Текст книги "Ценностные основания психологической науки и психология ценностей"

В последней работе В.И. Моросанова несколько уточнила свои позиции. Она считает, что необходимо выделить новую область – психологию индивидуальных различий – «индивидуальных различий в саморегуляции произвольной активности человека» (Моросанова, 2006, с. 18). Она указывает, что это дает для понимания индивидуальности человека: «В первую очередь – это влияние собственной субъективной активности на проявления характера и темперамента человека. …Собственная субъектная активность, механизмом которой является осознанная саморегуляция, влияет на проявления темперамента и характера, может раздвигать норму реакции, позволяет существенным образом изменить продуктивные аспекты активности человека» (Моросанова, 2006, с. 19). Предложенное В.И. Моросановой решение является в значительной степени спорным по нескольким соображениям. Во‐первых, субъект – всегда индивидуален, что означает и его стиль поведения (темперамент и характер) будут выступать как ядро субъектной индивидуальности, реализуя те или иные задачи (внешние или внутренние), опираясь на те ресурсы (внутренние возможности), которые объединены в систему субъектной интегративной индивидуальности. Во‐вторых, в отечественной психологической школе неоднократно обсуждался вопрос о соотношении личности и характера. Так, А.Ф. Лазурский полагал, что в идеальном варианте личность «снимает» характер, подчиняет индивидуальные особенности человека тем целям и идеалам, которые выступает как значимые в жизни (на уровне экзопсихики) (Лазурский, 1995). Однако неоднократно также обсуждались и варианты, когда характер становился препятствием в реализации целей личности, когда человек не мог справиться со своим характером, что особенно свойственно при выраженности характера на уровне психопатии или явной акцентуации (Ганнушкин, 1933;1998). Следовательно, собственная субъектная активность, в понимании Моросановой, есть не что иное, как отождествление категорий субъекта и личности. В‐третьих, норма реакции, за которую уводит активность субъекта, как предполагает В.И. Моросанова, представляется не чем иным, как крайным проявлением возможностей человека. Норма реакции – это диапазон возможного, например, слуха или зрения. Более сложное поведения определяется образованием и взаимодействием более сложных функциональных системных образований, системообразующим фактором которых является цель, выбранная субъектом и его индивидуальные возможности. Поэтому выход за норму реакции – это, видимо, метафора, указывающая на крайние проявления возможного. И, наконец, еще раз относительно произвольности регуляции и осознанной регуляции. Произвольная и осознанная регуляция включает все другие уровни организации регуляции, и рефлексируется только ее незначительная часть, более того, в этой рефлексии (осознанных представлениях человека о том, как он себя ведет, на выявление чего направлены опросники) может быть и верной, и ошибочной, а ее уровень зависит от способности субъекта к рефлексии. В работах А.В. Карпова убедительно показано, что эффективность деятельности, как правило, связана со средним уровнем рефлексивности, но не с высокими или низкими ее значениями (Карпов, 2004). Таким образом, в приведенных соображениях В.И. Моросановой, мы видим, что речь идет не о субъекте, а о личности (что отождествляется очень многими исследователями), достигшей высоких уровней развития. Саморегуляция в используемой модели выступает скорее как частный случай регуляторной функции субъекта, а именно как саморепрезентируемый когнитивный компонент.

Коммуникативная функция субъекта может быть специфицирована через представление о субъект‐субъектных и субъект‐объектных взаимодействиях. Так, в случае манипулятивных влияний один человек или группа людей могут выступать как объекты под воздействием субъекта. И, напротив, человек или группа могут становиться субъектами взаимодействия по отношению к другим людям или человеку как объекту воздействия (Знаков, 2002). Однако реально взаимодействие людей могут быть только тогда эффективны, когда учитывается субъектность объекта воздействия и уровень и особенности его внутренних моделей, степень понимания, индивидуальная специфика его контроля и т.д. Следовательно, выделяя функции субъектности, мы сталкиваемся с их взаимным переплетением и лишь условным выделением, что необходимо при анализе явления.

