Текст книги "Ценностные основания психологической науки и психология ценностей"

Обобщая, можно сказать, что в призме трансспективного анализа историческим временем становящейся системы необходимо считать не прошлое, будущее или настоящее, а перекрывающий эти времена процесс превращения поливариативного будущего в моновариативное прошлое, который в трансспекции неотрывен от процесса превращения поливозможностного пространства (среды) в пространство собственного становления.

Если действительно постнеклассическое мышление начинает приживаться в психологии, то возникает вопрос о том, как это отразится (или уже отражается?) на методах научного исследования. В том числе и методах истории психологии. Наивным было бы полагать, что становление можно изучать так же, как ставшее или становящееся. В связи с этим усилим ранее намеченное противоречие. На мой взгляд, историки пытаются понять настоящее науки, ее переходное (в режим постнеклассики) состояние, через анализ ее исторического пути, но при этом используют методы, возникшие как результат преломления в методологии истории психологии более низких по уровню идеалов рациональности (классицизм, неклассицизм).

Иными словами, хронологический, историко‐категориальный, парадигмальный, контекстный и другие методы историко‐психологического исследования возникли в недрах классицизма или неклассицизма, реализуют их идеологию, а потому несут в себе и свойственные им ограничения, устанавливающие пределы объяснительных возможностей. Любое научное исследование исторично и не только потому, что его автор творит в определенную историческую эпоху, а результаты его творчества с момента их получения становятся достоянием истории. Сам процесс индивидуального научного творчества есть только момент в цепи общего движения прогрессивно эволюционирующего научного познания. Через ученого, хочет он с этим считаться или нет, проходит историческая трансспектива: пишет он сам, но руку его направляют те, кто был до него, и в не меньшей степени те, кто будут после него.

Историк, придерживающийся идеалов классической рациональности, видит состоявшийся процесс; для него непредсказуемость будущего заменяется закономерностью состоявшегося, он вынужден фатализировать исторический процесс. Классицизм апеллирует к тому, «что есть», что уже стало, существует как факт, открыть который, описать и объяснить он полагает своей задачей. Неклассицизм переключил внимание исследователей со ставшего на становящееся («здесь и теперь»), пытаясь примирить установку классицизма на изучение «того, что было» (хронологический подход) с принципом развития. Так возникли в методологии исторического исследования «эволюционные мотивы».

В частности, наука – это открытая система; ее самоорганизация проявляется в постоянно идущем процессе становления. С этой точки зрения, настоящее можно понять только в том случае, если выйти к его системной детерминации. Будущее проявляет себя и заявляет о себе в виде объективных тенденций развития – системных параметрах порядка следования.

Литература

Выготский Л.С. Собр. соч. В 6 т. М., 1982, 1984. Т. 1, 5.

Гусельцева М.С. Типы методологических установок в психологии // Вопросы психологии. 2005. № 6. С. 98–103.

Клочко В.Е. Самоорганизация в психологическихз системах: проблемы станволения ментального пространства личности (введение в трансспективный анализ). Томск, 2005. 172 с.

Кудрявцев В.Т. Историзм в психологии развития: от принципа к проблеме // Психологический журнал. 1996. Т. 17. № 1.

Леонтьев А.Н. Философия психологии. М.: Изд‐во Московского ун‐та, 1994.

Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.

Мясоед П.А. Психология в аспекте типов научной рациональности // Вопросы психологии. 2004. № 6. С. 3–18.

Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М.: Прогресс,1990.

Пригожин И. Переоткрытие времени // Вопросы философии. 1989. № 8.

Сарджевеладзе Н.И. Бессознательное и установка: еще раз об онтологическом статусе неосознаваемой психической деятельности // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Тбилиси, 1985. Т. 4. С. 56–64.

Степин В.С. Теоретическое знание: Структура, историческая эволюция. М.: Прогресс; Традиция, 2000.

Узнадзе Д.Н. Impersonalia. Научн. сб. «Чвени Мецниереба». Тбилиси, 1923.

