Текст книги "Сети города. Люди. Технологии. Власти"

«Благодарим за Ваш отзыв, мы постоянно работаем над повышением качества электронных сервисов для жителей. Команда разработчиков сервиса СМ рассмотрит Ваше предложение. НЕ РАБОТАЕТЕ вы!!! А вот еще новая отписочка: В текущей версии приложения такой функционал не предусмотрен, однако команда разработчиков сервиса СМ рассматривает возможность реализации подобного функционала в будущем. КАКОГО ХРЕНА вы ТАМ РАССМАТРИВАЕТЕ!!! ПРОСТО СДЕЛАЙТЕ!!! РАБОТЫ НА НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ!!! Самим слабо?»[415]415
  Egor. Google Play. 13.12.2020.


[Закрыть]

«Ваши ответы-отписки и отмазки! Пуш-уведомления не приходят с воскресенья с 17.05, сегодня 24.05 целый день у меня вообще не работает программа! Лучше ничего не отвечайте, чем бесить своими дурацкими штампами, самим‐то не стыдно?» Ответ разработчика: «Приложение СМ создано в соответствии с требованиями законодательства города Москвы. Время идентификации пользователя определяется в произвольном порядке и запросы идентификации приходят несколько раз в течение дня с 9:00–22:00 ежедневно. Когда Вам приходит PUSH-уведомление, нужно открыть приложение и в течение 1 часа пройти идентификацию по фотографии. Благодарим Вас за использование приложения СМ».

Соседство аффекта и типового отклика указывает на контраст и конфликт вовлеченностей гражданина и департамента-разработчика. Используя ботов в острой ситуации взаимодействия с раздраженными пользователями, ДИТ экономит ресурсы и формально соблюдает протокол интернет-платформы, но едва ли помогает москвичам справиться с проблемами социального мониторинга.

Ответ на вопрос об эффективности алгоритмических действий будет иным, когда речь зайдет о поддержке оштрафованных горожан интернет-сообществом «Оштрафованы за то, что заболели»[416]416
  URL: https://www.facebook.com/groups/Moscow.covid.fines.


[Закрыть]. В середине мая его создал москвич Владимир Громак, решивший защищать свои права в суде после начисления двух необоснованных штрафов[417]417
  Александров А., Корсаков С., Казакова А. Как москвичи выполняют указания СМ и все равно получают штрафы.


[Закрыть]. К концу первой недели в сообществе было более 2 тыс. участников, к концу месяца – 6 тыс., к началу ноября – 10 тыс., сейчас – 12,5 тыс. Кто-то, выздоровев, остается, чтобы поддерживать новичков. Кто-то получает помощь и не вступает в сообщество. Громак начинал с опроса товарищей по несчастью. Кто-то из них предложил объединить усилия и перейти к коллективным действиям. Запросили поддержку юристов и правозащитников. Коллективные иски начали готовить летом. Чуть раньше в материалах сообщества разместили типовые пакеты документов для тех, кто обжалует штрафы в судебном порядке.

Анна Ратина, подготовившая большой материал о сообществе для портала «Такие дела», пишет о его шаблонах и алгоритмах: «В группе есть шаблоны заявлений „На снятие СМ“ – вернее, на отказ от предоставления персональных данных, которые использует приложение. Есть и алгоритмы, как действовать в том случае, если согласие на их предоставление и установку приложения было подписано, но теперь человек хочет отозвать его»[418]418
  Ратина А. «Мы не преступники! Мы заболели!» // Портал «Такие дела». 02.11.2020. URL: https://takiedela.ru/2020/11/my-ne-prestupniki-my-zaboleli/.


[Закрыть]. Анна описывает ситуации, рассказы, эмоции и вопросы участников как «одни и те же». А модератор Светлана считает бездействие и молчание московских чиновников главной причиной серийного воспроизводства в сообществе недоумения и отчаяния. Ответом на одни и те же проблемы большого количества пострадавших от СМ – масштаб здесь имеет значение – стала выработанная этим сообществом стратегия алгоритмического сопротивления, построенная на преобразовании опыта и знаний участников в типовые решения без утраты вовлеченности и солидарности.

В большом интервью «Интерфаксу» председатель СПЧ коснулся вопроса о защите прав москвичей, пострадавших от СМ: «Мы никогда раньше не сталкивались с таким масштабом проблемы, едва ли не 100 тысяч оштрафованных, и огромное количество жалоб»[419]419
  Председатель СПЧ: Журналистам стоит быть аккуратнее в своей работе. Разведку никто не отменял // Интерфакс. 03.08.2020. URL: https://www.interfax.ru/interview/719813.


[Закрыть]. Три месяца спустя «Forbes» рассказал о 57 тыс. случаях обжалования штрафов за нарушение режима самоизоляции: к 16 октября московские суды отменили более 14 тыс. постановлений, а 8 тыс. дел прекратили[420]420
  Ломская Т. Москвичи обжаловали в судах штрафы за нарушение карантина более чем на 270 тыс. руб. // Forbes. 28.10.2020.


