Текст книги "Психология раннего студенческого возраста. Монография"

ПСИХОЛОГИЯ РАННЕГО СТУДЕНЧЕСКОГО ВОЗРАСТА
Монография
Под редакцией Е.Л. Бережковской

[email protected]

Информация о книге

УДК 378.015.3(075.8)

ББК 74.58я73+88.4я73

П86

Под редакцией Бережковской Е. Л.

Кудрявцев В. Т., Бережковская Е. Л., Кравцов О. Г., Меркулова О. П., Новикова Т. С., Перелыгина И. А., Прихожан А. М.

В монографии рассматривается возрастной период от 17 до 19 лет, примерно соответствующий времени обучения юношей и девушек на младших курсах высших профессиональных учебных заведений.

Представлены результаты исследования, выполненного на объемных выборках студентов. Полученные данные позволяют говорить о рассматриваемом возрасте как об особом, имеющем свои характеристики, отличающиеся от характеристик как подростков, так и людей, принадлежащих к периоду ранней зрелости.

УДК 378.015.3(075.8)

ББК 74.58я73+88.4я73

© Коллектив авторов, 2014

© ООО «Проспект», 2014

Работа выполнена при поддержке РГНФ

Введение

В отечественной психологии развития принято выделять два вида возрастных периодов: стабильные и критические. Такое подразделение имеет в своей основе идущий от Л. С. Выготского диалектический подход к пониманию движущих сил и механизмов онтогенеза. В стабильные периоды изменения накапливаются сравнительно медленно, постепенно приходя в противоречие с наличной социальной ситуацией развития. В кризисах же наблюдается своеобразный «разрыв», «перелом», существенное изменение, в результате которого новый уровень, достигнутый личностью, приходит в соответствие с социальной ситуацией развития.

Критические периоды развития нередко приходятся на переломные моменты в жизни человека, в особенности ребенка. Собственно говоря, социальные институты во многом ориентированы именно на периодизацию личностного развития с ее кризисными переходами. Несмотря на то что автор культурно-исторического подхода Л. С. Выготский расценивал периодизации, заданные системами образования, здравоохранения, социальной защиты и т. п., как внешние по отношению к собственно психическому развитию (Выготский, 1984), они косвенным образом ориентированы на его ход и особенности.

В самом деле, трудно представить себе ребенка так называемого ясельного (в строгой психологической терминологии раннего, т. е. до кризиса трех лет) возраста в старшей группе детского сада, с ее организацией жизни, рассчитанной на значительно более самостоятельных дошкольников. И в свою очередь умненький и бойко читающий шестилетний дошкольник, попавший стараниями родителей в первый класс, нередко оказывается в психологически трудной ситуации, так что вскоре перестает блистать способностями. В результате кризис семи лет у него нередко не наступает не только сразу после поступления в школу, но и значительно позже, когда ему, казалось бы, уже приходит «законное» возрастное время.

Аналогичным образом случаи поступления в вузы подростков пятнадцати, а то и четырнадцати лет, досрочно получивших свой школьный аттестат, нередко не приносят столь трепетно ожидаемых старшими результатов: ребенок оказывается не в состоянии принять на себя ответственность за собственное обучение, предполагаемую ролью и статусом студента. Ему не хватает внешней формы, принуждающей к регулярному приложению усилий, а также самоорганизации, чтобы эти усилия стали эффективными.

Интересно, что случаи раннего поступления в гуманитарные вузы почти всегда заканчиваются неудачно – юный студент или студентка оказывается не в состоянии сдать уже первую или вторую сессию и отчисляется по академической неуспеваемости. А вот в наиболее «сложных» естественно-научных вузах, с их особо строгим внешним контролем учебной работы, вплоть до централизованной организации выполнения домашних заданий и регулярной работы по проведению досуговых мероприятий, вписывающихся в жесткий учебный график, такие «вундеркинды» удерживаются и даже постепенно адаптируются к студенческой жизни. Правда, из них в итоге получаются своеобразные «кабинетные» ученые, как правило, не слишком хорошо социально адаптированные. Такие люди иногда излишне замкнуты или, напротив, конфликтны и во многих случаях имеют многочисленные трудности в общении с коллегами и даже просто в быту.

