Текст книги "Горячие ветры"

Случай в дороге
Рассказ

Пятница, вечер. Конец рабочей недели. Построение дивизиона. – Командиры подразделений, поставить задачи подчиненным! Пять минут. В семнадцать сорок пять колёса крутятся!

Командир дивизиона устало развернулся и пошёл к штабу, за ним замполит и начальник штаба, они, как правило, убывали, чуть позднее транспорта, увозящего офицеров.

Народ потянулся к машинам. Впереди лихо мчались те, кто моложе и шустрее: старлей[3]3
  Старлей – старший лейтенант (жаргон)


[Закрыть], прапорщики. Лидерами в этой гонке, как всегда, были любители самой интеллектуальной и единственно приспособленной игры в транспорте. Какой игры? Да, конечно же, игры в домино.

Причем, команды доминошников сформированы уже давно и состав их менялся крайне редко, разве что кто на боевом дежурстве или в наряде. Как только один представитель этой компании поднимается в машину, он тут же забивает места коллегам. Покуситься на эти места уже не может никто. Всё. Слово поперек здесь никто не смеет сказать, разве старшие офицеры, комбаты или кто из замов командира, пододвинут игроков. Но это случается крайне редко. У доминошников свои доски для игры, коробки с костяшками. Всё это разворачивается мгновенно. Ещё машина стоит, а кости вовсю гремят подоскам, слышны смешки и прибаутки игроков.

Старшие офицеры к машине не особо спешат, их места, что поудобнее, всегда свободны. В каждом транспорте такие сидушки есть. То ли автобусные кресла прикрутят к полу, то ли ещё каким либо образом дивизионные автомобилисты отличатся. А впрочем, особо привередливых в те времена ещё не было, что есть, тем офицеры и довольствовались.

Одним словом, ритуал посадки в транспорт отработан и отшлифован годами. Вот и сейчас все быстро расселись. В кузов заглянул Виталик Квак, он сегодня старший машины.

– Ну что, готовы? Поехали.

Однако уже через минуту он же, открыв дверь, попросил командиров батарей выйти:

– Командир вызывает, он у казармы четвертой батареи.

Чертыхаясь, комбаты, их было трое, вышли из машины. В этой ситуации все понимали: что тут возмущаться? Быстрее выйдешь, быстрее вернешься. Так и получилось. Командир в течение десяти минут чехвостил комбата третьей батареи за беспорядок на территории казармы, его коллеги молча слушали разнос. А уже спустя пять секунд после того, как командир отпустил офицеров, все грозные слова забыты и скорым шагом комбаты вернулись в транспорт.

– Виталик, вперёд.

КУНГ[4]4
  КУНГ – кузов унифицированный грузовой)


[Закрыть] медленно тронулся, пересек линию КПП[5]5
  КПП – контрольно-пропускной пункт


[Закрыть]. Всё, теперь уж вряд ли кто остановит. Поехали.

А теперь отвлечёмся. Пусть пока народ подремлет, или побалагурит, и в домино, конечно, поиграет.

Что такое пятьдесят три километра? – а именно такое расстояние предстоит преодолеть офицерам. На хорошей иномарке от силы полчаса езды. Так это сейчас. А речь идёт о семидесятых годах прошлого века. Давненько это было. В те времена полета километров, это, почитай, целая жизнь…

Прежде всего, дороги. С ямками и неровностями, как некогда было подмечено, это не дороги, это – направления, разве что деревья здесь не растут. Да техника. Как правило, добротные надежные грузовики с кузовами, их чаще КУНГами называли, изредка ЛАЗы[6]6
  ЛАЗ – автобус Львовского автозавода


[Закрыть] или ПАЗики[7]7
  ПАЗ – автобус Павловского автозавода


[Закрыть], тоже надежные и технически неплохо поддерживаемые. Но эта техника, хоть и надежная, однако с учётом необходимости обеспечения безопасности людей, передвигалась она, крайне медленно. И, конечно водитель, он молод, и в силу этого, не достаточно опытен. Естественно, этот молодняк, учили, причем жестко, добротно, многому учили. С водителями рядом всегда старший машины. Однако всё же, это ещё молодой человек, пацан безусый, а в его руках жизнь двух десятков человек.