[Закрыть]. Этот масштаб требует алгоритмического сопротивления и солидарности.

Заключение. «Вторая волна»… гетерогенности

«Вторая волна» коронавирусной инфекции, пришедшая в Москву в конце сентября, оказалась сильнее первой. Однако столичные власти не стали вводить режим повышенной готовности или всеобщую самоизоляцию. Вместо тотальных решений в духе агрессивной биобезопасности они использовали точечные меры, затрагивающие отдельные категории горожан. Транспортные карты пенсионеров и школьников снова заблокировали. Старшеклассников перевели на дистанционное обучение. Руководителям фирм и организаций предложили отправить до трети сотрудников «на удаленку». В ночных клубах ввели QR-коды для посетителей, чтобы информировать их о фактах заражения. К СМ прикрутили историю операций. А на Google Play за изъяны СМ теперь изредка отвечают люди, а не только боты. Не отказавшись от цифровых инструментов администрирования пандемии, мэрия на этот раз использует их более гибко, создавая все более сложные комбинации рутинного и чрезвычайного. Означает ли это, что «первая волна» для цифрового города и его администраторов стала уроком гетерогенности?

Своеобразие цифрового менеджмента московской самоизоляции, как мы показали, состоит в умножении и разрастании гетерогенностей, возникших при лобовом столкновении технократической веры администраторов с усложняющейся, стремительно изменяющейся биотехносоциальной реальностью мегаполиса, вступившего в пандемию. Ошибки и сбои в работе цифровых технологий, приспосабливаемых под нужды биобезопасности, разрушили дис(у)топическую иллюзию непрерывности общества контроля и породили уродливые компенсации электронных дисфункций. Однако они же заставили горожан, вырабатывающих более осознанную, критическую и комплексную стратегию существования в мирах цифрового администрирования, перейти к изобретению гибридных форм действия, гражданственности и солидарности.

Интеллектуалы, связывающие эрозию политической сферы с утверждением гегемонии кода и формированием государства (био)безопасности, видят в алгоритмах и дивидуумах могильщиков гражданина и социального действия. Администраторы-технократы рассчитывают заменить нерадивых чиновников искусственным интеллектом, а недисциплинированных горожан – данными. Между тем в техносоциальных мирах московской самоизоляции, где разгневанные пользователи СМ задействуют алгоритмы и данные для защиты своих прав, а технологичным QR-кодам требуются живые ассистенты для превращения в машины контроля, все в очередной раз перемешалось. Осознание неустранимости гетерогенности, усиливаемое вечно сырым софтом и самим вирусом, требует ее осмысления – технологического, политического, экологического, этического – не как досадной помехи, но как условия существования и возможности установления более разнообразных и ответственных отношений с городом и миром.

* * *

У исследователей цифровых расширений современности принято сетовать на разрыв, всякий раз возникающий между долгим временем публикации их опуса и сверхбыстрой электронной темпоральностью. Следуя этой традиции, мы завершаем свой текст указанием на стремительное устаревание того, что было написано два месяца тому назад. Ведь сейчас – в феврале 2021 года – технополитическую повестку столичной жизни формируют уже не репрессивно-дефективные мобильные приложения для инфицированных горожан или электронные пропуска, а новые способы использования алгоритмов.

Их обсуждают в связи с громкими дата-расследованиями и первыми задержаниями участников январских протестов, произведенными «по камерам» – то есть с использованием технологии распознания лиц, которой так гордятся столичные власти. Говорят, что блогера, историка, мужа известного политолога и еще нескольких москвичей и москвичек, пожелавших остаться неизвестными, алгоритмы идентифицировали в качестве демонстрантов-рецидивистов, а сотрудники полиции – задержали дома, на выходе из подъезда или на входе в метро. Лояльные издания безотлагательно уведомили жителей больших городов о перспективе тотальной идентификации. Оппозиционные медиа проинструктировали, как такой идентификации избежать. А адвокат Бирюков заявил, что это первый случай использования российскими властями камер – точнее, алгоритмов, заменяющих работу полицейского по составлению рапорта, – «для назначения административных арестов участникам акций»[421]421
  Александров А., Корсаков С., Ралев К. «Вычислить по камерам и привлечь к ответственности»: Как в России выслеживают участников протеста // Настоящее время. 09.02.2021. URL: https://www.currenttime.tv/a/russia-detentions-navalny/31092461.html


[Закрыть].