Иными словами, новообразования кризиса развития, происходящего в том или другом возрасте, создают условия для встраивания ребенка, подростка или взрослого в новую для него систему отношений, для принятия им новых жизненных целей, для достижения им нового уровня саморегуляции деятельности и поведения. Не пережившему кризис субъекту, как бы хорошо он ни был подготовлен к новому для него социальному институту в смысле конкретных знаний и умений, сложно полноценно в него встроиться. Такой субъект, как правило, движим мотивами, характерными для предыдущего возрастного периода, и это чаще всего не дает нужного результата.

Это далеко не всегда сразу заметно, особенно в сфере образования: ведь старательный, стремящийся добросовестно выполнять все задания студент (психологически более близкий к подростковому или даже к младшему школьному возрасту, чем к юношескому) обычно выглядит более, чем благополучным. Но, к сожалению, это благополучие длится только до тех пор, пока не начнутся относительно самостоятельные виды работы, где роль педагога не предполагает пошагового руководства и контроля. Ситуация, когда аккуратный и добросовестный студент, казавшийся одним из самых сильных на первом курсе, неожиданно для преподавателей и, главное, для самого себя с годами теряет не только лидирующие позиции, но и уверенность в себе и попросту успешность, достаточно типична.

Наступление кризисов детерминировано целым комплексом факторов. Первое место среди них занимает полнота и степень разворачивания психического и личностного развития на протяжении предшествующего стабильного периода, то есть формирование возрастных новообразований в процессе овладения ведущим и другими возрастными видами деятельности. Но немалое значение в детских, подростковых и даже юношеских возрастах имеет и психофизиологическая сторона дела, так как скорость и сроки созревания различных структур центральной нервной системы обусловлены в том числе и генетически.

Конечно, при явно выраженных явлениях отставания в развитии многое может дать коррекционная работа, но это касается по преимуществу случаев, когда диагностированы определенные отклонения, а мы сейчас говорим о вариациях нормы, которые тоже очень значительны. Например, одни дети начинают говорить, чисто и ясно артикулируя, практически с первых слов, а речь других становится более или менее разборчивой лишь к пяти-пяти с половиной годам. Порой это случается и без всякого вмешательства логопеда, как бы «само по себе», как естественный результат возрастного развития. Точно так же и наступление очередного нормативного кризиса развития может как опережать возраст, давший ему название, так и, что случается чаще, запаздывать по отношению к этому возрасту.

Индивидуальные вариации точного возраста наступления того или иного кризиса развития имеют место на любой стадии развития личности человека, но они особенно важны в те моменты, когда кризис совпадает или предшествует существенному изменению в социальной ситуации развития, как, например, при поступлении в детский сад, школу или вуз.

Так, для успешной адаптации ребенка к детскому саду крайне желательно, чтобы он к моменту поступления туда уже вышел из раннего возраста, то есть пережил кризис трех лет и стал относительно более самостоятельным, смог отделиться от взрослого. Для полноценного включения в школьную учебу первокласснику необходимо такое важное новообразование семилетнего кризиса, как рефлексия на способ действия, позволяющая работать на уровне освоения обобщенных способов. Наконец, для эффективного начала высшего профессионального образования требуется уровень самосознания, характерный для юношеского возраста, а не такой, как у подростков или тем более у младших школьников, которые нуждаются в постоянной организующей и направляющей помощи педагогов.

Здесь скрещиваются две тенденции. Первая из них состоит в том, что уже на протяжении многих десятилетий наблюдается закономерное удлинение детства, подростничества и юности, связанное с усложнением и прогрессирующей дифференциацией различных видов труда и технологий, требующей все более длительного периода профессиональной подготовки подрастающего поколения, вступающего во взрослую жизнь.

Еще сорок лет назад многие молодые люди в нашей стране приступали к самостоятельному труду, имея за плечами лишь общее среднее образование, а некоторые – и незаконченное среднее. Среднее же техническое образование представлялось более чем достаточным для получения хорошей, завидной профессии. А в 20–30-е годы ХХ века даже школьная семилетка представлялась весьма высоким образовательным уровнем. В сочетании с какими-либо краткосрочными курсами она часто служила основой для подготовки квалифицированных работников, чьи служебные обязанности требовали особой грамотности и ответственности. Так оно и было по сравнению с более низким образовательным уровнем большинства других членов общества. Сегодня же картина совсем другая.

