Текст книги "Трудные вопросы истории России. Выпуск 2"

7. Почему до сих пор рабочий протест в СССР и современной Российской Федерации относится к темам, которые изучены еще недостаточно? Какие проблемы, по вашим оценкам, историки должны осветить в самое ближайшее время?

8. Почему изучение рабочего протестного движения имело в прошлом и имеет до сих пор столь высокий уровень политизации? Как вы полагаете, это способствует или тормозит научный анализ данной тематики?

Раздел 2
Великая Отечественная: споры историков

Органы военной контрразведки СССР накануне войны 1940–1941 гг.

А. А. Зданович

Как в предвоенный период, так и с началом Великой Отечественной войны руководство СССР придавало большое значение обеспечению безопасности Красной армии и флота от внешних и внутренних угроз в целях их поступательного развития, повышения уровня боевой готовности и эффективного применения в условиях вооруженного противостояния с потенциальными противниками.

Противодействием угрозам, нейтрализацией их негативного воздействия на советские Вооруженные силы непрерывно занимались высшие политические и военные органы управления. Однако исполнительным аппаратом в данном деле, безусловно, являлись структуры государственной безопасности, как бы они ни именовались и в какие бы ведомства ни входили на протяжении рассматриваемого периода.

Как известно, практически весь межвоенный период главным субъектом управления в сфере обеспечения безопасности армии и флота выступали органы ВЧК-НКВД, прежде всего в лице Особого отдела. Отлаженная за многие годы служба военной контрразведки начала давать серьезные сбои в годы массовых репрессий (1937–1938 гг.), когда острие ее деятельности направлялось руководством страны на поиск «подрывных элементов», шпионов и вредителей в военной среде. В ходе массовых «чисток» контингента военнослужащих страдали и ни в чем не повинные люди. Под «каток» репрессий попали и многие сотрудники особых отделов. Были арестованы по ложным обвинениям, осуждены на длительные сроки или расстреляны все сменявшие друг друга с калейдоскопической быстротой начальники Особого отдела ГУГБ НКВД СССР и руководители его структурных подразделений. К концу 1938 г. не остались на своих должностях и начальники особых отделов военных округов и флотов. Согласно статистическим данным НКВД СССР, сохранившимся в фондах Государственного архива Российской Федерации, только с 1 октября 1936 по 1 января 1938 г.

было арестовано более 1200 сотрудников системы Главного управления государственной безопасности. В это число входили и военные контрразведчики [1, л. 1]. После принятия постановления Политбюро ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» от 17 ноября 1938 г. [5, с. 607] репрессивные действия резко сократились. Однако, что касается сотрудников органов госбезопасности, то количество арестованных за нарушения «социалистической законности» даже несколько увеличилось, не говоря уже об увольнениях со службы, понижении в должностях, отстранении от оперативной и следственной работы.

На основе решений Центрального Комитета ВКП(б) в органы госбезопасности, включая и особые отделы, стали направлять в массовом порядке партийных и комсомольских работников, выпускников военных училищ и академий [5, с. 617–618].Так, после окончания Артиллерийской военной академии им. Дзержинского начальником Особого отдела приграничного Белорусского военного округа был назначен в феврале 1939 г. П. Г. Бегма. Еще один выпускник этой академии – Н.А. Осетров возглавил Особый отдел Киевского военного округа. Даже не закончив полный курс академии, М.Е. Ростомашвили стал в июле 1939 г. начальником Особого отдела Харьковского военного округа. Аналогичные должности занял еще ряд слушателей военных академий [10, с. 659, 745].

Начальником Особого отдела Орловского, а через несколько месяцев – Киевского военного округа весной 1939 г. был назначен выпускник Военно-инженерной академии РККА им. Куйбышева А.Н. Михеев. В августе 1940 г., то есть спустя всего полтора года, на основании постановления Политбюро ЦК ВКП(б) молодой чекист возглавил всю систему военной контрразведки нашей страны [6, с. 185].

