Текст книги "Судьбы 100-летия (сборник)"

Судьбы 100-летия

© Московская городская организация Союза писателей России, 2018

© НП «Литературная Республика», 2018

© Авторы, 2018

Поэзия

Александр Андронов. Москва

 
Деревня, апрель, снег почти что растаял,
Вдали, на лужайке, мальчишка с мячом.
Он там, где посуше, ворота поставил,
Отметив границы у них кирпичом.
 
 
Полез я к нему, через грязь, по дороге,
Вот столб телефонный, динамик на нём.
Сообщение ТАСС, обернулся в тревоге –
И сердце в груди запылало огнём.
 
 
Фамилия русская, Юрий Гагарин!
Он – первый, советский, простой человек.
Летит над Землёю отчаянный парень,
И та от восторга ускорила бег.
 
 
А капли дождя по одёжке стекают,
Бегут пацаны и сосед-хулиган.
К столбу подбежав, с интересом внимают
Тому, что вещает стране Левитан.
 
 
И радость в глазах и не детская гордость,
За то, что живут в этой самой стране…
В далёкой деревне, в далёкие годы
Далёкое счастье мне снится во сне.
 
 
И страшно подумать, что всё только снится,
И много оттуда воды утекло:
Великой страны краснозвёздная птица
Парнишке тому подставляла крыло.
 
 
И грустно представить, что больше не будет,
Ни Юры, ни этого дня, ни страны,
И что не освоили русские люди,
За те полстолетия даже луны…
 
 
Про всё позабыли мы в мире наживы,
Мы даже в футбол разучились играть.
Но праздник, есть праздник. Пока ещё живы,
С достоинством будем его вспоминать!
 

Зарета Ахильгова. Ингушетия

М. Магомаеву посвящается

 
Взошла звезда на небосвод,
Затмив горевших там светил.
Застенчив, ласков и умён,
Себя он сцене посвятил.
 
 
А как над ним горели рампы,
И плакал зритель и вставал!
С восторгом подавали трапы,
Когда куда-то прилетал…
 
 
«Мелодия» звучала в каждом,
И плакали сердца по ней.
Никто не утолит ту жажду,
Как ей же преданный «Орфей».
 
 
Но что случилось? Ты забыт!
Уже не произносят имя!
Куда похоронили стыд?!
В какую бездну его слили?!
 
 
А в это время толстосумы,
И олигархи-тугодумы,
С экранов видят, без очков
Своих бездарных сосунков!
 
 
Пройдут года, и снова встретят
Друзья и недруги тебя.
Твой Юбилей они отметят,
Свой вывод сделав для себя…
 
 
Чтоб злую истину постичь
Крутой мы путь должны пройти.
А чтоб величия достичь,
В забвенье мы должны уйти…
 

Иннокентию Анненскому посвящается

 
Который раз держу перо,
А строчка не идёт.
Вновь Анненский, Среди миров
Лиричностью берёт.
 
 
Его я славлю за любовь,
За красоту и честь.
За то, что ту, среди миров
К светилам смог вознесть.
 
 
Он был не понят в те года,
Не признан как поэт.
Но всё меняется, всегда,
И сборник вышел в свет.
 
 
С какой тоской поёт он оды,
О бедных, нищих у ворот…
Златые строфы, вы в не моды,
Вам не грозит переворот.
 

А. Дементьеву посвящается

 
У нас в народе так заведено,
Каким бы страшным не было бы горе
Мужчинам плакать «не разрешено»,
Хоть сердце разрывается от боли.
 
 
А Вас, Андрей, душой мы понимаем.
Потеря сына очень велика!
И цену горю Вашему мы знаем,
И эта боль осталась навсегда.
 
 
Но Вы-поэт и несравненный Гений!
Красив, умён, талантлив и богат.
Наш диалог лишь в мире сновидений,
Иль в музыке неписанных сонат…
 
 
Живите долго, радуя стихами,
Улыбкой голливудскою своей!
А ингуши гордиться будут Вами,
Родной поэт, Дементьев наш, Андрей!
 

 
Люблю сентябрь – осени начало,
Когда в богатстве цвета деревá.
Кода б чуть грустно музыка звучала,
И от любви кружилась голова.
 
 
Есенинскою Музой была осень.
Он трепетно и нежно её «пел».
Средь тёмных влас была заметна проседь…
В закате солнца вечер багровел.
 