Изучению коммуникативной функции субъекта посвящены исследования В.А. Лабунской.

Ведущей чертой субъекта Б.Г. Ананьев считал преобразовательную активность, которая может быть направлена на себя (создание или изменение собственной жизни, например) или на других людей для изменения их положения в обществе или сохранения статуса. В.А. Лабунская считает, что преобразовательная активность соответствует уровню развития индивида и становится фундаментальной характеристикой личности как субъекта (Лабунская, 2003). Она выделяет качества и интенсивности преобразующей активности субъектов затрудненного и незатрудненного общения в зависимости от соотношения их направленности. При этом характеристики этих типов субъектов определяют особенности общения с другими людьми. Поскольку общение является многокомпонентным образованием, в котором можно вычленить коммуникативный, интерактивный и перцептивный компоненты, то по всем этим компонентам обнаруживаются особенности общения двух типов субъектов (Лабунская и др., 2001). Выделенные компоненты в полной мере сравнимы с когнитивной (социальная перцепция) коммуникативной (коммуникативный компонент общения) и регулятивной (интерактивный – направлен на поддержание целей и состояний) функциями. Если подобное сравнение правомерно, то тогда мы находим подтверждение собственным предположениям о трудности разделения функций и их взаимопереплетении.

Хотя работы В.А. Лабунской могут служить примером реализации коммуникативной функции субъекта, нельзя не заметить, что ее понимание категории субъекта значительно ближе к пониманию его как ступени развития личности, нежели более системному пониманию, которое мы обсуждали выше.

В системной субъектной модели фиксированных форм поведения Г.В. Залевский (2003) полагает, что «ригидизацию индивидуальной и групповой систем можно рассматривать как ослабление или утрату ими «субъектности» (Залевский, 2003, с. 33). Следовательно, по мнению Г.В. Залевского, субъектность может быть связана с таким показателем, как степень выраженности фиксированных форм поведения. В концепции Г.В. Залевского мы также находим представление о субъекте как системообразующем факторе, что конвергирует с нашим видением центрального места субъекта в психической организации (Сергиенко, 2002). На наш взгляд, субъект – индивидуальный или групповой – выступают в качестве системообразующего фактора, обеспечивающего целостность любой системы наряду с другими свойствами включая и открытость‐закрытость, устойчивость‐изменчивость, о которых пишет Залевский. Креативным в рассматриваемой концепции представляется также введение критерия ригидизированности, относительно перспектив саморазвития и самореализации субъекта не только индивидуального, но и группового. Предположения об утрате субъектности при выраженности фиксированных форм поведения могут быть сопоставлены с данными В.А. Лабунской о переходе субъекта затрудненного общения на более низкий уровень организации всех трех компонентов общения (коммуникативного, интерактивного и перцептивного). Однако и в концепции Г.В. Залевского мы также можем отметить отсутствие дифференциации между категориями субъекта и личности. Открытость‐закрытость, ригидность‐флексибельность скорее являются не свойствами личности, а скорее характера.

Одним из остро дискуссионных вопросов психологии субъекта остается вопрос: когда человек становится субъектом? Многие авторы связывают субъектность с высокими уровными личностного развития, тогда субъектность выступает почти вершинным достижением личностного развития или даже атрибутом пожилых людей, которые в большинстве своем не смогут отвечать тем пяти критериям субъектности, выделенным К.А. Абульхановой (2005). Однако существуют и другие представления о генезисе субъекта.

