Автор книги: Коллектив авторов
Жанр: Философия, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Перейдем к ключевому понятию данного раздела – к постметодологии. Это понятие может характеризовать то знание нового типа, которое было обозначено как трансперсональное, ноэтическое, трансцендентальное, явно ориентированное на преодоление традиционных форм редукционизма, считавшихся неизбежными для науки. В этом плане предполагается, что феномен транскоммуникации применительно к психологическому научному исследованию может выступать как транскоммуникативный подход в русле постметодологии. Стоит уточнить, что сама проблема постметодологии связана с поиском преодоления неизбежного редукционизма любых методологий, традиционно реализующихся в методах, призванных поддерживать иллюзию объективации. Возможно ли решить такую необычную задачу с помощью феномена и концепта транскоммуникации?
Во‐первых, вспомним: физика оказалась в авангарде наук, научившись «мерить подобное подобным». И психологии пришлось искать изощренное решение такой задачи на основе теорий изоморфизма, чтобы придумать наукообразное моделирование психических процессов (Веккер, 1976). Конечно, лучше работать с тестами не просто как с процедурами или технологиями, но как с моделями «черного ящика» – души. Это кибернетическая версия.
Однако столь опосредованный маневр «действия в обход» не снимает проблему аутентичности и релевантности получаемой информации. «Подобное – подобным!» возвращается к нам сейчас уже как научный укор. Что может быть «подобным» измерителем души? Очевидно, душа другого человека или своя собственная. Как это возможно? Загадочная способность души понимать саму себя и душу другого – это для нас ценнейшая зацепка. Традиционно это давно формулировалось как «рефлексия» и «децентрация». До сих пор научное проникновение в эти процессы было слабым. Посмотрим на это сквозь призму транскоммуникативного подхода. Общаясь, мы действительно выходим за пределы себя, т.е. транскоммуницируем, но происходит это, видимо, эйдетически, ментально, ноэтически. При этом коммуникация и тем более транскоммуникация – это общение душ. Только преодоление конвенциальных трафаретов, в которых закована традиционная коммуникация, приводит нас к более аутентичной экзистенциальной коммуникации (Ясперс, 1991) и далее – к транскоммуникации, которая уже открыта «трансперсональной реальности».
В предыдущих работах мы описали иллюзорность конвенциальной коммуникации, порождающей у человека множество психологических проблем (Кабрин, 1999).
Здоровье и личностный рост фактически являются результатами транскоммуникабельности тела – души – духа. Повторимся, что транскоммуникация – это выход за любые трафареты, нормы, схемы, парадигмы. Выходит, чтобы избавиться от фатальной редукции, необходимо выйти за рамки метода и методологии, снабжающих нас спасительными процедурами и определенными схемами интерпретаций. Получается, что, если я описываю свой уникальный опыт (импринтинг) своим вербально‐невербальным языком другому или себе, я решаюсь на наименьшую редукцию. В этом смысле транскоммуникация дает нам непредвзятый уникальный опыт друг о друге и нечто уникальное третье – наше общее как результат взаимного преодоления барьеров.
Таким образом, мы делаем первые шаги в постметодологию, где сталкиваемся с кардинальным вопросом: как сохранить для интегральной психологии (Уилбер, 2004) нередуктивный опыт, появляющийся в транскоммуникации? Прежде всего, стоит избавиться от комплекса неполноценности относительно обязательности объективации. Понять или смириться с тем, что «субъективная реальность» может как‐то «отражаться» только в «субъективной реальности». А это опять же возможно только в транскоммуникативном процессе, поскольку в отличие от обычной коммуникации, где укрепляются конвенции, нормы, стереотипы, транскоммуникация явно тяготеет к метафорам, содержащим переносный смысл, т.е., по сути, транссмысл. Часто именно по метафорам и юмору в живом общении можно уловить моменты перехода в транскоммуникативные состояния. Отсюда вытекает переосмысление известного факта, акцентированного в свое время Г. Олпортом, что художественная литература пока лучше описывает психологию живого человека, чем научная психология. Эстетика транскоммуникации, в частности, психолога и клиента могла бы стать нередуктивным материалом психологических описаний. Что‐то близкое можно наблюдать в свободных описаниях «психологических историй» и И. Ялома (Ялом, Элкин, 2002, 2003, 2005).
