Текст книги "Девушки на выданье. Бал дебютанток"

Лучше ли, когда муж умнее жены или наоборот?

Нужно ли, чтобы муж был умнее жены? И этот вопрос заслуживает внимания, рассмотрим его ближе. Понятие о благоразумии и уме со всеми его отношениями и изменениями не всегда в одном смысле принимается. Благоразумие мужа совсем другого рода, нежели требуемое от жены; а если сверх того благоразумие смешивать с опытностью, познанием людей или еще с ученостью, то безумно было бы предполагать оное у обоих полов в равной степени. И потому требую я от женщины так называемого esprit de détail, т. е. тонкости, невинной хитрости, осторожности, остроумия, терпения и уступчивости, – все сии качества принадлежат к благоразумию, но не всегда в такой степени свойственны мужскому характеру. От мужа, напротив того, ожидаю я, чтобы он был предусмотрительнее, хладнокровнее во всех случаях, тверже, непоколебимее, менее подвержен предрассудкам, постояннее и образованнее, нежели жена. Но вопрос мой надлежит принимать в смысле общем, то есть: ежели бы который-либо из супругов имел слабые, тупые органы, недостаток во многих необходимых для общежития познаниях, в таком случае кому лучше быть стороною слабейшей – мужу или жене? Не останавливаясь, ответствую: никогда не видал я еще счастливого и порядочного хозяйства там, где жена была полным господином. В доме, где распоряжается муж, хотя и с ограниченными способностями, хозяйство по большей части идет все еще лучше, нежели там, где и умная даже жена исключительно хозяйничает. Есть, может быть, из сего исключения; я, однако, таковых не знаю. Разумеется, что здесь говорится не об утонченном владычестве над сердцем благородного супруга; кто не предоставит его охотно умной жене? Какой благоразумный муж не почувствует, что часто имеет нужду в кротких наставлениях? Но исключительное господство жены, кажется, противно предопределению природы. Слабейшее телосложение, врожденная склонность к ничтожным удовольствиям, всякие причуды, нередко помрачающие рассудок даже в самые решительные мгновения, воспитание, наконец, гражданское устройство, возлагающее всю ответственность в домашнем хозяйстве на одного мужа, – все сие явно назначает жену искать защиты, а мужа обязывает давать оную. Итак, нет ничего смешнее, как если благоразумнейший и сильнейший будет искать защиты у безумца или слабого. Женщины, одаренные отличными душевными способностями, поистине погрешают против собственных выгод, ежели из властолюбия избирают или желают себе глупых мужей; неминуемым последствием того бывает беспрестанное отвращение, расстроенное хозяйство и презрение публики к одной стороне, что и относится к обеим сторонам. Но те из мужчин, которые столь слабоумны, что не в состоянии надлежащим образом управлять семейством или быть в доме своем господином, лучше сделают, если навсегда останутся холостыми, чем выставлять себя на посмеяние своим детям, служителям и соседям. Я знал одного слабого мужа знатной породы, над которым жена его имела столь неограниченную власть, что, когда однажды она велела подать карету, он тайком прокрался вниз и тихонько спросил у кучера: «Не знаешь ли ты, поеду ль и я вместе?». Такие мужья делаются только посмешищем; никто не хочет иметь дела с человеком, которого воля, дружба и суждения зависят от причуд, намеков и внушений жены, который письма свои должен представлять на рассмотрение своей наставнице и в самых важных и тайне подлежащих делах спрашиваться прежде у жены. Даже в вежливости против жены не должен муж ронять своего достоинства. Презрителен и в глазах женщин тот муж, который прежде, нежели на что-либо решиться, всегда говорит: «Я прежде посоветуюсь о том с моею женой», кто во всем следует ее внушениям, не смеет показаться ни в одном обществе, где ее нет, или должен удалить вернейшего своего служителя, если физиономия его не нравится барыне.

Можно ли жаловаться жене своей на постигшее

несчастье? Как поступать при действительных

злоключениях?

