Текст книги "Русская литература XIX века. 1880-1890. Учебное пособие"

В.М. Гаршин (1855–1888)

В литературном процессе 70—80-х гг. XIX в. творчество Всеволода Михайловича Гаршина занимает особое место. По словам его современника поэта Н. Минского, он «сделался центральною, героическою личностью своего поколения».

Все, знавшие Гаршина, вспоминали о необыкновенном обаянии его личности, о его мягкости, доброте, честности, ясном уме. «Я часто думал, что если можно представить себе такое состояние мира, когда в человечестве наступила бы полная гармония, то это было бы тогда, если бы у всех людей был такой характер, как у Всеволода Михайловича», – признавался его близкий друг зоолог В.А. Фаусек. «Его окружало всеобщее уважение, он возбуждал единодушную любовь у всех, кто видел его хоть однажды», – писал В.И. Бибиков. В.М. Гаршин обладал исключительной впечатлительностью и «чутьем к боли вообще» (А.П. Чехов).

В детстве он был невольно вовлечён в семейную драму: его мать оставила семью вместе с воспитателем старших детей П.В. Завадским, участником народнического движения. Всеволод Гаршин стал предметом ожесточённой распри родителей. В 1863 г. мать забрала его у отца.

Испытав влияние народнических и толстовских идей, Гаршин не стал ни народником, ни толстовцем. Ключевая идея писателя, определявшая его жизнь и творчество, заключалась в стремлении разделить с народом ношу его страданий, принять на себя большую её часть.

Сюжеты и конфликты его первых произведений преломлены через болезненно напряжённое сознание героя-повествователя. Он сразу заявляет о себе и повествует преимущественно о себе: «Война решительно не даёт мне покоя…» («Трус»); «Как случилось, что я, почти два года ни о чём не думавшая, начала думать, – не могу понять» (Происшествие»). Не случайно на первых порах в творчестве писателя преобладают субъективные формы повествования: монолог-исповедь («Четыре дня» и др.) или два монолога («Художники»), Герой Гаршина – человек страдающий. В основе гаршинских сюжетов часто лежат неразрешимые нравственные коллизии, в его творчестве ощутимо преобладание трагического пафоса.

В 1877 г. Гаршин добровольцем участвовал в русско-турецкой войне, поступив рядовым в пехотный полк. С этим жизненным опытом связан его литературный дебют. Первый рассказ – «Четыре дня» (1877) – написан в госпитале, где Гаршин находился после ранения.

Рассказ сразу принес Гаршину известность. В нем повествуется о физических и нравственных мучениях тяжело раненного солдата, который четыре дня лежит на поле боя рядом с разлагающимся телом убитого им турка. Обострённый субъективизм (повествование ведётся от первого лица), жёсткий натурализм описаний, придание символического смысла описываемым событиям и явлениям обнаружили в этом рассказе яркие индивидуальные черты стилистической манеры Гаршина.

Герой другого рассказа «Трус» (1879) потрясён тем, какой трагедией становится смерть одного человека и как равнодушны люди к сухой статистике военных потерь. И умирающий студент-медик Кузьма, и молодой доктор, не вынесший зрелища чужих мук и покончивший с собой, и погибающий в финале рассказа повествователь представляют собой разные воплощения гаршинского страдающего героя. Бессмысленность уничтожения людьми друг друга на войне мучительна, выход из этого духовного тупика, по Гаршину, один – разделить со всеми общее страдание: «…война есть общее горе, общее страдание, и уклоняться от псе, может быть, и позволительно, но мне это не нравится».

В творчестве Гаршина заметна своеобразная циклизация. Его произведения легко группируются по теме, общим героям или по жанру. Так своеобразным циклом можно считать «военные», «армейские рассказы» писателя «Четыре дня», «Трус», «Денщик и офицер», «Из воспоминаний рядового Иванова»; подчеркнуто связаны между собой рассказ «Происшествие» и повесть «Надежда Николаевна», посвящённые судьбе падшей женщины; Гаршин мечтал издать свои сказки отдельной книжкой с посвящением: «Великому учителю моему Гансу Христиану Андерсену».

