Текст книги "Политическая наука №2/ 2018"

Особенность габитуса еще и в том, что он является бессознательной структурой: это – глубоко укорененные и даже «забытые» навыки, привычки и т.д. Бессознательность габитуса связана с его телесным усвоением; поведенческие установки вписаны в телесность и проявляются в манере, стиле речи и поведения – согласно с давно усвоенными предписаниями. Сходные условия существования генерируют сходные габитусы членов группы, класса. Бурдье подчеркивает, что социальный класс – это класс схожих условий, а также класс индивидов, обладающих сходным габитусом, – практики членов группы изначально скоординированы габитусом, как бы выступающим основой их спонтанной солидарности.

Бурдье убежден в том, что именно габитус придает власти символическое измерение – он позволяет получать от доминируемых согласие на господство, основанное не на продуманном решении просвещенного сознания, а на непосредственном и дорефлексивном подчинении определенным образом социализированного тела. Бурдье так объясняет этот свой тезис: «Доминируемые применяют ко всем вещам мира, в особенности к отношениям господства, в которые они интегрированы, к индивидам, посредством которых эти отношения реализуются, и, как следствие, к самим себе, неотрефлексированные схемы мышления. Данные схемы, будучи продуктом инкорпорирования предписаний… закрепляют властные отношения с точки зрения именно тех, кто утверждает в них свое господство, и тем самым представляют эти отношения как естественные» [Бурдье, 2009].

Механизм мужского господства обеспечен, в первую очередь, «дифференцированной социализацией» мужчин и женщин. Эта социализация конструирует мужской габитус через отношения с закрепленными общественными пространствами – экономическим, политическим, религиозным, научным. В этих пространствах между мужчинами как бы разыгрываются серьезные игры соответствующих компетенций – мужчины обречены обладать ими. В то же время женщин приучают к тому, что они обретаются на полюсе частного, т.е. юридически и фактически исключены из тех игр, где утверждается и осуществляется мужественность. Им отводится роль зрительниц. Вне игры они оказываются на том основании, что природа якобы обделила их необходимыми качествами: женский пол в отличие от мужского конструируется как пол, наделенный по преимуществу негативными, уничижительными характеристиками. Эти характеристики не позволяют их носительницам участвовать в публичной деятельности от первого лица, т.е. на правах субъекта. А потому, как иронически замечает Бурдье, дифференцированная социализация обучает «мужчин любить игры власти, а женщин – любить мужчин, которые в них играют» [Бурдье, 2009].

Этот анализ диспозиций мужчин и женщин побуждает Бурдье весьма критически оценивать последствия формальной институциализации женского участия в политике. Он убежден в том, что освобождение жертв от символического насилия не может осуществляться только на основе указа. Более того, по его мнению, ограничения, налагаемые на поведение женщин их габитусом, сильнее всего начинают проявляться именно тогда, когда исчезает внешнее принуждение и достигается формальное равенство их прав (право голоса, право на образование, доступ к любым профессиям, в том числе политическим). Почему это так? По мнению Бурдье, «самоисключение» и «призвание» (как негативное, так и позитивное) занимают место открытого исключения» [там же]. Ссылаясь на опыт буржуазных революций, так или иначе решавших «женский вопрос», Бурдье отмечает, что в момент формального провозглашения права голоса для женщин практическое знание / признание границ, исключающее саму возможность их нарушения, спонтанно переводится в зону недопустимого. Сильно цензурированное поведение, навязанное женщинам, особенно в присутствии мужчин и в публичных местах, – это не просто позы или манеры, выученные и исполняемые по случаю, но постоянный способ существования женщин в условиях хорошо согласованных инкорпорированных и объективированных структур.

Возможен ли своего рода разлад этих структур, который все же позволит женщинам освободиться от тяготеющих над ними правил подчинения мужскому господству? Бурдье связывает такую возможность лишь с возникновением таких форм коллективного действия, которые будут направлены на разрушение ментальных конструкций символического превосходства мужчин, а также на создание различных форм коллективного контроля за социальными механизмами господства [Бурдье, 2009].

