Текст книги "Творить мир. Миротворческая дипломатия Общины святого Эгидия"

Наконец, не стоит недооценивать усилия, предпринимаемые правительством ФРЕЛИМО, более «продвинутым», чем «бандиты» РЕНАМО, но тоже раздираемым страхами и подозрительностью. Конечно, следует признать его способность развиваться и открываться для перемен, с переходом от однопартийной системы первых пятнадцати лет независимости, к демократическому политическому плюрализму во всех его формах. Но это была медленная эволюция. В то время как представители движения в Риме принимали смелые решения, большинство кадров ФРЕЛИМО, далеких от участия в переговорном процессе, по-прежнему были убеждены в непрактичности дипломатических методов решения конфликта, потому что они не признавали РЕНАМО серьезным собеседником, но считали движение только марионеткой ЮАР и международных реакционных сил.

Проблемы синхронизации

Чтобы прийти к подписанию мирного договора, потребовалось время, потому что казалось, что стороны пользуются разным календарем и находятся в разных часовых поясах. Нужно было сблизить два разных мира, каждый из которых подчинялся собственной логике и собственной динамике. Прежде всего, было необходимо «сверить часы» – а это означало несколько месяцев предварительной работы, и действительно, большая часть намерений, переведенных в документы, подписанные обеими сторонами, обсуждалась во второй части переговоров, уже после того как Преамбула помогла участникам лучше понять друг друга и синхронизировать различные подходы и способы мышления.

Еще один элемент, влиявший на длительность переговоров – это отношение между тем, что происходило в Риме, и тем, что происходило в стране. Одной из основных трудностей, тормозивших открытость РЕНАМО, стали, как ни странно, именно демократические изменения в Мозамбике, ведь повстанцы хвастались тем, что за них боролись. Что происходило? Все то, что РЕНАМО требовало годами: демократизация, политический плюрализм, либерализация экономики, и т.д. – все это принималось правительством Мапуту еще до обсуждения за столом переговоров. Так, например, через три недели после первой встречи в Риме, 31 июля 1990 года, Чиссано объявил о введении многопартийности. За этим последовало одностороннее принятие ФРЕЛИМО новой Конституции, а в 1991 г. – Закона о партиях.

Проблема была не в содержании этих мер, с которыми РЕНАМО было согласно, но именно в одностороннем процессе их введения. Те самые изменения, за которые РЕНАМО боролась, теперь, когда они осуществлялись, ее раздражали. Она видела в осуществлении этих реформ предельную попытку обмана со стороны правительства, так как они лишали законного характера ее борьбу, и потому воспринимались как некий маневр, призванный ограничить ее роль в переговорах. И это, парадоксальным образом, замедляло подписание мирного договора. Правительству пришлось одним глазом наблюдать за РЕНАМО, чтобы не затронуть ее слабые струны, другим – за остальной страной, требовавшей реформ.

Тема синхронизации не была второстепенной в ходе переговоров и потребовала бесконечного терпения посредников. Не следует забывать, что переговоры были начаты с нуля, с первой прямой встречи между двумя сторонами после многих лет войны и насилия за плечами. Недоверие и сомнения были глубоки с обеих сторон. Конечно, по описанию газеты «Le Monde», переговоры буквально «тащились», а многие дипломаты проявляли скептицизм, но в Риме было ясно, что для переговоров требовалось время, если иметь намерение прийти к серьезному и окончательному договору. В Мозамбике погибали люди: посредники не находились в неведении и думали об этом с состраданием, настаивая на скором перемирии, на образовании зоны демилитаризации и разрешении для отправки гуманитарных конвоев. Но поспешный мир, без гарантий стабильности и, прежде всего, без убежденности обеих сторон, мог бы стоить стране даже больших страданий, с возобновлением боевых действий без перспектив примирения.

