Текст книги "Мейрхан Абдильдин: Өнегелі өмір. Вып. 22"

Енді Көлтай торы аттың әңгімесіне қайта оралайық. Аттың Көлтай торы деген аты елдің азаматына байланысты. Атты алғаш мінген осы адам болса керек, кейін бұл жігіт соғыстан қайтпаған. Атты бәйгеге жарататын Бәден деген ақсақал еді, ұмытпасам қой фермасының бастығы болатын. Атқа шабатын бала – Бегім. Бұл бала бізге жігіт болып көрінетін. Өзі мықты, айлакер, ат сиқырын білетін, жылқы баққан бала болатын. Көлтай торының басы қатты, бір езу еді, сондықтан оған шапқанда басына ие болу оңай болмайтын, ол тек Бегімнің қолынан келетін. Көлтай торы аттың бағын ашуда осы бір талантты баланың үлесі көп. Көлтай торы бәйгеге шапқанша алқам-салқам, олқы-солқы болып көрінетін, ал бәйгеден бірінші болып келгенде Жануар ерекше сұлуланып, билеп келетін. «Шіркін жарықтық-ай, бірінші болып келгенін біліп тұр ғой» – деп, халықтың айтқан сөзін талай естігенбіз. Кейінгі кезде, тер алғанда, Көлтай торыға біздің Жәкең де шауып жүрді. Бірақ бұл кезде торы аттың бағы тайып, аяғы кете бастаған кез еді. Әйткенмен де, Көлтай торы атқа шабу Жәкең үшін қандай абырой, қандай қуаныш болды десеңізші. Космосқа ұшқанмен тең.

Жәкеңнің негізгі шабатын аттары бұл Қызыл Еңбек колхозының Моряк деген кіші торы аты мен Қызыл көк деген ат еді. Осы Қызыл көк атпен аудандағы жетінші ноябрдің талай бәйгесіне қатысқан.

Жәкеңнің жас кезінде атқа шабуда жеткен үлкен жеңісі бұл Бестау колхозының Сары бауыр атының бағын ашуда.

Әлі есімде, біздің үйге жетінші ноябрдің қарсаңында Бестау колхозының бастығы Қапсалық келіп түсті. Өзі бір аңқылдаған, ақ құба, келіскен адам екен. Ноябрь бәйгесіне қосуға алып келе жатқан Сары бауыр аты бар екен. Ат – жас ат. Осы атқа шабуға әкемнен Жәкеңді сұрап алды. Жәкең осы бәйгеде Сары бауыр атты екінші келтірді. Тіпті, бірінші орын алуы да мүмкін еді, егер Жәкең осы жас аттың, жетінші ноябір мейрамының үлкен бәйгесіне түсіп тұрған аттың, сырын сәл ертерек білгенде. Сөйтіп Жәкең осы Сары бауыр аттың бағын ашты. Бұл бәйгеге Май ауданының неше түрлі аты шулы жүйрік аттары қатынасқан. Солардың ішінде Жалтыр колхозының қоян жүйрік Ақ сұр аты, Киров совхозының екі жирені, басқа да тамаша аттар. Жәкеңнің аты осы екі жиреннің ортасында келген.

Тағы да бір жәйт. Жәкең мен ес білгелі, мектепте әйтеуір бір бастық болатын – комсомол ұйымының хатшысы, учкомның бастығы, т.б. Жоғарғы кластарда өзімен бірге оқыған балалардың лидері. Өзі жақсы оқитын, өзі бастық, қарапайым, досқа көмекке дайын тұратын. Қыздарды да жек көрмейтін. Осы тұста бір мысал. Жәкең тоғызыншы класта. Сол кезде біздің колхоздан қырық шақырым жерде тұратын Киров совхозының жетінші класта оқитын Амангүл деген қызы ән айтып аудандық Олим– пиадада бірінші орын алыпты. Осыны естіген Жәкең, қызды көрмесе де, сыртынан ұнатып, сол қызға өлеңмен хат жазады. Ол хат Кировтағы мектеп директорының қолына түседі. Бұлар, әйтеуір бұл жақсы нәрсе емес деп, әлгі қызды педсоветке (мұғалімдер кеңесіне) салады. Қыз байғұс жылайды, бұндай баланы білмеймін, көрген емеспін, пәле болды ғой маған деп зар илейді. Не керек, біраз шатақ болып, қыз өлдім-талдым дегенде әзер мектеп қабырғасында қалады. Кейін осы қыз біздің Жәкең оқып жүрген мектепке келіп оқиды, себебі Киров совхозындағы мектеп тек жеті жылдық мектеп болатын. Жәкең мен қыз бірінші рет біздің мектепте кездесіп, біріне-бірі ұнап, дәл ауылдың Ромео және Джульеттасындай болғаны. Біздің үйге осы Амангүл құрбы қыздарымен келгенде шешеміз байғұс әбден әбігерленіп қалатын.

