Текст книги "Воспоминания о С. Н. Рерихе. Сборник, посвященный 100-летию со дня рождения С. Н. Рериха"

Из живого человека трудно или просто невозможно сделать ангела или сочинить о нем красивый миф. Это мертвые все сносят, а живой может разрушить созданное о нем представление. И этого никогда живым не прощают. В этом был драматизм положения Святослава Николаевича. Его критиковали те, которые не знали толком ни его самого, ни обстоятельств его жизни. Они искажали его слова, неверно трактовали поступки, а временами просто клеветали, приписывая то, что ему было совершенно несвойственно. Они писали ему письма, ездили в Бангалор, стараясь убедить в неправильности каких-то действий, отрицали правомерность принятых им решений. И, даже давая интервью в газетах, стремились заставить его поступить так, как хочется им. Сказано: «нет пророка в своем отечестве», нет его и в нашем времени…

В беседах со мной он часто возвращался к родителям и старшему брату. Говорил о самом сокровенном, что несли они в себе. Вся семья представляла собой единое духовное явление, что встречается крайне редко в нашей обычной жизни. Он был неотъемлемой частью этой семьи, отражал в себе, как в ясном зеркале, каждого из остальных. Вся семья представляла собой уникальную голограмму, которую нельзя было, как и реальную голограмму, разбить на отдельные части. Каждая такая часть будет нести целостное изображение. Так и семья Рерихов, каждый из них нес в себе четверых – их задачи, их эволюционную миссию и их творчество.

Святослав Николаевич был последним, кто старался передать память и дать представление о них людям, с которыми встречался и которым доверял. Своего отца Николая Константиновича он называл художником жизни и вкладывал в эти слова самый высокий смысл. Будучи связан с Николаем Константиновичем тесными сыновними узами, он время от времени заставлял себя как бы отойти на какое-то расстояние от его царственной фигуры, чтобы оценить величие, которое тот нес в себе как человек, художник, ученый и мыслитель. И эта отстраненность рождала у Святослава Николаевича точные и яркие слова, определяющие суть Великого человека.

«Пройдет еще много лет, – писал он, – прежде чем всесторонне будет оценен вклад Николая Константиновича в сокровищницу культуры человечества и его глубокое провидение в будущее. Его книги заключают в себе самые замечательные мысли, объединяющие мечты и чаяния всех народов всех стран. Но все это еще дело будущего»[14]14
  Рерих С. Н. Стремиться к Прекрасному. С. 74.


[Закрыть]. И в этой оценке нет преувеличения. Действительно, и Николай Константинович, и вся семья Рерихов работали на Будущее, на будущую эволюцию, на те процессы, которые еще только формировались в глубинах Космоса, чтобы потом проявиться на орбите нового витка Космической эволюции.

Осмысливая общечеловеческое значение творчества отца, Святослав Николаевич отмечал одну его важную черту – тесную связь с Россией, подлинный его патриотизм и непреходящую любовь к Родине. Он не принимал мнения ряда русских художников и искусствоведов, особенно распространенного в 1980–1990-е годы, что русским художником можно считать Николая Константиновича только до поездки его в Индию. После этого он таковым не считался. Помню, в один из моих визитов в Бангалор Святослав Николаевич пригласил в загородное имение и там показал мне удивительные, прекрасные картины отца. Многих из них я еще не знала. Мы сидели в мастерской, и двое слуг бережно ставили на мольберт одну за другой картины Николая Константиновича, написанные в Индии. Мне до сих пор трудно забыть то потрясшее меня впечатление от этих произведений, их глубокой красоты, именно глубокой, – другого слова для нее не было, – от озаряющих красок, музыки света, которая звучала с каждого полотна.

– Ну как? – спросил Святослав Николаевич.

И я поняла, что и он находился, не знаю который раз, под волшебным воздействием этих полотен.

– У меня нет слов, – ответила я.

