Текст книги "Горячие ветры"

И вот теперь эти знания пригодились. Сергей взял «дипломат» в левую руку, а правой рукой взялся за кисть мужчины, и, вывернув её, встал и потянул мужчину за собой. Острая боль заставляла того подчиняться Сергею и безропотно двигаться за ним. Так они дошли до «нерабочего» тамбура, в котором никого не было. Сергей закрыл дверь и, выворачивая мужчине кисть, заставил его присесть, а затем, сбив с ног, толкнул в угол у вагонной двери. Мужчина упал.

Сергей, присев на корточки у противоположных дверей, открыл «дипломат». Вот и деньги. Находились они в двух разных местах. Пачка, что лежала в основном отделении между всякими мелкими вещами, среди которых явно выделялась коробочка с духами, была аккуратно завёрнута в целлофан, а купюры из второй пачки, что была значительно тоньше первой, были небрежно брошены в отделение под крышкой «дипломата».

Сергей взял все деньги и духи и засунул их в свои карманы. Потом, немного помедлив, несколько «тысячных» купюр бросил обратно в «дипломат» и закрыл его.

Он уже вставал, когда краем глаза заметил движение мужчины, пытавшегося тоже встать. Сергей резко оттолкнулся ногами, в прыжке поднял дипломат над свой головой и с размаху ударил им мужчину. Тот охнул и, продолжая лежать, прижался к двери.

– Не дури, а то снова сделаю «больно», – сказал Сергей и бросил «дипломат» на пол. Он уже открыл дверь, чтобы уйти, но, передумав, снова прикрыл дверь и повернулся к лежащему мужчине.

– Мораль я тебе читать не буду. Бесполезно. Но и «ментам» я тебя сдавать не буду. Потому что, во-первых, – это хлопотно, а во-вторых, хоть одна, но светлая мысль у тебя есть. У тебя хватило ума не забрать документы… не выбросить и не уничтожить. Но один совет на прощание я тебе всё-таки дам. Заканчивай ты это грязное дело и возвращайся в свою солнечную Молдавию. Иначе закончишь ты свою жизнь плохо. Или на нарах или под колёсами подобного поезда. А что-нибудь здесь строить вместе со своими земляками у тебя не получится. Кишка тонка. Потому что они вкалывают, а ты этого не умеешь.

Мужчина снизу вверх посмотрел на Сергея и прохрипел:

– А как ты узнал, что я из Молдавии?

– А у меня в роте были солдаты-молдаване… толковые, дисциплинированные, исполнительные и работящие. Не то, что ты. Но слова «Молдавия» и «молдаванин» они произносили с таким же акцентом, как и ты, – сказал Сергей и вышел из тамбура.

Вагон тряхнуло. Завизжали тормоза. Поезд начал замедлять ход, подъезжая к очередной станции.

Пока Сергей возвращался в свой вагон, он вспоминал службу в Чехословакии. Действительно у него в роте служило несколько молдаван. Самый толковый из них был командир отделения сержант Ион Жушке. Конечно, все его звали Иваном. Когда же из его роты двух командиров взводов направили в Афганистан, то Сергей предложил сержанту стать не просто заместителем командира взвода, а стать исполняющим обязанности командира взвода. Жушке, поколебавшись, согласился, но с одним условием: чтобы в его взводе, кроме его самого, молдаван больше не было. И этот взвод на полгода, пока сержант не уволился, стал одним из лучших не только в роте, но и в батальоне.

Когда Сергей вернулся в свой вагон, уже рассветало. Проводница возилась у титана с кипятком, а Наталья по-прежнему сидела в коридоре на откидном сидении, прижимая к себе свою сумочку и отрешённо смотря в открытую дверь своего купе. Увидев Сергея, она вскочила и побежала ему навстречу. Не ожидая её расспросов, Сергей остановился, достал из карманов деньги и коробку с духами. Затем молча взял у женщины сумочку, положил всё туда и вернул ей со словами:

– Я же говорил, что всё будет хорошо.

Далее он крепко взял женщину за плечи, развернул её, довёл до шестого купе и, направив в дверь, сказал:

– Отдыхайте, но сумочку больше не теряйте.

Женщина повернулась к Сергею:

– А где…, а как…?

