Текст книги "Одной цепью. Современные семьи в рассказах и стихах российских авторов"

Света в тот день, наоборот, никуда не поехала. Попыталась зарядить Зоин телефон: вынимала аккумулятор и вставляла обратно, втыкала провод по очереди в разные розетки. Телефон не реагировал; так и остался потом где-то на подоконнике. Потом Света решила найти что-нибудь про Зою в интернете – вдруг окажется, что все-таки ищут какие-никакие родственники. Наверняка это будут неискренние объявления, чисто формальные, но хоть так. Сегодня Света отчего-то вдруг засомневалась, что Зоины внуки такие бессовестные. Ей стало неловко за свое вчерашнее «пусть погорюют немного». Она включила Зое первый попавшийся сериал и ушла в новостную ленту. Там предлагались выгодные займы под процент, работа вахтой и быстрое банкротство физлиц. Бабушек никто не искал.

Минут через пять Света услышала, как Зоя бормочет, отвернувшись от телевизора:

– Фикус один, доходяга… Совсем не умеют, что ли, за растениями ухаживать…

– Да некогда нам, – повинилась Света.

– Цветы – это воздух! А воздух – жизнь, – изрекла Зоя. – Тащи грунт, фикус пикировать будем. Есть у вас хоть какая землица?

Где-то на балконе была старая земля, но ее надо было еще раскопать под залежами. Тогда Света сходила в магазин, накупила новой земли и разных цветочных семян. Они с Зоей до самого вечера рассаживали рассаду по всем пустым горшкам, что были в доме. Когда глиняные емкости закончились, Зоя велела Свете найти что-нибудь подходящее. Света взяла с десяток пустых контейнеров из-под еды, что покрепче, разрезала на неровные кромчатые половины, наполнила грунтом. Зоя проследила, чтобы Света втыкала семена не близко, не глубоко, а как надо. Света слушала кисловатый запах почвы, и ей становилось тепло.

Когда Лида пришла домой, по всем подоконникам была расставлена темно-серая земляная масса – будущая зелень, цветы-однолетки. Все это следовало поливать, освещать, прореживать и беречь от жучка. Лида трудно, прерывисто вздохнула: ни сегодня, ни на неделе у нее нет сил поддерживать новоявленный огород. Но она могла дать Свете и Зое денег на это. Когда она так подумала, то словно почувствовала приток воздуха к уставшим легким.

* * *

Прошло полторы недели. Быт их потихоньку приноровился. Все стало обустроено так, чтобы Зое стало комфортно. Цепь необходимой заботы восстановилась, хоть и казалась еще некрепкой, декоративной. Лида уходила утром, приходила вечером – как всегда, но уже будто по-другому. Света бегала в магазин за продуктами. Зоя следила, чтобы зелень прорастала поскорее. Иногда гуляла вокруг дома со скандинавскими палками. Света больше никакого внимания не обращала на чужих бабушек. Выбирала лучший лук, крепкую морковь, хлеб посвежее. Зоя следила, как саженцы прорывают почву, как из прозрачно-желтых становятся сочно-зелеными. Лида не покупала больше пива, даже безалкогольного, – сразу шла домой и все деньги отдавала Свете. По-хорошему, часть из этого полагалось откладывать на институт, но Светина учеба перекатилась не то что на второй – на тридцать третий план. У нее были дела поважнее: покупать в продуктовом яйца и молоко, чтобы по утрам кормить Зою омлетом по маминому рецепту. Отправлять Зою гулять вокруг дома со скандинавскими палками, чтобы у нее потом были силы следить, как выбрасывают третий лист упругие саженцы. Больше не заказывали доставку еды – готовить для Светы стало безопасно. Мама Лида больше не спорила с вечерними телешоу-ведущими. Она ложилась спать пораньше, потому что коллеги, заметив перемену в ее настроениях, осмелели и стали чаще, чем нужно, просить «подмочь». Она помогала: ей как никогда были нужны доплаты – радовать Свету и Зою, которые по очереди то включали, то выключали тепличные лампы цветочного освещения. Розетки искрили, источали пластмассовую вонь; ночная квартира светилась волшебным сине-сиреневым светом, как океан на закате.