– Вы знаете, и у меня не было слов каждый раз, когда я видел новую картину Николая Константиновича. А кстати, – загадочно улыбаясь, спросил он, – смогли бы вы, не зная, чьей кисти принадлежат эти картины, определить национальность художника?

Вопрос был столь неожидан, что я не смогла сразу на него ответить. Мне и в голову не приходило искать в этих картинах какие-то признаки национальности их автора. Святослав Николаевич, видя мое затруднение, пояснил:

– Это важный вопрос, по крайней мере для меня. Можно ли это считать русской живописью?

– А как вы думаете? – спросила я.

Он как-то задумчиво посмотрел на меня и сказал:

– Конечно, можно.

– Почему? – спросила я.

– Давайте посидим еще перед этими картинами и ответим на этот вопрос.

Мы посидели, и через какое-то время я поняла, что передо мной действительно картины русского художника. Кроме своеобразия стиля и формы, от картин шла эманация, если можно так сказать, неощутимая, но вполне реальная. Определить эту эманацию своими словами я не смогла. Но вдруг на память пришел Пушкин – «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет». И я сказала эти слова Святославу Николаевичу. И он как-то весь преобразился и, я бы сказала, засветился.

– Ах, как хорошо сказал Пушкин! – воскликнул он. – «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет». Ну, а теперь идемте ужинать, а после ужина продолжим.

Потом, некоторое время спустя, я поняла всю серьезность заданного мне Святославом Николаевичем вопроса. Осмысливая общечеловеческое творчество отца, он считал важнейшей чертой этого творчества тесную связь с Россией и непреходящую любовь великого художника к своей Родине. То, что Рерихи были русскими, тоже, по всей видимости, не было случайным: Русь – Индия встает огненным сполохом над их судьбой. Русь – Индия – не только как историческое и культурное понятие, но и как энергетическое, суть которого раскрывает эволюционную тайну такого сочетания. «Русь – Индия, два магнита, два устоя», – писал Николай Константинович, имея в виду их роль для будущего планеты. Культура той и другой страны носит синтетический характер и включает в себя самые различные элементы мировой культуры. Изначально обе культуры имели общий источник. И в течение ряда веков существовало малообъяснимое тяготение их друг к другу. Если Индия являлась как бы энергетическим полюсом древнего мира, где зародились новый вид человечества и его новая духовно-энергетическая система, то Россия, расположенная на соединении Востока и Запада, в преддверии нового эволюционного витка и формирования в нем нового человечества, принимает в наше время энергетическую эстафету от Индии. Без энергетического поля индийской культуры не сформируется новый энергетический полюс в России. Одно без другого не сложится, одно без другого существовать не сможет. Новая энергетика вырастает из старой, используя то необходимое, что было наработано старым центром.

Так же как и остальные Рерихи, Святослав Николаевич любил Россию, был очарован ее культурой, убежден в высокой миссии страны. Он всегда верил в ее будущее и всегда ощущал как свою Родину, которую он покинул двенадцатилетним мальчиком. Его высказывания о России глубоки и точны. Мне хочется привести несколько из них.

«Я всегда верил, – говорил он, – что России предопределена особая, исключительная роль. В России сошлись Восток и Запад. А потом ее размеры, географическое положение. Все это чрезвычайно важно»[15]15
  Рерих С. Н. Стремиться к Прекрасному. С. 117.


[Закрыть].

«России предопределена великая, по существу космическая роль на Земле»[16]16
  Рерих С. Н. Стремиться к Прекрасному. С. 113.


[Закрыть].

И еще: «Россия – это пространство будущего»[17]17
  Там же.


[Закрыть]. Он считал Россию страной эволюционной энергетики, сложившейся в течение многих веков на ее великих просторах. Ее избрала сама эволюция, не освободив ни от трудностей, ни от препятствий, ни от страданий, ни от всякого рода противостояний и конфликтов.