Юревич А.В. «Онтологический круг» и структура психологического знания // Психологический журнал. 1992. Т. 13. № 1.

Ценность категории «субъект» для психологии и некоторые дискуссионные вопросы ее разработки1515
  Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ (грант 08-06-00053а).


[Закрыть]
Е.А. Сергиенко

Ценность категории субъекта в последние десятилетия существенно возросла особенно для отечественной психологической науки.

Как отмечает Л.И. Анцыферова, категория субъекта была введена в исследования психики человека С.Л. Рубинштейном. Она пишет: «В течение длительного времени понятие “субъект” и принцип субъекта не привлекали внимания психологов. Этот факт можно объяснить тем, что в центре понятийной системы отечественной психологии на протяжении нескольких десятилетий находились категории сознания и деятельности» (Анцыферова, 2004, с. 350). Преодолевая формально‐структурный подход к анализу сознания и деятельности, С.Л. Рубинштейн вводит представление о «действующем лице», творящем деятельность, вкладывая в это понятие значение личности как субъекта собственной активности.

Однако С.Л. Рубинштейну скорее принадлежит обоснование субъектного подхода в психологии, гносеологической и онтологической природы категории субъекта (Богданович, 2005). В трудах Г.И. Челпанова уже содержатся основные характеристики категории «субъект». Он не только вводит данную категорию, но и обосновывает ее значение для психологии: 1) «Субъект есть субстанция, потому что мы представляем его как нечто, обладающее истинными свойствами, которые сами по себе, без связи с этим нечто не существуют»; 2) наше сознание нельзя объяснить без признания субъекта; сознание – это не сумма ощущений и представлений» (цит. по: Богданович, 2005, с. 59).

Проблема субъекта в настоящее время является одной из ключевых в психологической науке, как западной, так и российской. Как отмечает Л.И. Анцыферова, «в западной психологии, в теориях личности, построенных на основе психоаналитической практики (А. Адлер, А. Маслоу, К. Роджерс, К. Юнг, К. Хорни и др.), понятие «субъект» занимает одно из центральных мест. Оно обозначает способности человека быть инициирующим началом, первопричиной своих взаимодействий с миром, с обществом; быть творцом своей жизни; создавать условия своего развития; преодолевать деформации собственной личности и т.д.» (Анцыферова, 2000, с. 29–30).

В 60–70‐е годы в отечественной психологии центральное место занимала категория личности, которая была тесно связана с категорией субъекта. Наиболее значительно эти понятия обсуждались в работах Б.Г. Ананьева и Л.И. Божович (Анцыферова, 2004). Однако, как справедливо отмечает Л.И. Анцыферова, соотношение понятий субъекта и личности плохо проработаны и в отечественной, и зарубежной психологии. «В теориях личности субъект характеризуется через различные формы внешней и внутренней активности. Он инициирует, творит, создает внутренний мир и поступки человека, контролирует чувства, вырабатывает жизненные стратегии, разрешает трудные ситуации, ставит жизненно важные задачи, вырабатывает способность ладить с людьми, создает условия для развития личности и т.д. Но за пределами исследований остается такое содержательное, ценностно‐смысловое измерение, которое характеризует человека как личность. В число особенностей субъекта не входят те, которые заключены в понятиях духовности, гуманности, нравственности, совести, добродетельности и т.п.» (Анцыферова, 2004, с. 362). Далее она указывает, что существует неравномерность в развитии человека как субъекта и как личности. Один из вариантов рассогласования – это высокий уровень развития субъектности и низкий в развитии личности. Например, люди преуспевающие в бизнесе, политике и других областях, могут быть личностно не достаточно развиты. «Высокое же развитие человека как личности невозможно без столь высокого развития его как субъекта» (Анцыферова, 2004, с. 363). При таком варианте человек должен отстаивать свои идеалы, убеждения, реализовывать себя в деятельности, т.е. соответствовать своему содержанию. К вопросу о соотношении категорий «субъект» и «личность» мы вернемся далее.

