйствования и почти идеальные природные условия – плодородная земля, обилие воды и мягкий умеренно-континентальный климат – содействовали быстрому росту населения Белградского пашалыка во времена, предшествовавшие Первому сербскому восстанию.

В этот же период Карагеоргий иногда, как и другие сербские мужи, воевал на стороне белградского визиря Хаджи Мустафы-паши, который боролся против мятежного видинского визиря Пазван-оглу. Сербы из Белградского пашалыка получили разрешение формировать ополчение под началом собственного воеводы. Среди них был и Карагеоргий. Участие в боях на стороне белградского паши дало ему возможность приобрести значительный боевой опыт.

Убийство Хаджи Мустафы-паши в 1801 г. показало всю хрупкость сербских привилегий. Весь порядок, в том числе и в сфере самоуправления, в мгновение ока исчез в янычарских беззакониях и насилиях. Однако многолетний опыт жизни в условиях полу-автономии, когда туркам было запрещено заходить в сёла, находившиеся под управлением своих кнезов, только поддерживал свободолюбивый дух сербов, их стремление к полному освобождению от рабства. В народной поэзии через образ славного кнеза Илии Бирчанина описывается жизнь сербов в Белградском пашалыке в условиях автономных льгот:

 
Он турку не даст войти в кнежину.
Когда турча в кнежине найдёт,
Булавой ему рёбра сокрушит…
 

Обоснованно замечено, что опыт национальной полу-автономии в течение десятилетия перед началом Первого сербского восстания представлял для сербов Белградского пашалыка «политическую школу» для будущей самостоятельной государственной жизни. Благодаря той «школе» сербы в Белградском пашалыке гораздо быстрее, нежели раньше, ответили на террор дахиев подготовкой к восстанию. После появления дахиев Карагеоргий оставил все ежедневные домашние дела и вновь вернулся к гайдучеству. Он много времени проводил в лесах и монастырях, успел обновить связи с шумадийскими патриотами, равно как и восстановил старые каналы по покупке оружия у сербских торговцев из австрийского Земуна.

Узнав об этом, дахии учинили расправу над наиболее авторитетными и богатыми сербами, а также церковными служителями.

 
Посечём ятаганом всех сербских кнезов,
Всех кнезов, сербских главарей,
И сельских старост,
И попов, сербских учителей,
Только глупых детей оставим,
Глупых детей до семи лет,
Всё равно они будут настоящей райей[11]11
  Турецкое название всех подданных немагометанского вероисповедания.


[Закрыть].
 

Публично перед собравшимся народом в январе 1804 г. было убито 70, а согласно русским источникам – 150 самых авторитетных сербов, кнезов, священников и воевод. В истории это событие получило название «сеча кнезов».

Так как Карагеоргий не был ни кнезом, ни священником, он не попал в турецкий список для ликвидации. Между тем началось и его преследование. После освобождения из турецкой тюрьмы в Крагуеваце благодаря выкупу, внесённому его земляками весной 1803 г., он чаще дневал и ночевал в поле, вблизи своего дома. «Сеча кнезов» привела в лес не только Карагеоргия: лесные чащи Шумадии и западной Сербии превратились в пристанища испуганного народа. Известно, что Карагеоргий во дворе своего дома сразился с небольшой группой турецких преследователей, а потом отправился к своему старому другу, гайдуку, славному харамбаши[12]12
  Харамбаша был командир гайдуцкого отряда, наподобие казацкого атамана.


[Закрыть] того времени Станою Главашу.

На Сретение, 2/14 февраля 1804 г., в селе Орашац на краю Тополы 300 вооружённых представителей из разных нахий Шумадии организовали свой знаменитый сбор под прикрытием свадьбы, на которую пришли, чтобы оправдать свое появление перед турками. Среди собравшихся были кнезы, священники, торговцы, крестьяне. На сборе, проведённом в укромном Маричевом овраге, далеко от турецких глаз, было принято решение о выступлении против дахиев. Верховным вождём из трёх кандидатов был избран Георгий Петрович. По некоторым свидетельствам, Карагеоргий вначале не соглашался стать верховным вождём, оправдываясь тем, что «слишком раздражителен и несдержан», «в случае малейшего неповиновения застрелит ослушника». Между тем собравшиеся хотели воеводу именно с таким характером. В ночной тишине завершавшегося праздника Сретения Господня, при священнодействии местного священника, они поклялись новоизбранному вождю «всемогущим Богом» в верности в борьбе за свободу.

Среди причин, которые сыграли свою роль в победе Карагеоргия над остальными кандидатами – кнезом Теодосием Маричевичем и харамбаши Станоем Главашем, – несомненно, были и те, о которых писал сербский историк Стоян Новакович: «Карагеоргий своей дерзостью, своим характером и положением представлял среднее, энергичное и многочисленное, мобильное сельское сословие сербского народа… Он не принадлежал ни к кнезам, ни к богачам, и никакие личные интересы не могли его склонить к проведению миролюбивой политики». Карагеоргий, с его воинскими навыками, легче, нежели кто-либо другой, мог решиться повести вперёд всех тех, кто больше не хотел терпеть. На выбор Карагеоргия вождём сербского национального восстания против турок оказали влияние, по всей вероятности, и некоторые его физические черты, выделявшие его из других народных предводителей. Один из современников, описывая Карагеоргия, отчасти поэтически, говорит следующее: «Не было никого выше и больше господина Георгия… Никто не мог с ним вровень работать, никто не мог его превзойти. Был молчалив, думал, что будет говорить, не шумел много, а когда говорил, то так и было, и никто не мог сказать против…» Другие же подчёркивали личную скромность Карагергия, видя в этом возможную причину его выбора вождём.