Стабильный мир был достигнут благодаря упорному труду и терпению, состоящему из памяти, дружбы, благородства и внимания, чувствительности, знания, любви к истории и к сложности, и, не в последнюю очередь, благодаря лояльности и выдержке. Эти элементы способствовали успеху переговоров. С другой стороны, необходимо заметить, что переговоры в Риме стали подлинным африканским диалогом – диалогом между африканцами, хотя и вдали от Африки. Кстати, удаленность от родины сыграла положительную роль, поскольку позволила делегациям обеих сторон работать в безопасности, в свободе от эмоций и давления, быть защищенными от какого-либо вмешательства. Хотя и в стенах древнего монастыря святого Эгидия, это было подлинная встреча мозамбикцев, в ходе которой стало возможно напрямую обсудить причины конфликтов и, прежде всего, найти решение между «членами одной семьи».

Безусловно, изменение положения в южной Африке: независимость Намибии, переговоры и мирные соглашения в Анголе, эпоха Де Клерка в ЮАР – все это давало дополнительный импульс для подписания мирного договора в Мозамбике. Даже в Зимбабве ощущалась усталость и недовольство от тянувшейся войны, в которую были вовлечены тысячи солдат Хараре. Все эти факторы способствовали ослаблению напряженности. Но их было недостаточно для достижения мира в Мозамбике. Для этого было необходимо объединение усилий, способность привлекать различных субъектов (африканские страны, западные правительства, гражданское общество), чтобы они эффективно взаимодействовали, в убеждении, что никто из них не обладает готовым решением. В Риме, в качестве наблюдателей, присутствовали представители США, Великобритании, Франции, Португалии и ООН, военные эксперты и юристы, а также представители правительств стран африканского региона (в частности Зимбабве). Со своей стороны, Святой Престол благожелательно относился к переговорам, что поддерживало стороны, и они отвечали с уважением. Но решения за столом переговоров принимали только две стороны, поскольку они представляли граждан Мозамбика, и они делали выводы из всего, что говорили им присутствующие наблюдатели и эксперты. А четыре посредника следили за последовательностью и соблюдением рамок переговоров и за координацией различных сил, полезных для их успеха.

Позитивным элементом для достижения мира стало давление гражданского общества. Знаменательным моментом стала церемония передачи 100.000 подписей, собранных в мозамбикских приходах с целью побудить делегации быстрее завершить переговоры. Обычно аккуратный стол переговоров был усыпан горами листочков с подписями за мир. Рауль Домингуш, глава делегации РЕНАМО, был потрясен, случайно найдя среди множества подписей подпись своего отца, которого не видел более десяти лет.

К подписанию договора

В середине 1992 года появился новый элемент в процессе мирных переговоров: засуха и голод поразили Мозамбик и, в частности, внутренние территории страны, контролируемые РЕНАМО и недоступные для международной помощи. Глубокой ночью 16 июля 1992 года был достигнут договор о создании «гуманитарных коридоров» для поставки международной помощи. Голод стал катализатором в ходе переговоров. Впрочем, само функционирование таких коридоров зависело от переговорного процесса. Конвои с помощью пустятся в путь только после подписания мирного договора.

С 5 по 7 августа 1992 года с помощью президентов Зимбабве и Ботсваны в Риме осуществилась первая личная встреча Чиссано и Длакамы. Знойным вечером два лидера, в присутствии президента Зимбабве Роберта Мугабе наконец-то смогли разубедить РЕНАМО в их опасениях. Длакама поразил всех, открыто рассказав о своих опасениях: в частности, он опасался, что Чиссано предоставит мозамбикское гражданство «миллионам жителей Зимбабве», чтобы они голосовали за ФРЕЛИМО, «как это уже не однажды случалось в прошлом». После быстрой проверки с помощью своих сотрудников, Чиссано доказал, что за пятнадцать лет независимости мозамбикское гражданство было предоставлено всего восьми человекам. Напряжение разрешилось в смех и все вздохнули с облегчением.