Теория диспозиционных практик Бурдье, одним из ключевых концептов которой является «габитус», глубоко вскрывает механизмы, обеспечивающие устойчивость традиционных гендерных диспозиций в политическом поле. Теоретик убедительно показывает, что даже при сдвигах границ политического поля и формальном допуске на него игроков-женщин, серьезных изменений в гендерной иерархии может и не происходить: как показывают разного рода измерения, властные диспозиции женщин и мужчин по существу остаются прежними. Однако в результате появления в этом поле игроков, не имеющих опыта «действия в смысле свободного поступка», могут существенно деформироваться и правила игры на нем. Поэтому Бурдье и настаивает на необходимости общественного контроля за этими правилами.

Высоко оценивая вклад Бурдье в раскрытие «тайны» пола, как бы добровольно соглашающегося на подчиненное положение, что становится особенно очевидно в моменты архаизации общественного дискурса, реставрации дореволюционных укладов, некоторые исследователи справедливо отмечают, что Бурдье явно недооценивает значимость «исторической динамики», а также «индивидуальных стратегий, направленных против того, что их ограничивает» [Коннелл, 2015, с. 132]. Поскольку гендерные отношения выстраиваются одновременно как некие структуры и практики, то ригидность структур может преодолеваться человеческой практикой, не только раздвигающей границы политического поля, но и меняющей диспозиции игроков в нем. Не случайно практика считается «постоянным источником ситуаций, в которых прежние модели отношений прекращают свое существование (“ситуация уже никогда не будет такой, как прежде”) и открываются новые возможности для изменений»99
  Серьезный анализ классической работы Р. Коннелл, в которой описываются механизмы гендерных сдвигов во властных структурах, уже не раз проводился российскими социологами. Выделю последнюю из статей, написанных по случаю выхода в свет русского перевода книги [Здравомыслова, 2016].


[Закрыть] [там же, с. 196]. Иначе говоря, прежние границы утрачивают смысл. Задача исследователей – зафиксировать этот момент путем количественных и качественных замеров политического поля, что, по сути, и является одной из форм контроля за социальными механизмами господства.

Для исследователей политического поля, на мой взгляд, крайне важно то, что Бурдье рассматривает «мужское господство» как некую «парадигму (а часто модель и ставку) любого господства» [Bourdieu, 1998]. И с этой точки зрения тема «выхода» женщин в политическое поле, т.е. его гендерного передела, также имеет парадигмальное значение для анализа социальных практик всех тех, кто стремится к обретению политической субъектности.

Список литературы

Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни / Пер. с нем. и англ. В.В. Бибихина. – СПб.: Алетейя, 2000. – 437 с.

Батлер Дж. Случайно сложившиеся основания: Феминизм и вопрос о «постмодернизме» // Введение в гендерные исследования / Под ред. С.В. Жеребкина. – Харьков: ХЦГИ; СПб.: Алетейя, 2001. – Ч. 2: Хрестоматия. – С. 235–257.

Бурдьё П. Социология политики. – М.: Socio-Logos, 1993. – 336 c.

В парламент Франции избрано рекордное число женщин // Газета. Ru. – 2017. – 19 июня. – Режим доступа: https://news.rambler.ru/world/37177339/?utm_content=rnews&utm_medium=read_more&utm_source=copylink (Дата посещения: 06.09.2017.)

Граница // Толковый словарь Ушакова онлайн. – Режим доступа: http://ushakovdictionary.ru/word.php?wordid=11064 (Дата посещения 21.10.2017.)

Диц М.Г. Ханна Арендт и феминистская политика // Феминистская критика и ревизия истории политической философии / Сост. М.Л. Шенли, К. Пейтмен. – М.: РОССПЭН, 2005. – С. 316–346.

Женское избирательное право // Википедия: Свободная энциклопедия. – Режим доступа: https://ru.wikipedia.org/wiki/Женское_избирательное_право (Дата посещения: 20.10.2017.)

Здравомыслова О.М. «Гендер и власть»: Читая книгу Рейвин Коннелл в России // Социологическое обозрение. – М., 2016. – Т. 15, № 3. – C. 213–222.

Измерение // Толковый словарь Ушакова онлайн. – Режим доступа: http://ushakovdictionary.ru/word.php?wordid=20517 (Дата посещения 21.10.2017.)

Коннелл Р. Гендер и власть: Общество, личность и гендерная политика. – М.: Новое литературное обозрение, 2015. – 432 с.