И, если учесть эти обстоятельства, понятно: пятьдесят три километра – это серьёзно. На работу и с работы – это практически три часика отдай, не греши. И получается, чтобы прибыть к построению личного состава дивизиона, а оно, как правило, в половину девятого утра, надо из города выезжать примерно в шесть часов тридцать минут утра. Это из первой точки. Офицеры и прапорщики живут в разных районах города, вот машина и собирает их по установленному маршруту.

А со службы выезд организуется опять же после построения дивизиона – в восемнадцать часов. Плюс минут тридцать на разгильдяйство и дополнительную накачку командира. Так что берём шесть часов тридцать минут вечера, прибавляем полтора часа на дорогу, итого вечером в двадцать часов ты в городе.

Вот тебе и рабочий день. Тринадцать, четырнадцать часов. И при этом никаких бурчаний или обид. Все понимали, что у офицера рабочий день не регламентирован, сколько надо, столько он и работает. Хотя время в пути, какая уж это работа? Так себе, хочешь, спи, хочешь, книгу читай, если сможешь. Играй в домино, шахматы, шашки, опять же, если водитель нормально ведёт машину, отдыхай, в общем. Твоё право, это твоё личное время…

Однако всё же мы едем.

Не прошло и десяти минут. Стоп машина!

– Ну, что там такое? Так домой, вообще не доедем. Что случилось?

Виталий Квак заглянул в кузов.

– Секундочку потерпите, водичку в радиатор надо долить. Буквально пару минут.

Да! А что он, этот отличник учебы, не мог её у КПП[8]8
  КПП – контрольно-пропускной пункт


[Закрыть] залить?

Всё! Поехали.

Мотор взревел, машина тронулась по бетонке в сторону трассы. До поворота в сторону города оставалось четыре километра. Костяшки опять застучали, кто-то прикорнул, кто-то продолжил разговор, тем всегда предостаточно, поговорить всегда есть о чём.

– Вот я и говорю…

Еще два километра и вновь остановка.

– Да, что сегодня за день, что происходит? Опять закипели? – Это уже не выдержал майор Сивый, помощник командира по ИТС[9]9
  Инженерно-техническая служба


[Закрыть]. – я ему сейчас покажу.

В двери показалась голова старшего машины.

– Где Кравец? Слава, выгляни, тут по твою душу вопрос будет.

Заснувший было зубной техник сверхсрочник Кравец, шумно начал протискиваться к выходу.

– Что там ещё? У кого зубы свело?

Выскочил из кузова и Сивый.

Справа у обочины чуть позади машины стояла повозка. Лошадь мирно щипала придорожную травку. К спустившимся из кузова офицерам подбежал мужчина, лет около сорока:

– Помогите, товарищи, Господом Богом прошу, помогите! Жена рожает. Боюсь, на лошади не довезу, родит по дороге. Растрясёт, наверняка растрясёт. Довезите, хотя бы до поворота, там может, кто и подберёт. А Вы врач? Из-под плаща Кравца виднелся белый халат. Он всегда так ездил. Разве что летом, вне кабинета, снимал свою профессиональную шкуру.

– Да нет, стоматолог я, по зубам специалист. Беременные не мой профиль.

Майор Сивый принимает решение.

– В кабину её, вместе с этим зубодёром. Кравец, не бурчи! Она ещё не родила. Вопрос закрыт. Иди, помоги женщине.

Техник с мужиком быстрым шагом направились к телеге. Рядом с женщиной сидел парнишка, лет пятнадцати, по всей вероятности сын.

– Эй, паренёк! – окликнул майор, – быстро разворачивайся и пулей к нашему КПП. Знаешь где это?

– А то ж. Кто ж у нас не знает ракетчиков?

– Так вот пулей. От моего имени передашь. От майора Сивого. Пусть дежурный звонит в роддом. По Старогородскому шоссе в сорока пяти километрах от города в военной машине едет беременная женщина, вот-вот должна родить, пускай срочно высылают скорую. Фамилию мамки передашь. Тебе всё понятно? Повтори. Повторяя, паренёк уже мчался на повозке в сторону военного городка.

– Давай в кузов, как зовут тебя? – это Сивый мужичку.

– Иваном Степановичем кличут.

– Да, не переживай ты, Ваня, всё будет нормально, полезай в машину.

Майор успокоил офицеров.