При этом остается и обостряется проблема сохранения научности на постметодологическом уровне. Я вовсе не считаю, что постметодологическая перспектива желательна для других наук, в этом я сомневаюсь. Мысленное экспериментирование с постметодологическим прорывом появилось у меня «не от хорошей жизни». Конечно, соблазнительно с точки зрения простых критериев наукообразия свести душу к «психике», а последнюю к поведению; будучи первокурсником ЛГУ я был «уверенным бихевиористом». Сейчас я вспоминаю: а встречались ли мне «неуверенные бихевиористы»? Не припомню. Тип методологии, избираемый ученым, и тип его личности определенно связаны. А я чем дальше, тем больше сомневался в релевантности признанных методологических подходов.
Что касается естественных наук, прогресс здесь очевиден. Например, если в конце XIX в. мозг ассоциировался с телефонным коммутатором, в ХХ – с компьютером, то в XXI микробиологи допускают сравнение с микрокомпьютером отдельного нейрона. Тогда какое же «Интернет‐пространство» могут образовать миллиарды нейронов с триллионами их потенциальных связей? Таким образом, древняя метафора «Человек как микрокосм подобен космосу» уже подтверждается физиологически. Но это только физиологический уровень. С точки зрения холистического ноэтического подхода, тело – это «конденсат» и «проводник» более тонких духовных N‐мерных свойств универсума, которыми во многом потенциально обладает душа. Однако человек, развивая свое личностное измерение и Я‐концепцию, нечасто осознает безграничность или свободу душевного процесса в отношении, по сути, основных физических ограничений, на которые неизбежно обречено его тело. Здесь обнаруживаются кардинальные различия между физической и психической энергиями, информациями, пространствами и временами.
Трансцендентальный характер этих аспектов душевной жизни начиная с древних мудрецов с какой‐то неотвратимой регулярностью отмечается мыслителями всех эпох вплоть до современной трансперсональной психологии. Однако простую емкую систему их анализа мне обнаружить не удалось. В своих последних работах я попытался свести их в единую схему на основе теории транскоммуникации.
Так, по нисходящему лучу транскоммуникации (душевное → телесное: катарсис) психическая энергия обнаруживает свою первичность или предшествование физической, телесно‐энергетической динамике (идеомоторный акт, аутотренинг и др.).
По имперссивному лучу транскоммуникации (душевное ← телесное: импринтинг) обнаруживается латентность, сокровенность, недосягаемость душевной информации по сравнению с информацией физической (Рубинштейн, 1946; Веккер, 1998). Не только студентам, но и профессионалам трудно принять простой «коан»: где находится образ, мысль, чувство и т.п.? Нигде не находится! (В системе координат‐измерений физического универсума.)
По экспрессивному лучу транскоммуникации (душевное → телесное: экстаз) обнаруживается безразмерность, или сверхмерность, психологического пространства (мотивационного, воображаемого, мысленного…) в отличии от пространства физического.
По восходящему лучу транскоммуникации (душевное → духовное: инсайт) обнаруживается собственно трансцендентность психологического времени (взаимной трансформации прошлого, настоящего, будущего, предвосхищения и чувство вечности) по сравнению с «измеряемым» физическим временем.
Для получения опытного знания об этих особых психологических степенях свободы мною был разработан специальный ноэтический практикум, основанный на трансовых состояниях (Кабрин, 2005). Транс – это сквозное базисное корневое свойство души (об этом догадывался З. Фрейд, имея в виду первичное «океаническое чувство» младенца). Однако до сих пор понятие транса не прописано даже хрестоматийно не только в отечественных словарях, но и в относительно свежей психологической энциклопедии (Психологическая энциклопедия, 2002). В лучшем случае приводится слишком узкая его интерпретация в рамках практики гипноза. (Зато вместо универсального психологического феномена транса во всех психологических словарях присутствует важный «психологический» термин – транквилизатор.) Поэтому радикальную психику ребенка мы до сих пор понимаем слишком по‐взрослому, эгоцентрично и поверхностно.