И все же мы далеки от того, чтобы утверждать, будто в ситуации политического обострения карантин был списан со счетов и сдан в архив «Электронной Москвы». Он раз за разом возвращается и интегрируется в технополитический дискурс в качестве следа, контекста, механизма или условия возможности актуальных событий. Эпидемическая обстановка остается главным основанием для запрета массовых городских мероприятий. Организаторам акций протеста шьют «санитарное дело». А эпоха самоизоляции, риторически завершаемая в свежих политических комментариях, превращается в золотой век алгоритмической правительности и нейросетей. Интересно, что сторонники и противники власти в один голос подтверждают эффективность цифровых технологий, не суть важно охранительных или репрессивных, ссылаясь на опыт московского карантина. Говоря о тотальности, надежности и быстроте этой электронной настройки, они упирают на мощь столичного искусственного интеллекта, приумноженную в тренировках на больших базах данных горожан за время социального мониторинга. Для профилактики беспамятства о качественном своеобразии «умной Москвы» в самоизоляции можно использовать наш текст, где новой тотальности противопоставлена гетерогенность.

Рафаэль Аларкон Медина
Угнетенные[422]422
  В англоязычном названии «subaltern cities». Мы используем термин «угнетенный», чтобы эмоционально и содержательно наиболее точно передать авторское видение подчиненного положения этих городов в мировой системе информационного труда. – Прим. ред.


[Закрыть] города в Латинской Америке: пространство, труд и цифровое подчинение в Белу-Оризонти (Бразилия)[423]423
  Автор благодарит Ану Паулу Балтазар и Жозе Карбала Фильо за поддержку этого исследования. Отдельная благодарность адресуется Алисе Вернер и Яре Пеццути за их помощь в проведении полевого этапа работы. Финансовая поддержка исследования осуществлялась Координацией повышения квалификации кадров высшего образования Бразилии и Национальным советом по науке и технологии Мексики. Автор признателен Рариане ду Насименту в Белу-Оризонти за ее помощь и дружбу. И, наконец, автор искренне благодарит за сотрудничество уличных торговцев Белу-Оризонти.


[Закрыть]

Раннее утро в Белу-Оризонти. Несмотря на ранний час, Изабелла, уличная продавщица сим-карт, уже стоит на рабочем месте – перекрестке в центре города – и во весь голос расхваливает свой товар: подключение к мобильной сети Oi и всевозможные тарифные планы. Немного позже к ней присоединяются продавщицы других сотовых компаний, обустраивающиеся возле книжного магазина. Вскоре на улице появляется торговец сигаретами. Он раскрывает коробку со своим товаром – парагвайскими сигаретами «Сан Марино», купить которые можно пачкой или поштучно. Перекресток становится все более оживленным. Вслед за продавцом сигарет на инвалидной коляске подъезжает торговец детской одеждой. Он ставит свой лоток у передвижного киоска с попкорном. Детские футболки, брючки, шорты с диснеевскими героями раскрашивают яркими красками небольшой уличный пятачок. Летом 2015 года персонажи фильма «Холодное сердце» – предмет мечтаний маленьких жителей Белу-Оризонти. Одновременно в эту разноликую уличную компанию вливается Вандерсон – молодой чернокожий продавец наушников, чуть притормозивший, чтобы перекинуться парой слов с торговцем сигаретами.

Внезапно лица торговцев меняются. Причина столь резкой перемены – патруль, появившейся из‐за угла, задача которого пресекать нелегальную уличную торговлю. Торговцы очень хорошо понимают, что им запрещено находиться на улице. Продавец сигарет тут же подхватывает свою коробку, прячет ее в сумке и исчезает из виду. Так же поступает и продавец наушников. В отличие от них, продавщицы симок нервно переглядываются. Их взгляды, обращенные к патрулю, полны страха и плохо скрываемой неприязни. Хотя они легальные работники – у каждой из них есть официальные контракты с компаниями сотовой связи, – но так же, как и их коллеги-нелегалы, они не должны находиться на улице. Однако, вопреки здравому смыслу, продавщицы симок решают остаться.

Эти сложные перемещения напоминают танец – повседневную уличную хореографию, участниками которой становятся торговцы и представители власти, заявляющие о своих правах на использование городского пространства. Хореография этого танца во многом задается экономическими и политическими агентами. Именно они стремятся определить, кто и для чего может использовать городское пространство, где должны проходить невидимые городские границы. Подобные попытки навязать пространству определенные сценарии пользования противоречат интересам простых жителей Белу-Оризонти, таких как Изабелла и Вандерсон, которые вынуждены ежедневно бороться за выживание. В приведенном описании уличной жизни отчетливо проступают контуры двух городских форм, образующих Белу-Оризонти. Это антагонистические пространственные формы, которые проявляют глубокие противоречия городской жизни – противоречия между торговцами и представителями власти, между трудящимися и государством. Далее я покажу как эти пространственные формы создают городскую жизнь, полную конфликтов и противостояний. Невидимые за кажущейся мирной и монотонной городской жизнью, они тем не менее воплощают и проявляют многочисленные социальные конфликты и схватки, в которых пространство становится базовым политическим посредником. То, что мы называем городом, очевидным образом является продуктом социальных конфликтов, разворачивающихся в пространстве и по поводу пространства. Внутренняя динамика этих конфликтов, на мой взгляд, образуется отношениями конфликтующих пространственных форм.