– Спокойно, спокойно, ещё не родила, но если кое-кто здесь будет причитать, родит. И вот тогда мы точно домой не доедем.

Николай Яковлевич – так звали Сивого – два раза нажал сигнальную кнопку. Мол, давай, езжай поскорее. Дверь КУНГа закрылась, машина тронулась.

Уф, скорее бы, в пути уже час.

Кочка, еще одна.

– Есть поворот! – Не открывая глаз, произнес старлей Симонов. За пятнадцать лет службы в дивизионе он все кочки изучил своими внутренностями и мягким местом, а потому четко ориентировался на местности – без спидометра и часов.

Машина повернула направо – в сторону города и побежала уже более ретиво. Народ повеселел. Лишь Иван Степанович, взволновано поглядывая на часы, да в окошко, явно с нетерпением ждал развязки всей этой семейной истории.

– Не переживай, всё будет в норме – успокаивал Ваню Николай Яковлевич. – Детей сколько?

– Двое, Петька со мной был, и Василиса, дома на хозяйстве осталась.

– А что ж в селе не нашлось машины?

– Так село – пять дворов, да по случаю пятницы оба водителя с утра уже пьяны. Пришлось вот на телеге выбираться. А на вашей чертовой бетонке только военные и ездят. Хорошо хоть вы подобрали, а то так в телеге и родила бы…

Машина резко затормозила. До города оставалось восемнадцать километров.

В кузов заглянул Кравец.

– Николай Яковлевич, кажется, началось!

– Что, что, началось? – запаниковал народ. Иван сорвался с места и бегом к кабине. Водитель нервно курил в двух метрах от машины.

– Спокойно, спокойно! Если рожает, радоваться надо, спокойно…

Вот что значит командир! Учиться у таких надо!

Николай Яковлевич подошел к кабине. Женщина стонала и охала. Видимо начались схватки. Она уже лежала на сидении, стыдливо одергивая длинную юбку.

– Ох, рожаю. У-у-у-у-у…

– Спокойно, родная, потерпи ещё чуток, сейчас скорая подъедет…

– Что делать будем, доктор? – это вопрос Кравцу.

– Так не учили меня в техникуме роды принимать.

– Значит так, Кравец! Халат носишь, у медпункта крутишься, детей своих имеешь? Вопрос закрыт. Видал? Сейчас родит. Бегом руки мыть и чистое белье ищи. Бегом, две минуты.

Всё нашлось. Водка для рук оказалась в заначке, в большом портфеле у прапорщика Кононца. Чистая, кристальной белизны, парадная скатерть, оказалась в сумке у Степановны – дивизионной продавщицы, по случаю на базе достала. В дело пошло также и не использованное на дежурстве чистое нижнее бельё, кто-то из лейтенантов постарался.

А роды, видимо, уже действительно начались.

Всё было, как у областного родильного дома. Только вот вместо дома был армейский автомобиль. Иван подпрыгивал у кабины, пытаясь заглянуть, что же там с его жинкой происходит. Кравец, стоя на подножке кабины, так профессионально руководил роженицей, что всем было понятно, не стоматолог это, нет, это прирожденный акушер. Какой талант пропадал в зубном кабинете!

– Давай, родная! Давай. Тужься, ещё маленечко, давай, родная! Так, так, так! Ещё! Ну, давай, милая, давай!!!

Народ, нервно сбившись в кучу у кювета, гудел.

– А я вот помню…

– У нас как-то прямо на лестнице одна женщина родила, до машины не успели донести…

– А если там не один, а несколько…

– Если пацан родится, можно Кунгом назвать.

– А если деваха?

– Так Кабиной пусть называют.

Нервный приглушенный смех… Шутка – это вполне уместно. Шутка, она всегда помогает. Помогает расслабиться, снять напряжение. Однако в кабине было не до шуток. Женщина рожала, а зубной техник, помогая ей, судорожно вспоминал, что же ещё надо сделать? Что, ещё?

И о – чудо! Все разом замолкли. Послышался приглушенный детский всхлип. Все насторожились!

Да, да!!!

Вот он – детский крик, первый голосок малыша на этом свете. Первый!