Живя многие годы в Индии, Рерихи работали на Россию, России они завещали свое творческое наследие. Младший из них, Святослав Николаевич, завершил эту работу и завещал похоронить себя в России, в городе, где родился, где ходил в гимназию и сделал первые свои рисунки. Город этот носил имя Санкт-Петербург, потом Петроград, Ленинград и теперь снова Санкт-Петербург. Его смерть и похороны были завершающей драмой его жизни. Воля последнего из Рерихов не была выполнена, ибо в последний момент оказалась в зависимости от нечестных и корыстных людей и чиновников, не способных принять смелое и справедливое решение. Я не буду подробно останавливаться на этих событиях, свидетелем которых была. Об этом есть немало публикаций, и сама я об этом уже писала и говорила. Все началось в Москве в конце января 1993 года звонком секретаря Рерихов и закончилось могилой Святослава Николаевича в Индии, в его загородном имении. Для меня это были дни, наполненные горечью утраты и отчаянием – нарушена воля покойного. Это были дни, когда я видела его в последний раз. Сначала в госпитале в бессознательном состоянии, а затем уже мертвым, лежащим на больничной каталке, в своем парадном светло-кремовом костюме. Лицо его, успокоившееся после боли, помолодело и стало каким-то ясным и казалось еще живым. Я коснулась его лба, он был еще теплым, как будто все, что с ним случилось полчаса назад, было неправдой. Казалось, что он сейчас откроет глаза и спросит: «Почему вы все здесь стоите?» Но этого не произошло. Через день была гражданская панихида в «Читракала Паришад», в Бангалорской академии художеств, которую создал и финансово поддерживал Святослав Николаевич. Гроб поставили в одном из выставочных залов. У изголовья повесили его картину «Господом Твоим». Индийский государственный флаг и Знамя Мира свешивались с гроба. Приехал главный министр штата Карнатака, присутствовало несколько наших чиновников, включая посла России. Несколько часов шла у гроба длинная очередь. Когда прощание закончилось и люди разошлись, Девику Рани приподняли над гробом, чтобы она простилась с мужем. Но она молча смотрела куда-то в сторону, прощаться не стала и попросила поставить на пол. У меня создалось впечатление, что у нее что-то сдвинулось и, возможно, она не очень понимала происходящее. Был уже конец дня, когда от «Читракала Паришад» отъехал катафалк в сопровождении целого эскорта машин. Все боялись, что не доедут до имения засветло. Катафалк увеличил скорость и несся, подпрыгивая на ухабах плохой загородной дороги. Потом гроб долго и неловко опускали в свежевырытую могилу. Я бросила комок земли, и на ладони остались красноватые следы от тропического краснозема. Отделение индийских солдат отсалютовало из старинных ружей, тем самым подтвердив государственный уровень похорон. На следующий день я улетела в Дели, чтобы захватить московский рейс. Уже в самолете я стала осознавать случившееся и поняла, что видела Святослава Николаевича в последний раз и что больше я ни живого, ни мертвого его не увижу…

Людмила Шапошникова. 06.05.2004 г. Москва

Он верил во все Прекрасное

В январе 1984 года Национальная академия наук Индии отмечала золотой юбилей – 50-летие со дня основания. Мы с женою были командированы в Дели как представители Академии наук СССР для участия в торжественном заседании по этому случаю, вручения поздравительных адресов и памятных подарков.

Святослав Николаевич также прилетел на это торжественное заседание из Бангалора, и в Дели состоялись наши первые встречи с ним. Однако они носили беглый характер и происходили в присутствии других людей.

Запомнилась величественная осанка, умные выразительные глаза и чистая русская речь без каких бы то ни было вульгаризмов, свойственных современному русскому языку. Святослав Николаевич приглашал приехать к нему в Бангалор для переговоров о судьбе усадьбы в Кулу и об обработке коллекций, собранных его отцом в Тибете и в Гималаях.