В жизни сей мы много должны переносить. И тот, кто кажется совершенно счастливым, имеет тайные горести, действительные или воображаемые, незаслуженные или самим на себя навлеченные – все равно. Они тем не менее остаются горестями. Немногие женщины способны с твердостью переносить несчастья, подать в нужде добрый совет и облегчить супругу бремя, которого избежать невозможно. Большая часть усугубляют только зло ничтожными жалобами, пустой болтовней о том, как бы то или другое быть могло, если бы не было так, как есть, или даже несправедливыми и часто весьма неуместными укоризнами. И потому, если можешь скрыть от своей жены небольшие неприятности, что, однако, в больших несчастьях редко можно сделать, то лучше заключи печаль в своем сердце! Благородная душа не находит облегчения в том, чтобы любезных ей вовлекать в свои горести; а когда страдание чрез то не только не облегчается, но более еще возрастает, то кто не предпочтет лучше одного себя подвергнуть жестокости судьбы? Но если Провидение посетит тебя великим несчастьем, нуждою, горестью или болезнью, о коих умолчать невозможно; если судьба или злые люди тебя преследуют, – тогда собери все свои силы, вооружись мужеством и услаждай подруге жизни своей чашу горестей, которую она должна испить с тобою; следи за расположением своего духа, дабы и невинный не пострадал чрез тебя! Запрись в свою комнату, когда бремя горести слишком угнетает твое сердце! Там облегчи оное слезами или молитвой! Укрепи дух свой философией, твердым упованием на Бога, надеждой и благоразумною решительностью! Тогда явись со спокойствием на челе и будь утешителем слабых! Ах! Никакое злополучие не бывает бесконечным, никакая скорбь не столь велика, чтобы не оставляла спокойных минут; твердость в борении с бедствиями приносит такие радости, которые заставляют забывать и самые тяжкие страдания; мысль утешать и вдохновлять других чудесным образом возвышает сердце, наполняет его неописуемым веселием. Я говорю по опыту.

Как поступать в случае совершенно

различного образа мыслей?

Мы согласились, что совершенное сходство в образе мыслей и темпераментах не есть необходимость для счастливого супружества. Вместе с тем весьма неприятно положение супругов, если несходство чрезмерно, если жена не принимает живого участия ни в чем, что мужу кажется важным и внимания достойным. Весьма прискорбно, если, желая разделить с кем-нибудь невинные радости, печали, высокие чувства, дальние виды, предприятия, мы должны искать участия у чужих людей; прискорбно, если флегматическое творение разрушает блаженные мечты нашего воображения, на пламеннейшие разговоры наши ответствует нелепостями и подавляет лучшие наши плоды. Но что ж делать в таких положениях? Прежде всего, употребить средство Иова! Не терять времени в нравоучениях, где нет надежды на исправление, молчать, если нас не понимают, и потом избегать всех случаев, коими мы можем быть слишком раздражены или оскорблены или глупостью жены публично пристыжены! Сим способом можно быть в отрицательном смысле довольно счастливым.

Что делать, если судьба соединила вас

с распутной и порочной особой?

Но что делать, если судьба или собственное безрассудство навеки соединили нас с существом безнравственным или даже порочным, недостойным любви и уважения добрых людей; если супруга угрюмостью, враждебным расположением, завистью, скупостью или безрассудною ревностью огорчает жизнь нашу или лукавством и злобным сердцем заставляет себя презирать или предается разврату? Умолчу о том, что весьма часто худые или неосторожные поступки мужа тому виною, если недостатки и пороки, семена коих таились в сердце жены, открываются. Предписывать особые правила, как поступать в каждом такого рода несчастном положении, завело бы меня слишком далеко, и потому буду говорить в общем смысле. В таких положениях должно обращать внимание на следующее: на собственное наше спокойствие, потом на детей и домочадцев и, наконец, на публику. В отношении к самому себе вот совет мой: если уже нет никакой надежды на нравственное исправление, в таком случае, не теряя напрасно времени в жалобах, укоризнах и ссорах, обратиться без шуму к деятельным средствам, какие токмо внушит нам рассудок, справедливость и чувство чести. Начертай план твоих поступков по зрелом рассуждении и со всевозможным хладнокровием. Поразмысли хорошенько, необходим ли развод, или что должно тебе делать, чтобы положение твое, если уже его поправить нельзя, сделать по крайней мере сносным, и тогда не позволяй совратить себя с предначертанного пути ни мнимым исправлением, ни ласками! Но никогда не унижай себя до такой степени, чтобы в пылу позволять себе грубые поступки; в противном случае ты уже вполовину неправ. Наконец, исполняй все свои обязанности тем с большею точностью, чем чаще жена твоя их нарушает. Тогда совесть твоя будет спокойна; а с совестью спокойною можно перенести все, даже самые злейшие несчастья. В отношении к твоим детям, домочадцам и к публике избегай всякой гласности! Старайся, если возможно, чтобы несчастье твое не сделалось известным! Где между супругами несогласие, там дети всегда худо воспитываются. И потому, если несогласия сего скрыть нельзя, то лучше удали от себя детей своих, вверив их руководству чужих, добрых людей! Где между супругами господствует явное несогласие, там слуги никогда не бывают склонны к порядку, верности и прямодушию. От того происходят партии и бесконечные сплетни. Избегай потому всякой ссоры в присутствии своих слуг! Где супруги в явном раздоре, там невинная сторона вместе с виновною теряет уважение сограждан. И потому не вверяй легкомысленно посторонним людям тайны домашнего своего несчастья.

