Текст книги "Новейшая история стран Азии и Африки. XX век. 1945–2000. Часть 2"

Специфическую форму приняло реформаторское движение в иудаизме. Оно зародилось в Германии как хаскала – еврейское просветительство. Его цель состояла во включение еврейской культуры в общемировую, сохранение древнееврейского языка и литературы, распространение светского образования наряду с религиозным и т. п. Движение реформаторов иудаизма ориентировано не на пересмотр религиозной догматики, а на решение мирских проблем евреев. В его основе лежала идея, согласно которой иудаизм, чтобы сохранится в качестве живой религии, должен изменяться в духе времени.

«Мы можем сказать без колебаний, – заявил один из лидеров реформаторского движения, – что подлинным импульсом к приведению религиозной жизни в соответствие с требованием времени, является необходимость не столько удовлетворить религиозные требования времени и потребности верующих, сколько обеспечить соответствующее представительство евреев без иудаизма и без иудаистской культуры».

Процесс модернизации религиозного сознания, неравномерный, с понятными движениями, – характерная черта нашего времени. При всем том безусловную власть над массами сохраняют традиционные формы религии. Принципиальные противники перемен в богословско-юридической сфере, вынуждены на практике допускать их, прибегая к казуистике и расширенному толкованию священных текстов и древних книг.

§ 3. Развитие политической мысли в странах Востока

Официальная, государственно-национальная идеология – это декларированная или фактически определяющая правительственный курс система концепций и взглядов по вопросам государственности, политической власти и социально-экономического развития.

Официальные идеологии и программы, лежащие в основе государственной политики, – результат взаимодействия различных этносов, религиозных, сословно-классовых групп (как бы ни расходились их интересы), представляющих всю нацию.

Один из авторов Рукуннегары – официальной идеологии Малайзии, А. Газали определяет нацию как ассоциацию людей, имеющих одно подданство и преданных государству. Власть объявляет себя защитницей общего интереса, как она его понимает, и это ее понимание закладывается в государственную политику.

Государственная идеология служит мощным активатором неведения народа, ее отсутствие или неадекватность общенациональному согласию мешают интеграции, поддержанию стабильности, реализации национальных программ и т. п. Дальновидные лидеры понимают это, другие приходят к пониманию, двигаясь путем «проб и ошибок».

«Отвергнув коммунистическую идеологизацию всех сторон жизни, говорил президент Киргизии А. Акаев, – мы зашли слишком далеко и выплеснули с водой ребенка. Ни один народ, ни одна нация не может существовать без идеала, без благородной социальной цели. Именно эти идеалы и цели делают значимыми их деятельность, их жертвы».

Государственная идеология, которую формулируют правящие круги, должна опираться на национальную идею – представление подавляющего большинства народа, обитающего в определенных политических границах, об общих целях и жизненных интересах. Государственная идеология нередко меняется со сменой правителей, тогда как национальная идея является долговременным фактором.

Официальные идеологии очень активны. В распоряжении властей имеется мощный арсенал средств обработки населения. Цель ее – формирование национального самосознания через мифологизацию официальной идеологии, т. е. такие понятия, как родина, монархия, социальная утопия и т. д., возводятся в ранг святынь.

Десятки государств на Востоке имеют свою историю, свое видение мира и национальных проблем, меняющееся в зависимости от обстоятельств. Отсюда множество официальных доктрин и программ. Но в основе всего этого разнообразия вне зависимости от типа государственности и политического режима в постколониальный период лежит формула «четырех «С»» – стабильность властных структур, стабильность национального бытия, стабильность экономического роста и стабильность социальной сферы.

Государственно-политическая детерминанта современных официальных идеологий, провозглашенных или не провозглашенных в официальных документах – национализм всех оттенков, сочетающийся с авторитаризмом или демократией. Идеологии можно условно отнести к двум основным категориям, которые, однако, редко встречаются в чистом виде. Это:

• идеологии национального прагматизма как демократического, так и авторитарного толка;

• концепции так называемых идеологических государств и близкие к ним концепции «особого пути».

Ниже приводится краткая характеристика некоторых разных идеологий и программ.

