Текст книги "100 тайн Второй мировой"

Станислава Свяневича «оставили» в живых, отправили в Смоленск, затем в Москву на Лубянку. В 1941 году на основании советско-польского соглашения от 30 июля 1941 года он был освобожден и в 1942 году выехал в Иран, а затем в Лондон. По мнению российского историка Н. С. Лебедева, С. Свяневич, как и ярый «антисоветчик» полковник С. Любодзецкий, были агентами НКВД и поэтому их оставили в живых.

Но даже в таком случае свидетелей секретных операций НКВД, принимая во внимание царившую тогда подозрительность, за границу попросту не выпускали. Возникает резонный вопрос: насколько соответствует правде утверждение, что Свяневич был свидетелем того, как людей уводили на казнь? И возможно ли то, что свидетелю сверхсекретной операции НКВД дали добро на выезд за границу?

Скорее всего, Свяневич видел, как пленных офицеров из Козельского лагеря грузили в автомашины и увозили. Но куда? Если бы к месту казни, то, принимая во внимание сверхсекретный характер операции, судьба Свяневича была бы предрешена. Его или увезли бы туда же, или расстреляли. То, что Свяневич остался в живых и вышел на свободу, весьма существенное свидетельство в пользу версии, что поляков в тот момент вывозили в лагерь «особого назначения».

Эту версию косвенно подтверждает следующий факт. 27 апреля 1943 года Германское информационное бюро сообщило из Мадрида о заметке корреспондента испанской франкистской газеты «АВС», побывавшего в Катыни еще до сообщения «Радио Берлина». В заметке, в частности, говорилось об обнаруженных при раскопках в Козьих Горах записях расстрелянного польского офицера, в которых он писал, что на расстрел его товарищей забирали «из лагеря ночью».

Эти записи не прояснили вопрос, когда именно – в 1940 или 1941 году – производился расстрел. Вполне возможно, что немцы в дальнейшем скрыли этот дневник именно по причине наличия в нем указаний на события осени 1941 года. Таким образом, обстоятельства расстрела польских офицеров в Катыни до конца так и не известны.

Жертва операции «Летчик»

В конце апреля 1990 года российское правительство под личным контролем Михаила Горбачева создало специальную межведомственную комиссию, которая расследовала вопрос советсконемецкого сотрудничества в период с 1922 по 1940 год. Тогда, несмотря на версальские соглашения, на нашей территории активно строились совместные с рейхсвером заводы, химические лаборатории, аэродромы, танковые и авиационные школы.

Также бойко велось обучение немецких офицеров. Неожиданный интерес современников к событиям 70-летней давности объяснялся тем, что, согласно данным ПГУ (Первого главного управления) КГБ, на счетах некоторых швейцарских банков лежали предназначенные СССР более 85 миллионов рейхсмарок (часть – золотыми монетами), переведенных в 1938 году Германией. Эти деньги являлись оплатой нацистской Германией военно-промышленных долгов Советскому Союзу. Еще перед Великой Отечественной войной Швейцария, в соответствии с международными банковскими законами, заморозила официальные счета воюющих государств. Немецкие миллионы так и оставались невостребованными Россией вплоть до 1990-х годов.

Итак, для более подробного расследования этого дела вновь созданная межведомственная комиссия, состоявшая из сотрудников Госбанка СССР, МИДа, Минюста и целой группы историков из Института военной истории, была допущена в архивы КГБ, где хранились «совершенно секретные» материалы о пребывании немецкой летной школы WIVUPAL в Липецке с 1924 по 1933 год. Это секретное дело с пометкой «хранить вечно» было закрыто особистами только в 1958 году. ПГУ КГБ, контролирующее работу комиссии над «Делом немецких летчиков», согласилось выдать лишь самые необходимые материалы. Остальные сведения из дела № р-2176, среди которых многочисленные агентурные донесения, данные разведки, итоги оперативных мероприятий НКВД и изъятые вещдоки, навсегда остались закрытыми от общественности.