Біздің тұрған үйіміздің алдында үлкен қора болатын. Қораға жарық түсіп тұруы үшін төбеде үлкен тесік болатын. Сол тесіктің тұсына стол жазып Жәкең, жанында Жұмаш деген досы бар, қыздарға өлең шығаратын. Мені болса, елдің бәріне жаясың деп, қорадан қуып шығады. Бірақ мен төбеге шығып, ақырын білдірмей, тесіктің тұсына жата қалып екі ақынсымақтардың жазған өлеңдерін, шындықтарын естіп, біліп алатынмын, елге жаятынмын.

Ақыры Жәкең мектеп бітірді. Бірақ кім болатынын, қайда оқуға баруы керек екенін толық білмейтін. Университет деген сөздің мағынасын, біздің мектепте тарих пәнінен сабақ беретін Сәрсенаебав деген егделеу мұғалімнен сұрап алған. Бұл кісінің айтуынша, университет деген сөз «универсал» деген сөзге жақындау болуы керек. Осы кезде Жәкеңнің қолына бір газет түсіп, осы газетте Қазақтың Мемлекеттік университетінде философия факультеті ашылып, осы факультет ғылыми қызметкерлер дайындайды деген хабарландыруды оқиды. Жәкеңе «ғылыми қызметкер дайындайды» – деген сөздер ұнап, Жәкең философ боламын деп шыға келгені. Өзі философия деген сөзді білмейді, бірақ мұғалім Сарсенбаев: Аристотель, Маркс, Абай т.б. данышпандар философ болған деп мысалдар келтіреді. Жәкеңе, әсіресе, Абай философ болған деген сөздер ұнайды. Ол кезде қазақтың кәрісі де, жасы да Абайды біледі, мақтаныш тұтады.

Тағы да бір қызық нәрсе. Бір күні Жәкең түс көреді. Түсінде Абайды көреді. Абай бабамыз айтады екен: «Ел ойлайды, менің барлық кітаптарымды білеміз деп. Олай емес. Менің әлі де ел білмейтін кітаптарым бар» – деп қолында шамы бар Абай бабамыз Жәкеңе кейбір кітаптарын көрсеткен екен. Бұл түс, әрине, жақсылыққа жорылғаны айтпаса да түсінікті.

Осы 1949 жылы июль айында, Жәкең Алматыға оқуға кетті. Район орталығынан Семейге дейін пароход жүретін, ал Семейден Алматыға поезбен кетуге болады.

Район орталығы біздің колхоздан қырық шақырым жерде болатын. Шығарып салуға әкем екеуміз бардық. Район орталығына жеттік, бір көшеге жеткенде, әкем: «Чемоданыңды ал, арбадан түс» – дегені. Жәкең түсті. Бір үйге тоқтамай, пароходқа шығарып салмай, тек қана «Қош» деп, әкеміз арбаны ауылға қарай бірден бұрып жүріп кеттік. Мен шыдай алмай жылап жіберген екенмін. Сөйтіп, Жәкең Алматыға кете барды.

Бір айдан артық уақыт өтті. Жәкеңнен хабар жоқ. Әке– шешеміз қысыла бастады. Бір күні: «Жив здоров, поступил в КазГУ» – деп жазылған телеграмма келді. Мәре-сәре болдық та қалдық. Енді Жәкеңнің жаңа өмірі, студенттік өмірі басталып кетті.

