Текст книги "100 тайн Второй мировой"

100 тайн Второй мировой

© ООО «Издательство “Аргумент Принт”», 2014

© DepositPhotos.com / Iuliia Goncharova, Alexey Kuznetsov, Анна Якимова, обложка, 2014

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2014

© ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”», г. Белгород, 2014

Предсказание судьбы Польши

В 1938 году стало очевидно, что грядет большая война. Гитлер прекрасно понимал, что ему необходимо стать единоличным главнокомандующим, иначе ему постоянно придется сталкиваться с открытым или глухим, однако неизменно ожесточенным сопротивлением «солдат старой школы» – генералитета из бывших офицеров времен кайзера Вильгельма II и Первой мировой войны. Они не принимали жестокости фашизма, не имевшей никакого здравого смысла, не разделяли идеологической фанатичности и с плохо скрываемым презрением относились к нацистским руководителям, которые в основном не имели должного военного образования и опыта, как руководить войсками.

Однако Гитлер, всерьез уверовавший в свою высшую миссию, считал, что часть генералитета, в надежде на возрождение былого военного могущества Германии, все же поддержит его. Поэтому фюрер издал декрет, в котором взял на себя непосредственное и личное командование всеми вооруженными силами.

Никто из генералов не посмел возразить Гитлеру, хотя все отлично понимали: такой властью в Германии ранее не обладал никто! Даже легендарный канцлер Отто Бисмарк и кайзер Вильгельм II. Отныне путь к следующей мировой войне оказался полностью открытым.

Генералы Франц Гальдер и Вальтер фон Браухич по приказу Гитлера спешно готовили планы нападения на страны Европы, разрабатывая стратегию и тактику ведения военных действий против Советского Союза. 15 марта 1938 года на площади Героев в Вене Гитлер объявил о присоединении Австрии к Германии, нарушив запрет, который был наложен на их объединение Версальским мирным договором, подписанным в 1919 году. Далее последовал Мюнхенский сговор и как итог – раздел Чехословакии.

Следующей была Польша, которая интересовала Гитлера и немецких генералов возможностью захвата Данцига, получением значительного «жизненного пространства» и вожделенным приближением германской армии к границам СССР. Было и еще одно «экономическое» обстоятельство: взлетая с аэродромов на территории Польши, немецкая авиация существенно сокращала полетное время к целям на советской территории (не следует забывать, что своих запасов нефти немцы не имели).

Гитлер увлекался мистикой, пророчествами, разного рода провидцами и предсказателями. Зная об этом, министр пропаганды доктор Йозеф Геббельс, с негласного одобрения фюрера, в марте 1938 года созвал в Вартбурге астрологов и ясновидцев на секретное совещание.

Сразу же после окончания этого мероприятия о его результатах было доложено рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру. Гиммлер также имел в своем распоряжении специфические оккультные секретные структуры, о многих из которых другие нацистские чины даже не догадывались. Вполне возможно, что он был огорчен тем, что ему самому не пришла в голову мысль собрать астрологов и ясновидцев. Поэтому глава «черного ордена» тоже решил порадовать фюрера предсказаниями грядущего успеха, дабы переплюнуть Геббельса.

Не теряя времени, Гиммлер поручил руководителям аппаратов на местах срочно найти толкового и проверенного специалиста по ясновидению и предсказаниям, который не был задействован в устроенном доктором Геббельсом совещании.

Выполнить необычное поручение главы СС оказалось делом не из легких, поскольку большинство магов и всевозможных ясновидцев или сгинули в лагерях смерти, или были убиты. Еще в 1933 году, придя к власти, национал-социалисты быстро «навели порядок» среди мастеров оккультных наук. Это направление было уничтожено, а те, кому посчастливилось уцелеть, переметнулись в услужение к новым хозяевам. Рейхсминистр пропаганды для участия в совещании выбирал наилучших, поэтому эсэсманы были вынуждены искать полуподпольного специалиста магии и ясновидения.

