Текст книги "Экономическая история мира. Том 2. Цивилизации Америки, Великие географические открытия и колониальное хозяйство, генезис капитализма и становление классической политэкономии, великие буржуазные революции и развитие капитализма"

3.1.2. Томас Манн и «Евангелие меркантилизма»

Одним из главных представителей западноевропейского меркантилизма XVII в. по праву считается английский экономист Томас Манн (1571–1641).

Манн родился в Лондоне в семье купцов и ремесленников. Он был внуком чеканщика на лондонском монетном дворе и сыном торговца шелком и бархатом. Так в его родословной сложилось своеобразное символическое единство двух ключевых понятий рыночной экономики – денег и торговли.

Потеряв отца в раннем детстве, Манн воспитывался в семье отчима – богатого купца и одного из учредителей Ост-Индской компании, созданной в 1600 г. в качестве нового отделения Левантской компании, давно и успешно торговавшей со странами Средиземноморья. Овладев основами коммерческого дела в конторе отчима, а затем прослужив несколько лет в Левантской компании, Манн разбогател и приобрел известность и солидную репутацию как в Сити, так и в английском парламенте. Он стал членом совета директоров Ост-Индской компании, а в 1622 г. вошел в состав правительственной комиссии по торговле, организованной по инициативе короля Якова I в качестве специального органа для проведения экспертиз и разработки рекомендаций в области внешнеторговой политики страны.

В период, когда Англия стала мощной торговой державой, незаурядный купец Манн превратился в талантливого теоретика, выдвинувшего новые принципы государственной экономической политики и экономической идеологии меркантилизма.

Один из современников Манна дал ему следующую завидную характеристику: «Его познания об ост-индской торговле, его суждения о торговле вообще, его усердные труды на родине и опыт за границей – все это украсило его такими достоинствами, какие можно только желать в каждом человеке, но какие нелегко найти в эти времена среди купцов».

Два относительно небольших по объему произведения Манна заняли достойное место в общей истории экономической теории. Причем первое («Рассуждение о торговле Англии с Ост-Индией; ответ на различные возражения, которые обычно делаются против нее») увидело свет в 1621 г. и имело форму полемического памфлета, в котором непосредственная защита экономических интересов Ост-Индской компании дала реальную возможность приступить к обоснованию концепции позднего, или зрелого, меркантилизма. Другая же книга («Богатство Англии во внешней торговле, или Баланс нашей внешней торговли как регулятор нашего богатства») вышла лишь в 1664 г., т. е. спустя более чем два десятилетия после кончины автора, и представляла собой настолько важную и интересную разработку принципов меркантилизма с точки зрения природы обменных процессов в экономике, а равно и их государственного регулирования, что вызвала в последующем пристальное внимание многих ученых – от Адама Смита и Карла Маркса до Джона Кейнса.

Что касается А. Смита, то он счел необходимым упомянуть об этом произведении в своем знаменитом «Богатстве народов»: «Само название книги Манна… стало основным положением политической экономии не только в Англии, но и во всех других торговых странах».

Очевидный интерес представляет также оценка обоих трудов Манна, данная К. Марксом. «Это сочинение («Рассуждение о торговле Англии с Ост-Индией». – Ред.), – отмечал он, – уже в первом своем издании имело то специфическое значение, что было направлено против первоначальной монетарной системы, которую тогда еще защищали в Англии в качестве государственной практики; оно представляло, следовательно сознательное самоотмежевание меркантилистской системы от системы, явившейся ее родоначальницей. Уже в первом своем виде сочинение Манна выдержало несколько изданий и оказало прямое влияние на законодательство. Совершенно переработанное автором и вышедшее в свет в 1664 г., уже после его смерти, под заглавием «Богатство Англии во внешней торговле» сочинение это оставалось еще в течение ста лет евангелием меркантилизма (выделено нами. – Ред.)». Именно эту книгу К. Маркс охарактеризовал как сочинение, «составляющее эпоху».