* * *

Зоя, впрочем, своих новых младших разговорами не баловала. Часто была неласкова со Светой, а с мамой Лидой и вовсе колючая. Имя бабушки при Зое не упоминалось. Свете поначалу от этого делалось горько – она словно каждый раз отрекалась от своей памяти, лишь бы Зоя не подумала, что она тут «взамен». Но Зоя, конечно, догадывалась. Просто не говорила – жила в свое удовольствие. Даже так: приноровилась жить, границы этого удовольствия постоянно расширяя. Могла и прикрикнуть на Свету, и омлет ее недосоленный на сковородку обратно вылить. Маме Лиде тот случай с падением припоминала чуть ли не каждый день. Если бы кто их навестил, изумился бы долготерпению этих женщин.

* * *

Пока Лида и Света суетились, возвращая себе ощущения прежних лет, Зоя обживала новое пространство. Проделывала она это, когда дома никого не было – так спокойнее. Больше всего ей приглянулся шкаф в Светиной комнате. Такая махина! Столько ящиков! В таком и жить можно. Никого не спросив, как-то утром, пока Света была в магазине, Зоя вынула из шкафа пару коробок, в которых лежали тихие бабушкины вещи. Те, на которые даже у Лиды не поднялась рука отдать. Открыла, вытряхнула на пол: зеркальца, гребни, бусы и кольца так и прыснули об пол. Осмотрев как следует содержимое коробок, Зоя не нашла в них ничего пригодного для своего цветоводческого хобби. Будь ее воля – продала бы вообще эту бесполезную квартиру, купила бы дачу, цветы сажать. А этих двух выселила бы, худосочных. Что мать, что дочь. Только и ходят, шипят друг на друга да за ней следят.

Зоя продолжила исследовать шкаф. Пакет черный с плотными фотокарточками. Такими хорошо заслонять рассаду от прямых солнечных лучей.

Рюкзак старый, огромный какой. Столько места в шкафу – а понаставили рюкзаков. Зоя его отодвинула, пошарила рукой и вдруг наткнулась на что-то мягкое, шерстяное. Достала – женский пиджак, чиненый-перечиненый. Фасон один в один как у нее. Хмыкнула, покрутила в руках; прикинула, куда бы употребить, – раз валяется, значит, ничейный. Можно и на подвязки для рассады порезать. Не то, чего доброго, подсунут взамен ее собственного (считай, новехонького), заставят носить – а новехонький-то продадут.

* * *

Света вернулась из продуктового с огромным пакетом съестного. Сегодня она хотела приготовить лазанью – совершенно незнакомое, но многообещающее блюдо. Недавно ей на глаза попался онлайн-марафон, где участникам предлагалось каждый день в течение двух недель готовить что-то новое. «Развиваем вкус к жизни через вкусовые ощущения» – был их девиз.

Растащив содержимое пакета по полкам, она поняла, что забыла сливочное масло. Придется сбегать еще раз. Но сначала Света решила зайти в комнату, переодеть футболку: уличная жара залакировала спину плотной пленкой пота. Забежала, надела свежую, прохладную, а старую бросила привычным движением на стул – но промахнулась. Наклонилась поднять – и заметила под шкафом рыжую россыпь пластмассовых бус.

Света присела на корточки, осторожно сгребла в ладонь пыльные бусины. Ей показалось, есть в этом что-то детское: скучно Зое, вот и лазит везде. Она достала коробку с драгоценностями, переложила туда бусы (будет время – починит). Мельком, по привычке, заглянула в шкаф… Пиджака нет. Беспокойство неприятными мурашками поднялось по предплечьям. Что угодно разрешала она своей гостье – помня о том, что сама привела и теперь отвечает. Но брать без спроса пиджак все равно что пить чай из чужой кружки. Только в сто раз хуже! Света помчалась в комнату Зои – просто спросить, мало ли, завалился, вдруг знает.