О сущности и предназначении искусства Гаршин размышлял в рассказах о художниках. Ещё в годы обучения в Горном институте (1874–1877) будущий писатель пережил страстное увлечение живописью, сблизился с кружком художников-передвижников, выступал со статьями о художественных выставках. Позднее он близко познакомился с Репиным, Ярошенко, Поленовым, Суриковым.

Два разных типа художественного творчества представлены в рассказе «Художники» (1879) в образах Дедова и Рябинина. Первый очарован красотой мира, второй потрясён страданиями людей. Прекрасные пейзажи Дедова противопоставлены картине Рябинина «Глухарь», изображающей рабочего, сидящего внутри котла и принимающего на себя удары молота. Пережив душевное потрясение, Рябинин отрекается от искусства и уходит в сельские учителя.

Антитеза часто положена в основу системы образов в рассказах Гаршина («Художники», «Сигнал», «Attalea prmceps»). Значительную роль в его поэтике играют также символ и аллегория. Сюжеты гаршинских рассказов исполнены философского смысла, тяготеют к универсальным обобщениям. Очевидно пристрастие писателя к символико-аллегорическим жанрам: притча («Attalea prinseps»), легенда («Сказание о гордом Аггее»), сказка («Сказка о жабе и розе», «То, чего не было», «Лягушка-путешественница»).

Рассказ «Attalea princeps» (1880) не был принят М.Е. Салтыковым-Щедриным в «Отечественные записки»: он воспринял это произведение как политическую аллегорию, исполненную пессимизма.

Система образов рассказа-притчи вполне укладывается в традиционный романтический конфликт высокой души и равнодушной сытой толпы. Гаршин показывает высокий подвиг, достигаемый огромным напряжением сил, но остающийся совершенно бесплодным. Высокая цель оказывается иллюзией. Пальма видит вместо вожделенной свободы холодный серый скучный мир: «“Только-то? – думала она. – И это всё, из-за чего я томилась и страдала так долго? И этого-то достигнуть было для меня высочайшей целью?”<…> Моросил мелкий дождик пополам со снегом; ветер низко гнал серые клочковатые тучи». При этом смириться с теплой сырой «тюрьмой» она тоже не может и, значит, обречена на гибель.

Д. Святополк-Мирский писал, что рассказ «Attalea princeps» «пропитан духом трагической иронии». Ирония в том смысле, в каком её понимали немецкие романтики, оказывается одной из значимых составляющих поэтики Гаршина. Именно сквозь призму высокой трагической иронии может быть рассмотрен самый знаменитый рассказ Гаршина «Красный цветок» (1883).

Поэтика рассказа основана на парадоксальном сочетании двух повествовательных планов, «скрещении» двух жанров гаршинской прозы – психологического рассказа и аллегорической сказки-притчи. Главный персонаж наделён всеми чертами романтического героя: его история – это история мученика, ценой своей жизни спасающего мир от зла. В реалистическом, объективном повествовательном плане он оказывается душевнобольным, умирающим от истощения и мешающим врачам исцелить его. Всё мировое зло представляется его больному сознанию воплощённым в цветах мака, растущих в больничном саду. Срывая цветы мака и вбирая их яд в свою грудь, герой изнемогает «в призрачной несуществующей борьбе». Сюжет рассказа представляет собой историю его болезни и историю его подвига, высокого, но столь же бессмысленного и бесплодного, как в предыдущем рассказе, хотя бедный безумец умирает счастливым, уверенным, что избавил мир от зла.