Между прочим, выпуская в свет названную книгу, сын Томаса Манна Джон (богатый землевладелец и купец) снабдил ее предисловием, в котором напомнил власть имущим и английской общественности о былых заслугах отца: «В свое время он пользовался большой славой среди купцов и хорошо известен был большинству деловых людей благодаря большому опыту в делах и глубокому пониманию торговли».

Меркантилизм в целом явился важным шагом в попытках нарождающейся экономической науки решить проблему роста богатства отельных стран на основе рыночного обмена. Его идеология, формировавшаяся в эпоху первоначального накопления капитала и бурного роста буржуазии после Великих географических открытий, опиралась на два главных постулата: 1) богатство отождествлялось с полноценными деньгами (золотом и серебром) и 2) власть абсолютистских государств должна была играть существенную роль в увеличении национального богатства. Именно меркантилисты выступили своеобразными первопроходцами в области теоретического обоснования необходимости государственного вмешательства в рыночную экономику и определения конкретных рекомендаций для государственного регулирования внешней торговли.

При этом представители «раннего» меркантилизма, или так называемой монетарной системы, советовали своим монархам осуществлять контроль исключительно за денежным балансом страны, т. е. следить за достижением преобладания ввоза золота и серебра над их вывозом с помощью полного запрета вывоза денег и установления государственной монополии на торговлю валютой.

В отличие от них Манн подверг всесторонней критике подобную практику регулирования денежного баланса страны и выступил решительным сторонником активного торгового баланса, когда экспорт товаров превышает их импорт. Он убедительно доказал, что приумножению национального богатства и его удержанию в стране должна способствовать активная международная торговля и определенная внешнеторговая политика государства.

Принципиальное различие между концепцией активного денежного баланса (превышения ввоза денег над их вывозом) и концепцией активного торгового баланса (превышения экспорта товаров над их импортом) заключалось в том, что в первом варианте делался акцент на регулирующей деятельности самого государства, а во втором – на развертывании частной инициативы купцов и торговых компаний при использовании государства в качестве «опекуна» и регулятора внешних экономических отношений.

«Торговля товарами, – писал Манн, – является не только похвальной практикой, которая так достойно осуществляет общение между народами, но и, как я бы сказал, поистине пробным камнем процветания государства, если только при этом заботливо соблюдаются известные правила».

Поставив во главу угла своей экономической концепции активный торговый баланс вместо системы денежного баланса, Манн выдвинул чрезвычайно важное положение, что внешняя торговля есть главный регулятор количества денег в стране и тем самым регулятор ее обогащения. Книга Манна «Богатство Англии во внешней торговле» начинается со следующих утверждений: «Хотя королевство может быть обогащено дарами, полученными от других стран, или их грабежом, все же эти пути обогащения ненадежны и имеют малое значение. Поэтому обычным средством для увеличения нашего богатства и денег является внешняя торговля. При этом мы должны постоянно соблюдать следующее правило: продавать иностранцам ежегодно на большую сумму, чем мы покупаем у них».