Зоя сидела спиной к двери, склонившись над столом. Локти у нее так и ходили туда-сюда, и скрежещущий звук то вспарывал воздух, то впивался во что-то плотное, шерстяное.

– Что вы делаете? – спросила Света.

– Делами своими занимаюсь, – ответила Зоя, не поднимая головы. – Ты свои все уже переделала? Иди тогда мне помоги.

Она повернулась на кресле к Свете, протянула руки – а в них широкие, неровные полоски ткани. Матовая, крапчатая – лицевая сторона; серая, глянцевая – подкладка.

Света вскрикнула и затряслась мелкой тряской. Зоя удивленно смотрела на Свету, на то, как ее курносое лицо из бледно-удивленного превращалось в разъяренно-пунцовое. Света краснела, тряслась и молчала; Зоя пожала плечами, развернулась обратно к столу и снова взялась за ножницы. Но не успела она ими чикнуть, как Света подлетела, выхватила остатки рукава из-под самых лезвий и заорала:

– Кто тебе разрешал??? Кто? Тебе! Разрешал?!

– Рассаду подвязать надо, – ухмыльнулась Зоя. – Что прикажешь, новую тряпку покупать? Богатая, что ли?

– Это бабушки моей пиджак! – орала Света. – Я себе забрала! Кто разрешал в вещах моих копаться?!

Зоя пожевала губами.

– Да ты его разве носишь? Надо было сказать…

Слов на внятный ответ у Светы не нашлось; она осела на пол и разревелась в голос. Взвыла так громко, как не смогла даже на бабушкиных похоронах. Ошарашенная Зоя продолжала не понимать, что случилось. Кое-как удалось ей добиться ответа, что Светка жалеет старого пиджака. Чтобы сбить с нее эту блажь, Зоя решила рассказать ей одну поучительную быличку.

– Муж мой покойный шофером был. Я его в рейс когда провожала, всегда говорила: смотри там, не завези чего в нашу койку-то. А он там и не смотрел. Он тут смотрел, кобель. У них диспетчерша была… Всегда в пиджаке ходила. Приталенный такой, в клеточку. Вся из себя такая строгая баба, с принципом. Только принцип у ней был – с незнакомыми мужиками не спать, только кто знакомый. Я как узнала, вещи собрала – говорю, живи теперь с этой. Месяца не прошло – все пороги мне оббил! Простила, как не простить: свое – оно не пахнет. Но с тех пор баб в интеллигентских пиджаках терпеть не могу… Твоя бабка-то не диспетчершей работала?

Света не слышала – рыдала, глубоко оскорбленная за бабушку. Зоя занервничала: «Да успокоишься ты уже?» – но Света не слушалась. Тогда Зоя сгребла обрезки пиджака и потащила в мусорное ведро.

Клацнул дверной замок. Лида вернулась пораньше, тоже в обнимку с пестрым пакетом; было там и масло, Свете уже не нужное.

– Чего тут у вас? – сразу спросила Лида, пытаясь рассмотреть, что у Зои в руках.

– Да пиджак старый распорола, а эта, – Зоя кивнула в сторону комнаты, – истерит.

– Какой пиджак?

– Да старый! Вроде как матери твоей. Она не диспетчершей работала?

Лида аккуратно поставила пакет на пол, вытянула из Зоиных рук полоску ткани, стала разглядывать. А потом как выхватила все, как бросила в ведро – и руки отряхнула, звонко хлопая ладонью об ладонь.

– Света! – закричала Лида, забегая в комнату. – Мы с тобой как договорились? Ты зачем его забрала?

Света злобно зыркнула глазами.

