Текст книги "Российский колокол №5-6 2017"

– Они пришли за наследством!

– Каким наследством? – быстро спросил Кенст.

– Наследством по завещанию.

– Кто-то умер и оставил им наследство?

– Да, да, да!

– И кто же это?

– Хрен его знает!

– Молчать, – шепнул Кенст своим спутникам. – Уважаемый Олл, где искать почтенного Хрена?

– Он всюду!

– Не ушел ли он в Хухры?

– Хрен его знает!

– Уважаемый Олл…

Но тут Саша не выдержал. Он и так долго терпел, это даже казалось Северине странным. Но общая обстановка и издевательские интонации в хоре уважаемого Олла его допекли.

– Пошли отсюда, – тихо сказал он. – Сами разберемся.

Уважаемый Олл тихо загудел – разом в пару тысяч глоток. И вдруг, как облако мошки и комарья, снялся с места. Туманный вихрь унесся по дороге – осталась пустая деревня Мухры.

– Все… – обреченно произнес Кенст. – Теперь они – против нас. Знают – но не скажут.

– Да что за Олл такой? – сердито спросил Саша.

– Коллективный разум. Теоретически может ответить на любой вопрос. Но часто врет, – признался Кенст. – Закон толпы. Толпа как сущность глупее самого глупого своего элемента. Если бы удалось вычленить в уважаемом Олле каждые отдельно взятые мозги, было бы полезнее. Но Олл хочет быть Оллом, и мозги, встраиваясь в структуру, резко глупеют. Они становятся только носителем информации, понимаете? Вроде флешки…

– Ничего себе флешечка!

– Это вы информационное облако только что видели. А иногда уважаемый Олл в информационные блоки собирается. Попадешь под такой блок – и до проявленного мира уже не доползешь. Танателла к Оллу подбирается, когда он в виде облака, тогда ей легче отдельного носителя поймать и сожрать.

– Разве Олл не знает, когда явится Танателла? – спросила Северина. – Он же все знает!

– А ему все равно – мозгами больше, мозгами меньше. Объем информации почти не меняется. Она же одна на всех.

– И что, уважаемый Олл владеет вообще всей информацией? – уточнил Саша. – И о прошлом, и о будущем?

Северина безумно обрадовалась – как радовалась обычно, когда ее друг говорил что-то неожиданно умное. Нет, она, конечно же, не считала его дураком. Просто ей хотелось, чтобы Саша был самым умным и самым сообразительным. Как всякая нормальная женщина, она желала гордиться своим мужчиной, и часто ей это удавалось.

– Он проецирует прошлое и настоящее на какую-то структуру, и получается очень достоверный прогноз будущего. Но уважаемый Олл может чего-то не знать. Или та его часть, которая составляет линзу для проецирования, может чего-то не знать, – признался Кенст. – Тут какая-то хитрая физика с математикой.

– Надо разобраться, как мы вообще могли попасть в завещание, если мы тут впервые и никого не знаем, – твердо сказал Саша. – И извлечь всю пользу из наследства. Может, мы сумеем купить информацию о тех, кого ищем, – так, Ринка?

– Так!

– Идем искать Хрена, – сказал Кенст. – Теперь у нас к нему уже два вопроса. Вот уж он точно все знает. Но у него, будь он неладен, извращенное чувство юмора…

Шагать по пространству было легко и приятно. Северина разглядывала пейзаж и спорила с Сашей: то, что ему казалось доменной печью, выросшей посреди цветущего луга, она видела колесом обозрения с разноцветными кабинками. Кенсту приходилось тащить их за собой. Он даже заставлял их переходить с шага на гигантские прыжки, и это их отвлекало ненадолго, потом спор возникал на пустом месте.

– Ну, допустим, этот маяк на холме далеко, я могла его спутать с колоннами от греческого храма, – говорила Северина. – Но я-то близко. Вот какого цвета мои штаны?

– Какие штаны? На тебе короткая юбка!

– Так, хорошо, а какого цвета штаны у Кенста?

Она видела камуфляжные буро-желто-зеленые, он видел тоже камуфляжные, но серо-черно-голубые.

– Да я вообще в старых джинсах сюда выходил, – сказал Кенст и вдруг резко обернулся.

– Ты чего? – спросил Саша.

– Ну так и есть! Она, родимая.