Следует особо подчеркнуть, что Манн одновременно проявлял серьезную заботу о необходимости развития прежде всего отечественного производства и ограничения потребления импортных товаров. Для обеспечения превышения суммы экспорта товаров над суммой их импорта он предлагал вывозить за границу готовые изделия, а не сырье, поскольку в этом случае общая выручка от их продажи будет значительно больше. Увеличению положительного сальдо торгового баланса страны должна была способствовать, по его мнению, и активная посредническая (транзитная) торговля, для чего разрешался вывоз самих денег. Причем эти деньги следовало использовать для закупки товаров по низким ценам в одних странах с целью их последующей перепродажи по высоким ценам в других. Именно такая стратегия наблюдалась в торговой деятельности Ост-Индской компании, которая вывозила из Индии на огромные суммы пряности, шелк, хлопок и другие «колониальные» товары для частичного сбыта в Англии, но главным образом для перепродажи в других европейских странах. Если сторонники теории денежного баланса (монетарной системы) считали подобный вывоз денег в Индию «смертным грехом», сокращающим богатство английского королевства, то купец Манн с помощью наглядных расчетов доказывал обратное. В частности, он приводил пример торговли перцем, один фунт которого стоил тогда в Лондоне 2 шиллинга. «Но если тот же купец, – писал Манн, – привезет этот перец из Ост-Индии, он там заплатит за него самое большее 3 пенса за фунт и получит огромную выгоду не только на перце, который нужен нам для удовлетворения наших потребностей, но также и на том огромном количестве его, которое мы вывозим ежегодно в различные другие страны для продажи там по более высоким ценам. Из этого ясно, что мы получим гораздо большую выгоду от этих индийских товаров, чем те страны, где эти товары произрастают и которым они, собственно принадлежат, являясь естественным богатством этих стран».

Выступая с решительной критикой противников вывоза за границу денег, что якобы может привести к уменьшению национального богатства, он удачно и образно сравнивал вывоз денег с действиями фермера: «Ведь если мы будем судить о фермере по его действиям только во время посева, когда он бросает в землю много хорошего зерна, мы сочтем его сумасшедшим; если же мы посмотрим на то, что получилось из его трудов при жатве, которая является завершением его стараний, мы увидим достойный и обильный результат его действий». Отсюда Манн сформулировал свой известный тезис: «Деньги порождают торговлю, а торговля увеличивает деньги».

Деньги купца при их разумном использовании как раз и представляют тот экономический «посев», который должен принести богатый «урожай».

Для стимулирования национальной мануфактурной промышленности и развертывания, выражаясь современным языком, внешнеторговой экспансии Манн ратовал за государственную политику таможенного протекционизма с помощью обложения высокими пошлинами импортных товаров вплоть до полного запрета ввоза предметов роскоши. При этом государство может выдавать специальные премии (субсидии) тем предприятиям, которые должны были выпускать продукцию для внешних рынков. Небезынтересно отметить, как в Англии пытались поддерживать отечественного производителя еще во второй половине XVI в., в период правления королевы Елизаветы, которая, например, для поощрения национального рыболовства ввела особый пост с многомесячным употреблением рыбных блюд, а в целях содействия отечественному производству шерсти потребовала под угрозой высоких штрафных санкций обязательного погребения всех состоятельных граждан страны исключительно в шерстяной одежде.

Изучение внешней торговли с точки зрения ее прямого и косвенного воздействия на увеличение национального богатства позволило Манну существенно продвинуть вперед теорию денег. Если для его предшественников деньги являлись, по сути дела, лишь всеобщей материализацией богатства и, следовательно, их изначальной «родовой» функцией считалась функция образования сокровищ, т. е. средства накопления богатства, то у Манна уже обнаружилось раскрытие основополагающей функции денег как универсального средства обмена. Причем именно благодаря обмену в форме внешнеторговых отношений как раз и происходило само накопление богатства.

Манн не обошел вниманием (хотя, естественно, сделал это исключительно в сфере обменных процессов) и такую функцию денег, как мера стоимости, заявив, что «деньги являются не только истинной мерой всех наших средств в королевстве, но также мерой наших торговых сношений с иностранцами, которую мы поэтому должны стараться сохранять справедливой и постоянной во избежание тех замешательств, которые всегда сопутствуют таким изменениям». Рассматривая процессы вложения денег как в торговые операции, так и в мануфактурное производство, он фактически вплотную приблизился к характеристике денег в качестве формы капитала. Кроме того, выступив против засилья ростовщичества в экономике и стараясь освободить от его гнета купцов, торговые компании да и государство, Манн одним из первых начал декларировать естественную зависимость ссудного процента от торговли, призывая правительство бороться с ростовщиками с помощью законодательного ограничения процентных ставок.