Крыжановская Е. Женщины в мировой политике: от Руанды до России (инфографика) // Deutsche Welle. – 2017. – Режим доступа: http://www.dw.com/ru/ женщины-в-мировой-политике-от-Руанды-до-России-инфографика/a-37850297 (Дата посещения: 20.10.2017.)

Льюкс С. Власть: Радикальный взгляд. – М.: Высшая школа экономики, 2010. – 240 c.

Скотт Дж. Гендер: Полезная категория исторического анализа // Введение в гендерные исследования / Под ред. С.В. Жеребкина. – Харьков: ХЦГИ; СПб.: Алетейя, 2001 а. – Ч. 2: Хрестоматия. – С. 405–437.

Скотт Дж. Некоторые размышления по поводу гендера и политики // Введение в гендерные исследования / Под ред. С.В. Жеребкина. – Харьков: ХЦГИ; СПб.: Алетейя, 2001 б. – Ч. 2: Хрестоматия. – С. 946–962.

Среди глав государств и правительств всего 17 женщин // Центр новостей ООН. – 2017. – Режим доступа: http://www.un.org/russian/news/story.asp?newsID=27629#. WhQY3rjgyrM (Дата посещения: 20.10.2017.)

Филиппов А.Ф. Где живет политика? // Полит. ру. – 2013. – 18 июня. – Режим доступа: http://polit.ru/article/2013/06/18/filippov/ (Дата посещения: 20.02.2017.)

Bourdieu P. La domination masculine. – Paris: Seuil, 1998. – 142 p.

Duhet P.M. Les femmes et la revolution (l789–1794). – Paris: Juliard, 1971. – 239 p.

The global gender gap report 2016 // World Economic Forum. – Mode of access: http://reports.weforum.org/global–gender–gap–report–2016 (Дата посещения: 21.09.2017.)

The global gender gap report 2017 // World Economic Forum. – Mode of access: http://www3.weforum.org/docs/WEF_GGGR_2017.pdf (Дата посещения: 25.01.2018.)

Определение политического через свободу от произвола: Абрис гражданственности в неоклассическом республиканизме

И.Л. Недяк1010
  Недяк Ирина Леонидовна, доктор политических наук, ведущий научный сотрудник Института социологии Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук (Москва, Россия), e-mail: [email protected]
  Nedyak Irina, Institute of Sociology of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences (Moscow, Russia), e-mail: [email protected]


[Закрыть]

Аннотация. В статье рассмотрено понимание неоклассическими республиканцами политического как институционально организованного пространства, в котором моральный порядок, гражданские нормы и верховенство закона не допускают возможности беззакония власти. Политическое в такой трактовке представляется как событие, которое происходит при сочетании определенных обстоятельств. Предметом анализа являются предлагаемые неоклассическими республиканцами возможности и способы устроения такого политического порядка. Они раскрываются в ключевом концепте теории неоклассического республиканизма – свобода как не-доминирование. С учетом исследовательских задач конструирования политического поля в России, выделены обоснованные в республиканском проекте приоритеты в политической организации современного общества: создание неманипулируемой и устойчивой к коррупции системы; соблюдение закона как главная доблесть гражданина; предпочтение контестаторной формы гражданской активности перед массовым участием граждан в процессе принятия политических решений, обременение государства ролью субъекта социальной справедливости. Такой политике препятствуют негативные последствия «орыночивания» общества: экспансия этоса и принципов рынка в сферу политического; низведение статуса гражданина до положения потребителя; размывание основ социальной сплоченности и солидарности; рост неравенства и политической бедности; потеря навыков демократического гражданства; переопределение гражданских добродетелей.

Ключевые слова: неоклассический республиканизм; свобода как не-доминирование; маркетизация гражданства; гражданские доблести.

I.L. Nedyak

Defining the political through the freedom from arbitrary power: An outline of civic consciousness in the Neo-Classical republicanism

Abstract. The article examines the understanding of the political by Neoclassical Republicans as an institutionally organized space in which moral order, civil norms and rule of law prevent the possibility of lawlessness of power. The political in this interpretation is an event that occurs under a combination of certain circumstances. The subject of analysis are the possibilities and ways of arranging such a political order, offered by Neoclassical Republicans. These are revealed in freedom as non-domination – the key concept of the theory of neoclassical republicanism. The Neo-Republic project of constituting of a political field in Russia highlights the following priorities: creation of a non-manipulative and corruption-resistant system; observance of law as the main citizen virtue; preference of a contestatory form of civic activity over a mass participation of citizens in the process of political decision making; entrusting the state with the role of a subject of social justice. The implementation of this policy is hampered by the negative consequences of the marketization of society: expansion of market ethos and principles into the political sphere; reducing citizen’s status to the consumer’s position; erosion of the foundations of social cohesion and solidarity; growth of inequality and political poverty; loss of skills in democratic citizenship; redefinition of civic virtues.