За компанией торопливо ковыляла бабулька в вылинявшем цветастом халате и шлепанцах с гигантской ноги. Она помогала себе огромной клюкой.

– Это что еще такое? – удивилась Северина.

– Непруха. Привязалась – не отвяжется. Пока просто за тобой тащится – еще полбеды. А если подойдет поближе – обернется Жозефиной Павловной. Или даже Танателлой. А Танателла так тебя упляшет – мало не покажется. Слышите, слышите? Поет…

Бабулька, задыхаясь, выкрикивала непристойную частушку.

– Как от нее отвязаться? Что надо сделать? Ну, говори! – потребовал Саша. – Не может быть, чтобы ты не знал!

– На ком-то другом можно ее заякорить, ей ведь все равно, кому пакостить. Да только не на ком. А она, зараза, уже нагоняет.

Как это у Непрухи получалось – Кенст не знал, но она, шаркая шлепанцами и отпихиваясь от земли клюкой, двигалась быстрее, чем хотелось бы.

– Может, повыше забраться? – спросила Северина в прыжке.

– Я видел, как она топает по стенке, снизу вверх. И поет, поет, холера! Так… нам, кажется, повезло…

Навстречу опрометью бежал парень. Тех, кто за ним гнался, было еще не разглядеть.

– Прими вправо, вправо! – приказал Кенст. – Уступим ему дорогу! Это он в Мухры мчится!

– Кто – он?

– Да Кайф же! Опять его кто-то ловит!

Кайф промчался мимо с удивительной скоростью, Северина успела разглядеть лишь голые ноги.

Непруха, шарахнувшись, постояла немного – и поспешила вслед за Кайфом.

– Ей что, все равно, за кем идти? – спросил Саша.

– Да, в общем-то, все равно. Лишь бы нагадить. Но вот когда она обернется Жозефиной Павловной – будет уже не все равно. А Танателла – та за Кайфом гоняться не станет, он ей ни к чему. Теперь Кайф спрячется в Мухрах…

– Там же нет никого, ему никто не поможет, – удивилась Северина. – Уважаемый Олл сбежал.

– Частокол. Ты заметила, как ворота расположены?

– А что, надо было?

– Они могут двигаться только по прямой – и Непруха, и Жозефина Павловна, и Танателла. А дорога ко всем воротам обязательно – дугой. Уважаемый Олл еще и не то придумает… ого!..

Это уже относилось к погоне.

Передовой отряд погони составляли мужчины, одетые кошмарно – в растянутых трениках, в грязных майках и футболках, небритые. Перед погоней несся вихрь запаха – как будто опрокинулась цистерна с пивом.

– Посторонимся-ка. И как это он им подвернулся? – сам себя спросил Кенст. – Зазевался, наверно.

Тут из придорожных кустов появился чистенький, без единой пылинки, сияющий белозубой улыбкой Спам.

– Станьте акционером банка! – призвал он. – Подписка на акции первого публичного предложения! Если у вас есть что терять, вам есть что застраховать! Застрахуйте свое жилье и имущество до восемьдесят шестого мартобря!

– Кыш, кыш! – ответили все трое.

Спам не был обидчив – выкликая свои призывы, он пошел навстречу погоне. Толпа разделилась и обтекла его с двух сторон.

– Что это у них на лбах? – спросила Северина. – Печать какая-то у всех…

– Ты лучше взгляни, что у них в руках. Гламурные глянцы, – заметил Саша. – Которые за рекламу бешеные деньги дерут…

– Тихо ты! Ведь понабегут, – предупредил Кенст.

– Кто еще понабежит?

– Да бешеные деньги, мало не покажется, – прошептал Кенст. – У них еще ипостась – бешеные бабки, это ваще страх и ужас. Как набросятся! Затопчут – и домой не вернемся.

– Это как? – ужаснулась Северина.

– Так – повернуться не дадут. Мы же должны разом выполнить поворот обратно. А они – сверху… Пока мы тут барахтаемся, мы там с голоду помрем. Ясно?

Толпа небритых мужчин с гламурными глянцами пронеслась мимо. Если перед ними летел аромат пивной бочки, то за ними тянулись языки убийственной вони – немытого тела и грязных носков.

– Странно, – сказал Саша, привыкший все анализировать. – Вроде раньше тут ничего не пахло, а эти – воняют. Кенст, кто это такие?