После бала.

Ю. Л. Стюарт

Не допускай, чтобы чужие люди вмешивались

в твои домашние дела!

Охотно вмешиваются в подобные дела услужливые приятели и родственники. Не позволяй, чтобы кто-либо самовольно заботился о домашних делах твоих! Отклоняй с решительною твердостью таковую неуместную услужливость! Добрые души примиряются без посредничества, а у злых примирители никогда не имеют успеха. Старые тещи по большей части оказываются весьма деятельными при таких расстройствах; и если тебе суждено было вместе с женою приобрести и тещу, склонную к таковой услужливости, то при первом случае, когда ей вздумалось бы вмешаться в домашние твои дела, дай ей с твердостью почувствовать неуместность ее в сих случаях попечений. Есть, однако, тещи добрые, благородные, которые супругов детей своих любят, как детей собственных, благоразумными советами помогают замужним дочерям своим; к сим-то обязаны мы иметь уважение и покорность, тем более что обязаны им образованием любимой супруги. Вообще, все несогласия между супругами должны решаемы быть наедине, между ними самими, а в крайнем случае – через суд; все другие посредничества никуда не годятся, а примирители и защитники страждущей стороны только увеличивают зло. Муж должен быть хозяином в своем доме, того требуют природа и рассудок. С господином не бранятся; он имеет судей над собою, но не возле себя. Ни под каким видом не должен он допустить, чтобы лишили его сего господства; и даже в таком случае, когда жена благоразумнейшая явной власти его противопоставляет пышную власть над его сердцем, наружный вид господства никогда не должен теряться.

О нарушении супружеской верности в разводе

Ничто столь сильно не потрясает счастья супругов, как нарушение супружеской верности. По правилам нравственности, религии и политики, преступление супружеского долга с обеих сторон равно преступно, но в отношении к последствиям неверность жены гораздо более заслуживает наказания, нежели неверность мужа. Первая разрывает все семейственные узы, передает детям незаконным преимущества законнорожденных, нарушает священные права собственности и явно опровергает законы природы, по которым многоженство менее противоестественно, нежели многомужество. Для сего последнего ни на одном почти языке нет даже употребительного выражения. Муж есть глава семейства; распутное поведение жены посрамляет и его, как правителя в доме, но иначе наоборот. Впрочем, не касаясь последствий и ответственности, кажется мне, что тот из супругов, который другого считает неверным, поступает весьма неблагоразумно, если укоризнами или безрассудным бешенством хочет его исправить. Ежели он требует любви, то должен знать, что любовь приобретается только кроткими, нежными средствами, что противное тому производит отвращение; ежели требует только исключительного владычества над телом, то он творение самое низкое. Супруги, не соединенные никакими другими благороднейшими узами, находят тысячу средств обманывать друг друга. Еще хуже, и притом самое верное средство и лучшего супруга довести до распутства, есть по одному только подозрению оскорблять его укоризнами и низкою недоверчивостью. Но ежели несчастье твое несомненно, ежели посрамление твое не может быть сокрыто – в таком случае, конечно, нет иного средства, кроме развода судебным порядком или удаления по миролюбивому соглашению, хотя пятно тем не изглаживается. Во всех других случаях развод есть дело, требующее большой осторожности. Супруги, многие годы жившие вместе, вряд ли могут сделать сей шаг, не потеряв с обеих сторон в общем мнении. Супруги, имеющие детей, никогда не могут развестись без вредных последствий для образования и благополучия своих детей. И потому, ежели малая хотя есть возможность при благоразумном и осторожном поведении ужиться вместе, то переноси, страдай и терпи, но избегай гласности и явного соблазна!