Для Японии начала 1990-х годов была принята идея «общества благоденствия японского типа» на национально-либеральной основе. Страна прошла путь от шовинизма военного времени, обожествления государственности, к политическому либерализму и к открытости по отношению к Западу (1945–1960). После поражения во второй мировой войне у японцев возникло чувство неполноценности, азиатской отсталости. Последовавший феноменальный экономический рост сопровождался нарастанием националистических и антиамериканских настроений. В конце 1970-х годов японское правительство конструировало идеологическую платформу национального единства. Возрождается стремление к лидерству в мировом сообществе, и даже появляется идея сделать Японию центром мировой цивилизации, создав образец высокоэффективного общества.

В Южной Корее господствует идеология «чучхесон» (сам себе хозяин), опоры на собственные силы. Теоретики чучхесон подчеркивают исключительность южнокорейского пути развития, выделяя в качестве факторов, определяющих эту исключительность, национальный дух, национальное единство, уникальность национальной культуры. Власти толкуют принцип чучхесон как основу корейской формы демократии. Это предполагает примат единовластия (характерного для конфуцианской доктрины), идеи национализма с опорой на национальные культурные ценности и революционное преобразование человека в целях национального сплочения, сильного государства, опирающегося на самобытность и бескомпромиссный суверенитет.

Малайзия исповедует прагматизм Рухуннегары (основы государственности), провозглашенной официальной доктриной в 1970 г. Главной заботой государства названа задача формирования единой малайской нации – единства всех народов страны. Своеобразие страны состоит в том, что малайцы составляют менее половины населения, а наиболее состоятельная и активно предпринимательская его часть – это китайцы и индийцы. Доктрина утверждает примат национальных интересов, ставит целью поддержание демократического образа жизни, построение прогрессивного общества. Объявляется намерение создать общество равных возможностей, без эксплуатации и с непредвзятым отношением к культурным ценностям всех народов Малайи. Таким образом, речь идет о модернизации при сохранении национальных особенностей.

В Индонезии целью революции было создание независимого процветающего государства и справедливого общества, отвечающего принципу «все для всех», на основе модернизации страны. Кредо было сформулировано ее первым президентом Сукарно в форме пяти принципов «панча сила»: национализм во имя сплочения населения; интернационализм как форма гуманизма, предполагающая равноправие и братство между народами; международное сотрудничество, демократия как суверенитет народа; процветание в духе идеи социальной справедливости; вера в единого Бога, что позволяло в известной мере обеспечивать и мирное сосуществование конфессий и проведение секулярной политики.

Эти принципы лежат в основе государственной идеологии вот уже полстолетия на всех поворотах истории Индонезии, хотя с изменением политического режима менялись приоритеты элементов формулы «панга сила», да и само их понимание.

В основе официальной идеологии Индии после обретения ею независимости лежал курс, намеченный Дж. Неру, – государственный национализм. Это обозначало решающую роль государства в определении основных направлений развития во имя достижения национальных целей: образование единой нации в федеративном секулярном государстве с парламентской демократией со смешанной экономикой, с опорой на собственные силы; предусматривается преобладание государственного сектора в жизненно важных областях экономики и социалистическая перспектива в духе принципов, заложенных в конституции. После смерти Дж. Неру постепенно возобладала тенденция к либерализации экономической жизни.

Кемализм – официальная национально-либеральная идеология Турции, сформулированная первым президентом республики Кемалем Ататюрком на базе шести принципов: республиканизм, национализм, народность (неприятие идеи классового разделения общества), этатизм (государственное планирование и контроль за проектом развития), лаицизм и революционность. Руководящая идея – национальное государство европейского типа. Все турецкие правящие режимы клянутся в верности курсу Ататюрка, хотя и меняют его в соответствии с требованием времени. Уже в 1950-х годах Турция отказалась от государственного патернализма по отношению к обществу, был сделан выбор в пользу свободных рыночных отношений, хотя борьба между государственниками и рыночниками продолжается.

В современных монархиях – Брунее и Таиланде, Камбодже и Марокко – государственная идеология зиждется на триаде «родина (нация) – вера – монарх».

К «идеологическим» следует отнести государства, созданные во имя реализации наднациональной идеи или ею руководствующиеся. Такие государства могут исповедовать панисламизм, арабский национализм, сионизм и т. д., не считая стран, избравших в качестве государственной идеологии марксизм.