Итак, потребовалось почти два месяца, чтобы выполнить поручение рейхсфюрера СС. В одном из маленьких городков Тюрингии жил пожилой профессор оккультных наук Пауль Панзген, который двадцать лет назад считался одним из ведущих специалистов в области предсказаний.

Гиммлер недоверчиво спросил, участвовал ли Панзген во Всемирном съезде астрологов. Дело в том, что в 1936 году национал-социалисты организовали в Дюссельдорфе так называемый Всемирный съезд астрологов. Руководило этим мероприятием министерство пропаганды доктора Геббельса. Тогда германский Третий рейх был торжественно объявлен ведущей страной небесного оккультизма и немецкие ясновидящие заявили, что «фюрером управляют звезды».

Естественно, это был всего лишь миф. Его дальнейшую раскрутку доктор Геббельс поручил известному в узких кругах специалисту по оккультным наукам господину Рейсману. Последний написал популярную в Третьем рейхе книгу «Астрология и культ политического вождя», где изложил «теоретические обоснования» к мистически-божественному провидению и дару предвидения вождя германской нации Адольфа Гитлера.

Рейхсфюреру ответили, что Панзген не принимал участия в работе съезда, поскольку фактически отошел от активной деятельности еще в конце двадцатых годов. Гиммлер засомневался, сможет ли профессор быть полезным, на что получил ответ:

– Его считают одним из лучших, рейхсфюрер.

Тогда Гиммлер распорядился доставить пожилого профессора в Берлин в качестве почетного гостя, но в то же время без лишней суеты и в обстановке строгой секретности. Панзгена спешно привезли в столицу и разместили в одном из загородных особняков.

Гиммлер лично с Панзгеном не встречался, но в целях получения интересных сведений отдал приказ провести встречи с профессором высокопоставленному чиновнику, начальнику кадрового управления войск СС, генералу СС Готлибу Бергеру. Тот, конечно, приезжал на встречи инкогнито.

Бергер засомневался, имеет ли Панзген необходимый опыт в своей области. На что профессор возразил, что он еще застал то время, когда после поражения Германии почтовая марка стоила в условиях бешеной инфляции десять миллионов марок, а предсказание астролога – двадцать пять миллионов. Так что ему вполне хватало денег, чтобы прокормить семью: люди приходили за пророчествами, естественно, верили в них, и они сбывались.

Генерал Бергер предложил Паулю Панзгену спрогнозировать, как будут разворачиваться события в Германии в ближайшие два-три года. Профессор ответил, что результаты он может огласить через пару дней, и эсэсовец согласился подождать.

Прошло два дня, и Панзген предоставил Бергеру подготовленный прогноз развития событий на ближайшие три года.

В особняке были замаскированы чувствительные микрофоны, которые записывали их беседу. Предсказатель заявил, что в ближайший год должна развернуться очень большая война, из которой Германия выйдет победительницей. Немецкие знамена будут гордо реять над многими европейскими столицами, ненавистная фюреру Франция сдастся в считаные дни. Однако Англия будет вести ожесточенное сопротивление, несмотря на ряд серьезных поражений. Чехословакия отойдет к Германии, а в 1939 году наконец окончательно разрешится «польский вопрос».

По мнению ясновидца, Англия и Франция даже и не подумают вступиться за поляков, и хотя впоследствии главным врагом рейха станут русские, сейчас нужно сделать все возможное, чтобы заполучить их пусть временными, но союзниками. И разделить с ними Польшу.

– Вы в этом уверены? – осторожно переспросил профессора Бергер, зная о том, что разговор записывается.