– Всё нашлось, и – слава Богу! Отдыхайте! – с этими словами Сергей прикрыл дверь купе и пошёл к себе.

– Ну, Вы даёте, – сказала, обращаясь к нему, проводница, – Чай будете? Хотя вам уже пора собираться. Мы уже подъезжаем к Вашей станции.

Сергей закрыл изнутри дверь своего купе, переоделся в военную форму. Когда он уже собирался вытаскивать чемодан в коридор, в дверь постучали.

– Уже иду! – сказал Сергей и открыл дверь купе, ожидая увидеть за ней проводницу. Но за дверью с сумочкой в руке и выражением недоумения на лице стояла Наталья.

– Здесь больше денег, чем у меня было.

– Погоди секундочку, – сказал Сергей и вытащил свой чемодан в коридор. Затем он молча протащил его по коридору в тамбур. Там остановился, повернулся к Наталье, безмолвно, в ожидании объяснений, следовавшей за ним, и сказал:

– Все эти деньги твои. На операцию маме, на её лечение, на твоё возвращение домой, на возврат долгов, в конце концов. Или тебе не надо отдавать долги?

– Надо, но…

Сергей приложил палец к губам Натальи:

– А раз надо, то считай это подарком судьбы. Жизнь не может состоять из одних чёрных полос. Деньги нашлись, значит, по закону «парности событий» и с мамой всё будет хорошо. Операция пройдёт успешно.

– Но я не знаю, как отблагодарить за всё! Столько добра для меня в жизни никто никогда не делал. Может, только мама…

– Наталья, ты веришь в Бога?

– Да, конечно! Вот и крестик всегда со мной.

– Понимаешь… Я – офицер, то есть, человек, который умеет воевать. А вот со вчерашнего дня я – миротворец, направлен служить в миротворческие силы. И в управлении кадров мне полковник сказал, что в Библии написано: «Блаженны миротворцы, ибо названы они будут сыновьями Божьими». Понимаешь, что это значит? Вот я с сегодняшнего дня и выполняю свою какую-то высшую миссию. Значит, это не случайно, что я попал именно в этот вагон, где нужна была моя помощь. Вернее, где я мог оказать помощь тем, кто в ней нуждался. Вот и всё!

Наталья покачала головой:

– Но так не бывает!

– Сама видишь, что бывает. И последнее, что я хочу тебе сказать. Запомни, что в жизни всего три несчастья…. Это смерть, болезнь и плохие дети. Так написано в одной «умной» книжке. Так вот, смерть тебе в ближайшем будущем не грозит. Болезнь мамы вы преодолеете, она выздоровеет и всё будет хорошо. Так что тебе осталось только одно, не упустить воспитание своей дочери. Чтобы она, даже когда вырастет, продолжала тебя любить. Чтобы относилась к тебе так, как ты относишься к своей маме. Тогда ты действительно будешь счастлива. Потому что всё будет логично, значит, правильно, а потому хо-ро-шо.

Сергей замолчал. Молчала и Наталья, осмысливая услышанное.

За окном показались дома. Поезд начал замедлять ход. Открылась дверь тамбура, появилась проводница.

– Посторонись! Подъезжаем!

Из коридора через открытую дверь донеслась музыка. София Ротару по поездному радио снова запела песню про молдавского Ивана:

 
«Ын грэдиналуй, Ион,
Тоате пэсэриле дорм.
Тоате пэсэриле дорм.
Нумай уна наре сомн
Ши збоарэ дин пом ын пом
Тот кемындул пе Ион…»
 

Песня звучала из прошлой жизни, потому что певица пела её на молдавском языке, который практически запрещён теперь в самой Молдавии, где в качестве государственного языка определён румынский, не на кириллице, а на латинице. Сергею это тоже стало известно недавно, как и то, что в первую командировку для выполнения миротворческих задач он, вероятней всего, будет направлен в Тирасполь, где по реке Днестр, разделяющей Молдову и Приднестровье, уже стоят российские миротворческие посты, удерживая здесь мир и позволяя людям в Приднестровье разговаривать и петь на любом языке, в том числе и на молдавском.

Поезд остановился. Проводница открыла дверь и пропустила вперёд Сергея.

– Стоянка две минуты! – объявила она.

– Всем счастливо! – попрощался Сергей, выгрузил свой чемодан и потащил его к зданию вокзала. Начинался новый период службы, новый период жизни.

