Текст книги "Застольные песни"

 
Ой, полна, полна моя коробушка,
Есть и ситец, и парча,
Пожалей, душа моя, зазнобушка,
Молодецкого плеча!
 
 
Пойду выйду в рожь высокую,
Там до ночки погожу,
Как завижу свою черноокую,
Все товары разложу.
 
 
Вот и пала ночка туманная,
Ждет удалый молодец.
Чу! Идет, пришла моя желанная —
Продает товар купец.
 
 
Катя бережно торгуется,
Все боится передать,
Парень с девицей целуется,
Просит цены набавлять.
 
 
Цены сам платил я немалые,
Не торгуйся, не скупись,
Подставляй-ка губки алые,
Ближе к молодцу садись!
 
 
Дал ей ситцу штуку целую,
Ленту алую для кос,
Поясок – рубашку белую
Подпоясать в сенокос.
 
 
Все поклала моя ненаглядная
В короб, кроме перстенька:
– Не хочу ходить я нарядная
Без сердечного дружка!
 
 
– То-то дуры вы, молодочки,
Не сама ли принесла
Полуштофчик сладкой водочки,
А подарков не взяла!
 
 
Ну, постой же, нерушимое
Обещаньице даю,
У отца дитя любимое,
Ты попомни речь мою:
 
 
– Опорожнится коробочка,
На Покров домой приду,
А тебя, моя зазнобушка,
В Божью церковь поведу!
 
 
Только знает ночка темная,
Как поладили они,
Распрямись ты, рожь высокая,
Тайну свято сохрани!
 

Эта песня – народное переложение начала поэмы Николая Некрасова «Коробейники». На мотив трансформированного венгерского марша «Чардаш».

Слова Е. Гребенки

Музыка неизвестного автора

 
Помню, я еще молодушкой была,
Наша армия в поход куда-то шла.
 
 
Вечерело. Я стояла у ворот —
А по улице все конница идет.
 
 
К воротам подъехал барин молодой,
Мне сказал: «Напой, красавица, водой!»
 
 
Он напился, крепко руку мне пожал,
Наклонился и меня поцеловал…
 
 
Он уехал… Долго я смотрела вслед,
Жарко стало мне, в очах мутился свет,
 
 
Целу ноченьку мне спать было невмочь:
Раскрасавец барин снился мне всю ночь.
 
 
Вот недавно – я вдовой уже была,
Четырех уж дочек замуж отдала —
 
 
К нам заехал на квартиру генерал…
Весь простреленный, так жалобно стонал.
 
 
Я взглянула – встрепенулася душой:
Это он, красавец барин молодой;
 
 
Тот же голос, тот огонь в его глазах,
Только много седины в его кудрях.
 
 
И опять я целу ночку не спала,
Целу ночку молодой опять была.
 

Романс входил в репертуар цыганских хоров, был записан как народная песня в 1841 году. Особую популярность имел во время гражданской и Великой Отечественной войн. Имеются варианты.

Слова Н. Анордиста

Музыка П. Булахова

 
Вот на пути село большое,
Куда ямщик мой поглядел.
Его забилось ретивое*,
И потихоньку он запел:
 
 
«Твоя краса меня сгубила,
Теперь мне белый свет постыл.
Скажи, зачем приворожила,
Коль я душе твоей не мил!
 
 
По мне лошадушки сгрустятся,
Расставшись, бедные, со мной.
Они уж больше не помчатся
Вдоль по дороге столбовой.
 
 
Недолго песней удалою,
Недолго тешить седока.
Уж скоро, скоро под землею
Зароют тело ямщика».
 

*Ретивое – сердце (нар. – поэт.)

Слова и музыка неизвестного автора

 
– Когда б имел златые горы
И реки, полные вина,
Все отдал бы за ласки, взоры,
Чтоб ты владела мной одна.
 
 
– Не упрекай несправедливо,
Скажи всю правду ты отцу.
Тогда свободно и счастливо
С молитвой ты пойдешь к венцу.
 