КАРТИНКИ ИЗ ЖИЗНИ СТАРШЕГО БРАТА

Мейрхан АБДИЛЬДИН

Я помню своего старшего брата Жаке с четырех лет. Это – где-то 1942-й год. Разница между нами – 5 лет. Помню также мальчика Ерсайына лет семи и бабушку – мать отца. А вот облик своей родной матери тех времен не помню. Отец же был на фронте. Жили мы на каком-то острове, образованном рекой Иртышем, и ее протокой. Вокруг – высокий, густой лес. Наша землянка была сложена из дерна, и на ее крышу можно было добраться без видимых усилий, без лестницы, даже такому маленькому мальчику, как я. Для света в землянке было оставлено одно окно, точнее проем без стекла. Поэтому наше жилье прозвали «дом-циклоп». Кругом было дико, первозданно. Процветали без всякого преувеличения мы – три мальчика. Нет никакой опеки, свобода, делай, что хочешь. Ощущение такое, какое бывает, наверное, у мальчи– ков индейцев.

Трудно было только с питанием. Я не помню, чтобы кто-то в доме звал нас кушать. Понятия завтрак, обед и ужин для нас были незнакомы. Тут нас спасал Жаке – герой моего детства. Он вставал ранним рассветом и собирался на рыбалку. Вставали и мы с Ерсайыном. Хоть мне и было всего четыре года, но я четко понимал, что мне никак нельзя отстать от брата, ибо в противном случае я был бы обречен на голод на целый день. Бежим на утренний клев. Жаке вдруг останавливается, кричит на меня, что-бы я оставался дома, не мешал им идти быстро. Ревя, я упрямо бегу за ними. Когда трава становится высокой, думая, что я заблужусь, гнев сменяется на милость, и Жаке разрешает мне идти с ними и сбавляет ход. Добираемся к протоке. Я счастлив. Старшие мальчики бросают свои самодельные удочки в воду. Я с заметным подхалимством, заискивая, копаю им дождевых червей. Как наловим первую партию рыбок, быстро чистим их, разводим костер, немножко посолим и начинаем есть. Эх, лучший в мире был завтрак! До сих пор не могу забыть. Где-то в обед купаемся в протоке. Старшие мальчики купаются самозабвенно. Я боюсь воды, сижу на корточках и жарюсь на солнце. Вдруг, брат хватает меня и бросает в неглубокое место протоки. Но там течение довольно быстрое, и оно сбивает меня с ног, перекатывает и уносит. Старшие мальчики, по-моему, злодеи, хохочут, очень довольны и в какое-то мгновенье меня, бедствующего, вылавливают и опу– скают опять на землю. Накупавшись, мы чистим оставшийся улов и приносим его бабушке. Она нам жарит эту рыбу на сковороде, добавляя немного сливочного масла, ибо у нее была одна корова – все наше богатство. Бедная, бедная моя бабушка! Она рыбу не кушает, полагая, что рыба – водяной червь. Откуда пошло в наших краях такое глупое поверье не знаю. Даже во время страшного голода в начале 30-х годов наши сородичи умирали от голода, как мухи, хотя Иртыш и ее протока были забиты рыбой. Одним словом – темнота. Мы же, три мальчика, почти беспризорные, представьте, кормили сами себя. Бывали дни, когда мы собирали черемуху, дикий лук, ставили петли на зайцев. Поздним летом собирали ежевику, осенью – боярку, в общем, рыскали по всему острову в поисках пищи.

После половодья вокруг нашей «избушки-циклопа» оставалась вода в многочисленных, не очень-то глубоких ямах. Происхождение этих ям мне неясно. Но в них бывало полно рыбы. Особенно было много щучек. Мы поднимали ил, вода становилась мутной, и бедные щучки высовывали из воды головы: тут хватай их руками и бросай на край ямы. Однажды в одной из таких ям появилась довольно-таки большая щука. Мы быстро сообразили, что она на один глаз слепая. Приступили к ее ловле. Подбирались тихо-тихо, вкрадчиво к ней со стороны слепого глаза и пытались её хватать руками. Но она, бестия ускользала из наших мальчишеских рук, как торпеда. Так возились несколько дней, пока в один прекрасный день не обнаружили, что наша слепая щука исчезла. Вероятно, ее обнаружили сенокосцы и выловили.