Можно ли правила эти применять к супружествам

между знатными и богатыми особами?

Все сии правила можно, однако, применить только к людям среднего состояния. Знатные и богатые люди редко умеют чувствовать семейное счастье, обыкновенно живут на чужой ноге со своими супругами и потому не имеют надобности в других правилах, кроме предписываемых утонченным воспитанием. А так как у них есть и своя особая нравственность, то в главе сей они, без сомнения, мало найдут для себя полезного.

1788 г.

Перевод: 1820–1823 гг.

Жизнь в свете, дома и при дворе: правила этикета, предназначенные для высших слоев России

Под знанием света разумеется знание светских обычаев и вежливости, и хотя по этому вопросу было написано немало руководств, все-таки о нем остается сказать еще много если не нового, то, по крайней мере, полезного.

Знание света предписывает различные законы различным положениям, возрастам, полу; законы эти не одинаковы для светской дамы и мещанки, для юноши и старика, для молодого человека и молодой девушки.

Что у одних было бы верхом светских приличий, казалось бы верхом грубости у других, – а мы не должны забывать, что знание света соединяет обычаи с вежливостью.

Великие умы утверждают, будто знание света исходит из сердца и не нуждается в подчинении правилам, что изящество, достоинство, хорошие манеры врожденны у лиц хорошего общества, и вам часто приходится выслушивать дерзкое замечание, что вы никогда не приобретете этих качеств по желанию, если не обладаете ими произвольно, по праву рождения. Подобные речи – оскорбление и гнусная лесть, так как рассудок подскажет вам, что нечего стараться приобрести уже имеемое, или же скромность внушит вам смиренную безнадежность. Без сомнения, известная доля такта, здравого смысла и чувства многим заменяет знание светских правил, и часто мы удивляемся соблюдению приличий людьми, от которых всего менее этого ожидали; три упомянутых выше качества как бы подсказывают, как поступать, и предотвращают положительное нарушение светского декорума. Такое свойство можно назвать просто чуткостью натуры.

Сердце учит нас сострадать несчастьям ближних и относиться к ним с добротой, как бы мы сами поставлены ни были, – это знание света; здравый смысл убеждает нас уважать заслугу, какое бы место в обществе она ни занимала, – это вежливость; такт подсказывает нам, когда мы должны прощаться, чтобы не показаться навязчивыми, – это подчинение светским законам.

Но как не все принадлежат к исключительным натурам, не все обладают тактом, здравым смыслом и чувством – то лучше смиренно следовать известным, установленным правилам. К тому же, обладая прекраснейшим сердцем, можно в то же время не знать, какой угол визитной карточки нужно загибать в знак соболезнования и какой – в знак благодарности!

Было бы, однако, ошибкой думать, что необходимо подчиняться малейшим правилам этикета и что не соблюдающие этих правил заслуживают презрения. К самим себе мы должны быть строги и точно придерживаться вежливости, предупредительности и т. п. в сношениях с нашими ближними, а относительно этих последних, наоборот, оказывать величайшую снисходительность; нужно помнить, что многие грешат не намеренно, а по незнанию, и оскорбляющиеся несоблюдением приличий в других показывают еще меньше такта, чем сами обвиняемые.

Нужно также уметь избегать мелочных правил этикета, могущих стеснить хозяев дома, непременно соблюдая относительно их величайшую вежливость.

Постоянное заключение в кругу общественного церемониала охлаждает короткие отношения; следует, однако, строго соблюдать известные оттенки, предоставляя хозяевам дома больше свободы, нежели самим себе.

Прежде чем перейти к изложению условий жизни в свете дома и при дворе, мы скажем несколько слов о такте, вежливости, приличиях и обычаях.

«Вежливость для ума то же, что красота для лица», – сказал Вольтер.

Лабрюйер[9]9
  Жан де Лабрюйер (1645–1696) – французский моралист.


