Текст книги "Бессмертный полк. Истории и рассказы"

Спасла «мертвая зона»

Как воевал мой отец, Евгений Николаевич Дроканов

Пули впивались в землю в полуметре от лица. Пыль от фонтанчиков летела в глаза. Мой отец, лейтенант Евгений Дроканов, лежал в ложбинке у дороги, прижавшись головой к родной землице так крепко, что левое ухо ныло от напряжения. Взгляд был направлен в сторону вражеского дзота, из амбразуры которого вылетали вспышки огня, в мозгу билась единственная мысль: «Когда же ему, гадине, надоест палить в одну точку?»

Немецкому пулеметчику не надоедало. Удобно устроившись в дзоте, он методично нажимал на спусковой крючок, посылая короткие очереди в сторону русского командира, который залёг возле догоравшего деревенского дома. Пули не попадали в цель, потому что возле нее образовалась «мертвая зона»: ствол пулемета ниже не опускался. Понятное дело, пулеметчик ждал, что его «мишень» пошевелится, разминая занывшие от неудобной позы мышцы, и немного приподнимется над землей. Вслед поднимется ствол, и пули полетят на дальность выстрела, поражая все живое на своем пути. Игра нервов длилась уже несколько минут.

Лейтенант впервые в жизни попал в настоящий бой. Вообще-то, какой тут бой, когда он валяется на боку посреди «ничьей» деревни и беспомощно гадает, добьет его вражеский пулеметчик или нет! Злоба на фрица просто душила.

Чтобы успокоиться, он стал вспоминать, как два месяца тому назад окончил МИУ, Московское инженерное училище, и прибыл на Западный фронт, в 50-ю армию генерала Болдина, которая вела тяжелые бои в районе Зайцевой Горы – занятой противником господствующей высоты к западу от Калуги. Да, в МИУ будущих командиров не учили водить солдат в атаку. Их делом на войне было строительство инженерных сооружений, дорог и колонных путей, возведение переправ, мостов, минирование и разминирование местности, а также прочая работа под общим названием «инженерное обеспечение боевых действий войск». Учили курсантов хорошо. Офицеры-преподаватели с боевым опытом часами объясняли свои непростые дисциплины, добиваясь, чтобы каждый выпускник стал профессионалом в инженерном искусстве.

В отличие от командных военных училищ, в которых будущих командиров сорок первого года обучали три месяца, в инженерном училище срок обучения не могли сократить короче девяти месяцев. Иначе не имело смысла готовить нужных фронту специалистов, слишком сложная была учебная программа. И при выпуске в петлицах у новоиспеченных лейтенантов инженерных войск сверкали по два новеньких «кубаря», а не по одному, как у их сверстников – танкистов, пехотинцев и артиллеристов – младших лейтенантов. Так высоко ценились в Красной армии офицеры инженерных войск. Впрочем, не только в Красной армии: еще в Петровском военном уставе 1716 года говорилось: «Инженеры зело потребны суть при атаке или обороне какова места; и надлежит таких иметь, которые не токмо фортификацию основательно разумели, и в том уже служили, но чтобы и мужественны были, понеже сей чин паче других страху подвержен есть». Поэтому и берегли курсантов-инженеров. В самые сложные дни боев за Москву в октябре 1941 года училище было эвакуировано в тыл страны – в город Мензелинск.

Он выучился и стал офицером, лейтенантом, командиром 1-го взвода 2-й роты 309-го отдельного инженерного батальона 50-й армии. В апреле и мае 1942 года взвод выполнял задачи по строительству блиндажей на командных пунктах войск, перешедших от наступления к обороне, и установке деревянных «масок» вдоль фронтовых дорог, проще говоря, маскированных длинных деревянных заборов, которые позволяли скрытно от немцев перебрасывать по дорогам войска. Но больше всего приходилось заниматься минированием переднего края.

