Текст книги "Великая Отечественная война в современной историографии"

Советско-финский плен, 1939–1944: По обе стороны колючей проволоки. – СПб.: Алетейя; Хельсинки: RME GROUP OY, 2009. – 639 с.: ил.
(Реферат)

Фролов Д.Д.

Монография профессора Д.Д. Фролова (Национальный архив Финляндии) представляет собой уникальное исследование опыта советских и финских военнопленных обеих войн между СССР и Финляндией: 1939–1940 гг. (Зимняя война) и 1941–1944 гг. («война-продолжение»). В книге также рассмотрено законодательство о военнопленных, своих и чужих, и отношение к ним населения в обоих государствах. Работа, основанная на многочисленных архивных материалах и личных воспоминаниях участников событий, состоит из предисловия, восьми глав и заключения, снабжена обширными приложениями, списками литературы и архивов, примечаниями, иллюстрирована фотографиями.

Начиная книгу, автор пишет: «Плен – неизбежный и постоянный спутник любой войны» (с. 5); тем не менее многие годы после окончания Второй мировой войны тема плена почти не занимала ученых. В Финляндии работы по данной проблематике стали появляться только в 1980-е годы, в СССР – в 1990-е. Но до сих пор не установлено точное количество военнопленных с обеих сторон, а также число умерших в плену, вернувшихся на родину или же оставшихся жить в пленившей их стране. Согласно официальным данным, за годы обеих войн в СССР побывало около 3 тыс. пленных финнов, Финляндия пленила за это время более 70 тыс. советских военнослужащих, около 19 тыс. из них умерли.

27 июня 1929 г. была подписана Женевская конвенция «Об обращении с военнопленными», в которой была предпринята попытка «решить судьбу плененного человека на принципах демократии, открытости, свободы и справедливости» (с. 48). Военнопленные наделялись довольно широкими правами, которые отныне защищались четко прописанным международным законом. Конвенцию подписали 47 государств, которые имели право разрабатывать на ее основе свои собственные нормативные акты.

Советский Союз конвенцию не подписал. Причину этого Фролов видит в том, что Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. сдачу в плен фактически приравнивал к измене. Тем не менее в СССР на основе конвенции были разработаны документы, регулирующие действия государственных органов при решении проблем иностранных военнослужащих, попавших в советский плен, а 19 марта 1931 г. принято Положение о военнопленных. Автор отмечает, что за время Второй мировой войны этот документ переписывался в общей сложности двадцать раз в зависимости от меняющейся обстановки на фронтах, но хотя и следовал большевистской идеологии, в целом всегда отвечал принципам международного права. 19 сентября 1939 г. выходит приказ Наркомата внутренних дел о создании Управления по делам военнопленных и интернированных (УПВИ), которое отвечало не только за содержание и трудовое использование военнопленных, но занималось также фильтрационной проверкой советских граждан – побывавших в плену или в окружении военнослужащих, репатриировавшихся на родину гражданских лиц. Управление просуществовало до 20 апреля 1953 г. За время его работы «через его лагеря прошли свыше 5 млн человек, представителей 37 национальностей» (с. 87).

К началу Зимней войны на территории СССР недалеко от границы были созданы приемные пункты и лагеря временного содержания для финских военнослужащих на 4900 человек, кроме того подготовлено шесть тыловых лагерей на 27 тыс. Но руководству Советского Союза этого показалось мало, так как военачальники прогнозировали быстрый полный разгром финской армии, в результате которого бо́льшая ее часть попадет в плен. Поэтому глубоко в тылу (Тайшет, Караганда, Великий Устюг) были созданы лагеря еще на 46 900 человек. В действительности же пленных финнов было всего около 1 тыс. Однако состояние лагерей не позволяло содержать в нормальных условиях даже это количество: помещения плохо отапливались, спать приходилось часто просто на полу, на соломе. Охрана пленных возлагалась на конвойные войска НКВД. За нарушение режима полагалось до 15 суток ареста с содержанием на гауптвахте. Впрочем, серьезных нарушений финские военнопленные не совершали; это отмечается и во время Отечественной войны.

