Текст книги "Девушки на выданье. Бал дебютанток"

Все, что ни говорится о вдовах, можно применить в особенности к молодым. Они суть счастливейшие или несчастливейшие существа. Смерть [мужа] дала им все или все отняла у них.

Шарлотта схоронила ненавистного мужа, кто почтет слезы ее естественными? Но Софья лишилась своего друга, своего покровителя, своего попечителя, ее невзрослые дети тщетно зовут отца своего; кто может сомневаться в истинной скорби ее?

Порицать ли мне первую? Я должен был бы переменить человеческое сердце; чувство свободы весьма естественно, кто может любить своего тирана? Хвалить ли мне вторую? Естественные чувства должны иметь свою цену, чувство скорби непроизвольно; кто может равнодушно лишиться какого-нибудь блага?

Вдовы [по своему положению в обществе] находятся между незамужними и замужними женщинами. Они имеют преимущества первых и опытность последних; они соединяют права обеих и свободнее всех. Несмотря на то, сколь возможно скорее решаются на второй брак. Счастлив ли или несчастлив был первый – они надеются от второго той же самой или лучшей участи.

И ужели молодая, цветущая женщина достойна порицания за то, что она не хочет одна провести в скуке жизнь свою? Неужели Аделаида не должна забыть прискорбия первого брака в объятиях лучшего мужа? Известно, что более умирает вдовцов, нежели вдов; женщины сильнее чувствуют потребность нового брака по своему сложению. Необходимость в защитнике, раздраженная чувственность, самые их гражданские отношения побуждают к тому.

Я удивляюсь верности тех великодушных женщин, кои памяти возлюбленного мужа посвящают целую жизнь свою. Кто может отказать в почтении сему высокому героизму? Но не могу также порицать и тех женщин, коих горячее сложение принуждает ко второму браку. Каждое супружество есть условие, которое со смертью одной стороны само собою разрушается. Какое же право посему может долее обязывать другую? Я со своей стороны был бы, может быть, слишком разборчив, чтобы не жениться на вдове, но не стал бы порицать ее замужество.

Посему как вести себя молодым вдовам в обхождении с мужчинами? Ежели бы они все уподоблялись Софье, я бы ничего не сказал бы об этом. Кто может смотреть на их непритворную скорбь без уважения, без сострадания? Кто может порицать их, когда время или благородный человек утешает их? Воспоминание о первом супружестве украсит новый ее выбор, ибо она любит второго мужа потому, что он уподобляется первому. Но молодые вдовы, какова Шарлотта, имеют нужду в некоторых правилах предосторожности.

Пусть муж ее был чудовище, однако же он оставил ее вдовою; пусть она душевно радуется его смерти, но должна скрывать сие. Приличие теперь есть основание общественной жизни; люди уже привыкли к внешним проявлениям чувств. Обыкновенно чувствуют это молодые вдовы сами, но избирают весьма худые средства. Большей частью они стараются кокетничать своею печалью. Они хотят, чтобы слезами орошенные глаза их находили еще прелестнее и более удивлялись их нежной привязанности. Но их трагическая роль никого не обманет, всякий видит комедиантку, которая играет только пред зрителями.

Будь скромна и решительна, избегай всех крайностей и показывай спокойную важность. Управляй своим лицом и своим языком, не выставляй клевете никакой слабости и не забывай, чем ты обязана сама себе.

Молодые вдовы без состояния, имеющие к тому же много детей, часто против собственной воли принуждены оставаться в своем одиночестве; кто захочет с женою приобрести целую фамилию? Сего даже должно желать для счастья детей ее. Но молодые вдовы, которые прекрасны и богаты и сверх того еще бездетны, могут всегда иметь троякий круг любовников, женихов и домогателей.

Прискорбное, но весьма справедливое примечание есть то, что таковые вдовы обыкновенно избирают самых худых мужчин – т. е. величайших развратников – своими супругами. Находят ли они приятности в своих заблуждениях? Кто может проникнуть в женское сердце, избирающее себе супруга! Обыкновенно таковые вдовы руководствуются своею суетностью или чувственным желанием. Но желание второго вдовства следует нередко за днем свадьбы.