В кабине продолжалась суета, а у машины… Здесь был праздник! Все радовались! И отец ребенка Иван, – а какже, ещё один наследник родился, мальчик родился. Искренне радовались и офицеры, прапорщики дивизиона. Степановна даже всплакнула. Да нет, скатерть ей не жаль, ещё обзаведется. Своих девчонок вспомнила, вспомнила, как сама рожала. Так и все своих вспомнили.

Детишки!

Разве такое забывается. Роды. Это ведь Божие чудо. Человек родился! Как Господь повелел? Быть сему в дороге? Ничего, всё в порядке!

Главное, ЧЕЛОВЕК родился!!!

А вот и скорая помощь. Машина с воем затормозила у КУНГа, врачи быстро подхватили Валюшку, так звали женщину, и вот машина с мигалкой помчалась, пыля к городу.

Здоровья Вам, наша Валентина, и тебе, мальчуган, не хворать.

Да!

Вот так поездка!

Жизнь без чудес, ох как не интересна, лишь бы чудеса эти, людей радовали.

Машина весело рванула к городу. Не прошли и пятнадцати минут. Опять, стоп машина!

– Ну, кто нам ещё рожать спешит?

Кто-то пошутил: «А может в морг опаздывает?»

– Тьфу, на тебя.

В кузов заглянул командир дивизиона. Это его машина догнала КУНГ.

– Николай Яковлевич, почти три часа уж едете. Что случилось?

Сивый рассказал о случившемся.

– Да! Такого ещё в истории дивизиона не было. Кравец, ты где?

– Здесь я, товарищ подполковник.

– Молодец! Теперь будешь по совместительству не только зубы рвать, но и внештатным акушером трудится.

Пассажиры машины дружно засмеялись.

– Езжайте. С Богом!

– Последняя ямка, товсь!

Это значит, готовься к высадке. Так всегда завершалась поездка. Опять Симонов. Уж ему можно верить.

Первая остановка у столовки в микрорайоне. Правда, столовка уже того, закрыта, так что молодёжь, если не запаслась чем в квартирах, без ужина осталась.

Выходи.

Дальше остановимся у трамвайного депо, около универмага, ну, и так далее.

Длинный сегодня путь, ох какой длинный. Устали все, и водитель, ему сидеть за рулём не очень сладко, и пассажиры. Устали ждать родные, у кого есть жены. Дети волнуются за отцов.

Невесты – такте удивляются. Где это мой любимый, не загулял ли, не разлюбил ли?

Долгая сегодня дорога, долгая и длинная.

Однако именно сегодня, именно в этой дороге случилось чудо, – мальчуган родился. И мысли об этом успокаивают душу.

Чуду этому порадуются сегодня и суровые жёны, и капризные невесты, наверное, и детишки, что постарше поймут, почему батя задержался.

А завтра…

Постойте! Как, завтра?

Так, завтра законный выходной, суббота. Отдыхай после смены.

Ура, отдохнём, выспимся, в парк сходим…

Но вот в понедельник…

В шесть тридцать утра, на остановке… Вот там и вспомним пятницу, обсудим, посмеёмся от души.

– Это же надо, зубной техник роды принял, вот это новость!

– А Сивый-то каков! Если бы не он, как бы ещё разрешилась роженица. Как он его: «Бегом мыть руки, да принимай роды! Бегом»!

– Эй, Кононец, ты что же, заначку всё время с собой возишь? Давай, да за здоровье мальчонки, наливай… Не скупись, давай…

Опять шутки, опять прибаутки. Ну, как без них. Без них тяжело.

Поехали…

Александр Вырвич, генерал-майор запаса

Александр Леонидович Вырвич родился в 1953 году на Украине. Окончил Калининское суворовское военное училище, Московское высшее общевойсковое командное училище им. Верховного Совета РСФСР, Военную академию им. М.В. Фрунзе.

Военную службу прошёл на командно-штабных должностях от лейтенанта до генерал-майора, выполняя боевые задачи в Чечне, миротворческие – в Приднестровье, Южной Осетии и Абхазии, учебно-боевые – в Казахстане и США, за что награждён «Орденом Мужества» и орденом «За службу Родине в Вооружённых Силах», а также медалями СССР, РФ, ЧССР, Южной Осетии и Приднестровья, среди которых медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За укрепление боевого содружества», «За службу на страже мира в Южной Осетии» и «Участнику миротворческой операции в Приднестровье».