Получается, что методологически ориентированная психология, с трудом проникая в базовые психические процессы (транс), испытывает серьезные затруднения и в результате избегает исследований наиболее сложных свойств духовной психологии просветленного человека. Это я и рассматриваю как прямое следствие «методологизма», заимствованного психологией у слишком «иных» наук. Вот почему, например, ноэтический практикум, в котором участники обнаруживают свойства души, совершенно не соответствующие принятому в науке детерминизму, я рассматриваю в качестве постметодологической практики. Ибо мне неизвестны другие науки (кроме психологии и теологии), где бы трансцендентальный фактор оказывался более значимым, чем другие. Поразительно, как этот факт чаще всего игнорируется основными психологическими школами, кроме трансперсональной.
Постметодология, сохраняющая научность – это так или иначе достижение ясности. Иначе оккультизм. Этот критерий, по сути, объединяет все более конкретные требования верификаций или фальсификаций классической, неклассической и постнеклассической науки. В постметодологии можно увидеть даже возвращение к зерну научности – подобное познавать подобным. В сфере психологии это реализуется в очень простом, вроде бы давно известном принципе симпатии, тропности, т.е. сознание релевантно познается сознанием; душа – душой; переживание – переживанием (эмпатия).
Основные транскоммуникативные лучи, описанные в прежних моих работах (Кабрин, 1999, 2000), проявляются в «пиковых переживаниях» (Маслоу, 1997) – катарсисе, импринтинге, экстазе, инсайте. С другой стороны, лучи нисходящей (катарсис), импрессивной (импринтинг), экстенсивной (экстаз) и восходящей (инсайт) транскоммуникации обнаруживают универсальное стратегическое значение для нередуктивного понимания душевной жизни в целом (между зачатием и смертью). На этом макроуровне им соответствуют ноэтические сезоны душевной жизни.
Эта глобальная метафора подробно представлена в последних моих работах (Кабрин, 2002, 2005). Я к ней возвращаюсь, чтобы сделать новый акцент в понимании именно человеческой психологии. Мы привыкли к фатальной модели жизни в связи с ботаникой, биологией, позитивистской психологией, социологией и акмеологией. Согласно им, все живое зарождается, растет, расцветает, переживает апогей и с той или иной скоростью увядает. В этом ряду, пожалуй, исключением является концепция Б.Г. Ананьева о двух контурах регулирования развития человека в онтогенезе: вертикальном и горизонтальном. Под вертикальным контуром регулирования имеется в виду система спинного мозга, управляющая иерархией простейших сенсомоторных функций. Горизонтальный или билатеральный контур регулирования развивается на основе формирования межполушарных связей коры головного мозга в связи с развитием высших психических функций. В рамках этой концепции оказывается, что в то время как низшие психические функции по вертикальному контуру регулирования регрессируют уже в достаточно молодом возрасте, высшие психические функции, развиваясь на основе межполушарного взаимодействия, могут развиваться интенсивно довольно долго, все более компенсируя регресс по вертикальному контуру. Следовательно, в рамках этой концепции на психофизиологическом уровне сделана попытка понять общее психологическое развитие человека как постоянно возрастающее за счет вышеуказанных трансформаций соотношения разных контуров регулирования (Ананьев, 1969).
Но я стал интересоваться ноэтикой, нооологией, когда столкнулся с понятием метанойя в трансперсональной психологии (Уайт, 1996). Оно восходит к давним христианским традициям, где под метанойей понимали просветление, объединяющее озарение и покаяние, интуицию и совесть. Святоотеческий опыт, отраженный в текстах о добротолюбии, показывает возможность перехода такого пикового переживания момента в длительное состояние и даже в последний сезон жизни как подготовку к чему‐то большему – жизни в духе. Еще Л. Толстой в «Холстомере» писал, что есть два вида старости – гадкая и величественная. Именно последний вид относится к сказанному выше и прямо свидетельствует о том, что метанойя может быть не только результатом специальных практик, существующих во всех мировых религиях (не только в христианстве), но и естественным последним периодом земной жизни. Я наблюдал этот счастливый период у своей бабушки, конечно, не задумываясь вовсе об этой проблеме. Сейчас мне ближе по сравнению со всеми вышеназванными науками об увядании «гипотеза», сформулированная в «Тибетской книге мертвых» (в предисловии к ней К. Г. Юнга): чем сильнее, точнее, яснее выпущена «стрела духа» умирающего человека, тем значительнее результат его жизни в трансцендентальном смысле.