– Ябывдулы.

– Кто?..

– Гнусная порода. Не зря же у них на лбах клеймо. Вы просто прочитать не успели. А там славянскими буквами «ябывдул» в ромбик вписано. Сидит такой, пузо ниже колен свисает, у стоматолога в последний раз был в прошлой жизни, с женщиной в постели – в позапрошлой, интеллект – как у бобика в собачьей свадьбе, сидит и на красивые картинки с голыми девочками любуется. Эта ему слишком тощая, эта – слишком толстая, а эта вроде подходит, и он свысока цедит: «Я бы вдул!» Знаете, сколько этих ябывдулов развелось? Тошнотворная порода.

– Согласен, – сказал Саша. – Так это, значит, тот Кайф, который им нужен? И обязательно за ним гоняться? Что они, сами, так сказать?.. Не в состоянии?..

Кенст рассмеялся.

– Извини, Ринка, сейчас пошлость скажу. Есть тут такая Дунька Кулакова…

– Как, и она здесь? – удивился Саша.

– Где ж ей еще быть? Раньше такие ябывдулы с Дунькой Кулаковой утешались. Но ей надоело. Сколько можно? Теперь она от них прячется. Так что предложенный тобой вариант не работает.

– Дунька Кулакова? – переспросила Северина.

Она знала много словечек из мужского репертуара, но с этим еще не сталкивалась.

Кенст и Саша разом пробурчали невнятное.

Дальше шли молча, словно отдыхали после бега с прыжками.

– Ребята, за нами кто-то следит, – вдруг сказал Саша.

– С чего ты взял? – удивилась Северина.

– Чую. Кто-то там, справа, наблюдает…

– Это могут быть те, за кем вы пришли. Парочка осторожная, она уже не раз влипала во всякие дрязги. Вроде бы выберет приличных людей, станет их опекать, и – здрасьте! Людишки скурвились.

– Значит – что? – спросил Саша.

– Значит, мы должны вести себя безупречно. Так… за мной… а то стопчет…

Кенст потащил Сашу с Севериной в придорожные кусты. И правильно сделал – по дороге навстречу им несся во весь опор всадник.

Северина знала, что Кенста нужно слушаться. Она честно повлеклась за ним в кусты. Но любопытство заставило ее высунуть нос. И она ахнула. Потому что всадник был сказочно хорош собой.

Из-под вишневого берета плескались по ветру золотые кудри. Загорелое лицо было не то чтобы точеным, а вообще безупречным. Таких лиц не бывает – все же оно казалось знакомым. Да еще алый плащ летел по ветру, да еще белые ботфорты, да еще скакун снежной белизны… Немудрено, что Северина громко ахнула.

Стук подков, очень даже музыкальный стук, не помешал всаднику услышать это «ах!». Красавец натянул поводья, заставил коня сделать вольт и увидел в кустах женское лицо.

Кенст, сообразив, что сейчас будет, дернул Северину за руку и заставил пригнуться. Но было поздно. Всадник выхватил из ножен то ли саблю, то ли шпагу, Кенст – и тот не понял. А потом этот сумасшедший всадник послал коня в кусты, норовя зарубить Северину.

Если бы не Саша – добром бы это не кончилось. Но Саша и не в таких переделках побывал. Стряхнув руку Кенста, он кинулся к всаднику, схватил его за ослепительный ботфорт, толкнул вверх – и почти что сбросил с седла. А потом он со всей дури шлепнул коня по крупу. Конь поскакал прочь, волоча по пыльной дороге красавца, чья нога застряла в стремени, а Саша ловко цапнул Кенстову руку.

– Ну ты даешь… – прошептал Кенст. – Вот это да… Что же теперь будет?! Он же кому-нибудь достанется!..

– Кто достанется?

– Да он же! Принц!

– Принц на белом коне?! – догадалась Северина.

– Ну да. Опять ему померещилось, будто за ним бабы гонятся. У него с башкой плохо, бабы мерещатся. Не хочет ни с кем идти под венец, чудила. Поэтому на тебя, Ринка, напал. А баб тут вообще очень мало. Дунька Кулакова за ним гоняться не станет. Вот еще Бродилка и Стрелялка есть, но им принцы не нужны, им бы только бродить и стрелять. Вот Бродилка нам бы очень пригодилась, она умеет по следу идти и на артефакты у нее нюх. Стрелялка – та снайпер. Точно – нужно будет у Хрена спросить, он знает, где их носит.