– Потому что мой любимый пиджак! Был! Тебе-то что? И так все повыбрасывала!

– Сто раз тебе рассказывала! Она в нем была, когда меня у тети Вали оставила!

– Это было сто лет назад! Она в нем была, когда мы к фотографу ходили! Когда ты не хотела, некогда тебе было. А она меня на коленки посадила и успокаивала. Ты и фотки те выкинуть хотела!

Зоя попятилась к окну и быстренько отлепила от стекла несколько плотных, бесполезных для нее бумажек. Лицо чужой бабушки в преклонном, взрослом, юном возрасте. Бабушкины подруги, коллеги и сестры. Лида и Света десятилетней давности, в заросшем парке, в обнимку.

– Ты что хочешь, то и помнишь! – кричала Лида. – Избирательная память у тебя! Прямо как у нее! Кому какое дело – ну пожила дочь у тетки годок-другой, пока мать личную жизнь устраивала. Подумаешь, кукушонок!

– Это ты так запомнила! Не так все было! Она же болела, лечилась; потом мужчину встретила, но отказала – чтобы тебя у тети Вали забрать!

– Это она тебе так сказала, чтобы доброй бабушкой казаться!

Зоя слушала их перепалку, помалкивая. Незаметно сложив фотографии в стопку, она пристроила их между горшками с каланхоэ. Что-то попалось под руку – ее телефон, старый, потертый, нагревшийся на солнце. Он жужжал и подрагивал.

Зоя отбросила телефон подальше, словно ядовитое насекомое. Корпус брякнул об ламинат между Светой и Лидой, которые продолжали кричать, доказывая каждая свою неутолимую правоту. От резкого звука обе замолчали.

– Звонят, – сказала Света, прислушавшись.

– Кому? – сказала Лида.

– Не поднимайте! – зашептала Зоя, подошла и пнула телефон под шкаф.

– Почему? Мы ж его починить хотели.

Лида сняла туфлю и выцепила жужжащую трубку из-под шкафа. Зоя зажмурилась, запричитала тонким голосом: «Не надо, не надо, не надо!»

Света выхватила у матери телефон и нажала на кнопку «Принять вызов».

– Алло! Кто? Зоя Павловна? Да, знаем! Цела, невредима. Телефон был сломан. Как не вешали? Мы все дворы обклеили! Наверно, оборвали. Да, приезжайте, мы всегда дома.

Света назвала адрес. Нажала отбой и отдала телефон обомлевшей Зое.

– Внуки? – переспросила Лида. – Те самые? Ну надо же!

– Те или не те – не знаю, – отрезала Света. – Спрашивали Зою Павловну. Которая любит весело пожить и каждую весну сбегает из дома. Завтра приедут.

Света развернулась и ушла в свою комнату. Не посмотрела ни на Зою, в свой черед заплакавшую, ни на Лиду, которая безуспешно искала в аптечке корвалол. Свете было погано как никогда. Значит, мать не простит бабушку, не забудет того случая. Не поверит ей, не примирится. Увезут Зою – снова начнет смотреть дурацкие передачи, пить и смотреть. Но Зою нельзя не увезти – и так уже загостилась. Света скрипела зубами от бессилия. Да, бабушка, да: грех – это ждать, что все будет как раньше. С такими мыслями Света уснула.

* * *

Обычно снов она не видела или не помнила, но тут словно провалилась в какую-то полузнакомую реальность. Она идет по квартире, а вокруг разрастается лес. Повсюду, куда ни повернись, тянутся ветки-корни. Стало так темно, будто раньше срока наступил ноябрь. Но деревьям уютно в сумраке. Оконные стекла – крылья гигантской моли, покрытые серо-бежевыми чешуйками. Одна чешуйка – одна плотная, замусоленная клеем фотография, прилепленная к стеклу. Между крепким, лоснящимся подлеском проявляются тропинки – из коридора в туалет, из ванной в спальню. Все, что свисает и обвивается, преграждая путь, у самых корней аккуратно подвязано коричневыми тесемками. Мама собирает пустые пластиковые бутылки с пола.