В результате революции 1978–1979 гг. была образована Исламская Республика Иран. Основными идеями, которыми она руководствуется, это выдвинутая Хомейни в 1971 г. концепция «велаят – с факих» – правление мудрого мусульманского законоведа, который должен вести общество по предначертанному Аллахом пути к идеалу – «государству ислама», не знающему ни социального, ни экономического, ни национального неравенства.

Пакистан стал как бы воплощением индостанской концепции мусульманского национализма, отталкивающегося от представления о мусульманах Индии как полноправной нации, имеющей право на государственность. Доминантами его официальной идеологии в момент образования государства (1947 г.) были: исламское правительство, исламское государство, исламская конституция, хотя никто точно не определил, что это такое. Однако, как и в других подобных государствах, политика строилась на прагматизме, направленном на укрепление национального единства, модернизацию и т. д. В «Резолюции о целях», которая легла в основу конституции Пакистана, говорится, что суверенитет во Вселенной принадлежит Богу, а верховная власть передана им государству через народ.

К «идеологическим» государствам относятся Сирия и Ирак. Их идеология баасизма провозглашает цели: арабское единство, свобода, социализм во имя возрождения арабской нации.

Израиль с момента своего образования в 1948 г. существует под знаменем сионизма – националистической идеологии, стержнем которого является представление о мировом еврействе как едином народе, воссоединенном на «земле обетованной». Здесь должно быть создано социалистическое общество с «нормальной» общественной пирамидой.

К «идеологическим» государствам примыкают также страны, избравшие «особый», «третий» путь развития. Это попытка найти альтернативу как капитализму, так и социализму. Они обещают «земной рай» в духе социальных установок религиозных доктрин, религиозно-философских учений, древних книг, национальных традиций. Подобные идеологии существуют в разных странах Востока, часто конкурируя с официальными, иногда занимая ранг «государственных».

На конференции «Тунисско-германский диалог» (февраль 1984 г.) представитель Туниса Абдель ваххаб Бухдиба говорил: «Наш опыт развития показывает, что нас не могут удовлетворить идеалы, которые на деле являются высшими европейскими идеалами, которые вы так или иначе пытаетесь навязать нам или по крайней мере сделать привлекательными в наших глазах». Западные модели развития, по словам бывшего президента Алжира Бен Беллы потерпели фиаско в «третьем мире» и даже на самом Западе.

Идеологи «особого» или «третьего пути» нередко критикуют также советскую, китайскую и другие модели социализма и концепцию «социалистической ориентации», не приемлют широкую национализацию средств производства, жесткое планирование в области экономики, ограничений предпринимательской инициативы, политический радикализм и пр.

В идеологической и политической борьбе в афроазиатских странах широко используется наднациональная идеология, или панидеологии, такие, как панисламизм, панарабизм, пантюркизм, евразийство и т. п. Они возводят в абсолют подлинное или мнимое единство крупных общностей на территориальной, расовой, этнокультурной или религиозной основе. Почти все они зародились в первой половине XX столетия. Но со временем получили новые акценты, отчасти – новое содержание и функции.

Панисламизм, сохранив антиколониальный и антиимпериалистический потенциал, в не меньшей степени стал политической идеологией движений социального протеста. Панарабизм как идеология борьбы арабов за независимость, используется отдельными арабскими странами для достижения государственно-национальных целей. Пантюркизм, ранее превратившийся из политической идеологии в концепцию культурного национализма, ныне снова выходит на политическую арену. Паназиатизм, который был орудием японского гегемонизма, в первой половине XX в. возрождается под лозунгом «азиатизация Азии», призванным сплотить азиатские страны в борьбе за новый экономический передел мира между центрами силы. Одним из таких центров все более уверенно становится Дальний Восток и Юго-Восточная Азия.

При господстве национализма в мире панисламизм, по-видимому, не может иметь полного и долговременного успеха. Доминанта национальных интересов, столкновение честолюбивых правителей и политических лидеров не только превращают в химеру идею планетарного «государства ислама», но и затрудняют даже возможность реального единства действий мусульманских стран. Тем не менее панисламистские лозунги созвучны настроениям тех, кто идеализирует раннеисламскую общину и видит в ней воплощение мечты о справедливости. Панисламизм вдохновляет мусульманские сепаратистские движения или служит идеологическим прикрытием сил, борющихся за власть, привилегии и гегемонию в мусульманском мире. Но, может быть, важнейшая политическая функция панисламизма сегодня состоит в формулировании объективной потребности мусульманских стран в сплочении на основе общих интересов, устремленных к образованию крупных политических, экономических, военных блоков.

