Текст книги "Психология человека в современном мире. Том 3. Психология развития и акмеология. Экзистенциальные проблемы в трудах С. Л. Рубинштейна и в современной психологии. Рубинштейновские традиции исследования и экспериментатики. Материалы Всероссийской юбилейной "

У женщин в возрасте 46–60 лет взаимосвязь интеллекта и творческого мышления локализуется на вербальном и пространственном интеллекте, с одной стороны (соответственно 14 и 14 значимых корреляций), и вербальной креативностью – с другой (20 значимых корреляций).

Таким образом, в последней возрастной группе у мужчин и женщин наблюдаются диаметрально противоположные тенденции. У мужчин устанавливаются взаимосвязи почти всех показателей интеллекта и креативности. У женщин взаимосвязи сконцентрировались на показателях пространственного и вербального интеллекта, с одной стороны, и вербальной креативности – с другой.

Следовательно, на протяжении жизни в интеллекте и креативности происходит переструктуризация взаимосвязей, которая показывает диаметрально противоположные тенденции динамики интеллекта и креативности в период взрослости у мужчин и женщин. У женщин креативность в период с 18 до 35 тесно связана с интеллектом по большинству характеристик, однако после 35 лет интеллект и креативность становятся более независимыми характеристиками и их взаимосвязи локализуются на чувстве языка, индуктивном речевом мышлении, наглядном целостном мышлении, абстрагировании и комбинаторных способностях.

У мужчин наоборот. В первой половине рассматриваемого возрастного периода интеллект и креативность оказывают несущественное влияние друг на друга. При этом наиболее выражена связь интеллектуальных вербальных умений: проводить логический отбор, способность выносить суждение, способность к абстракции с образным и вербальным творческим мышлением. По мере взросления взаимосвязь интеллекта и креативности развивается и захватывает новые стороны интеллекта. В возрасте 26–35 лет устанавливаются связи между умением различать отношения между понятиями, интеллектуальными и творческими вербальными способностями к комбинированию. В 36–45 лет и вербальная, и образная креативность у мужчин тесно связана с пространственным воображением, наглядным целостным мышлением и комбинаторными интеллектуальными способностями. И наконец, в старшей возрастной группе у мужчин наступает период широкой взаимосвязи всех проявлений креативности с большинством интеллектуальных факторов. Интеллект и креативность взаимодействуют в этот период у мужчин наиболее полно.

Таким образом, можно отметить, что динамика креативности и интеллекта у мужчин и женщин на протяжении жизни существенно различается. И если общие тенденции изменений по мере взросления являются едиными и для мужчин, и для женщин: креативность – к убыванию, а интеллект – к увеличению, то после 45 лет они становятся диаметрально противоположными. У женщин резко увеличивается креативность. При этом интеллект также продолжает расти. У мужчин после 45 лет наблюдается понижение как интеллектуального уровня, так и уровня творческого мышления. А тенденции динамики структурных взаимосвязей интеллекта и креативности на протяжении взрослости у мужчин и женщин диаметрально противоположны. У женщин динамика идет от более хаотичной и всеобъемлющей взаимосвязи разных показателей креативности с показателями интеллекта к более локализованной структуре. У мужчин, наоборот, связь интеллекта и креативности изменяется от слабо выраженной в период ранней взрослости к более тесной и разветвленной в старшей возрастной группе.

На современном этапе развития общества значимым вопросом является сохранение и укрепление физического и психического здоровья подрастающего поколения. Ситуация политической и экономической нестабильности в стране провоцирует появление различного рода девиаций и форм аддиктивного поведения. Наряду с алкоголизмом, курением, наркоманией, ставшими традиционными формами зависимого поведения, в один ряд встают игровые зависимости: зависимость от азартных игр и компьютерная аддикция.

Проблеме формирования и развития различных форм зависимого поведения посвящены исследования С. Н. Буранова (1992), М. С. Иванова (2000), Л. К. Фортовой (2007), К. Янг (1998), Е. В. Зеркиной (2007), Л. А. Журавлевой (2000), А. И. Баркан (2007) и др.