 
– Ах, нет, твою, голубка, руку
Просил я у него не раз.
Но он не понял мою муку
И дал жестокий мне отказ.
 
 
Спроси у сердца ты совета,
Страданьем тронута моим.
И веря святости обета,
Беги с возлюбленным своим.
 
 
– Ну как же, милый, я покину
Семью родную и страну?
Ведь ты заедешь на чужбину
И бросишь там меня одну.
 
 
Умчались мы в страну чужую,
А через год он изменил.
Забыл и клятву роковую,
Когда другую полюбил.
 
 
А мне сказал, стыдясь измены:
– Ступай обратно в дом отца.
Оставь, Мария, мои стены!
И проводил меня с крыльца.
 
 
– За ласки, речи огневые
Я награжу тебя конем.
Уздечко, хлыстик золотые,
Седельце шито жемчугом.
 

 
Ты, моряк, красивый сам собою,
Тебе от роду двадцать лет.
Полюби меня, моряк, душою,
Что ты скажешь мне в ответ?
 
 
Припев:
По морям, по волнам —
Нынче здесь, завтра там.
По морям, морям, морям, морям,
Эх! Нынче здесь, а завтра там.
 
 
Ты, моряк, уедешь в сине море,
Оставляешь меня в горе,
А я буду плакать и рыдать,
Тебя, моряк мой, вспоминать.
 
 
Припев.
 

Любимый романс В. Чапаева, о чем свидетельствует Д. Фурманов в своем романе. Источником песни являются «Куплеты моряка» из водевиля В. Межевича (1814–1849) «Артур, или Шестнадцать лет спустя», которые пелись моряком с хором.

 
По Дону гуляет, по Дону гуляет,
По Дону гуляет казак молодой.
 
 
В саду дева плачет, в саду дева плачет,
В саду дева плачет над быстрой рекой,
 
 
Ее утешает, ее утешает,
Ее утешает казак молодой:
 
 
«О чем, дева, плачешь, о чем, дева, плачешь,
О чем, дева, плачешь, о чем слезы льешь?»
 
 
«О, как мне не плакать, о, как мне не плакать,
О, как мне не плакать, слез горьких не лить.
 
 
В саду я гуляла, в саду я гуляла,
В саду я гуляла, цветочки рвала.
 
 
Цветочки рвала я, цветочки рвала я,
Цветочки рвала я – цыганка пришла,
 
 
Цыганка гадала, цыганка гадала,
Цыганка гадала, за ручку брала,
 
 
Брала и шутила, брала и шутила,
Брала и шутила, качала головой:
 
 
«Утонешь, девчонка, утонешь, девчонка,
Утонешь, девчонка, в день свадебный свой!»
 
 
«Не верь, моя радость, не верь, моя радость,
Не верь, моя радость, не верь никому,
 
 
Поверь, моя радость, поверь моя радость,
Поверь, моя радость, лишь мне одному.
 
 
Поедем венчаться, поедем венчаться,
Поедем венчаться – я выстрою мост,
 
 
Чугунный и длинный, чугунный и длинный,
Чугунный и длинный на тысячу верст.
 
 
Поставлю я стражей, поставлю я стражей,
Поставлю я стражей – донских казаков».
 
 
Вот едет карета, вот едет карета,
Вот едет карета, пошли кони в ряд,
 
 
Споткнулися кони, споткнулися кони,
Споткнулися кони на этом мосту,
 
 
Невеста упала, невеста упала,
Невеста упала, да прямо в реку.
 
 
Невеста кричала, невеста кричала,
Невеста кричала: «Прощай, белый свет!»
 
 
Еще раз кричала, еще раз кричала,
Еще раз кричала: «Прощай, мать-отец!»
 
 
Еще повторяла, еще повторяла,
Еще повторяла: «Прощай, милый мой!»
 

Романс-баллада, переработка стихотворения «Чудная бандура» Дм. Ознобишина (1804–1877). Содержание восходит к некоторым аналогичным по теме старинным народным песням.