Рассказ «Красный цветок» уникален: писатель на собственном опыте знал, что такое психическая болезнь и, описывая её «изнутри», не скрывал, что писал отчасти и о себе. По словам К.С. Баранцевича, хорошо знавшего Гаршина, идея героя «Красного цветка» была и его, Гаршина, «задушевная, втайне лелеемая идея». В основу сюжета легли воспоминания Гаршина о приступе душевной болезни, пережитом им в 1880—81 гг. Потрясённый смертным приговором революционеру И.О. Млодецкому, стрелявшему в министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова, Гаршин обратился к последнему со страстной просьбой помиловать государственного преступника, но безрезультатно. По мысли Гаршина, этот акт мог бы разорвать замкнутый круг террора, правительственного и революционного. Казнь Млодецкого усугубила самый тяжёлый и затяжной приступ его душевной болезни. Своим заступничеством Гаршин отчасти предвосхитил публичные обращения Л.Н. Толстого и B.C. Соловьёва к императору Александру III после гибели его отца от рук народовольцев.

Л.Н. Толстой был «настоящим властителем дум» Гаршина. Переложение старинной легенды о царе Аггее, наказанном за свою гордость, осталось одним из неосуществлённых замыслов Толстого. Написав «Сказание о гордом Аггее» (1886), Гаршин решил эту задачу вполне в толстовском духе, избрав жанр «народного» рассказа. Царь Аггей, разгневанный услышанными в церкви словами Священного Писания «богатые обнищают, а нищие обогатеют», наказан буквальным воплощением этих слов. Из всесильного владыки он становится последним нищим, а его место на престоле занимает Ангел Господень. Гаршин несколько видоизменил развязку сюжета старинной легенды: его Аггей, смирившийся в результате ниспосланных Богом испытаний, предпочитает возвращению на престол служение нищей братии. «Просто мне кажется, что это выше», – такие слова Гаршина об этом финале приводит в воспоминаниях Ф.Д. Батюшков.

Тем не менее многое в толстовских философско-религиозных трактатах вызывало возмущение Гаршина. «Теория непротивления злу… казалась ему особенно несимпатичною своею холодною рассудочностью», – вспоминал В.А. Фаусек.

В основе сюжета рассказа «Сигнал» (1887) лежит идея жертвенного подвига, крови, пролитой ради спасения людей. Система образов этого рассказа предельно проста и основана на антитезе. Оба героя, путевые обходчики, поставлены жизнью в одно и то же положение. Огромная разница в том, как они принимают его.

Семён Иванов, человек смиренный и тихий, совершает жертвенный подвиг, а гордый Василий, протестующий против социальной несправедливости, – преступление. Одержимый завистью и ненавистью, он разбирает рельс перед подходящим поездом, возможно, представляя себе ненавистного директора в отдельном вагоне, о котором рассказывал Семёну: «Вышел на платформу, стоит, цепь золотую распустил по животу, щеки красные, будто налитые… Напился нашей крови».

Семён же, мечущийся в поисках выхода, видит иное: «Так и видит перед собою Семён: хватит паровоз левым колесом об рельсовый обруб, дрогнет, накренится, пойдёт шпалы рвать и вдребезги бить, а тут кривая, закругление, да насыпь, да валиться-то вниз одиннадцать сажен, а там, в третьем классе, народу битком набито, дети малые…».

Герой жертвует собой ради спасения множества людей. Красный флаг, окрашенный собственной кровью, – яркий и выразительный символ высокого жертвенного подвига. Этот воистину христианский поступок влечёт за собой ещё одну победу добра над злом: Василий не просто завершает спасение пассажиров, но и кается в своём преступлении.

Думается, что сюжет рассказа Гаршина весьма далёк от толстовской идеи «непротивления злу», для него торжество над злом нравственным, овладевшим душой человека, гораздо важнее победы над социальным злом. Оценивая рассказы Гаршина сегодня, нельзя не удивиться точности его оценок и нравственной чуткости.

Рассказ «Сигнал» – своеобразный итог идейных исканий Гаршина. В нём можно заметить отголоски его «военных» рассказов («Денщик и офицер» и др.), увидеть разрешение противоречий, заключённых в сюжетах «Красного цветка» и «Attalea princeps».