Путь к метанойе труден, поскольку лежит через паранойю (не в узком медицинском значении), полную опасностей, страхов и рисков, начиная с подросткового бунта, «потери головы» от любви, непонимания, одиночества вплоть до христианской «пустыни» или репрессивной социальной изоляции. Примечательно, что этот прорыв за рамки правильного разума – ортонойи, несмотря на более чем двадцатилетний период директивной социализации (семья, детский сад, школа, армия, вуз) происходит регулярно и естественно в сферу сомнений и понимания условностей и фальцифицированности большинства норм, правил, ценностей социокультурного устройства. Но это происходит у каждого слишком по‐разному, потому что «ортонойяльное образование» начинается не с чистого листа. И речь здесь – не просто о критической оппозиции генетической психологии ортодоксальному бихевиоризму во взглядах на ребен ка. В ноэтической психологии сложнее, должна получить право на существование и осмысление гипотеза о том, что суть одаренности ребенка намного глубже и тоньше: каждый рождается в уникальной «колыбели духа». Ее мы называем в соответствии с принятой схемой – протонойей. Именно благодаря этой «протонойяльной колыбели» младенец имеет еще и важную автономию от прямого диктата наследственности. В этом смысле ранее я упоминал о том, что первичные эйдосы младенца защищают его от традиционной нормативности ортонойи взрослого. Если этот «протонойяльный кокон» взламывается взрослыми или обстоятельствами раньше времени, судьба растущего человека становится причудливой и плохо предсказуемой…
Вот такая схема (не модель, не структура и т.п.) сезонов жизни человека: протонойя – ортонойя – паранойя – метанойя – в отличие от традиционных моделей «взлета – падения» выглядит скорее как экспоненциальная функция духовного роста, который может набирать скорость вплоть до конца жизни человека. Эта схема уже внутри себя содержит ориентацию на нередуктивность духовного становления человека и в этом смысле может стать основой развития соответственно нередуктивных подходов постметодологического плана, в качестве одного из которых я рассмотрел транскоммуникативный подход. В контексте этого подхода постметодологическая схема исследования может выглядеть следующим образом:
Интуитивное понимание предмета исследования (душевного в ином измерении) на основе синтеза вербально‐невербальных и понятийно‐метафорических средств в более широком семиозисе;
Непосредственная релевантность теории предмету исследования (аутентичная синтонность теории и предмета);
Создание транскоммуникативной ситуации, непосредственно релевантной теории и предмету;
Инициирование транскоммуникативного процесса, соответствующего ситуации, теории и предмету.
Предполагается, что реализация этой схемы может привести к получению нередуктивного релевантного аутентичного психологического знания.
Заканчивая очерк о первых шагах в постметодологию исследования душевной жизни, я не удивлюсь, если она будет воспринята как поиск черной кошки в темной комнате на пути к еще какой‐то методологии. Но в таком контексте можно уже иначе и более релевантно посмотреть на потенциал ценностного мира человека.
3. Ценностный мир человека в его коммуникативных и транскоммуникативных проявлениях
В первом разделе была показана коммуникативная природа и транскоммуникативная сущность ценностей как особых психологических реалий. Во втором разделе решалась проблема поиска релевантного подхода к исследованию ценностного мира человека как трансцендирующего в масштабе духовно‐душевно‐телесных соответствований транскоммуникативного процесса.
Следуя принципам холистического подхода, ценностный луч (драйв, жажду) или измерение психологического универсума человека можно понять как сквозное, голографическое, фрактальное трансцендирование и синтез его ноэтического (духовного, трансперсонального), ментального (интерперсонального, «психологического»), эйдетического (образного) и телесного (сенсомоторного) миров (Уилбер, 2004; Тихоплав, Тихоплав, 2003). Ценностный мир здесь может быть представлен метафорически как «духовный ореол», аура, свечение транскоммуникативного потенциала человека в «созвездии» обозначенных миров. Именно поэтому в непосредственно наблюдаемой телесности человека можно интуитивно почувствовать символично, синхронистично представленные эйдетические ментальные и ноэтические качества ценностного мира человека.