Являясь членом Союзов писателей России и Приднестровья, пишет стихи, песни, публицистику, прозу, литературную критику и пародии; выпустил 8 авторских сборников.

В 1996 году стал лауреатом первой премии литературного конкурса имени С.Т. Аксакова, проводимого Оренбургской организацией Союза писателей России, в 2001 году – лауреатом Всероссийской литературной премии «Традиция», в 2015 году – лауреатом национальной литературной премии «Золотое перо Руси» и дипломантом Всероссийского литературного конкурса имени генералиссимуса А.В.Суворова.

Проживает в г. Домодедово Московской области, является руководителем литературного объединения «Белый камень» городского округа Домодедово.

«Иоане, Иоане…»
Рассказ

Капитан Сергей Александров ехал к новому месту службы. Утром он прибыл в штаб округа, получил предписание и проездные документы. Ехать по меркам необъятной России предстояло не очень далеко – всего ночь на поезде. И уже завтра утром Сергей должен оказаться в небольшом закрытом посёлке, расположенном на краю большого полигона. Именно там располагалось войсковое соединение сравнительно недавно образованных Миротворческих сил России, в которых отныне и предстояло служить офицеру.

Единственное, что Сергей знал о новом месте службы, это то, что в 50-х годах здесь проводились широкомасштабные испытательные войсковые учения с реальным применением ядерного оружия. И что руководителем этих учений был маршал Жуков.

Все офицерские «пожитки», включая несколько комплектов военной формы, поместились в огромный, как его называл сам Сергей, «оккупационный» чемодан, приобретённый владельцем ещё в начале военной службы в Чехословакии. И вот с этим большим чемоданом Сергей стоял сейчас на перроне, ожидая свой поезд.

Вечерело. Начался небольшой дождь. И хотя его капли до Сергея не долетали, но холодный порывистый ветер нет-нет, да и залетал под навес.

А вот и нужный поезд. Можно было особо не спешить, так как станция была узловая, и поезда здесь стояли очень долго. Но капитана смущал номер вагона на проездном билете – «17». Значит, сначала надо определить, откуда начинаются номера вагонов, с головы или хвоста поезда, а потом уже тянуть туда свой насколько большой, настолько же и тяжёлый чемодан. Надеяться на объявления по вокзальному радио смысла не было, так как разобраться в тех звуках, что оно издавало, было невозможно.

Подошёл локомотив, замелькали мокрые вагоны, отражая в окнах свет привокзальных фонарей. Заметив, цифру «1» в окне вагона, следующего за локомотивом, Сергей потащил свой чемодан в конец поезда. Навес кончился и холодный дождь, который к тому времени усилился, уже конкретно поливал офицера.

Когда капитан, наконец, добрался до последнего вагона, то был одинаково мокрым, как извне, так и изнутри. Казалось, можно передохнуть и затаскивать чемодан внутрь вагона, но, как говорится, «не тут то было».

Неожиданно оказалось, что нумерация вагонов в хвосте поезда заканчивается на числе «15». Сергей озадаченно смотрел на номер последнего вагона, понимая, что так быть не должно, но, если всё складывается именно так, то, что-то тут не так. Самое интересное в данной ситуации было то, что спросить о том, что случилось, куда пропал его вагон, было не у кого, так как последний вагон хотя и был открыт, но проводника у подножек не было.

– Эй, здесь есть кто-нибудь?! – крикнул капитан вглубь тамбура.

После небольшой паузы в полуоткрытые двери вагона просунулась голова проводницы.

– Что за шум?

– Шума нет, как и моего вагона, – сказал Сергей и протянул ей билет.

Проводница мельком взглянула на билет и тут же вернула его офицеру.

– Всё правильно! Прицепные вагоны: шестнадцатый и семнадцатый сейчас цепляют к голове поезда. По радио, наверное, об этом объявляли.

«Ну, прямо как в истории про два девятых вагона, которые прицепили к одному поезду», – подумал Сергей, но вслух это говорить не стал. Училище, как и последующая военная служба, научили молодого офицера многим вещам, но к данной ситуации подходили всего две: первое – в жизни не бывает безвыходных ситуаций; даже, если вас проглотили, то всё равно у вас есть два выхода, и второе – любое решение командира, доведённое до конца, является правильным. И это решение Сергей уже принял, и в нём не предусматривалось, что чемодан придётся тащить обратно через весь поезд.