Этим приглашением нам удалось воспользоваться в конце следующего 1985 года, когда мы с женой снова были командированы в Индию для установления связей с некоторыми научными учреждениями этой страны. Командировка предусматривала посещение Бангалора. В этом городе, в благодатном по климатическим условиям районе на юге Индии существует своя провинциальная академия наук с шестнадцатью институтами по разным разделам естествознания. Там же находятся независимый от этой академии крупный Физический институт имени Чандрасемара Рамана и Правление общества геологов Индии.

Святослав Николаевич имел в Бангалоре небольшой дом, но проживал не в нем, а в своем поместье в 18 км к востоку от города. На следующее утро после окончания переговоров в научных учреждениях мы созвонились с ним, он прислал за нами машину, и уже около 11 часов мы были встречены им и Девикой Рани, которую увидели впервые. Прежде чем что-нибудь показывать, Святослав Николаевич «набросился» на нас с расспросами о том, что происходит в России. К этому времени уже началась перестройка, и его очень интересовало, что это такое, что за человек М. С. Горбачев и что с Россией будет дальше. Боюсь, что мы его разочаровали, потому что сами были недостаточно компетентны для ответа на его вопросы, но тогда мы все надеялись на лучшее, и эту надежду старались внушить ему.

А Святослав Николаевич во время беседы несколько раз повторял: «Ведь я русский человек, и то, что происходит в России, волнует меня гораздо больше, чем все здешние религиозные и национальные распри».

Потом разговор зашел о небольшом имении Рерихов на севере Индии в Кулу (штат Пенджаб), где жил и умер отец Святослава Николаевича, художник Николай Рерих. По этому вопросу не удалось ни о чем договориться. Святослав Николаевич рассказал, что он уже не раз сообщал нашему послу в Индии о своем желании продать за недорогую цену это имение правительству СССР или любому солидному научному учреждению нашей страны, и удивлялся, почему на это предложение нет ответа. А я перед этим разговаривал в нашем посольстве и с секретарем департамента охраны природы Индии академиком Хошу. Они мне объяснили, что продажа какого-либо участка земли близ границы Индии другому государству невозможна и что они предлагали Святославу Николаевичу продать имение этому департаменту для создания в нем и вокруг него биосферного заповедника, в котором смогут работать и советские ученые.

Я напомнил Святославу Николаевичу об этих предложениях, но он возразил, что индийские учреждения «только обещают, но ничего не делают» и что, если не хочет Россия, он будет вести переговоры с правительством Болгарии.

Надо сказать, что перед нами у Святослава Николаевича была дочь Тодора Живкова, Председателя Государственного совета Болгарии, которая заводила с ним какой-то разговор о создании в Кулу болгарского научного центра.

Потом (после легкого завтрака) Святослав Николаевич повел нас в свою мастерскую и с помощью слуги стал показывать одну за другой картины, десятки которых стояли прислоненные к стене. При этом он выразил сожаление, что в Индии спроса на его картины почти нет, и говорил, что своим благосостоянием он обязан не им, а обширной плантации мексиканских эфироносных деревьев, из плодов которых выжимают сок, покупаемый французскими парфюмерными фирмами.

Картины Святослава Николаевича и там, и позднее на выставках в Москве производили неизгладимое впечатление. Он, несомненно, великий художник, причем, в отличие от отца, тоже великого художника, он замечательный портретист. О Рерихах как художниках надо говорить, конечно, не мне, а искусствоведу. Я же могу только сказать, что портреты Святослава Николаевича Рериха необычайно психологичны. Глядя на них, видишь не только внешний облик, но и душу человека. И не случайно именно ему, а не какому-нибудь индийскому художнику правительство Индии заказывало портреты Джавахарлала Неру, а потом Индиры Ганди, которые украшают стены зала заседаний Парламента в Дели.