Затем, посовещавшись со своей делегацией, в полночь Длакама вернулся к столу и сообщил о своем желании продолжить переговоры и взять на себя обязательство подписать мирный договор к 1 октября. В последующие недели две делегации продолжали дискутировать и редактировать последние документы, посвященные военным вопросам и взаимным гарантиям, которые должны были вступить в силу после прекращения огня.

Дата подписания Мирного договора приближалась. Но 28 сентября лидер РЕНАМО, еще не ощущая уверенности, послал письмо четырем посредникам с просьбой перенести дату. Посредники, сочетая гибкость и настойчивость, сумели добиться приезда Длакамы в Рим вечером 1 октября, фактически согласившись с переносом даты. За этим последовали три дня и три ночи неустанной работы, причем на сцену вышла новая тема, ранее не обсуждавшаяся, а теперь обретшая решающее значение для РЕНАМО: администрирование контролируемых ею территорий в переходный период, пока идут выборы. А в это время международные гости ждали в гостиницах, с собранным багажом, готовые улететь из Рима, в случае если переговоры зайдут в тупик. Вечером 3 октября посредникам удалось разрешить последние вопросы, в том числе благодаря гибкости, продемонстрированной Чиссано.

4 октября 1992 года, в присутствии нескольких глав африканских государств и представителей правительств многих стран, Чиссано и Длакама в торжественной обстановке подписали Договор о мире в Мозамбике. Этот договор состоял из семи протоколов и нескольких приложений. Договор предусматривал немедленное прекращение враждебности; концентрацию войск обеих сторон, и затем частичную демобилизацию и слияние в единое войско, состоящее из 15.000 человек с каждой стороны; демилитаризацию военных территорий и освобождение политических заключенных. Цель окончательного примирения будет достигнута посредством свободных выборов, которые должны быть проведены в течение года, и, с этой целью, в Договоре очень детально оговаривались основные элементы законов, которые предстояло принять, особенно законов о политических партиях и о выборах. Договор также содержал в себе гарантии своего правильного выполнения, в частности согласованный с ООН календарь и состав различных смешанных комиссий на переходном этапе. Кроме того, в нем предусматривалось создание «Конференции доноров», на которой международное сообщество решит, как экономически поддержать восстановление страны. В одном из приложений содержалось соглашение о выводе солдат из Зимбабве и создании коридоров «прекращения огня» и Смешанной Экспертной Комиссии, а также соглашение о распределении гуманитарной помощи вследствие засухи 1992 года5454
  Полное собрание текстов договора в переводе на английский язык см. General Peace Agreement for Mozambique: в The Mozambican peace process in perspective, “Accord”, Issue 3, Londra 1998.


[Закрыть].

Мир был воспринят молниеносно. Через несколько недель можно уже было свободно перемещаться по стране. Рождественские и новогодние праздники закрепили эту новую изумившую всех свободу. Выполнение Договора удивило как международных наблюдателей, так и самих жителей Мозамбика. По всей стране танцевали. Мозамбикские беженцы в соседних странах позднее рассказывали, как эйфория превзошла осторожность, и многие решили использовать на праздниках свои продовольственные запасы, которые до сих пор откладывали, так велико было доверие к будущему. В соборе Санта Мария ин Трастевере после благодарственного богослужения за дарование благодати мира архиепископ Бейры танцевал с закрытыми глазами, как завороженный.

Память, примирение, правосудие

Мирный договор в Мозамбике предполагал амнистию за «деяния, совершенные во время военных действий». Был ли это мир без правосудия? В связи с этим нужно затронуть одну из самых сложных проблем для окончательного умиротворения стран, перенесших вооруженные конфликты, последствия которых, как замечено, могут длиться десятилетиями5555
  См. M. Zuppi, La lezione del Mozambico: la pace è possibile, “Limes”, 3, 2006, с. 272.


[Закрыть]. Существует множество возможных решений: комиссии по примирению, международный суд, ординарные суды и другие. На Балканах расследование жестокостей недавнего прошлого породило порочный круг обвинений и контробвинений, политических провокаций и случаев мести. В других случаях, как в ЮАР, решение основать весь процесс примирения памяти на прощении («нет будущего без прощения») привело к положительному процессу катарсиса.