Ввиду особенности формирования личности наиболее подвержены формированию зависимости от компьютерных игр подростки. Кризис подросткового возраста характеризуется как переломный, переходный, критический в плане физиологического и психического развития. Действительность еще не может предоставить подростку место в системе отношений со взрослым, но и в детском сообществе подросток также не хочет больше находиться. Если в школе нет системы, удовлетворяющей его общение, возникают трудности в социальной адаптации и решение собственных проблем часто находит свое отражение в уходе от реальности в виртуальный мир игры. Следует разобраться в том, что побуждает подростка уйти в «виртуальный мир» – возможность реализовать себя в какой-либо деятельности, бегство от реального мира, поиск друзей, стремление изучить новые виды деятельности, получить новые знания или что-то другое?

Исследователями доказано, что алкогольная, наркотическая и игровая зависимости имеют много общих признаков и механизмов возникновения и развития (Иванов, 2000; Фортова, 2007 и др.). Это приобретает особое значение вследствие того, что в процессе игры подростки часто поддерживают свое состояние, употребляя «допинги»: алкоголь или психоактивные вещества. Таким образом, существуют основания относить особенности подросткового возраста к факторам риска формирования аддиктивной стратегии взаимодействия с миром.

В области изучения формирования зависимости от компьютерных игр необходимы дальнейшие исследования. Это и определило содержание нашей работы по изучению индивидуально-типологических и характерологических маркеров формирования компьютерной игровой зависимости у подростков 14–16 лет, так как данных по этой теме в литературе нами не обнаружено.

Мы предполагаем, что в качестве маркеров формирования игровой зависимости выступают такие индивидуально-типологические характеристики, как низкая пластичность, низкая социальная пластичность и высокая эмоциональная чувствительность; такие характерологические особенности, как замкнутость, тревожность, напряженность, демонстративность, повышенная возбудимость.

Методы

В нашей работе мы использовали следующие методы: для диагностики динамики психоэмоционального состояния до и после игры – опросник САН (Самочувствие, Активность, Настроение); опросник Леонгарда – Шмишека для изучения типов и степени выраженности акцентуаций характера; тест на определение психологических защит Плутчика – Келлермана – Конте; опросник структуры темперамента (ОСТ) Русалова; тест Гарбузова для выявления ведущих инстинктов. В качестве контрольного мы выбрали тест для определения уровня развития интеллекта – прогрессивные матрицы Дж. Равена.

В исследовании приняли участие 138 подростков в возрасте 14–16 лет. Экспериментальными базами для нашего исследования стали гимназия № 343 и школа № 326 г. Санкт-Петербурга, а также компьютерные клубы.

Результаты

Следует обратить внимание, что большинство гейм-аддиктов – это представители мужского пола (72 % мальчиков против 13 % девочек). Для сравнения мы объединили мальчиков в группы, которые составили: 1) зависимые мальчики, которые играют в клубах; 2) зависимые мальчики, которые играют дома; 3) мальчики с предрасположенностью к игровой компьютерной зависимости (те, которые по анкете гейм-аддикции набрали 3 и 4 балла); 4) мальчики без гейм-аддикции.

Мы получили различия в уровне развития общего и невербального интеллекта (прогрессивные матрицы Дж. Равена) между подростками с зависимостью (клубные) и без таковой (t эмп. = 3,35; t кр. = 3,5; р ≤ 0,002). Среднегрупповой балл у клубных подростков составил 91,33±11,28, у зависимых подростков школьников – 95,82±10,11, у зависимых учащихся гимназии – 105,76±24,05, данные у предрасположенных к формированию гейм-аддикции школьников и гимназистов – 107±5 и 104,33±28,1 соответственно. Показатели у группы мальчиков без игровой зависимости – 109,56±13,8.