Таким образом, ценностный мир олицетворяет «холархию» психологического универсума человека, воплощающегося в холархии транскоммуникативных отношений с собой и миром. Имея в виду транскоммуникабельность душевной жизни человека, я в свое время попытался упорядочить все многообразие человеческой коммуникации относительно четырех уровней ее самоорганизации. При этом контакт оказывался единицей анализа и воплощением преимущественно интракоммуникативных (внутренне заданных) процессов; беседа – разговор – соответственно экстракоммуникативных (ситуативно обусловленных) процессов; диалог – дискуссия – интеркоммуникативных (проблемно – «противоречивых») процессов; коммуникативное отношение – транскоммуникативных (ценностно‐смысловых) процессов. На этом последнем уровне иерархии (шире – холархии) процессов общения я обнаружил коммуникативный мир личности (как созвездие транскоммуникативных отношений) в качестве самостоятельной реальности, соразмерной душевной жизни человека.
На этой основе был создан метод моделирования коммуникативных миров (ММКМ), позволивший моделировать транскоммуникативный потенциал самотрансцендирования человека (Кабрин, 1992). Метод содержал открытые (незадействованные) возможности. После обнаружения «стресс‐транс‐формации» в качестве «динамизирующего ядра» транскоммуникативного потенциала душевной жизни человека оказалось возможным интерпретировать ММКМ в постметодологическом ключе (Кабрин, 1999, 2005б). Все это позволяет предполагать переспективу исследования релевантных качеств ценностного мира человека с помощью ММКМ, построенного не на основе статистической стандартизации, а на принципах индивидуальной вариативности и ценностно‐смыслового качественного анализа и синтеза (Кабрин, 2005а).
Так, коммуникативная природа ценностей означает, что последние реально живут в реальных жизненных коммуникативных ситуациях, а не в искусственных тестовых инструкциях «принятия – отвержения» или в ранжировании заранее извне заготовленного «авторского» списка исследователя, который к респонденту может и не иметь отношения. При этом, даже просто желая «угадать и угодить» интенциям исследователя, респондент выдаст ему любые искусственные «реакции», которые первый захочет воспринять как «аутентичные данные».
Проективные психосемантические методы – существенный шаг в преодолении таких плачевных «исследовательских ситуаций», но и они, за случайными исключениями, не воссоздают ни коммуникативную ситуацию респондента (в его жизненном мире), ни коммуникативную ситуацию (исследователь – респодент).
В транскоммуникативной же постметодологии будет естественным воссоздавать и анализировать соотнесенность разнопорядковых коммуникативных миров: 1) интенционального «герменевтического» мира исследователя; 2) экзистенциального мира респондента и 3) собственно «исследовательского мира» как транскоммуникативного.
Кстати, модный ныне ренессанс феноменологического и экзистенциального анализа может быть релевантен в той мере, в какой удается реализовать обозначенные выше условия, поскольку любая несхоластическая теория сознательно или стихийно воплощается в исследовательской стратегии. В связи с эти имеет смысл (и «ценность») осознание этого перехода как варианта транскоммуникации в постметодологической концептуализации транскоммуникабельности ценностного мира человека.
Акцентируем два исходных момента. Любые ценности обнаруживают свое актуальное существование, «оживают» как минимум во Встрече (контакте). Нет встречи – нет переживания ценностной модальности жизни, но есть переживание или индифферентности, или потери «вкуса жизни». «Человек, не встречающийся»… ни с собой, ни с другими, ни с миром, долго ли он может просуществовать в таком жизненном ступоре? Оставим этот вопрос клиническим психологам и обратимся ко второму исходному моменту транскоммуникативной концептуализации ценностей. Речь идет о «стресс‐транс‐формации» как глубинном факторе, индуцирующем транскоммуникативный процесс и соответствующие пиковые переживания, рассмотренные в предыдущей части раздела.