Топологическая и генетическая модель субъектности представлена в работах А.Ш. Тхостова (2002), И.В. Журавлева и А.Ш. Тхостова (2003). В топологической модели субъектность обособляется как граница напряжения в континууме Субъект‐Объект. Полюса в континууме Субъект‐Объект не могут быть достижимы: движение в сторону полюса Субъекта означает превращение себя в объекта наблюдения, движение к полюсу Объекта не может быть абсолютным в силу непрозрачности и неподконтрольности. Следовательно, исчезновение иного – это исчезновение субъекта. Генетически субъектность может быть представлена как дифференциация Я – е Я, как становление континуума Субъект‐Объект. Автор полагает, что в фило‐ и онтогенезе существуют стадии отсутствия дифференциации Субъект‐Объект и подобная поляризация возникает на поздних этапах эволюции. «Ребенок на ранних стадиях онтогенеза не обладает развитой способностью дифференцировать себя, собственные мысли или чувства и вещи окружающего мира» (Журавлев, Тхостов, 2003, с. 10). При этом расчленение Субъекта и Объекта происходит при становлении произвольности. «Они (функции) могут стать произвольными, лишь пройдя путь растворения в Субъекте, продвигая постепенно границу субъектности. Но когда‐то они были объектными и сохранили в замаскированном виде свой исходный характер» (цит. по: Журавлев, Тхостов, 2003, с. 10). Диалектика субъектности состоит в объединении топологической и генетической моделей, что означает движение к произвольному овладению.

Идея континуальности субъекта и объекта мне представляется чрезвычайно интересной, подобно нашему представлению об отношениях субъект‐личность в обсуждаемом мною выше решении проблемы. Однако согласиться с тем, что произвольность есть причина образования субъектности, которая поздно возникает и в фило‐, и онтогенезе, я не могу. Произвольность не существует отдельно от индивида, тем более от субъекта и не может выступать как формирующая сила. Идеи А.Ш. Тхостова аналогичны теории Л.С. Выготского о становлении высших психических функций, которые опосредуются культурно‐специфическим знаком‐средством (извне). Более того, культурные средства ребенку даются, вкладываются взрослым, при этом ребенок остается пассивным реципиентом воздействий.

В.В. Селиванов придерживается представлений о многоуровневой природе субъекта. Он предложил генезис развития человека как субъекта, при этом описание стадий развития субъектности включает разные аспекты психического развития (когнитивные, регулятивные, личностные). На разных стадиях один из аспектов становится доминирующим, определяя, по мнению автора, суть стадии. Так, например, стадия познавательной субъектности (от 6 до 12 лет) отличается прежде всего тем, что все направлено на познание окружающего мира, «… «Я» расплывчатое и размытое, познавательные процессы слиты с личностными характеристиками. Отношения к событиям и людям в целом детерминированы знанием о них. Собственный психический мир слабодифференцирован, саморегуляция психической активности осуществляется неосознанно, полуавтоматически» (Селиванов, 2002, с. 323). Стадией «полноценной» субъектности Селиванов называет возраст 25–50 лет. «Человек становится полноценным субъектом в профессиональной, семейной, личностной сферах бытия» (Селиванов, 2002, с. 325). После полноценной субъектности присутствуют еще стадии воплощенной и угасающей субъектности. Описанные стадии охватывают весь цикл человеческой жизни и имеют большое сходство с классификацией Э. Эриксона крисизов человеческой жизни. Более того, описание изменений, происходящих с субъектом в процессе развития, скорее могут быть отнесены к личностным изменениям или изменениям разных сфер психической организации (Селиванов, 2002). Описание стадий субъектности может быть заменено на стадии психического развития, или стадии развития личности, т.е. они не являются специфичными для категории субъекта, а многие положения о психическом развитии трудно признать современными.

Мы подробно останавливались на возможности представить процесс становления разных уровней субъектности в онтогенезе человека (Сергиенко, 2002, 2005в, 2006). Кратко картина генезиса становления континуума субъект‐личность представляется следующей.

Одной из важнейших начальных задач в развитии ядра личности выступает выделение себя из среды. В самом начале жизни человек способен получать информацию (например, через оптический поток), которая прямо специфизирует его непосредственное положение и его изменения в среде.

Можно предположить, что первым представлением о себе является Экологическое Я – это Я, воспринимаемое относительно физического окружения. Экологическое Я образуется спонтанно с самого рождения и активно функционирует как составная часть Я‐концепции на протяжении всей жизни, изменяясь и развиваясь.