Мы можем отметить, что среди зависимых подростков показатели уровня развития общего и невербального интеллекта ниже, чем у их сверстников, которые либо предрасположены к гейм-аддикции, либо не проявляют ее признаков. Отдельно стоит остановиться на данных зависимых учащихся гимназии. Возможно, их более высокие показатели развития интеллекта являются следствием более усиленной учебной нагрузки по сравнению с обычными школьниками.

Анализ среднегрупповых показателей выполнения методики Плутчика – Келлермана – Конте (психологические защиты личности) позволил проследить нам, что показатель общей напряженности психологических защит у клубных подростков выше, чем у представителей других обозначенных нами групп. Ведущими защитами практически во всех группах являются проекция и рационализация. Однако стоит отметить высокие показатели по шкале отрицания у клубных подростков и зависимых школьников, что свидетельствует о стремлении ухода от реальности. Общение с такими мальчиками представляет собой действие, которое не вызывает у них никаких ощущений, а только «голую» эмоцию – радость, восторг, недовольство. У зависимых учащихся гимназии есть только тенденция к повышенному использованию отрицания. Здесь появлению в полной мере этой защиты, по нашему мнению, мешает социальная обстановка в гимназии, так как там все время учеников привлекают к участию в каких-либо проектах. Поэтому полностью уйти от реальности им не удается. Таким образом, мы можем сделать предварительный вывод о том, что одним из маркеров формирования гейм-аддикции являются средне-низкие показатели общего и невербального интеллекта в сочетании с высокой частотой использования защиты «отрицание».

Сравнительный анализ свойств темперамента также позволил выделить некоторые различия в сопоставляемых группах. Так, клубные подростки имеют достоверно низкие показатели по шкалам эргичности (t эмп. = 0,63; t кр. = 0,85; р ≤ 0,2), пластичности (t эмп. = 0,95; t кр. = 1,32; р ≤ 0,1) и социального темпа (t эмп. = 2,24; t кр. = 2,50; р ≤ 0,01). На основании этого мы можем сделать выводы, что такие подростки характеризуются пассивностью, низким уровнем тонуса (данные по опроснику САН подтверждают это: среднегрупповой показатель активности до игры у клубных мальчиков равнялся 4,41±0,92, а после игры стал равным 5,36±0,74). Также мы можем наблюдать нежелание заниматься умственной работой и вовлекаться в процесс какой-либо деятельности, кроме игровой, склонность к монотонной работе, а также к речевой медлительности и медленной вербализации.

Анализ опросника Леонгарда – Шмишека на выявление типов акцентуаций характера подтвердил наше предположение о том, что гейм-аддикты будут являться акцентуантами по определенному типу. В результате клубные и зависимые подростки показали самые высокие результаты по следующим акцентуациям: тревожный тип, циклотимический тип, демонстративный тип, неуравновешенный тип и экзальтированный тип. Следовательно, портрет зависимого подростка будет выглядеть следующим образом. Такой подросток будет стремиться к «показушничеству» и работе на публику, у него будет повышенный фон тревожности, склонность к страхам, пугливость, оптимизм его может резко сменяться пессимистическими взглядами, предприимчивость уступать место заторможенности, повышенное настроение вмиг меняться на мрачное. Зависимые подростки легко приходят в восторг при победе и находятся в полном разочаровании от печальных событий. Следует отметить, что эти мальчики более чувствительные и впечатлительные, чем остальные сверстники, и отличаются глубиной переживания событий.

Результаты теста на выявление доминирующих инстинктов позволяют выделить доминирующий инстинкт и типовую принадлежность гейм-аддиктов по сравнению с остальными группами. Группа клубных мальчиков доминирует по эгофильному, генофильному и дигнитофильному типам. Это значит, что для них в первую очередь важнее всего безопасность и собственное здоровье, интересы семьи, сохранение собственного достоинства. Группа зависимых подростков наибольшие результаты показала по шкале доминантного типа. Их позиция в жизни можно выразить словами: «дело и порядок – превыше всего, будет хорошо всем – будет хорошо каждому». Эти данные впоследствии можно будет использовать при составлении блока коррекционных занятий. Интересно отметить результаты по шкале альтруистического типа. По данной шкале все группы, кроме подростков без игровой зависимости, получили низкие значения. Это свидетельствует о том, что у зависимых и подверженных зависимости подростков отсутствует стремление делать добро и проявлять эмпатию или хотя бы понимание к окружающим. Группа подростков с предрасположенностью к формированию игровой зависимости получила по этой шкале максимальный результат.