 
Беспутства-час и годы молодые,
Разгульный образ, добрая душа
Его несли по жизни, как гнедые,
У кабаков пристанище ища…
 

 
Вот холодом повеяло опять,
И стали дни теперь ночей короче,
И солнце стало теплоту терять,
Дождь временами голову морочит.
 
 
И опадают яблоки в садах,
Уж налились они осенним соком.
И облепиха расцвела в горах,
И голубая отцвела осока.
 
 
Вода в речушке снова холодеет,
Она совсем не властна над собой.
Над ней рябина гроздьями зардеет,
Она румянцем схожа так с тобой.
 
 
Люблю тебя я, мокрую-сырую,
Люблю туман и тучи в облаках.
Дожди люблю, косые, проливные,
Тоску люблю и грусть в твоих глазах.
 

Валерий Бокарёв. Москва

 
Странно… уважая культуру, её разрушать.
В хвост заход, рой трассирующих…не стрелять!
Не стрелять…
Через небо тире потянулись в кабину.
О, как просто все то, что неотвратимо.
Из горящего выпрыгнуть? – Тренировка на точность,
В перекрестии жизнь кинофильма проще.
Твоя звезда, горя, упала в море.
Жизнь поровну делила свет и горе.
Ярчайший свет, струясь, всё заливал…
И только мессер в небе ликовал.
Он ликовал – ещё Железный крест
Себе на грудь…И жизни чьей-то крест.
Ответственность, ответственность, ответственность!
Откуда ты берёшься, ты, посредственность!?
Сто лет назад – дуэль, и двести лет – дуэль.
Иные времена, но тот же в мыслях хмель.
Мой Бог, откуда этот хмель?!
Прошу вас, берегите нашу вечность!
Её так мало, дни так быстротечны.
А 1000 лет назад – по чертежам мечом.
И каждый: «я тут не причём».
Но кто же. Кто за всё в ответе?
Давно в могилах Адама дети,
Но эти ужасы, казни эти!
Нет, только ты, только ты в ответе!
Когда кабрировал над родиной своей
И ожидал от сполохов удара,
Ты говорил – как много там друзей,
А думал ты – как в жизни смысла мало!
Не верил ты, что солнце – это к горю,
Что смерть твою оно в себе запрячет.
И падал в море… и падал в море!
Слезою падал ты – так Солнце плачет.
 
 
Мокро.
Листья яблони стучатся в окна.
Деревянный пол слегка скрипит.
Одеяло, сверху кошка спит.
Кто-то пробежит по потолку,
С чердака просыплет шелуху.
В комнате темно, не забрался ли вор?
Я прислушаюсь. За дверью разговор,
Поздний чай звенит, несёт покой.
Хорошо когда родные за стеной!
Полдетства с бабушками, каждый год в деревне!
И значит каждый год в пути.
О, сколько сказок и преданий древних
В те годы удалось приобрести!
Но годы шли. Ушедших не догнать.
Я стал делами время возвращать.
Родные, ваша светлая любовь ко мне
Сквозь рой невзгод меня взрастила.
Подобно утренней морской волне,
Я нежно глажу тайны мира.
Другого детства я б себе не захотел.
Я всё прошедшее в своей душе лелею.
Вот только жаль, что иногда болел
И видно потому я всех теперь жалею:
Увижу нищего – отдам все пятаки,
А жаждущему, дам воды напиться.
Не все дела земные велики,
Но каждое однажды пригодится.
Все детства чем-то на моё похожи.
Раскрашивать же их предоставляю вам.
В Лионе, на заре быть может,
Родился как-то мальчик Антуан.
Он рос, как все:
Как все вначале дрался,
Затем мечтать, задумываться стал.
Ночами у камина оставался
И глядя в пламя грезил и мечтал.
Писал стихи, влекло к архитектуре.
Порывом времени в пространство повело.
Увлекся техникой, года учёб минули.
Он лётчик и романтик. Повезло.
Профессия – опасней не придумать.
Летишь и жизнь твоя на волоске.
Но некогда о жизни своей думать
И принимать участие в тоске.
Авария… Разбит и покалечен.
Но небо ждёт, и ты к нему идёшь.
На картах расстоянием отмечен,
Тобой воссозданный, он скоро станет вечен,
Тот курс, который ты берёшь.
Ты так мало писал и так много сказал,
Ты своими руками миры создавал!
Ты, наш мир описав, все плохое убрал,
И от этого ярче и лучше он стал.
Тулуза, Касабланка, форт Сисперос.
Верблюды, бедуины и вражда.
О как тебе людей сдружить хотелось!
Как много ты мечтал, как долго ждал.
Спасался ты, спасался и спасал
И тех, кто в Кордильерах замерзал,
И тех, кто жаждой исходил в песках.
Но билась боль в седеющих висках.
Опять авария. Ливийская пустыня.
Пустыня – в горле крик застынет,
А горло сохнет, нет воды…
На этот раз опять спасёшься ты.
Падаю ниц перед поступью грёз –
Маленький Принц в окружении звёзд!
О эти горы в Гватемале!
Паденье…жив, хотя списали.
Года нужны, залечивать те раны,
Но не сидится дома, объезжаешь страны.
 