Стресс → удивление → восхищение → очищение → обновление → преображение… Если встреча наполнена такими процессами, можно ли потерять вкус жизни?
То, что ценностная динамика вызывается этим транс‐фактором, подтверждается простым жизненным опытом. Если не происходят обозначенные процессы, то привычное неизбежно обесценивается, а ценность возвращается лишь через стресс опыта утраты. А любовь уходит и не возвращается из‐за предательского опустошения – лишения ее сущностных жизнеобразующих процессов. В таких ситуациях предвосхищаются человеком его транскоммуникативные состояния (прорывы, поступки) как его высшие запредельные ценности.
Следовательно, иерархия и холархия транскоммуникативных процессов в жизненном мире человека может открыться ему как иерархия его высших ценностей. И, таким образом, холархическая теория транскоммуникации может служить непосредственной системой координат анализа ценностного мира человека и в ММКМ, и в живом непосредственном транскоммуникативном опыте, минуя косвенные, обходные способы опосредования любого метода (одно из следствий постметодологической ориентации). Эти координаты можно, видимо, рассматривать как иерархию метаценностей, в пространстве которых может быть обнаружено их трансцендентальное «напряжение», «тяга», латентная устремленность в конкретном коммуникативном отношении человека к конкретному явлению, действию, событию, к себе, другому…
Если, следуя холистическому принципу, двигаться от высшего целого к более простым универсалиям, мы получим следующую иерархию уровней в ценностном мире человека.
Эти координаты можно, видимо, рассматривать как иерархию метаценностей, в пространстве которых может быть обнаружено их трансцендентальное «напряжение», «тяга», латентная устремленность в конкретном коммуникативном отношении человека к конкретному явлению, действию, событию, к себе, другому…
Следуя предложенной в конце второй части постметодологической схеме исследования, совместим исходные представления о нашем предмете (ценностный мир человека) с транскоммуникативной теорией его репрезентации.
С точки зрения холистического принципа, получаем следующую иерархию уровней в ценностном мире человека.
А. Ноэтический уровень – ценность духовной стресс‐транс‐формации (преображение, «рождение в духе»).
а) метанойя – преображенное, просветленное, благоговейное, вдохновенное принятие жизни и сопричастности универсуму как ценности;
в) паранойя – освежающая ценность стихии, время экстрима, болезненных преодолений формальных ограниченностей жизни, прорывов в свободное творчество;
с) ортонойя – ценность ясности, определенности и правильности сознания, чувств и разума;
d) протонойя – ценность чистоты, открытости, первородности, неповторимости впечатлений, образов, чувств.
В. Уровень транскоммуникативных переживаний – пиковые душевные переживания как ценности:
а) жажда инсайта хотя бы на уровне оргазма или чувства юмора;
в) возможность экспрессии – свободное экстенсивное самовыражение вплоть до экстаза;
с) жажда впечатлений – возможность импринтинга и острых ощущений;
d) возможность катарсиса – очищающий транс.
С. Уровень «простых» коммуникативных ценностей
а) ценность дружбы – любви (в отношениях);
в) ценность доверия в диалогах;
с) ценность понимания в беседах;
d) ценность встреч в контактах.
Стоит подчеркнуть, что принцип иерархичности ценностей включает их обратную кумулятивность. Верхний уровень ценностей воплощается через остальные более простые, поэтому последние оказываются включенными в ценности более высокого порядка. Такое взаимопроникновение ценностей и образует их многомерную холархию, противоположную механистической расчлененности и элементарной дифференциации.
Постметодологическая перспектива исследований предполагает не только бесконечность неповторимых ценностных конфигураций каждого человека, но и аналогичную бесконечность возможностей концептуально‐метафорических схематизаций представлений об уникальных ценностных мирах людей (групп, культур), одной из которых является рассмотренная здесь схема. Из этого же обстоятельства вытекает и бесконечное разнообразие вариаций постметодологических стратегий исследования, даже если последние вытекают из единой теории, например, теории коммуникативных миров и ММКМ. Рассмотрим такую перспективу.
Исходным условием здесь является вовлечение респондентов в ситуацию самоанализа своего жизненного мира. Исследователь актуализирует у них ценность аутокоммуникации и ценность коммуникативного мира.