– Да, – ответил профессор. – Между русскими и поляками давно существует затяжной конфликт, поэтому в следующем году вождь Советского Союза согласится на условия союза с Германией, при этом еще не предполагая, что тем самым обречет себя на тяжелые поражения. Если же получится разделить с русскими Польшу, то Германия пусть возьмет себе ее западную территорию, а русским отдаст восточную. Тогда Советская Россия на многие годы лишится исконных эзотерических сил своего народа, так как грядущую войну начнет на чужой территории, насильно отнятой у поляков. После раздела Польши начинать военную кампанию против России следует только весной 1941 года: тогда летние военные операции будут очень успешными для Германии.

Затем профессор поведал, что он буквально «видел» огромные вереницы русских пленных солдат и немецкие войска на подступах к Москве. Однако дальше заглянуть в будущее ему не удалось, поскольку высшие силы и расположение звезд не всегда открывают свои тайны слишком настойчивым ясновидцам.

Бергер резонно подумал, что старик может хитрить, однако поймать его на этом было просто невозможно. По сути, желаемой цели Бергер уже достиг, поэтому он поспешил доложить о результатах рейхсфюреру СС. По приказу Гиммлера провидца наградили и отправили домой с тем расчетом, чтобы старый профессор постоянно был под рукой. В тот же вечер Гитлеру предоставили отчеты о предсказаниях ясновидца из Тюрингии.

Идея раздела Польши заинтересовала фюрера, и он сразу же решил узнать мнение об этом военных. Генералы отрапортовали, что если русские в ближайшем будущем перенесут свою границу дальше на Запад, то тем самым существенно ослабят свои мощные укрепления на старой линии границы. К весне же 1941 года, – если брать во внимание, что окончательный раздел Польши, по предсказанию профессор Панзгена, случится не позднее октября 1939 года, – они еще не смогут организовать серьезной линии обороны на новых рубежах. В итоге коммуникации русских неизбежно станут довольно растянутыми, а наиболее важные цели противника могут быть быстро разгромлены бомбардировочной авиацией рейха.

Гитлер ликовал и от всей души благодарил Гиммлера за проявленную инициативу. Генералов не оповестили о предсказании ясновидца из Тюрингии.

Фюрер приказал начать подготовку к нападению на Чехословакию и Польшу. Отлично отдавая себе отчет в том, что он скорее всего может развязать новую мировую войну, фюрер хотел путем договора с Россией о разделе Польши внести раздор в отношения между СССР, Францией и Англией. Помня об уроках Первой мировой, Гитлер не мог допустить создания новой Антанты, поскольку война на два фронта всякий раз оказывалась для Германии губительной.

Что вез крейсер «Эмеральд»

Эта необычная история – из числа наидольше сохраняемых тайн Второй мировой войны. Может быть, потому, что из многих участвовавших в ней людей только некоторые были в нее полностью посвящены. Трое исследователей взяли на себя задачу рассказать об этом деле. Они стали собирать разрозненные фрагменты и складывать их в единую картинку, как пазл. Сидни Перкинз, служивший ранее в Канадском банке, впервые обнародовал информацию, касающуюся его участия в этом деле. Писатель А. Стамп привел в соответствие информацию Сидни Перкинза со сведениями других людей, а Лиленд Стоу, зарубежный корреспондент и лауреат Пулитцеровской премии, прожил несколько недель в Канаде и Англии, чтобы разведать там недостающие секретные подробности.

Итак, 2 июля 1940 года, спустя семнадцать дней после того, как немецкие войска оккупировали Париж, в 17.00 на станцию Бонавентура в Монреале прибыл поезд специального назначения. Его встречали Дэвид Мансур, исполняющий обязанности управляющего Канадским банком, и Сидни Перкинз из отдела валютного контроля. Оба они знали, что вместе с поездом прибыл секретный груз под кодовым названием «рыба». Но только Мансуру было известно, что они будут принимать участие в крупнейшей финансовой операции, которую когда-либо проворачивали государства в мирное или военное время.