Со своей стороны, мозамбикцы, отдавая приоритет «тому, что объединяет» и отложив в сторону «то, что разъединяет», с самого начала переговоров определили свой путь: решительно перевернуть страницу посредством общей амнистии, сопровождающейсяцеремониями и примирительными актами среди населения. Это был трудный выбор, отнюдь не лежащий на поверхности, который помог вынести за скобки долгий и болезненный период войны и запустить новый этап, превратив бывших военных противников в политических соперников в парламентской и институциональной динамике. Нужно сказать, что в Мозамбике обошлось без этнической ненависти, которая, к сожалению, приводила к трагедиям в других странах. Но было непросто забыть о миллионе погибших. Смелость в переворачивании страницы несла за собой риск не прожить траур, однако это помогло скорее успокоить страну5656
  См. A. Bartoli, Forgiveness and Reconciliation in the Mozambique Peace Process, Radnor 2001.


[Закрыть]. Мозамбик был охвачен порывом преодолеть трагедию гражданской войны. Тот факт, что более половины сегодняшнего населения страны родилось после вооруженных столкновений, символизирует желание не предаваться напрасным патологиям памяти и злопамятству. Многих удивило, что в Мозамбике после 4 октября 1992 года не было случаев кровной мести. Все тут же возобновили мирную жизнь, не оглядываясь назад, чтобы свести счеты. Все знали, что война сделала людей жестокими и посеяла смерть. В некотором смысле, ответственность на траур возложили на войну, а не на людей. Мир, прогнав войну, вновь возобладал. Было бы несправедливым сказать, что речь идет о вытеснении или же навязанном беспамятстве. Это было решение, принятое самими мозамбикцами. История показала его правоту.

Наследие мира

Маттео Дзуппи, извлекая из мозамбикского опыта важные уроки для урегулирования конфликтов, перечислил следующие решающие факторы:

Определение и признание «подлинных» собеседников на переговорах. Посредничество в проведении переговоров о мире в Мозамбике учит о решающей роли культурного и антропологического понимания сторон;

Определение ясных механизмов в текстах, с перечислением всех деталей, во избежание «гибких» интерпретаций или потенциальных разночтений; для обеспечения этого важно было, чтобы предложения исходили от переговаривающихся сторон, а не навязывались посредниками;

Установление четкого календаря, а также четких механизмов для его изменения в случае необходимости;

Преобразование повстанческого движения в партию (от оружия к политике);

Обеспечение экономического основания для достигнутого политического соглашения (мир, чтобы быть действенным, нуждается в материальных инициативах); выбор посредников, признанных в качестве «честных брокеров» обеими враждующими сторонами, а не навязывание таких посредников, которые выражали бы интересы одной из сторон, внутренние или региональные, или интересы международных организаций;

Национальные и международные гарантии, защищающие сторону, которая ощущает себя пораженной5757
  См. M. Zuppi, La formula italiana in Мозамбик, “Aspenia”, n. 29, 2005, с. 276.


[Закрыть].

Случай Мозамбика – это один из немногих примеров переговоров, которые привели к длительному миру в Африке. Ученые и эксперты по разрешению конфликтов пытались понять причины этого.

После 1992 года немало мозамбикцев были вовлечены в миротворческие процессы в других африканских странах. Армандо Гебузе, главе правительственной делегации Мозамбика на переговорах в Риме, а в девяностые годы – президенту страны, предложили возглавить комиссию на переговорах в Аруше за мир в Бурунди. Другой участник римских переговоров – Франциско Мадейра, впоследствии помог Коморским островам достичь мирного договора, когда на этих островах Индийского океана возник внутренний конфликт. А Жоаким Чиссано был специальным посланником ООН и различных африканских организаций в Уганде, Мадагаскаре и недавно в Западной Сахаре.