– А с ним ничего не будет? – спросила Северина. – Его же лошадь тащит, он может головой о камень удариться…

– Ну, может…

– Так надо же пойти и посмотреть!

– Никуда ты не пойдешь! – рявкнул Саша. – И попробуй только!.. Кенст, если тут кто-то помрет, что с его телом будет?

– Тоже помрет.

– Поняла?!

– Поняла… А если принц помрет?..

– Хороший вопрос, – пробормотал Кенст. – С одной стороны, тут вроде не помирают. А с другой – кто-то же назначил вас наследниками. Значит, он помер, что ли?! Хрен знает что!

Оказалось, испуганному коню удалось как-то избавиться от принца. Оставив хозяина валяться на дороге, он развернулся и рысцой пошел назад. Не обратив на Кенста со спутниками ни малейшего внимания, конь процокал подковами и скрылся за поворотом.

– Он умер… – горестно сказала Северина. – Какой ужас, он умер…

– Ему так просто помереть не дадут, – ответил Саша, уже разобравшийся в здешнем мироустройстве. – Его же такая толпа незамужних теток ждет! Он просто не имеет права помереть. Успокойся, Ринка, он жив… погоди!.. Ты что, тоже мечтала о принце на белом коне?!

– Лучше мечтать о принце на белом коне, чем о Дуньке Ку-лаковой! – отрубила Северина.

– Кенст, возвращаемся, – ответил на это Саша.

И в самом деле, нельзя брякать такое взрослому мужчине, которого считаешь мужчиной, а не ябывдулом.

– Погоди ты, – сказал Кенст. – Рожок… слышишь?..

– Ну, слышу.

– Оказия!

Трудно было поверить, что протяжный скрежет извлекается из музыкального инструмента. Однако скрежет, летящий издалека, даже изображал некую мелодию из трех нот. А вскоре появилась тетка на велосипеде. Одной рукой она держала руль, другой – позолоченный почтовый рожок образца середины восемнадцатого века. На голове у нее была черная фуражка, плотную фигуру облегал синий китель, юбка тоже была синяя и задралась так, что выше некуда. Этот исторический наряд был дополнен древними коричневыми чулками в широкую резинку и короткими сапогами.

К багажнику велосипеда крепилась большая дорожная сумка, оттуда торчала петушиная голова. Петух пытался выбраться, вертелся и хрипло крякал.

– Оказия, эй, Оказия! – позвал Кенст. – Откуда и куда?

– Из Хухров в Мухры, оттуда в Глухую Несознанку, – ответила тетка. – Туда, говорят, уважаемый Олл подался, а у меня для него весточка. Кто-то его из Мухров спугнул. А в Мухрах мне Кайф нужен. Говорят, он туда побежал.

– Оказия, у нас тоже весточка. Мы Хрена ищем…

– Которого – старого или молодого?

– Старого, конечно. Так ты ему передай, что мы идем в Хухры, пускай туда летит. А дело такое – только он знает про одно завещание. Так ему и передай – пришли сюда двое, вот эти, и вдруг – здрасьте вам! Выясняется, что им кто-то что-то завещал! Хрен знает – кто, – сказал Кенст.

– Понятно, завещание. Ну, платите, что ли, а я весточку отнесу.

– Чем платить? – шепотом спросил Саша Кенста. – Какая тут валюта?

– Она песни любит…

– Песни?..

– Новые… Старые-то она все уже знает…

– Где ж мы ей новые песни возьмем?..

Саша, имевший миллион достоинств, одного не имел вовсе – музыкального слуха. И к музыке был совершенно равнодушен. Ему еще при рождении медведь на ухо наступил – по крайней мере, так говорили все, в чьем присутствии он по молодости пытался петь. Саша не то что новых – и старых-то песен почти не знал.

А Северина сообразила, в чем дело.

– Нужна песня, которой еще никто никогда не слышал, – прошептала она на ухо Кенсту.

– Ты же умеешь сочинять, давай, сочиняй, – ответил он. – Если бы я этого не знал, то не стал бы останавливать Оказию.

– А другие чем ей платят?