Вячеслав Калинин, подполковник запаса

Вячеслав Вячеславович Калинин – поэт, прозаик. Родился 18 августа 1979 года в селе Шумейка Энгельсского района. Выпускник Шумейковской средней школы (1996 год, с серебряной медалью).

Член Союза журналистов России и Союза писателей России. Член Правления Московской городской организации Союза писателей России, член Правления Московского отделения Российского творческого Союза работников культуры.

Автор ряда книг, сборников публицистики, публикаций в российских и зарубежных средствах массовой информации об участии правоохранительных органов и спецслужб России в борьбе с международным терроризмом, мужестве и героизме военнослужащих, проявленных в ходе контртеррористических операций на Северном Кавказе.

Лауреат Всероссийского конкурса «Открытый взгляд» МВД России, Всероссийских премий «Лучшие перья России», «Офицеры России» и др.

Подполковник запаса. Ветеран боевых действий на Северном Кавказе. Награждён государственными, ведомственными и общественными наградами.

Член Совета «Боевого братства» Москвы, член Президиума Общероссийской общественной организации «Офицеры России», член Правления Ассоциации ветеранов боевых действий МВД России, советник Председателя Союза десантников России. Председатель Общественного совета зелёных беретов УФССП России по Москве.

В настоящее время – председатель Комиссии по информационной политике Комитета Торгово-промышленной палаты России по безопасности предпринимательской деятельности; член Экспертно-консультационного совета Комитета Государственной Думы ФС России по безопасности и противодействию коррупции; член Общественной наблюдательной комиссии Общественной палаты России (по осуществлению общественного контроля за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и содействия лицам, находящимся в местах принудительного содержания по г. Москве).

Один день сержанта Калинина
Рассказ

Нет, наверное, в России семьи, которой не коснулась бы Великая Отечественная война. Со стороны моей матери воевали все: дед-пензяк Иван Васильевич прошел всю войну, освобождал Европу, встретил Победу в весеннем Берлине…

Со стороны отца – тоже, но не так гладко: моя саратовская бабушка Александра Николаевна потеряла трёх братьев. По одному за первые три года войны.

Инвалидом вернулся её муж – мой дед Василий Иванович Калинин. В послевоенные годы он посвятил себя школе, преподавал русский язык и литературу, серьёзно занимался литературным творчеством. Я родился через восемь лет после его смерти, – в далёком 1971 году сердце пятидесятилетнего деда перестало биться… Остались его записи, стихи, проза, дневники….

В семейном архиве уцелел черновой набросок письма деда Василия, адресованного известному советскому поэту Илье Оренбургу, с которым он состоял в переписке… Это письмо меня сильно взволновало, – незамысловатым языком дед скупо рассказывал далёкому собеседнику об одном из эпизодов своей войны….

Белоруссия, **февраля 1942 г., вечер

– Добровольцы, выйти из строя… – Затянутый в полушубок старший лейтенант с улыбкой оглядел стоящих перед ним разведчиков, – замотанные частыми ночными рейдами бойцы разведгруппы сегодня успели отдохнуть…

Василий подал тело чуть вперед, посмотрел налево. Его глаза встретились с глазами товарищей – белорусом Иваном Баборенко и стоящим левофланговым украинцем Остапом Лущаком:

– Ну, что, братья-славяне, в бой?!..

Синхронно вся шеренга сделала шаг вперёд… Явно играя на публику, таджик рядовой Расул Джейкуев замешкался, сделал шаг вперёд, затем назад, и потом уже под дружный смех товарищей сравнялся с ними в строю:

– А что такое? Я просто не расслышал! Я на птичка смотрел.

Смех перешёл в гомерический хохот. Смахивая с ресниц появившиеся от смеха слёзы, старший лейтенант как никто другой понимал важность и необходимость юмора – это действенное средство помогает снять напряжение, мобилизовать разведчиков:

– Младший сержант Калинин, ведите группу в землянку! Через двадцать минут доложить о готовности к выполнению боевой задачи…

И спустя несколько секунд:

– Покажем немцам, почем хрен с перцем!..