По окончании восьмилетнего срока по подписке «секретного умолчания» один из членов этой межведомственной комиссии написал в редакцию «Комсомольской правды» письмо. Бывший военный сообщил о некоторых интересных фактах пребывания немецких летчиков в довоенном Липецке. На тот момент он работал в архиве бывшего КГБ на Лубянке, где просматривал документы по техническому обеспечению летной школы WIVUPAL. Среди них специалист неожиданно обнаружил листок бумаги с записями на немецком языке. Было вполне очевидно, что тетрадный лист затесался в техническую документацию совершенно случайно. Единственное, что удалось перевести на русский язык этому военному, так это имя получателя письма – Герман Геринг. Письмо Герингу было написано некой Надеждой Горячевой из Липецка и датировано 2 ноября 1926 года.

В 1924 году руководство РККА по неизвестным причинам вдруг закрыло только что организованную Высшую школу красвоенлетов в Липецке. А вскоре на ее базе на правах концессии развернулось создание авиационной школы летчиков рейхсвера WIVUPAL, которую засекретили под 4-ю эскадрилью авиационной части Красного воздушного флота (иногда в документах она называется 4-й авиаотряд т. Томсона). Изначально в школу прибыло 58 немецких самолетов «Фокер Д-13», но советское руководство настояло, чтобы в школу переправили самые современные машины «Альбатрос». Через несколько месяцев в школу стали прибывать первые «ученики».

Под аэродром обустроили площадку дореволюционного ипподрома, а прибывших немцев поселили в здании бывшей конторы винного завода. Будущие немецкие летчики приезжали на обучение по чужим паспортам и числились командированными гражданскими специалистами от частных фирм. Все оборудование, продукты, обслугу также привозили из Германии. За восемь лет летную школу закончили около 180 немецких летчиков.

К началу 1930-х годов учебное расписание претерпело некоторые изменения, в частности были запланированы нововведения: полеты на высоте 5–6 тысяч метров, бомбометание с истребителя и стрельба из пулеметов по буксируемым мишеням. В одном интересном эпизоде из книги «Они ковали победу» героя войны Виктора Анисимова автор рассказывает, как в учебном бою, «незадолго до войны», он столкнулся с известным среди немцев асом Первой мировой войны, летчиком по имени Герман (фамилия не указана). После ожесточенного боя Анисимову удалось прижать самолет Германа к земле и тому пришлось совершить вынужденную посадку. Признав свое поражение, немецкий летчик на память подарил Анисимову свои золотые часы. На обратной стороне этого дорогого подарка была выгравирована дарственная надпись: «Лучшему летчику Германии от Вильгельма II». Надо сказать, что в период Первой мировой войны у немцев было всего 17 лучших асов, среди которых с именем Герман – только Геринг.

Специальному корреспонденту «Комсомолки» Денису Баранцу удалось разыскать в Липецке лишь одного живого свидетеля пребывания немецкого авиаотряда. Им оказался Яков Петрович Водопьянов, служивший в школе WIVUPAL техником-испытателем самолетных двигателей. Он рассказал, что среди немцев, учившихся у нас летному делу, был Герман Геринг, об этом начали поговаривать еще до начала войны. Немецкие летчики быстро обживались на новом месте, некоторые даже селились в частных домах и нанимали деревенскую прислугу, неплохо выучили русский язык. Все чаще они стали выходить на рынок или охотиться неподалеку от деревенских окраин. Ходили немцы и в деревню на танцы. А один молодой летчик женился на учительнице из Воронежа.

Приезжая из краткосрочных отпусков, немцы дарили деревенским красавицам разные заграничные безделушки.

Была девушка и у Геринга. Дочь станционного смотрителя Надя Горячева жила на городской окраине, в районе Нижинки. Воспоминаний о девушке практически не сохранилось. Она была гордячка и красавица, а когда познакомилась с немцем, стала и вовсе нелюдимой. Сегодняшние родственники покойной «бабы Нади» живут около бывшей авиашколы. Они категорически отказываются давать журналистам какую-либо информацию «о родственнице и немцах».

Но тогда, далекой зимой 1926 года, после приезда в школу «высокой» немецкой комиссии, Геринг уехал в Германию, скорее всего, пообещав любимой Надежде вернуться позже и увезти ее из России. Однако на тот момент будущий рейхсмаршал Германии уже был женат. Свое обещание Геринг не сдержал, однако любовные письма продолжал писать вплоть до начала войны. Надежда, наспех выучив по школьным учебникам немецкий язык, также писала письма в Германию с признаниями, что «ждет Геру и готова пронести в сердце любовь к нему через всю жизнь». Вероятно, у влюбленных все-таки были серьезные намерения, о чем свидетельствует тот факт, что в этом же письме Надя писала Герингу: «…дорогой Герман, как твоя нога? Я очень переживаю, что болезнь помешает твоему возвращению в Липецк». Наивная девушка не знала, что часть писем оседала в секретных архивах НКВД, так и не дойдя до Германии.