Ежели ты одарена преимуществами юности, красоты, богатства, то избирай себе супруга по сердцу; но избирай благородного, образованного человека. Беден он? Ты сделаешь его счастливым; что может быть сладостнее, как разделять свое счастье с возлюбленным, и кто чувствительнее благодарного мужа?

Ко многим другим явлениям, у которых возраст отнимает цену, принадлежат, к сожалению, и старые девы. Скорое развитие женского цвета ускоряет и их разрушение; девица, еще не вышедшая и в 30 лет замуж, потеряла с прелестями юности и все выгоды оной.

Всеобщее презрение к старым девам имеет основанием, кажется, недостигнутое их предназначение.

Для мужчины супружество есть дело побочное; для женщины же оно главная цель ее жизни. Старая дева находится в противостоянии с целым светом; возраст и отношение ее в вечном противоречии между собою. Не физические, а гражданские потребности определяют ее состояние; и не спрашивают об ее венце, а только о незамужестве.

Впрочем, не будем пристрастны, не будем изрекать всеобщих суждений! Из весьма многих старых дев не все сделались таковыми по собственной вине. Многие из них невиновны, а многие даже произвольно достигли такового состояния.

Когда тщеславная, ветреная девушка устареет, то кого может она обвинять? Она столь долго забавлялась спокойствием мужчин; удивительно ли, когда все ее отвергают? Кто захотел бы взять такую девицу, которая всем желала нравиться? Прекраснейшие лета ее жизни протекли, она думала всех привлечь к себе и осталась совершенно одна.

Или если гордая, романтическая смиренница, расточавшая отказ за отказом в ожидании какого-либо сверхнебесного жениха, с тем и останется в девицах, то достойна ли она сожаления? Она оскорбила столько честных мужчин, отвергла столько хороших предложений; кто напоследок осмелится сделать ей новое? Прекраснейшие дни ее жизни протекли, она надеялась чрезвычайного благополучия и потеряла все.

Но девушка, которой не доставало случаев к знакомствам, которую пристрастные родители с намерением угнетают и стараются скрывать; благородная, милая девушка со всеми преимуществами ума и сердца, но без состояния и связей; любви достойная девушка, которую сковывают предрассудки ее породы; или благородное, несчастное создание, сделавшееся жертвою клеветы и злобы, – вот целый ряд старых дев, которые поистине не по своей вине сделались таковыми и потому заслуживают почтение и сожаление.

Сколько любви достойнейших существ, которые не без имения, и при всем том остаются безбрачными! Их провинция слишком мало населена, местопребывание слишком отдаленно и неизвестно; их образ жизни слишком скромен; да сколько обстоятельств могут здесь соединиться! В самом деле, подобных старых дев более, нежели как думают. Столь же часто гордость и пристрастие родителей к другим детям, ненависть мачехи обрекают наилучших девиц к безбрачию. Отдаляют их от всех мужчин; стараются обезобразить их прелести; отказывают им в нужнейшей одежде и обременяют постыднейшею работой. Женская злоба не знает никаких границ, я видел довольно тому примеров. Впрочем, и добрая, милая девица, у которой нет достатка, с каким трудом и как редко получает мужа! Благородные пожертвования, великодушные женихи существуют почти только в романах. Возрастающая роскошь умножает самолюбие; мужчины остаются холостые или ищут богатства. Даже самые благородные мужчины подавляют свои чувства; приятно ли им видеть свое семейство в нужде! Сколько любви достойных девиц, которые при всем том умирают незамужними.

То же самое бывает с супружеством по породе. Елизавета чувствует свое несчастное положение; ей хотелось бы выбрать по сердцу, но она обречена своим происхождением. Она должна выйти не иначе как за дворянина или умереть в девицах, иного выбора нет. Ежели она не имела счастья понравиться такому мужчине, ежели ее богатство, ее связи недостаточны к тому или она не в состоянии преодолеть своего отвращения, то может навсегда остаться старою высокородною девицею. Наконец, ежели подлый человек нарушает свою клятву, ежели верная для него девушка отказывала стольким женихам и после многих лет надежды и ожиданий при всем том оставлена им, кто захочет свататься к ней? Кто не будет слагать на нее всей вины? Ах, мужчины столь несправедливы, они так пристрастны друг к другу, и законы столь мало говорят за женщин.