Однако Святослав Николаевич писал не только портреты. Большая серия его великолепных картин посвящена природе и быту народа южной Индии. Нам, северянам, краски этих картин кажутся слишком яркими, а переходы между ними слишком резкими. Нашему глазу привычнее более мягкие, приглушенные тона. Надо сказать, что в Индии, особенно на юге этой страны, краски природы и одежд действительно очень яркие, а небо под вечер действительно бывает не блекло-голубым, а таким же оранжевым, как на некоторых картинах Святослава Николаевича.

Сидя перед мольбертом, на котором чередовались его картины, и позднее в столовой, Святослав Николаевич почти не вспоминал о детстве в России и о Кулу, но много и охотно рассказывал о своей жизни в Бангалоре. Например, помню рассказ, говорящий о его пантеистических чувствах.

С востока к имению примыкает лес, в котором обитают различные животные, в том числе большое стадо диких слонов. Однажды на рассвете люди были разбужены громким трубным ревом. Оказывается, на окраине усадьбы в колодец провалился слоненок, а вокруг собрались взрослые слоны и ревут, как бы призывая на помощь. Увидев подходивших Святослава Николаевича и рабочих плантации, слоны отошли и остановились в сотне метров, настороженно наблюдая, что будет дальше. Когда они поняли, что люди не причиняют слоненку зла, то подошли поближе. Рабочие помогли слоненку вылезти, и он побежал к своим. Животные подняли хоботы, протрубили благодарность людям и вместе с малышом удалились в лес.

Девика Рани гадала по линиям руки моей жене и мне, предсказывая не очень точно наше будущее. Святослав Николаевич говорил, что он верит в хиромантию и сам пробовал гадать. Но еще больше, говорил он, я верю во все прекрасное.

На следующее утро он заехал за нами в гостиницу и повел в организуемый им художественный музей. Не знаю, что представляет собою он сейчас, но тогда это был еще не музей, а музейный склад, в котором хранилось много украшений из слоновой кости, полотен на шелке с изображением мифических сцен из Рамаяны, знамен и стягов, подобных нашим хоругвям. Там же в музее Святослав Николаевич представил нам нескольких учеников художественной школы, которые обучались за его счет.

После этих двух дней, проведенных в тесном общении со Святославом Николаевичем, мне удалось побывать в Бангалоре еще два раза.

В 1987 году началась подготовка к заключению соглашения о совместных научных исследованиях между Академией наук СССР и Департаментом науки и технологий Индии. Я тогда работал вице-президентом нашей Академии наук, и мне было поручено объехать главные научные центры Индии с целью выяснить возможную тематику таких совместных исследований. Побывал я и в Бангалорской академии наук, а потом заехал в усадьбу Святослава Николаевича. Визит был краток, и разговоры шли преимущественно о переменах в России.

Святослав Николаевич не любил слова СССР и еще до распада Советского Союза обычно называл нашу страну Россией.

Надо сказать, что в этот приезд он очень помог мне. На следующее утро Святослав Николаевич посетил дом для приезжих ученых, в котором я остановился, и застал меня в некотором смятении. Мне надо было попасть из Бангалора в Хайдарабад для переговоров в Национальном геофизическом институте, а нужного мне воздушного рейса в этот день не было, но в транспортном агентстве мне сообщили, что вечером будет самолет в Хайдарабад из Мадраса. Святослав Николаевич предоставил мне машину, на которой я немедленно выехал в Мадрас. Это была очень интересная поездка, которая позволила мне познакомиться с природой и сельским населением южной Индии. А поздно вечером я оказался уже в Хайдарабаде.

В октябре 1988 года в Дели вылетела большая делегация советских ученых во главе с президентом Академии наук СССР Г. И. Марчуком для подписания соглашения о совместных научных исследованиях. В составе делегации были я и моя жена. После заседаний в Дели и подписания соглашения мы еще раз побывали в Бангалоре у Святослава Николаевича. Он выражал искреннюю радость по поводу установления тесных научных связей между нашими странами.