Ценность категории субъекта для психологии состоит в нескольких основных аспектах. Во‐первых, категория субъекта позволяет обратиться к целостному изучению человека. Во‐вторых, категория субъекта позволяет объединить разрозненные аспекты изучения индивидуальности (темперамента, характера, личности) в единую интегративную индивидуальность человека. В‐третьих, обращаясь к исследованию субъекта, мы открываем возможность изучать поведение, деятельность, сознание как опосредованные внутренним миром человека, его субъектными выборами и предпочтениями, его активным построением модели этого мира. Эти значения ценностей категории субъекта возникли в развитии психологии неслучайно. Этому способствовало взаимопроникновение разных парадигм исследования, осознание единого предмета в изучении человека, что породило не только рост междисциплинарных исследований, но и становление единой психологической науки, что предвидел и на чем настаивал в своих работах Б.Г. Ананьев.

Такой целостный подход к исследованию человека в психологии может реализоваться в психологии субъекта. Именно в субъекте как единой метасистеме представлена психика в единстве ее организации, именно в субъекте объединены и естественнонаучные, и гуманистические парадигмы исследования человека, именно в субъекте мы находим единство универсального и уникального, именно в субъекте раскрывается индивидуальность человека. Именно в субъекте могут быть объединены такие различные характеристики индивидуальности, как темперамент, характер, личность.

В российской психологической науке категория субъекта сейчас играет системообразующую роль и привлекает внимание многих ученых. Неудивительно, что в течение последнего десятилетия проблема субъекта обсуждалась на конференциях, в статьях, монографиях, диссертациях, учебных пособиях. Результаты научных исследований свидетельствуют о том, что в последние десять‐пятнадцать лет, главным образом благодаря целенаправленным и даже, можно сказать, подвижническим усилиям А.В. Брушлинского в отечественной психологии сформировалась новая область психологических исследований – психология субъекта. В психологии субъекта фактически представлена история главных проблем психологической науки ХХ столетия: это проблемы соотношения биологического и социального, сознательного и бессознательного, внешних причин и внутренних условий в детерминации психики. Следовательно, категория субъекта обрела статус системообразующей, методологической категории. В последней работе К.А. Абульханова подчеркивает, что именно субъект должен стать предметом психологической науки (Абульханова, 2005).

Анализ категории субъекта в отечественной психологии был предпринят Н.В. Богданович (2003).

Н.В. Богданович выделяет следующие критерии категориального статуса понятия на основе обобщения разных подходов в отечественной психологии:

1. Категория должна иметь свое поле значений, «не выводимое из других и не сводимое к другим» – критерий предельности (М.Г. Ярошевский).

2. Категория должная быть связана с основными принципами науки и ее предметом – методологический критерий.

3. Категории должны состоять в определенном соотношении друг с другом – критерий систематизированности (Б.Ф. Ломов).

4. Каждая категория должна выдвинуть новый принцип науки – принципообразующий критерий.

На основе анализа основных направлений отечественной психологической науки Н.В. Богданович убедительно показала, что категория субъекта отвечает всем приведенным критериям понятия и, главное, выдвигает новый принцип науки – принцип субъектности (см обзор:

Богданович, 2005). Обобщая отечественные работы, посвященные категории субъекта, реализации субъектного подхода, она заключает: «Это приводит к выводу об актуальности категории «субъект» как важного методологического конструкта психологии, о перспективности разработки субъектного подхода для решения актуальных проблем современной психологической теории» (Богданович, 2005, с. 84).

Однако, несмотря на высокую ценность категории субъекта и расширение областей ее применения, психология субъекта разработана лишь в самом общем виде и нуждается в детальном теоретико‐экспериментальном обосновании. А.В. Брушлинский отмечал, что «путь от несубъектной психологии к субъектной очень труден» (Брушлинский, 2003, с. 158).

Выделю некоторые из них и попытаюсь предложить возможные решения дискуссионных вопросов психологии субъекта.