И, наконец, Манна можно отнести к родоначальникам количественной теории денег, поскольку он утверждал, что все товары на рынке дорожают или дешевеют в прямой зависимости от обилия или недостатка денег в стране.

Сочинения Манна, содержащие новые теоретические подходы к выяснению источников обогащения страны, явились также убедительным подтверждением прикладного характера экономической науки, главное предназначение которой и по сей день заключается в том, чтобы вооружить людей и человеческое общество конкретными инструментами роста своего благосостояния. Разумеется, в первой половине XVII в. практическая направленность теории меркантилизма была связана с защитой и соблюдением экономических интересов купцов и владельцев мануфактур. Что же касается тяжелого материального положения простого народа, то Манн, хотя и видел распространение в Англии нищеты и бедности, заслуживающих, по его словам, «христианского сострадания и милосердия», в то же время писал, что такие люди «безнадежно погружаются в несчастье по своему безумию и своенравию», что «из-за бесстыдной праздности огромное количество людей обманывает, ворует, мошенничает, блюдолизничает, бродяжничает, просит милостыню, голодает и преждевременно погибает». Отсюда делался вывод о необходимости лишь крайне умеренной, т. е., по сути дела, на уровне прожиточного минимума, оплате наемного труда. «Как изобилие и мощь, – подчеркивал Манн, – делают народ порочным и непредусмотрительным, так лишения и нужда делают его разумным и трудолюбивым».

Совокупность взглядов Манна позволяет считать, что он был одним из тех крупных экономистов, которые внесли заметный вклад в развернутый анализ нарождающейся системы рыночных отношений со всеми ее позитивными и негативными чертами. Далеко не случайно ряд его оригинальных идей смог найти логическое продолжение в концепциях экономической мысли XX в. и, в частности, в макроэкономической теории Дж. М. Кейнса, который обнаружил в учении меркантилистов «элементы научной истины» и даже посвятил их рассмотрению отдельную главу в своем знаменитом труде «Общая теория занятости, процента и денег». «…Если говорить о вкладе в искусство государственного управления экономической системой в целом и обеспечения оптимальной занятости всех ресурсов этой системы, – писал он, – то ранние представители экономической мысли XVI и XVII вв. в некоторых вопросах достигали практической мудрости, которая в оторванных от жизни абстракциях Рикардо была сначала забыта, а потом и вовсе вычеркнута».

Вплоть до настоящего времени не сданы в архив наполненные «практической мудростью» утверждения Манна, касающиеся вмешательства государства в регулирование рыночной торговли, усиления внешнеторговой экспансии, поддержки национального производства с помощью таможенного протекционизма, установления процентных ставок на основе обменных процессов, зависимости уровня товарных цен от количества денег в обращении, а также многофункциональной природы самих денег и, наконец, использования роста цен для стимулирования развития торговли и промышленности. Так выглядят главные черты «благой вести» Томаса Манна, изложенные им в талантливом «Евангелии меркантилизма».

Литература

1. Всемирная история. Т. 4. М., 1958.

2. История Европы. Т. 3. М., 1993.

3. Лас Касас Б. История Индий. Л., 1968.

4. Магидович И. Л. Очерки по истории географических открытий. М., 1957.

5. Мотыпов В.Е. Экономическая история зарубежных стран. М., 1961.

4. Рождение цивилизации в Месоамерике

4.1. Месоамерика и Древний Восток

Первые государства Старого Света, первые очаги цивилизации возникли в странах с жарким климатом. Первые города и государства в Америке также родились в тропическом поясе Месоамерики: государства майя, инков, ацтеков.

Ко времени прихода европейцев индейцы умеренного пояса Северной Америки оставались на стадии родоплеменных отношений, и даже характер этих отношений европейские ученые изучали в основном на материале индейских племен, поскольку европейские народы давно уже ушли от этой первобытной стадии.