Между тем могут быть старые девы и по доброй воле: женский героизм способен ко всякой жертве. Телесные недостатки, привязанность к родителям, к братьям и сестрам; наконец, оскорбленная или несчастная любовь могут быть к тому причинами.

Физическое расположение тела, совершенно противное предопределению женщины; продолжительное расстройство здоровья, некое тайное зло достаточны к тому, чтобы заставить остаться незамужнею разборчивую девицу. Она знает, сколь она несносна сама для себя, и потому не захочет замужеством сделаться еще более несчастною! Она осудила самую себя к вечному девству, и ее героизм действительно столь же велик, как и ее благоразумие.

Иногда привязанность к престарелым, беспомощным родителям, к осиротелым братьям и сестрам отвращает благородных и здравомыслящих девиц от замужества. Они лучше готовы пожертвовать своим счастьем, нежели оставить в бедности дорогие для них существа. Могут ли они разлучиться с ними, когда будущий супруг не в силах подать оным необходимого вспомоществования! Ах, они, может быть, тщетно будут выжидать такового великодушного человека и состарятся прежде, нежели их найдет оный!

Может статься и так, что однажды обольщенное женское сердце впоследствии навсегда окажется недоступным. Эмилия однажды испытала вероломство мужчин, и весь сей пол для нее стал навсегда ненавистен. Софья лишилась первого друга своего, и никакой другой не может заменить потерянного. Обе отказываются от света и мужчин, и их геройство столь же велико, как и самое их несчастье.

Как ни различны могут быть обстоятельства всех сих особ, они, однако же, схожи между собою в своих нравственных свойствах и ошибках. Девицы, которые не достигли своего предопределения, сохраняют навсегда незрелый, несовершенный характер и обнаруживают оный в тысяче различных видов. Они охотно занимаются безделицами, ребячатся, болтливы и любопытны. Одним словом, смешны и малодушны в высочайшей степени. Впрочем, характер их изменяется по причинам их незамужества.

Старые девы по собственной вине имеют обыкновение считать свои лета пятнадцатью годами назад, и каждый раз обвиняет их во лжи зеркало. Они хотят продолжать кокетство молодых своих лет и в старости. Их смешное жеманство, их отвратительная чувственность, навязчивая дружба делают их для мужчин вдвое несносными и слишком оправдывают презрение к ним молодых девиц.

Послеобеденный гость.

Ш. Ж. Ф. Сулакруа

Старые девы не по собственной вине обнаруживают в своих поступках некоторую робость, некоторую весьма явную даже заботливость. Так как их чувствования большей частью противоположны их возрасту, то они всегда опасаются изменить себе. Они жеманны и неразвязны, всегда в замешательстве, всегда как на иглах, но добродушие их и достоинства заставят все это забыть.

Старые девы по своей воле обыкновенно унылы, ненавидят людей и нередко даже несносны. Они избегают общества или оскорбляют оное. Должно щадить несчастных, они имеют право на наше снисхождение.

Из всех сих трех только девицы, состарившиеся по своей поле, имеют нужду в некоторых правилах; ибо первые не заслуживают их, а последние неспособны воспринимать. Но вам, безвинно незамужними оставшимся девицам, вам скажу я несколько слов для совета и утешения.

Ежели вы хотите вести себя прилично, то являйте всегда тихую, но важную покорность; не имейте никакой застенчивости и никаких притязаний! Оказывайте спокойную, невынужденную учтивость и возвышайтесь над низкими страстями ненависти и тщеславия.

Избегайте всякого случая быть смешными, ваши приемы и одежда не должны отличаться странностью. Не ищите выказывать себя, откажитесь от суетного домогательства блистать чем-нибудь, особенно ученостью.

Издеваются ли над вами? Кажитесь принимающими это в шутку и отражайте оную без огорчения. Вы легко обезоружите насмешников и будете в отношении их безопасны. Удаляйтесь от молодых людей обоих полов и оказывайте мужчинам не что иное, как холодную учтивость. Не допускайте печали угнетать вас, ободряйте самих себя и утешайтесь тем, что страдания суть общий наш удел. Что иное жизнь, как не сновидение, исполненное неприятностями! Сколько несчастных супружеств! Сколько семейных бедствий! Сколько безутешных жен! Сколько исполненных отчаяния матерей!