По ночам комвзвода вместе с бойцами выбирался на нейтральную территорию за проволочными заграждениями перед линией наших траншей и оборудовал минные поля. Днем они обычно занимались подготовкой мин к постановке. Из-за недостатка металла в стране корпуса мин делали деревянными. В середине корпуса было отверстие для установки взрывателя с капсюльным детонатором. Дощатые корпуса от времени рассыхались, доски коробило, отверстия сдвигались с нужного места. Всё необходимо было установить в одной плоскости. Этим взвод ежедневно занимался в светлое время суток. Требовалось производить эту операцию при помощи специально подготовленного шаблона взрывателя. Но молодой лейтенант без боевого опыта однажды решил, что можно проверять мины обычными взрывателями. Во время работы один взрыватель самопроизвольно подорвался, когда солдат вставил его в отверстие корпуса мины. Возле мины, а это – пять килограммов аммонита, стояли трое: комвзвода, командир отделения и солдат. Обычно после такого взрыва в земле оставалась глубокая воронка. Стоявшие рядом с миной оцепенели. Но, на их счастье, подрыв взрывателя не вызвал детонацию, корпус деревянной мины просто развалился на части. Выдохнув, саперы поняли, что смерть прошла рядом с ними.

…И вот она закружила над лейтенантом на деревенской улице. Новая пулеметная очередь из дзота подняла пыль рядом с головой. Надо лежать и ждать! В памяти всплыли события, происходившие перед этим боем.

Стояли светлые июньские ночи, когда комвзвода получил задачу произвести инженерную разведку местности, где готовилась атака стрелкового полка. Вместе с ординарцем, немолодым медлительным солдатом Евтеевым, они расположились на высотке за деревней, которую предстояло отбить у противника. Немцы, скорее всего, ожидали нашего наступления, поэтому на глазах у разведчиков вражеские пехотинцы в касках прошли по улице деревни и факелами подожгли соломенные крыши крестьянских домов. Вскоре вся деревня пылала, и разведку пришлось завершить, потому что за дымом и пламенем больше ничего не было видно.

Следующей ночью в результате атаки стрелкового полка немцы оставили горевшую деревню и ушли за ее западную окраину. Но наши пехотинцы не пошли в деревню, а расположились немного восточнее нее.

Начальник штаба инженерного батальона поставил лейтенанту боевую задачу: выдвинуться со взводом к западной окраине деревни и произвести минирование дороги, проходившей через всю деревню с востока на запад. Лейтенант задачу уяснил и отправился выполнять. Но ни он сам и никто другой из командования не имел точных данных по обстановке, главное – не было известно, где находился противник.

Поздним вечером, когда взвод в походной колонне шел по дороге к догоравшей деревне, рядом со стороны ржаного поля раздалось несколько очередей из «шмайсеров». Неорганизованная стрельба быстро утихла, и саперы вошли в безлюдную деревню. Летние ночи коротки, времени для минирования оставалось мало, поэтому бойцы споро взялись за привычное дело. Винтовки-трехлинейки, чтобы не мешали, сняли и сложили аккуратной кучкой у дороги. Свою короткую СВТ он убрал за спину.

Светало, когда почти все мины были установлены, и тут с окраины деревни немцы начали автоматную и пулеметную стрельбу. Противник все же заметил саперов, принял их за атакующих красноармейцев и открыл заградительный огонь. Лейтенант скомандовал взводу выходить из деревни. Саперы, пригибаясь и прячась за остовами домов, двинулись к восточной окраине. Командир остался один, чтобы еще раз осмотреть участок минирования и убедиться, что все подчиненные вышли из-под огня. Дорога была пуста.

В этот-то момент по нему с левого фланга обороны немцев из дзота ударила пулеметная очередь. Пока пулеметчик пристреливался, лейтенант плюхнулся боком на землю рядом с дорогой и стал тревожно смотреть, что будет дальше. До руин деревенского дома, где можно укрыться, оставалось метра два. Но обстрел не давал даже головы поднять, не то что выскочить из опасного места. Фонтанчики от пуль вздымались все ближе и ближе, и вдруг их приближение застопорилось в полуметре от лица, как будто уперлось в невидимую линию.

Евгений Дроканов

Лейтенант понял, что оказался в «мертвой зоне», пулеметчику не удается достать до него. Уже хорошо! Но сколько придется здесь пролежать, одному Богу известно. Фонтанчики минута за минутой продолжали взбивать дорожную пыль.

Терпеливый какой враг попался… Впрочем, пулеметчику в утренних сумерках, видать, удалось разглядеть командирскую фуражку на голове у своей «мишени». Поэтому он старался разделаться с офицером, чтобы потом солдаты разбежались сами.

Пока лейтенант размышлял, стрельба прекратилась. Выстрелов не было секунду, другую, третью… «Должно быть, ленту меняет в пулемете», – промелькнула мысль, а тренированное тело оттолкнулось всею силою от земли и полетело вперед к обугленным стенам. Приземлился на локти, ободрал их, но, не чувствуя боли, скатился в яму, где прежде находился домашний погреб. Из ямы выбрался, укрываясь за обгорелыми стенами, а потом через огороды быстро добежал до околицы.