Представляется, что две идеи данного подхода имеют принципиальное значение для развития психологии. Первое положение связано с возможностью объединения субъектно‐деятельностного подхода и системного подхода. Подобное объединение двух парадигм возможно на основе помещения в центр концептуальной схемы психологии человека как субъекта деятельности, как стержня психической организации. На каждом этаже или этапе своей реализации субъект выступает как носитель определенной системности, раскрывающейся во взаимодействии с миром. Именно субъект становится системообразующим фактором на каждом этапе своего развития, созидая свою сложную многоуровневую систему психической организации. «Субъект и его психика – это не две системы, а одна. Субъектом является не психика человека, а человек, обладающий психикой, не те или иные психические свойства и вообще формы активности, а сам человек – деятельный, общающийся и.т.д. Целостность субъекта есть основание для системности всех его психических качеств – часто весьма противоречивых, не всегда гармоничных и т.д. Субъект – качественно определенный способ самоорганизации, саморегуляции, согласования внешних и внутренних условий активности, центр координации всех психических процессов, состояний, свойств, способностей, возможностей (и ограничений, личности соотносительно с объективными и субъективными (цели, притязания, задачи) условиями деятельности, общения и т.д. Таким образом, субъект – важнейшее из бесконечно многообразных противоречивых качеств человека» (Брушлинский, 1999 с. 331). Заметим, что принцип системного подхода предполагает самоорганизацию психики человека, которая проходит уровни своего развития. Подобное объединение двух подходов: системного и субъектно‐деятельностного – позволяет сделать шаг на пути приближения психологии к человеку, реальному, сложному субъекту собственной деятельности, включив в это рассмотрение системные механизмы его психической организации. Второе положение психологии субъекта, которое важно для перспектив развития психологии, состоит в единстве рассмотрения индивидуального и универсального в человеке. Традиционным для психологии остается изучение характеристик человека как индивида в смысле его принадлежности к человеческому виду и индивидуальных особенностей человека в смысле его отличий от других представителей человечества. Однако современные тенденции развития психологии остро ставят вопрос о разработке единого подхода к изучению человека в обеих его ипостасях: и как обладающего универсальными, так и особенными чертами в организации психики.

Принципиальным остается вопрос о критериях субъекта. Здесь я хотела бы сразу, не останавливаясь на истории вопроса, предложить решение, которое мне представляется принципиальным. Критерий субъекта может быть только уровневым. Это положение я пыталась обосновать в представлениях о возможности выделения уровней становления протосубъектности и двух других, выделенных недавно:

уровня агента и наивного субъекта (см., например: Сергиенко, 2000; 2002; 2005; 2006). С позиций такого подхода критерии субъекта, выделенные другими авторами, не являются противоречивыми, а отражают только адресацию к разным уровням организации субъекта. Так, в понимании Б.Г. Ананьева, человек как субъект деятельности – это определенный этап человеческого развития, предполагающий формирование психических свойств и механизмов в процессе профессиональной (производственной деятельности). Субъект характе ризуется через совокупность деятельностей и меру их продуктивности (Ананьев, 1998).

К.А. Абульханова предлагает акмеологическое понимание субъекта. Личность становится субъектом собственной деятельности и жизни в целом только на высших, взрослых этапах своего развития. Абульханова пишет: «Говоря о становлении личности субъектом, мы имеем в виду взрослую личность» (Абульханова, 2005, с. 17). В последней работе К.А. Абульханова предлагает критерии личности, которая выступает как субъект. В качестве первого критерия она выдвигает способность личности к организации собственной жизни, жизненных этапов и регуляции объективно существующих жизненных обстоятельств. Второй критерий состоит в возможности личности как субъекта «вырабатывать свои способы решения постоянно возобновляющихся противоречий…» между нормативными требованиями и индивидуальными особенностями и притязаниями личности. Третий критерий личности как субъекта заключается в оптимальном использовании психических, личностных, профессиональных и других возможностей для решения жизненных задач. «Личность не просто обладает восприятием, мышлением, памятью и не только способно видеть, думать и помнить, она определяет, как и зачем вспоминать, чтобы решить жизненно‐практическую задачу. В этом проявляется ее «мета‐личностное качество субъекта» (Абульханова, 2005, с. 15). Четвертый критерий – собственно акмеологический, который определяет личность как субъекта жизни постоянно направленного на самосовершенствование, достижение идеала. Пятый критерий в большей степени дополняет четвертый: субъектом будет такое совершенствование личности, которая стремится к достижению подлинности. Неподлинность жизнь определяется как неспособность прожить собственную жизнь, отвечающую собственной индивидуальности. Подлинная же жизнь – это выбор жизненной стратегии, отвечающей смыслу жизни. Жизненная стратегия проявляется в сознании субъекта как Я‐концепция. «Наличие Я‐концепции дает возможность личности осознать себя как субъекта, отнестись к себе как источнику жизненных перемен, причине событий и поступков…» (Абульханова, 2005, с. 15).