– Девушка, но вы же понимаете, что обратно дотащить этот чемодан до головы поезда я уже не только не смогу, но и не успею. Он же всего на чуть-чуть меньше вашего вагона. А так как билет на ваш поезд у меня есть, то решайте сами, что со мной делать, – с этими словами Сергей, поднатужившись, поднял чемодан на ступеньки, а затем – затолкал в тамбур:

– Всё! Никуда больше я не пойду.

Проводница, уже давно вышедшая из «девушкиного» возраста, выдержала паузу, хотя её жизненный опыт подсказывал, что данную конфликтную ситуацию, в которую попал этот военный, перемещающийся по служебным делам, разрешить без особого напряжения не только можно, но и нужно.

– Ну, да… Место у меня одно, пожалуй, найдётся. Все, кто садятся в наш поезд на этой станции, обычно размещаются в прицепных вагонах. Так что… толкайте ваш чемоданище дальше, не в тамбуре же его оставлять.

Вагон был купейным. Он встретил промокшего и уставшего Сергея теплом, светом, непривычной чистотой, своеобразным уютом и даже музыкой. По поездному радио София Ротару пела зажигательную песню про молдавского Ивана:

 
«Иоане, Иоане,
Тоатэ лумя доарме
Нумай еу ну пот сэ дорм…»
 

Скоро Сергей, получивший в купе место на верхней полке, умывшись и переодевшись в спортивный костюм, стоял в коридоре и смотрел в окно. Радио замолчало. За окном было темно. Огни города остались позади, и только свет из вагонных окон падал на «пробегающие» мимо деревья, кусты и столбы.

Коридор был почти пустым, только шустрая девочка лет четырёх-пяти не поддавалась маминым уговорам успокоиться и не мешать дяденьке. Малышка по очереди опускала сидения откидных кресел, садилась на них, а затем резко соскакивала, умудряясь в прыжке повернуться и придержать сидение руками. Так как это сделать тихо ей удавалось не всегда, потому что сидения, опережая её попытки, хлопали о стенку вагона, мама периодически выходила из купе и негромко ругала девочку:

– Света, как тебе не стыдно! Все уже спят.

– А вот дяденька не спит.

Девочка близко подошла к Сергею и, задрав голову, спросила:

– А ты знаешь, как меня зовут?

– Конечно, знаю. Света. В этом вагоне уже все знают, как тебя зовут.

– А тебя, как зовут?

– Сергей.

– Хм… Так звали моего папу. А мою маму зовут Наташа.

– Хорошо. Вот и познакомились.

Мама Наташа снова вышла из купе и сказала, обращаясь к Сергею:

– Вы уж нас извините, но мы поздно засыпаем.

Потом, повернувшись к дочери, снова поругала её, сказав, что через пять минут будет общий «отбой», и скрылась в купе.

Девочка особо на мамины слова не реагировала, хотя и старалась бегать на носочках и играть без особого шума. Спрыгнув с последнего сидения, она развернулась и быстро побежала к середине вагона, где стоял Сергей. Бежала она «на цыпочках» и, когда на каком-то небольшом изгибе пути вагон качнуло, она споткнулась, потеряла равновесие и буквально полетела вдоль коридора головой вперёд. Через секунду навстречу ей уже падал Сергей, потому что другого способа спасти ребёнка от неминуемой травмы уже не было. Они встретились на полу коридора почти одновременно, но Сергей, вытянувшийся во всю длину своего среднего роста, всё же коснулся пола на мгновенье раньше, и девчушка даже не врезалась в него, а кубарем прокатилась по нему, остановившись в его ногах.

В наступившей тишине Сергей услышал «мамин Наташин» вскрик: «Ох!»

Вскочив с пола, он ощупал девочку со словами:

– Нигде не болит? Не ударилась?

– Нет! Ну, мы и летели!

Сергей поднял голову и посмотрел на маму, застывшую в дверях купе, так как её ноги, ставшие вдруг «ватными», по-прежнему не хотели двигаться. Офицер взял девочку за руку и подвёл к бледной и молчавшей маме.

– Всё хорошо, что хорошо кончается. Теперь у нас у всех есть повод, ложится спать, потому, что все игры уже закончились. Да, Света?