Большинство из новых назначенцев, безусловно, имели безукоризненные политические и военные характеристики – аттестации, но, к сожалению, не обладали даже минимально допустимым оперативным и следственным опытом для эффективного руководства большими коллективами в специальных службах, не владели методикой чекистской работы. Исходя из этого, отстаивать интересы военной контрразведки в общей системе принятия тех или иных решений на государственном уровне им было достаточно сложно. Особенно ощутимо это стало в ходе и после окончания советско-финляндской войны, когда зримо проявилось желание военного командования взять под свое руководство всю систему особых отделов.

Критика в адрес военной контрразведки прозвучала на заседании комиссии Главного военного совета в апреле 1940 г. в выступлении начальника Автобронетанкового управления РККА Д.Г. Павлова. Он, к примеру, констатировал, что Особый отдел НКВД СССР давал ему в ходе войны не соответствующие реальности сведения [4, с. 352]. В негативном плане упомянул агентурную работу особых отделов начальник артиллерии 8-й армии генерал-майор Н.А. Клич. Он заявил буквально следующее: «Если я соберу своих помощников и отзовусь о формах работы иностранной армии положительно, то заранее знаю, что из 10 присутствующих 9 будут писать донесения» [4, с. 355].

Сгладить ситуацию попытался начальник ВВС РККА Я. В. Смушкевич, который посчитал разговоры об особых отделах не главными при разборе состояния дел в Красной армии [4, с. 367]. Однако выступавшие за ним генералы продолжили тему об органах военной контрразведки, а также о контрпродуктивности масштабного засекречивания информации, необходимой командирам и начальникам.

Приводя фрагменты выступлений участников совещания комиссии Главного военного совета, следует подчеркнуть, что ни одного доклада от имени органов НКВД на нем не прозвучало. И это при том, что в эти же дни (14–17 апреля 1940 г. -А. 3.) на прошедшем при ЦК ВКП(б) совещании по обобщению опыта боевых действий с Финляндией присутствовало 17 представителей Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, включая начальника Особого отдела

В.М. Бочкова, трех его заместителей и практически всех руководителей отделений [4, с. 31]. Среди 64 членов комиссии Главного военного совета по обобщению и редакции предложений, выдвинутых участниками совещания, мы не находим ни одного ответственного сотрудника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР [4, с. 42–44]. Несмотря на это, подкомиссией по партийно-политической работе (руководитель – начальник Политического управления РККА Л.З. Мехлис.-Я.З.) были выработаны предложения, напрямую затрагивающие организацию и практическую деятельность особых отделов. В частности, рекомендовалось привлекать к ответственности совершеннолетних членов семей изменников Родины, для чего добавить ряд положений в соответствующую статью закона от 8 июня 1934 г. Военным советам фронтов и отдельных армий предлагалось разрешить давать санкции на арест красноармейцев, младших и средних командиров по представлениям особых отделов [4, с. 126]. Участники совещания положительно оценили работу, проведенную контрольно-заградительными отрядами (КЗО). Эти отряды были созданы на основании совместного приказа наркомов обороны и внутренних дел СССР № 003/0093 от 24 января 1940 г. В задачи КЗО входили пресечение случаев дезертирства, а также очистка тылов действующей армии от «вражеского элемента». Предлагалось, в случае нового вооруженного конфликта или войны незамедлительно воссоздать заградительные отряды на основных направлениях действий армий и подчинить их органам НКВД [4, с. 127]. А в пункте 17 документа, принятого на совещании, прямо указывалось на потребность в кратчайший срок издать положение о работе особых отделов в военное время. Также подчеркивалось, что именно военные советы фронтов и армий должны объединять и направлять деятельность особых отделов, военной прокуратуры и военных трибуналов. Предлагалось, в частности, воссоздать оправдавшие себя как в мирной, так и в военной обстановке постоянно действующие Военно-политические совещания под руководством члена военного совета фронта (армии), разработать в ближайшее время и издать положение о них. Одним из участников данных совещаний, представлявших собой некий рабочий орган, должен быть и начальник соответствующего особого отдела, а принимаемые решения являлись бы обязательными для исполнения всеми представленными в нем структурами (Политическим управлением, особым отделом, военной прокуратурой и трибуналом. – А.З.) [4, с. 127].