На стадии первобытнообщинного строя оставались и народы Южной Америки. Индейцы пампы, патагонцы были бродячими охотниками, жили родовыми группами по 30–69 человек. У индейцев бассейнов Амазонки и Ориноко не было не только союзов племен, но даже племенной организации. Крытые пальмовыми листьями примитивные жилища у них были общими для всей общины.

И только в тропическом поясе Месоамерики к приходу европейцев существовали государства, города, письменность. Некоторые исследователи считают, что по своему культурно-экономическому уровню они были близки «Египту времен фараонов» [9, с. 26], т. е. государствам Древнего Востока.

Нужно, однако, учитывать, что возникли они намного позже, чем государства Древнего Востока, расцвет которых приходился на период до нашей эры. Классический период государства майя – II–X вв. н. э., государства ацтеков – XII–XV вв., инков – XV–XVI вв., что соответствовало европейскому феодализму.

Архитектурные сооружения этих государств не уступали пирамидам и зиккуратам Старого Света. Например, «Пирамида Солнца» в Теоатеуакане достигала 72 м высоты. У майя была письменность, расшифрованная Ю. В. Кнорозовым, их календарь по точности далеко превосходил европейский того времени. По астрономическим наблюдениям они также превосходили Европу. Но они не знали колеса, у них не было тяглового скота и пахотных орудий. Они не знали железа, но железа не знали и в странах Древнего Востока.

Лишь одно сближало эти государства со странами Древнего Востока: государство существовало за счет эксплуатации крестьян-общинников. Только разница в положении верхов и низов здесь была гораздо значительнее. Величественные пирамиды, города, письменность – все это было достоянием только верхов общества, но с другой стороны, – самые примитивные орудия труда, соответствующие каменному веку: каменные топоры, каменные орудия для обработки того же камня, заостренная палка вместо мотыги.

Экономика и социальные отношения цивилизаций доколумбовой Америки имели очень много общего. Поэтому мы детально рассмотрим хозяйство майя, которое возникло раньше и просуществовало дольше других, а затем выделим особенности экономики государств ацтеков и инков.

4.2. Майя

Земледельческая культура майя

Первоначально города майя занимали сравнительно небольшую территорию на подступах к полуострову Юкатан, т. е. в основном на юге нынешней Мексики. Там находились древнейшие города майя – Паленке, Тикаль, Копан и др., города, раскопанные археологами в джунглях, в сельве. Очарование этих восстановленных из праха городов, восхищение грандиозностью заросших джунглями строений и даже сам процесс восстановления погибшей цивилизации – именно это обычно составляет основу наших знаний о цивилизации майя.

Для нас же важнее определить, за счет чего существовала эта цивилизация, кто строил эти города, кто обеспечивал роскошь их обитателей, т. е. восстановить хозяйство и быт простых людей, крестьян.

Основной культурой, которую возделывали майя, был маис. Использовалась подсечно-огневая система земледелия, как и у соседних племен сельвы, не достигших государственности. Но это была не совсем та подсечно-огневая система, которая практиковалась и у славян, и у других народов Европы.

Чтобы освободить землю под кукурузное поле, лес выжигали. Но землю после этого не обрабатывали. У майя не было не только примитивных пахотных орудий (сохи), но даже и мотыг. Заостренной палкой делали ямки в земле, и в каждую ямку бросали несколько зерен кукурузы, а иногда – семена фасоли и тыквы. Пахотное орудие здесь было непригодно: в земле оставались корни сожженных деревьев, и такое орудие застряло бы.

И все же примитивность такой системы не следует преувеличивать. Академик Н. И. Вавилов писал, что поля там представляли «сообщество различных культурных растений: фасоль обвивает кукурузу, а между ними растут различного рода тыквы. Смешанная культура является господствующей в древней Мексике» [4, с. 101].

Высокий урожай удобренная пеплом и золой земля давала только в первый год. Через 2–3 года поле забрасывалось, зарастало джунглями и засевалось заранее подготовленное новое поле. Лишь через 6-10 лет могли вернуться к прежнему, но для этого надо было заново выжигать выросший на нем лес.