В наши дни практически все выпускники средней школы поступают в учебные заведения следующего уровня, средние или высшие профессиональные. При этом нередко среднее профессиональное образование рассматривается лишь как ступень, за которой последует еще и высшее образование. И выпускники вузов тоже во многих случаях задумываются о продолжении учебы в аспирантуре, магистратуре или еще чаще об еще одном высшем образовании по смежной или даже совсем иной специальности.

Если в середине ХХ века человек с двумя высшими образованиями был, скорее, исключением из общего правила, то сегодня два, а то и три вузовских диплома у одного и того же человека не являются редкостью. Во многих университетах и институтах набор на программы второго высшего образования превышает по численности набор на первое, несмотря на то что бюджетных мест на второе высшее в отличие от первого, как правило, нет.

В крупных городах это положение дополняется еще и тенденцией к более позднему по сравнению с предшествующими десятилетиями заключению браков и рождению первенцев. Молодые люди, в том числе и уже получившие профессиональное образование и самостоятельно работающие, предпочитают официально не оформлять свои отношения с потенциальными женами или мужьями. Они годами пребывают в необязательной, «свободной» связи, которая может прерваться в любой момент и без особых последствий.

В совокупности эти явления дают картину бесконечно длящегося «моратория», когда молодые мужчины и женщины ведут образ жизни, сочетающий в себе все права и преимущества статуса взрослого человека с отсутствием присущей ему ответственности и обязательности, которое характерно, скорее, для подросткового или раннего юношеского возраста.

Нередко случается так, что социальная ситуация развития, казалось бы, изменяется, но молодой человек не встраивается в новую систему отношений или встраивается в нее частично, избирательно. Например, молодая женщина выходит замуж и рожает ребенка, но продолжает учиться, получая второе или третье высшее образование и оставаясь в профессиональном плане в статусе студентки, еще только готовящейся к самостоятельной работе. Она, как правило, работает, но эта работа занимает подчиненное положение, называясь подработкой. Главным делом при этом все-таки остается учеба, получение образования.

Другой пример, с молодым человеком, успешно продвигающимся в профессиональном плане. Высокий общекультурный и образовательный уровень, хорошая самоорганизация и наличие нужных навыков позволяют ему быть успешным без сверхусилий, легко и органично. Работа оставляет ему свободное время, и этот уже не юноша, а в полном смысле профессионал 30–35 лет, а то старше продолжает вести «студенческий», несколько рассеянный образ жизни, с регулярными дружескими вечеринками, частыми поездками на кратковременный отдых и другими развлечениями. Этому соответствуют не слишком серьезные принципиально временные отношения с женщинами без намерения создать в обозримом будущем полноценную семью. Уже не слишком юный человек длит «мораторий», сохраняя тем самым свою юность, причем не столько «в сердце», сколько во всем образе жизни, за исключением профессиональных дел, которые он ведет ответственно и добросовестно, «по-взрослому».

Другая противоположная тенденция, существующая сегодня, состоит в бытующем представлении о важности для каждого ребенка и подростка таинственной опции «найти себя», то есть узнать о каких-то своих особых, специальных способностях, которые якобы должны непременно в будущем гарантировать профессиональный успех. Среди родителей и некоторых педагогов популярно стремление к все более раннему и при этом интенсивному, форсированному развитию детей, к их углубленному и специальному обучению. Многие взрослые полагают безусловным благом отбор ребенка, как перспективного, в серьезную спортивную секцию, музыкальный или хореографический класс или какое-либо другое детское специальное учебное заведение профессионального уровня.

Эти представления о специальных способностях не очень логично сочетаются со стремлением как можно раньше обучить свое дитя всему, чему только возможно, с преимущественным акцентом на так называемые школьно-значимые знания и умения. Малышей учат иностранным языкам, музыке, рисованию, философии, риторике, мифологии и т. д., и т. п. На первом месте в этом списке стоят, конечно же, начала грамоты и элементарная математика. Создается впечатление, что некоторые родители мечтают, чтобы их ребенок научился читать, писать и считать как бы дважды, один раз, будучи еще дошкольником, а второй – уже в школе, пожиная заслуженные лавры своей блестящей к ней подготовленности.

Эта противоречивая тенденция зачастую приводит к тому, что уже в дошкольном возрасте ребенок решает для себя и заявляет окружающим, что он не любит рисовать, слушать чтение книжек и рассказы взрослого, разговаривать о явлениях природы и жизни людей, мастерить поделки из бумаги, учить стихи и уж конечно «заниматься буковками и циферками». Иными словами, дошкольник стараниями взрослых превращается из любознательного и открытого миру человечка в ушедшего в глухую оборону, стремящегося избежать лишних усилий «маленького старичка», которому мало что на свете интересно.