Заключение

На сегодняшний день проблема гейм-аддикции остается актуальной. В связи с непостоянством мнения, мировоззрения, а также с трудностями при вхождении в мир взрослых подросток наиболее подвержен формированию любых форм зависимости, в частности игровой компьютерной. По результатам нашего исследования, маркерами формирования игровой компьютерной зависимости являются: средне-низкие показатели общего и невербального интеллекта в сочетании с высокой частотой использования защиты «отрицание»; низкие показатели по шкалам эргичности, пластичности и социального темпа; акцентуации по тревожному, циклотимическому, демонстративному, неуравновешенному и экзальтированному типам; доминирование по эгофильному, генофильному и дигнитофильному типам или по доминантному типу.

Литература

Аверин В. А. Психология личности: Учебное пособие. СПб.: Изд-во В. А. Михайлова, 1999.

Бабаева Ю. Д., Войскунский А. Е. Психологические последствия информатизации // Психол. журн. 1998. Т. 19. № 1. С. 89–100.

Бейли Н. Статистические методы в биологии. М.: Изд-во «Мир», 1963.

Войскунский А. Е. Групповая игровая деятельность в Интернете // Психол. журнал. 1999. Т. 20. № 1.

Шапкин С. А. Компьютерная игра: новая область психологических исследований // Психол. журнал. 1999. Т. 20. № 1. С. 86–102.

Шмелев А. Г. Мир поправимых ошибок // Вычислительная техника и ее применение. Компьютерные игры. 1988. № 3. С. 16–84.

Эльконин Д. Б. Психология игры. М., 1978.

Балонов И. М. Компьютерные игры как элемент массовой культуры. http:// gcon.pstu.ac.ru/pedsovet/library/002.htm.

Публикации и ресурсы по людологии (науки об играх). http://igrology.ru/ ldlg_pubresources.

1. 2. Акмеология

Необходимость изучения особенностей и выявления принципов действия человека как субъекта и феноменов субъектности и субъектной позиции приобретает особое значение, прежде всего, в контексте возможностей и способностей субъектного самоосуществления человека.

Однако проблема субъекта и субъектности как сущностного свойства человека приобретает актуальность и в силу поднятия на новый уровень самого человека как субъекта, «впущенного в бытие» (по С. Л. Рубинштейну), роста его самосознания, самоопределения, творческого потенциала и т. д. и поэтому роста потребностей и внутренней необходимости саморазвития и самореализации в социуме, потребности состояться как человек. В связи с этим актуализируется задача изучения и осмысления реальных возможностей и условий субъектного роста и изучения характеристик развития субъектности как основания осуществления и самоосуществления человека.

А. В. Брушлинский, глубоко исследовавший феномен субъект, писал: «Человек как субъект – это высшая системная целостность всех его сложнейших и противоречивых качеств, в первую очередь психических процессов, состояний и свойств, его сознательного и бессознательного. Такая целостность формируется в ходе исторического и индивидуального развития людей. Будучи изначально активным, человеческий индивид, однако, не рождается, а становится субъектом в процессе общения, деятельности и других видов активности» (Брушлинский, 1994, с. 31). Емкое и глубокое определение раскрывает процессуальность субъектности субъекта. Человек в процессе своего развития осваивает, завоевывает позиции быть субъектом конкретных видов деятельности, субъектом соответствующих отношений и т. д. Однако представляется необходимым разделять субъектность как определенный уровень развития человека как субъекта определенных сфер деятельности, о чем идет речь у А. В. Брушлинского, и субъектность человека как субъекта в качестве носителя социального, когда субъектность объективно выступает как свойство человека, как образующее его в его человеческой сущности. Заложенная в человеке субъектность полагает развитие ее в онтогенезе как связанной с особым – человеческим – психическим, с реализацией свойственных определенности человека особенностей. И соответствующий уровень развития индивида в деятельности в онтогенезе (а также в филогенезе, в культурно-историческом процессе) раскрывает все особенности определенности человека как субъекта и поэтому субъектности, самости, сознания. В частности, специфика человеческого психического обусловливает возможности и соответствующие уровни психологических характеристик субъекта, в том числе связанных с большим или меньшим его самоопределением, самосознанием, определяющими его субъектную представленность в качестве субъекта различных видов деятельности. Но такая позиция полагает обусловленность ее сущностной характеристикой человека как особой определенности в бытии и становление его как такой определенности.