Питание пленных было однообразным, но достаточным для того, чтобы люди, не обремененные тяжелой физической работой, не голодали; во всяком случае, смертей от голода или связанных с ним болезней зимой 1939–1940 гг. не было. Раненые военнопленные первую помощь получали в основном от санитаров РККА, затем их отправляли в госпиталь. «В соответствии с советскими нормативными актами финские пленные имели право лечиться в гражданских и военных госпиталях и больницах на одинаковых основаниях с военнослужащими РККА, но с соблюдением правил, установленных для военнопленных» (с. 245). Кроме раненых больше всего было обмороженных, именно это большей частью служило причиной смерти. Автору удалось установить имена 16 финнов, умерших в советском плену. К сожалению, установить места их захоронения уже невозможно.

Во время Зимней войны директивой УПВИ запрещалось выводить финских военнопленных на работы за территорию лагеря, поэтому ни в сельском хозяйстве, ни в промышленности их труд не использовался. В основном они выполняли работы по благоустройству и самообслуживанию, работали в лагерных пекарнях, банях, различных мастерских. Несмотря на широкомасштабную антифинскую пропаганду, властям не удалось создать в представлении народа образ финна-врага. Контактов с советским населением военнопленные финны почти не имели, кроме как с гражданскими служащими лагерей, поэтому и отношение к ним было практически нейтральным.

Из-за большого разнообразия политических пристрастий в финском обществе и невысокого уровня образования большинства финских солдат вести культурно-просветительскую работу в лагерях военнопленных было достаточно сложно. В основном она свелась к пропагандистским беседам о достоинствах советского строя и разъяснению причин начала войны, читке газет на финском языке и показу советских кинофильмов с финскими субтитрами. Религиозной жизнью пленных советская администрация не интересовалась.

В Финляндии в межвоенный период не разрабатывалось никаких специальных нормативно-правовых актов о военнопленных. Там считали, что достаточно соблюдать международные правила (несмотря на то что Суоми Женевскую конвенцию 1929 г. не подписывала), о чем и было объявлено правительством страны, когда в ноябре 1939 г. началась война. С появлением советских пленных остро встал вопрос, что делать с комиссарами, следует ли относить их к военнослужащим, поскольку ни в одной стране мира не было подобной категории офицеров, защищает ли конвенция и их права тоже. «Впрочем, финны приняли соломоново решение – признавая во время обеих войн за политработниками статус военнопленных, распространяли на них более жесткий режим содержания» (с. 107). Эта позиция не изменилась даже в 1941–1944 гг., когда они были союзниками немцев, которые пленных политработников сразу расстреливали. Данные о количестве советских военнопленных в период Зимней войны, как пишет автор, противоречивы и варьируют от 5546 до 6116 человек. К приему такого количества пленных Финляндия оказалась не готова. В результате содержались они не только в лагерях для военнопленных, но также в тюрьмах некоторых городов. Пленный получал ⅔ пайка финского солдата, такое питание при отсутствии тяжелой работы позволяло поддерживать здоровье на достаточном уровне.

Пленных, нуждавшихся в медицинской помощи, финны отправляли с передовых позиций в госпиталь или гражданскую больницу, где они помещались в отдельную палату под усиленной охраной. Основным диагнозом было обморожение, причем достаточно сильное, многие не могли самостоятельно ходить. Это не удивительно – обмундирование Красной армии плохо подходило для карельской зимы. Обычно первую помощь таким военнопленным оказывали пленные же советские военные врачи, они работали и в лагерях под началом врача-финна. В лагерях больные содержались в специальном бараке, где режим был более мягким. «За время Зимней войны в финском плену умерли всего 113 советских военнопленных» (с. 267).

Из-за скоротечности войны труд пленных почти не получил распространения. В основном они использовались на работах по благоустройству лагерей, иногда на строительстве и ремонте дорог и на лесозаготовках.

Среди пленных проводилась и культурно-просветительская работа, специально для них выпускались газеты «Милый друг» и «Друг Пленных», некоторые из пленников писали в эти газеты заметки и стихи. В подобной работе кроме администрации принимали участие различные эмигрантские организации, занимаясь в основном пропагандой невозвращения на родину. Но сами финны отмечали, что советские пленные к такой обработке оказались почти не восприимчивы. Распространявшаяся в лагерях религиозная литература интереса также почти не вызывала, за исключением литературы для мусульман. «Более того, в лагерях и тюрьмах, где содержались советские пленные, существовали подпольные комсомольские и партийные ячейки. Проводились собрания, выпускались и распространялись рукописные листовки» (с. 382).