Конечно, проблемы дошкольного возраста и даже начальной школы (а они, как правило, наличествуют у «заученных» с раннего детства детей) со временем частично преодолеваются, а частично переходят в новое качество. В некоторых случаях они могут разрешаться в школе за счет общения с учителями и сверстниками, когда родители немножко привыкнут к тому, что ребенок стал учеником, и перестанут настолько плотно заниматься его развитием. Но в «сухом остатке» у такого ребенка почти неизбежно остается довольно существенное и неприятное качество. Это привычка к пассивности, к уклонению от всего, что предлагают старшие. Многие из идей и предложений этих старших на деле могли бы стать для ребенка интересными и привлекательными, но не стали, и уже вряд ли станут. Это связано с тем, что все, идущее от взрослых, в принципе воспринимается ими, как что-то скучное и не приносящее радости.

В результате у школьника формируется пассивная, страдательная позиция, заставляющая его сосредоточивать все свои усилия на том, чтобы отделаться от долгов и обязанностей с минимальной затратой усилий, да еще выгадывая себе при этом время и место для расслабления и отдыха, а также нехитрых и неполезных, с точки зрения старших, удовольствий. Разумеется, при этом развитие психики и личности в стабильных периодах искажается, а наступление нормативных кризисов либо откладывается, либо они протекают неблагоприятным образом, и их новообразования не становятся полноценными и позитивными.

Сочетание двух указанных тенденций – с одной стороны, стремления молодых людей к удержанию «моратория» и с другой – требований общества в плане все более раннего самоопределения, в том числе и профессионального, – создает своеобразную и не слишком благоприятную для развития личности молодых людей ситуацию.

У большинства абитуриентов окончание школы и поступление в вуз выпадает на возраст около семнадцати лет, связанный с одним из нормативных кризисов развития. Это кризис перехода от детства в широком смысле этого слова к молодости, то есть первому, самому раннему периоду взрослости. В кризисе семнадцати лет человек осознает, что его будущее принадлежит ему, что он сам может что-то решать, выбирать, строить свою жизнь целенаправленно. Не всегда у семнадцатилетних получается понять, чего именно они хотят достичь в этой своей жизни, как они хотели бы ее прожить, но то, что эта жизнь им предстоит, и лично от них зависит, какой она будет, большинству все-таки делается очевидным.

Конечно, такое понимание данного перехода достаточно условно, поскольку сегодня, особенно в крупных городах, дети семнадцати и даже восемнадцати лет, несмотря на смену статуса от школьного к студенческому, в большинстве случаев фактически еще не являются взрослыми. Однако самосознанию вчерашних школьников это представляется именно таким образом. Их до поры до времени не смущает эмоциональная, правовая и экономическая зависимость от родителей и других старших родственников.

Поэтому нельзя сказать, что все семнадцатилетние тут же начинают сознательно и активно строить свой жизненный путь. Во-первых, часть из них просто еще не вступила в кризис, оставаясь по своим психологическим особенностям детьми подросткового возраста, причем хорошо, если старшего. Во-вторых, другая часть ребят, как раз переживающая кризис, в большинстве случаев, увидев впереди новые горизонты, принимает их к сведению как принципиальную возможность, которая найдет свое осуществление когда-то в будущем, пока неизвестно, насколько отдаленном.

И, наконец, у значительной части семнадцатилетних осознание собственной субъектности в отношении жизненного пути выливается в очередной виток борьбы за самостоятельность с родителями. Эта борьба, как правило, несет в себе зерно противоречия: взрослеющий ребенок совсем не возражает, что его содержат старшие, но жаждет самостоятельности в выборе способов проведения времени, внешнего вида, друзей и в целом стремится к раздвижению границ дозволенного. Все это, конечно, очень напоминает подростковый возраст, но кризис семнадцати лет в его начальной фазе добавляет юноше чувства уверенности в своих правах.

Семнадцатилетний не думает, что всю жизнь будет ежедневно «тусоваться» с приятелями, пренебрегая более полезными делами и занятиями. Но он безотчетно отодвигает момент, когда надо будет «взяться за ум», куда-то в не очень определенное будущее. К тому же молодой человек наивно полагает, что в этом будущем его сибаритские привычки и бездумная трата времени будут каким-то неведомым образом сочетаться с важными и привлекательными для него достижениями.