Своим текстом я хочу привлечь внимание к теме трудовой эксплуатации. Безусловно, дигитализация современного общества и городской среды не приводит к ее исчезновению. Однако в огромном потоке литературы о взаимодействии цифровых медиа и пространства эта тема представлена крайне слабо. Подобная ситуация характерна и для работ, продолжающих географическую традицию[424]424
  Nunes M. Cyberspaces of everyday life. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2006; Kitchin R., Dodge M. Code/Space: Software and everyday life. USA: MIT Press, 2014.


[Закрыть], и для текстов, анализирующих социальные и политические аспекты цифровых медиа[425]425
  Bruijin M., Nyamnjoh F., Brinkman I. (eds.). Mobile Phones: The New Talking Drums of Everyday Africa. Leiden: LANGAA & African Studies Centre, 2009; Baym N. Personal connections in the digital age. London: Polity, 2015.


[Закрыть]. Я уверен в необходимости исследования трудовой эксплуатации. Ее изучение становится для нас ключом к пониманию пространственной конфигурации современного капитализма и новых форм неравенства.

Пространственные формы и цифровые медиа

Городское пространство действует как ассамбляж, соединяя глобальные потоки стоимостей, символов и практик с повседневными стратегиями выживания работающих горожан. Такие стратегии далеко не всегда совпадают с политиками городского развития, реализуемыми государством в странах третьего мира. Основываясь на работах Анри Лефевра, Мишеля Фуко и Абдумалика Симона, я предлагаю провести различия между «городской формой» и «городом как формой». Будучи сторонником марксистского подхода, я утверждаю, что такое различие даст возможность обозначить роль пространства в качестве посредника в современных классовых конфликтах. Выделенные мной пространственные формы – это совокупность социальных отношений, являющихся частью материально-символических обменов между людьми и окружающим пространством. При капитализме упомянутые формы объективируются – воспринимаются как сами собой разумеющиеся, хотя в действительности они являются историческим продуктом человеческой деятельности[426]426
  Маркс К. Капитал: критика политической экономии. Том I. М.: ЭКСМО, 2017.


[Закрыть].

«Городская форма»[427]427
  Lefebvre H. The urban revolution. Minneapolis: The University of Minnesota Press, 2003. P. 115.


[Закрыть] представляет собой вполне конкретные способы реализации горожанами трудовых, досуговых и потребительских практик, сочетаниями которых образуется актуальная пространственная форма. Она связана с результатами деятельности горожан, присваивая которые капитал стремится извлечь выгоду[428]428
  Cocco G. KorpoBraz. Por uma política dos corpos. Rio de Janeiro: Mauad X, 2014; Alves G. Trabalho e subjetividade. O espírito do toyotismo na era do capitalismo manipulatório. São Paolo: Boitempo, 2011.


[Закрыть]. В противоположность «городской форме» «город как форма» представляет собой синтез, создаваемый институциональными и академическими дискурсами, а также интервенциями государства. «Город как форма» действует как биополитический диспозитив[429]429
  Биополитика – это распространение власти на все аспекты человеческой жизни. (См.: Фуко М. Нужно защищать общество. Цикл лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975/76 учебном году. СПб.: Наука, 2005; Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь. М.: Европа, 2011.) Мишель Фуко определяет биополитику как «технологию власти, которая имеет дело с населением… [Для биополитики] важна задача установления регулирующих механизмов, которые смогут установить равновесие, поддержать его… внедрить механизмы безопасности в ту область случайного, где проживает население, состоящее из живых существ, оптимизировать, если угодно, состояние жизни» (Фуко М. Нужно защищать общество. С. 259–260).


[Закрыть], нацеленный на производство разнообразных дихотомий: легальное/нелегальное, формальное/неформальное, нормальное/ненормальное. Среди основных диспозитивов «города как формы» можно выделить правовые, институциональные, инфраструктурные, дискурсивные, и среди прочих – технологические, частью которых являются цифровые медиа. Таким образом, город существует между двумя измерениями – «городской формой» и «городом как формой», со всеми их противоречиями и противостояниями. Напряжение между ними создается классовыми различиями – отличиями повседневных практик различных классов и их конфликтами. Эти измерения обнаруживаются в противоречивых артикуляциях, являющихся частью политических противостояний.