Останавливаясь достаточно подробно именно на взглядах К.А. Абульхановой, хотелось бы выделить те противоречия, которые существуют между ее представлениями и другим решением вопроса.

Напомним, что Б.Г. Ананьев таким образом решал вопрос о соотношении личности и субъекта: «Разумеется, разделение человеческих свойств на индивидные, личностные и субъектные относительно, так как они суть характеристики человека как целого, являющегося одновременно природным и общественным существом. Ядро этого целого – структура личности, в которой пересекаются (обобщаются) важнейшие свойства не только личности, но также индивида и субъекта» (Ананьев, 1996, с. 220). Выделяя в качестве ядра человеческой организации личность, Б.Г. Ананьев указывает, что «структура личности, сложившаяся в процессе индивидуального развития человека, сама детерминирует направление, степень изменения и уровень развития всех феноменов психического развития. С.Л. Рубинштейн именно в этой структуре личности, комплексе личностных свойств, усматривал те внутренние условия, через которые действуют те или иные внешние факторы» (Ананьев, 1996, с. 218).

Здесь мы видим различия в понимании субъекта Б.Г. Ананьевым и авторами субъектно‐деятельностного подхода. Если для Б.Г. Ананьева личность является ядерной структурой организации, то для субъектно‐деятельностьного подхода – субъект, который всегда является личностью, но не сводим к ней. Для Б.Г. Ананьева субъектом становится человек в процессе своей профессиональной деятельности и творчества как высшего уровня профессиональной деятельности, тогда как в представлении последователей С.Л. Рубиншнейна субъект – качественно определенный способ самоорганизации, саморегуляции личности. «Любая личность может быть объектом подлинного воспитания лишь постолько, поскольку она вместе с тем является субъектом этого воспитания» (Брушлинский, 1999, с. 345). Именно субъект рассматривается как ядро человеческой организации. «Многообразные виды и уровни активности субъекта образуют целостную систему внутренних условий, через которые как через основание развития только и действуют внешние причины» (Брушлинский, 1999, с. 344).

Как видно из приведенных критериев личности в качестве субъекта, К.А. Абульханова в своей новой работе только раскрывает акмеологическое понимание субъекта, которое было изложено в предшествующих трудах (Абульханова, 1991; 1997; 2000). Выделенные критерии субъектности, по моему представлению, не является специфичным и достаточным для данной категории. Напомним, в чем состояло несогласие с принципиальным решением К.А. Абульхановой. Разрешение противоречий даже на неосознаваемом уровне выделяется как движущая сила любого развития, в том числе и личностного. Более того, слишком неопределенным кажется положение об оптимальном способе организации жизненного пути, способе разрешения противоречий. Получается, что уровень субъекта является как бы операциональным уровнем личности, задающей общее направление движения. Более того, субъектом человек может и не стать, если он не достиг вершин своего развития. Тогда как, на наш взгляд, человек становится субъектом, шаг за шагом на разных уровнях своего развития как субъекта.