Keywords: neoclassical republicanism; freedom as non-domination; marketization of citizenship; civil virtues.

Экуменический республиканизм

В республиканской традиции сфера политического определяется как свободное от произвола пространство. Ее природа отвергает неполитическую власть, неправовое насилие, господство. Политическое формируется в публичном пространстве, в котором обладающие равными правами граждане ориентированы на достижение общего блага, имеют равные права и возможности участвовать в принятии / делиберации общественно значимых решений.

Экуменический республиканизм включил в short-list условий бытования политического следующие позиции.

– Наличие автономной сферы политического как особого пространства человеческой жизнедеятельности, как места и условия универсализации институционального порядка и его легитимации.

– Сосредоточенность взаимоотношений в публичной сфере на процессах осознания (различения), артикуляции, конкуренции, согласования и реализации общественных / групповых / частных интересов.

– Ориентированность на стратегические общие цели (интериоризация ценности общественного блага, делиберация способов его преумножения, принципов и механизмов распределения); значимость инклюзивности, общественного признания.

– Взаимодействие по правилам политической игры с ненулевым результатом: диалогичность, конкуренция мнений и почитание их плюрализма, соблюдение норм общей реципрокности (взаимного признания равных прав).

– Плюс, разумеется, правовой характер отношений, соблюдение общепринятых норм и установленных законов; последние в императивном порядке должны быть всеобщими неотвратимо применяться ко всем, включая законодателей [Экспертное обсуждение… 2017].

В таком прочтении политическое не предстает как перманентный феномен и / или стабильно закрепившийся этос и доминирующие практики политической активности. В своем пределе политическое происходит при определенных обстоятельствах как событие.

Многообразие факторов и их сочетаний, которые удаляют или приближают событие политического, чрезвычайно велико. Из первой группы факторов мы рассмотрим влияние экспансии этоса и принципов рынка в сферу политического. Будет показано, как «орыночивание» отношений между гражданином и государством низвергает статус гражданина до положения потребителя, перемещает гражданина из публичной сферы в пространство частного с соответствующим переопределением гражданских добродетелей.

Как возможно увеличить вероятность события политического? Посредством реализации концепции свободы как не-доминирования. Этот ответ дает неоклассический республиканизм.

Представления неоклассических республиканцев о политическом употребляются как своеобразная мера «метрических отношений» и «функциональных связей» инфраструктуры политики на континууме: от полисного (аристотеле-арендтовского) понимания политического и инклюзивных режимов гражданства к рыночной экспансии в сферу политического и формированию различных видов эксклюзивных режимов гражданства.

Арендтовскую концепцию «классического» полисного республиканского гражданства мы сохраняем мерилом степени политического [Арендт, 2000]. Ее понимание Vita activa (эксплицитно или имплицитно) остается эталонной мерой, в том числе и в работах неоклассических республиканцев, которые, заметим, весьма критично относятся к наследию Ханны Арендт.

Концепции институирования общества: Видимая рука общества и / vs невидимая рука рынка

Мегаконтинуум мышления о политике сформировали два архетипа представлений о социальном: политическая и экономическая концепции институирования социального.

В политической концепции общество понимается как рукотворное политическое установление в интересах общественного благосостояния. Концепция опирается на идею общественного договора, для реализации которой необходимы политические институты. Политический (а не властный) характер регулирования предопределяет автономность сферы политики как места средоточия общественного действия и управления обществом. В «красный угол» помещены (само)ценность общественного блага, гражданского и политического участия, солидарности, взаимного признания прав и обязанностей, самоуправления общества.