Как-то зимой Жаке попросился у матери сходить в лес и проверить свою петлю, поставленную на зайца. Мать сразу же стала его ругать: «Пустоголовый, в твою петлю даже слепой заяц не попадет, понимаешь ли ты это? Лучше коров сгоняй на водопой, хоть польза будет, пойдешь после этого». Так и не пустила. После выполнения маминого поручения, он побежал во весь дух в лес проверить петлю. Какое было его удивление, когда большая серая собака расчленяла красную лисицу, угодившую в его петлю. Хотя на самом деле это был серый волк, а не собака, Жаке поднимает с земли палку и с криком бросает в нее. Она, нехотя, отбежала от жертвы, а Жаке свою добычу, замечательно-красивую лисицу, принес домой и с досадой стал упрекать мать. Она молчит, мы, дети, удивлены, Жаке – настоящий герой, охотник. Бабушка дала свою оценку такой непростой добыче; стала ругать свою невестку и хвалит внука. Что ни говори – наша бабушка была всем бабушкам бабушка! Необыкновенно добрая к нам, исполнявшая все наши просьбы, всегда была на нашей стороне, просто необыкно– венная бабушка!

Зимой или весной, не помню, 1943 года с фронта вернулся отец. Оказывается, когда на фронте стало ясно, что наши дела пошли на лад, специалистов сельского хозяйства демобилизовали; надо было теперь помочь уже тылу.

Спустя некоторое время нашего отца направили ветеринарным врачом в отдаленный, довольно таки слабый колхоз нашего Майского района, где-то в сторону Семипалатинска. Достаточно ясно помню наше переселение в этот богом забытый колхоз «Жаңа күш» («Новая сила»). Переселение наше напоминало первопереселенцев Америки. Арба с натянутым шатром запряжена волами; по бокам привязывали коров, за ними шли телята – однолетки. Такая процессия двигалась, наверное, дней пять. Помню также, что мать, готовясь к этой кочевке, сшила нам нечто вроде гимнастерки с брюками из какого-то синего и крепкого материала. Это был, наверное, мой первый в жизни «костюм». Чтобы до этого на мне было подобная ценная вещь, я не помню.

Доехали до пункта назначения. Бедная деревня встретила нас как неких господ, очень приветливо. Убожество колхоза смягчалось тем обстоятельством, что рядом с деревней протекала сама река Иртыш, величайшая река моего детства. Но одно обстоятельство все-таки доставало нас. Это – деревенские мальчишки. Они, видя в Жаке чужака, решили сразу же показать ему его место. Показать, кто истинные хозяева деревни, подавить сразу же мальчика-одиночку. У них были свои предводители, атаманы. Иной раз отношение армии деревенских мальчишек становилось настолько недружественным, что Жаке приходилось проводить целый день на крыше нашего дома. Однажды отец, увидев такую картину, разозлился не на шутку и погнался за беснующими мальчишками. Под ним был хороший конь, добрая камча и ему пришлось примерно наказать мальчишек, особенно атаманов. Конфликт быстро рассосался, и Жаке был принят в полк деревенских мальчишек.