– Зоя! – кричит Света и прячется за дерево; кажется, из чащи на ее крик отзовется волчица.

– В лесу, говоришь, нашла? – спрашивает мама. Встает и идет в подъезд, волоча за собой бесконечный мешок, а Света за ней. Но не успевают они дойти и до первого этажа, как вдоль перил свешивается лиана, хватает маму за руку и тащит обратно. Света в крик, мама в крик – но соседи не открывают. А Зоя из лесной квартиры рычит:

– Кормить кто будет? Кто будет кормить?

Лида шепчет:

– Беги… Где нашла, туда беги…

Маму Лиду в квартиру обратно затягивает, дверь за ней закрывается. Медлить нельзя. Но что там, в лесу? Никто ведь Зои так и не хватился. Кому она нужна? Какого лешего там искать? Его и нет, поди: лес – мусорный, с одной стороны – стройка, с другой – свалка.

Света возвращается на полянку – на ту ли? Уверенности нет никакой. Сожрет лесная бабка маму Лиду. Как сразу не догадалась – это она ее подальше отослала, чтоб спасти. Тихо, темно. Как в комнате, внезапно пустой. Как в жизни, где раз-два, раз-два – и обчелся.

– Тише ты, – говорит волчица. – Чего сырость разводишь?

Света обернулась – а над ней две женщины-великанши. Одна под три метра ростом, другая и того выше. В обхвате – как столетние тополя, но возраст по лицу не заметен. Да и лиц нет – маски из бересты.

– Так вот ты, кто нашу дочку забрала, – говорит другой голос. Говорит – не говорит: сосна смоляной веткой машет.

– Куда отвела? Говори!

Свете дурно и оправдаться нечем.

– Я думала, бабушкой мне будет… – шепчет Света. Сверху листья посыпались – засмеялись лешачихи.

– Эту-то, малую, в бабушки? Да она дитя дитем еще, неразумное! Веди обратно!

– Не могу. Как я ее теперь выкорчую? Помогите!

Делать нечего: лешачихи идут за Светой. Дома темно, как в ельнике. Мебель, книги, посуда – сплошной бурелом.

– Зоя! – зовет Света.

Тихо, тихо. Никого.

– Я тебе принесла! Самое лучшее! – продолжает звать Света. – Выходи, пожалуйста.

Из-под лиственного полога сверкнули два красных глаза.

– Чего это говоришь – «уходи, пожалуйста»? Сама привела – теперь выгоняешь? Об ком же ты будешь заботиться? Кому ты вообще нужна, такая беззаботная?

– А вот кому, – говорит Света.

Тут из-за ее спины выходят лешачихи; Зоя завизжала, запричитала, отползла в угол. Но первая великанша хватает ее за ноги, а вторая – за плечи; обступили, рычат.

– Ладно, ладно, – хнычет Зоя. – Хоть палки мне для ходьбы оставьте.

Они ушли, и зелень тут же начинает чахнуть, вянуть, отваливаться. Света принимается сгребать это все в кучу. Сгребает, выстригает, выметает паучьи гнезда, отклеивает фотографии с окон. Отовсюду смотрит бабушка выгоревшим на солнце, незнакомым лицом. В кухне, за телевизором Света находит маму Лиду. Она сидит на табуретке, в руках пакет с быстрорастворимой гречкой. Взгляд у мамы как у человека, неделю плутавшего по тайге.