 
Над всей Испанией безоблачное небо.
Анархистская треба и фашистская треба.
Человек растоптан и замучен.
Почему так быстро был заучен
Тот урок кровавого насилья?
Лозунгов и виселиц засилье.
Здесь – в фашизме женщин обвиняли,
Там – всех коммунистов вырезали.
Чуть ли не руками разрывали
Плоть живых людей.
И стреляли, без суда стреляли
Всех подряд, и взрослых и детей.
Свалка. Что за мусор здесь сжигают?
Умоляю, и глазам своим не верь!
Из канистры керосином обливают
Трупы только что замученных людей!
Вам мало чумных эпидемий!
Вам мало потопов и войн!
На смерть за свои убежденья.
Какая от общества вонь!
И всюду безответственности лом.
К Европе приближается разгром!
В одной стране коричневая власть.
И эта власть раскроет скоро пасть!
В Европе смех, шампанское рекой…
Ты знаешь, что война не за горой.
Когда кресты над Францией повисли,
Когда от танков над полями дым,
О этот жар и этот ужас мысли,
И логики ответ – не устоим.
Страна хлебов, искусства, виноделья
Погибла от беспечного веселья.
Но навсегда ль? Ты знал – не навсегда!
С надеждою покинул берега.
Штормило.
Слезами брызгали морские воды –
Остатки Франции грузились в пароходы.
Тоскливо.
Чума фашизма виснет над Европой.
Но есть народ, в истории не раз
Европу от захватчиков он спас.
Он явится фашизму катастрофой.
Зима. Снегами переносит вести –
Разбит…в России…под Москвой!
Скопившись, грянуло начало страшной мести
За города, за жизни, за покой.
Россия бьётся, знаешь, трудно ей.
Придите же на помощь побыстрей!
Жуя резинку, парни молодые
Весёлою толпой к Европе плыли.
И многие навеки там застыли.
Но все ж доплыли, выгрузили танки.
Стрельба, разрывы, наступленья, янки.
 
 
Как я много увидел
И как ненавидел!
Эта ненависть желчью окрасила мир.
Как я много предвидел,
Сколько жизней обидел,
Сколько скинул ботинок затертых до дыр.
Я смеюсь над мечтами,
Скучаю часами.
Просыпаюсь ночами. Сижу у огня.
Успокой меня пламя,
Исцели меня камень –
В деспотическом мире не жить мне и дня.
Я как звезды свободен,
Как мечта недоступен.
Я кидаю вам мир, как кидают себя…
Мы не часто находим,
Чаще – просто наступим
И не видя проходим, дорогу браня.
 
 
Ты был больной, ты слишком много бился.
Как сын родной, в Европу вновь явился.
Летать нельзя. А можно ль не летать?
Ты не привык пред жизнью отступать.
И вот – в американском самолете.
Разбег, земля бежит… и вновь в полете!
Путь – Корсика – Судьба. Последний путь.
Ты улетел. Обратно не вернуть.
Лазурно море, бескрайне море.
Курс к континенту – путь на волю.
Но что-то лезло в душу как оса.
Ах – это солнце бьёт в глаза!
Гвоздями боль прошла по телу.
Ты сжал штурвал, сказал «задело».
Так жарко, а вокруг туман.
Ты вглядывался – Францию искал.
У сердца перебой, иль перебой мотора?
А может то и это хором?
Вертлявый мессер где-то здесь, он рядом!
Тебе не до него. Своим прощальным взглядом
Ты Францию в тот миг искал.
Ты звал, о как тогда ты звал!
В кабине дым дышать мешает.
Фонарь отброшен, всё горит.
И самолёт уж сам решает:
Дотянет? Нет, не долетит…
Сент-Экз Марсель увидел в дымке.
Сказал – ну вот…
В последней, ласковой улыбке
Запёкся рот.
И будто матери родимой
Махнул рукой…
Земля, твои сыны ранимы!
Бог, упокой.
 