С августа 1933 года Липецкий отдел НКВД начал разрабатывать секретную операцию, закодированную под названием «Летчик». Чекисты всеми методами пытались выявить шпионов, завербованных немцами. Так, до начала войны в застенках НКВД оказалось больше шестидесяти пяти «врагов народа», которых подозревали в связях с летчиками WIVUPAL.

Когда началась война, Надежда Горячева ранним летним утром неожиданно исчезла из города, а вернулась домой только в 1946 году. Тридцативосьмилетняя женщина к тому времени была психически нездоровой. Скорее всего, Надежде удалось выжить благодаря своему знакомству с человеком номер два в нацистской Германии. Согласно одной из версий, именно через девушку Геринга советское командование хотело выйти на переговоры с главарями рейха.

Историков до сих пор волнует вопрос: почему на город Липецк, располагавшийся в направлении главного удара германской армии, упали всего две шальные бомбы, а находящийся в двадцати минутах полета Воронеж фашисты сравняли с землей? Может, потому, что Геринг помнил о городе своей молодости и Надюше Горячевой?

«Шторх», который стал «аистом»

В начале трагического 1941 года случилось необъяснимое событие, причины которого неизвестны, поскольку никаких трофейных документов о нем не сохранилось. По предложению командующего авиацией Германа Геринга и с личного одобрения Адольфа Гитлера нацистская Германия неожиданно подарила Советскому Союзу образцы некоторых суперсовременных на то время самолетов.

Опытные летчики люфтваффе доставили в Москву некоторые модификации истребителей «мессершмитт», «хейнкель», бомбардировщиков «юнкерс» и «дорнье», самолет-разведчик «фоке-вульф» и учебный самолет «бюккер». Немецкие машины сразу же попали в категорию секретных диковинок, и их для дальнейшего изучения надежно упрятали в Научно-исследовательский институт Вооруженных Сил в Москве. Чекисты из разведки ликовали и гадали, как же так могли лопухнуться немцы, – может, они на самом деле хотят соблюдать заключенный с Советской Россией пакт о ненападении, поэтому и преподносят такие царские подарки?

Среди других машин был подаренный Советскому Союзу лично Германом Герингом небольшой трехместный связной самолет немецкого авиаконструктора Физелера Шторха («шторх» в переводе на русский – «аист»). Этому самолету предстояло сыграть свою роль в предстоявшей Второй мировой войне, однако пока об этом никто даже не догадывался и не мог предположить, какие тайны будут хранить эти маленькие, верткие, легкие машины.

Советские ведущие авиаконструкторы высоко оценили «шторх» и другие подаренные самолеты. Петляков, Туполев, Антонов, Ильюшин и другие специалисты, приглашенные ознакомиться с передовой немецкой техникой, отметили высокий технологический уровень и конструктивные новинки военной авиационной техники гитлеровской Германии. Все конструкторы были единодушны во мнении, что товарищ Сталин абсолютно прав и нацисты попросту не осмелятся напасть на могучий Советский Союз, подарки немцев в виде самых современных военных самолетов – серьезное тому доказательство.

Акт дарения накануне войны наверняка являлся наглым и довольно ловким, самоуверенным, хорошо продуманным шагом немецких спецслужб. Это была некая общественная дезинформация, запущенная в СССР за несколько месяцев до вероломного нападения – в знак «вечной дружбы» подарить сверхсовременные самолеты.

Но вернемся к годам Второй мировой войны.

В июле 1943 года союзные англо-американские войска развернули военные действия на острове Сицилия. По слухам, высадку десанта и взятие Палермо при посредстве американской разведки обеспечивали заокеанская и сицилийская мафия. Итальянские войска не смогли выдержать удара многочисленной техники противника. Война почти сразу переместилась на континент, развернулись бои в самой Италии, и она буквально в считаные дни капитулировала.

Третьего сентября 1943 года на Сицилию прибыл итальянский король Виктор Эммануил III. Его уже давно убрал из политики всесильный диктатор Муссолини. Два десятилетия король ждал триумфального момента возвращения, когда он сможет наказать проклятого выскочку Муссолини. И вот этот момент настал.