Второй важнейшей задачей в развитии Я‐концепции является установление эквивалентности Я – Другой. Этот тип представлений о себе может быть обозначен как Я‐интерперсональное. Я‐интерперсональное появляется у самых маленьких младенцев и специфизируется видовыми сигналами о взаимоотношениях Я‐индивид, который участвует в человеческих обменах. В эту праформу Я‐интерперсонального не входят культурные установки и тонкие аспекты интерперсональных отношений. Такой тип представлений также складывается непосредственно. В человеческой жизни люди часто взаимодействуют прямо лицом к лицу средствами, присущими человеческому виду. Эти взаимодействия встречаются на разных уровнях человеческой интимности, при телесных контактах или без них. Характерные средства взаимодействия включают обмен взглядами, жестами или ответными вокализациями. Все эти виды взаимодействия воспринимаются непосредственно и не требуют специальной осознанной интерпретации. Это арсенал невербальной коммуникации, на которой строится интерсубъективные циклы взаимодействия. Интерперсональное восприятие функционирует от рождения. Два типа ранних форм структуры Я: экологическое и интерперсональное – являются двумя аспектами взаимодействия с миром. Я‐экологическое специфизирует описание системы Я – физический мир, Я‐интерперсональное – системы Я – социальный мир. Развитие этих личностных образований направляет становление первичных уровней протосубъектности: первичной и вторичной протосубъектности. Эти два аспекта ядра личности на первом году жизни могут развиваться относительно независимо, что дает возможность только выделить себя из окружения (физической и социальной среды). Это протоуровень становления «первичной субъектности». Однако взаимодействие Я‐экологического и Я‐интерперсонального необходимо для возникновения следующего уровня протосубъектности «вторичной интерсубъектности», который предполагает «треугольные отношения», включающие и объект и индивида. Дети начинают испытывать общие психические состояния со взрослым по отношению к объекту или событию. Это путь к пониманию дифференцированной интенциональности. Наличие интерсубъективных отношений позволяет установить тождество Я – Другой. Образующими становления биполярной шкалы Я – Другой служит репрезентационная система, возможная благодаря врожденным механизмам амодального восприятия и интерсенсорного взаимодействия. Таким образом, базовая концепция физического и социального мира свидетельствует об активности, интегративности, социальности человека как субъекта, что позволяет предположить, что истоки субъектности следует искать на самых ранних этапах развития человека. Но из этого не следует, что субъектом рождаются. Субъектом становятся. Этот процесс можно представить как становление определенных уровней развития субъектности, которые организованы гетерархично.

Дальнейшая разработке представлений об уровневом становлении субъектности связана с моделью психического, т.е. способностью детей к построению ментальных моделей о понимании, мнениях, желаниях, намерениях своих и других людей (см.: Сергиенко, 2002; Сергиенко, 2005, 2006). Исследования понимания эмоций, намерений, обмана позволили выделить еще два уровня развития субъектности в дошкольном возрасте.

В 4 года начинают дифференцироваться представления о том, что собственное психическое отлично от психического Других людей, формируется способность предсказания поведения Других на основе представлений о последствиях собственного поведения. Это уровень агента. Существенные изменения в уровне развития модели психического происходят в 5‐летнем и особенно в 6‐лентнем возрасте. Способность сопоставлять разные аспекты ситуаций и их значения для Себя и Других людей позволяет детям на новом уровне анализировать человеческие контакты и их смысл. Они начинают не только понимать обман, но и сами обманывать, что требует сопоставления своей модели понимания ситуации с моделью понимания ситуацией другим человеком. Подобное сопоставление и позволяет воздействовать на понимание и представление о событии другим человеком, что приводит к возможности его обмана. Это уровень наивного субъекта.