Летом основными занятиями мальчишек были выпас телят, купание в Иртыше и игра в асыки. Особенно здорово играли в асыки двое: это был Жаке и еще один мальчик – Асылхан. Можно сказать, что они вдвоем эту древнюю игру казахов подняли до уровня, искусства высокого искусства. Играли до поздна, даже при луне. Вокруг кипели мальчишеские страсти, временами – восхищения. Мы, мальчишки поменьше, сидели на корточках и завороженно смотрели на игру двух игроков, как бандерлоги, в чудном рассказе Киплинга «Маугли», на танцы старого удава Каа. Вот было время. Наконец наступала развязка. Игра заканчивалась. Мы со вздохом «Ух» медленно, нехотя разбредались по домам, живо обсуждая игру двух гигантов – нашу олимпийскую игру. Надо все-таки сказать, что в этой марафонской игре, достойной, как я говорил, всемирных олимпийских игр, чаще побеждал Жаке. Мальчик Асылхан по таланту не уступал моему брату, но Жаке, в конце концов, выигрывал из-за лучшей технической оснащенности, из-за выдержки и большой концентрации внимания на игре. Его «Сака» (Бита) была изготовлена по всем канонам с особой тщательностью; чтобы прицельно бить издалека, нижняя сторона асыка тщательно стачивалась и делалась глубокая выемка, куда заливался свинец. Создавалось целое техническое изделие. Итак, мой старший брат, великолепно играя в асыки, завоевал большой авторитет среди мальчишек; я впрямь гордился и восхищался им; но бывало, что временами я сильно огорчался, обижаясь на него. Жаке был прижимистым парнем. Имея тысячи асыков: в большом мешочке, сделанном из шкуры теленка, заполненном до предела асыками, в железной коробке, также полной этим добром и пр., он, говоря честно, мне – единственному брату, преданнейшему болельщику – с трудом давал несколько захудалых асыков. У него была своеобразная логика скряги и любимая пословица: «Не дам, ибо потеряю «руку», т.е. везение». Вот и таким бывал мой старший брат.

Что касается учебы, то в шестом классе школы их оказалось шестеро: Жаке и еще пять девочек. Учились девчонки очень неважно, успевал только один Жаке. Администрация школы приняла решение: закрыть шестой класс – девочек посадить в пятый, а Жаке перевести в седьмой. Таким вот образом Жаке удалось в один год окончить сразу два класса и в будущем школу в 16 лет.

Осенью 1946 года наша семья обратно откочевала в бывший родной колхоз «Қызыл еңбек» («Красный труд»). Здесь с новой силой расцвело наше счастливое детство.

В начале должен сказать, что, сколько себя помню, мой старший брат был в школе всегда каким-то начальником: то председатель учкома, то секретарь комсомольской организации и т.д. В общем, был серьезным товарищем. А вот меня, сколько бы я не хотел, не избирали даже на самую малюсенькую должность, хотя бы старостой класса, хотя бы даже звеньевым пионерского отряда. Так получилось, что ко мне отношение было как к несерьезному товарищу, если не сказать, как к шалопаю. Все это начиналось в семье. Мать я игнорировал. Отец же иногда, досадуя, в сердцах говорил, что: «Я самый неудачный из его детей». У меня спонтанно выходили конфликты с родителями, а старший брат вел себя как благовоспитанный ученик иезуитской школы. Все в деревне его похваливали, говорили уважительно, а мне этого самого сильно не доставало; казалось, даже аульные собаки громче лаяли, когда видели меня. Тут уже ничего не поделаешь. Обожание родителей дошло до того, что отец подарил Жаке молодого коня буланой масти с естественной татуировкой. С моей точки зрения это уже было чересчур и не приличным. В общем, я «по черному» завидовал ему. На молодом коне, в новом седле, отделанном спереди серебром, предмет моей зависти делал набеги на соседние села, даже иногда на отдаленные села посмотреть на тамошних девочек. В общем Жаке был в юности, довольно-таки, неравнодушен к хорошеньким девочкам.

В связи с этим вспоминаются два эпизода. Жаке – в девятом классе, и у него появился молодой товарищ Жумаш – ученик седьмого класса. Так эти двое стали частенько собираться в нашем сарае. Вход в наш дом был через большой сарай, который играл роль передней. На крыше сарая была большая дыра для света. Они к свету ставили плоский стол, раскладывали бумаги и приступали к сомнительному творчеству. Оно заключалась в сочинении стихотворного послания той или иной юной деревенской красавице. Для конспирации меня предварительно выгоняли на улицу. Не тут-то было, я, в свою очередь, забирался на крышу сарая с тыльной стороны и аккурат устраивался у известной большой дыры. Было слышно, как они в творческом экстазе создают свои амурные послания. Я запоминал имена девочек, коим были посвящены стихи наших юных поэтов. Запоминал даже отдельные строки их любовных посланий. С криком: «Я всем расскажу!», спрыгивал с крыши сарая и бежал во весь дух, растворяясь в большой деревне; нанося чувствительный удар, я был в этом уверен, по конспирации наших новоиспеченных, самодовольных ухажеров.