Виктор Эммануил III на Сицилии подписал капитуляцию Италии. Ни итальянский монарх, ни его правительство не хотели, чтобы их родина со множеством уникальных памятников мирового значения превратилась в руины.

Спустя несколько дней на заседании Большого фашистского совета все его члены проголосовали против Муссолини. Король Виктор Эммануил III приказал арестовать Бенито Амилькаре Андреа Муссолини и заключить его под стражу. Исполнить приказ надлежало военным властям Италии. Один из генералов сказал монарху:

– Ваше Величество, а вы знаете, что Гитлер считает его своим другом?

– Думаете, немцы могут пойти на решительные контрмеры? – встревожился монарх.

– Конечно.

– Тогда сделайте все совершенно секретно, генерал!

Как и предполагалось, арест Муссолини прошел буднично и даже прозаично. Бывшего фашистского диктатора посадили в машину «скорой помощи» и тайком увезли из Рима в расположенный на острове городок Понца. Итальянцы считали, что теперь следы дуче должны были затеряться. Однако по всей Италии работали нацистские шпионы. Немецкая агентура проникла даже в Ватикан. Агенты донесли в Берлин о происходящем и указали точное местонахождение Муссолини.

Фюрер пришел в ярость, а затем приказал рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру:

– Муссолини надо освободить! И пусть это сделает Скорцени.

Неизвестно, как и по каким каналам, однако итальянская разведка узнала о намерениях фашистов. Возможно, итальянцев мог неофициально предупредить адмирал Канарис.

Итальянцы стали в спешке предпринимать необходимые меры. В обстановке строжайшей секретности к лежавшим около Апеннинского полуострова Понцианским островам подошел итальянский крейсер и взял на борт высокопоставленного пленника. Далее крейсер отплыл через Тирренское море к острову Сардиния: на его северо-восточной оконечности находилась итальянская военно-морская база Ла-Маддалена. Отныне ей надлежало стать местом заключения бывшего диктатора. Однако и секретная военная база являлась не слишком надежной: итальянцы опасались, что немцы подойдут к Сардинии на боевых кораблях и высадят морской десант или сбросят парашютистов, как на Крите. Отдать дуче немцам теперь означало создать себе множество неприятных проблем.

Вскоре поступила новая информация: немецкие спецслужбы все-таки намереваются освободить Муссолини. Было принято экстренное решение переправить дуче в более надежное место. В переправке бывшего диктатора важную роль сыграло командование военно-морских сил Италии, особо заинтересованное в том, чтобы полностью снять с себя всю ответственность за события.

Решили, что самым надежным местом для содержания под стражей Бенито Муссолини будет местечко в практически недоступном горном районе Северных Апеннин, где находился выстроенный среди скал отель «Альберго-Рифуджо». Когда гидроплан с Муссолини на борту взлетел с территории военной базы Сардинии, там все вздохнули с облегчением.

Так бывший диктатор оказался высоко в горах среди почти дикой местности. Отель для альпинистов располагался на одинокой горной вершине. Дороги наверх не было – ее заменял канатный подъемник с кабиной. Конвой высокопоставленного пленника состоял из двухсот пятидесяти солдат во главе с итальянским генералом Гвели. Итак, освободить дуче было технически невозможно.

Фашисты потеряли Муссолини из вида. Чтобы определить местонахождение Муссолини, нацистские спецслужбы и их агенты, работавшие в Италии, организовали радиоперехваты практически всех сообщений, поступавших в Рим из разных точек страны, а также ее военных баз. Агенты сбивались с ног, фальшивые фунты стерлингов текли рекой для подкупа должностных лиц, пока в руки немецкой агентуры не попала шифротелеграмма генерала Гвели. Немцы тут же расшифровали ее и узнали, где бывшие союзники спрятали ставшего ненужным и опасным дуче. Сразу же об отеле «Альберго-Рифуджо» доложили Отто Скорцени.

Скорцени начал разрабатывать планы захвата отеля и сам же один за другим отвергал их. В конце концов он решил объединить в одну группу диверсантов из отряда по специальным операциям, альпинистов и десантно-посадочные войска. Замысел главного диверсанта рейха был таков: его люди грузятся в планеры, самолеты поднимают их на высоту, а оттуда безмоторные летательные аппараты планируют к горе, где расположен неприступный отель. Шума моторов не будет, поэтому заранее поднять тревогу и подготовиться к атаке итальянцы попросту не успеют.