«Римский алфавит» позволил сочетать словарь демократии с грамматикой диалога. Само существование парламента,который, несмотря на все трудности, достаточно хорошо функционирует, является своего рода лабораторией демократии. Конечно, центростремительные тенденции могут угрожать будущему, как и различия и неравенство на региональном уровне, которые, если их не урегулировать, представляют собой причину нестабильности. В Мозамбике не существует племенных противостояний, поскольку нет этнической группы большинства, а есть десятки этнических и языковых групп.

Конечно, искушение насилия есть всегда. И соблазн военного решения политических конфликтов всегда может найти своих сторонников. В недавнее время были периоды напряженности и серьезных трудностей, с гибелью людей. Но римский мир представляется точкой невозврата, и даже когда мир под угрозой, он остается путеводной звездой, ведущей к пусть и трудному, но диалогу.

В Мозамбике, как впрочем и везде, мир – факт динамический, его нужно не только сохранять. Он должен расти, становиться защитой прав человека, экономическим развитием, стабильностью жизни и демократических институтов, справедливым распределением богатств, безопасностью, борьбой с коррупцией, правовым государством и неустанным поиском решений путем диалога. Сегодня, как и вчера, нужно искать «то, что объединяет».

Римская платформа для Алжира

Марко Импальяццо

Страна, разделенная надвое

Алжир получил независимость в 1962 году, после долгой освободительной войны против Франции, которая велась самыми жесткими методами. Для Парижа последняя колониальная война стала и самой кровопролитной, унеся около миллиона жертв за восемь лет боевых действий5858
  Библиография по Алжирской войне очень обширна. До сих пор постоянно публикуются научные монографии и мемуары, во Франции и в Алжире. Среди исследований общего характера по войне и наиболее полных отчетов см. Y. Courrière, La guerre d’Algérie, Parigi 1968-1971, 4 voll.; A. Horne, A Savage War of Peace. Algeria 1954-1962, Londra 1977 (ит.перевод Milano 1980); E. Behr, The Algerian Problem, Londra 1961; Ph. Tripier, Autopsie de la guerre d’Algérie, Parigi 1972.


[Закрыть]. Французская колонизация Алжира продлилась 132 года, в течение которых Алжир имел статус “особой территории метрополии”. Едва добившись независимости, североафриканская страна едва не лишилась полностью своего населения европейского происхождения, так называемых «pieds-noirs» («черноногих»): за несколько недель страну покинули около 800.000 человек. Большая часть из них – французы, среди которых насчитывалось около 140.000 евреев, натурализованных по декрету Кремье 1870 года, а также группы испанцев, итальянцев и мальтийцев. С достижением независимости нарушается мирное сосуществование христианских общин европейского происхождения, иудейских и мусульманских общин арабского и берберского происхождения. Массовый исход «черноногих» из Алжира в 1962 является символичным отражением процесса религиозного отделения и унификации, проявившегося во многих странах Средиземноморья в XX столетии и нарушившего мирное сосуществование различных религиозных и этнических общин.

Драматические факты истории Алжира 90-х годов берут начало в этих событиях. Эта страна пережила один из самых длительных периодов колонизации среди прочих стран Африки. В отличие от других французских колоний, Алжир активно заселялся колонистами из метрополии. Целое поколение молодых французов сражалось в Алжире на войне, оставившей глубокие раны в обеих странах. Достаточно вспомнить большую дискуссию о применении пыток французской армией в отношении алжирских повстанцев. Переселение во Францию множества потомков алжирских «pieds-noirs» («черноногих») стало, кроме того, первым настоящим проявлением массовой иммиграции из Африки в Европу.

Война оставила в Алжире глубокий след: многие годы страну сотрясали кровавые разборки и чистки. Политики избрали путь однопартийности, и с 1962 года режим, установившийся в стране, не допускал возможности легальной оппозиции, вплоть до 1991 года, когда состоялись первые многопартийные выборы в Законодательное собрание5959
  После муниципальных выборов 1990 года.