Едва состав остановился, как и из вагонов на перрон ступила вооруженная охрана. Мансура и Перкинза сразу провели в один из вагонов к невысокому человеку в очках – это был Александер Крейг из Английского банка. Его сопровождали три помощника. Крейг сказал:

– Мы привезли большой груз «рыбы». «Рыба» – это ликвидные активы Великобритании. Мы опустошили наши хранилища на случай вторжения. Скоро приедет и остальное.

Перкинз пытался сообразить, что подразумевается под «ликвидными активами» и «остальным». Вероятно, это означало, что Канадский банк намеревался принять все принадлежавшие Великобритании средства, которые могли быть переведены в доллары.

После того как Франция пала и над Великобританией нависла серьезная угроза гитлеровского вторжения, Уинстон Черчилль собрал своих министров на закрытое совещание, на котором постановили переправить в Канаду государственное золото и ценные бумаги граждан на сумму семь миллиардов долларов. Осуществить эту операцию удалось благодаря предусмотрительному шагу, сделанному в начале войны, – тогда все граждане Соединенного Королевства должны были зарегистрировать в государственном казначействе все принадлежавшие им иностранные ценные бумаги. Эту часть вложений соотечественников Черчилль со своим кабинетом и решили теперь реквизировать. Ранее государство не изымало вклады частных лиц на нужды обороны, не спросив прежде согласия на то их владельцев. Но уже в июне 1940 года правительство Черчилля было вынуждено пойти на этот рискованный шаг. Один из участников операции вспоминал: «За десять дней все отобранные для перемещения вклады в банках Соединенного Королевства были собраны, сложены в тысячи коробок и оперативно свезены в региональные центры сбора». Эти несметные богатства были принесены Великобритании поколениями ее торговцев и мореплавателей. Однако теперь вместе с накопленными тоннами золота Британской империи им предстоял нелегкий путь обратно через океан.

Перевезти первую партию секретного груза предполагалось на крейсере «Эмеральд», которым командовал капитан Френсис Сирилл Флинн. 24 июня крейсер должен был выйти из гавани Гринока в Шотландии. 23 июня поездом до Глазго из Лондона выехали четыре лучших специалиста по финансовым вопросам. Возглавлял группу Александер Крейг. Между тем тщательно охраняемый специальный поезд привез в Гринок последнюю партию золота и ценных бумаг. Их погрузили на стоявший в заливе Клайд крейсер. Ночью, рискуя в непроглядном тумане наткнуться на камни, пришел эсминец «Коссак», чтобы присоединиться к эскорту «Эмеральда».

Вечером 24 июня крейсер был полностью загружен ценностями. В его артиллерийские погреба погрузили 2229 тяжелых ящиков, в каждом из которых было четыре золотых бруска. Тут же находились и 448 коробок с ценными бумагами на общую сумму более четырехсот миллионов долларов. Общая сумма ценностей при первой перевозке составляла более полумиллиарда долларов.

С ухудшением погоды шансы на успех стремительно падали. Шторм усилился, поэтому скорость эсминцев сопровождения стала падать. Тогда капитан Вайан, командовававший эскортом, просигналил капитану Флинну идти между эсминцами зигзагами. Таким образом «Эмеральд» мог сохранять свою более высокую, а следовательно, более безопасную скорость. Однако океан разбушевался не на шутку, и в итоге эсминцы отстали так, что капитан Флинн принял решение плыть дальше в одиночку. На четвертый день выглянуло солнце, а 1 июля утром на горизонте наконец появились берега Новой Шотландии. Крейсер спокойно шел к Галифаксу, делая по 28 узлов в час, и в 7.35 благополучно стал в док.

К доку примыкала железнодорожная ветка, где «Эмеральда» ожидал специальный поезд. Тут же находились представители Канадского банка и железнодорожной компании «Кэнэдиен нэшнл экспресс». Перед началом разгрузки были приняты исключительные меры предосторожности, причал перекрыли. При выносе с крейсера каждый ящик регистрировался как сданный, а затем заносился в список при погрузке в вагон. В 19.00 состав с золотом отправился в дальнейший путь. В Монреале вагоны с ценными бумагами отцепили, а золото продолжило путешествие дальше, в Оттаву.