– Там негде сесть, – возмутились бывалые летчики. – Одни камни, деревья и неровные склоны. А как потом уходить с дуче?

– Отставить разговоры! – сказал Скорцени. – Приземляемся на рассвете!

– Вы должны доставить Муссолини в Германию, – напомнил Скорцени Гиммлер.

– У нас есть «шторх»! Малый разбег, три человека в кабине: пилот, дуче и я, – ответил диверсант. – Полосу для «шторха» подготовим сами, а десантники пусть уходят в горы и поодиночке пробираются к нашим боевым частям в Италии. Все мои люди имеют солидную альпинистскую подготовку.

Ранним утром 12 сентября 1943 года на каменистую площадку возле отеля с неба неожиданно посыпались планеры. Они падали, ломали крылья, раскалывались, словно орехи, и из них выскакивали вооруженные люди. В числе первых был специально прихваченный Скорцени полковник итальянской армии Солетти, который тут же приказал: «Не стрелять!»

Воспользовавшись моментом, Скорцени и его диверсанты ворвались в здание отеля и первым делом уничтожили радиостанцию, чтобы полностью прервать связь охраны с долиной, где располагались итальянские армейские части. Схватка с охранниками была недолгой, и потери с обеих сторон оказались невелики.

Немцы сразу же стали расчищать взлетно-посадочную полосу для «шторха». В работе принимал участие и сам дуче. Самолет вызвали по радио, он прилетел и удачно приземлился. Муссолини и Скорцени сели в кабину и… взлететь не получилось: рослый Скорцени и грузный дуче перегрузили машину. Тогда было решено рискнуть взлететь над пропастью.

Эта затея лишь чудом удалась. Падение прекратилось, и мотор самолета, пару раз чихнув, загудел ровно. По всей видимости, судьба уготовила всем, находившимся в кабине, новые испытания и разный конец. Скорцени доставил дуче в Рим, там Муссолини пересел в другой самолет, который взял курс на ставку фюрера…

Интересный факт. Во многих документах отмечается необычайная активность самолетов типа «шторх» над Берлином и в районе его окрестностей в конце апреля – начале мая 1945 года. Самолетики садились едва ли не на улицах и чудом взлетали. На этих «аистах» можно было вывезти что угодно и кого угодно.

Однако кого и что именно – история умалчивает.

Трагедия парохода «Ленин»

Лишь немногим известно, что 27 июля 1941 года на погибшем у мыса Сарыч в Черном море крупнейшем пассажирском пароходе «Ленин» человеческих жертв было гораздо больше, чем на «Титанике» и «Лузитании», вместе взятых. Практически сразу вся информация об обстоятельствах трагической гибели парохода и количестве жертв была строго засекречена. Сводки Совинформбюро умалчивали и о потоплении других черноморских пассажирских пароходов и госпитальных судов, а именно: «Абхазии», «Армении», «Аджарии», теплоходов «Чехов» и «Белосток».

Относительно недавно сведения об ужасной катастрофе у мыса Сарыч были рассекречены, и тогда ученый секретарь Военно-научного общества Севастополя капитан второго ранга Сергей Алексеевич Соловьев получил к ним доступ. Он детально изучил все материалы следственного дела, снял многочисленные копии с карт, фотографий и показаний очевидцев и таким образом узнал о подробностях гибели многих тысяч людей.

По мнению Соловьева, в обстоятельствах гибели парохода «Ленин» и сейчас много неясного – подорвался ли он на собственной мине или был торпедирован подводной лодкой.

Ныне пароход «Ленин» лежит на глубине 78 метров мористее бывшей правительственной дачи «Заря» (некогда форосской правительственной дачи М. С. Горбачева), примерно в 2,5 мили от берега. В ближайшем будущем Украина собирается все-таки исследовать затонувший пароход, как и другие суда, лежащие на дне Черного моря (всего их насчитывается более сотни).

Этот двухтрубный красавец, комфортабельный и быстроходный, развивавший скорость 17 узлов, был построен перед Первой мировой войной на судоверфи в Данциге и получил название «Симбирск». Длина парохода составляла 94 метра, ширина – 12, осадка – 5,7 метра.