Александр Яншин. 29 января 1994 г. Москва

Идеал духовного человека

Познакомилась я со Святославом Николаевичем в Москве у его брата Юрия Николаевича Рериха. К Юрию Николаевичу попала благодаря Павлу Федоровичу Беликову. Затем Девика Рани стала приглашать меня на различные встречи со Святославом Николаевичем. Мои записи – больше воспоминания свидетеля, нежели воспоминания о личном общении.

В течение тридцати лет время от времени я имела возможность видеться со Святославом Николаевичем и Девикой Рани, когда они приезжали в Москву и Ленинград. При каждом удобном случае я стенографировала беседы с друзьями и посетителями или официальные выступления Святослава Николаевича. Часть стенограмм опубликована в МЦР (Рерих С. Н. Стремиться к Прекрасному. М., 1993). Теперь они помогают нам лучше понять мудрость этого великого Человека. Всегда очень просто рассказывал он, как искал и находил счастье в радости, в поиске Красоты везде. Его девизом были слова: «Будем всегда стремиться к Прекрасному». Он хотел, чтобы Красота вошла в жизнь каждого человека как великое ведущее основание.

На каждой выставке Святослав Николаевич, как правило, ежедневно общался со зрителями утром и вечером. Стоило только ему войти в зал, как люди мгновенно устремлялись к нему, тесня друг друга. Плотно окруженный ими, ходил он от картины к картине и отвечал на бесконечные вопросы. Как-то раз одна девушка придирчиво спросила: «Как же это, стремиться к Прекрасному?» Святослав Николаевич ласково посмотрел на нее и сказал: «Начнем с того, что Вы пришьете вот эту пуговичку!» И он пальцем слегка дотронулся до болтавшейся на ее кофте пуговички. Девушка покраснела и тут же исчезла.

Великим праздником не только в моей жизни, но и в жизни тысяч и тысяч людей была первая персональная выставка художника Святослава Рериха в мае 1960 года в Москве и в июне в Ленинграде. Люди делились радостью друг с другом прямо на выставке и высказывали свой восторг и непосредственно Святославу Николаевичу, и в книгах отзывов, и в письмах в музей или гостиницу. Все были в восхищении от его картин, в которых открывалась нам далекая экзотическая Индия с ее людьми и природой, от красоты его супруги Девики Рани. Всех очаровали благородная простота в обращении, аристократическая внешность самого Святослава Николаевича, глубина его суждений и то, что он, несмотря на многие годы, проведенные вне России, остался истинно русским – сохранил лучшие национальные черты и полноценную речь урожденного петербуржца.

Однажды в 1960 году в Ленинграде на выставке картин Святослава Рериха в Эрмитаже, находясь рядом с художником, я отпрянула в изумлении. Юная, полная сил смуглая индийская девушка бросилась в ноги к Святославу Николаевичу. Он немедленно ее поднял. И она темпераментно стала выражать восторг перед мудростью Святослава Николаевича. Она воскликнула, что так рассказать о ее родине может только Великий Гуру! Потом оказалось, что это была студентка Ленинградского университета, приехавшая изучать русский язык из Тамилнада. Так я узнала о бытующем в Индии обычае «брать прах у ног Учителя». Девика Рани рассказала мне тогда, как в январе на этой же выставке в Дели было настоящее паломничество. Люди приходили и из далеких провинций, часами сидели в галерее и вокруг нее и так же стремились брать прах у ног Святослава Николаевича, как эта девушка.