В начале апреля 1940 г. была создана межправительственная комиссия по обмену пленными, который начался уже в середине месяца. Эта же комиссия занималась розыском пропавших без вести военнослужащих и гражданских лиц. Тяжело раненных пленных, которых нельзя было перевозить, договорились передавать на родину по мере их выздоровления. 20 советских военнопленных захотели остаться в Финляндии и столько же финнов – в СССР. По возвращении в Советский Союз почти все бывшие военнопленные были осуждены решением Особого совещания при НКВД СССР к заключению в лагерях ГУЛАГа. Финские военнопленные тоже проходили на родине через фильтрацию, целью которой было выяснение причин попадания в плен и поведения в плену. 30 человек были осуждены судом к различным срокам заключения (вплоть до пожизненного).

Содержание финских пленных во время войны 1941–1944 гг. отличалось прежде всего тем, что теперь военнопленных в СССР было довольно много, разных национальностей, и специальные лагеря для финнов не строили, они содержались в лагерях НКВД по всей стране – от северных районов до Казахстана включительно. Причем смертность их в Казахстане была значительно выше, чем на севере (из 338 человек в Карлаге в живых осталось менее 30). Это объясняется прежде всего плохим питанием, непосильной работой и отсутствием витаминов. «Незнание местной флоры приводило к тому, что в Караганде финны от голода собирали сладкие корнеплоды, которые, как оказалось, были ядовитыми» (с. 130– 131). Финны были дисциплинированны, нарушений режима, как и во время Зимней войны, почти не совершали, если не считать кражи продуктов, что для голодных людей простительно. Питание было значительно хуже, чем во время Зимней войны, особенно до весны 1943 г., но и тогда положение улучшилось несущественно из-за хищения продуктов обслуживающим персоналом.

Медицинская помощь раненым военнопленным в госпиталях и больницах оказывалась наравне с ранеными советскими бойцами. В лагерях было значительно хуже: не хватало медперсонала, медикаментов и перевязочных материалов, лагерные больницы были перегружены. Часто пленные прибывали в стационарный лагерь сильно ослабленными. Плохое питание, отсутствие витаминов и тяжелый труд привели к повышению смертности по сравнению с Зимней войной. Всего в советских лагерях умерли 32% пленных финнов, большинство из них – от дистрофии и других болезней, связанных с недостатком питания. Кладбища военнопленных не регистрировались, а после окончания Отечественной войны и не сохранялись, поэтому установить места захоронений практически невозможно.

«В годы Великой Отечественной войны военнопленные в СССР были заняты практически во всех отраслях промышленности и сельского хозяйства. Но особенно широко пленные использовались на лесо– и торфоразработках, добыче угля и асбеста» (с. 322). В 1942 г. вышел ряд документов, регулирующих труд военнопленных и его оплату. Отныне все трудоспособные должны были работать; только офицеров нельзя было использовать на работах вне лагеря. Оплата зависела от выполнения плана и могла достигать 100 рублей. Но главным, как считает автор, было увеличение выполняющим план хлебного пайка, так как купить что-либо все равно было затруднительно. Чтобы снизить заболеваемость и смертность среди пленных, в апреле 1943 г. были уменьшены нормы выработки, повышены нормы продовольственного снабжения, рабочий день сокращен с двенадцати часов до восьми, а также гарантировались четыре выходных дня в месяц. На работах по восстановлению экономики СССР после окончания войны финские военнопленные не использовались.

Финляндия начала готовиться к приему советских военнопленных с первых дней начавшейся «войны-продолжения». Но к такому их количеству страна оказалась все-таки не готова. Только за первые полгода с начала боевых действий в финский плен попало 56 334 человека, всего же за время войны – 64 188. На территории Финляндии существовало 30 различных лагерей, еще несколько лагерей для военнопленных и гражданских лиц было организовано финнами на оккупированной территории, но все же ме́ста катастрофически не хватало. Ещё хуже было с питанием пленных. Маленькая Суоми просто не могла прокормить столько народа в условиях войны и недостатка продуктов даже для своего гражданского населения. Пленные голодали. Это привело к большому проценту заболеваемости и смертности. Работа по размещению и содержанию пленных наладилась только к осени 1943 г. Тогда же была решена и проблема питания, но лишь отчасти: пленных стали отдавать на работу владельцам хуторов или ферм, которые и должны были их кормить. Не осталась в стороне и русская община Финляндии, по мере своих возможностей помогая соотечественникам продуктами.