Слова и музыка неизвестного автора

 
По муромской дорожке
Стояли три сосны.
Прощался со мной милый
До будущей весны.
 
 
Он клялся и божился
Одну меня любить,
На дальней на сторонке
Меня не позабыть.
 
 
Сел на коня лихого,
Уехал в дальний край;
Оставил в моем сердце
Тоску лишь да печаль.
 
 
Однажды мне приснился
Ужасный, страшный сон,
Что милый мой женился,
Нарушил клятву он.
 
 
А я над сном смеялась
При ясном свете дня:
«Не может того статься,
Чтоб мил забыл меня».
 
 
Но сон мой скоро сбылся
И раннею весной
Мой милый возвратился
С красавицей-женой.
 
 
Я у ворот стояла,
Когда он проезжал,
Меня в толпе народа
Он взглядом отыскал.
 
 
Увидев мои слезы,
Глаза он опустил,
И понял, что навеки
Младую жизнь сгубил.
 
 
Пойду я в лес зеленый,
Где реченька течет,
В холодные объятья
Она меня влечет.
 
 
Когда меня достанут
С того речного дна,
Тогда, мой друг, узнаешь,
Что клятве я верна.
 

Слова и музыка неизвестного автора

 
Окрасился месяц багрянцем,
Где волны бушуют у скал.
– Поедем, красотка, кататься,
Давно я тебя поджидал!
 
 
– Кататься я с милым согласна,
Я волны морские люблю.
Дай парусу полную волю,
Сама же я сяду к рулю.
 
 
– Ты правишь в открытое море,
Где с бурей не справиться нам.
В такую шальную погоду
Нельзя доверяться волнам!
 
 
– Нельзя? Почему ж, дорогой мой?
А в горькой минувшей судьбе,
Ты вспомни, изменник коварный,
Как я доверялась тебе.
 
 
– Послушай, ты жизнью рискуешь.
Безумная, руль поверни!
На это сердитое море,
На эти ты волны взгляни.
 
 
А волны бросаются с ревом
На наш беззащитный челнок.
– Прочь весла! От гибели верной
Спасти чтоб никто нас не мог!..
 
 
Всю ночь волновалося море,
Шумела морская волна;
Поутру приплыли два трупа
И щепки того челнока…
 

Слова А. Аммосова

Музыка К. Агренева-Славянского

 
«Хас-Булат удалой!
Бедна сакля твоя;
Золотою казной
Я осыплю тебя.
 
 
Саклю пышно твою
Разукрашу кругом,
Стены в ней обобью
Я персидским ковром.
 
 
Галуном твой бешмет
Разошью по краям
И тебе пистолет
Мой заветный отдам.
 
 
Дам старее тебя
Тебе шашку с клеймом,
Дам лихого коня
С кабардинским тавром.
 
 
Дам винтовку мою,
Дам кинжал Базалай —
Лишь за это свою
Ты жену мне отдай.
 
 
Ты уж стар, ты уж сед,
Ей с тобой не житье,
На заре юных лет
Ты погубишь ее.
 
 
Тяжело без любви
Ей тебе отвечать
И морщины твои
Не любя целовать.
 
 
Видишь, вон Ямман-Су
Моет берег крутой,
Там вчера я в лесу
Был с твоею женой.
 
 
Под чинарой густой
Мы сидели вдвоем,
Месяц плыл золотой,
Все молчало кругом.
 
 
И играла река
Перекатной волной,
И скользила рука
По груди молодой.
 
 
Мне она отдалась
До последнего дня
И Аллахом клялась,
Что не любит тебя!»
 
 
Крепко шашки сжимал
Хас-Булат рукоять
И, схватясь за кинжал,
Стал ему отвечать:
 
 
«Князь! Рассказ длинный твой
Ты напрасно мне рек,
Я с женой молодой
Вас вчера подстерег.
 
 
Береги, князь, казну
И владей ею сам,
За неверность жену
Тебе даром отдам.
 