Согласно обычному представлению примитивная подсечно-огневая система не могла дать достаточно высокий прибавочный продукт, чтобы обеспечить строительство и содержание городов – святилищ майя. Однако, по расчетам Е. И. Гуляева, семья из пяти человек за год получала 4 т кукурузы, а потребляла 1,5 т, т. е. прибавочный продукт составлял свыше 60 % [4, с. 29]. К. Керам подтверждает эти расчеты. По его словам, крестьяне в виде натурального налога отдавали 2/3 своего урожая [7, с. 356].

К тому же майя иногда использовали и более совершенные приемы земледелия. В одной из публикаций газеты «Правда» за 30 июня 1980 г. было отмечено, что на территории бывшего государства майя «радар обнаружил под густым пологом тропической зелени остатки разветвленной системы ирригационных каналов». Здесь была допущена одна неточность: это были не ирригационные, а дренажные каналы.

В условиях болотистых джунглей и сезонных ливней ирригация была не нужна. Наоборот, требовалось отводить лишнюю воду. Между двумя параллельными каналами лежали «приподнятые поля» – подтопляемые снизу участки земли. Благодаря такой дренажной сети майя «смогли превратить около 400 га болота и грязи вокруг Этны в цветущие сады и поля» [4, с. 105]. Очевидно, такая система не вытекала из традиционных отношений, а строилась под руководством государства.

В деревне сохранялись общинные отношения. Очищенная выжиганием от леса земля делилась на участки отдельных семей, а сады и приусадебные участки находились в наследственной собственности.

Домашних животных у крестьян не было. Основную пищу составляла кукуруза. Из кукурузной муки выпекали плоские лепешки – «тортильяс». Важную часть питания также составляли бобы. В основном это была растительная пища. Майя пили шоколад из бобов какао, а из сока растения маги готовили опьяняющий напиток пульке. У них уже существовал ткацкий станок, и крестьяне майя носили хлопчатобумажную одежду.

Кроме натурального налога в пользу государства они должны были выполнять государственную трудовую повинность: строить города, пирамиды, дороги. За этим следили чиновники – батабы, стоявшие во главе селений.

Было очень важно выжечь лес в конце периода засухи до начала сезонных ливней. Это время рассчитывали жрецы в городах, и из городов по деревням направлялись гонцы, оповещая крестьян: «Пора». В 1950 г. в двух районах бывших земель майя наступил голод: умер последний, кто разбирался в тайнах календаря майя, и ливни потушили огонь.

Города – святилища майя

Строго говоря, у майя не было единого государства. Каждый город был самостоятельным городом-государством. Но в отличие от средневековых европейских городов-государств это были города-святилища с пирамидами и храмами. Жилые строения для жрецов и знатных людей не были столь монументальными. Простой народ, крестьяне, жили за пределами города.

В городах майя не существовало улиц. Это была свободная застройка на разных уровнях. В центре находились пирамиды – храмы на искусственно сооруженных платформах, господствуя над остальным городом. А вокруг этих сооружений располагались дома жрецов и знати. В городе Цибильчальтуне археологи раскопали свыше 400 каменных построек, в городе Йашха – более 500.

При этом и город в целом размещался на возвышенной платформе – плато. Например, один из древнейших городов майя, Паленке, занимал 19 га на естественной платформе, которая возвышалась на 60 м.

Города соединялись между собой дорогами шириной более 10 м, расположенными на насыпях высотой от 60 до 250 см. Насыпи состояли из щебня, залитого раствором извести. И это при том, что у майя не было ни колеса, ни тягловых животных, а, следовательно, повозок.

Итак, в отличие от средневековых европейских или античных городов, города майя были святилищами и одновременно – государственно-административными центрами, местом пребывания господствующей верхушки – жрецов и знати. Их власть над остальной территорией и остальным населением была безмерной. Это были две разные культуры. У верхов была письменность, причем для письма использовалась даже бумага, был точный календарь, велись астрономические наблюдения, а низы оставались на стадии первобытнообщинного строя.