 
Мы играли в штабы, мы играли в дуэли.
Оцарапали лбы, разодрали колени.
Вроде ночь не одну провели у костра.
Все ушли…Хоть кого-то найду?
Залила пустоту пустота –
Ни души…
Этот вечер проведу я в сквере.
Звезды Принца – маяки в дали.
Этот вечер будет мною вверен
Царствию миров Экзюпери.
 

Екатерина Блынская. Москва

 
Не дорого ль стоит неправда?
Тут можно солгать без ума.
По правую руку Непрядва.
По левую руку Мамай.
Прожгло одиночеством скользким…
Не снять эти швы никогда.
Не тут собирается войско.
Не там напирает орда.
Кем этот вулкан расковырян?
Кто лишний утащит кусок?
Ты дышишь – огромен, всемирен…
Ты умер – до ямки усох.
Ну, что же, кровавая жатва…
По косточке правду ломай!
По правую руку Непрядва.
По левую руку Мамай.
Да где тут возможно такое?
Смешно притворяться своим.
Кто дрогнул, тот слился с толпою,
но, вряд ли остался живым…
А думать сегодня несложно.
Нетрудно ходить по верхам.
Сумеешь? Живи осторожно.
Всемирье своё выдыхай.
 

 
Меняет пространство кисель на слезу
по клетке меня отторгая.
Наверное зная, что перенесу,
что воля не светит другая.
И в том копошении, словно в бреду,
срастаются новые темы,
поверив, что в память уже не придут
те, что выбирают сутемень.
Я, может быть, знаю, откуда расту
и распространяюсь утешно.
По воле всевышней не зная простуд,
не ломана, гнусь, как орешник.
В ветрах первородных размах мой тягуч
и ствол без расколов и трещин.
И пусть в облаках, в электричестве туч,
секира перунова блещет.
Мне лишь бы услышать корявой спиной,
во вретище прячась простое,
как ласково молится дождь ледяной
за нас, умирающих стоя.
 

 
Война и мир прочитаны давно.
В бессмертном списке столько персонажей…
Лежит на камне вящее зерно
и я уже не беспокоюсь даже.
Смирилась с тем, что никому не впрок
и в плесени пушистой глохнет завязь.
Что там, где важен каждый лепесток,
я, может быть, себя не досчитаюсь.
Что я за облака не потянусь
и под землёй путей своих не вижу.
На кровь живую налетает гнус,
всегда желая сильных обездвижить
И потому, что высших степеней
не знаю я, привыкнув жаться с краю,
молюсь равно на крест и орепей
и третьего себе не выбираю.
 

 
Говорила мне мать: не купайся в Почай – реке!
Разве всех перетопчешь змеёнышей? Да ни в жисть!
Раз уж так сложилось…живи себе налегке.
Да своей неприютной родине пригодись.
Ты держись… Хоть таких отчаянных пруд пруди,
пока загнутый нос не распрямишь на сапоге.
Как почуется горе близкое, то иди,
поныряй и поплавай в чёрной Почай – реке.
Если б знала я средство от гадов тебя сберечь,
я брала бы тебя за пятку, кунала в кадь…
Но у нас меж юродивых много ль теперь предтеч?
Даже если и водятся – речь их не разобрать.
…И с тех пор пролетели годы ордой шальной.
И змеёныши лупятся в зарослях лозняка.
Прямоезжей дорогой не ходится мне давно,
всё куда-то Савраска несёт меня в облака…
Не в родню я удался. Морщины на белом лбу…
значит, что-то могу, наверное понимать?
Но покуда последнего змея не пришибу,
я не вспомню о чём меня упреждала мать.
 