Ежели бедность и огорчения соединяются для сугубого вашего несчастья, то вспомните, что всем страданиям есть предел; одно мгновение предает всех нас смерти. Ах! Вы можете умереть спокойнее, не оставляя по себе плачущего супруга, беспомощных детей. Вы идете мирно и весело из света, ибо обрели в смерти жениха себе.

Краткое наставление о том,

как обращаться с влюбленными

С влюбленными, собственно, совсем нельзя обходиться; они столь же мало способны к обществу, как и нетрезвые; кроме идола их вся вселенная для них мертва. Впрочем, с ними легко поладить: надо только иметь довольно терпения, не скучая слушать рассказы о любимом предмете их; показывать, что принимаешь в том участие; не сердиться на безрассудство их и причуды; и если они скрывают любовь свою, – не присматривать за ними; притворяться, будто ничего не замечаешь, хотя бы и весь город знал их тайну (как то обыкновенно и бывает); наконец, не возбуждать в них ревности. Итак, мне не остается ничего сказать о сем предмете. Ограничиваюсь несколькими только замечаниями. Если ты ищешь благоразумного друга, который бы помогал тебе добрым советом, мужеством, твердостью, постоянством и деятельностью, то не выбирай для того влюбленного! Если же ты ищешь человека сентиментального, который бы сетовал тебе на судьбу свою, плакал или без залога ссужал деньгами, подкреплял твое предприятие, подал щедрую милостыню, наделил приданым бедную девушку, помог смягчить оскорбленного отца, пустился бы с тобой в отважные затеи, сумасбродства или хвалил твои стихи, песенки или сонаты, – то обратись к счастливому или несчастному любовнику, смотря по обстоятельствам.

Почему влюбленным нельзя предписывать

правил для общения между собой?

Предписывать влюбленным правила взаимного обращения было бы трудом бесполезным, ибо так как они редко в полном уме, то столь же безрассудно было бы требовать, чтобы они в обращении своем следовали определенным правилам, как и требовать от сумасшедшего, чтобы он бредил стихами, или от страдающего судорогами, чтобы он кричал по нотам. Можно, однако, кое-что сказать, чему не худо следовать, если бы можно было ожидать, что такие люди послушают разумного совета.

Блаженство первоначальной любви

в противоположность с ощущениями сердца,

которое часто ее меняет

Первоначальная любовь производит чрезвычайные перевороты в образе мыслей и во всем существе человека. Кто никогда не любил, тот никакого не может иметь понятия о блаженстве влюбленных; кто слишком часто меняет сердечные привязанности, тот теряет способность оную чувствовать. В некотором из моих сочинений («Заблуждения Философа, или История Людовика Зельберга», часть I, стр. 108) я подробнее на сей счет изъяснялся, и так как теперь ничего лучшего сказать не смогу, то выпишу это самое место:

«Первые изъяснения в любви есть дело странное. Кто часто влюблялся, расточал нежные вздохи перед многими красавицами, тому не трудно, если ему вдруг вздумается опять влюбиться, объяснить свои чувства при удобном случае, да и всякая кокетка знает, что в таком случае отвечать. Она не тотчас поверит, думая, что над нею шутят, играют романтического героя, если же обожатель делается неотступным, и она думает, что мало-помалу должна смягчиться, то сначала просит пощадить ее слабость, не вынуждать у нее признания, которого она смущается. Тут восхищенный любовник готов броситься в ее объятия и растаять от восторгов; но красавица торжественно протестует против всех подобных вольностей; вообще полагается на его честность и прямодушие; много, что подставляет ему щечку; разделяет благосклонности свои на бесконечно малые частицы, чтобы каждый день не более как на волосок подвигаться вперед и тем продлить столь занимательный роман; если же таким образом желают еще более продлить удовольствие во времени, тогда прибегают к маловажной размолвке, чтобы отдалить совершенную развязку. Но при всех сих вошедших в обыкновение глупостях такие люди ничего не чувствуют, смеются наедине над комедией, которую друг с другом играют, и наперед могут просчитать, как далеко они продвинутся завтра, послезавтра; и при всей своей любовной тоске только что жиреют. Совсем противное тому бывает с сердцами невинными, которые, в первый раз оживляясь благотворною силой любви, душевно бы желали изъяснить сладостные, невинные ощущения свои; но все не могут никак решиться словами сказать то, что взорами часто уже друг другу изъяснили. Юноша взирает с нежностью на свою возлюбленную; он краснеет; беспокойство изображается в его взорах, когда он с другой девушкой говорит слишком много и ласково; он желал бы сердиться, быть равнодушным, не смотреть на нее, когда она кому-нибудь другому шепчет на ухо; они взаимно чувствуют упрек, внезапно и почти невежливо прерывают разговор, подавший повод к подозрению; примиренный благодарит нежною улыбкой и возвращающейся чрезмерною веселостью; они взорами уговариваются на завтра, извиняются, предостерегают, признают взаимные права свои друг к другу – и все сие не сказав ни слова о том, что они друг к другу чувствуют. Они с обеих сторон ищут к тому случая, который представляется им часто, но его упускают, не воспользовавшись им; много-много, что тихонько коснутся руки и то никогда без благовидного предлога; не говорят ни слова, скучают, сомневаются во взаимной любви, и часто, еще друг с другом не объяснившись, будучи уже историей всего города и предметом гнусной клеветы. Когда же, наконец, долго таившееся в груди признание вылетит из робких, трепещущих уст, когда на оные отвечают отрывистыми, замирающими на устах словами, до глубины души проникающим пожатием руки; тогда любовники существуют только друг для друга, не заботятся ни о ком на свете; ничего вокруг себя не видят и не слышат; ни в каком обществе не приходят в замешательство, лишь бы милый предмет их весело им улыбался; любовник находит, что все тягости жизни легче переносить с милою подругой; не верит, что в прекрасном этом мире могут существовать болезни, бедность, скорбь и нищета; со всеми живет в мире; презирает изобилие, лакомую пищу, сон. О вы, которые когда-либо наслаждались сим блаженным временем! Скажите, можно ли мечтать сладостнее? Есть ли между мечтательными радостями жизни хоть одна, которая была бы столь невинна, естественна и безвредна? Есть ли хоть одна, которая бы делала человека столь блаженным, радостным, миролюбивым? Ах! для чего сие счастливое очарование не может вечно продолжаться! Для чего так часто самым жестоким образом разрушаются сии очаровательные сновидения!»

Ревность и размолвки между влюбленными

соединяют их еще крепче;

только не ревность кокетки

В браке ревность есть зло ужасное, разрушающее счастье и покой, а всякая ссора производит вредные последствия. В любви, напротив, ревность придает ей новую разнообразность; ничто не может быть сладостнее примирения после маленькой ссоры, и такие явления теснее только связывают любовников. Но трепещи ревности кокетки, мщения женщины, любовь коей ты презрел или к коей сердце твое охладело, если она из любви ли, или из тщеславия, или из упрямства все еще желает владеть тобой! Она в неистовстве своем будет тебя преследовать, и никакая скромность с твоей стороны, никакая уступчивость, ни молчание твое о прежней связи, никакое внешнее уважение тебе не помогут, особенно если она не имеет причины тебя страшиться.

Кто любит нежнее и постояннее:

мужчина или женщина?