[Закрыть]. Армия, гарант стабильности власти, играла решающую роль в управлении национальной экономикой, которая была основана на промышленной системе, связанной с производством нефти и экспортом топлива.

Начиная с первых лет независимости развитие страны виделось в свете стратегии разделения между двумя Алжирами, «полезным» – с городами и побережьем и огромными залежами газа и нефти в пустыне, и «бесполезным», к которому относилась остальная часть территории страны, сельская местность. Поля пустеют, ведь сельское хозяйство не относится к приоритетным направлениям экономики: правительство Алжира предпочитает развивать крупную промышленность, по образцу экономики соцстран. Несмотря на подобные несоответствия, со стороны страна воспринимается как государство с оригинальным путем экономического развития, основанным на концепции “индустриализирующей промышленности”, следующего витка в развитии понятия «полезного» Алжира. В годы правления президента Хуари Бумедьена (1965-1979), одного из военных лидеров освободительной войны, возглавившего государственный переворот против первого президента Ахмеда Бен Белла, доход от нефтедобывающей отрасли продолжает расти. Управление доходами находится в руках президента и узкой группы военных и крупных государственных функционеров, принадлежащих к единственной правящей партии – Фронту национального освобождения (ФНО). Тем временем «бесполезный» Алжир разрастается до границ городов, окруженных непроизводительными деревнями, целиком зависящими от них, а вокруг столицы вырастают большие трущобы-«бидонвили».

После смерти Бумедьена в экономике начинают проявляться признаки острого кризиса. «Полезный» Алжир, с его промышленностью, городскими центрами и нефтью, испытывает затруднения, а Алжир сельский, Алжир деревень и трущоб, пытается свести концы с концами. Вскоре кризис переходит в сферу общественно-политической жизни. В конце 80-х годов развитие макроэкономики идет в полном отрыве от реальных условий жизни большинства населения. Цены растут на глазах, и хотя доход от продажи нефти продолжает быть высоким, безработицей охвачено более 50% активного населения страны. Нищета и нехватка продуктов питания охватывают широкие слои городского населения. Социальные проблемы сопровождаются упадком нравов и всплеском мелкой преступности. Люди живут на случайные заработки. Распространяется контрабандная торговля, «трабендо».

От политического кризиса к насилию

На фоне картины общественного разложения распространяется пропаганда исламистов, впоследствии объединившихся в Исламский фронт спасения (ИФС). Они делают ставку на отчаяние молодежи, представляющей более 70% населения. В октябре 1988 года вспыхнуло «восстание кускус». Тысячи молодых людей стекаются в центр Алжира и уничтожают все символы режима: выходит на поверхность глубокий общественный кризис. Кровавая расправа, учиненная армией, лишь увеличивает отчужденность молодых алжирцев от политического и военного руководства. Исторической легитимации режима как победившего в войне за независимость против Франции уже недостаточно, чтобы убедить население, родившееся в большинстве своем после 1962 года.

Пропаганда исламистов проста и играет на общественном недовольстве. Она призывает ответить на «hogra» – «беспредел» государственного аппарата и говорит о необходимости свергнуть продажный режим, оказавшийся не в состоянии прокормить народ. Выставляемое напоказ богатство немногих – узкого круга номенклатуры ФНО и военных – выглядит оскорблением в глазах большинства алжирцев, чей уровень жизни быстро ухудшается. Часть среднего класса, напуганная ходом дел в экономике, также присоединяется к оппозиции. В результате на первых свободных многопартийных выборах в независимом Алжире побеждает ИФС6060
  На первом туре выборов в Законодательное собрание в декабре 1991 года.


[Закрыть] и укрепляются, хотя и в меньшей степени, позиции других политических объединений, таких, как Фронт социалистических сил Хосина Айт Ахмеда (ФСС), занимающих критическую позицию по отношению к режиму,.