Вероятно, в настоящее время возраст, «вклинившийся» между ранней юностью (15–17 лет, старшеклассники или студенты первых-вторых курсов средних профессиональных учебных заведений), с одной стороны, и молодостью – с другой (20–25 лет, старшекурсники и недавние выпускники вузов), заслуживает отдельного рассмотрения, а его особенности – пристального анализа. Ведь, как правило, он как бы «выпадает» из поля внимания исследователей, одни из которых занимаются психологией подростков, в том числе старшеклассников, а другие – зрелыми возрастами, в том числе молодостью.

В первой трети ХХ века Л. С. Выготский, а позднее в его середине Д. Б. Эльконин уже говорили о взрослости, где действуют иные, чем в детстве, закономерности развития. Сегодня же трудно согласиться с тем, что выпускник средней школы, особенно поступающий на дневное отделение вуза и продолжающий жить в родительской семье, уже становится взрослым.

Несмотря на достижение гражданского совершеннолетия, абсолютное большинство студентов младших курсов ни в коей мере не соответствуют ни социальным, ни зачастую психологическим критериям взрослости. Их идентичность чаще всего все еще находится в периоде становления. Иерархия мотивационной сферы у взрослеющих молодых людей неустойчива и иногда еще не сформирована, а от этого и поведение их зачастую бывает неровным и довольно инфантильным.

Как правило, молодые люди и девушки еще не обеспечивают себя материально, а об их быте заботятся, как и раньше, старшие члены семьи. Многие ребята не самостоятельны в принятии большей части решений, от выбора вуза до проведения каникул. Студент-первокурсник нередко не может не только поехать куда-то по своему выбору и без старших, но и остаться дома, если семья запланировала для него другое. Родители, как и раньше, предъявляют «большим» детям определенные требования в плане режима дня, пытаются контролировать их общение и развлечения, а также успешность и регулярность учебных занятий.

Конечно, не во всех семьях контроль обязательно бывает очень плотным. Но по большей части там, где он, с точки зрения молодых людей и их родителей, не требуется, можно говорить лишь о более полном принятии сыном или дочкой родительских установок, об устойчивом их соблюдении. При этом родители могут доверять выросшему ребенку, быть уверенными в его или ее разумности и твердости в плане соблюдения привычных и взаимно разделяемых норм. Это существенно отличается от взаимоотношений взрослых людей, уважающих мнение и позицию друг друга и при этом допускающих их несовпадение.

Несамостоятельность, то есть детский статус вчерашних школьников, легко увидеть через позицию их родителей. Они, как и раньше, воспринимают проблемы сыновей и дочерей, как свои собственные, причем видят их и там, где сами дети проблем не находят. А у детей в свою очередь, как правило, сохраняются «проблемы с родителями», т. е. необходимость соответствовать их ожиданиям и прямым требованиям, боязнь вызвать порицание, а также необходимость скрывать некоторые аспекты своей жизни из опасения, что они не понравятся матери или отцу.

Все это – признаки не взрослой, а детской личностной позиции. Однако, как мы уже упоминали, формально возраст и статус студентов, даже первокурсников, является, скорее, взрослым, чем детским.

Все это в совокупности побуждает нас говорить о периоде 17–19 лет, во всяком случае в отношении студентов дневных отделений вузов, как об особом возрасте со своими характеристиками, отличающимися как от эпохи подростничества, так и от начального этапа зрелости.

Подчеркнем еще раз, что речь идет только о студентах дневных отделений. Социальная ситуация их развития существенно отличается от ровесников, которые сразу после окончания школы начали работать и в большинстве поступили на вечерние отделения вузов или техникумов. Эти юноши и девушки, хотят они этого или нет, вступают в систему «взрослых» отношений, когда от них требуется отвечать за свою работу, а не только за учебу. Вполне возможно, что в этих случаях развитие личности идет каким-то иным образом, чем у студентов дневных отделений.

Личностные особенности семнадцати-девятнадцатилетних первокурсников различным образом сочетаются с их адаптацией к студенческому образу жизни и, что еще важнее, с эффективностью их учебы. Изучению типологических вариантов этих особенностей, в частности у студентов, живущих в различных социокультурных условиях, посвящены психологические исследования, рассказ о которых содержится в данной книге.