К своим бойцам подошел сзади, они, словно растревоженные птенцы, нахохлившись, сидели рядом у обочины, прислушивались к продолжавшейся стрельбе и, вытянув шеи, пытались разглядеть, что же происходило в деревне. Появление командира взбодрило, все поднялись, поправили ремни и гимнастерки и молча смотрели на него. Весь взвод как один стоял без оружия.

– Все вышли? – хрипло спросил он.

Командиры отделений дружно ответили:

– Здесь все, кроме Евтеева.

– А он куда делся?

– Так мы думали, что он с вами остался. С остальными не отходил. Мы все вместе двигались, не было его. И не кричал. Может, убило его…

– Не видел я Евтеева. Может, и убило. Жаль человека.

Лейтенант нахмурился. Первая потеря в его взводе. Если только убили, а то ведь, чем черт не шутит, может, и немцам сдался. Странноватый он какой-то был: молчун, боязливый. Все шею втягивал при каждом взрыве. Но идти его сейчас искать – значит погубить кого-то еще. Да где его искать теперь? Если жив, выберется. Днем наши пехотинцы должны остатки деревни занять, подберут. Они своих убитых до сих пор не собрали, тела лежат то здесь, то там.

Но вслух он сказал о другом:

– Где винтовки? Так без оружия и пойдем в расположение, чтобы сразу под трибунал попасть?

В ответ быстро заговорил помкомвзвода:

– Мы, товарищ лейтенант, только вашего разрешения ждали, чтобы походить да собрать оружие у наших убитых пехотинцев.

– Давайте быстро!

Через полчаса взвод строем шагал по дороге в сторону расположения батальона. Командир шел впереди. На плече у него рядом с СВТ висел новый автомат ППШ. Остальные бойцы шли с винтовками и автоматами.

За спиной один из сержантов сказал:

– Товарищ лейтенант, мы уж было подумали, что срезал вас фриц из пулемета в деревне.

– Меня спасла «мертвая зона», – кратко ответил командир.

Уже рассвело, когда в лучах утреннего солнца он увидел две перевернутые полевые кухни и мертвых лошадей у дороги. Это было то место, где ночью взвод обстреляли немцы, скрывавшиеся в ржаном поле. Впереди, низко склонившись над землей, чем-то занимались несколько солдат. Командир приказал взводу остановиться, а сам пошел вперед, чтобы разобраться, что здесь происходит. Его остановил резкий крик:

– Стой! Куда? Жить надоело?

Он замер, с удивлением глядя на кричавшего военного с петлицами старшины. Тот уже спокойнее произнес:

– Мины!

И показал на торчавшие из земли усики немецкой мины. До них оставался всего шаг. Это были усики от прыгающей мины – «шпринг-мины», как её называли немцы. Мины имели два заряда: первый выбрасывал мину из земли на высоту один метр, второй разрывал мину. Она начинялась маленькими стальными шариками, которые поражали всё на 50 метров вокруг. В том месте на мины наскочили наши кухни, которые везли на передовую солдатский завтрак. Так что, пока взвод минировал под носом у немцев, те минировали в нашем тылу.

«Повезло мне!», – подумал лейтенант и повел дальше свой взвод, выполнивший поставленную боевую задачу.

Конец войны в мае 1945 года гвардии капитан Евгений Николаевич Дроканов встретил на берегу Эльбы в должности адъютанта старшего (начальника штаба) 87-го отдельного гвардейского саперного батальона 75-й гвардейской стрелковой дивизии.

В Советской армии он служил до 1976 года и ушел в запас в звании полковника инженерных войск. Прожил без малого 90 лет. У него выросли два сына, пять внуков и внучек, семь правнуков.

Илья Дроканов

До Берлина оставалось 60 километров…

Дудченко Алексей Иванович (1919–2000)

В первых числах февраля 2016 года минул 71 год со дня завершения Висло-Одерской операции (12 января – 3 февраля 1945 года), одной из крупнейших стратегических операций Второй мировой войны, в результате которой советскими войсками была освобождена почти вся Польша, и они перешли в наступление на Берлин. В этой грандиозной операции участвовали войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов при содействии левого крыла 2-го Белорусского и правого крыла 4-го Украинского фронтов, а также 1-й армии Войска Польского.