Для охраны военнопленных были созданы специальные части военной полиции, в которых служили в основном не слишком молодые или не слишком здоровые люди; к пленным они в большинстве своем относились достаточно лояльно, нередко даже помогая им продуктами. Нарушение лагерного режима каралось карцером до 30 суток или поркой розгами (даже за побег), приговорить к расстрелу военнопленного мог только суд и только за очень серьезное преступление, например шпионаж. Помимо этого на территории страны находилось 27 немецких лагерей для советских военнопленных, которые были расположены в основном на севере страны. Охранялись эти лагеря исключительно немцами, и порядок содержания в них был гораздо жестче, чем в финских. В 1944 г., когда Финляндия вышла из войны, эти лагеря были эвакуированы в Норвегию и Германию.

Огромный приток пленных, захватить которых Финляндия совершенно не рассчитывала, породил еще одну большую проблему – их медицинское обслуживание, особенно в 1941–1942 гг. Дело было не только в отсутствии должного количества медперсонала (эта проблема частично была решена, когда советским врачам-военнопленным разрешили лечить своих соотечественников), медикаментов и перевязочных средств, но и в возникшей неразберихе, в результате которой раненые красноармейцы слишком поздно попадали в госпиталь, когда врачи уже не могли их спасти, хотя собственно лечение и уход на протяжении всей войны оставались качественными. За время войны 1941–1944 гг. в финских лагерях и госпиталях умерли более 29% от общего количества советских военнопленных. Автор видит причину этого не только и даже не столько в ранениях и болезнях, сколько в голоде и тяжелом труде. В отличие от Советского Союза, кладбища военнопленных в Финляндии поддерживаются в хорошем состоянии и по сей день.

Во время «войны-продолжения» в Финляндии, так же как и в СССР, остро чувствовался недостаток рабочих рук, поэтому труд советских военнопленных широко использовался в различных отраслях экономики: в сельском хозяйстве, при строительстве и ремонте дорог, в деревообрабатывающей промышленности, на погрузочно-разгрузочных работах в порту. Но более всего – на заготовках леса и лесосплаве (свыше 50%). Предполагалась и оплата труда, но автор отмечает (с. 332), что не нашел подтверждения тому, что пленные получали деньги на руки.

В нескольких лагерях, где содержались военнопленные «дружественных наций» (ингерманландцы, карелы, вепсы, мордвины), интенсивно работали школы и курсы финского языка, культуры и истории, различные просветительские секции. Культурная работа с остальными пленными заключалась в основном в прослушивании радиопередач на русском языке. Для пленных также выпускалось несколько газет, одна из них – в оккупированном Петрозаводске. Но в большинстве своем свой досуг пленные организовывали сами; в отличие от Зимней войны, администрация в период войны 1941–1944 гг. в этом практически не участвовала. Иногда заведующие библиотеками помогали устраивать концерты и лекции. Лучше всего эта работа проводилась в госпиталях. В лагерях же у пленных часто не оставалось ни сил, ни времени после тяжелой работы. Но в отличие от финских пленных в Советском Союзе, советские пленные во время войны могли писать и отправлять письма, правда, только по оккупированной территории и территории Финляндии, но для некоторых людей это была возможность сообщить о себе своим близким.

Финляндия вышла из войны в сентябре 1944 г., а уже 15 октября первая партия советских военнопленных вернулась на родину. Большинство из них, пройдя фильтрационный лагерь, были или отпущены домой, или направлены на фронт. Часть пленных, но значительно меньшая, чем в Зимнюю войну, была осуждена органами НКВД за сотрудничество с администрацией финских лагерей (некоторые были расстреляны). Первая партия финских военнопленных и интернированных пересекла государственную границу только в ноябре 1944 г., а последняя – 30 мая 1946 г. В отличие от Советского Союза, в Финляндии «имена вернувшихся объявили по радио, в газетах, а родным были отправлены письма» (с. 472).

М.М. Минц

Вермахт и оккупационная политика в Советском Союзе: Командующие тыловыми районами групп армий, 1941–1943
(Реферат)

Хазенклевер Й.

Ref. ad op.: Hasenclever J. Wehrmacht und Besatzungspolitik in der Sowjetunion: Die Befehlshaber der rückwärtigen Heeresgebiete, 1941–1943. – Paderborn u. a.: Ferdinand Schöning, 2010. – 613 S. – (Krieg in der Geschichte; Bd. 48).