В разломе между «городской формой» и «городом как формой» возникают и обозначаются противоречия капиталистической пространственности. В отдельных случаях эти противоречия открыто декларируются, благодаря чему борьба за пространство или борьба в пространстве становится видимой. «Город как форма» приводит в движение свои диспозитивы, чтобы противостоять сопротивлению трудящихся и извлечь выгоду из творческого неформального производства пространства. Задействование диспозитивов подтверждает наличие повседневного сопротивления и пространственного творчества трудящихся в их борьбе за выживание. Пространственные образования, которые обнажают противоречия капиталистического пространства и времени, проявляя антагонизм «городской формы» и «города как формы», я, вслед за Абдумаликом Симоном, предлагаю называть «поверхностными пространствами»[430]430
  Simone A. The surfacing of urban life // City. 2011. Vol. 15 (3–4). P. 355–364.


[Закрыть].

В обозначенных антагонистических отношениях цифровым медиа отводится роль связующего звена[431]431
  Sohn-Rethel A. Intellectual and Manual Labor: A Critique of Epistemology. London: Macmillan, 1978.


[Закрыть]. С их помощью разобщенные трудящиеся встраиваются в капиталистические отношения в процессе труда или потребления. Медиа, и цифровые медиа в частности, противостоят свойственной капитализму тенденции к социально-политической фрагментации. Как и пространство, они являются материальными и символическими связками, обеспечивающими социокультурную и экономическую интеграцию различных классов.

Основываясь на своих исследованиях Мексики, Сальвадора, Никарагуа и Бразилии, я полагаю, что в странах третьего мира, к которым относятся перечисленные латиноамериканские страны, мы наблюдаем (вос)производство «цифрового подчинения». Цифровое подчинение – это процесс, в котором цифровые медиа включены в систему накопления капитала, участвуют в воспроизводстве трудовых ресурсов, реструктурируют производство и способствуют появлению пространственных форм, необходимых для циркуляции стоимости[432]432
  Ferrari T. Fabricalização da cidade e ideologia da circulação. São Paulo: Expressão Popular, 2012; Alarcón Medina R. Peasant warriors in an electronic social-formation: from rural communities to transnational circuits of dependence in Post-War El Salvador. Convergence: The International Journal of Research into New Media Technologies. 2015. Vol. 21 (4). P. 474–495.


[Закрыть]. Цифровое подчинение указывает, что страны третьего мира интегрированы в глобальную капиталистическую систему на неравных и несправедливых условиях. Их вклад в глобальное накопление капитала происходит за счет использования дешевого труда сотрудников колл-центров, аутсорсингового/офшорного производства программного обеспечения[433]433
  Dyer-Witheford N. Cyber-Proletariat: Global labor in the digital vortex. London: Pluto Press, 2015.


[Закрыть], а также неквалифицированного труда на неформальных, прекарных информационных/коммуникационных рынках, ориентированных на малообеспеченных потребителей в странах третьего мира[434]434
  Qiu J. L. Working-Class Network Society. Communication Technology and the Information Have-Less in Urban China. Cambridge: MIT Press, 2009; Silva A., Sutko D., Salis F. Mobile phone appropriation in the favelas of Rio de Janeiro, Brazil // New Media & Society. 2011. Vol. 13 (3). P. 411–426; Galperin H., Mariscal J. (Eds.) Pobreza digital. Perspectivas de América Latina y el Caribe. México: CIDE, 2009.


[Закрыть].

На мой взгляд, понятие «цифровое подчинение» гораздо точнее, чем цифровой разлом, передает происходящее в странах третьего мира и определенно меняет направление дискуссии. В этом случае уже бессмысленно задаваться вопросами, смогут ли отдельные страны преодолеть цифровой разлом, какие информационные политики приблизят их к этой цели, какие практические меры и институциональные структуры будут способствовать его преодолению. Если мы признаем иерархичность дигитализации, нам необходимо задаться более неудобными вопросами. Учитываются ли различия процессов дигитализации, которые вносят свой вклад в производство и циркуляцию капитала в глобальном масштабе?[435]435
  Amin S. The implosion of global capitalism. New York: Monthly Review Press, 2013.


[Закрыть] Учитываются ли различия между высококвалифицированным и неквалифицированным информационным трудом в конкретных социальных условиях и национальных экономиках? Почему вместо того, чтобы повышать качество трудовых ресурсов, дигитализация производит неквалифицированный прекарный труд, являющийся неотъемлемой частью рынков цифровой коммуникации и производства цифровой информации?

Признание реальности цифрового подчинения заставляет задуматься о том, как цифровое неравенство воплощается в различных пространствах, в том числе и в пространстве города. Как города третьего мира делают видимыми различные измерения дигитализации? Как создание пространственных границ внутри города способствует тому, что Меццадра и Нильсон называют «умножением труда» – его интенсификации, диверсификации (увеличению видов трудовой деятельности) и гетерогенизации (увеличению юридически признанных форм трудовых отношений)?[436]436
  Mezzadra S., Neilson B. Border as method, or, the multiplication of labor. Durham and London: Duke University Press, 2014.