 
Были или не были, думали и делали,
а теперь, мне кажется, поросло быльём
рощами и пущами, чёрное и белое,
белое и чёрное бытие моё.
Не бери на понт меня клятой чужестранщиной.
Здесь моё Отечество, у Москвы – реки.
Если я совру тебя – назови обманщицей.
Еду я без голоса. Еду напрямки.
Все мы люди лютые, странные февральские,
но одно мне ведомо: тронешь – обожгу.
С бедами-невзгодами с детства побратались мы.
В боге сомневаемся. Слушаем пургу.
За моё сомнение, Бог меня не жалует.
Всякому сомнению выверен черёд.
Но зато презренную, вредную и шалую
чаще чад умасленных на руки берёт.
И шепчу, шепчу ему в космы убелённые
жалостно, отчаянно, радостно, смешно:
«Учишь ты ходить своё дитятко молёное
зная, что без мудрости верует оно»
И не надо большего. И не надо лишнего.
Грелись все мы, разные, у одной груди,
для того чтоб шёпоты слышать от Всевышнего:
«Хватит ползать, дитятко… Ножками иди…»
 

Евгений Бузни. Москва

100-летию со дня Великой Октябрьской Революции посвящается

 
Тысяча девятьсот семнадцатый –
Земли оглушило слух.
«Авроры» залп, как атомный,
услышал и тот, кто глух.
 
 
И над земною чащей
Пролился свободы свет.
Луч счастья его ярчайший
Увидел и тот, кто слеп.
 
 
То – революции пламя.
То – революции гром.
Выше красное знамя!
Силу пусть видят в нём!
 
 
Власть у крестьян и рабочих.
С трона смели царей,
Но помни – жить если хочешь,
борьбы не кончай своей!
 
 
Революция – это начало.
Нет, не скошена лебеда.
Кулаков-то у нас не стало,
но другая пришла беда.
 
 
Уж другие тянутся руки
к землям русским, лесам, степям.
Повороты истории круты.
Вишь, народ наш опять застенал.
 
 
Россия!
Моя Россия!
Встанешь ли ты с колен?
Зря ли тебя растили
гордою сотни лет?
 
 
Встанешь ли в полный рост ты,
сбросив оковы сна?
Омоешь ли тело в росах,
нечисти разбросав?
 
 
Брось за углами шептаться
Или в кругу семьи.
Время за дело браться –
Прочь олигархов гони!
 
 
Громы гремят за дверью…
Встанет Россия! Верю.
 

 
– Ты, быть может, слегка устала
от шумной суетной улицы.
Расскажи мне немного, мама,
сегодня о революции.
 
 
Проплывает звезда по небу
мимо лунного жёлтого паруса…
– Я героиней-то не была.
Уж ты извини, пожалуйста.
 
 
Мне было всего лишь восемь,
когда выстрелы где-то хлопали.
У нас вкусно пахло осенью
в небольшом городке Симферополе.
 
 
Грязные мальчишки по улицам
бегали, прося хлеба.
И я, дочка учительницы,
боялась их, страшное дело.
 
 
Позже было много странного.
Я помню: умишком детским
не знала, почему все разные,
люди все разноцветные.
 
 
В город приходили белые,
синие, зелёные, красные.
И все нам казались смелыми,
и все казались опасными.
 
 
Мы с няней боялись выйти,
если у нас на площади
вдруг начинался митинг.
Кто знал, чем он может кончиться?
 
 
А после с моим братишкой,
сестрёнкой или друзьями
читали о революции книжки
и в революционеров играли.
 
 
Мама говорила: «Шурёнок,
жизнь – это штука славная.
Учись хорошенько в школе.
Теперь это самое главное.
 
 
Страсти тогда кипели,
выступления были яркими.
Девушки с обнажённым телом
выходили,
а мы в них яблоки.
 
 
Людям хотелось нового.
Мало кто знал, чего именно.
Рождение было долгое.
Дорога такая длинная.
 
 
Война. Эвакуация. Голод.
Я мать четверых.
Нет-нет,
Не забуду, как старший сын Рома
стал взрослым в одиннадцать лет.
 
 
Воспитывал вас, своих младших.
Папа на фронте, как все.
А он отдавал свою кашу,
со мною встречая рассвет.
 
 
Кто-то умел вертеться,
умел проявить свою прыть,
очки втирать и втереться,
а мы не хотели так жить.
 
 
И после войны, так часто
рубля не хватало нам,
но как же смеялся каждый
игрушке, что сделал сам.
 
 
И радовались каждой булке,
что брат иногда приносил.
То время давалось трудно.
Казалось, не хватит сил.
 