Близкую точку зрения с К.А. Абульхановой на соотношение личности и субъектности в человеке высказывает В.А. Петровский (1996). Он развивает личностный подход к активности субъекта. Принимая выдвинутое А.Н. Леонтьевым представление о личности как системе деятельностей субъекта, в которой проявляются свойства социальной метасистемы, в которую включен субъект. В рассуждениях о субъектности в большей степени используется индивидуально‐психологический анализ человека, тогда как по отношению к личности – социально‐психологический. В.А. Петровский видит противоречие в подходах к изучению личности и субъекта. «Очевидный факт взаимопроникновения между двумя началами бытия личности сопряжен с не менее очевидным фактом их нередуцируемости друг к другу: индивидуальное и социальное в личности составляют, как говорят, единство, но не тождество» (Петровский, 1996, с. 358). Концепция субъектной личности объединяет идеи надситуативной активности и отраженности человека в человеке. «В этом контексте личность выступает как динамическая форма субъектно‐ролевого единства: становление субъектности – ролью, и снятие роли – субъектностью» (там же, с. 363). Таким образом, субъектность понимается В.А. Петровским как часть (модус) личности, что фактически снимает вопрос о специфичности данной категории: субъект растворен личностью.

Разрабатывая психологию субъекта, В.В. Знаков пишет о экзистенциональном поиске смысла жизни (Знаков, 2005а, б). Представляется, что все названные авторы говорят о субъекте, достигшем вершинных уровней своего развития. Здесь принципиальным является вопрос о соотношении понятий «субъект» и «личность».

Соотношение личности и субъекта рассматривались в работах Мальрие. «Субъект не сводится к Персоне, хотя и является ее источником» (цит. По: Зауш‐Годрон, 2004, с. 19). В этом случае существует континуум процессов субъективизации и персонализации между Субъектом и Пресоной. Процесс же персонализации включает, по мнению А. Валлона, синтез двух аспектов развития: социализации и индивидуализации как два комплементарных процесса (Зауш‐Годрон, 2004).

Возможно следующее гипотетическое решение. Личность (персона) – это стрежневая структура субъекта, задающая общее направление самоорганизации и саморазвитию. Метафорически это соотношение можно представить в виде командного и исполнительного звеньев. Личность задает направление движения, а субъект – его конкретную реализацию через координацию выбора целей и ресурсов индивидуальности человека. Тогда носителем содержания внутреннего мира человека будет выступать личность, а реализацией в данных жизненных обстоятельствах, условиях, задачах – субъект. В этом случае человек будет осуществлять зрелые формы поведения в зависимости от степени согласованности в развитии континуума «субъект – личность».

В этом процессе познание Себя и Другого занимает определяющее место, но может существовать и в недифференцированной (интуитивной форме). Модель психического как модель внутреннего мира человека, определяемая векторами Я – Другой, выступает как когнитивная основа субъектности человека, реализующая генеральную линию личностного развития.

Это означает, что человек стремится сохранить свою целостность как субъекта и личности, следовательно, делать то, что соответствует его жизненным смыслам и в соответствии с собственной субъектностью, т.е. в соответствии со своей интегративной уникальностью (где все образует единую систему: вся история развития субъекта, гетерархия уровневой организации). Показателем синхронности и соответствия в континууме личность – субъект может выступать спонтанность поведения человека. Можно привести аналогию со знанием языка, как только мы выражаем спонтанно то, что мы хотим сказать, тогда можно говорить о владении языком как средством общения или средством обмена психическими состояниями (желаниями, знаниями, эмоциями, настроениями и планами).

В этом случае психологическая зрелость – это прежде всего континуум согласования задач личности и интегративных возможностей субъекта.

Предлагаемый вариант решения вопроса о соотношении личности и субъекта перекликается с предположениями Л.И. Анцыферовой, приведенными выше. Не надо доказывать, что одним из самых плодотворных методов изучения закономерностей психической организации является реализация принципа развития. Представляется, что именно изучение развития системной организации субъекта, его эволюции в онтогенезе, детерминант его развития позволит перейти к еще более интегративному, целостному анализу психики человека.