* * *

Не успела Света умыться, когда по дворовой щебенке прохрустели незнакомые колеса. Она подошла к окну и увидела, как паркуется светло-серая иномарка. Из нее вышли женщина и мужчина лет двадцати, очень похожие друг на друга (только у него волосы черные, а у нее – мелированные). Какое-то время они провели в их квартире, но попрощаться Света не вышла. Мама, казалось, в кои-то веки поняла и не стала даже к ней стучаться. Но Света смотрела сквозь штору, как они вышли во двор вместе с Зоей; мужчина нес в одной руке ее скандинавские палки. Света отметила про себя, какая мощная у него лапища. Ей хотелось, чтобы кто-то приобнял ее сейчас за плечо, как обнимали в детстве родственники-мужчины.

Когда машина уехала, Света вышла на кухню. Мама Лида составляла цветочные горшки в большую икеевскую сумку.

– На выброс? – спросила Света, стараясь делать вид, будто сон не сбылся и ей все равно.

– Да зачем. Зоя просила потом привезти, если нам не нужно. Поедешь со мной в пятницу?

Света сказала, что ей нужно подумать. Неспешно приготовила себе бутерброд; когда выбрасывала пакет от хлеба, заметила, что разрезанного пиджака в ведре уже нет.

– Думаешь, они ее не выгоняли? Она правда сбежала сама? – спросила она у Лиды после завтрака. Мама собрала столько горшков, сколько могла отнести за раз; некоторые из растений уже расцвели – жаль, Света не запомнила названий.

– Еще неизвестно, какими мы будем в ее возрасте. – Мама развела руками. – Что, жалеешь?

– Она на меня сердится? Что-нибудь сказала?

– Да: что мы ее занянчили. Устала от внимания. Но если снова убежит – только к нам.

* * *

В конце рабочей недели мама вызвали такси и они отвезли икеевские сумки туда, где жили Зоя и та девушка с мелированными волосами. Гостей посадили пить чай. Внучка оказалась очень разговорчивой, все выспрашивала у Лиды подробности бабушкиных «приключений». И благодарила за то, какие они внимательные и добрые люди. Света хотела извиниться перед Зоей, но все как-то не было подходящего момента. Но Зоя то ли делала вид, то ли правда забыла, что с ней произошло. Света сидела напротив окна и считала старые телефоны, лежавшие на подоконнике. Были тут и «умные браслеты», и какие-то устройства с «тревожными кнопками», даже что-то наподобие рации.

– Бабушка это все не любит, – сказала внучка, проследив за Светиным взглядом. – Столько раз ей давали – ни в какую. Телефон и тот через раз берет. Не знаю уже, что делать. Вы с ней построже в следующий раз.

– Попробуем уговорить, – улыбнулась мама. – Мы своих в лесу не бросаем.

* * *

Женщины вернулись домой под вечер. Там было тихо, темно и пахло, кажется, сосновой смолой. Свете одновременно и хотелось договорить с мамой тот нервный разговор про бабушку, и не хотелось к этому возвращаться.

Мама ушла к себе в комнату и не выходила оттуда больше часа. Света тревожно прислушивалась: не звякнет ли бокал, не щелкнет ли телевизор… Но вот наконец Лида вышла; в руках у нее был небольшой белый пакет.

– Как думаешь, – сказала она, передавая его Свете, – из этого можно сшить диванную подушку? Или что-то подобное.

Света заглянула внутрь пакета: лицевая сторона – коричневая, матовая; подкладка – серая, глянцевая. Вопросительно посмотрела на маму. Та лишь развела руками:

– Мне шить некогда. Ты у нас все в интернете знаешь, может, выкройку найдешь. Эта техника пэчворк называется.

Света ответила, что помнит рукодельные подушки у бабушкиной сестры, которая из Оренбурга. Мама вспомнила, что у соседей, живших с ними в старом доме на первом этаже, были точно такие же. И у тех, которые переехали, а собаку свою забыли. Пришлось потом бабушке ехать на электричке, собаку эту отдавать. Как она лаяла! На весь вагон. Но пассажиры не возмущались. Потому что бабушка всегда такая спокойная была. Всем вокруг это чувство от нее передавалось.

– Хорошо, – сказала Света, – найду выкройку.