 
Но выросли всё ж.
За границу
ты ездишь, как дипломат.
Как рада, что это не снится:
беды ушли назад.
 
 
В семье у нас есть редактор,
мастер и инженер.
Все смелые вы ребята,
для внуков моих пример.
 
 
Не любите вы, чтоб шли вам
в чём-то наперекор.
Кажется, всё по силам
и нет перед вами гор.
 
 
И ты, словно в небе кречет,
бьёшься – душа горяча.
Хотя революция, конечно,
учила рубить с плеча.
 
 
Шесть лет твоей дочке исполнилось,
как мне шестьдесят тому.
Она говорит: «Я в историю
войду и её поведу».
 
 
И поведёт, я уверена,
если уже сейчас
для неё революция Ленина –
азбука, первый класс.
 
 
И, может быть, только сегодня,
прогуливаясь с внучкой в лес,
Я действительно, поняла
той революции вес.
 
 
И потому я счастлива,
что дети мои и внуки,
живут по-настоящему,
зная, куда деть руки.
 
 
Сама я в героях не была.
Мы с папой давно на пенсии.
Мы революции дело
видели в работе честной,
 
 
в том, что бы вас вырастить
честными и простыми.
Счастливы, что вы выросли,
счастливы, что такими.
 
 
Проплывает звёздочка где-то
мимо лунного жёлтого паруса.
А, может, это ракета
со знаменем ярко-красным.
 
 
Время, если матери счастливы,
горды за своих детей,
это революции счастье нам,
и за это спасибо ей!
 

Виталий Григоров. Москва

 
На смертном одре угасал Леонид.
Товарищи молча стояли.
Молчанье – истории как-то вредит:
Последнего слова алкали.
 
 
– Последнее слово, скажите, Ильич,
Последнее слово, скажите…
– Ну, вот, мой последний к товарищам спич:
Во гроб кверху задом ложите!
 
 
Зачем? Для чего? Как же так? Почему? –
Посыпались градом вопросы. –
ЦК улыбнулся, не верит ему,
Шуткует, поди, наш гундосый.
 
 
Но Брежнев сказал, улыбнувшись слегка:
– А будет, товарищи, плохо,
То вспомните вы с восхищеньем меня,
А будет такая эпоха!
 
 
Тогда вы придёте, раскроете гроб,
О горестях отрапортуете,
Звезду мне добавите в мой гардероб
И в попку меня поцелуете!
 

14 апреля 2017

Мария Линдина. Москва

 
Недосягаем космос был.
Завладеть им – сказка – небылица.
Разговор в ту пору слыл,
Первой полетела Лайка – «птица»
Проторив в космос путь,
Решил Гагарин Юрий заглянуть.
Он вернулся завершив маршрут,
В честь космонавта был салют.
Ликовал весь наш народ.
Этот день днём космонавтики стал.
Слава в мире слывёт,
Советский Союз космос завоевал.
Это наш советский трудовой народ
Изобрёл ракету и свершил полёт.
И по всей планете, по земле родной
Прозвенели вести – Юрий наш герой.
Для научных важных дел
Быковский в космос полетел
Другие космонавты там месяцами живут,
Тайны мирозданья познают.
В каждом человеке пульс космонавта
Бьётся силой Родины вновь,
Нет оценки выше астронавтам,
Чем народа память и любовь.
 

20.06.2007

Космонавту Леонову Алексею Архиповичу

 
Покорил открытый космос
Наш советский человек.
Первым погостил на небе,
Стал прославлен он во век.
Смелый он, умён, бесстрашен,
Русский космонавт сказал:
«Я в пространстве безвоздушном,
Словно по земле шагал».
И для научных важных дел
Вмиг на ракете он взлетел.
И словно в сказке для ребят:
«Со мною звёзды говорят».
Удивил – показал эфир –
Всколыхнуть смог целый мир.
Будто в окно вышел гулять,
Войдя закрыл люк опять.
Фантастический будет фильм.
Народу он стал кумир.
Не каждому из нас дано,
В космос прорубить окно.
Спутник стоит без движенья
Словно опора под ним,
И получив наслажденье,
Домой вернутся к родным.
Земля нам всё улыбалась,
Встретила радостно нас.
Мечта космонавтов сбылась,
Ждём повторенья не раз.
Небесны тона перелива,
Уходящих в лазурь куполах.
«Так душа моя спесива,
Утопает к Отчизне в делах».
 

30.03.2015