Именно этот поезд и встречали Дэвид Мансур и Сидни Перкинз. Отныне они должны были опекаться бумагами и теперь были вынуждены куда-то поместить эти тысячи упаковок. Дэвид Мансур уже точно знал куда.

Целый квартал в Монреале занимало 24-этажное гранитное здание страховой компании «Сан Лайф». Самый нижний из этажей в военное время предназначался под хранилище ценностей.

Глубокой ночью, когда движение на улицах Монреаля стихло, полиция тщательно оцепила несколько кварталов, расположенных между сортировочной станцией и небоскребом «Сан Лайфа». Затем между вагонами и задним въездом в здание начали курсировать грузовики, сопровождаемые вооруженной охраной «Кэнэдиен нэшнл экспресс». Когда последняя коробка переместилась в хранилище, что было должным образом зарегистрировано, Крейг, ответственный за депозит от лица Английского банка, взял у Дэвида Мансура, ответственного от лица Канадского банка, официальную расписку о получении багажа.

Теперь требовалось в срочном порядке оборудовать надежное хранилище. Однако на изготовление камеры понадобилось огромное количество стали. Вопрос, где ее взять в военное время, был решен довольно оперативно. Кто-то неожиданно вспомнил о неиспользуемой, заброшенной железнодорожной ветке, две мили путей которой имели ни много ни мало 870 рельсов. Из этих рельсов и были изготовлены стены и потолок толщиной в три фута. В потолок встроили сверхчувствительные микрофоны звукоулавливающих приборов, которые фиксировали даже малейшие щелчки выдвигаемых из железного шкафа коробок.

За три летних месяца по железной дороге в Монреаль прибыло три дюжины грузов ценных бумаг. Чтобы разместить все сертификаты, понадобилось около 900 четырехстворчатых шкафов. Для охраны спрятанных под землей ценностей были круглосуточно приставлены 24 полицейских, которые там же ели и спали.

И все эти золотые запасы перевозились без страховки. Ведь кому бы пришла в голову мысль застраховать в военное время слитки на сотни миллионов долларов? Золотой груз установил еще один «ценный» рекорд: чтобы его перевезти, «Кэнэдиен нэшнл экспресс» потребовалось около миллиона долларов.

Золото, как и ценные бумаги, прибывало в Монреаль постоянно. За период с июня по август британские корабли (вместе с несколькими канадскими и польскими судами) перевезли в Канаду и Соединенные Штаты золота более чем на 2 556 000 000 долларов. И уж совсем невероятным кажется тот факт, что за эти три месяца в Северной Атлантике было потоплено 134 союзных и нейтральных судна – и среди них ни одного, который перевозил золотой груз.

Правда о Катынском расстреле

Дата расстрела польских военнослужащих в Катыни была установлена на основании документальных свидетельств, найденных на трупах.

Согласно немецким данным, в Козьих Горах в марте – июне 1943 года было эксгумировано 4143 трупа, а согласно польским данным, – 4243. По немецким данным, 2815 (67,9 %) из них были опознаны. Польские данные в этом случае расходятся с немецкими – Польский Красный Крест поначалу заявил об опознании 2730 человек, однако опубликованный поляками в 1944 году в Женеве официальный список опознанных катынских жертв составляет 2636 человек.

Такие расхождения немецких и польских данных, касающиеся эксгумированных и опознанных поляков, очень показательны. Скорее всего, они свидетельствуют о том, что поляки были вынуждены изъять из своих списков фамилии 179 эксгумированных и опознанных в Козьих Горах польских офицеров, поскольку их настоящая судьба явно противоречила немецкой версии.