В. Фаусек вспоминал о своем друге Всеволоде Гаршине: «Несмотря на свою затаённую грусть, он был человек в высшей степени жизнерадостный…» Веселая сказка «Лягушка-путешественница» (1887) – последнее написанное им произведение – обращена к детям. Её сюжет восходит к сказке из древнего индийского сборника «Панчатантра», в России известен с XV в. по сборнику «Стефанит и Ихнилат», а также по одной из басен Лафонтена. Тонкая ирония, добрый юмор и прозрачная аллегория, как в басне, становятся в сказке Гаршина основой стиля.

В образе лягушки-путешественницы выведен легко узнаваемый психологический тип и весьма распространённый порок.

Она тщеславна, хвастлива, но вежлива и «хорошо воспитана». Ей, изо всех сил стискивающей челюстями прутик и болтающейся в воздухе, «как бумажный паяц», очень хочется «показать себя и послушать, что об ней говорят» люди, удивлённые необычным зрелищем. Однако она просит уток лететь пониже совсем под другим предлогом: «У меня от высоты кружится голова, и я боюсь свалиться, если мне вдруг сделается дурно». Наконец, бултыхнувшись в грязный пруд на краю деревни всё из-за того же тщеславного желания заявить о своей сообразительности, она рассказывает местным лягушкам совсем не ту «сказку», которую мы прочитали: «И она рассказала им чудную историю о том, как она думала всю жизнь и наконец изобрела новый, необыкновенный способ путешествия на утках; как у неё были свои собственные утки, которые носили её, куда ей было угодно; как она побывала на прекрасном юге, где так хорошо, где такие прекрасные теплые болота и так много мошек и всяких других съедобных насекомых».

Гаршинская ирония, построенная на несовпадении реальности и представления персонажа о ней, направлена в его последнем произведении на трудноискоренимое желание человека казаться лучше, чем он есть, порождающее все формы притворной вежливости и изысканной лжи.

Гаршин умер в 33-летнем возрасте. Тяжёлые ежегодные приступы депрессии неизменно приходили на смену периодам здоровья и полноты жизненных сил. Во время одного из таких припадков он бросился в лестничный пролёт: «Он не убился до смерти, его подняли разбитого, с переломленной ногой и перенесли в квартиру. Те несколько часов, которые он ещё пробыл в сознании, он глубоко страдал нравственно, он не переставал упрекать себя за своей поступок», – вспоминал В.А. Фаусек.

На смерть Гаршина русская интеллигенция откликнулась сборником, посвящённым его памяти. А.П. Чехов написал для этого сборника рассказ «Припадок». А.Н. Плещееву 24 марта 1888 г. Чехов писал: «…таких людей, как покойный Гаршин, я люблю всей душой и считаю своим долгом публично расписываться в симпатии к ним».

Литература

Бялый Г.А. «Талант человеческий»: Реализм В.М. Гаршина // Вялый Г.А. Чехов и русский реализм. Л., 1§ 81. С. 302–358.

Латынина А.Н. В. Гаршин: Творчество и судьба. М., 1986.

Памяти В.М. Гаршина: Художественно-литературный сборник. СПб., 1889.

Порудоминский В. Грустный солдат, или Жизнь В. Гаршина. М., 1987 (Писатели о писателях).

Современники о В.М. Гаршине. Саратов, 1977.

И.Н. Потапенко (1856–1929)

Игнатий Николаевич Потапенко родился в семье священника и крестьянки. До принятия сана отец будущего писателя был уланским офицером. Детство Игнатий провёл в деревне на Украине. Учился в Херсонском духовном училище и в Одесской семинарии, затем в Новороссийском и Петербургском университетах и в Петербургской консерватории по классу во кала.

Путь профессионального литератора он выбрал осознанно. С детства Потапенко писал стихи, а много позже, в 1881 г., выпустил сборник «Думы и песни Игнатия Бездольного». Произведения были написаны в подражание Некрасову и Шевченко. К поэзии он больше не обращался.