Экономическая концепция конституирования социального в своем пределе представляет общество как неполитический организм. Такой подход позволяет «помыслить общество биологически, а не политически» – без центра власти [Розанваллон, 2007]. Взаимным договорным обязательствам противопоставляются рыночные принципы взаимодействия. Постулируется возможность и целесообразность регулирования всего общества (а не только экономической сферы) посредством рыночных механизмов – безличных и отделенных от любых фигур рукотворной власти. В этом смысле утверждается политическое преимущество рыночной модели vs любой и всех моделей общественного договора [там же; Элстер, 2012; Miller, 1990].

В экономической концепции главными факторами институционализации социального считаются индивидуальная автономия человека, гарантия его негативной свободы, приоритет права над общим благом. Политической жизни отводится инструментальное значение; не учитывается «важнейший фактор гражданства для современных людей» [Тейлор, 2001, с. 90].

В дискурсе процессов (де)политизации современного общества все дебаты о ревизии концептов гражданства так или иначе возвращаются к вопросу вопросов. Продолжает ли оставаться адекватной реалиям тотально «орыноченного» общества дуалистическая теория гражданства, корни которой восходят к «великой дихотомии» политического либерализма: «частное vs публичное», «государство vs рынок» [Bobbio,1989]. Мы склонны согласиться с мнением об узости такого видения.

Концепция гражданского общества как рынка формировалась в ответ на «провалы» договорной парадигмы и по праву определяется не только как антагонист концепции общественного договора, но как ее наследник [Elster, 1986; Scinner, 1998]. Два мегапроекта modernité – договорная организация общества / приоритет общего блага и / vs рыночная неопосредованная самоорганизация общества / приоритет негативной свободы – сформировали богатые многопластовые дискурсы инфраструктуры политического и легитимации политического порядка. Несколько столетий они одновременно конкурируют между собой и обогащают друг друга. Примером тому служит содружество коммунитарных и (лево)либеральных посылок в рассматриваемых ниже концепциях неоклассического республиканизма.

Политический гражданин в «чреве» общества рынка

Согласно библейской притче, Иона три дня пробыл в чреве кита. Привела его туда тяжесть неосознания грехов. И был он выпущен, когда сумел осмыслить себя.

Преднамеренные и непреднамеренные последствия экспансии рыночных принципов регулирования в сферу политического взаимодействия привели к тому, что человек экономический проглотил гражданина [Habits of the heart… 2008]. Вместе со способом его бытия в пространстве политического, вместе с возможностью осмыслить и реализовать себя в публичной сфере.

В последней четверти прошлого века экономическая концепция обустройства общества и понимания политического per se одержала безусловную победу над политической.

Коротко обозначим экстерналии рыночной экспансии в домен политики, которые в «чреве» общества рынка1111
  Под обществом рынка мы понимаем гегемонию рыночной морали, принципов, механизмов, оценки взаимодействия во всех некоммерческих сферах жизнедеятельности общества.


[Закрыть] «переваривают» статус гражданина, обращают его в рыночный продукт, а отношения между гражданами (между гражданами и государством) – в отношения стоимостей.

Интервенция частной по своей природе сферы рыночных отношений в публичную по своей природе сферу принятия политических решений кооптировала общество в состав рынка в качестве одного из его элементов [Citizenship… 2001].

– В целом успешно произведен ценностный переворот: права гражданина политии (общее благо) подчинены требованиям самоответственности. Последние предъявляются не гражданам политии, а частникам рыночных отношений, добродетели которых читаются в терминах рыночной стоимости. Следствием такой «рокировки» становится «беспрецедентный паралич публичных политических дебатов и потеря демократического контроля за принимаемыми общественно значимыми решениями» [Habermas, 2016].

– Государства (в разной степени радикальности) отказываются от роли субъекта социальной справедливости. Минимизированы регулятивные функции государства по обеспечению занятости и экономического равенства в пользу рыночных механизмов как регуляторов всех сфер жизнедеятельности общества.

– Социальная политика «покидает» сферу действия устоявшихся в обществе моральных и этических норм. Она все хуже справляется с выполнением интеграционных функций: социально-политического арбитра, морального регулятора, хранителя общественной морали. На грани «летального исхода» такие ее политические функции, как формирование системного и межличностного доверия; развитие и поддержание навыков демократического гражданства; включение институтов гражданского общества в процесс принятия общественно значимых решений.