Опознание трупов проводилось по найденным документам и предметам с именами владельцев. В основном это были офицерские удостоверения или другие именные документы (паспорта, индивидуальные жетоны и пр.). На многих трупах были обнаружены крупные суммы денег, ценные вещи и предметы военной амуниции. Надо отметить тот факт, что в советских лагерях польским военнопленным запрещалось иметь при себе деньги на сумму более ста рублей или ста злотых, ценные вещи, воинские документы, предметы военного снаряжения и т. д.

Ю. Мацкевич дал этому совершенно наивное объяснение. В апреле 1943 года Козьи Горы посетили иностранные корреспонденты. Они задали сопровождавшему их полковнику фон Герсдорфу вопрос: «Почему большевики оставили на телах убитых все документы и не забрали себе ценности?» – «Потому, – ответил Герсдорф, – что в 1940 году большевики не подумали, что убитые ими где-то в глубине России, под Смоленском, могут быть вскоре выкопаны и опознаны каким-то их врагом».

По всей вероятности, ни Мацкевич, ни полковник Герсдорф ничего не знали о пункте 10 «Временной инструкции о порядке содержания военнопленных в лагерях НКВД» от 28 сентября 1939 года, в соответствии с которым «принятые лагерем военнопленные, перед тем как разместить их в бараки, проходят осмотр… Обнаруженное оружие, военные документы и другие запрещенные к хранению в лагере предметы отбираются».

Следует отметить, что весной 1940 года была проведена сверхсекретная операция, поэтому если бы поляков расстреляли сотрудники НКВД, то они бы незамедлительно изъяли любые документы и вещи, позволяющие идентифицировать трупы.

Такое категорическое требование об обязательном изъятии любых вещей, позволяющих опознать личность расстрелянного, содержала должностная инструкция НКВД СССР по производству расстрелов, которой сотрудники наркомата безусловно придерживались в любых ситуациях.

Так, летом и осенью 1941 года немцы, преследуя пропагандистские цели, публично вскрывали в оккупированных советских городах могилы, в которых были захоронены люди, на самом деле расстрелянные сотрудниками НКВД. Но никаких документов или именных вещей в тех могилах не было – жертвы пришлось опознавать исключительно на основании показаний родственников или знакомых.

Не было обнаружено никаких документов, позволяющих установить личности, и на трупах заключенных тюрем Прибалтики, Западной Украины и Белоруссии. Узников этих тюрем в конце июня – начале июля 1941 года, отступая, в спешке расстреляли сотрудники НКВД и НКГБ по причине невозможности эвакуации. А в Козьих Горах на 2815 опознанных трупах было обнаружено 3184 предмета, позволявших установить личность погибших!

Представители общества «Мемориал» предполагают, что сотрудники НКВД придерживались требований служебной инструкции о порядке производства расстрелов: обыскивали приговоренных и отбирали у них документы и личные вещи только при проведении судебных расстрелов в помещениях тюрем. В этом случае после расстрела тела казненных перевозились к местам захоронений и сбрасывались в заранее выкопанные огромные ямы.

Однако, проводя массовые расстрельные акции, непосредственно рядом с местом захоронения, требования инструкции сотрудники НКВД якобы не выполняли: приговоренные перед расстрелом не обыскивались, документы и именные вещи у них не изымались, а трупы укладывались ровными рядами. Обосновывая такое мнение, представители «Мемориала» ссылаются на то, что при эксгумациях массовых энкавэдэшных захоронений в Куропатах, Томске, Сандармохе и других местах на трупах все-таки находили личные вещи, медальончики, записки и пр., «однако не в таком большом количестве, как в Катыни». Но никаких доказательств, что сотрудники НКВД укладывали трупы казненных ровными рядами, представители «Мемориала» не представили.

В отличие от русских, немцы в отношении пленных польских офицеров придерживались Женевской «Конвенции о содержании военнопленных» от 27 июля 1929 года, статья 6 которой гласила: «Документы о личности, отличительные знаки чинов, ордена и ценные предметы не могут быть отняты от пленных». Поэтому здесь можно сделать определенные выводы.