* * *

Зимой в Белоруссии темнеет рано. Серое небо, сливаясь с заснеженным лесом, падает на землю как-то незаметно… Мгла обволакивает спящие деревья и промёрзшие кусты. Всё вокруг замирает. Только изредка, лопнувшая от сильного мороза ветка выстреливает в воздух сухим резким треском.

Разведгруппе старшего лейтенанта Смирнова не привыкать к подобным прогулкам. Родная природа – она, известно, помогает. Потому и скользили разведчики на широких, подбитых лосиной кожей лыжах по безлунному ночному белорусскому полесью практически не таясь. Да и дышится в это время суток как-то свободнее…

Линия фронта в этих местах размыта. Фашисты, справедливо опасаясь наводивших на них ужас местных партизан и прозванных «красной смертью» кадровых советских диверсантов, предпочитали по ночам не высовывать из разграбленных местных деревень обожжённые русскими холодами носы. Оккупанты лишь усилили охрану основных коммуникационных сооружений района – старый железнодорожный мост и нескольких узловых станций, полагая, что уж сюда-то вышеназванные представители странного, не покоряемого народа сунуться не посмеют… Но, впрочем, надо быть осторожнее – как докладывала разведка соседей, немцы предусмотрели в этом районе несколько сильно укрепленных дотов.

Часовая стрелка на фосфорицирующем циферблате трофейного хронометра подобралась к полуночи, когда разведчики, незадолго перед этим замаскировавшие лыжи в густом заснеженном орешнике, вплотную приблизились к намеченной цели. Железнодорожный мост, по которому в течение суток гитлеровцы перегоняли до десяти тяжёлых составов с бронетехникой, продовольствием и личным составом в сторону Союза, и гнавшие обратно бесконечные составы с награбленным добром, был приговорён.

Группе младшего сержанта Василия Калинина поставлена задача скрытно пробраться по льду неглубокой речушки до одной из опор моста незадолго до подхода состава – благо педантичность немцев позволяла верить, что в два часа после полуночи бронепоезд будет снова считать стыки стальных рельс – установить там взрывчатку. После чего – быстро отойти.

И ждать гигантского огненного всполоха, скрежета рвущегося металла, крики и стоны врагов…

* * *

Рябой капрал, поправляя сбившийся на шее женский пуховый платок, надсадно закашлял и, царапая стальными подошвами окоченевших ботинок льдистую тропинку поста, посеменил вдоль покрытой сантиметровым слоем инея колючей проволоки… Изредка, кидая рассеянные взгляды на открытое пространство замерзшего русла реки, баварец на ходу закрывал глаза и представлял себя дома. Где ты, милая Гретхен?! Как далеко родной отцовский домик, покрытый весёленькой оранжевой черепицей… После этого его ресницы обычно начинали непроизвольно подрагивать, и здесь не надо было мешкать – быстро протереть глаза тряпкой, иначе мгновенно застывавшая на местном морозе влага неприятно колола глаза. Проклятая Россия, проклятые холода!

– Не спать, капрал! – пронзительный голос оберлейтенанта Гельмута фон Гросса попал точно в ухо Ганса: – Иначе партизаны наделают из твоей кожи ремней и отошлют парочку в подарок на Рождество твоей пухляшке Гретхен…

Офицер беззвучно рассмеялся, наблюдая, как часовой смешно переваливаясь, посеменил намного быстрее, и крикнул ему вслед: – За нами Германия, солдат! Фюрер гордится тобой! Приказываю усилить наблюдение!..

Оберлейтенант фон Гросс гордился своей службой на благо великой Германии. Отпрыск старинного знатного рода часто слышал семейные предания о том, как его предки враждовали с племенами славян. Причём в рассказах деда Отто германцы всегда становились победителями. И сейчас, в лютый русский мороз подчеркнуто затянутый в чёрный кожаный офицерский плащ, фон Гросс представил себя рыцарем в холодном стальном панцире, обозревающем сквозь прищур хозяйских глаз покорённые земли…

Немец посмотрел на часы: через пятнадцать минут очередное явление германского экономического чуда промчит на всех парах несколько десятков тонн германской технической мощи…. Для фон Гросса стало своеобразным ритуалом наблюдать, как мимо проходили составы с задёрнутыми брезентом контурами танков, самоходок, гаубиц… При этом почему-то не хотелось думать, почему эти машины остаются где-то там на востоке. Причём, остаются навсегда…

* * *

Подходы к мосту немцы просвечивали авиационными прожекторами. Огромные пятна желтоватого света медленно ощупывали барханы спрессованных сугробов вдоль всего русла речушки, затем внезапно перекидывались на растущий невдалеке лесок, потом же, словно соревнуясь в яркости со звёздами, серебрили снег вдоль полотна «железки».