– Чрезвычайно ослаблен институт социального гражданства во всех своих ипостасях: как статус, как участие, а также как механизм поступательного расширения пределов равенства. «Продавливается» институт неолиберального гражданства (гарантия политических и гражданских прав при минимизации социальных прав). Он применяется как инструмент упразднения эгалитарного измерения неравенства.

Прекарность превращается в новую норму на рынке труда. Полная занятость уже давно потеряла статус права гражданина. Флексибилизация занятости привнесла почти рабские условия найма, на которые люди «добровольно» соглашаются под давлением экономических обстоятельств.

Беспрецедентное углубление неравенства повернуло историю вспять: она вернулась к дизраэлиевским Двум Нациям, богатых и бедных. Проблема неравенства и политической бедности индивидуализируется и вытесняется из публичной сферы. В геометрической прогрессии растет число людей, которые обречены на стратегии выхода, так как развивается культура бедности, стигматизация «лузеров», политическая бедность.

Социальная инклюзия более не является атрибутом статуса гражданства. Она зарабатывается и приобретается как рыночный продукт. Размываются основы социальной сплоченности и солидарности. А эксклюзивная солидарность усиливается, она питает радикализм и одновременно питается им.

Теряет статус общего блага – право иметь правá, которое Х. Арендт определила как фундаментальное право граждан на инклюзию, членство в сообществе и признание им.

Разные форматы, в которых предлагается вернуть осязаемость «невидимым гражданам незримого общества» [Бауман, 2005, с. 28], предопределяют содержание стратегий конституирования политического поля. В политических проектах неореспубликанцев основным и непременным условием политического гражданства постулируется защищенность человека от произвола любой власти посредством институциональной среды и морального порядка.

Республиканский поворот

От наивысшего успеха неолиберальной политики в 1970–1980‐е годы маятник качнулся до нынешнего ее идеологического и философского упадка. Критики неолиберализма также особенно не преуспели в генерировании схожих по «весу» альтернативных политических проектов.

(Де)политизация, (пере)определение политического, (ре)организация политического порядка – таков неполный «пакет» первоочередных вопросов современной политической повестки [European Sociological Association… 2017]. Глобальный политический порядок переживает непростые времена. Множественные тектонические разломы нарушили сплошность политической «коры», и все оказались на распутье: «правые» и «левые», консерваторы и радикалы.

Республиканизм – одно из немногих политических учений, которое переживает ренессанс в условиях сложных времен неолиберальной доктрины и «топтания» на распутье левой политический мысли.

Неореспубликанцы равнодушны к вопросам идеологической таксономии, предлагая свой проект обустройства политического порядка. Они утверждают, что стержневая аксиома неореспубликанизма – свобода как не-доминирование – включает «богатое, даже радикальное многообразие политических курсов… <и> …может обеспечить лояльность граждан развитых мультикультурных обществ, несмотря на их собственные особые представления об общем благе» [Петтит, 2016, с. 28, 179].

В 1980‐е годы республиканизм вступает в период, который в литературе описывают как «республиканский поворот», «республиканское возрождение», «подъем гражданского республиканизма» и проч. С крахом проекта реального социализма, с роспуском Советского Союза и распадом социалистического лагеря рыночная концепция институционализации социального лишилась своего основного идейного оппонента. Неореспубликанизм1212
  Для обозначения этого периода и направления развития республиканской теории в литературе применяют различные определения в синонимичном значении: «республиканизм», «неореспубликанизм», «коммунитарный республиканизм», «гражданский республиканизм» [Olsen, 2006, p. 1].


[Закрыть] успешно играет одну из партитур этой роли – дискутанта и основного теоретического соперника современного либерализма [Olsen, 2006].

Текущий кризис неолиберальной доктрины и ставшая очевидной интеллектуальная слабость ее коллективного визави из «левого» лагеря усилили привлекательность республиканского проекта и среди теоретиков, и среди практических политиков. Не очень большим преувеличением можно считать утверждение, что неореспубликанизм стал важнейшим, и, возможно, наиболее убедительным примером постсоциалистической политической мысли [Republicanism… 2008].

Как и следовало ожидать, в неореспубликанизме проявились две исторически сформировавшиеся ветви классической республиканской политической философии, которые восходят к учениям Древней Греции и республиканского Рима.