Вот как была установлена точная дата расстрела и захоронения польских военнослужащих в Катыни. Руководитель эксгумационных работ доктор Герхард Бутц в своем отчете настоятельно подчеркивал, что «нельзя определенно решить, сколько времени трупы пролежали в земле. При оценке следственных материалов, особенно когда вопрос касается определения даты смерти жертв, важно учитывать внешние обстоятельства каждого конкретного случая. Ввиду этого особое значение приобретают найденные документы и газеты, неоспоримо указывающие на весну 1940 года как время казни».

Российский журналист Владимир Абаринов, корреспондент радио «Свобода» в Вашингтоне, в своей книге «Катынский лабиринт» ссылается на авторитетное мнение членов комиссии академика Топорнина о том, что «даже современная судебная медицина, имея в своем распоряжении новейшие методы исследования, не в состоянии определить время расстрела с точностью до полугода». Поэтому международная комиссия, работавшая в Катыни в 1943 году по приглашению немецких оккупационных властей, этого и не сделала: дата была установлена приблизительно, по документам, найденным на останках.

Венгерский эксперт профессор Оршос для датировки захоронений предложил метод псевдокаллуса (твердые отложения на поверхности мозговой массы). Однако, по мнению специалистов комиссии Топорнина, данный метод судебно-медицинской практикой не подтвердился. Но выводов, основанных на вещественных доказательствах, это не отменяет.

Посетившего Катынь польского журналиста Ю. Мацкевича поразило то, что лес поблизости от могил «был усеян множеством газетных лоскутьев, наряду с целыми страницами и даже целыми газетами… датировка этих газет, найденных на телах убитых, указывает, если рассуждать здраво и честно, на не подлежащее никакому сомнению время массового убийства: весна 1940 года». Об этом он написал в своей книге «Катынь».

Ю. Мацкевич придавал найденным газетам особое значение как «вещественному доказательству в разрешении загадки: когда было совершено массовое убийство?». Советские газеты, датируемые началом 1940 года, находили на катынских трупах в большом количестве и в прекрасной сохранности. Но чешский эксперт доктор Ф. Гаек считал, что «невозможно поверить, что по истечении трех лет их целостность и читаемость была такая, в какой их действительно обнаружили».

Есть и еще один немаловажный факт, свидетельствующий о подлоге с газетами. В политдонесении из Козельского лагеря от 4 февраля 1940 года говорилось, что Козельский лагерь получал всего 80 экземпляров «Глоса Радзецкого» на польском языке, то есть получалось один экземпляр на 55 человек. Газет на русском языке было и того меньше. При этом пленные не имели права брать газеты в руки. В основном газеты висели на специальных стендах. Поэтому вопрос, откуда в таких условиях могли попасть в карманы трупов сотни советских газет за март – апрель 1940 года, остается открытым.

Как бы там ни было, газеты в этих могилах могут быть как косвенным доказательством вины НКВД, так и прямым доказательством правоты свидетельств К. Девалье и К. Йоханссена о фальсификации немцами катынских вещественных доказательств.

Но Ю. Мацкевич, стремясь представить незапятнанной позицию нацистов в «Катынском деле», допустил и вовсе непростительную оплошность. По горячим следам, едва вернувшись из Катыни, когда журналист еще не успел полностью осмыслить увиденное, он опубликовал статью в газете «Гонец Цодзенны».