Не уверен, что мой отец, Дудченко Алексей Иванович, знал тогда название этой операции, но воевал он именно там в должности начальника штаба 1079-го стрелкового полка 312-й Смоленской стрелковой дивизии 1-го Белорусского фронта.

…Батя не любил вспоминать о войне. А рассказать мог бы очень многое, но не хотел. Без сомнения, тяжело ему пришлось, как и сотням тысяч солдат и офицеров, добывать Победу в той страшной войне. Ему повезло – он не видел Аушвиц – Освенцим, который освобождали соседи – войска 1-го Украинского.

Пожалуй, один из немногих эпизодов, о котором отец мне поведал, был связан с цейссовским немецким полевым биноклем, перешедшим ко мне по наследству. Вот что он мне рассказал.

В апреле 1945 года в густом тумане в районе Зееловских высот под Берлином он случайно столкнулся с немецким офицером. Оба они выхватили пистолеты и застыли, буравя глазами друг друга. Стрелять первым никто не решался. Поединок нервов через пару-тройку минут закончился не в пользу немецкого офицера: он сорвал с себя полевую сумку, снял с шеи бинокль и бросился бежать, оглядываясь в ожидании выстрела. Отец решил не стрелять.

Я думаю, если бы он был в числе бойцов и командиров, увидевших последствия зверств фашистов в концлагере Освенцим, он бы, наверное, без сожаления застрелил того обер-лейтенанта на Зееловских высотах…

У моего отца, полагаю, была почти типичная биография для ребят послереволюционного поколения начала 20-х годов. Он, крестьянский парнишка из села Хоружевка Сумской области (Украина), окончил сельскохозяйственный техникум, получил специальность агронома, но любовь к живописи была настолько сильна (он рисовал с детских лет), что он, наперекор отцу, поступил в Одесский художественный институт. Первый курс закончить не удалось – призвали в армию. Не прошло и двух лет, как началась война.

…В конце июля 1941 года мой будущий отец, командир отделения, принял первый бой под городом Борисовом (Белоруссия), а закончил войну майором – начальником штаба 1079-го стрелкового полка 312-й стрелковой дивизии (1-й Белорусский фронт, командующий – маршал Г. К. Жуков) в Берлине. О том, как отец воевал, свидетельствуют пять боевых орденов (в том числе два – Красного Знамени) и множество медалей, включая польскую – «За Варшаву».

Лейтенант Дудченко после окончания офицерских курсов. Апрель 1942 г.

После смерти отца в 2000 году, разбирая его архив, я нашел немецкую карту, на которой красным карандашом был отмечен его боевой путь до столицы гитлеровского рейха. Фронтового дневника отец не вел, остались отдельные разрозненные записи, сделанные им уже через много лет после войны. Вот одна из них.

«…1 марта 1944 года в боях за станцию Пустошка (Калининская область) я получил пулевое ранение в голень правой ноги. Ощущение было такое, как будто кто-то ударил по ноге дубиной. Повезло – пуля кость не задела. Отправили в Осташков, в госпиталь. Лечили недолго, и в том же месяце я вернулся в родной полк.

К тому времени наша 312-я стрелковая дивизия была переброшена с Прибалтийского на 1-й Белорусский фронт в состав 69-й армии, находившейся на левом крыле фронта. Дивизия передвигалась по железной дороге из Невеля (через Брянск, Нежин, Киев) на Ковель. Задачей дивизии было участие в операции по завершению освобождения Украины и выход на границу с Польшей. В это время немецкие войска прорвали оборону наших 4-й и 41-й стрелковых дивизий и стремительно продвигались на восток в направлении Турийск – Ковель (Волынская область, Западная Украина).

Форсированным маршем 312-я СД выдвигалась из Ковеля навстречу с противником с задачей остановить продвижение фашистских войск на реке Турья. Времени было крайне мало, назревал встречный бой. Наш стрелковый полк получил задачу выйти на рубеж Вулька – Клюск – Гаруша и занять оборону на высоте 184,6.