Представленный эскиз, несомненно, нуждается в более детальном и тщательном обосновании. Однако хотелось бы подчеркнуть, что при выделении уровня развития субъектности человека реализуется принцип континуальности, преемственности в психическом развитии, когда ничто не возникает вдруг, а имеет предшествующую форму. Так и субъект не возникает подобно включению света, озарению ввиду собственной уникальности. Это постепенный процесс, где шаг за шагом происходит интеграция уникальных и универсальных способностей и достижений человека на пути становления все новых уровней субъектности. Применение уровневого критерия к определению субъектности позволяет объединить разные точки зрения на природу субъектности: понимание Б.Г. Ананьевым человека как субъекта деятельности, представления К.А. Абульхановой о субъекте как гармоничной, самореализующейся личности, достигшей вершины в иерархическом развитии, рассуждения В.В. Знакова о понимании и самопонимании, поиске смысла жизни как центра субъекта и Г.В. Залевского о залоге субъектности, флексибельности системной организации. Представляется, что все названные авторы говорят о субъекте на высоких уровнях развития: субъекте деятельности и субъекте жизни. Другие авторы относят появление субъектности к более ранним стадиям развития человека (Брушлинский, Тхостов, Селиванов, Божович, Сергиенко) или принципиально считают этот процесс континуально‐генетическим (Сергиенко). Можно предположить, что разные точки зрения объеди няются в ракурсы субъектности, которые могут быть описаны как субъект развития – субъект деятельности – субъект жизни. Человек одновременно является и субъектом развития, и субъектом деятельности, и субъектом жизни. Но разные ракурсы субъектности имеют разные уровневые описания, разные системные конфигурации проявления субъектности. Все ипостаси субъектности существуют в разных формах и соотношениях в генезе человека, но их «вес» и соотношение существенно изменяется на протяжении его жизни. Эта предварительная схема предполагает разработку проблемы становления субъектности на основе системно‐субъектного подхода.

Наша цель состояла в обсуждении ценности категории субъекта, современных возможностей ее применения и некоторых дискуссионных вопросов, возникающих при ее разработке. Дискуссионные вопросы, обсужденные здесь, не исчерпывают всех проблемных моментов и поисковых исследований в данной области. Однако приведенные соображения и достаточно обширные поиски разных авторов ясно свидетельствуют о том, что будущее психологии будет тесно связано с разработкой категории субъекта.

Литература

Андерсон Д.Р. Когнитивная психология. СПб.: Питер, 2002.

Абульханова–Славская К.А. Стратегии жизни. М.: Мысль, 1991.

Абульханова К.А. Мировозренческий смысл и научное значение категории субъекта // Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики. М.: Изд‐во ИП РАН, 1997. С. 56–75.

Абульханова К.А. Рубинштейн –ретроспектива и перспектива // Проблема субъекта в психологической науке / Под ред. А.В. Брушлинского, М.И. Воловиковой. М.: Академический проект, 2000. С. 13–27.

Абульханова К.А. Принцип субъекта в отечественной психологии // Психология. 2005. Т. 2. №4. С. 3–22.

Ананьев Б.Г. Психология и проблемы человекознания. Избранные психологические труды / Под ред. А.А. Бодалева. М.: Изд‐во «Институт практической психологии», Воронеж: НПО «МОДЭК», 1996.

Анцыферова Л.И. Психологическое содержание феномена субъекта и границы субъектно‐деятельностного подхода // Проблемы субъекта в психологической науке / Под ред.А.В. Брушлинского, М.И. Воловиковой, В.Н. Дружинина. М.: Академический проект, 2000. С. 27–42.

Анцыферова Л.И. Развитие личности и проблемы геронтологии. М.: Изд‐во ИП РАН, 2004.

Богданович Н.В. Субъект как категория отечественной психологии: история и современное состояние // Субъект, личность и психология человеческого бытия / Под ред. В.В. Знакова и З.И. Рябикиной. М.: Изд‐во ИП РАН, 2005. С. 58–84.

Брушлинский А.В. Психология субъекта и его деятельности // Современная психология. Справочное руководство / Под ред. В.Н. Дружинина. Психическая регуляция поведения. М.: Инфра‐М., 1999. С. 330–346.

Брушлинский А.В. Психология субъекта. М.: Изд‐во ИП РАН; СПб.: Алетейя, 2003.