В частности, Мацкевич пишет, что Катынский лес в этом месте выглядит мерзко. Так, как выглядит пригородный лесок после маевок, когда «любители природы», уходя, оставляют после себя объедки, окурки, бумажки, мусор. В Катыни среди этого мусора растут бессмертники. Но, оказывается, никакой это не мусор: восемьдесят процентов «мусора» – деньги. Польские бумажные банкноты, преимущественно большого достоинства. Некоторые в пачках по сто, пятьдесят, двадцать злотых. Лежат кое-где и отдельные мелкие – по два злотых – купюры военного выпуска…

Так Мацкевич невольно раскрыл «страшную тайну», поведав о том, что в Катынском лесу лежали так называемые «краковские» злотые выпуска 1 марта 1940 года, ходившие на территории польского генерал-губернаторства. Замена предвоенных двухзлотовых купюр с датой «xx.xx.1936» на краковские осуществлялась с 8 по 20 мая 1940 года. В то же время первый этап польских офицеров из Козельского лагеря отбыл в Смоленск 3 апреля 1940 года, а последний – 10 мая. Подавляющее большинство польских офицеров, около четырех тысяч человек, отправились в Смоленск до 28 апреля 1940 года. В книге «Катынь» Мацкевич эту свою оплошность исправил.

Как же «двухзлотовки военного выпуска» очутились в апреле – мае 1940 года в Катынском лесу? Следует учитывать и то, что с 16 марта 1940 года польские военнопленные не могли получать и отправлять корреспонденцию. А значит, единственный канал получения польских злотых был перекрыт.

Свидетельство о присутствии в Катынском лесу «двухзлотовок военного выпуска» можно было объяснить ошибкой Мацкевича, однако это совершенно несерьезно. Можно спутать цифру в дате, но не целую фразу. Тогда становится очевидным, что считающиеся расстрелянными весной 1940 года в Козьих Горах поляки были живы после мая 1940 года. Достоверно известно, что немцы после захвата лагерей разрешили переписку пленных поляков с Польшей. Таким образом, двухзлотовки могли быть присланы пленным родными, в надежде, что они понадобятся им при возвращении на Родину. Этот факт является неопровержимым свидетельством расстрела поляков осенью 1941 года.

Ю. Мацкевич также сообщал, что на телах убитых в Катыни офицеров было найдено около 3300 писем и открыток, полученных ими от своих семей из Польши, и несколько написанных ими, но не отосланных в Польшу. Ни одно из этих писем и ни одна из этих открыток, пишет он, не датированы позже апреля 1940 года. Это подтверждают и их семьи в Польше, у которых переписка внезапно оборвалась как раз в это время. Можно было бы подумать, что большевики по тем или иным причинам запретили военнопленным переписку. Но они этого не утверждают, так как у них нет доказательств.

И все же Ю. Мацкевич ошибался. Как уже говорилось, 16 марта 1940 года «военнопленным быв. польской армии, содержащимся в лагерях НКВД, запрещена всякая переписка». Она была возобновлена только 28 сентября 1940 года по предложению П. Сопруненко и указанию замнаркома НКВД В. Меркулова. Принять такое решение начальству пришлось под давлением польских военнопленных из Грязовецкого лагеря, пригрозивших начать «массовую голодовку в знак протеста против запрещения им переписки с семьями и родными». Поэтому даты, проставленные на письмах и открытках, не являются четким доказательством времени расстрела.

Польская версия преимущественно основывается на подобных косвенных и двусмысленных доказательствах. Одним из них являются показания поручика запаса, профессора экономики Станислава Свяневича, которого польская сторона представляет едва ли не очевидцем расстрела польских офицеров в Катыни.

Л. Ежевский в своем исследовании «Катынь. 1940» говорит, что после прибытия 29 апреля 1940 года эшелона с восемнадцатым этапом польских офицеров из Козельского лагеря на железнодорожную станцию Гнездово Свяневича перевели в другой вагон и закрыли в пустом купе. Профессор Свяневич с верхней полки через щелку мог наблюдать то, что происходило снаружи… В момент катынского расстрела он находился в трех километрах от места преступления и собственными глазами видел, как людей уводили на казнь… Все без исключения товарищи профессора Свяневича из 18-го этапа 29 апреля 1940 года были найдены в катынских могилах.