[Закрыть] Какие отношения существуют между конкретной городской средой и специфическими формами трудовой эксплуатации? В чем заключается разница между «городской формой» и «городом как формой» и в более широком смысле – как «город как форма» действует в качестве аппарата доминирования и принуждения?

Таким образом, «поверхностные пространства» как воплощение противоречий между «городской формой» и «городом как формой» невозможно описать, не уделяя внимания дигитализации. Последняя понимается мной как внедрение цифровой коммуникации и информационных технологий в повседневную жизнь. При этом важно не забывать, что дигитализация происходит в ситуации увеличивающейся прекаризации трудовой занятости, которая заставляет трудящихся использовать городское пространство как ресурс в их ежедневной борьбе за выживание.

В своем тексте я обращусь к опыту конкретной социальной группы и вполне определенному пространству – штату Минас-Жерайс в Бразилии. Основными действующими лицами моего рассказа станут продавцы сим-карт для сотовых телефонов, в просторечии – «торговцы симками», работающие в центре Белу-Оризонти, столице Минас-Жерайса. Я сосредоточусь на проблемах, которые считаю определяющими для критического осмысления комплексных отношений между цифровыми медиа, трудом и «городом как формой», возникающих в современном капитализме. Статья основана на материалах этнографического исследования, проведенного мной в 2015 году в Белу-Оризонти и включавшего интервью с пятнадцатью продавцами симок, двумя государственными служащими и четырьмя нелегальными уличными рабочими, а также множество неформальных разговоров и наблюдений за повседневной жизнью городского центра.

Продавцы сим-карт: пространственное и цифровое подчинение в Белу-Оризонти

К 2015 году город Белу-Оризонти насчитывал два с половиной миллиона жителей, а население агломерации достигало почти шести миллионов человек, что делало ее одной из наиболее крупных зон городской застройки в Бразилии, наряду с Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу. Пространство города значительно сегментировано, в нем постоянно воспроизводятся внутренние социальные барьеры, дающие горожанам пространственный опыт экономического, политического и социокультурного неравенства. Хотя некоторые наиболее крупные муниципалитеты из тридцати пяти входящих в агломерацию имеют собственные центры и торговые кварталы, в которых разворачивается коммерческая, политическая, социальная и культурная жизнь, центр города Белу-Оризонти остается точкой притяжения для всего региона.

Площадь Сети-ди-Сетембру

Эта зона, известная как Гиперцентр, является воплощением поверхностного пространства. Гиперцентр помещен в координаты законного и незаконного, формального и неформального. Здесь горожане, принадлежащие к разным социальным группам и классам, взаимодействуют, договариваются, борются за выживание, то сопротивляясь власти государства и капиталистическому порядку, то приспосабливаясь к ним[437]437
  Telles V. A cidade nas fronteiras do legal e ilegal. Brazil: Argumentum, 2010.


[Закрыть]. Гиперцентр объединяет ряд зданий, расположенных вокруг площади Сети-ди-Сетембру – символической оси общественной жизни в Белу-Оризонти. Как и в центральных районах других городов Латинской Америки и прочих стран третьего мира[438]438
  Simone A. People as infrastructure: Intersecting fragments in Johannesburg // Public Culture. 2004. Vol. 16 (3). P. 407–429; Simone A. City life from Jakarta to Dakar: Movements at the crossroads. New York and London: Routledge, 2010; Cocco G. Trabalho e cidadania. Produção edireitos na crise do capitalismo global. São Paulo: Cortez, 2012; Di Virgilio M., Perleman M. Ciudades latinoamericanas: Desigualdad, segregación y tolerancia. CLACSO: Argentina, 2014; Haesbaert R. Viver no limite: Território e multi/transterritorialidade em tempos de in-segurança e contenção. Bertrand Brasil: Brazil, 2014.


[Закрыть], в этом месте возникает ощущение организованного хаоса. В Гиперцентре разворачивается законная торговля, находятся бары, церкви, правительственные учреждения, культурные центры, торговые комплексы, парки, легальная проституция (в Белу-Оризонти находится один из крупнейших в Бразилии кварталов красных фонарей) и транспортные узлы (метро и автобусы). Однако внутри этого легального городского пространства («города как формы») существует низкодоходная неформальная (не)законная деятельность («городская форма»). Ремесленники, продающие свои поделки, распространители листовок, уличные проститутки и наркоманы, нелегальные уличные торговцы заявляют свои права на город, обнажая внутренние противоречия капиталистической организации пространства. Помимо прочего, Гиперцентр является важной площадкой для общественных выступлений, политических парадов и альтернативных культурных и политических акций молодежи, присвоившей его отдельные части.