Ганнушкин П.Б. Клиника психопатий, их статика, динамика, систематика. Н. Новгород: Изд‐во НГМА, 1998.

Журавлев И.В., Тхостов А.Ш. Субъектность как граница: топологическая и генетические модели // Психол. журн. 2003. Т. 24. № 3. С. 5–12.

Залевский Г.В. Теория субъекта и фиксированные формы поведения. // Психол. журн. 2003. Т. 24. № 3. С. 32–36.

Зауш‐Годрон Ш. Социальное развитие ребенка. СПб.: Питер, 2004.

Знаков В.В. Субъект‐объектные и субъект‐субъектные типы понимания высказываний в межличностном общении // Психология индивидуального и группового субъекта / Под ред. А.В. Брушлинского. М.: ПЕР СЭ, 2002. С. 144–160.

Знаков В.В. Психология субъекта и психология человеческого бытия // Субъект, личность и психология человеческого бытия / Под ред. В.В. Знакова и З.И. Рябикиной. М.: Изд‐во ИП РАН, 2005а. С. 9–44.

Знаков В.В. Психология понимания: Проблемы и перспективы. М.: Изд‐во ИП РАН, 2005б.

Карпов А.В. Метасистемная организация уровневых структур психики. М.: ИП РАН, 2004.

Конопкин О.А. Психическая саморегуляция произвольной активности человека (структурно функциональный аспект) // Вопросы психологии. 1995. № 1. С. 5–12.

Лабунская В.А. Психологический портрет субъекта затрудненного общения // Психол. журн. 2003. Т. 24. № 5. С. 14–22.

Лабунская В.А., Менджерицкая Ю.А., Бреус Е.Д. Психология затрудненного общения. Теория. Методы. Диагностика. Коррекция. М.: Академия, 2001.

Лазурский А.Ф. Очерки науки о характерах. М.: Наука, 1995.

Моросанова В.И. Индивидуальный стиль саморегуляции. М., 2001.

Моросанова В.И. Стилевые особенности индивидуальной саморегуляции и личностные диспозиции человека // Личностные и когнитивные аспекты саморегуляции деятельности человека / Под ред. В.И. Моросановой. М.: Изд‐во «Психологический институт РАО», 2006. С. 18–39.

Петровский В.А. Личность в психологии: парадигма субъектности. Ростов‐на‐Дону: Изд‐во «Феникс», 1996.

Селиванов В.В. Свойства субъекта и его жизненный цикл // Психология индивидуального и группового субъекта / Под ред. А.В. Брушлинского. М.: Изд‐во ИП РАН, 2002. С. 310–328.

Сергиенко Е.А. Ранние этапы развития субъекта // Психология индивидуального и группового субъекта / Под ред. А.В. Брушлинского. М.: ИП РАН, 2002. С. 270–310.

Сергиенко Е.А. Контроль поведения как развитие представлений о индивидуальности с позиций субъектно‐системного подхода. ХХ Мерлинские чтения. «В.С.Мерлин и системные исследования индивидуальности человека». Материалы межрегиональной юбилейной научно‐практической конференции 19–21 мая, 2005 г. Пермь, 2005а. Ч. 1.С. 34–48.

Сергиенко Е.А. Психология субъекта: проблемы и поиски // Личность и бытие: субъектный подход. Личность как субъект бытия: теоретико‐методологическая основа анализа. Материалы III Всесоюзной научно‐практической конференции/ Краснодар, 11–12 ноября 2005 г. Краснодар, 2005б, C. 206–225.

Сергиенко Е.А. Развитие модели психического как ментальный механизм становления субъекта // Субъект, личность, психология человеческого бытия / Под ред. В.В. Знакова, З.И. Рябикиной. М.: Изд‐во ИП РАН, 2005в. С. 113–146.

Сергиенко Е.А. Раннее когнитивное развитие: новый взгляд. М.: Изд‐во ИП РАН, 2006.

Тхостов А.Ш. Психология телесности. М.: Смысл, 2002.