– Да, пойдём, мама, спать! – сразу согласилась девочка, так как поняла, что в данный момент ей надо быть очень послушной.

Они негромко разговаривали в дверях купе, в котором, как заметил Сергей, все полки, кроме одной нижней были заняты уже спящими пассажирами. На верхней полке головой кокну лежал одетый мужчина. Он, видно, снял только обувь, и его ноги в полосатых носках, упирались в «дипломат», стоящий на полке у вешалки над дверью.

– Не знаю, как вас и благодарить, – наконец-то вымолвила молодая женщина.

– Ну, что вы? Слава Богу, всё обошлось. Спокойной ночи!

Скоро в вагоне всё затихло.

Сергей, уверенный, что проводница его разбудит тогда, когда надо, тоже заснул.

Проснулся он от шума открывающейся двери. Свет из коридора ударил по глазам.

– «Ну, вот и приехали!» – подумал он и соскочил с полки. Но вместо проводницы перед ним стояла Наталья. Глаза её были широко открыты, по лицу бежали слёзы.

– Что случилось? С дочкой что-то?

– Сумочки нет! А там д-документы и д-деньги…

Сергей быстро обулся и выскочил в коридор. За окнами вагона было по-прежнему темно.

«Значит, ещё ночь. И спал я часа два», – промелькнуло в голове.

– Я проснулась, а сумочки нет. А там – деньги. Мы в Оренбург едем, к моей маме. Деньги ей на операцию я собирала…. Одолжила…, –  бормотала Наталья сквозь слёзы.

Сергей остановился около открытых дверей купе, посмотрел на спящую девочку.

– А где сумочка лежала?

– Там, за подушкой, в головах. Я её всегда так кладу.

– А где этот… сосед… в полосатых носках?

– Иван? Он сказал, что его зовут Иван. Не знаю. Я проснулась, его уже не было.

– А вещи у него были?

– По-моему, только один чемоданчик.

Сергей постучал в дверь купе проводников. Оттуда появилась заспанная проводница.

– Что случилось? – спросила она, поправляя причёску.

– Пока ничего хорошего. А мужчина из шестого купе, где сошёл?

– Нигде. Мы же пока нигде не останавливались. Минут через двадцать будет станция. Но ещё не ваша, ваша – за ней. А что, его нет? Он мне говорил, что в этом поезде едут его земляки. Наверное, пошёл их проведать.

– Ну, да…. Ну, да. И вещи прихватил с собою. Вы дайте ей воды, – Сергей кивнул в направлении Натальи. – Успокойте…. Сумочку у неё, похоже, украли. О, дайте ей валерьянки. А я скоро вернусь.

Проходя мимо заплаканной женщины, Сергей положил ей руки на плечи, встряхнул её, посмотрел прямо в глаза и сказал:

– Успокойся! Рано ещё плакать. Я скоро вернусь. Всё будет хорошо! Поняла?

Та кивнула головой.

Сергей быстро прошёл по коридору, открыл дверь, затем вторую, ведущую в тамбур, и уже сделал шаг вперёд. Но увидев боковым зрением, как что-то блеснуло на дверях туалета, остановился, сделал шаг назад и посмотрел налево.

На ручке туалетной двери висела чёрная женская сумочка, мерно покачиваясь в такт движению поезда. Она была закрыта на защёлку, сверху украшенную двумя блестящими декоративными шариками.

«Вот, дурёха! Ходила в туалет и забыла сумочку», – понял Сергей. Он снял её с дверей и вернулся в коридор.

– Это твоя сумка?

Глаза Натальи заблестели, по лицу скользнула улыбка.

– Ну, да! – повеселевшим голосом сказала она, – А где она была?

– В туалете ты её забыла, вот где!

Глаза Натальи снова потемнели.

– Я не ходила ночью в туалет. И вообще, я сумочку из купе не выносила.

Наталья быстро открыла сумку, заглянула вглубь её и, пошарив внутри рукой, достала паспорт.

– Здесь только паспорт, а денег нет, – сказала она дрожащим голосом и её глаза стали снова наполняться слезами. Затем она добавила:

– И духов нет… французских. Я маме везла надень рождения.

– Понял! Ждите тут! – быстро проговорил Сергей и побежал назад в сторону тамбура.