Основанием активности респондента является не столько «инструкция», сколько индукция свободно смыслотворчества:
сказать что‐то о проблемах, темах, интересах, которые обсуждаются с собой и в своем круге общения;
сказать что‐то о партнерах, с которыми обсуждаются указанные проблемы;
далее производится невербальное субъективное оценивание интенсивности переживаний и общения в обозначенных выше контекстах. Стандартизировать такой материал не составляет большого труда.
Так, умещающийся на одной странице и соотнесенный по всем названным аспектам, он даст минимум сто невербальных показателей (Кабрин, 2005а). Однако важнее понимать основной ценностный вектор анализа смыслового пространства – времени коммуникативного мира. Он задается на первом этапе самоанализа каким‐то определением исходной проблемной ситуации. Предполагается, что таких способов может быть великое множество. Я и мои коллеги применяли данную исследовательскую схему к анализу внутреннего мира личности, коммуникативного мира личности в семье, в компании, учебной группе или организации и т. п. Любое метаценностное основание может ориентировать внимание на различные ценностные субмиры. Так мы получали специфическую информацию о субмирах студентов и их родителей, предлагая им следующее определение исходной ситуации: «Ради решения каких проблем и ради кого вы готовы изыскивать и резервировать свои жизненные ресурсы?» Такая ситуация ориентирована на выявление метаценностей и метамотивации. Аналогично исследуются «коммуникативные миры образования» в менталитете студентов и преподавателей.
* * *
В постметодологической перспективе далее мы намерены переадресовать определение основного ценностного вектора коммуникативного мира самому субъекту этого мира, как бы доверить ему «чистый лист» или дать полную свободу самотрансцендирования. Этим самым мы получаем постметодологическое расширение исследовательской ситуации. Для достижения полной релевантности ситуации и процесса исследования в качестве вариантов можно предложить принципы организации «Группы встреч», «Группы экзистенциального опыта», «Практикума ноэтического опыта» как собственно исследовательские.
Главный критический вопрос: не аналогична ли такая стратегия намерению горе‐исследователя, умерщвляющего лягушку, чтобы понять, что же ею движет; или вытаскивающего рыбу из воды, чтобы она увидела свой жизненный мир со стороны и тем самым пробудилась к самосознанию?
Литература
Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. Л.: Изд‐во ЛГУ, 1969.
Асмолов А.Г. По ту сторону сознания: Методологические проблемы неклассической психологии. М.: Смысл, 2002.
Ассаджиоли Р. Психосинтез. Изложение принципов и руководство по технике. М.: Эксмо Пресс, 2002.
Балинт М. Базисный дефект: Терапевтические аспекты регрессии / Пер. с англ. М.: Когито‐Центр, 2002.
Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники / Под ред. И.Т. Фролова. М.: 1986.
Бейтсон Г. Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии. М.: Смысл, 2000.
Белинская Е.П. Взаимосвязь ориентаций и образа социального мира // Мир психологии. 2004. № 3 (39). С. 97.
Братусь Б.С. Образ человека в гуманитарной, нравственной и христианской психологии // Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии / Под ред. Д.А. Леонтьева, В.Г. Щур. М.: Смысл, 1997. С. 67–91.
Будинайте Г.Л., Корнилова Т.В. Личностные ценности и личностные предпочтения субъекта // Вопросы психологии. 1993. № 5. С. 99–105.
Буякас Т.М., Зевина О.Г. Опыт утверждения общечеловеческих ценностей – культурных символов – в индивидуальном сознании // Вопросы психологии. 1997. № 5. С. 44–56.
Ван Каам А. Трансцендентная терапия // Журнал практического психолога. 1998. № 6. С. 3–20.
Василюк Ф.Е. Методологический анализ в психологии. М.: Смысл, 2003.
Веккер Л.М. Психика и реальность: единая теория психических процессов. Л., Изд‐во ЛГУ, 1976.
Волочков А.А., Ермоленко Е.Г. Ценностная направленность личности как выражение смыслообразующей активности // Психологический журнал. 2004. Т. 25. № 2. С. 17–33.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?