Возникает вопрос, как соотносятся приобретаемые в индивидном развитии субъектные свойства субъекта (носителя социального) и субъектность человека (заключающая внутреннюю логику его осуществления), заложенная в генезисе человека и социума. Для нас в данном случае исходной является позиция, согласно которой субъектность в неразрывной связи с самостью, сознанием, деятельностью, опосредованной субъектом и опосредующей субъекта, определяет действенные возможности человека как его сущность. «Человек как субъект должен быть введен внутрь, в состав сущего, в состав бытия и соответственно определен круг философских категорий. Человек выступает при этом как сознательное существо и субъект действия, прежде всего как реальное, материальное, практическое существо… с появлением новых уровней бытия, в новом качестве выступают и все его нижележащие уровни. Иными словами, человеческое бытие – это не частность, допускающая лишь антропологическое и психологическое исследование, не затрагивающая философский план общих категориальных черт бытия. Поскольку с появлением человеческого бытия коренным образом преобразуется весь онтологический план, необходимо видоизменение категорий, определений бытия с учетом человека. Значит, стоит вопрос не только о человеке во взаимоотношении с миром, но и о мире в соотношении с человеком как объективном отношении» (Рубинштейн, 1973, с. 259).

Человек изначально выступает в мире как субъект, обладающий определенными свойствами, возможностями и среди них способностью к особой активности, способностью творить, преобразовывать, целесообразно действовать и т. д., постоянно развивать свои субъектные свойства, свою субъектность в процессе онтогенеза и филогенеза, в культурно-историческом развитии, расширяя свои возможности в качестве субъекта. И поэтому, рассматривая развитие человека в онтогенезе, мы полагаем его развитие именно как субъекта. Итак, исходным для нас в данном случае является понимание человека изначально как субъекта в качестве носителя особого типа активности – деятельности, которая обладает особыми, только ей присущими свойствами и в которой осуществляется и развивается человек в качестве субъекта за счет реализации и развития его субъектных способностей обеспечивающих его саморазвитие и самореализацию.

Возможность, способность, потребность и необходимость саморазвития и самореализации, заложенные в определенность целостности человека, объективно полагают (как сформированную в антропогенезе) системную взаимосвязь и взаимообусловленность сознания самости, способности относиться и самоотноситься, субъектности реализующегося в деятельности и реализующего деятельность субъекта. Такая взаимосвязь обусловливает наличие и обусловливается наличием особого психического свойства человека – субъективности, которая обеспечивает формирование системы отношений человека к себе, к деятельности, к себе в деятельности и т. д. В результате вырабатывается активная позиция и определяется характер собственной действенности субъекта. Человеческое «психическое объективно существует только как субъективное» (Брушлинский, 2003, с. 11) и определяется сложно опосредованными особенностями развития растущего человека в онтогенезе: особенностями развития его деятельности, уровнем его субъектного развития, уровнем способности и возможности субъективного отношения к жизненным обстоятельствам, к себе, к другим. Эти взаимообусловленные и взаимоопосредованные особенности развития определяют индивидуальную потребность в самореализации, выражающую, в частности, не только самость человека, но и его субъективную характеристику. В этом плане проблема самости, субъектности и субъективности субъекта в контексте обсуждения самореализации приобретает особый смысл. Условно можно сказать, что если субъект – это носитель социального движения, субъектность – это свойство субъекта, то субъективность – это то, что свойственно субъекту в его отнесенности к действительности, обусловливаемой уровнем развитости субъектности.