В годы советской власти пароход получил имя «Ленин». В 1941 году его модернизировали и заново покрасили. Капитаном «Ленина» стал Иван Семенович Борисенко. За рейсы с гуманитарной помощью в республиканскую Испанию в 1937 году Борисенко наградили орденом Ленина.

В начале Второй мировой в свой первый военный рейс из Одессы в Мариуполь с эвакуированными и грузом сахара пароход отправился в июле 1941 года. Обстановка на фронте существенно ухудшалась. На обратном пути при подходе к Одессе вражеские пикирующие бомбардировщики напали на корабль, однако атака была отбита огнем крейсера «Коминтерн».

Фашистские десантники совершили несколько налетов на город, появились первые жертвы бомбардировок среди мирного населения. Руководство Черноморского пароходства поручило капитану Борисенко срочно принять груз и пассажиров и снова отбыть в Мариуполь. На берегу погрузкой руководил представитель военно-морской комендатуры порта старший лейтенант Романов. Впоследствии на суде он сообщил, что пропуском на судно являлся посадочный талон, однако по одному талону проходили сразу два-три взрослых пассажира, учет детей вообще не велся. У многих людей были записки от городских и областных руководителей, военной комендатуры города Одессы. Члены экипажа брали в свои каюты родных и друзей. Так пополнялся печальный список «пропавших без вести».

Официально пароход «Ленин» принял на борт 482 пассажира и 400 тонн груза, однако на самом деле количество только одних пассажиров составляло около 4000 человек! Людей было так много, что они размещались во всех салонах, столовых, коридорах, трюмах и палубах. А тут было приказано принять команду в 1200 человек необмундированных призывников. И люди все продолжали прибывать.

Надо сказать, что с началом войны на Черном море во многих районах были выставлены оборонительные минные заграждения и введен специальный режим плавания, предусматривающий обязательную лоцманскую проводку. Плавание осуществлялось по особым фарватерам, о которых было известно только узкому кругу лиц. Маяки были срочно переведены на «манипулируемый режим» по особому расписанию, как и все береговые навигационные огни, чтобы создать трудности для передвижения судов противника. Но единой и четкой службы обеспечения коммуникаций, которой бы подчинялись и капитаны, и лоцманы, к сожалению, на Черном море, по крайней мере в первые месяцы войны, не было.

В свое последнее плавание пароход «Ленин» отправился 24 июля 1941 года. В 22.00 он вышел в море, став во главе конвоя, который состоял из теплохода «Ворошилов», судна «Березина» и двух шаланд, медленно шедших в хвосте.

Пройдя через секретные фарватеры, «Ленин» и «Ворошилов» смогли увеличить скорость и быстро исчезли за горизонтом. Но на траверсе мыса Лукулл капитан «Ворошилова» доложил, что на теплоходе вышла из строя машина и он не может двигаться самостоятельно. Техническая неисправность явилась результатом поспешного и некачественного ремонта. Капитан Борисенко принял решение отбуксировать «Ворошилов» в Севастополь. Он прекрасно знал, что судно, как и его «Ленин», перегружено людьми. До Севастополя было относительно недалеко, однако из-за медленного хода шаланд время было безнадежно упущено. В условиях войны такое промедление оказалось непростительной ошибкой, такой же роковой, как и включение в состав конвоя разных судов, да еще с плохо отремонтированными машинами.

Лишь чудом избежав налетов авиации противника, «Ленин» отбуксировал теплоход в Севастопольскую бухту (Казачью), а сам в сопровождении сторожевого катера пошел на Ялту. Но, увы, до Ялты судно так и не добралось.

Капитан 2-го ранга А. Е. Абаев рассказывал, что лоцманом на пароход «Ленин» для дальнейшей проводки был назначен молодой лейтенант И. И. Свистун, недавний выпускник Ленинградского мореходного училища. Он не был готов к лоцманским проводкам в мирное время, а в военное тем более.

Наступили третьи сутки, как «Ленин» отошел от Одесского причала. Забитый до отказа людьми, пароход ждал команды на выход в море. К Севастополю подошел теплоход «Грузия», вышедший из Одессы на два дня позже. Все прекрасно знали, что пароход давно бы пришвартовался в Ялте, однако с полдороги его почему-то вернули в Севастополь и он опять встал на якорь в бухте Казачьей.