[Закрыть] прибавляет, что «нужно обладать весьма выдающимися качествами для того, чтобы не нуждаться в вежливости».

Вежливость заключает в себе все общественные добродетели, необходимые нам для того, чтобы быть полезными и приятными окружающим. Она обязательна в светских так же, как в деловых и вообще в жизненных отношениях. Без нее всякие сношения с людьми становятся невозможными. Вежливость смягчает нравы, предупреждает ссоры, усмиряет раздражение и ненависть, заставляя нас сдерживаться; благодаря ей мы приобретаем любовь высших и уважение низших.

Она же заменяет приветливость, если, к несчастью, мы лишены этого достоинства.

Вежливость – ни качество, ни добродетель, – это свойство, которому мы научаемся и которому должны научить наших детей, так же как научаемся правильно говорить и одеваться со вкусом. Не есть ли вежливость форма, в которую мы облекаем наши поступки?

Существует врожденная вежливость сердца, которой нельзя научиться, но, повторяем, мы обращаемся не к избранным натурам, не нуждающимся в руководителе, а к обыкновенным смертным, обладающим человеческими слабостями, как равнодушие, легкомыслие и т. д.

Вежливость относительно низших есть признак действительного превосходства и лучший способ заставить и их быть вежливыми.

Вежливость черпает правила из светских обычаев.

Ее нужно внушать ребенку с самого нежного возраста для того, чтобы позже она не сделалась лицемерной; преувеличенная вежливость может стать оскорблением для того, к кому она относится, и низостью со стороны оказывающего ее. Все неискреннее неестественно и более или менее преувеличено.

Такт есть одно из важнейших условий света. Как и многое другое, такт может быть выработан, и не нужно отчаиваться, если он – не прирожденное качество. Его приобретают через размышление и наблюдение; эти два акта ведут к составлению суждения и к распознаванию – отсюда рождается такт.

Тогда уже не трудно сделаться всеми любимым и уважаемым, никого не обижая, всякому оказывая расположение, и, не обладая большим умом, прослыть прекрасно воспитанной и милой особой. Такт и рассудительность во многих случаях заменяют образование и даже сердце.

Кстати сделанный подарок, своевременно сказанная любезность всегда имеют двойную цену; наоборот, будучи неуместны, они теряют всякое значение.

Нужно признаться, что обладающий в высшей степени знанием света и приличия не только бывает человеком изящным, достойным, вежливым, но он в то же время терпелив, снисходителен, доброжелателен к низшим, почтителен к высшим, он чувствителен, он не оскорбляет никого никогда. Женщина, обладающая этим знанием, всегда пользуется хорошей репутацией, никогда не нарушает приличий, не заставляет говорить о себе. У нее есть подруги, и что еще больше – друзья, она умеет воспитывать своих детей, дом ее мирен, спокоен, порядочен, ей незачем быть молодой и красивой, она всегда изящна и невольно очаровывает всех, кто к ней приближается.

Трудно установить неизменные правила для различных обстоятельств жизни, так как образ действий часто зависит от положения, в котором находятся люди.

Непозволительное в одном случае будет прилично в другом, сообразно личностям, возрасту, положению и обстановке.

Обстоятельства управляют поступками.

Иногда следует поступать сообразно строжайшему этикету, иногда же сердце и здравый смысл бывают лучшими советниками.

Такт глава всему: обладая им, всегда найдешь исход из затруднений.

Такт не совершенно то же, что здравый смысл, хотя он вытекает из этого последнего, – это утонченное чувство как бы второго зрения, указывающее, где и когда нужно остановиться, что неприлично оказать и что, напротив, произведет приятное впечатление на собеседника.

Такт подсказывает, как следует одеваться в различных случаях: брильянты приличны для посещения подруги, которая гордится вами, скромный туалет необходим для визита к той, которая любит первенствовать. Есть множество почти неуловимых оттенков, которые такт учит подмечать, образуя прелестнейший характер в домашней и общественной жизни.

Есть личности с золотым сердцем и множеством достоинств, но в то же время до крайности неловкие. Прибавим, что по большей части они имеют достаточно проницательности, чтобы заметить свою неловкость, когда уже поздно, и, стараясь поправить ошибку, еще больше увеличивают ее.

Такие личности непременно умудрятся коснуться вашей чувствительной струны, их точно магнитом притягивает к больному месту, тщательно скрываемому от постороннего взора.