 
Ты невестой своей
Полюбуйся поди —
Она в сакле моей
Спит с кинжалом в груди.
 
 
Я глаза ей закрыл,
Утопая в слезах.
Поцелуй мой застыл
У нее на губах».
 
 
Голос смолк старика,
Дремлет берег крутой;
И играет река
Перекатной волной.
 

 
Когда я на почте служил ямщиком,
Был молод, имел я силенку.
И крепко же, братцы, в селенье одном
Любил я в ту пору девчонку.
 
 
Сначала не видел я в этом беду,
Потом задурил не на шутку:
Куда ни поеду, куда ни пойду —
Все к милой сверну на минутку.
 
 
И любо оно, да покоя-то нет,
А сердце щемит все сильнее…
Однажды начальник дает мне пакет:
Свези, мол, на почту живее.
 
 
Я принял пакет и скорей на коня,
И по полю вихрем помчался,
А сердце щемит да щемит у меня,
Как будто с ней век не видался…
 
 
И что за причина? Понять не могу.
А ветер так воет тоскливо…
И вдруг словно замер мой конь на бегу
И в сторону смотрит пугливо…
 
 
Забилося сердце сильней у меня,
И глянул вперед я в тревоге.
Затем соскочил с удалого коня
И вижу я труп на дороге!
 
 
А снег уж совсем ту находку занес,
Метель так и пляшет над трупом.
Разрыл я сугроб – да и к месту прирос,
Мороз заходил под тулупом!..
 
 
Под снегом-то, братцы, лежала… она!
Закрылися карие очи…
Налейте, налейте скорей мне вина,
Рассказывать больше нет мочи!
 

Романс-баллада «Когда я на почте служил ямщиком» является переработкой для пения стихотворения Л. Трефолева «Ямщик», являвшегося переводом одного из стихотворений польского поэта В. Сырокомли. В народные массы оно проникло в конце XIX века.

Слова С. Стромилова

Музыка неизвестного автора

 
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит;
То мое сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит.
 
 
Извела меня кручина,
Подколодная змея!..
Догорай, моя лучина, —
Догорю с тобой и я!
 
 
Не житье мне здесь без милой.
С кем теперь идти к венцу?
Знать, судил мне рок с могилой
Обручаться, молодцу.
 
 
Расступись, земля сырая,
Дай мне, молодцу, покой,
Приюти меня, родная,
В тесной келье гробовой.
 
 
Мне постыла жизнь такая,
Съела грусть меня, тоска…
Скоро ль, скоро ль гробовая
Скроет грудь мою доска!
 

Этот романс в народном варианте известен как песня «Лучинушка».

 
Из-за острова на стрежень[1]1
  Стрежень – место в реке с наибольшей скоростью течения и глубиной.


[Закрыть],
На простор речной волны,
Выплывают расписные
Стеньки Разина челны.
 
 
На переднем Стенька Разин
С молодой сидит княжной,
Свадьбу новую справляет,
Сам веселый и хмельной!
 
 
Позади их слышен ропот:
«Нас на бабу променял,
Только ночь с ней провозился —
Сам наутро бабой стал».
 
 
Этот ропот и насмешки
Слышит грозный атаман,
И он мощною рукою
Обнял персиянки стан:
 
 
«Чтобы не было раздора
Между вольными людьми,
Волга, Волга, мать родная,
На, красавицу прими!»
 
 
Одним взмахом поднимает
Он красавицу княжну
И за борт ее бросает
В набежавшую волну…
 
 
«Что ж вы, черти, приуныли,
Эй ты, Филька, черт, пляши!
Грянем, братцы, удалую
На помин ее души…»
 

Источником текста является стихотворение волжского поэта Дм. Садовникова (1847–1883). В основу легло предание «Бунт Стеньки Разина», изложенное Н.И. Костомаровым. Инсценировалось с музыкой солдатами Ярославля (1905), частично вошло в народную драму «Лодка».