В моем детстве, а родилась я в Эстонии в 1931 году, был духовный авторитет – владыка Павел, архиепископ. Он был похож на Николая Чудотворца и по своим делам, и по облику. Внешне суровый, но добродетельный и справедливый. Этот идеал духовного человека воскрес для меня в лице Святослава Николаевича. Он стал таким же источником духовной радости и веры, Вестником Высшего Мира, как владыка Павел, как Юрий Николаевич. Его благородное влияние на людей сказывалось немедленно. Люди стремились к нему как к служителю Прекрасного, чувствуя в нем душевность, сердечную чистоту, мудрость знания, самоотверженность. Я никогда не воспринимала Святослава Николаевича как человека светского, хотя поведение его в этом смысле было безукоризненно. Величественным был весь его облик: стройная осанка, внимательный взгляд, немногословность, спокойствие, внутренняя сосредоточенность и постоянное предстояние перед чем-то для меня недоступно возвышенным. Его пристальный взгляд вызывал во мне безотчетный страх и трепет, а редкий ласковый взор – благоговейную любовь. Я чувствовала, что передо мной все понимающий человек.

Накануне открытия юбилейной выставки в Третьяковской галерее в 1974 году Святослав Николаевич показывал свою экспозицию индийскому послу и его супруге с их окружением. Я ходила на значительном расстоянии и пыталась сфотографировать Святослава Николаевича. Вдруг появилась административная дама и громко потребовала: «Не мешайте человеку показывать картины!» На это я ответила: «Перед нами великий художник!» Святослав Николаевич заметил грубое проявление преданности и так грозно посмотрел в мою сторону, что я до сих пор чувствую его внушительный взгляд и свой стыд. Подобные переживания вблизи Святослава Николаевича всегда становились внутренними событиями моего духовного роста.

Иногда выражение лица Святослава Николаевича очень напоминало портретные черты Николая Константиновича или Юрия Николаевича. Сходство с братом сказывалось даже в его походке, а иногда я улавливала в нем черты русского простолюдина. Видела это неоднократно и при разных обстоятельствах, особенно ярко на прогулке в Петродворце (Петергофе) в июне 1960 года. Погрузившись в размышления, Святослав Николаевич быстро пошел в сторону от фонтанов. Решительная походка напомнила Юрия Николаевича, на лице возникло выражение полного портретного сходства с Николаем Константиновичем. Он исчез в толпе, а Девика Рани шла со мной, как обычно, медленной царственной походкой. Когда Святослав Николаевич возвращался, идя нам навстречу, я впервые заметила в нем совершенно другого человека, эдакого крепкого русского крестьянина, и удивилась тому, как в этом человеке сочетаются одновременно аристократическая утонченность и русская простонародность.

Живопись Святослава Николаевича и его личность для меня нерасторжимы. Все богатство его души выражено в картинах. Любовь к Красоте была для него ведущей силой. Он сам говорил, что стремится передать в живописи свою радость от ощущения Красоты во всем. Святославу Николаевичу удалось выразить и такое сокровенное понятие, как тайна женственности. В портрете Девики Рани на синем фоне, в красном сари, с ветвью кораллового дерева над головою, создан одухотворенный, идеально возвышенный образ женщины, напоминающий икону «Умиление», на которую молился Серафим Саровский.

Как великий художник и гуманист Святослав Николаевич видел суть каждого человека и знал, как помочь. Он понимал и любил людей, независимо от их общественного положения.

Мы знаем серию картин Святослава Николаевича «Мои соседи» из жизни индийских крестьян. Он говорил, что это не только его соседи по месту жительства. Картины надо воспринимать философски: мы все – соседи на Планете!

Любовь Святослава Николаевича к народной жизни выражалась и в его рассказах об этих людях, об их необычных способностях и духовных достижениях. Удивительным чувством красоты и сноровкой обладает, оказывается, самая бедная индийская крестьянка. Для украшения хижины у нее нет никаких средств, кроме золы из очага. Утром она последней уходит на работу в поле. Сначала начисто выметает глиняный пол, берет золу и ловко просеивает ее сквозь пальцы, создавая таким способом неповторимые великолепные ковровые узоры.