Как прозаик Потапенко дебютировал в 1873 г. с рассказом «Два дня». Рассказ был посвящён жизни студентов и позже вошёл в книгу «Записки старого студента» (1899). В 80-е гг. он публикует бытописательские очерки и рассказы об Украине. Его героями становятся жители хуторов, сельские священники. Материалом для произведений послужили собственные наблюдения писателя над нравами украинского села. Произведения Потапенко публикуют журналы «Дело», «Вестник Европы», «Новь». В 1886–1890 г. Потапенко живёт в Одессе, где (часто совместно с П.А.Сергеенко, под общим псевдонимом Аркадий Фиалкин) публикует в местных изданиях очерки, фельетоны, критические статьи.

В 1887 г. в Одессе выходит первый сборник писателя «В деревне. Очерки и рассказы». В редакционной рецензии «Северного вестника» отмечалось, что произведения Потапенко являются «милыми, фельетонными вещицами», которые «стоило напечатать, но едва ли стоит перепечатывать». С другой стороны, в критике отмечалась их бытописательская ценность.

Привлекательность произведений писателя во многом определялась найденной им повествовательной манерой, близкой к сказу. Автор предстает добродушным наблюдателем, чуждым и пафосу городской культуры, и преклонению перед трудной крестьянской судьбой. Юмор и саркастическая усмешка определяют стилевую специфику и других произведений, например, повести «Святое семейство» (1885), где разрабатывается городская тематика. Фельетонная острота направлена против нравов разнообразных «служителей» литературы, многочисленных псевдолитераторов.

Известность Потапенко принесли его произведения начала 90-х гг., раскрывающие различные формы приспособления «среднего» интеллигента к современной российской действительности. Здесь встречались и отрицательные, и положительные примеры. Так, герой романа «Здравые понятия» (1890) юрист Андрей Николаевич уговаривает любимую девушку выйти замуж за богатого старика, а после его смерти женится на «богатой вдове». В повести «На действительной службе» (1890), напротив, возникал благородный образ священника Кирилла Обновленского. Герой отказывается от выгодной карьеры и становится настоятелем бедного церковного прихода.

Появлялись и другие выразительные типажи и проблемы. В повести «Секретарь его превосходительства» (1890) возникал образ честного, но безликого и бесплодного чиновника. Проблемы женской эмансипации раскрывались в повести «Генеральская дочь» (1891), получившей высокую оценку Н.С. Лескова.

Программным произведением Потапенко считается роман «Не герой» (1891). Писатель создал характер необычного для русской литературы «положительного» обывателя. Разночинец Рачеев живёт в деревне и занят мелкой филантропией. Как «здравомыслящий» человек, он развивает целую философию, в которой слышатся отголоски «разумного эгоизма» героев Чернышевского. «Я люблю свою жену и ребёнка, – заявляет Рачеев, – люблю себя, люблю жизнь и комфорт и ничего себя не лишаю». «Но у меня, – подчеркивает он, – здоровая натура, которая требует во всём гармонии. Этой гармонии не было бы, если бы я жил только для своего удовольствия». «Отсюда, – поясняет «разумный эгоист» нового времени, – и вытекает вся моя деятельность».

Почти одновременная публикация крупных произведений Потапенко 1890–1891 гг. вызвала предположение Н.К. Михайловского о том, что создавались они раньше. Однако писатель сумел уловить запросы времени, культ «среднего человека». Оптимизм, добродушие, следование «теории малых дел» определили читательское признание Потапенко. В 1891 г. ему была присуждена «поощрительная» Пушкинская премия за вклад в литературу.