Следует заметить, что участие чекистов в военно-политических совещаниях предусматривалось еще в постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 11 января 1939 г. «О работе особых отделов НКВД СССР», однако этот коллегиальный орган регулярно не функционировал [6, с. 18].

В течение второй половины 1940 г. основная часть предложений участников совещания в подкомиссии по партийно-политической работе была реализована. В частности, в августе Политбюро ЦК ВКП(б) приняло специальное постановление об усилении работы по борьбе с изменой Родине. В документе отмечалось, что в отношении лиц, совершивших побег или перелет за границу, уголовные дела расследуются в ускоренном порядке военными трибуналами и приговоры выносятся не позднее, чем через 10 дней. Военной коллегии Верховного суда СССР предлагалось выносить решения и о привлечении к уголовной ответственности членов семей изменников Родине [2, л. 73].

Активно действовал созданный еще в апреле 1939 г. мобилизационный отдел НКВД. Его сотрудники доработали свой план в части, касающейся формирования и укомплектования личным составом особых отделов фронтов, армий и подчиненных им органов. В соответствии с приказом НКВД СССР № 00668 от 28 мая 1940 г. при особых отделах военных округов и армий были проведены двухмесячные учебные сборы лиц чекистского запаса, подлежащих переподготовке. Всего на эти сборы привлекалось 725 чел. [8, с. 190].

В январе 1941 г. приказом заместителя наркома внутренних дел № 0087 было введено в действие «Наставление по мобилизационной работе органов НКВД», где нашли свое отражение и необходимые мероприятия по линии военной контрразведки в условиях общей, частичной, скрытой или открытой мобилизации. Наблюдение и контроль за выполнением Наставления возлагались на начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР [9, с. 22].

На основании постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР в состав созданного Комитета обороны вошел нарком внутренних дел Л. П. Берия, который и отвечал за реализацию всех управленческих решений высшего уровня в отношении органов госбезопасности, включая и военную контрразведку [6, с. 180]. Именно он предложил членам Политбюро и Совета обороны заменить на посту начальника 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР профессионального пограничника В.М. Бочкова на выпускника Военной академии А. Н. Михеева, уже более года возглавлявшего Особый отдел Киевского военного округа и зарекомендовавшего себя с положительной стороны. Несомненно, это был шаг навстречу С. К. Тимошенко, назначенному в мае 1940 г. наркомом обороны СССР. Последний принимал неотложные меры по укреплению центрального аппарата НКО, улучшению руководства войсками, выстраивал более жесткую вертикальную линию управления. Ощущая поддержку всех членов Совета обороны, включая И. В. Сталина и Л.П. Берию, он впервые с 1918 г. предпринял попытку взять под свой контроль всю систему военной контрразведки.

Имея информацию о поступившем в ЦК ВКП(б) проекте реорганизации НКВД СССР и разделении его на два наркомата, С. К. Тимошенко направил И.В. Сталину и В.М. Молотову докладную записку, в которой отмечал, что в настоящее время происходит «коренная перестройка функций командования, направленная на укрепление единоначалия и сосредоточение в руках командира всех органов управления». Поэтому, как считал С. К. Тимошенко, предлагается назначать начальника Особого отдела РККА только приказом наркома обороны, которому и должен быть всецело подчинен начальник военной контрразведки [3, л. 123].