Сливаясь масхалатами с молоком одного из снежных сугробов, разведчики больше часа пролежали в снегу. Опасаясь, попасть под свет прожекторов, Василий дал команду товарищам, – в группе минирования вместе с ним были «братья-славяне» Иван и Остап – ждать. Чего-чего, а это разведчики умеют делать хорошо.

Потянувший со стороны немецкой караулки дымок донёс до них приторный запах молотого кофе и горьковатый – палёной шерсти… В нескольких километрах раздавался лай одичавших деревенских псов. В лесочке на правом берегу реки сонно пропела свою печальную песенку совка, с левого берега ей тут же отозвался довольным уханьем оголодавший филин, видимо, поймавший в морозном Зазеркалье зазевавшуюся мышь…

Для фашистов эти звуки неотличимы от окружающего мира, для диверсантов – условный сигнал. Василий понял, что группы огневой поддержки заняли позиции на обоих берегах, готовые в случае провала операции отвлечь огонь врага на себя, а в результате выполнения плана – как можно сильнее проредить свинцовым дождём ряды оккупантов…

Кстати, отметил он про себя, движение прожекторов подчинено определённому ритму: река-лес-дорога. Значит, необходимо рассчитать время, и, когда внимание «циклопических глаз» будет обращено не на реку, надо действовать…

Сантиметр за сантиметром они преодолели стометровку до массивной опоры старого моста. Каменная кладка с щербинами выкрошившихся калёных кирпичей, видимо, несколько лет назад была укреплена металлическим угло-прокатом. Не спеша, разведчики установили взрывчатку и, протянув за собой провод, также по-черепашьи поползли обратно…

* * *

Гельмут фон Гросс ждал приближения бронепоезда с затаённой радостью. Этот состав словно доносил до него запах родных земель. Задолго до появления в воздухе стали слышны сидящие в подсознании знакомые звуки. Когда же из заснеженного леса показался тусклый глаз стального монстра, оберлейтенант оправил кожаный плащ, выровнял козырек офицерской фуражки и, погладив огрубевшей от мороза кожей большого пальца тяжелый рыцарский крест, – награда фюрера, – стремительно вскинул правую руку в приветствии:

– Хаиль Гитлер!

Махина локомотива, обдав его своим горячим дыханием, паром и запахом трущихся деталей, пронзительно прокричала грубым гудком своё понятное лишь немногим приветствие, приветствие в котором Гельмут фон Гросс услышал голос фюрера:

– Молодец, офицер! Хаиль Гитлер…

Ради этого стоило жить. И воевать.

Внезапно бронированная гусеница натуженно задрожала… Не понимая, что происходит, фон Гросс с безумной улыбкой на лице, забыв опустить руку, смотрел, как мост, который он, немецкий офицер с большим гарнизоном в подчинении, отмеченный самим фюрером, поставлен охранять, летит вместе с поездом буквально ко всем чертям…

Скрежет рвущихся вагонов заглушили мощные взрывы – сдетонировали артснаряды. Словно новогодние петарды на десятки метров разлетелись тяжёлые бочки чистейшего авиационного керосина, уже в полете брызгая на всё огненным дождём… Запах горящего мяса смешался с гарью растерзанного поезда…. Тяжёлые железнодорожные платформы летали над путями словно щепки, опрокидывая своё содержимое на оставшихся в живых фашистов. Через несколько секунд всё было кончено.

Пошатываясь, фон Гросс сунул в рот ствол именного парабеллума.