Восхищался Святослав Николаевич и изумительной памятью неграмотного народа. На праздничных сходах индийские крестьяне могут часами слушать рассказы друг друга о героях народного эпоса. При этом они не допускают ни малейших неточностей в описании их подвигов.

Святослав Николаевич общался также с известным во всем мире человеком – Саи Бабой, который сам приходил к Святославу Николаевичу. Он рассказал, что Саи Баба не только обладает сверхъестественными способностями. Он человек большой духовности и умеет собой управлять. Саи Баба считает феномены или чудеса, которые он творит, скорейшим путем к сердцу людского множества. Благодаря этому и завоевал свою славу. Однако Саи Баба не единственный такой человек в Индии, просто другие ведут отшельнический образ жизни и не имеют близких отношений с людьми. Они встречаются и на севере, и на юге Индии. Святослав Николаевич сказал, что знает отшельника, живущего неподалеку от его дома в горах, силы которого даже превышают способности Саи Бабы.

Все, о чем рассуждал Святослав Николаевич, всегда было всем нам не только интересно, но и поучительно. Духовные запросы, по его наблюдению, даже у образованных людей оказываются порой очень примитивны. В одном из селений в долине Кулу обосновались хиппи. Группу возглавлял образованнейший швейцарец, который закончил несколько университетов, один из них даже в Японии. Группа обрела свою «теорию духовного озарения». Они совершали вот какой ритуал: приняв наркотики, били в огромный гонг и трубили в огромную трубу изо всех сил, рождая кошмарные звуки и галлюцинации. Швейцарец предлагал и Святославу Николаевичу с Девикой Рани присоединиться к их ритуалу. Позднее, встретив однажды Святослава Николаевича, этот человек сказал, что он теперь абсолютно счастлив. И Святослав Николаевич ответил: «Замечательно! Вот и продолжайте свою “счастливую” жизнь!»

Духовно прекрасная личность Святослава Николаевича сказывалась не только в его облике, но и в удивительной способности говорить о необыкновенном обыкновенным языком. В самых простых словах он открывал людям преобразующий сознание смысл Красоты. Он говорил о Красоте как о совершенстве, к которому стремится вся эволюция мира. Чувство красоты заложено во всей Природе. И человеческое стремление к Красоте исходит из общих глубин всех царств Природы. Это стало для меня откровением.

Люди тянулись к нему как к целителю душ, как к преподобному старцу. Когда некто выразил недовольство по поводу того, что Святослав Николаевич уделил слишком много внимания одной душевнобольной женщине, просидев с ней в кабинете своего гостиничного номера два с лишним часа, он ответил, что врач нужен больному, а здоровый сам справится со своими проблемами[18]18
  «…Не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Матфей, 9: 12). – Ред.


[Закрыть].

Святослав Николаевич больше ориентировал меня на личность Н. К. Рериха и не говорил о подробностях своей личной жизни и творчества. Только со временем я поняла, что Святослав Николаевич считал своим призванием, своим долгом, своей миссией исполнение воли родителей. Этой же цели служило и его искусство.

Смысл жизни для Святослава Николаевича, как и для всей Семьи, заключался в Служении человечеству. Каждый из Четырех нес свой подвиг, свой жертвенный труд. После длительного трудового дня в музее или после официальных выступлений в других местах (в Доме дружбы народов, Доме ученых, Доме кино, Доме писателей и т. д.) каждый вечер допоздна Святослав Николаевич еще и в гостинице со смирением подвижника принимал бесконечных посетителей. Он думал не о себе. Мне пришлось быть одним из немногих свидетелей того, как тяжко было в Москве Юрию Николаевичу и какое личное мужество проявлял Святослав Николаевич после смерти Брата, оказавшись наедине с чудовищем советского партийно-государственного аппарата! Эстафета единоборства с уродливыми представлениями и непредсказуемым поведением власти перешла от Юрия Николаевича к Святославу Николаевичу.