Получатели докладной записки поддержали поступившее предложение, и через несколько дней после разделения Наркомата внутренних дел на НКВД и НКГБ (3 февраля 1941 г.-А.З.) состоялось и решение Политбюро ЦК ВКП(б) «О передаче Особого отдела из НКВД СССР в ведение Наркомата обороны и Наркомата Военно-морского флота СССР» [11, с. 151]. При этом необходимо отметить, что в упомянутом выше проекте реорганизации НКВД СССР, поданном Л. П. Берией в ЦК ВКП(б) в январе 1941 г., ничего не говорилось о выделении военной контрразведки. Поэтому однозначно можно утверждать, что Л. П. Берия подчинился мнению членов Политбюро, так как сам он в это время являлся лишь кандидатом в этот высший орган повседневного руководства большевистской партией.

В преамбуле постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР отмечалось: «За время своего существования особые отделы НКВД проделали большую работу и сыграли положительную роль в деле разгрома контрреволюционных элементов, проникших в Красную армию и Военно-морской флот. В настоящее время в связи с укреплением Красной армии и Военно-морского флота, значительным усилением их мощи и боевой готовности, ростом хорошо подготовленных и преданных делу партии Ленина – Сталина кадров командного и политического состава ЦК ВКП(б) и СНК СССР считает целесообразным передать органы особых отделов из ведения НКВД в ведение Наркомата обороны и Наркомата Военно-морского флота» [6, с. 240].

Согласно данному постановлению, Особый отдел ГУГБ НКВД СССР ликвидировался, а вместо него создавались третьи управления НКО и НК ВМФ, соответственно. В НКВД СССР остался лишь 3-й отдел, в задачу которого входило обеспечение безопасности всех войск наркомата, а также милиции и пожарной охраны.

Аппаратам 3-х управлений и 3-го отдела поручалось решать следующие задачи: 1. Борьба с контрреволюцией, шпионажем, диверсией, вредительством и всякого рода антисоветскими проявлениями в Красной армии, ВМФ и войсках НКВД; 2. Выявление и информирование руководства наркоматов обо всех недочетах в состоянии воинских частей и сил флота и обо всех имеющихся компрометирующих материалах и сведениях на военнослужащих. Для решения указанных задач аппаратам военной контрразведки необходимо было использовать агентурно-осведомительную сеть в войсках и их окружении, производить следствие по делам, отнесенным к их компетенции, а также осуществлять обыски, аресты и выемки [6, с. 240].

Начальники 3-х управлений НКО и НК ВМФ, а также начальник 3-го отдела НКВД подчинялись непосредственно своим народным комиссарам, что избавляло военную контрразведку от вмешательства в ее дела других руководителей наркоматов. Такая же система подчиненности устанавливалась и на местах (в военных округах, на флотах и флотилиях, в армиях, корпусах, дивизиях. – А.З.). ЦК ВКП(б) и СНК СССР назначили первых лиц управлений и отдела. Ими стали: А.Н. Михеев, А. И. Петров и А.М. Белянов в НКО, НК ВМФ и НКВД соответственно. Срок реорганизации был определен очень сжатый -5 дней [6, с. 242].

Спешка с реализацией принятого решения не могла не сказаться на качестве проводимых мероприятий. Ведь постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома предусматривало ряд процедур, требующих определенного времени. Так, предписывалось, к примеру, направить весь личный состав особых отделов на укомплектование третьих управлений и отделов, передать туда литерные, агентурные и следственные дела, перечислить за вновь образованными структурами всех арестованных лиц, организовать камеры предварительного заключения для содержания подследственных, определить порядок использования военной контрразведкой сил наружного наблюдения и специальных технических средств органов НКГБ, наладить оперативный учет и т. д. Отсюда понятно, что в пятидневный срок удалось провести реорганизацию лишь формально, многие вопросы пришлось решать в течение месяца и более. Изменения в структуре военной контрразведки привели к переназначению оперативных и руководящих сотрудников, переводу многих из них на другие должности, либо даже в другие места прохождения службы, а это, в свою очередь, серьезно сказалось на темпах и эффективности работы.