В наличии субъективности раскрываются важнейшие характеристики человека, обеспечивающие, в частности, его потребность в самореализации, самоосуществлении. В этом плане «субъективная реальность представляет собой индивидуально своеобразную систему отражения субъектом взаимодействия с внешним миром» (Каган, Эткинд, 1989, с. 10).

В соотнесении субъективности, субъектности и субъекта заключается то реально действенное начало, в котором раскрывается субстанциальная сущность системной целостности человека как особой определенности, способной не только к саморазвитию, но и к самореализации. И целью человека становится не просто его саморазвивающееся Я, но и поднятие его Я над собой на новый уровень, прежде всего, благодаря соответствующей реализации себя в социуме как осуществления его вершинного Я. Интерпретируя Гегеля, в данном контексте можно сказать, что субъект не только «чувствующий индивидуум (который – А. Д.), свою субстанциальность… положил как субъективность, овладел собой и стал для себя властью над самим собой» (Гегель, 1977, с. 137), но властью над самим собой ощутил восторг своей ценности и нужности в своей творческой, значимой для себя и общества деятельности (Деркач, Сайко, 2008).

Субъективность несет в себе действенные начала субъектности как свойства деятельного субъекта, созидающего социальный мир, самости, обусловливающей отношение к себе и к миру через свое сознательное Я, она полагает деятельность субъекта как условие своего наличия и поэтому приобретает важное значение в осмыслении феномена самореализации человека, в акмеологическом развитии его в онтогенезе.

Наращивание субъектности, обеспечивающей развитие всех способностей и возможностей, свойственных человеку в силу формирования соответствующих психологических новообразований, роста самосознания, самопонимания, самоопределения и т. д., становится условием повышения субъектного потенциала индивида, развития его как субъекта действия, развертывания его субъектной позиции. Субъектные способности как присущие человеку становятся важным фактором в развитии субъектности субъекта, утверждающего себя в социуме. «В своем противопоставлении миру вещей «в себе для себя» субъектность есть потенциальность» (Ватин, 1984, с. 73). И это та потенциальность, которая полагает удержание ее не только в форме саморазвития субъекта, но и в форме самореализации его на всей дистанции онтогенеза.

Сложно структурированный процесс наращивания субъектного потенциала происходит в онтогенезе, в котором в качестве основных его образующих выступают две стороны развития – саморазвитие и самореализация в их сложной взаимообусловленности в качестве основных, постоянно воспроизводимых образующих, несущих результативность и исходное содержание процессуальности этого развития (см. подробнее: Деркач, Сайко, 2007; Деркач, Сайко, 2008). Обусловленные особенностями определенности человеческого бытия, сформированными в антропогенезе (Сайко, 2006), процессы саморазвития и самореализации определяют движение человека как субъекта, творчески выстраивающего социальный мир и себя в нем. И лишь определенный уровень саморазвития в развитии индивида обеспечивает актуализацию потребности, способности и возможности его самореализации на соответствующем уровне и в соответствующей форме (накопления, актуализации, проявления и др.) ее осуществления. В реально нормальном процессе развития человека только самореализация, выявление себя в социуме и соответствующей оценке и самооценке обеспечивают дальнейшее активное саморазвитие человека. Именно самореализация, полагающая «выход» человека в социум и потребность представить себя в нем в своей творческой действенности, в наибольшей степени обеспечивает пространство и способ накопления его субъектного потенциала. В результате формируется соответствующий уровень возможности действительно реализовать растущую потребность и способность к творческому самоосуществлению. Такая способность к активному действию проявляется в условиях, когда человек испытывает потребность в творческом самоосуществлении в социально значимой, социально признаваемой деятельности и получает возможность реализовать свои творческие способности, достигая подлинного акме. С. Л. Рубинштейн писал: «Я самоопределяюсь во всех своих отношениях к людям, в отношении своем ко всем людям – к человечеству как совокупности и единству всех людей. И лишь в единстве человечества определяется и осуществляется этически субъект» (Рубинштейн, 1994, с. 252–253). И такая способность здесь раскрывается как всеобщая – человеческая.