В современном панисламизме, ориентированном на планетарную исламскую общину, существуют разные подходы к вопросу о путях и методах достижения цели. Одни придерживаются экстремистских взглядов, призывая и даже утверждая необходимость насилия, другие избирают путь воспитания личности, духовной переориентации мусульманина на возрождение общины Мухаммада, третьи сначала добиваются внедрения шариата как референтного кодекса для национального государства (к примеру, политика исламизации в Иране и Пакистане).

Обращает на себя внимание то, что «всемирное государство ислама» в большинстве случаев воспринимается как желанная, но отдаленная цель. Сейчас, когда широкое распространение получил мусульманский национализм, признающий приоритет исламских, а не национальных целей, но в рамках национальных государств панисламизм часто ориентируется на образование «государства ислама» в отдельно взятой стране как шаг к планетарной общине Директор института политических наук в Исламабаде Хуришид Амин пишет: «Мы можем принять идею национального государства в качестве отправной точки… потому что это реальность сегодняшнего мира. Сейчас мы не помышляем о халифате как унитарном государстве. Мы стремимся к содружеству мусульманских народов в качестве шага к более полному единству». Бывший советник по делам образования в Пакистане Абдул Хакк добавляет: «Пакистан может привести мусульманские страны к образованию всемирной конфедерации со столицей в Мекке». Абдалла Самман, богослов из Саудовской Аравии утверждает, что «… у мусульманина есть малая родина – страна, в которой он рожден, и великая родина – «государство ислама».

Это крайне националистические идеология и политическое движение, отталкивающееся от представления о евреях как богоизбранном народе, облеченном особой миссией. Это движение начиналось как светское.

Один из его лидеров и первый президент Государства Израиль Хаим Вейцман в предисловии к книге «Сионизм и будущее евреев», изданной в 1916 г. писал: «Полвека тому назад некоторые дальновидные русские евреи стали понимать опасность дезинтеграции еврейства в силу того, что евреи усваивают чужие идеи и нравы. Они поняли, что единственное лекарство против этой болезни – это возможность образовать новый центр для евреев на их исторической родине, где они будут жить свободными, на своей земле, развиваться в русле современной жизни, не утрачивая своей индивидуальности».

Некоторые идеологи сионизма, среди них премьер-министр Израиля Менахем Бегин, отталкивались от посылки «человек человеку – волк». А поскольку «человек есть частица своего народа, а национальная общность – высшая форма общности, поскольку нации сосуществуют в борьбе друг с другом. Евреи – народ отверженный и враждебность к нему в мире неискоренима». Яков Кляцкин в книге «Кризис и решение», изданной в 1921 г. в Берлине, писал: «Мы чужие среди вас и хотим таким оставаться. Между нами широкая пропасть, через которую невозможно наведение мостов. Ваш дух чужд нам, ваши мифы, легенды, обычаи, привычки, традиции, национальное наследие, религия, святыни… – все нам чуждо».

Иудаизм по-разному соотносится с еврейским национализмом. Религиозные сионисты добиваются торжества Торы на земле Израиля. Они считают, что еврейская диаспора (евреи, живущие среди других народов) утрачивает свою духовную сущность, которую можно восстановить лишь на «земле обетованной». При этом конечной целью должно быть государство Израиль в границах всех территорий, которые некогда находились под контролем евреев, а не только тех, которые Бог обещал Аврааму.

Еврейские религиозные ультрарадикалы (крайние ортодоксы и фундаменталисты) жестко выступали против секулярного политического сионизма, против образования евреями государства Израиль в Палестине. Они считают, что возродить Израиль может только Мессия, а государство, созданное людьми, неминуемо будет иметь светский характер. Такова, например, группа «Наторей карта» («стражи городов»). Максималисты – романтики считают, что Бог рассеял избранный им народ, чтобы он служил «дрожжами прогресса». Высшей целью сионистского движения должно быть, по их мнению, не воссоединение евреев на земле предков, а духовное и моральное возрождение еврейского народа; территориальное и языковое единство, государственность не обязательны. Отсюда образование государства Израиль есть «трагическое нарушение Божьей воли: оно должно быть воссоздано только Мессией».