До сегодняшнего дня историки не пришли к однозначному мнению относительно обоснованности и своевременности предпринятой реформы военной контрразведки. На наш взгляд, данное решение было проведено лишь под давлением руководства НКО СССР. После выявившихся недостатков в организации и боеготовности войск в ходе советско-финляндской войны И. В. Сталин шел навстречу любой инициативе НКО по укреплению системы управления. Но ускоренное проведение реформы позволяет увидеть еще один существенный факт: военно-политическое руководство страны, безусловно, не намеревалось предпринимать какие-либо превентивные боевые действия в отношении нацистской Германии, как это утверждают некоторые авторы. И. В. Сталин и его ближайшие соратники надеялись, что войны с ней удастся избежать, по крайней мере, до начала 1942 г. Ведь аксиомой является то, что проведение крупных реформ в любых сферах жизнедеятельности государства, включая и реформы специальных служб страны, результативно лишь в перспективно-стабильной обстановке, когда потерянный темп их работы будет возможно постепенно восстановить. Изучение соответствующих материалов Центрального архива ФСБ России показывает, что с февраля по середину июня 1941 г. 3-е управление Наркомата обороны смогло предоставить своему новому руководству всего несколько информаций по важнейшим вопросам боевой готовности войск, недостаткам в управленческих действиях разноуровневых структур, включая и подразделения Генерального штаба. Так, в апреле 1941 г. начальник военной контрразведки проинформировал С. К. Тимошенко о серьезных системных проблемах в Разведывательном управлении, разведотделах военных округов и зарубежных аппаратах [3, л. 123].

По заданию ЦК ВКП(б) 3-е управление НКО СССР, в частности его авиационный отдел, активно участвовало в информационном обеспечении готовившегося постановления «Об авариях и катастрофах в авиации Красной армии», которое было принято 9 апреля 1941 г. В определенной степени военные контрразведчики даже инициировали это решение ЦК ВКП(б) и Совнаркома [6, с. 261]. Речь в этом документе шла далеко не только и не столько о технических причинах гибели летно-подъемного состава и уничтожении самолетов, сколько о расхлябанности и недисциплинированности в авиационных частях, то есть о субъективных моментах, что и находилось в фокусе деятельности военной контрразведки и политорганов. Начальник 3-го Управления НКО А. Н. Михеев, несмотря на прямую подчиненность наркому обороны, сообщил в Центральный Комитет партии о «неблаговидном» поведении своего непосредственного начальника, который, якобы не разобравшись в причинах многих катастроф, подписал «замазывающий» все дело доклад заместителя наркома – руководителя ВВС РККА генерал-лейтенанта П.В. Рычагова. В итоге военно-политическое руководство страны посчитало необходимым снять его с занимаемой должности, а также предложило наркому обороны представить проект решения Главного Военного совета в разрезе вышеуказанного постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР [6, с. 262].

За предвоенные месяцы 3-е управление НКО СССР реализовало с санкции наркома лишь одну серьезную оперативную разработку на группу генералов и офицеров бывшей латышской армии. Причем эта разработка была начата еще до проведения реформы военной контрразведки, и первые спецсообщения на имя И. В. Сталина по поводу проведенных арестов направлялись из НКГБ СССР за подписью

В. Меркулова, а не руководителя военной контрразведки А.Н. Михеева. Только после допросов главы антисоветской организации генерала Ж. К. Баха, с учетом того, что все лица, названные им в показаниях, являлись военнослужащими РККА (24-го территориального Латвийского стрелкового корпуса. – Л. 3.), оперативные и следственные материалы для дальнейшего расследования были переданы в 3-е управление НКО СССР [6, с. 248]. Уволенных в запас, разрабатываемых и уже арестованных латышских генералов и офицеров НКГБ СССР оставил за собой. Этот факт так же, как и проведение разработки военнослужащих в течение месяца после создания 3-го управления Наркомата обороны, свидетельствует об отсутствии у В. Меркулова, а следовательно, и у Л. П. Берии желания отдавать военную контрразведку в другое ведомство, о стремлении исподволь, пока еще идет реформа, переубедить И. В. Сталина изменить решение.