Выделяя категорию субъекта как центральную в системно‐субъектном подходе (Сергиенко, 2005а, б) необходимо определить те специфические функции, которые диффренцируют ее от других категорий психологической науки. Эти функции должны обладать статусом системности и субъектности одновременно. Б.Ф. Ломов выделял три основные функции психических процессов: когнитивную, регулятивную и коммуникативную (Ломов, 1984). Подобные функции можно специфизировать и относительно субъекта. Мы полагаем, что в качестве когнитивной функции по отношению к субъектности может выступать понимание; а коммуникативной функцией – континуум субъект‐субъектных и субъект‐объектных взаимодействий и в качестве регулятивной функции – контроль поведения и самопроизвольность. Специфической для категории субъекта когнитивной функцией может стать понимание. Понимание является одновременно и когнитивным, и экзистенциоальным феноменом (Знаков, 2005). Понимание человеком окружающего мира включает внутренние модели (модель психического, модель физического и социального мира) и смысловые образования, опосредующие его выбор и интерпретацию окружающих событий и явлений (Сергиенко, 2005в, 2006).

Регулятивной функцией субъекта может выступать контроль поведения, который является основой саморегуляции человека. Контроль поведения выступает как интегративная харатеристика, включающая когнитивный контроль, эмоциональную регуляцию и контроль действий (произвольность) (см.: Сергиенко, 2004; 2005; 2006). Причем в отличие от саморегуляции контроль поведения обладает спонтанностью и самопроизвольностью.

Необходимо сказать несколько слов об отличиях понимания контроля поведения как регулятивной функции субъекта и представления об индивидуальной саморегуляции человека, разрабатываемого под руководством В.И. Моросановой (Моросанова, 2006).

Структурно‐функциональный подход и концепция индивидуального стиля саморегуляции главный упор делают на сознательную, произвольную регуляцию деятельности человека (Конопкин, 1995; Моросанова, 2001, 2006). Модель системы регуляции построена по аналогии с поэтапной информационной обработкой, но средствами человеческой психики. Регуляция осуществляется основными регуляторными процессами планирования, моделирования, программирования, оценки результатов и регуляторно‐личностными свойствами гибкости и самостоятельности. Открытыми вопросами данного подхода остаются проблемы развития саморегуляции в онтогенезе. Предложенная модель саморегуляции, формируется и осуществляется в деятельности, тогда как индивидуальные особенности человека остаются за скобками. В последнее время предпринимаются попытки найти индивидуально‐психологическое своеобразие саморегуляции (Моросанова, 2001, 2006), однако концептуально неясно, что определяет профили саморегуляции: деятельность или индивидуальная специфичность, тогда как это – важнейший вопрос о психологических механизмах управления поведением. Данная модель описывает только произвольные и осознанные уровни регуляции деятельности. Но известно, что осознанная регуляция и более медленна, и более энергои психически затратная. Спонтанная активность человека реализуется в большей степени на уровне неосознанной или самопроизвольной (слабо осознаваемой) регуляции, а деятельность не подвергается постоянной рефлексии. Авторами структурно‐функционального подхода используются опросники для анализа стилей саморегуляции, которые требуют высокого развития рефлексивных процессов. Более того, сам человек не может давать о себе совершенно объективную информацию. Это в большей степени самопрезентация.

Мы полагаем, что индивидуальность человека, включая его ментальный опыт (когнитивное представление о мире), определяет и саму деятельность, т.е. способность к самоорганизации, а значит – целостность на каждом определенном этапе развития существует до становления зрелой и сознательной системы саморегуляции, произвольной активности и служит основой ее становления в дальнейшем. Модель саморегуляции О.А. Конопкина является когнитивной, т.е. предполагающей, что любой процесс может быть разложен на ряд этапов, на каждом из которых выполняется какая‐либо операция с информацией (Андерсон, 2002), но информация об окружающей действительности, которую использует человек, может обрабатываться параллельно и вызывает в нем определенное отношение. Это отношение отражено в другом принципе психологии – принципе единства сознания и переживания (Л.С. Рубинштейн). Сам автор структурно‐функционального подхода отмечает, что понимание сути саморегуляции существенно бы возросло при опоре на теоретическое представление о системно‐организованном процессе, имеющем закономерную внутреннюю структуру (Конопкин, 1995).