Конечно, в историю про земляков этого мужчины, назвавшегося Иваном, Сергей не поверил. А так как лица он его не видел, то искать вора надо было по другим признакам.

Об этом и рассуждал Сергей, продвигаясь вдоль поезда:

«Во-первых, рост у него – выше среднего, потому, что лежал на полке, вытянувшись и касаясь ступнями чемоданчика, стоящего на краю полки. Во-вторых, – полосатые носки…. Хотя носки могут помочь в поисках только в последнюю очередь. Нельзя же всех встречных высоких мужчин просить разуться. Остаётся только третий признак – вещи этого Ивана, а точнее, – его «дипломат», в который и упирались длинные ноги в полосатых носках».

Сергей, когда после падения отдавал девочку маме в дверях шестого купе, сразу обратил внимание на тот чемоданчик, типа «дипломат». Дело в том, что точно такой «дипломат» был раньше и у Сергея. В начале своей службы он с несколькими офицерами выезжал в командировку в один южный городок за молодым пополнением. В военной комендатуре он и увидел такой компактный чемоданчик у одного из местных офицеров. Оказалось, что в городе один завод, выпускающий, в основном «оборонную» продукцию, делает и такие вот «дипломаты». Они отличались от тех, плоских и узких прямоугольников, которые были в широкой продаже. Эти были потолще, с рифлёными боками и слегка округлёнными краями. Короче, Сергей в свою часть вернулся с молодыми солдатами и таким вот «дипломатом». Из-за его вместительности и прочности Сергей неизменно брал его на все полевые занятия, стрельбы и учения. Уезжая к новому месту службы, Сергей подарил свой «дипломат» офицеру, принявшему у него роту.

И вот сейчас Сергей искал взглядом именно такой «дипломат». Купейные вагоны он прошёл быстро, не останавливаясь. Несколько человек, встречавшиеся на его пути в коридорах и тамбурах, Сергея не заинтересовали. А вот в конце первого же плацкартного вагона, заполненного лежащими и сидящими пассажирами, когда офицер пошёл помедленнее, активно вертя головой и внимательно осматривая людей и вещи, он увидел, то, что искал.

Чёрный «дипломат», блестя гофрированными боками, мирно стоял на полу между ног высокого мужчины, сидящего на нижней полке у туалета. Дежурный свет горел только в проходе, и тень от верхней полки падала на сидящего, укрывая его лицо.

Долго не раздумывая, Сергей молча сел рядом с мужчиной на самый край полки, потому что больше места и не было.

– Эй! – сказал мужчина, – Ты, что не видишь, что места нет?

– Знаешь, Иван, или как тебя на родине зовут, Ион, а я к тебе пришёл с приветом… из пятнадцатого вагона. Там соседка твоя по купе беспокоится, куда же ты, не попрощавшись, ушёл.

– Ты чё? Я тебя первый и последний раз вижу. Ты что-то перепутал, братан, – сказал мужчина и вдруг резко попытался встать.

Сергей ожидал это движение, так как его кулак уже был наготове и резко воткнулся мужчине в спину. Мужчина охнул, обмяк и плюхнулся на место. Сергей нагнулся, задрал у него брючину на левой ноге и посмотрел на носки. Убедившись, что сидит он рядом с тем, с кем и надо, Сергей сказал:

– Пойдём, выйдем в тамбур, покурим и поговорим… о жизни.

Мужчина был крупнее и, наверное, сильнее Сергея. Но это офицера не беспокоило. На выпускном курсе военного училища к ним на занятие по рукопашному бою приехали члены сборной команды военного округа по боевому самбо. То занятие Сергей, которому наряду с товарищами-выпускниками уже шили лейтенантскую форму, запомнил, как говорится, «на всю жизнь». Ребята конкретно показали, что и как надо делать с противником в ближнем бою, когда ценой победы в схватке является жизнь, то ли твоя, то ли противника.

Сергей хорошо запомнил те точки, куда в бою надо наносить удары, чтобы вывести противника из строя. И только от силы удара зависело, будет противник оглушён или убит. Эти точки он даже своим солдатам на занятиях не показывал, так как знал, что эти приёмы применяются только в настоящем бою. А когда что-то серьёзное начнётся, он успеет научить этому своих подчинённых.