Песни о скоротечности бытия

 
Люди добрые, посочувствуйте,
Человек обращается к вам:
Дайте молодцу на сугрев души,
Я имею в виду – на сто грамм!
 
 
Не покиньте вы меня в этот трудный час,
Я ж вас всех бесконечно люблю.
Скиньтесь, граждане, по копеечке,
Я имею в виду – по рублю.
 
 
Если ж нету в ком сострадания,
Если нету сочувствия в ком,
Так покарай своею рукой,
Господи, Я имею в виду – кулаком.
 
 
К сожалению, нет больше времени —
Я в другие вагоны иду.
Песня близится к заключению —
Ничего не имею в виду.
 

 
Ночь надвигается, фонарь качается,
Фонарь качается в ночную мглу.
А я несчастная, торговка частная,
Стою и бублики здесь продаю.
 
 
Припев:
Купите бублики, горячи бублики,
Купите бублики, да поскорей.
За эти бублики платите рублики,
Что для республики всего милей.
 
 
Отец мой – пьяница, за рюмкой тянется.
А мать – уборщица, какой позор!
Сестра – гулящая, тварь настоящая,
А братик маленький – карманный вор.
 
 
Припев.
 
 
Инспектор с палкою, да, с толстой палкою,
Все собирается забрать патент.
Но я одесская, я всем известная
И без патента все продам в момент.
 
 
Припев.
 

 
Я мальчишка, я калека, мне шестнадцать лет.
Подойдите, пожалейте, дайте мне совет.
Али Богу помолиться, али в ноги поклониться —
Все равно не вижу белый свет.
 
 
Припев:
Друзья, друзья, купите папиросы.
Подходи, пехота и матросы.
Подойдите, пожалейте, сироту, меня, согрейте,
Посмотрите, ноги мои босы.
 
 
Мой отец в бою жестоком жизнь свою отдал.
Мамку немец из винтовки где-то расстрелял.
А сестра моя в неволе, сам я ранен в чистом поле.
На войне я зрение потерял.
 
 
Припев.
 

 
В день, когда исполнилось мне шестнадцать лет,
Подарила мама мне вязаный жакет.
И куда-то в сторону отвела глаза:
– Принесли посылку нам. Это от отца…
 
 
Припев:
Ты о нем не подумай плохого!
Подрастешь, сам поймешь все с годами.
Твой отец тебя любит и помнит,
Хоть давно не живет уже с нами.
 
 
Вечером, на улице, мне сказал сосед:
«Что же не наденешь ты новый свой жакет?
Мать всю ночь работала, чтоб его связать».
…И тогда я понял, что такое мать!
 
 
Припев.
 
 
Я рукою гладил новый свой жакет;
Не сказал я матери про ее секрет.
Лишь любовь безгрешная, лишь родная мать
Может так заботливо и так свято лгать!
 
 
Припев.
 

 
Стоит одиноко девчонка, рыдает.
И тихо по-детски туманы зовет:
– Туманы, туманы, а где моя мама?
Чего моя мама ко мне не идет?
 
 
Мне было три года, когда умерла ты.
С тех пор на могилку ношу я цветы,
С тех пор меня, мама, никто так не любит,
Никто не ласкает так нежно, как ты.
 
 
Сиротская жизнь не балует, не нежит,
Зачем появляться мне было на свет!
Туманы, туманы, верните мне маму,
Без мамы мне счастья и радости нет.
 
 
Туманы гуляют, гуляют на воле
И будто не слышат девчонки слова:
– Ах, мама родная, услышь, дорогая,
Услышь, как рыдает дочурка твоя!
 
 
Туманы седые плыли над могилкой,
Как будто хотели ей что-то сказать.
– Скажите, туманы, как жить мне без мамы?
Такую, как мама, уж мне не сыскать.
 
 
Я вижу, как ветер развеял туманы,
А я на могилке стою все одна.
Цветы поливаю своими слезами —
Такая, наверно, мне вышла судьба.
 