Основная масса избирателей ИФС сосредоточена именно в «бесполезном» Алжире. В сельской местности, в деревнях, на обширных окраинах Алжира, Константины, Орана и других городов исламисты давно активно работают с населением, предлагая различного рода помощь. Исламская партия набирает голоса и в рядах буржуазии традиционалистского толка, связанной с религиозными ценностями, которые начинают выражать партийные кадры. Успех исламистов порождает в «светской» части населения, образованной и «офранцуженной», раскол по вертикали между теми, кто обеспокоен радикальным настроем ИФС и видит в военных меньшее зло, и теми, кто, как руководство ФСС, предпочитает защищать едва зародившийся процесс демократизации и взаимодействовать с данным явлением, используя политические рычаги. В этой обстановке в правящих кругах армии зреет решение вновь взять власть в свои руки, прервав избирательный процесс в январе 1992 года и распустив спустя два месяца исламскую партию. Высшие армейские чины, при поддержке светской буржуазии, выступавшей против ИФС, подавляют движение протеста и объявляют чрезвычайное положение. Страна погружается в глубокий кризис. Образуются группы вооруженных интегралистов, считающих насилие главным методом борьбы, и начинается гражданская война, которая станет своего рода безымянной войной.

«Полезная» часть страны вновь становится главным интересом режима, вытеснив «бесполезную» часть на задний план в политической и социальной жизни. Война лишь углубляет пропасть между двумя Алжирами. Города становятся прибежищем для тысяч крестьян и бедняков, бегущих из зон боевых действий; в столице страны Алжире появляются первые палаточные городки, почти в центре города. Режим сосредотачивает силы на защите нефтеносных зон, центров управления, охраняемых кварталов, коммуникаций. Одновременно с этим власти утрачивают интерес к большей части национальной территории и населения. В сельской местности государство проявляет себя в виде редких вылазок солдат. Социальный кризис углубляется, жизнь алжирцев становится все тяжелее. Поставки товаров первой необходимости происходят с задержками и частично блокируются Коммунальные службы и Государственная система здравоохранения не в состоянии обеспечить самые элементарные потребности, даже в центральных кварталах столицы часто нет воды.

В остальной части страны конфликт обретает черты безудержной анархии. После серии покушений на известных лиц (военные, представители сил правопорядка, интеллектуалы, журналисты, женщины) и ряда попыток придать движению некую форму единой организации, на протяжении 1995– 1996 гг. терроризм распадается на отдельные течения. Видя невозможность победить или дестабилизировать режим, вооруженные группы переходят к варварской тактике «выжженной земли», насилию без разбора и резне среди гражданского населения, в том числе в сельских районах, положительно настроенных по отношению к распущенному ИФС. Военные власти ограничиваются точечными спорадическими ответами и вооружают гражданское население для самообороны. Результатом противоположных стратегий, общим для которых является презрение к гражданскому населению, является превращение войны в затяжной кровавый братоубийственный конфликт между бандами, скорее следующий логике мафиозных разборок, чем какой-либо военной стратегии.

В конце 1996 года премьер-министр Алжира Ахмед Уяхья заявляет, что терроризм представляет собой «остаточное» явление. Международное общественное мнение обескуражено: по оценкам, речь идет о 80.000 жертвах насилия, которое приобрело колоссальный размах. Утверждения алжирского премьера следует понимать, исходя из логики «полезного» Алжира: защита залежей нефти и газа и городских центров дала хорошие результаты, армия ушла из многих трудно контролируемых внутренних районов, оставив надзор за порядком и подавление оппозиции гражданскому ополчению, и потери среди военных сократились.

Кроме того, данные макроэкономики показывают положительную динамику: рост цен на нефть делает излишним повторное заключение договора с МВФ, а инфляция сокращается. Главная и самая жестокая вооруженная группировка, ВИГ (Вооруженная исламская группа), будто бы следует противоположной, но убедительной логике, направляя свои разрушительные удары на бедные деревни, населенные неимущими – естественные резервуары голосов за исламистов – тем самым показывая, что вооруженные группировки не тремятся создать зоны влияния в «бесполезном» Алжире или построить зачатки исламского государства. В разгаре война интересов, где на кону перераспределение земель, земельная рента, контроль перевозок и импорта-экспорта товаров.