– Хм… Ну… это… мужчины… общем, лаской…

Северина посмотрела на Сашу и по его лицу поняла: нет, ласки не получится…

– Новая песня… – пробормотала она. – Слова-то у меня есть, я только музыку не помню.

– Ты про что? – забеспокоился Саша.

– Помнишь, мы с командой ходили в «Советскую пельменную»?

– Ну, че, классные были пельмени.

– Так Ромка про них песню написал. Он пробовал спеть, только получилась какая-то ерунда.

– И ты ее помнишь?

– Помню вроде.

– Кенст, Оказии все равно, какая песня, лишь бы совершенно новая? – спросил тогда Саша.

– Вы там долго рассусоливать будете? – поинтересовалась Оказия. – Или пойте, или я поехала! Мне вот еще красного петуха завезти в Под заказали. Вот он, петух, как бы беды мне не наделал…

– Давай пой, – тихо приказал Кенст. – Хоть что-нибудь, хоть таблицу умножения.

И Северина запела:

 
– Все к переменам так стремится,
Что не сносить нам головы
Рушатся вечные границы,
Через поля ложатся рвы,
Через пути громоздятся стены,
Рельсы ломаем, по тропам путь,
Кто там вопил – нужны перемены?
Скройся, постылый, замри, забудь!
Волны кипят в жемчужной пене
Там, где трамвайный был маршрут,
Только советские пельмени
Все на свете переживут!
 

– Ты что поешь, ты что поешь?.. – вдруг зашипел Кенст. До него не сразу дошло, что Северина, не имея ничего более подходящего, положила слова на «Тарантеллу» Россини.

– Ой… – и Северина заткнулась.

– Славненько! Весточка принята! – воскликнула довольная Оказия и покатила дальше.

– Ходу, ноженьки резвые, ходу! – требовал Кенст, увлекая Сашу с Севериной на внезапно подвернувшуюся под ноги тропинку. – Вот подманим Танателлу – мало не покажется…

Бежать по тропинке, держась за руки, было не очень удобно. Все трое молчали. Северина понимала, что Кенст прав, что нужно отбежать подальше от дороги, но понимала умом, душой она была с принцем, который лишился белого коня.

Она поняла, чье лицо ей померещилось, когда она смотрела из кустов на принца. Совсем юное, гладкое, точеное, с огромными глазами – да ведь все девчонки были влюблены в этого Дениску из десятого «а». Влюблены – все, а целовалась с ним Северина, но дальше поцелуев дело не пошло. Как-то непонятно страсть угасла, ее погасила неожиданная мысль: как, и это – все, и тут придется ставить точку на милых девичьих шалостях, и не придет в жизнь кто-то другой, кому Дениска в подметки не годится? Но осталось послевкусие: первая любовь получилась красивой и удачной! И сейчас, на бегу, Северина вдруг подумала: нужно было не ждать, пока появится кто-то красивее, умнее и хоть чуточку старше Дениски, а хватать его и сразу после школы тащить под венец. И была бы нормальная семья…

Саша с самого начала знал, что Северина чего-нибудь учудит. Когда их отношения только зарождались, он чувствовал себя медведем, в чью берлогу залетела райская птица, и как с ней обходиться – непонятно. Он был порядком удивлен, когда до него дошло: Северина его выбрала и желает быть именно с ним. Но вот сейчас он почуял неладное – не то чтобы ревность проснулась, скорее, сильное недовольство тем, как Северина отнеслась к принцу на белом коне. С точки зрения Саши, такой принц гроша ломаного не стоил. Но и от него была польза – Саша понял, что отношения с Севериной миновали высшую точку развития и уже начинают катиться под откос. Это было печально – но он же с самого начала понимал, что они слеплены из разного теста.

А Кенст уже был не рад, что связался с Севериной и Сашей.

Лесная тропа – штука непредсказуемая. Отчего она петляет так, а не сяк, не знает никто. Казалось бы, вот пространство между соснами, чуть ли не целая просека, так нет же – тропа, сузившись до двадцати сантиметров, тащит куда-то сквозь заросли черники и голубики, причем свернуть не позволяет – голубика растет на холмиках, Северине по пояс, вот и бреди зигзагами, переводя дух после бега.