Йорн Хазенклевер (род. в 1971 г.) – доктор философии, выпускник Мюнстерского университета, где он изучал новую и новейшую историю, восточноевропейскую историю, прикладное искусство и в 2007 г. защитил диссертацию, опубликованную в дальнейшем в виде реферируемой монографии.

Книга напечатана в серии «Война в истории». В предисловии редакторы серии приводят известное изречение Карла фон Клаузевица: «Война – это продолжение политики другими средствами… На основе этого главного принципа становится понятной вся история войн, без этого все выглядит полным абсурдом». В этих словах, сказанных в 1827 г., заключается его понимание войны как феномена истории, отмечается далее (с. 9). Война имеет собственную грамматику, но никогда не имеет собственной логики. Создатели серии стремятся показать, что это касается всех исторических эпох и всех континентов (с. 9–10).

Монография состоит из введения, описания источников и историографии, последующих крупных разделов «Подготовка “мировоззренческой” войны против Советского Союза», «Оккупационная политика в тыловых районах», «Командующие и партизанская война в тыловых районах», «Командующие и истребление еврейского населения». Разделы разбиты на многочисленные главы. В конце книги даны список включенных в ее текст статистических таблиц, список источников и литературы, именной указатель (с. 577–611).

Автор ведет исследование по определенной методике, в центре его внимания – действия командующих тыловыми районами групп армий генералов Франца фон Рока (тыловой район «Север», 1941–1943), Макса фон Шенкендорфа (тыловой район «Центр», 1941–1943), Карла фон Рока (тыловой район «Юг», 1941–1942), Эриха Фридериси (тыловой район «Юг», 1942–1943). Историк знакомит читателя с биографиями этих военачальников, начавших военную карьеру еще до Первой мировой войны (с. 75–133). Все они характеризуются автором как не принадлежавшие к наиболее высокопоставленным представителям генералитета Вермахта, но все же как входившие во второй и третий эшелон германской офицерской элиты (с. 12). Наряду с ними в названных оккупационных областях кратковременно командовали также генерал фон Бот, заменивший в апреле 1943 г. Ф. фон Рока в тыловом районе группы армий «Север», и генерал Роткирх, сменивший в августе 1943 г. в тыловом районе группы армий «Центр» генерала М. фон Шенкендорфа, умершего во время отпуска в июле 1943 г.

Генерал Фридериси был взят в плен 8 мая 1945 г. американцами, которые в условиях начавшейся «холодной войны», по-видимому, использовали в своих интересах его знания, полученные во время оккупации Вермахтом западных советских областей (с. 132).

Генералы фон Шенкендорф, а также Ф. фон Рок и К. фон Рок уже 15 марта 1941 г. были назначены командующими тыловых районов 101 («Север»), 102 («Центр») и 103 («Юг»), но приступили к выполнению своих обязанностей лишь неделю спустя (с. 133). Ими были сформированы штабы, определена численность военнослужащих для выполнения поставленных задач. Хотя в первоначальных планах эти цифры составляли от 20 до 30 тыс., впоследствии они значительно выросли. Так, осенью 1941 г. оккупационные войска в тыловом районе группы армий «Юг» насчитывали от 155 до 233 тыс. человек. Особенно много было немецких военнослужащих в Полтаве и Смоленске, ставших главными городами в тыловых районах групп армий, где размещались многочисленные штабы. Вместе с германскими оккупационными частями действовали также контингенты венгерских и румынских войск. Командующие должны были заботиться о необходимом обеспечении всей этой массы солдат. Для них доставлялись газеты и журналы, работали мобильные библиотеки. Они имели возможность смотреть кино и посещать театры (с. 141–142). Задачи по обеспечению безопасности выполняли охранные дивизии – 207-я, 213-я, 221-я, 281-я, 285-я, 286-я, 403-я, 444-я, 454-я. Они состояли по большей части из резервистов, считавшихся непригодными для службы на передовой (с. 144). Приказы, которыми они должны были руководствоваться, в том числе приказ о военных судах и «приказ о комиссарах», эти дивизии получили накануне начала операции «Барбаросса» (с. 146).