И все же города были и экономическими центрами, центрами ремесла и торговли. Конечно, здесь не было ремесленных цехов. Ремесленники обслуживали государство и знать. В ремесленных мастерских готовили статуэтки и другие изделия из ценных пород камня, особенно из нефрита, изящные керамические сосуды, оружие. Архитекторы руководили строительством храмов и пирамид.

Религиозные центры были одновременно местами торгового обмена. Крупнейшие города майя первого тысячелетия находились в сотнях километров от океана, но здесь при раскопках находят раковины, кораллы, жемчуг. Зеленый обсидиан добывался лишь в одном месте – на северо-востоке Мексики, но изделия из него находят во многих городах майя.

Это был не просто обмен продуктами, а именно торговля: в качестве денег использовались бобы какао. Кролик стоил 10 бобов, раб – 100 бобов. Это была настолько обычная валюта, что Кортес был вынужден платить бобами жалованье своим солдатам, причем 200 бобов приравнивались к золотому реалу.

Исследователь Э. Томпсон назвал майя «финикийцами Нового Света»: их суда перевозили товары вокруг всего полуострова Юкатан. Правда, судно майя – это долбленая лодка, но на ней могло разместиться до 40 человек.

Загадка майя. Гибель или Великое переселение

Главной загадкой цивилизации майя для историков была катастрофа, которая произошла к концу IX в. «За одно лишь столетие заброшенные города майя оказались вновь поглощенными джунглями», – писал американский археолог Ч. Галленкамп [3, с. 130]. Города первоначальной территории заселения майя был покинуты жителями.

Правда, это не означало гибели цивилизации. На севере от первоначальной территории майя, уже на самом полуострове Юкатан, культура майя возрождается, растут новые города. Очевидно, это была не гибель, а великое переселение.

Но эти новые города – Ушмаль, Чичен-Ица и др. – несколько отличались от прежних. Многие здания имели иную архитектуру, появились улицы. На стенах храмов появились фигуры воинов с копьями и щитами, которых не было в прежних городах майя. Старые города майя не имели крепостных стен. А, например, город Тулум на Юкатане с трех сторон был укреплен крепостными стенами высотой в 3–4 м, а четвертая сторона представляла обрыв в море.

Появились новые божества: Кецалькоатль – пернатый змей, Чакмооль, лежачие скульптурные изображения которого имели углубление для стока крови жертв. Эти новые божества требовали человеческих жертвоприношений. Особое внимание исследователей привлек «Колодец жертв» в Чичен-Ице, куда бросали девушек в жертву богу воды.

Выдвигались разные гипотезы о причинах гибели городов древнего царства майя. Объясняли это, например, истощением земель, которое заставило искать новые земли. Но при подсечно-огневой системе такого истощения быть не могло: сжигаемые джунгли каждый раз заново удобряли землю. Это происходило столетиями, потом вдруг вся земли истощилась!

Выдвигалась и такая версия, что города были разрушены в результате крестьянского восстания. Но и эта версия не выдерживала критики. Восстать против жрецов, против городов-святилищ значило восстать против богов, которые обеспечивают жизнь.

Действительная причина опустошения заключалась в нашествии чужеземцев. В Старом Свете земледельческие государства нередко подвергались нашествиям кочевников. Через какое-то время пришельцы ассимилировались, перенимали культуру земледельцев, и государство продолжало существовать, в несколько преобразованном пришельцами виде. Это же произошло и здесь. Правда, по сельве было невозможно кочевать со стадами скота, да и самого скота не было. Но были воинственные народы, которые были склонны грабить соседей, а иногда и сами мигрировали, уходя от более сильных племен.

«Новое царство» майя, которое возродилось на Юкатане, представляло смесь двух культур – майя и тольтеков.