В этом контексте основная масса населения, в особенности сельские жители, становится легкой жертвой насилия.

Драматизм ситуации в Алжире нарастает, при этом она становится в некотором смысле непроницаемой. Ежедневно поступают сведения о покушениях и насилии против мирного населения. Но о подлинном положении дел мало что известно. Живых свидетельств, фото и видеоматериалов мало. Идет безымянная война без свидетелей.

Становится все сложнее понять, что же происходит, причину столь жестокого насилия, понять, что привело к этому кризису, из которого, как кажется, нет выхода. Алжир, часть средиземноморского мира, каждый день все больше отдаляется от этого койне цивилизаций, уносимый волной насилия.

31 декабря 1997 в предновогоднем телевизионном выступлении президент Итальянской Республики Оскар Луиджи Скальфаро, хотя и не упоминая напрямую Алжир, говорит итальянцам о трагедии, сотрясающей эту североафриканскую страну: «Европа не может сидеть сложа руки, когда зверски убивают тысячи людей». Спустя несколько дней, вслед за серией ужасных актов резни среди мирного алжирского населения, на международном уровне ставится вопрос о внешнем вмешательстве с целью помочь стране найти выход из кризиса, в котором она зажата уже целых шесть лет. Некоторые страны Евросоюза и Соединенные Штаты, видя жестокость актов насилия в отношении гражданского населения Алжира, задаются вопросом о бездействии алжирского правительства, которое годами твердит, что речь идет не о войне, а всего лишь об одиночных терактах, которые носят «остаточный» характер. Среди стран Евросоюза Италия выражает особую озабоченность. Премьерминистр страны Романо Проди заявляет, что Италия должна играть адекватную роль в этих событиях. Вице-премьер Вальтер Вельтрони 7 января уточняет: «Мы сделали шаг к тому, чтобы Европа предприняла совместные действия в отношении Алжира. Я считаю немыслимым, чтобы европейское и мировое гражданское общество безучастно взирало на эту бойню, повторяя ошибку, совершенную в отношении Сараево». Алжирские власти разражаются резкими заявлениями, обвиняя Италию и другие европейские страны во вмешательстве во внутренние дела суверенного государства.

«Незаконное вмешательство» – лейтмотив обвинений Алжира в отношении всех, кто поддерживает необходимость какого-либо воздействия. В этом обвиняется и генеральный секретарь ООН Кофи Аннан, который в октябре 1997 года заявил, что «алжирский кризис – это не только внутренняя проблема». То же слышит и бывший президент Ирландии Мэри Робинсон, Верховный комиссар по правам человека ООН, которая запрашивает у алжирского правительства сведения по динамике массовых убийств. Во вмешательстве обвиняются и французы, и немцы, и британцы, и испанцы, и сам Билл Клинтон, когда он поддержал инициативу создания международной следственной комиссии по массовым убийствам, выдвинутую ведущими международными гуманитарными организациями6161
  Речь идет об организациях Amnesty International, Human Right Watch, Международной федерации по правам человека (FIDH), Reporters sans Frontières.


[Закрыть]. В их адрес в ноябре 1997 года было высказано много обвинений. В особенности алжирское правительство клеймит Amnesty International. Для алжирского военного режима лишь одно предложение извне является приемлемым: осуждение исламского терроризма. Любое дополнительное требование представляет собой акт незаконного вмешательства и прямую (или предполагаемую) поддержку исламских вооруженных группировок. Военные требуют, чтобы им позволили выполнить свою работу – искоренить терроризм. Алжир постоянно декларирует эту формулу «éradication» (искоренение), в то время как число погибших продолжает расти, а военное решение вопроса выглядит неэффективным.