К. К. Роджерс рассматривает человека «как личность, постоянно создающую себя, осознающую свое назначение в жизни, регулирующую границы своей субъективной свободы» (Роджерс, 1986, с. 227–228). Регулируя, расширяя границы своей свободы, создавая себя в социальном мире и сам социальный мир в своей преобразующей деятельности, выходя в ней за пределы вчерашних достижений, человек реализует свою потребность самоосуществиться. В этом плане именно самореализация как структурно-содержательный компонент онтогенеза определяет смыслосодержание акмеологического развития, полагающего постепенный, но постоянный рост-развитие потребности, способности и возможности творческого самовыражения субъекта как необходимого условия саморазвития, а поэтому развития в целом, вплоть до реально осуществляемой самореализации в действительно значимой для самого человека и социально значимой и социально оцениваемой деятельности, в которой он реально становится субъектом действительного социального действия, достигая на соответствующем уровне такого развития акме, как условие перехода через себя к себе новому, более значимому. Структурирование акмеологического развития полагает разные уровни его результативного осуществления как для разных возрастных периодов, так и для разных индивидуумов (что обусловлено индивидуальными особенностями, условиями их развития и т. д.), прежде всего, разный уровень проявления субъективности, самости, субъектности, потребности в самореализации как основания и условия последнего и т. д. Только определенный уровень, степень, глубина, структура, смысловая нагрузка самореализации, связанные с действительным самоосуществлением человека в творческой, социально оцениваемой и необходимо значимой деятельности, рождают подлинное акме, выступающее для человека показателем его реальной субъектной зрелости и творческого потенциала как действительного субъекта социального действия, обеспечивающего соответствующее развитие социального. Субъект акмеологического развития предстоит как субъект активной, преобразовательной творческой деятельности, постоянно переходящий через себя в своей действенной позиции в ней. Творчески осуществляя деятельность, субъект акмеологического развития реализует все свои потенциальные возможности – самость, сознание, самосознание, субъективность, специфические потребности и способности самореализации – и предъявляет заявку на творческое и социально значимое действительное самоосуществление.

Литература

Брушлинский А. В. Проблемы психологии субъекта. М., 1994.

Брушлинский А. В. Психология субъекта (страницы последней книги А. Б. Брушлинского. Гл. 2: Психология толерантности) // Психологический журнал. 2003. Т. 24. № 2. С. 6–14.

Ватин И. В. Человеческая субъективность. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростов. ун-та, 1984.

Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. В 3 т. Т. 3: Философия духа. М., 1977.

Деркач А. А., Сайко Э. В. Субъектность субъекта в акмеологическом развитии и проблемы его субъектного самоосуществления // Мир психологии. 2008. № 3. С. 205–219.

Деркач А. А., Сайко Э. В. Потребность в самореализации как феномен социального мирам основание акмеологического развития // Мир психологии. 2008. № 1.

Деркач А. А., Сайко Э. В. Развитие в акмеологии и акмеологическое развитие в структуре онтогенеза // Мир психологии. 2007. № 2.

Каган М. С., Эткинд А. М. Индивидуальность как объективная и субъективная реальность // Вопросы психологии. 1989. № 4.

Роджерс К. К. К науке о личности // История зарубежной психологии. М., 1986.

Рубинштейн С. Л. О философской системе Г. Когана // Историко-философский ежегодник: 1994. М., 1994.

Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973.

Рубинштейн С. Л. Принцип творческой самодеятельности // Вопросы философии. 1989. № 6.

Сайко Э. В. Субъект: созидатель и носитель социального. М.; Воронеж, 2006.