Стемнело. Мы приближались к рубежу… Немецкие части пытались остановить наше развертывание, в некоторых местах им удалось переправиться через реку Турья. Едва начали развертываться, как фашисты нас атаковали. Танки и бронетранспортеры шли со включенными фарами, ведя бешеный огонь снарядами и трассирующими пулями. Что-то вроде психической атаки. Наши подразделения оказались довольно в тяжелом положении…

Я тогда был первым (оперативным) помощником начальника штаба полка и двигался впереди вместе с командиром полка полковником Владимиром Лихотвориком (впоследствии Героем Советского Союза). Под огнем противника мы расставляли подразделения батальонов в боевые порядки. Появились первые раненые и убитые. Раненых бойцов санинструкторы перевязывали в темноте…

К тому времени полковая и дивизионная артиллерия заняли свои позиции и открыли огонь по вторым эшелонам противника. Наконец заработали наши минометы и орудия прямой наводки. Фашисты несли большие потери… Пехоту противника удалось остановить огнем из стрелкового оружия. Подбили несколько фашистских танков. Дальнейшее продвижение врага остановила река Турья, прорвавшиеся группы были выбиты и частично уничтожены. К утру бой затих. Вражеская пехота закрепилась на западном берегу реки.

Наш полк уже имел большой опыт в ведении наступательного боя, поэтому мы сразу начали готовиться к наступлению. Утром провели разведку. Саперы и весь личный состав рот начали подготовку к форсированию реки: набивали сеном плащ-палатки, мастерили плоты…

16 июля 1944 года после мощной артиллерийской подготовки полк перешел в наступление. С боями овладели пригородами Турийска, а затем и самим городком. Потом форсировали Западный Буг. Я с ротой переправлялся вброд. Срикошетивший осколок ударил в грудь и сбил эмаль с ордена Отечественной войны…

20 июля передовой отряд под командованием майора Егорова ворвался в польский город Хелм. В этом бою Егоров и погиб. Погиб также и командир 2-го стрелкового батальона капитан Пьянков. Командир полка приказал мне взять командование батальоном на себя (до назначения комбата). Вместе с батальоном и танковой ротой я начал преследовать отходившего врага и вышел на западную окраину города.

22 июля фашистов наголову разбили, а оставшиеся части стали отступать на Люблин. В дальнейшем территорию Польши мы освобождали вместе с частями Войска Польского, сформированного в Хелме. В этом же первом освобожденном польском городе 23 июля был издан декрет о создании правительства Польской Народной Республики.

…Наш 1079-й полк, подтянув тылы и резервы, получил задачу свернуться в походную колонну и двигаться по шоссе на Люблин. Вместе с соседним 1083-м стрелковым полком мы должны были с ходу захватить город. В передовой отряд был назначен 1-й батальон майора Фроловского, двигавшийся десантом на самоходных установках и танках. Полк шел на Люблин.

Но противник не дремал. Из разрозненных частей фашисты создали ударную группу силой до двух пехотных батальонов и 15 танков, которая сосредоточилась в лесу севернее Каршемки (12 км западнее Хелма) в ожидании выгодного момента для удара по нашему полку. Когда походная колонна полка достигла Каршемки, фашисты нас контратаковали.

Удар они нанесли по колонне резерва, в которой шли две роты автоматчиков, командный пункт (где были командир полка и я), батарея 45-мм орудий и рота ПТР (противотанковых ружей). Силы были неравны: колонну резерва атаковали два батальона противника при поддержке 15 танков. Наши подразделения заняли оборону по кювету шоссе и вступили в неравный бой…

Командир полка был вынужден ввести в бой роту автоматчиков, которую фашисты быстро рассеяли своим огнем. Батарея 45-мм пушек успела сделать всего несколько выстрелов, и была расстреляна и раздавлена вражескими танками. Положение стало критическим. К тому же ранило командира полка Лихотворика. Он позвал меня и приказал командовать полком. «Контратаку отразить! Не отступать!» – сказал мне комполка слабеющим от потери крови голосом.

Но сложилось так, что 1-й батальон ушел вперед и оторвался от колонны, а 2-й батальон был еще на подходе. Что делать? Я послал связного вернуть передовой батальон майора Фроловского, чтобы он помог нам в отражении контратаки противника. Потом, оценив обстановку, я понял, что мы находимся на невыгодном для обороны рубеже. И приказал всем отойти на высотку в полукилометре от шоссе.

Однако вместо организованного отхода бойцы массово побежали к высотке. Мне пришлось с пистолетом в руке останавливать бегущих солдат…

Наконец подошел 2-й батальон во главе с начштаба батальона капитаном Яценко. Заняли оборону и начали активно отражать контратаку немцев. Подоспели батареи 120-мм минометов, вскоре открывшие огонь по живой силе противника. Огневой бой продолжался до тех пор, пока противник, понеся большие потери, не начал отходить в лес.