Как оказалось, тропа имела примитивный разум и дурной нрав, склонный к утонченным издевательствам. Она уволокла путешественников назад, словно не желала их прибытия в Хухры, и вывела на дорогу в том месте, которое они недавно проходили: Кенст узнал большой валун и сильно накренившуюся березу.

Навстречу им ковылял одинокий путник. Вид у него был жалкий и помятый. Так, пожалуй, выглядит пугало на заброшенном огороде – лохмотья за несколько лет выгорели, утратившие страх птицы украсили его белыми потеками и разводами.

– Люди добрые! – хрипло воззвал путник. – Вам тут белый конь не попадался?

– Что?.. – без голоса прошептала Северина и даже прищурилась, вглядываясь в убогую фигурку.

– Так, – сказал Саша. – Приплыли. Он что, ослеп? Кенст, это ведь он, принц?

Но Кенст сам был в великом недоумении.

Вишневый берет принца утратил страусиное перо и вид имел такой, будто им мыли привокзальный туалет. Алый плащ стал похож на грязную простыню. Золотая перевязь с груди пропала вместе со шпагой. Золотые кудри поредели и потускнели. Больше всего принц был похож на пожилого болезненного алкоголика, которого какой-то злодей облил перекисью водорода.

– Это не он, – твердо сказала Северина. – Идем. Нам вроде бы туда.

И сама потащила за собой Кенста и Сашу.

Великое дело – женская гордость…

Северина понимала, что с годами большинство принцев превращается в алкоголиков. И тот Дениска, избалованный девчонками до неимоверной степени, вряд ли способен быть хорошим мужем и отцом. Но, видно, тяга к принцу у большинства женщин – какой-то базовый инстинкт. Правда жизни тут бессильна до поры, когда алкоголик унесет из дому и пропьет последний телевизор.

– Тут что-то со временем, – заметил Саша. – Мы что, тоже так быстро постарели? Ведь мы тут шастаем хорошо если четыре часа.

– Больше. Но отдельные сегменты имеют разную скорость хронопотока, – объяснил Кенст. – Я на этом уже как-то погорел…

– Мы с этим, как его, разве не в одном сегменте? – удивился Саша.

– Кто его разберет. Может, тут у времени вообще слои имеются. Скажем, идешь, рожа стареет, а ноги молодеют, – предположил Кенст.

До Мухров дошли без приключений, только встретили существо в джинсах и футболке, которое осведомилось, не попадался ли по дороге Кайф. Существу рассказали, где и когда видели Кайфа, а потом Саша с Севериной долго спорили, мальчик это или девочка.

– Унисекс это, – поставил точку Кенст. Он устал, и ему надоело слушать ахинею.

Хухры оказались заброшенной деревней, тоже окруженной частоколом, и к воротам вели хитро изогнутые тропинки. Значит, тут можно было не бояться ни Танателлы, ни ее скверных ипостасей. Найдя относительно чистую избу, Саша отыскал в сарае топор, вышел в лес, таща за собой Северину с Кенстом, одной рукой нарубил еловых веток. В избе нашлось, чем их накрыть, и образовалось ложе, где можно было лежать втроем, держась за руки.

Старый Хрен прилетел, когда стемнело. В избу он не вошел – сказал, что времени мало, дел невпроворот, всем он нужен, никто без него не может обойтись. Но дело о завещании – любопытное дельце, и потому Старый Хрен так охотно откликнулся на зов. Сидя под окном на завалинке, он рассказывал:

– Енти, упокойнички-та, они скрозь времечко зрят и видят. А им точно помирать пришла пора, все их позабыли, никто никоторым словцом не поминает. Вот они легли, болезные-та, рядышком, помирать наладились, и тут вспомнили: а с тараканами как же быть-та? Таракашек-та за три тыщи лет набралось – ух!

– Да кто – они, кто – они?! – не выдержал Саша.

– Дельфийский оракул и Кумская сивилла, родимый. Что, и слыхом не слыхал, а и видом не видал? То-то же! Вот как их десяток годков не поминают, так они и наладятся помирать…

– Кто это? – шепотом спросил Саша у Северины.

– Я же тебе говорила…

Действительно – Северина, готовившая рекламное интервью для предвыборной кампании, вставила туда, что исход выборов знают только дельфийский оракул или Кумская сивилла. Блеснула образованностью! Именно этот абзац газетчики выбросили – они его не поняли.