Здесь необходимо заметить, что в преамбуле постановления ЦК ВКП(б) и Совнаркома о передаче Особого отдела из НКВД в НКО и НК ВМФ СССР ничего не говорилось об успехах военных контрразведчиков по борьбе со шпионажем, будто они этой проблемой и не занимались. Речь шла только об укреплении боевой мощи Красной армии и Военно-морского флота, что само по себе не вызывало необходимости проведения реформы. Более того, если мы сопоставим задачи Особого отдела НКВД СССР, определенные постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 11 января 1939 г., с задачами 3-х управлений НКО и НК ВМФ, то увидим, что они текстуально во многом совпадают, а что касается информирования командования о вскрытых недостатках в войсках, то в первом документе это прописано даже более детально [6, с. 17, 18, 240].

Таким образом, можно констатировать, по крайней мере, преждевременность реформы военной контрразведки, ее субъективистскую основу. И тем не менее реорганизация состоялась.

В середине марта 1941 г., то есть через месяц после создания 3-х управлений и отделов, удалось разработать Положение о них которое, по непонятным до сих пор причинам было утверждено наркомом обороны (к тому времени уже Маршалом Советского Союза. – А. 3.) С. К. Тимошенко лишь 12 апреля и объявлено приказом НКО СССР № 0028 [9, с. 55][1]1
  Возможно, что затяжка с утверждением Положения о 3-м управлении НКО СССР произошла из-за ситуации, сложившейся вокруг подготовки постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об авариях и катастрофах в авиации Красной армии» от 9 апреля 1941 г. Информационную основу этого документа составили спецсообщения начальника 3-го управления А. Н. Михеева, поданные «через голову» наркома в высшие политические инстанции.


[Закрыть].

В Положении подчеркивалось, что 3-е управление существует на правах Главного управления НКО СССР, а его начальник подчиняется только народному комиссару обороны и выполняет только его распоряжения [9, с. 56]. Несомненно, И.В. Сталин ознакомился с текстом Положения и не мог не обратить внимания на выделенные нами слова. После того что было вскрыто в ходе проработки вопроса об аварийности и катастрофах в авиации, он, надо полагать, почувствовал утрату одного из важнейших источников информации о состоянии советских Вооруженных сил, поддержав предложение наркома обороны

С. К. Тимошенко о подчинении ему органов военной контрразведки. При таком рассмотрении данного вопроса становится понятным, почему буквально через несколько дней после утверждения на Политбюро выводов по фактам аварийности и катастроф и подписания наркомом своего приказа № 0028 появилось совместное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О третьих управлениях НКО и НК ВМФ» [9, с. 262–263]. В нем отмечалось, что практика применения постановления о передаче Особого отдела НКВД в ведение НКО и НК ВМФ показала наличие проблем во взаимодействии всех структур госбезопасности и единстве их действий. Поэтому и состоялось решение о введение в штаты 3-х управлений и в их местные органы (вплоть до бригадных, гарнизонных и т. д.) должностей заместителей, которые бы одновременно подчинялись соответствующим руководителям НКГБ-УНКГБ. Эти заместители назначались, перемещались и увольнялись со службы приказами НКГБ и содержались за счет сметы этого наркомата. В постановлении еще раз подчеркивалась роль Центрального и территориальных советов руководителей спецслужб. Председателями советов являлись нарком госбезопасности и начальники УНКГБ. Таким образом, высшее военно-политическое руководство страны частично устранило негативный эффект от выделения военной контрразведки из общей системы госбезопасности с ее прямым подчинением лично И. В. Сталину. Вскоре руководитель большевистской партии стал инициировать решения о передаче ряда расследуемых дел на военнослужащих из 3-го управления НКО в НКГБ СССР. В частности, 3 июня 1941 г состоялось постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о передаче в Наркомат госбезопасности дела на бывшего командующего ВВС Московского военного округа генерал-лейтенанта авиации, Героя Советского Союза П.И. Пумпура, арестованного еще 31 мая [6, с. 285].