Особенности вождя и искушения. Во время сбора в Орашаце Карагеоргий призвал к решительным действиям: в тот же день были совершены нападения на турецких дахиев. Восстание началось. Вождь сразу проявил боевую активность и решимость – во все края Белградского пашалыка полетели призывы подниматься на восстание, палить турецкие ханы[13]13
  Хан – постоялый двор для размещения, питания путников и их коней. После введения страшного правления дахий ханы служили местом для размещения янычарских команд от 10 до 15 воинов, типа полицейских опорных пунктов, которые должны были контролировать территорию, почти всю населённую православными сербами, вне укреплённых городов.


[Закрыть] и убивать янычарских начальников: «Каждый своего субашу[14]14
  Субаша – турецкий военный и гражданский начальник одного сравнительно большого населённого пункта или области.


[Закрыть] убейте». Восстание ширилось с небывалой быстротой. Весть о восстании под предводительством Карагеоргия разлетелась как молния по всем краям Сербии. Горели ханы, бежали испуганные турки. По некоторым свидетельствам, численность войска Карагеоргия только за первые 22 дня восстания выросла на 4 тыс. воинов. Огонь сражения Карагеоргия под Рудником, спустя несколько дней после поднятия восстания, «увидели» в западной Сербии, у Колубары и Тамнавы. Это пламя сразу же разожгло и там пожар восстания, освободившего Валево от турок.

Другой особенностью Карагеоргия-вождя, была его решительная и суровая расправа с изменниками и колеблющимися. Такая расправа служила своеобразным факелом, пламя которого не давало остыть восстанию. В городе Руднике, например, был убит серб, торговавший с турками. В сёла, население которых не хотело присоединиться к повстанцам, Карагеоргий приезжал лично в сопровождении многочисленной дружины, убивая либо турка, либо серба, который больше всех противился восстанию. Пролитая турецкая кровь в таком селе вела крестьян только по одному пути – пути борьбы с дахиями. Это было необходимым средством для сохранения единства и подъёма духа в среде повстанцев. Лично Карагеоргий однажды ликвидировал для острастки в шумадийском селе Страгари целую семью дезертира, который долго и дерзко выказывал свою непокорность. Суровостью своего поведения, решимостью и бескомпромиссностью Карагеоргий в первые дни восстания преодолевал колебания, малодушие, страх турецкого мщения, накопившиеся в народном характере за четыре века турецкого рабства. Это образно описано в случае, произошедшем в шумадийском селе Даросава, где Карагеоргий застал торговца, занимавшегося покупкой свиней для продажи в Австрии, и монаха, собиравшего милостыню для монастыря. Не медля ни минуты, вождь обратился к ним со словами, полными укора, огорчения и угрозы: «Чёрная у тебя торговлишка, купчик, а у тебя, монах, чёрные попрошайничество и милостынька! Разве вы не видите, чем мы занимаемся, и не слышите, как мы турок бьём по ханам и ханы турецкие предаём огню? Но и вы так же делайте и не ждите, чтобы я вас силой принудил, так как кого я силой погоню, плохо кончит». Один из повстанческих предводителей, протоиерей Матия Ненадович, в своих мемуарах пишет, что перед битвой при Мишаре в 1806 г. Карагеоргий из-за какого-то проступка избил до полусмерти своего писаря Стеву. Сцена, когда вождь лично бьёт кулаками писаря, настолько вогнала в страх тогдашнее ещё малодушное войско, что в рядах войска немедленно воцарилось нужное единство. Тогда Карагеоргий сказал: «Теперь давайте все на Саву, перейдем её, здесь не должно остаться ни одного, кто бы Саву не перешёл, на Мишарское поле». Временами Карагеоргий своей суровостью и скоропалительностью в наказании превосходил всех повстанческих вождей. Так, священника, который не хотел отпеть умершего, вдова которого не имела денег уплатить за обряд, он после панихиды живого закопал, а некоего гайдука Гавру Одноглазого из восточной Боснии, не желавшего ему повиноваться, на месте убил из пистолета.

Митрополит из города Сремски-Карловци Стефан Стратимирович, возглавлявший сербские епархии в Австрии, отмечал, что хотя Карагеоргий суров и вспыльчив, но справедлив и настоящий герой. Он лично командовал и участвовал в большинстве боёв повстанцев с турками, освобождал Белград в 1806 г. В самой славной битве при Мишаре против боснийских бегов-потурченцев в 1806 г. Карагеоргий показал не только храбрость и отвагу, но и талант полководца. Своим присутствием он поднимал дух борцов, часто посещая те участки фронта, которые были самыми опасными. Так, в 1809 г. после военной катастрофы на горе Чегар около Ниша, где, жертвуя собою, погиб славный воевода Стеван Синджелич, Карагеоргий молниеносно оставил юго-западный фронт в Рашской области и ушёл на восток, на моравское направление, находившееся в непосредственной опасности. Отличный знаток местности и людей, он свои стратегические решения всегда соотносил с конкретными обстоятельствами.

Наряду с решительностью и строгостью, Карагеоргий уже в самом начале восстания выказал и известную долю политико-дипломатического такта. Первый год восстания проходил под лозунгом борьбы с дахиями, узурпаторами султанского права, но не против «царских турок» и прав Высокой Порты. Смерть настигала только тех из них, кто слыл в народе злодеем или, как содержатели ханов, оказывал помощь янычарам. Остальных турок Карагеоргий освобождал или гарантировал личную и имущественную безопасность, как было после освобождения Рудника. С целью уменьшить число врагов и увеличить количество сторонников некоторые сербские воеводы, как, например, авторитетный протоиерей Матия Ненадович, использовали хитрость, распространяя ложное известие о том, что «султан послал ферман Кара-Георгию бить янычар».