Арабский национализм ныне переживает кризис. Последний пик активности панарабистов относится ко второй половине 1950—1960-х годов. В то время арабская общественность с энтузиазмом воспринимала панарабистские лозунги. Это была реакция на неоколониализм, появление государства Израиль, разгром арабских стран в войне 1948 г., ее питали горечь поражения и жажда реванша. Успехи национально-демократических революций в Азии, провал трехсторонней англо-франко-израильской агрессии против Египта в 1956 г. и образование Объединенной Арабской Республики в составе Египта и Сирии, казалось, открывали перспективы реализации панарабской модели.

С конца 1960-х годов, после поражения арабов в «шестидневной войне» с Израилем (1967 г.), после смерти признанного вождя панарабистского движения Г. А. Насера, после заключения сепаратного мира между Египтом и Израилем в 1979 г., влияние арабского национализма как политической концепции общеарабского действия и идеологического оружия вновь упало. Усилились регионалистские тенденции, частные интересы возобладали над общеарабскими и долговременными. Даже нерешенность палестинской проблемы не ослабила остроты кризиса панарабизма.

Проблемы арабского национализма в современном варианте, его социальные, политические, исторические аспекты наиболее полно освещены идеологами Партии арабского социалистического возрождения (является правящей в Сирии и Ираке), для которой он является теоретической основой, в частности, в работах одного из ее основателей Мишеля Афляка. В центре панарабизма – представление об арабах, как народе, на котором лежит «вечная миссия» обновления человечества, чья жизнь – образец для подражания. Баасисты (БААС – арабская аббревиатура ПАСВ) считают, что национальные узы важнее всех прочих связей. Они ратуют за образование унитарного арабского государства, поскольку арабы составляют единую нацию – политическую, культурную общность, а также потому, что их «вечная миссия» может быть реализована только в том случае, если они будут объединены.

Идее сплочения, порожденной общностью интересов арабских стран, языка, культурного наследия и т. п., противостояли государственный национализм, гегемонистские устремления некоторых лидеров, различие политических режимов и нерешенность межарабских проблем, разница в уровнях развития, идеологические расхождения.

Последние возобладали. Хабиб Бургиба (бывший президент Туниса) вынужден был констатировать: «Единство арабского мира – миф». АбдалаЛаруи (известный марокканский историк и идеолог) вторил ему: «Общеарабской национальной идеологии нет – интеллектуальная элита повсеместно разнородна». Египетский писатель Тауфик алъ-Хаким «всегда считал возможным культурное единство… Что касается арабского Политического объединения, то… это нереально ни сейчас, ни даже через 50 лет».

Вместе с тем для большей части националистов политическое объединение арабов в той или иной форме остается идеальной целью. После распада в 1961 г. ОАР оно все больше мыслиться как конфедерация. Даже баасисты, для которых арабское единство является политической целью, признали необходимым учитывать суверенность каждого арабского государства. Современный панарабизм выполняет функции инструмента в политике арабских государств. Его девиз – «необходимость»: необходимость объединения рынков, экономического, культурного, военного сотрудничества, совместных усилий для защиты интересов всех арабских стран и каждой в отдельности.

Даже пламенный поборник арабского единства, ливийский лидер Муаммар Каддафи, отвечая на вопрос корреспондента «Правды»: «Реально ли сегодня арабское единство?», сказал коротко: «Единство необходимо». Он говорил не о реальности воплощения идеи, а о необходимости. Министр иностранных дел Саудовской Аравии принц Сауд алъ-Фейсал в мае 1995 г. заявил: «Достижению арабского единства мешает прежде всего недооценка значения ислама для арабов, недопонимания ими значения единства «как наилучшего способа противодействовать вызовам, которые история бросила их независимости и развитию».

Вместе с тем в результате борьбы за независимость, свободу, национальное достоинство и бурного роста национального самосознания у части населения арабских стран сложилось устойчивое представление о принадлежности к единой нации, о «большой родине» от Атлантического океана до Персидского Залива наряду с «малой родиной», где человек осознает себя арабом (ливанцем, египтянином, алжирцем, иорданцем и т. д.). Единство понимается как многообразие в единстве, как сочетание частного и общего, соединение религиозного национализма с панарабской идеей.