Площадь Сети-ди-Сетембру

Уличные торговцы симками, низкоквалифицированные работники, занятые в информационной сфере, – одни из основных обитателей Гиперцентра. Их опыт позволяет рассмотреть сложные пересечения информационного капитализма, стихийной пространственности и классового воспроизводства. В Латинской Америке, как и во многих странах третьего мира, большинство пользователей подключаются к интернету с помощью мобильного телефона, а не компьютера[439]439
  См.: Dyer-Witheford N. Cyber-Proletariat: Global labor in the digital vortex; Alarcón Medina R. Peasant warriors in an electronic social-formation; Silva A., Sutko D., Salis F. Mobile phone appropriation in the favelas of Rio de Janeiro, Brazil; Kriem M. Mobile telephony in Morocco: a changing sociality // Media, Culture and Society. 2009. Vol. 31. P. 617–631.


[Закрыть]. Хотя доступность интернета в Бразилии за последние годы увеличилась: число пользователей интернета возросло с 54 % в 2015 году (времени проведения моего исследования) до 65 % в 2019 году, мобильный телефон остается основным средством онлайн-подключения[440]440
  Statista: URL: https://www.statista.com/forecasts/292757/brazil-internet-user-penetration.


[Закрыть]. В 2019 году в Бразилии количество пользователей интернета достигло 127 млн человек, из которых 123 млн выходили онлайн, используя мобильный телефон, а 71 млн бразильцев пользовались только мобильным интернетом[441]441
  Ibid.


[Закрыть]. Рынок мобильного интернета в Бразилии, как и в других странах третьего мира, я отношу к нестабильным информационным рынкам, на которых трудящимся предлагаются дешевые гаджеты и контролируемые услуги связи.

Рынок мобильной связи в Белу-Оризонти делят между собой четыре основных компании: Oi, Vivo, Claro и TIM. В Бразилии, как и по всей Латинской Америке, распространение мобильных телефонов связано с разнообразными практиками, при помощи которых транснациональные телекоммуникационные компании борются за свою долю этого прибыльного рынка[442]442
  Galperin H., Mariscal J. (Eds.) Pobreza digital. Perspectivas de América Latina y el Caribe; Alarcón Medina R. Peasant warriors in an electronic social-formation; Silva A. et al. Mobile phone appropriation in the favelas of Rio de Janeiro, Brazil.


[Закрыть]. В Белу-Оризонти компании сотовой связи используют различные маркетинговые стратегии для продвижения своего бизнеса. Пакеты услуг сотовой связи включают лимитированные тарифные планы, позволяющие пользователям контролировать свои расходы. Бóльшая часть этих планов предоставляет определенное количество мегабайт интернет-трафика, некоторый лимит времени для звонков абонентам других компаний и, как правило, неограниченную возможность звонить и отправлять сообщения абонентам той же компании по всей стране. Предоплатные тарифы более разнообразны, они постоянно обновляются в попытке привлечь больше клиентов. Рынок планов предоплаты выглядит динамичным и соревновательным, отражая преобладание этого типа услуг в Белу-Оризонти.

В Белу-Оризонти сим-карту можно купить в рассредоточенных по всему городу магазинах сотовой связи, в большинстве газетных киосков и, конечно, у уличных торговцев. Работая на аутсорсинге, они выбирают центр города как основное место работы. В опыте уличных торговцев сим-картами, занимающих промежуточное положение между законным и незаконным, формальным и неформальным, проявляется множество внутренних противоречий цифрового капитализма. Капиталистическое производство различных форм неформальной/нелегальной/прекарной занятости не обязательно ориентировано на создание стоимости посредством производительного труда. Скорее оно направлено на воспроизводство капитала как социальной формы – то есть на воспроизводство производственных отношений[443]443
  Lefebvre H. The survival of capitalism. Reproduction of relations of production. London: Alison & Busby, 1976.


[Закрыть].

Хотя продавцы сим-карт заключают официальный трудовой договор с сотовыми компаниями, нахождение на улице превращает их в рабочих-нелегалов. Согласно нормативным актам Белу-Оризонти, деятельность розничных торговцев в общественных местах запрещена, если специальным постановлением не оговорено иное. Таким образом, продавцы сим-карт с точки зрения закона оказываются в том же положении, что и нелегальные уличные торговцы, периодически подвергаясь таким же наказаниям и притеснениям со стороны местных властей. Обычно к продавцам сим-карт относятся чуть терпимее, поскольку за их спиной стоят компании, которые, судя по всему, имеют негласные договоренности с местными властями. Подобная законодательная двусмысленность показывает, что «…существующая в настоящее время система нормативно-правового регулирования направлена, хотя формально это нигде не закреплено, на структурирование публичного пространства в интересах наиболее крупных городских собственников»[444]444
  Devlin R. An area that governs itself: Informality, uncertainty and the management of street vending in New York City // Planning Theory. 2011. Vol. 10 (1). P. 61.


[Закрыть].