Все отрицательные стороны осуществленной реформы проявились с началом Великой Отечественной войны. В условиях боевых действий командование требовало от военных контрразведчиков лишь участия в наведении порядка в войсках, недопущении ухода с позиций без приказа, проведении разведки непосредственно в тактической зоне обороны. Ни о какой планомерной борьбе с разведывательно-подрывной деятельностью противника речи в первый месяц войны не шло. И это происходило на фоне изданной 3-м управлением НКО СССР директивы № 34794 от 22 июня 1941 г. [8, с. 37]. Согласно ее тексту, от военных контрразведчиков требовалось усилить именно оперативную работу, провести в жизнь планы перестройки агентурно-осведомительной сети в соответствии с потребностями условий военного времени. Если это возможно было реализовать в тылу, то в зоне боевых действий и в прифронтовых районах усилия военных контрразведчиков направлялись исключительно на выполнение приказов командования. Информация 3-го управления НКО СССР и подчиненных ему органов доходила до созданного в конце июня 1941 г. Государственного комитета обороны лишь в том виде, в котором ее представлял, если вообще представлял, нарком – Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. В отличие от руководителей НКВД (Л.П. Берия) и НКГБ (В. Меркулов) начальник военной контрразведки А. Н. Михеев не имел прямого доклада И. В. Сталину и другим членам ГКО [7][2]2
  Судя по записям в тетрадях секретарей И. Сталина, начальник 3-го управления НКО СССР А. Михеев ни разу не посетил кабинет Председателя ГКО.


[Закрыть].

Ввиду перегруженности работой в постоянно меняющейся обстановке, нарком обороны не находил времени для рассмотрения и утверждения Положения о работе органов 3-го Управления НКО в военное время. По крайней мере до конца июня 1941 г. (как явствует из директивы № 35523 от 27.06.1941 г., подписанной А.Н. Михеевым и разосланной в подчиненные органы) руководителям аппаратов военной контрразведки в войсках предлагалось руководствоваться в своих действиях временными правилами, которые, по существу, и являлись проектом Положения [8, с. 95].

Здесь следует подчеркнуть, что приказы и директивы начальника 3-го Управления НКО СССР не являлись руководством к действию для командующих армиями и фронтами, а подлежали исполнению лишь сотрудниками военной контрразведки. Подобного рода документы доводились до командования лишь в порядке ознакомления и практически не влияли на принимаемые им решения.

Источники и литература

1. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 9401.Оп. 8. Д. 45.

2. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 162. Д. 28.

3. Центральный архив Федеральной службы безопасности России. Ф. 3 ос. Оп. 8. Д. 6.

4. «Зимняя война»: работа над ошибками (апрель – май 1940 г.). Материалы комиссии Главного военного совета Красной армии по обобщению опыта финской кампании. М., 2004.

5. Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД 1937–1938. Документы. М., 2004.

6. Лубянка. Сталин и НКВД – НКГБ – ГУКР «Смерш». 1939 – март 1946. Документы. М., 2006.

7. На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И. В. Сталиным (1924–1953 гг.). М., 2008.

8. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сб. док. М., 1995. Т. 1. Кн. 1.

9. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сб. док. М., 1995. Т. 1. Кн. 2.

10. Петров Н. В. Кто руководил органами госбезопасности в 1941–1954 гг.: Справочник. М., 2010.

11. Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б). Повестки дня заседаний 1919–1952: Каталог. Т. 3, 1940–1952. М., 2001.

Вопросы и задания

1. Какое влияние оказали итоги советско-финляндской войны на реформирование советских органов госбезопасности?

2. Соответствовал ли кадровый состав военной контрразведки задачам предвоенного периода?

3. Кто реально принимал решения в области реформирования советских органов госбезопасности: Совет народных комиссаров (правительство) СССР? Политбюро ЦК ВКП(б)? Наркомат обороны СССР? НКВД СССР?

4. По каким вопросам военная контрразведка информировала руководство Наркомата обороны и Наркомата Военно-морского флота в предвоенный период?