* * *

Разведчики уходили быстро. Яркое зарево за спинами, казалось, грело души. Восстанавливать мост фашистам придётся очень долго. В лучшем случае, на это уйдет несколько недель. Железнодорожная ветка не сможет целый месяц питать людьми, техникой, горючим и продовольствием ни одну гитлеровскую дивизию, А, значит, станет чуть полегче своим…

Эйфория от удачно проведённой операции не позволила разведчикам забыть об осторожности. Через час сквозь рваную проседь облаков выглянула незваная луна. Идти путём, которым пришли, стало рискованно. Сверившись с картой, они пошли другой дорогой…

* * *

Кто говорит, что у человека несколько жизней? Наверное, тот, кому пришлось переродиться внутренне или в минуту смертельной опасности выжить вопреки всему. Рябой капрал, выбив пистолет из рук оберлейтенанта, подарил ему вторую жизнь. Прибывший с карательным отрядом штурманфюрер СС Карл Лебинц первым делом сорвал с шеи фон Гросса рыцарский крест. О втором шаге старого вояки потомок старинного рода догадался сразу. Потому, с готовностью возглавил остатки своего гарнизона и под контролем группы эсэсовцев перестрелял всех бродячих псов в одной из брошенных деревень…

* * *

…Василий полулежал, прислонившись спиной к широкому стволу старой берёзы. Изъеденная червототцами, кора приятно холодила затылок. Как тихо в лесу… Звенящая тишина, вспомнил он определение… Словно очнувшись, протянул руку к лежащему рядом пистолету-пулемёту Шпагина. Погладил обжигающе холодный металл ребристого ствола… «Спасибо тебе, дружище…» В магазине есть ещё целых три патрона. Это целое сокровище! Два – врагу. Один – для себя…

Перед глазами пронеслись последние сутки. После удачного подрыва железнодорожного моста их группа стала отходить к своим… Испортившаяся погода немного спутала планы разведчиков. Наставшее утро застало их недалеко от немецкого дота. Услышав знакомую до отвращения иноязычную речь, старший лейтенант Смирнов приказал разведчикам залечь… Ведя скрытное наблюдение, они убедились, что их силы и силы противника равны. Но днём штурмовать укрепленный объект! Это больше похоже на самоубийство….

Всё утро, день и вечер они пролежали в снегу. В полночь атаковали. Забросали фашистов гранатами. Смирнов грамотно расположил бойцов, успех был гарантирован. Но оказалось, что метрах в двухстах у немцев был второй дот. У зажатых с двух сторон разведчиков был только один выход – отступать…

Василий, прикрывая товарищей, отходил последним. Отстреливаясь из трофейного «шмайсера», он непроизвольно заставлял немцев не стрелять в его сторону. И только когда фашисты разобрались, что к чему, все стволы были обращены на него… Внезапная боль пронзила ногу… Рванув с плеча ППШ, поливал огнём… Пока были силы, бежал по рыхлому, такому неудобному снегу… Теперь оставалось только ползти…

Василий улыбнулся, встряхнул русой головой, вспоминая, как кричал друзьям, чтобы те уходили… Слава Богу, наверняка, спас ребятам жизни!.. Надо же, в пылу боя и не заметил, как потерял рукавицы… Подышав на озябшие пальцы, сунул их под отворот полушубка… Рана на ноге уже не кровоточила, подернулась крепкой ледяной коркой.

Как же слипаются глаза… Только не спать – сон это смерть… Уже светает… Склонившаяся над головой ветка внезапно стала превращаться в спинку огромной кровати, в штырях которой по-домашнему отсвечивали начищенные металлические шары… Да-да – это же родная изба! Жарко натопленная горница пахнет свежеиспечённым хлебом… Да вот и сам каравай стоит на столешнице, укрытый вышитым рушником… Василий сидит на табурете у жарко натопленной русской печи… В руках старенькая балалайка. Перебирая пальцами струны любимого инструмента, он улыбается и кому-то подмигивает… «Ой мороз, мороз…» – откуда-то издалека доносится знакомый голос…

P.S. Вопреки всему младший сержант Калинин тогда не погиб. Игнорируя приказ старшего лейтенанта Смирнова, за дедом вернулся друг, – тот самый Иван Баборенко. Взвалив потерявшего сознание, ослабевшего от потери крови командира и товарища, он думал только об одном: как донести его до своих… Через полтора часа их встретили наши…

А потом был медсанбат. Несколько месяцев на госпитальной койке. Рана на ноге зажила. Вот только обмороженные пальцы на руках и ногах врачи ампутировали. Впрочем, трагедией для сильного человека это не стало. Награждённому многими орденами и медалями деду эти увечья напоминали о войне ещё целых двадцать пять лет. Напоминали о войне и другим…