Несмотря на все усилия избежать этого, они не могут удержаться. При посещении больного, с намерением сделать приятное, они непременно заговорят о другом пациенте, умершем от такой же болезни. Мы были свидетелями разговора двух дам в весьма прилично, но не богато меблированной гостиной; на потолке не было люстры, и молодая хозяйка дома мечтала о том дне, в который она купит люстру на сбереженные деньги. Посетительница, весьма желавшая угодить молодой женщине и даже имевшая в этом большой интерес, не нашла заметить ничего лучшего, как то, что люстра на потолке необходима.

Кто из нас не знает подобных болтунов? Беднякам они говорят о богатстве соседа, неудачникам – об обидных успехах соперников, больным – об удовольствиях, недоступных им, или же о дурном течении их болезни. При малейших обстоятельствах жизни у них всегда найдутся неуместные и обидные слова, напоминание о том, что желательно забыть.

Иногда их хочется назвать злыми людьми; ничуть не бывало: они только неловки и неделикатны. У злых часто больше такта; по крайней мере, тем можно возражать и платить той же монетой. Перед бестактными мы бессильны. Они всегда являются некстати и не уходят вовремя; их недостаток сообразительности иногда причиняет большие неприятности. Бестактные никогда не знают, как поступать; они колеблются и всегда делают еще хуже. Привожу весьма невинный пример. Одна мать, светская женщина, сочла нужным внушить своей дочери, что следует избегать разговора с глазу на глаз с молодыми людьми. Однажды близкий товарищ ее брата вошел в комнату, где молодая девушка сидела с подругой, поджидая возвращения с прогулки своей матери. Через несколько минут подруга встала, чтобы принести что-то из соседней комнаты. «Погодите, я пойду с вами», – тотчас же произнесла молодая девушка, таким образом неловко выражая нежелание остаться одной с молодым человеком.

Это была преувеличенная скромность, и молодой человек имел право оскорбиться. Скоро после того, как девушка вернулась в гостиную, дочь хозяйки дома сама была вызвана для чего-то прислугой и вышла, оставив подругу одну – вторая бестактность, так как, по ее мнению, это было неприлично! Подруга нашлась, села за рояль и начала играть, чтобы избегнуть разговора, грозившего прерваться неприятным молчанием, и занималась музыкой до появления хозяйки дома. Та же молодая девушка, в подобном же случае, призывала свою горничную, чтобы иметь при себе третье лицо; она, очевидно, не умела применяться к обстоятельствам.

Есть характеры, оделенные врожденным тактом, и нужно признаться, что одно это качество делает их общество крайне приятным. Множество недостатков прощаются им; они никогда не затрагивают больного места, но, напротив, избирают приятные предметы, останавливаются вовремя в похвалах, не переходя в лесть или банальность, так же как в порицании, не становясь ни жестокими, ни злыми. Часто они говорят гораздо смелее, нежели другие, но они умеют выбрать подходящее время и выражение.

Подобные личности не знают затруднений; они всегда выпутываются из самых неловких положений. Их такт и деликатность слывут за доброту, не будучи ею… но ведь в жизни так часто довольствуются одной наружностью!

Портрет Елизаветы Трубецкой.

Ф. К. Винтерхальтер. 1857 г.

Да и почему не допустить, что такт исходит из сердца, которое есть источник всех деликатных чувств?

В свете такт служит громадным ресурсом; он один может далеко повести человека: но не следует, однако, полагать, что такт не нужен в кругу семейства.

Такт, как чувство, невозможно определить, это нечто неуловимое. Поэтому грубые характеры не замечают его, и только избранные впечатлительные натуры знают ему цену.

Иногда такт дается в удел человеку без образования и состояния, и в то же время лишены его бывают лица, поставленные весьма высоко.

Такт указывает, кому из посетителей вашей гостиной надо отдавать почет, какую любезность сказать каждому из них; такт удваивает цену милостыни и привета, лишает насмешку ядовитости и смягчает упрек. С тактом можно позволить себе почти все, можно почти все сказать и написать.

Такт и сообразительность – близнецы и почти неразлучны. Сообразительность распространяется более широко, касаясь важнейших предметов. Такт ограничивается более личной областью.