– Помирают обое, стал быть, а наследство – кому? А так ведется – тем, кто последним их помянул. Так вот, недосуг мне балакать. Ступайте в Под, там много всякой дребедени скопилось. Они, упокойнички, туда и таракашек своих отправили, там за таракашками присмотрят, там их уважают. Придете – скажете: Старый-де Хрен послал-та… А мне уж недосуг…

Хрен захлопал крыльями, тяжеловато поднялся в ночное небо и полетел – довольно низко, почти касаясь разоренных крыш.

– Стой, стой! – завопили разом Кенст, Саша и Северина. – А они?.. Кого мы ищем?.. Ты же знаешь, кого мы ищем!

– Знать-то знаю! Да они сами вас сыщут в свой час и срок! – донеслось сверху.

– Где? Здесь? Там?..

Но Старый Хрен уже улетел.

– Какой ужас, тараканы! – воскликнула Северина. – Саш, давай откажемся от этого наследства!

– Таракашек боишься? Они же не кусаются.

– Ага, не кусаются! Я читала – человеку ночью ногти на ногах сгрызли! И в ухо кому-то таракан залез, еле вытащили!

– Здешние другие, они мозговые.

– Все равно боюсь, – повторила упрямая Северина.

Саша спорить не стал – и так отношения меняются непонятным образом, не хватало еще поссориться из-за насекомых.

– Жаль, что мы его не видели. Сколько сюда хожу, Старый Хрен ни разу не попадался, – горестно сказал Кенст. – Его, конечно, понять можно – он же, наверно, еще и голый летает, а показывать людям голый хрен – оно как-то некузяво…

– Так чего жалеть? – разумно спросил Саша. – Ты вообрази его ростом с себя – и порядок.

– Да ну вас! Вот тоже нашли о чем говорить… – буркнула Северина и, показывая недовольство, отвернулась.

Высоко, чуть ли не под самым потолком, было окошко, а в окошке маячили два пятна, одно круглое, другое продолговатое. Их окружало едва заметное сияние. Не сразу поняла Северина, что это лица. А поняла – так завизжала, что Кенст с перепугу выпустил ее руку. Два пятна скрылись, а Северина вознеслась к потолку, прилипла к нему, и Кенсту, чтобы снять ее оттуда, пришлось вместе с Сашей принести из пустого хлева грабли.

– Еще хорошо, что в трубу не вылетела, – бурчал Кенст. – Так бы тут и осталась…

– Саша, Сашенька, давай откажемся от этого наследства. Я какую хочешь бумагу подпишу! Не надо нам никаких тараканов! – умоляла Северина.

– Ну да, своих хватает… Но знаешь что? Это ж не абы какие тараканы. Если их завещали эти, как их?.. Ну, в общем, тараканы древние. Исторические, – сказал Саша. – А у нас с историей, сама знаешь, ничего не понять, что было плохо, что было хорошо, и никому веры нет.

– Ну и что?

– А тараканы, может, правду знают. В общем, ты отказывайся, а я это наследство забираю, – веско сказал Саша.

– Ты подумай, какие тараканы могут быть у дельфийского оракула? Какие-нибудь невменяемые! Нанюхаются дыма…

– Какого еще дыма?

Северина задумалась.

– Там был какой-то треножник, кого-то на него сажали… Жрицу, кажется… Она что-то жевала, какой-то дым нюхала и изрекала пророчества, ну как Нострадамус, тоже – фиг чего поймешь…

Во дворе засмеялись. Кто – непонятно, однако Саша на всякий случай схватил свободной рукой грабли.

– Не вздумай смотреть, – предостерег Кенст. – Туда, может, Счастливый Конец с Хэппи Эндом забрели. Хэппи Энд – он еще ничего, только дурак дураком. А Счастливый Конец – он как когда. Иногда – временный, то есть промежуточный, иногда окончательный.

– Это как? – спросил озадаченный Саша.

– Ну, как? Вот ты замутил какое-то дело, которое должно чем-то закончиться. Если хорошо закончилось – то, значит, промежуточный конец. А когда окончательный, то вдруг помираешь, но помираешь счастливым. Скажем, выиграл в лотерею миллион, полный восторг, и вдруг – бац! И лежит абсолютно счастливый покойник, а рядом – он, Конец то есть…

– Тьфу!