Представители первой ветви (communal republicans) опираются на максимы аристотелевско-арендтовской республиканской традиции: (само)ценность политического участия и восприятие его как общего блага, подчинение личного интереса общественному, участие в публичной жизни как высшая форма самореализации, способ самоопределения и получения общественного признания.

Но мейнстримом современной республиканской мысли стала другая ветвь – неоклассический республиканизм. Она восходит к республиканскому периоду Древнего Рима, развивается в трактатах «божественного» Макиавелли, в трудах английских республиканцев XVII в. В концептуальных построениях неоклассического республиканизма отчетливо читается цицероновская трактовка свободы. В республиканском Риме свобода (libertas) означала прежде всего не равенство в участии и не право на публичную делиберацию общих дел на агоре, как в Афинах. Главная привилегия римского гражданства состояла в обладании права быть под защитой закона и требовать такой защиты от правителя.

Неоклассический республиканизм развивается в работах Квентина Скиннера, Изольт Хонохен, Джона Покока, Касс Санстейн и, разумеется, Филипа Петтита – пожалуй, самого авторитетного современного теоретика республиканской традиции.

Неоклассики продолжают теоретическую традицию своей alma mater. Высшей политической ценностью и мерилом политической институциональной жизни они прокламируют не массовое политическое участие, а эмансипацию от подчиненности любой произвольной власти. Эта principalis ratio выражена в концепции свободы как не-доминирования1313
  «Термин “non-domination” в первом вышедшем на русский язык тексте Ф. Петтита был переведен более благозвучно как “отсутствие доминирования”. Но в таком переводе он теряет свою “терминологичность”, превращается в обычное словосочетание двух понятий. Мы согласны, что термин “не-доминирование” является более точным» [Павлов, 2016, с. 20].


[Закрыть].

Телос не-доминирования: Политическое как пространство господства гражданских норм и верховенства закона над беззаконием власти

Значение концепции «свобода как не-доминирование» в политической философии и теории неореспубликанизма таково, что в полной мере не передается заштампованными определениями «ключевая», «стержневая» и проч.

Свобода как не-доминирование1414
  Неореспубликанцы опираются на веберианскую трактовку доминирования: один агент доминирует над другим только в том случае, если он имеет над ним власть вмешательства, основанного на произволе [Вебер, 2016].


[Закрыть] – суть и соль неоклассического республиканского мышления о политике: о политическом идеале и институциональном дизайне; о целях и формах республиканского правления; о власти и подчинении; о субъектности и агентности (agency); о гражданственности; об общем деле, общей вере и общем мире.

Концепция свободы как не-доминирования определяется как институциональное обеспечение условий, которые не только препятствуют произвольному вмешательству любого агента в свободный выбор своего визави. Свобода как не-доминирование требует наличия конституций, которые устраняют саму возможность осуществить произвол [Петтит, 2016; Pettit, 2012; Honohan, 2002; Skinner, 1998]. Из определения следует, что государству и законоправию отводится ключевая роль в создании и поддержании политического порядка не-доминирования. Задача государственного управления – обеспечить такую институциональную среду, которая позволяет властью закона оградить человека от произвола власти.

Свобода как не-доминирование имеет политическую природу. Она может быть реализована только в процессе общественного взаимодействия равных по статусу индивидов.

Государственное управление, которое допускает условия для произвольного вмешательства, нельзя считать справедливым и демократичным. Республиканские неоклассики утверждают: непременное условие современной политики и политического гражданства – «независимость от власти другого человека или группы лиц… власти настолько сильной, что может избегать санкций закона или обходиться с ним, как ей захочется… <ибо сам факт ее существования>, даже если она действует в интересах подданных, порождает у подчиняющихся рабский менталитет» [Вироли, 2014, с. 33, 40, 38, 34].

Обратим внимание на важный тезис – недопущение даже возможности произвола. Он положен в основу различения неоклассическими республиканцами двух противоположных состояний: свобода граждан и свобода слуг. Последняя приравнена к сервитуту или рабству [Вироли, 2014; Scinner, 1998; Sen, 2009]. Человек не свободен даже в том случае, когда он вольготно пользуется свободой при по тем или иным резонам не вмешивающемся в его дела господине (лицом или группой лиц, которые имеют возможность по своей воле попирать закон). Ибо наличие господина (т.е. персонифицированной или деперсонифицированной возможности произвольного вмешательства) все равно остается фактором доминирования и делает из граждан слуг.