Поставщики мобильной связи определенно извлекают выгоду из законодательных неопределенностей и противоречий, подтверждающих, что законодательные рамки могут быть более гибкими, когда служат интересам капитала и других господствующих институтов[445]445
  Devlin R. Informal urbanism in the USA: New challenges for theory and practice. Planning Theory & Practice. 2011. Vol. 12 (1). P. 144–150.


[Закрыть]: в частности, продавцы сим-карт могут работать на улицах, хотя фактически это запрещено законом. По сути, производство социальных барьеров внутри города зависит от гибкости закона, который создает пространства, являющиеся исключением из правил. В случае торговцев сим-картами и других нелегальных уличных работников именно законодательные уловки ведут к сверхэксплуатации их как прекарной рабочей силы. Двусмысленность закона подпитывается длительной традицией уличной торговли в Бразилии: от продавцов фруктов в колониальную эпоху до сборщиков мусора, лоточников, наперсточников и прачек после отмены рабства[446]446
  Chazkel A. Laws of chance. Brazil’s clandestine lottery and the making of urban public life. Duke University Press, 2011; Graham R. Feeding the City: From Street Market to Liberal Reform in Salvador, Brazil, 1780–1860. Austin: University of Texas Press, 2010; Azevedo E., Cano J., Cunha M. C., Chalhoub S. Trabalhadores na cidade. Cotidiano e cultura no Rio de Janeiro e em São Paulo, séculos XIX e XX. Brazil: Unicamp, 2009


[Закрыть].

Продавцы сим-карт и другие уличные торговцы работают на самых оживленных улицах центральной части Белу-Оризонти. Они создают изменчивую пространственность, образуемую стихийными отношениями между людьми, вещами, информацией и спроектированной материальной средой города. Присвоение пространства центра города рождает жесткую конкуренцию и напряженные дискуссии. В разговоре с местными архитекторами я узнал, что последняя реконструкция площади Сети-ди-Сетембру, проводившаяся в 2003 году, принимала во внимание борьбу, ведущуюся за нее между официально учрежденными коммерческими предприятиями, уличными торговцами и другими заинтересованными группами. На первый взгляд кажется, что новые очертания площади и прилегающих к ней пространств служат интересам легальных коммерческих предприятий и других инстанций, заинтересованных в «возрождении» публичных пространств, – стратегии, ориентированной на пространственную сегрегацию различных классов[447]447
  Souza M. Semântica urbana e segregação: Disputa simbólica e embates políticos na cidade ‘empresarialista’ // Vasconcelos P., Correa R., Pintaudi S. (orgs.). A cidade contemporânea. Segregação espacial. São Paolo: Contexto, 2013. P. 127–146.


[Закрыть]. Однако проведенная реконструкция явно дает возможность развернуться неформальной экономической деятельности, тем самым поддерживая незаконность.

Существование такого рода поверхностных пространств показывает, как государство с изрядным постоянством производит исключения из правил[448]448
  Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь.


[Закрыть]. Исключения основаны на установлении границ – проведении политических или социальных демаркационных линий – которые позволяют разделить легальное и нелегальное в городском пространстве, хотя и весьма условно[449]449
  Mezzadra S., Neilson B. Border as method, or, the multiplication of labor; Martins J. Fronteira: a degradação do outro nos confins do humano. São Paolo: Contexto, 2009; Telles V. A cidade nas fronteiras do legal e ilegal. Brazil: Argumentum, 2010.


[Закрыть]. Статус нелегальных работников присваивается уличным торговцам Сводом нормативно-правовых актов Белу-Оризонти. Свод образует одно из оснований «города как формы», действуя как биополитический диспозитив. За счет неоднозначных правил он способствует прекаризации положения[450]450
  Butler J. Frames of war: When is life grievable. London: Verso, 2009; Lorey I. State of insecurity: Government of the precarious. London: Verso, 2014.


[Закрыть] уличных торговцев, ограничивая их возможность находиться в определенных городских пространствах, нередко лишая их правовой защищенности. Некоторые продавцы рассказывали мне о случаях, когда городские надзорные органы – печально известные «проверяльщики» – отбирали у них сим-карты, и о постоянном притеснении со стороны этих служб разной степени жесткости. Неопределенность положения, незащищенность погружают уличных продавцов в состояние, близкое к «голой жизни» – жизни, сведенной к выживанию, к поддержанию себя как биологического организма[451]451
  Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь.


[Закрыть]. В случае продавцов сим-карт «город как форма» образуется и установками властей, которые исторически способствовали эксплуатации и пространственной сегрегации трудящихся. Особую роль в управлении городским пространством в Бразилии играет расовая логика, определяющая, кто имеет право находиться в определенных пространствах или свободно перемещаться по городу[452]452
  Azevedo E. et al. Trabalhadores na cidade; Schwarcz L. M. Nem preto nem branco muito pelo contrário. Cor e raça na sociabilidade brasileira. Brazil: Claro Enigma, 2013.


[Закрыть].