В конце концов вечером 27 июля в 19.15 была прислана радиограмма: «Транспортам сняться и следовать в Ялту». «Ленин» и «Ворошилов» в сопровождении сторожевого катера СКА-026 вышли в море, однако конвой был ограничен в скорости передвижения: «Ворошилов» давал не более пяти узлов. Впоследствии на суде второй помощник капитана Г. А. Бендерский произнесет: «Караван был составлен абсолютно неправильно. Такой подбор судов я считаю преступным!»

Еще одна роковая оплошность капитана Борисенко – установка двух зенитных орудий, на носу и корме, для отражения налетов противника. Это, по словам моряков, «дополнительный металл» – значит, надо было срочно устранить девиацию, чтобы сделать более точными показания компаса. Кроме того, трюмы также были забиты металлом в качестве груза (450 т), подлежащего перевозке в Мариуполь. И еще одно обстоятельство – на пароходе «Ленин» по неизвестным причинам не было эхолота для замера глубины, а лаг для определения скорости судна не был выверен.

Итак, налицо упущения и ошибки, и в итоге перегруженное людьми судно вышло в ночной рейс – по узкому фарватеру, в окружении минных полей. При этом для охраны «Ленина», «Ворошилова» и «Грузии», где находилось около 10 000 человек, был выделен единственный сторожевой катер СКА-026.

Южная ночь наступает быстро. Капитан Борисенко, молодой лоцман Свистун и вахтенный рулевой Киселев напряженно всматривались в темноту.

В 23.33 на пароходе «Ленин» раздался сильный взрыв. Рвануло между трюмами № 1 и № 2. Пароход начал медленно оседать носом и крениться на правый борт. В панике на палубах забегали люди, раздались крики: «Тонем!» Капитан Борисенко отдал команду «Лево руля!» и затем «Полный вперед!», надеясь поближе подойти к крымскому берегу.

Очевидец Колодяжная рассказывает: «В момент взрыва я спала в каюте… Проснувшись, я спустилась на вторую палубу, судно стремительно валилось на правый борт… Я очутилась в море и увидела, что на меня валится труба. Я отплыла в сторону и все время наблюдала, как тонул пароход…»

Менее чем за десять минут пароход «Ленин» погрузился в море. Шедшая в кильватере «Грузия», а за ней и «Ворошилов» приблизились к месту гибели. Оба парахода и подоспевшие катеры спасли в кипевшем от людских голов море около 600 человек. Преимущественно это были те, кому достались пробковые пояса, спасательные круги и кто был в шлюпках. Не умевшие плавать тонули сразу же. Многих увлекла под воду намокшая отяжелевшая одежда.

А 11 и 12 августа 1941 года в Севастополе состоялось закрытое заседание Военного трибунала Черноморского флота. Суд прошел быстро. Выяснилось, что вследствие приблизительной и неточной прокладки курса «Ленин» мог задеть у мыса Сарыч край минных заграждений и потому подорваться. В этом обвинили неопытного лоцмана. Но показалось странным, что прошедший правее и мористее «Ворошилов» остался цел. Возможно, «Ленин» напоролся на плавающую мину, сорванную с минрепа. Таких мин в водах Черного моря плавало много и после войны, из-за чего пассажирские суда еще долго ходили только днем.

Капитан Борисенко и его помощники не могли назвать не только количество погибших, но и число пассажиров в общем. Было очевидно, что в основном погибли самые беспомощные – дети, женщины и старики.

Бывший лоцман лейтенант Иван Свистун был разжалован и приговорен к расстрелу. 24 августа 1941 года приговор привели в исполнение. Напрасно Иван Свистун пытался доказать суду (и это подтвердили свидетели), что «манипулируемый режим» бездействовал, лоцманская проводка не была обеспечена, а маяк на мысе Сарыч зажегся после того, как «Ленин» подорвался и стал тонуть.

Когда материалы о гибели парохода «Ленин» были рассекречены, офицеры и моряки Севастопольского Военно-научного общества стали настаивать на дополнительном расследовании всех обстоятельств.

Восемнадцатого августа 1992 года Военный трибунал Черноморского флота рассмотрел в судебном заседании уголовное дело по протесту в порядке надзора и вынес вердикт: «Приговор Военного трибунала Черноморского флота от 12 августа 1941 года в отношении И. И. Свистуна отменить, а дело производством прекратить за отсутствием в его действиях состава преступления».