Ненавистники женщин кричат: прекрасный пол никогда не любит с такой верностью, как мужчины; тщеславие, легкомыслие, страсть к любовным связям или чувственность – вот что привлекает их к нам; и мы не долее должны полагаться на женскую верность, как до тех пор, пока можем удовлетворять, смотря по времени и случаю, которую-либо из сих страстей и побуждений. Другие, напротив того, говорят совсем противное и прелестнейшими красками изображают нам постоянство, нежность и пылкость преисполненного любви женского сердца. Первые приписывают полу сему более чувственности и раздражительности, нежели благородных чувств, называют притворством, когда жены хотят уверить мужей своих, что они весьма холодного темперамента; последние, напротив того, утверждают, что чистейшая, священнейшая любовь, сей небесный пламень, во всей полноте своей может существовать только в женских сердцах. Которая из двух сторон права, пусть решают те, которые лучше меня знают женское сердце, – хотя я в многолетнем обращении с женщинами не был невнимательным наблюдателем, – те, говорю я, которым ближайшее знакомство и большая светская опытность дают право судить и писать о характере женщин с большим против моего хладнокровием, беспристрастием, проницательностью и основательностью! Я же на сие не отваживаюсь! К тому же совершенно различны вопросы: откуда обыкновенно женская любовь принимает свое начало? И какие свойства имеет сия любовь, обладая уже душою? Смею, однако, утверждать без несправедливости против которого-либо из обоих полов, что мы, мужчины, в любовной верности и привязанности едва можем превзойти женщин. История всех веков полна примеров привязанности, преодоления всех преград, презрения величайших опасностей, с коими женщина устремляется к своему возлюбленному. Я не знаю высшего блаженства в жизни, как быть столь пламенно и верно любимым. Легкомысленные есть между мужчинами, как и между женщинами; склонность к переменам свойственна всем людям вообще; новые впечатления большей степени любезности, истинной или мечтательной, могут привести в забвение и живейшие ощущения; но я почти готов сказать, что неверность чаще бывает со стороны мужчин, нежели женщин, хотя и не становится столь гласной и менее производит шуму; что нас, мужчин, действительно не так легко пленить навсегда, и мне, может быть, нетрудно бы было объяснить тому причины, если бы это сюда принадлежало.

Будь молчалив в любви! Бывает счастье,

в коем мы сами себе едва признаемся;

есть благосклонности, с изъяснением

коих теряется и цена их

Истинная верная любовь в тишине наслаждается своим блаженством; не только никогда не хвалится благосклонностями, но, напротив, едва сама себе признается в своих восторгах. Самое блаженное время в любви есть то, когда любовники друг другу словами еще не открылись, но каждое движение, каждый взор понимают. Приятнейшие удовольствия – те, которые мы доставляем и получаем, не давая в них отчета рассудку. Нежность чувствований часто не позволяет объясниться о вещах, которые теряют высокую свою цену; которых, не оскорбляя приличия и скромности, нельзя ни давать, ни принимать, коль скоро вымолвлено о них хоть одно слово. Молча дарят то, чего нельзя дарить, если оно выпрошено, или если сделается заметным, что дарят с намерением.

Предостережение против

опрометчивых обещаний брака

В тех летах, когда сердце владычествует еще над рассудком, многие опрометчивыми обещаниями женитьбы на всю свою жизнь делают себя несчастными. Упоенный любовью юноша забывает, как важен этот шаг, забывает, что из всех обязанностей, какие только принять можно, сия есть самая трудная, самая опасная и самая неразрывная. Она навеки соединяет с существом, которое ослепленным страстью очам его представляется совершенно в ином виде, нежели в каком видит его по прошествии времени зрелый рассудок; и тогда он сам готовит для себя ад на земле или забывает, что с союзом сим умножаются нужды, заботы и труды; и тогда он не один, а с нежно любимой супругой должен бороться с нуждами и горестями и сугубо переносить роковые удары судьбы; или же он нарушит данное слово, если до женитьбы образумится, тоща угрызения совести – его участь. Но могут ли совет и предостережение иметь действие в минуты упоения? Ссылаюсь на то, что будет мною сказано в 15-й и 16-й статьях следующей главы.

И при разрыве с любимой особой

должно поступать благородно

Ежели любовь и короткая связь соединили тебя с существом, и узы ваши расторгнуты – судьбой ли, или неверностью и легкомыслием которой-либо стороны, или другими обстоятельствами, – то и после разрыва и прекращения связи никогда не поступай неблагородно! Не унижай себя до гнусного мщения, не употребляй во зло писем и доверия! Мужчина, способный злословить девушку, вредить женщине, некогда владевшей его сердцем, заслуживает ненависти и презрения; и, напротив того, сколько мужчин, впрочем, не весьма любезных, сохранили благосклонное расположение женщин единственно благодаря испытанной своей скромности, молчаливости и осторожности в любовных связях!