– Тихо. Они там погуляют и прочь пойдут. Понимаете, Хэппи Энд любит публику. А если публики нет – он идет искать…

Все трое затаились. Те, кто смеялся во дворе, – тоже. Но несколько минут спустя там произошла неожиданная и бурная возня. Вдруг раздался знакомый пронзительный голос:

– Четырехдневная!.. Оздоровительная!.. Программа в спа-отеле!..

– Спам, будь он неладен, – опознал Саша. – Бьют его там, что ли?

– Пенсионерам десятипроцентная скидка! – выкрикнул Спам, и секунду спустя раздался гулкий удар.

– Кажись, его через забор перекинули, – определил Кенст. – Но кто?..

– Кто-то умный, – буркнул Саша. – Постойте! Уж не наши ли, как их там?..

Произошла бурная дискуссия. Саша требовал, чтобы все трое вышли во двор – авось там еще сидит та парочка, ради которой он отважился на авантюру. Кто бы еще расправился со Спамом? Тот «муж статен, не дороден, бровьми союзен, учтив и малоречив» и та «жена росту невеликого, очьми черна, ликом бела и румяна, громкогласна, норовом сварлива». Это они дураков страх как не любят.

Кенст возражал: Спам всем до полусмерти надоел, а сделать с ним ничего нельзя – он разве что лет через полсотни помрет своей смертью. Кидай его через забор, топи в колодце, сжигай в срубе, а наутро он тут как тут с новой гадостью: «Выиграйте огневодохолодостойкий ящик для хранения документов!» Так что во дворе может оказаться кто угодно, и не обязательно с благими намерениями.

Спор понемногу угас – Саша с Севериной не могли выйти наружу без Кенста, а тащить его, как мешок с картошкой, они не хотели – мало ли, в самом деле, что там за нечисть завелась.

Спать, держась за руки, обременительно, однако Северина больше не желала болтаться под потолком. Кое-как приспособилась, а Саша – тот вообще мог бы уснуть под звуки канонады. Кенст же был привычный.

Утром Саша спросил его, что за Под и где он обретается.

– Тоже деревня, что ли?

– Нет, Сань, это вроде крепости. С виду – из бетонных плит, размалеванных всякой дрянью. Лозунги там, карикатуры политические. Да кто на них смотрит… Конечно, жители очень высокого о себе мнения, и вся эта роспись для них – лучше галереи Уффици с Лувром и Эрмитажем, вместе взятых. А на мой взгляд – помойка помойкой.

– Почему же тогда наши тараканы – там, а не, скажем, в Хухрах?

– Я ж тебе говорю – крепость, бетонные стены. А тараканы – это такие сволочи! Они же разбегаются! Но тут еще одна заморочка – эти жители не каждого к себе пустят. Им сперва надо убедиться, что он без царя в голове.

– Ну вот тебе личность без царя в голове, – Саша указал на Северину. – Так там у них дурдом, что ли?

– Нет, царь – в монархическом смысле слова. То есть для них царь в голове – это тиран, деспот и диктатор. И они гордятся тем, что сами – без царя в голове…

– Странные тут у вас жители, – заметила Северина. – Может – ну его, этот Под, на фиг? Саш, давай найдем какого-нибудь нотариуса и откажемся от наследства!

– Нет, – подумав, сказал Саша. – Рин, наследство не простое. Это – тараканы. Вот ты все доказываешь, что нам для победы нужны какие-то необычные средства…

– Потому что на обычные у нас уже нет денег! Но тараканы?! Саша, тебе моих тараканов мало?!

– Твои – современные, а эти – исторические. Они, может, знают то, чего мы с тобой не знаем. Вот когда были эти самые, как их там?

– Дельфийский оракул и Кумская сивилла. Они очень давно были, они не знают…

– Ты хочешь сказать – они не знают, что такое айфон и Интернет? Ты сама-то представляешь, как эти штуки работают? Рин, их тараканы очень многое видели. Монархию они точно видели…

– И демократию, – добавил Кенст. – В Древней Греции уже была демократия.

– Ее ненадолго хватило, – вставила Северина.

– Они видели войны, они видели, как государства создавались и как они рушились. Нам нужны такие тараканы, понимаешь?

– Ринка, похоже, он прав! – воскликнул Кенст. – Ведь у оракула с сивиллой какие тараканы? Такие, что помогали им предсказывать будущее!