Успех произведений Потапенко у читателей сделал писателя популярным. Он активно публикуется в большинстве крупных литературных журналов. Творчество Потапенко отличает жанровое многообразие. Он выступает с романами, повестями, рассказами, очерками. По мнению А.М. Скабичевского, ему особенно удавались небольшие произведения, «маленькие вещицы», потому что преобладающим качеством таланта Потапенко критик считает юмор, комизм. Характерно, что его часто сравнивали с Чеховым. Однако в отличие от Чехова Потапенко тяготел к жанру романа. Как считал Ф.Д. Батюшков, он хотел «писать роман, иначе и писателем нельзя называться», и «экплуатировал» созданный им художественный тип «героя на час».

Многочисленные произведения Потапенко о «среднем» человеке с «разумными» взглядами и оптимистическим отношением к жизни формировали особое, по существу обывательское, мировоззрение, с которым сражался в своем творчестве Чехов. Потапенко последовательно утверждал буржуазные ценности, доказывая достижимость гармонии между комфортом и совестью. Традиционные, «проклятые» вопросы русской литературы решались им в примирительном смысле. Безвыходных положений в произведениях писателя практически не существовало. Разрешались конфликты «интеллигенции и народа», «отцов и детей» почти всегда счастливо. По замечанию Н.К. Михайловского, его героям «бабушка ворожила».

В конце 90-х этот прекраснодушный оптимизм перестал привлекать читателей, и Потапенко усложнил свои произведения необычными сюжетными или психологическими ходами. Его романы выстраивались как «математические задачи» с ходами, искусственно поддерживающими интерес. Так, в романе «Светлый луч» (1898) героиня – врач Надежда Мальвинская – создаёт артель сельскохозяйственных рабочих из обитателей трущоб и ночлежных домов. Но идейным вождём общины становится параноик Барвинский, который провозглашает высоьсие идеи в состоянии приступа безумия.

Во второй половине 90-х гг. Потапенко активно сотрудничает в «Новом времени» как публицист. Выступая под псевдонимом Фингал, он печатает публицистические и литературно-критические статьи, в том числе посвящённые творчеству Чехова и Бунина.

В 1900-е гг. Потапенко продолжает разрабатывать сложившиеся темы и по-прежнему пользуется популярностью. Он изображает сельских священников («Примирение», 1900) и учителей («На покой», 1903; «Муж чести», 1905), раскрывает проблему конфликта поколений («Мать и дочь», «Два поколения», 1903). В романах «Обойдённые типы» (1904), «Ужас счастья» (1908), в повести «Оправдание жизни» (1908) показывает честное существование «средних людей». Эта стабильность, «ровность» мира писателя начинает вызывать иронию и скуку. Так, в одной из статей «Журнала журналов» Потапенко назван «спокойным талантом». В критике всё чаще отмечалась банальность его произведений.

Кроме прозы писатель создавал драматургические произведения, развивавшие близкие ему мотивы. Это драмы «Жизнь» (1893), «Чужие» (1895), «Лишённый прав» (1901), «Искупление» (1903); комедии «Выдержанный стиль» (1895), «Волшебная сказка» (1897), «Жить можно…» (1898) и др.

После 1917 г. Потапенко изредка переиздавал свои прежние произведения, в частности «Рассказы для детей» (1923), «Чело век из проруби» (1924), «Честная компания» (1926). Интерес вызвали его мемуары о студенчестве 70-х гг. («История одной «коммуны»», 1928) и попытки организовать просвещение народа в провинции («Сурчанский “университет"», 1927).

В истории литературы XIX в. Потапенко остался как талантливый беллетрист, ориентированный на массового читателя, «среднего человека», о котором он по преимуществу и писал. Его программный оптимизм был привлекателен и востребован в эпоху социальной депрессии и утраты идеалов. Как художник он привлекателен своим живым языком, острой наблюдательностью, юмором. Идейные и стилевые черты прозы Потапенко делали его типичным представителем и выразителем массового сознания 80—90-х гг. XIX в.

Литература

Поддубная Е.Я. Эстетические взгляды И.Н. Потапенко // Проблемы художественного метода и жанра. Л., 1978.

Литературный процесс и русская журналистика конца XIX – начала XX в. 1890–1904. М., 1981.