 
Не знает девчонка, что в поле широком
Туман ту могилку покрыл серебром.
– Туманы, туманы, верните мне маму,
Верните мне маму, прошу об одном.
 
 
Любите вы маму, цените вы маму,
Вы мамину ласку узнаете все.
Умрет ваша мама, тогда вы поймете:
За золото маму не купишь нигде.
 

 
А у кошки четыре ноги,
А сзади у ней длинный хвост.
А ты трогать ее не моги
За ее малый рост, малый рост.
 
 
Припев:
А ты не бей, не бей, не бей кота по пузу,
Кота по пузу, кота по пузу.
А ты не бей, не бей, не бей кота по пузу,
И мокрым полотенцем не моги.
 
 
Припев.
 
 
А кошку обидеть легко —
Утюгом ее между ушей.
И не будет лакать молоко,
И не будет ловить мышей.
 
 
Припев.
 
 
А у ней голубые глаза,
На ресницах застыла слеза.
Это ты наступил ей на хвост,
Несмотря на ее малый рост.
 
 
Припев.
 

 
Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный
Пошел по улицам гулять.
Его поймали, арестовали,
Велели паспорт показать.
 
 
– Я не советский,
Я не кадетский,
А я куриный комиссар,
Я не расстреливал,
Я не допрашивал,
Я только зернышки клевал!
 
 
Но власти строгие,
Козлы безрогие,
Его поймали, как в силки.
Его поймали, арестовали
И разорвали на куски.
 
 
Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный
Не мог им слова возразить.
Судьей раздавленный,
Он был зажаренный…
Цыпленки тоже хочут жить!
 

 
Четвертые сутки пылают станицы,
Горит под ногами Донская земля.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, седлайте коня.
 
 
Мелькают Арбатом знакомые лица,
С аллеи цыганки заходят в кабак.
Подайте бокалы, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.
 
 
А где-то ведь рядом проносятся тройки…
Увы, не понять нам, в чем наша вина.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, седлайте коня.
 
 
А в сумерках кони проносятся к «Яру»…
Ну что загрустили, мой юный корнет?
А в комнатах наших сидят комиссары
И девочек наших ведут в кабинет.
 
 
Над Доном угрюмым идем эскадроном,
На бой вдохновляет Россия-страна.
Раздайте патроны, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, надеть ордена.
 
 
Ах, русское солнце – великое солнце,
Корабль «Император» застыл, как стена…
Поручик Голицын, а может, вернемся?
Зачем нам, поручик, чужая земля?
 

Канонический текст привезен из Парижа Ж. Бичевской. Русская эмиграция первой волны знает эту песню очень давно.

 
Москва златоглавая, звон колоколов.
Царь-пушка державная, аромат пирогов.
На проспектах и улочках в этот праздничный день
Продают сладки булочки – покупай, коль не лень.
 
 
Припев:
Конфетки-бараночки, словно лебеди – саночки.
«Эй вы, кони залетные!» – слышен крик с облучка.
Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные,
Грациозно сбивают белый снег с каблучка.
 
 
Помню тройку удалую, вспышки дальних зарниц,
Твою позу усталую, трепет длинных ресниц.
Все прошло, все умчалося в бесконечную даль.
Ничего не осталося – лишь тоска да печаль.
 
 
Припев.
 
 
Сединою покрытая величаво стоишь.
И веками воспетая, Русь святую хранишь.
И плывет звон серебряный над великой страной,
И звенит звон малиновый над родною Москвой.
 
 
Припев.
 

 
Не смотрите вы так сквозь прищур ваших глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.
 
 
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины – моя атмосфера.
Приют эмигрантов – свободный Париж!
 
 
Мой отец в Октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел… И холодное слово «РАССТРЕЛ»… —
Прозвучал приговор трибунала…
 
 
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины – моя атмосфера.
Приют эмигрантов – свободный Париж!
 
 
Я сказала полковнику: «Нате, возьмите!
Не донской же валютой за это платить,
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
А все остальное – дорожная пыль.
 