…Взрывом снаряда меня контузило, переносили бойцы на носилках. Командир полка был уже в медсанбате. Перевязывали раненых, хоронили убитых.

Потом снова полк построили в колонну и под командованием заместителя комполка майора Быховеца пошли на Люблин. 24 июля, когда мы вошли в Люблин, город в основном был уже освобожден нашими войсками, бои продолжались с небольшими группами немцев, засевшими в зданиях и на некоторых улицах.

В Люблине мы получили долгожданную передышку, пополнили свои боеприпасы и продовольствие, стали готовиться к следующим боям – за Вислу. За которой нас ждала Варшава… За отражение контратаки под Хелмом многие бойцы были награждены орденами и медалями. Командир 1079-го стрелкового полка полковник Лихотворик был удостоен ордена Александра Невского, меня наградили орденом Боевого Красного Знамени…

Кстати, в наградном листе на капитана Дудченко А. И. от 7.08.44 г., который я отыскал в электронном банке документов «Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», написано, что отца представляли к ордену Александра Невского, и кратко изложено, за какие заслуги.

«23 июля 1944 года в бою за деревню Каршемка Хелмского уезда Люблинской губернии при выбытии командира полка во время боя проявил инициативу при выборе удачного момента и, несмотря на превосходство сил противника, в результате стремительных действий противник был разгромлен. Оставшиеся не уничтоженные танки противника обращены в бегство».

А свою первую награду – медаль «За отвагу» капитан А. И. Дудченко, адъютант старший 2-го стрелкового батальона 1079-го стрелкового полка 312-й Смоленской стрелковой дивизии заслужил в октябре 1943 года. Вот что написано в его наградном листе:

«18 сентября 1943 года в районе Соловьевской переправы Кардымовского района Смоленской области проявил мужество и отвагу. Для быстрого форсирования реки Днепр т. Дудченко сумел из подручных средств быстро организовать поделку плотов, на которых все подразделения были переправлены вместе с материальной частью на западный берег реки Днепр. При форсировании реки Хмость Кардымовского района Смоленской области 21 сентября 1943 года организовал на подручных средствах переправу всего батальона. Умело организуя управление подразделениями батальона в целом, не знает случаев отрицательных моментов боя.

5 октября 1943 года в бою за деревню Дуньки Роднянского района Смоленской области правильной организацией взаимодействия сумел с малыми потерями занять деревню и нанести большой урон гитлеровцам».

* * *

Дополню скупые записи отца и сведения из наградных листов текстом из его автобиографии.

«…Сломив сопротивление противника под Люблином, дивизия преследовала его и, перейдя во второй эшелон, достигла реки Висла и переправилась на западный берег в районе Пулавы. Далее после прорыва обороны немцев под городом Радом наши части вели бои на преследование противника. Бои были успешными особенно после введения бронетанковых частей…

В составе 1079-го стрелкового полка (312-я дивизия) принимал активное участие в разгроме окруженных войск противника в городе Познань, где приобрел опыт в организации и ведении боев за крупный населенный пункт на внутреннем его обводе и в центре. За бои в городе Познань я был награжден вторым орденом Красного Знамени.

Майор Алексей Иванович Дудченко. Берлин. 1945 г.

…Без сомнения, мой отец был везучим человеком. За всю войну – одно легкое ранение и контузия и боевой путь до столицы рейха в составе одного и того же 1079-го стрелкового полка, которым командовал полковник Владимир Степанович Лихотворик. Он, кадровый офицер (в РККА с 1928 года), особенно отличился во время проведения Висло-Одерской операции. 28 января 1945 года во время боев за Познань полк Лихотворика, обойдя вражеские позиции, захватил 2 форта и 15 городских кварталов. 2 февраля 1945 года 1079-й полк переправился через Варту и захватил плацдарм на ее западном берегу, с которого затем дивизия начала наступление к Одеру.

24 марта 1945 года за умелое командование полком, образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецкими захватчиками полковник Владимир Лихотворик был удостоен звания Героя Советского Союза.

Полковник А. И. Дудченко (слева) и его фронтовой командир Герой Советского Союза полковник В. С. Лихотворик

После овладения городом Познань дивизия перешла в преследование противника в направлении города Франкфурта-на-Одере.

До Берлина оставалось каких-то 60 километров…

Владимир Дудченко, член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области,

подполковник в отставке