Другой эпизод. Одна девочка по имени Амангуль из совхоза Кирова, который отстоял от нашего колхоза в 40 километрах, заняла на районной олимпиаде первое место по пению. Жаке влюбляется в эту девочку заочно и направляет ей послание чуть ли не в стихах. Оно перехватывается тамошними мальчиками и передается дирекции школы, где она училась в 7 классе. Дирекция, полагая, что это дело не очень хорошее, ставит вопрос на педсовете. Бедная девочка клялась как могла, плакала, твердила, что такого мальчика никогда не видела и не знает. В общем, она еле-еле удержалась в школе. Пострадал и доблестный автор послания, ибо сей документ бумерангом вернулся и в нашу школу. Тут тоже, дирекция проявила величайшую бдительность, в духе времени, посчитала, что это не очень хорошее дело, и соответственно, на педсовете чувствительно помяли бока нашего юного Дон Жуана. Через год она училась уже в нашей школе, ибо у них в совхозе была только семилетка. Встреча с Жаке, представьте себе, закончилась очень даже мирно. Более того, они действительно влюбились друг в друга как местные Ромео и Джульетта.

Тут будет к месту рассказать и о другом событии. Выше мы говорили, что Жаке был авторитетным, серьезным, упорным, везучим и слегка влюбчивым молодым человеком. Однако его физические габариты были достаточно скромными: небольшого роста, легкий. Эти его качества в сочетании с его сильным природным умом принесли ему большое счастье также и в другом плане.

Какой казахский аульный мальчик не любит конные скачки – Байга, особенно, в послевоенные годы, когда не хватало других зрелищ. В дни больших праздников, таких, как 9-е мая, 7-е ноября и других, гвоздем программы была Байга. Она захватывала всех: и взрослых, и детей. Народ приходил в состояние сильнейшего возбуждения, наэлектризовывался. Для нас, мальчиков, призеры скачки и их скакуны воспринимались как космонавты и их ракеты, в наше время. Как мы, мальчики поменьше, завидовали этим героям!

Одним из таких героев был опять Жаке. Каждый колхоз района, уважающий себя, имел своих скаковых лошадей. Отношение к ним было трепетное, они были знаковыми для данного колхоза. В нашем колхозе это были: «Колтай торы ат» («Большой гнедой конь»), «Моряк» («Малый гнедой конь»), «Кызыл кок» и др. Что касается Жаке, его основными лошадьми являлись «Моряк» и «Кызыл кок». «Колтай торы ат» был под юношей Бегимом. Бегим был почти взрослым, сильным и хитрым юношей. Он умно манипулировал «Колтай торы ат» и был то ли табунщиком, то ли сыном табунщика. Эта лошадь была легендой нашего края, всей Павлодарской области. Старики говорили, что она настоящий «тулпар» – из породы коней эпических богатырей. Действительно, эта лошадь, приходила первой не только на скачках местного или районного масштабов, она приходила первой и на скачках областного масштаба. Говорят, обычно перед скачками этот «чудо-конь» выглядел неказистым, простоватым и флегматичным, а как преображался он после скачки: огонь-конь, танцует, чувствует, что пришел первым, не удержать его, откуда не возьмись появля– ется тонкость и грациозность в его движениях.

Так, наш Жаке как один из лучших и способных жокеев иногда участвовал на тренировочных бегах на самом «Колтай торы ат». О, эта была высшая мальчишеская доблесть, ни с чем несравнимое удовольствие. Как мы завидовали нашему, совсем не простому, Жаке!

1949 год. Мой старший брат заканчивал школу. Происходили интересные события. Во-первых, до выпуска Жаке, все другие выпуски сдавали государственные экзамены не в нашей школе, а в другой, другого района, на другом берегу Иртыша. Это была известная всей области «Кзыл-Аскерская» средняя школа Лебяжинского района. Наша же, «Казахстанская» средняя школа находилась в Майском районе Павлодарской области. Я уже говорил, что Жаке «счастливчик». Действительно, как раз в том году, когда мой брат оканчивал школу, нашей средней школе дали право принимать выпускные экзамены; причем в те времена перечень этих экзаменов был довольно-таки немалым. Если учесть, что в десятом классе учились всего семеро детей, а из них нормально успевал практически только Жаке, и в добавок не во всех четвертях они были обеспечены педагогами по отдельным дисциплинам, то эта была большая радость для школы, где выклевывался первый самостоятельный выпуск в истории этой школы.