 
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины – моя атмосфера.
Приют эмигрантов – свободный Париж!
 
 
Только лишь иногда, под порыв дикой страсти,
Вспоминаю Одессы родимую пыль,
И тогда я плюю в их слюнявые пасти!
А все остальное – печальная быль.
 
 
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины – моя атмосфера.
Приют эмигрантов – свободный Париж!
 

 
Надену я черную шляпу,
Поеду я в город Анапу
И там я всю жизнь пролежу
На соленом, как вобла, пляжу.
 
 
Лежу на пляжу я и млею,
О жизни своей не жалею.
И пенится берег морской
Со своей неуемной тоской.
 
 
Перспективы на жизнь очень мрачные,
Я решу наболевший вопрос —
Я погибну под поездом дачным,
Улыбаясь всем промеж колес.
 
 
Раскроется злая пучина,
Погибнет шикарный мужчина,
И дамы, увидевши гроб,
Поймут, что красавец усоп.
 
 
Останется черная шляпа,
Останется город Анапа,
Останется берег морской
Со своей неуемной тоской.
 

 
А поезд тихо ехал на Бердичев,
А поезд тихо ехал на Бердичев,
А поезд тихо е…, а поезд тихо-ха…,
А поезд тихо ехал на Бердичев.
Ха-ха!
 
 
А у окна стоял чемоданчик,
А у окна стоял чемоданчик,
А у окна стоял, а у окна стоял,
А у окна стоял чемоданчик.
Ха-ха!
 
 
– А ну-ка убери свой чемоданчик,
А ну-ка убери свой чемоданчик,
А ну-ка убери, а ну-ка убери,
А ну-ка убери свой чемоданчик.
 
 
– А я не уберу свой чемоданчик,
А я не уберу свой чемоданчик,
А я не уберу, а я не уберу,
А я не уберу свой чемоданчик!
 
 
А он его выбросил в окошко,
А он его выбросил в окошко,
А он его вы… а он его бро…,
А он его выбросил в окошко.
 
 
А это был не мой чемоданчик,
А это был не мой чемоданчик,
А это был не мой, а это был не мой,
А это был жены чемоданчик!
Ха-ха!
 
 
А в нем было свидетельство о браке,
А в нем было свидетельство о браке,
А в нем было свиде…, а в нем было …тельство,
А в нем было свидетельство о браке.
Ха-ха!
 
 
Вот так я стал опять холостым,
Вот так я стал опять холостым,
Вот так я стал опять, вот так я стал опять,
Вот так я стал опять холостым!
Оп-па!
 

Песня звучала в кинофильме «Мы из джаза».

 
В Кейптаунском порту
С пробоиной в борту
«Жаннета» поправляла такелаж.
Но прежде чем уйти
В далекие пути,
На берег был отпущен экипаж.
 
 
Идут, сутулятся,
Вливаясь в улицы,
И клеши новые ласкает бриз.
Они пошли туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин, и вина.
 
 
А ночью в тот же порт
Ворвался теплоход
В сиянии своих прожекторов.
И свой покинув пост,
Сошли гурьбою в порт
Четырнадцать французских моряков.
 
 
У них походочка,
Как в море лодочка,
А на пути у них – таверн букет.
Они пришли туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин, и вина.
 
 
Зайдя в тот ресторан,
Увидев англичан,
Французы были просто взбешены.
И кортики достав,
Забыв морской устав,
Они дрались, как дети сатаны.
 
 
Разборки в тауне
Решает браунинг,
И англичане начали стрелять.
Беда пришла туда,
Где каждый без труда
Найти бы смог и женщин, и вина.
 
 
Когда пришла заря,
В далекие моря
Отправился французский теплоход.
Но не вернулись в порт,
И не взошли на борт
Четырнадцать французских моряков.
 
 
Не быть им в плаванье,
Не видеть гавани,
И клеши новые залила кровь.
Так не ходи туда,