Итак, состоялись выпускные экзамены. Событие это было районного масштаба. На радостях устроили пышный выпускной вечер. Председатель каждого колхоза привез положенный в таких торжественных случаях жертвенного барана, несколько бидонов кумыса и прочее добро.

Вечер открывал счастливый директор школы Шулембаев. Выступали председатель райисполкома Кабашев, все председатели колхозов, некоторые родители. Было море славословия в адрес школы, выпускников, родителей, почетных аксакалов аула и др. Председатель райисполкома как самый почетный участник тоя преподнес полагавшуюся ему по сану священную баранью голову нашему Жаке. Родители мои были на седьмом небе. Наверное, они так не радовались даже тогда, когда они поженились, ибо в старое время такого рода события свершались гораздо проще. Женитьба была привычным событием, а тут в истории всего Майского района, в своей единственной средней школе, впервые происходило вручение аттестата зрелости.

Улеглись торжества и надо было теперь выбирать жизненный дальнейший путь. Не погрешу против правды, если скажу, что мой старший брат выбрал свой главный жизненный путь довольно-таки случайно. В его руки попала какая-то газета и там было объявление: «В Казахском государственном университете имени С.М. Кирова открывается новый факультет – факультет философии. Этот факультет готовит будущих научных работников и пр.» Из всего текста объявления Жаке страшно понравились слова: «готовит будущих научных работников». Выше я уже намекал, что Жаке был в известной степени фантазером, о чем свидетельствует его любовь к абсолютно незнакомой девочке, которую он и в глаза не видел. Комизм положения еще заключался и в том, что никто в нашей благословенной деревне практически не знал, что такое университет и философия. К счастью, в нашей школе работал преподавателем истории один пожилой казах по фамилии Сарсенбаев. В нашем колхозе не было ни машин, ни электричества, в домах не было радио. Правда, от этого никто дискомфорта не чувствовал. Машин вполне заменяли дорогие нашим сердцам лошади и волы, радио – все проникающие и молнией распространяющиеся слухи.

Так вот, этот Сарсенбаев объяснил Жаке, что университет – это нечто «универсальное», добавив, что философами были Сократ, Аристотель, Абай и др. То, что среди этих имен есть Абай, больше всего пришлось по вкусу Жаке. Ибо каждый казах в деревне считал главным учителем – Абая. В их числе был и наш отец, который наизусть знал стихи Абая.

Вот так состоялось первое, большое самостоятельное решение старшего брата: учиться в Алма-Ате, в Казахском государственном университете (КазГУ) на философском факультете. Спасибо также Советской власти, которая в свое время настраивала народ на учебу, кругом витала атмосфера учебы и жажда знаний.

Отец же, опираясь на свой сомнительный жизненный опыт отгонного ветврача, агитировал своего первенца поехать учиться в близкий к нам Семипалатинск, в зооветеринарный институт. Жаке очень хотел поехать в Алма-Ата, в КазГУ, и отец, безгранично любя своего старшего сына, не смог противиться его желанию.

Провожать его на учебу поехали мы с отцом. В районном центре Майское мы должны были посадить его на пароход до Семипалатинска, а оттуда он на поезде мог бы доехать до Алма-Аты. В телегу была запряжена пара лошадей, и, спустя некоторое время, мы приехали в Майское, который отстоял от нашего колхоза в сорока километрах. Вдруг, доехав до центра Майское, отец резко осадил лошадей и с довольно хмурым видом сказал Жаке: «Слезай, забирай чемодан. До свидания». Жаке выполнил эти короткие приказания. Не мешкая дальше, отец резко повернул коней, и мы быстро тронулись в обратный путь. Меня резанула острая жалость к Жаке, обида на отца и я почувствовал непонятную мне любовь к брату, и заплакал. Начиналась новая жизнь Жаке. Студенческая жизнь.

«Адам әлемі». – № 11 (15), – 2003 г. – С. 19-25.