Автор освещает далее деятельность командующих тыловыми районами групп армий по обеспечению экономической деятельности на подчиненных территориях. В отдельные небольшие две главы вынесено описание деятельности войск СС и полиции (с. 156– 165). Карательные операции выполнялись четырьмя айнзацгруппами, действовавшими на территории прибалтийских республик, Белоруссии и Украины, входивших соответственно в тыловые районы групп армий «Север», «Центр» и «Юг». Хазенклевер приводит примеры разногласий между тыловыми войсками, подчиненными своим командирам, и частями СС, эти конфликты были нередкими. В качестве подтверждения автором приводится письмо генерала Корземана своему начальнику Гиммлеру, в котором идет речь о том, что он нередко спорит с генералом фон Роком, доказывая тому, что войска СС и полиция имеют особые задания и для их выполнения у них должны быть развязаны руки. В письме говорится также, что замена фон Рока на более молодого командующего будет Корземаном приветствоваться (с. 180–181).

В следующем разделе книги автор анализирует разные стороны оккупационной политики на занятых территориях. Даны карты, на которых выделены области, находившиеся под военным управлением, и области под гражданским управлением, к последним относились территории прибалтийских республик (рейхскомиссариат Остланд), часть Украины (рейхскомиссариат Украина). Под контролем Румынии находились переданные ей в июле-августе 1941 г. Бессарабия и Приднестровье. В отдельные оккупационные территории под контролем немцев были выделены Галиция и Крым, затем некоторые территории Северного Кавказа. Территория вокруг Белостока, до 1939 г. бывшая польской, была включена в состав Восточной Пруссии (с. 184, 191).

Далее рассказывается о попытках проведения в занятых областях реформ, например, аграрной: «Отмена советского коллективного хозяйства и замена его частной экономической формой представляли собой одну из главных проблем, с которыми столкнулись командующие» (с. 258). Поначалу ожидание того, что колхозы и совхозы будут распущены, было очень велико у сельского населения, пишет автор. Но до нападения на Советский Союз Геринг как ответственный за четырехлетний план и Герберт Баке как статс-секретарь рейхсминистерства продовольствия настояли на сохранении колхозов. По их мнению, так было бы надежнее получать от них необходимое для Рейха продовольствие. Только название колхозы по пропагандистским соображениям было заменено на совместные хозяйства (с. 258). Для командующих эта проблема приобретала всё бо́льшую актуальность. Тогда как в прибалтийских странах коллективизация не зашла далеко, в Белоруссии и на Украине она охватила большую часть аграрного хозяйства. Как раз на Украине во время принудительной коллективизации умерли миллионы людей, пишет автор, ссылаясь на труд Р. Конквеста 1986 г.44
  Conquest R. The harvest of sorrow: Soviet collectivization and the terrorfamine. – L.: Hutchinson, 1986. – VIII, 412 p.: ill.


[Закрыть] В одном из первых докладов генерал-квартирмейстера летом 1941 г. отмечалось: «Если в дальнейшем не будет введена частная собственность, то мы получим большевизм без большевиков» (цит. по: с. 259). Тем не менее в августе 1941 г. было подтверждено, что коллективную собственность необходимо сохранить. Насколько велики были ожидания роспуска колхозов, показывает тот факт, что во многих местах крестьяне поделили колхозную собственность между собой, отмечает автор (с. 259).

Другой проблемой, требовавшей решения, была проблема образования. Командующие пытались проводить здесь прагматическую политику. Еще в мае 1940 г. Гиммлер потребовал ввести в оккупированной Польше только четырехклассное образование. «Неарийская» молодежь на Востоке должна была, по его мнению, уметь считать до 500, писать свое имя, быть послушной немцам, честной и прилежной, умение читать для них было необязательно (с. 264). Розенберг ставил целью с помощью населения окраинных советских государств подавить «великорусскость». Он предлагал создать на Украине университеты и технические высшие школы, чтобы укрепить национальное самосознание. Во время блицкрига было не до решения этих проблем.

Религиозная политика была еще одним важным направлением деятельности оккупационного управления. Подавление церковной жизни в СССР предоставляло в этой сфере перспективу победы над коммунизмом. «В занятых Советским Союзом в 1940 г. странах, хотя преследование религии и началось, но больших достижений тут не было. На занятых территориях с удивлением наблюдали, что даже в русских областях население устремилось во вновь открытые церкви» (с. 272). Известный своими антирелигиозными взглядами Розенберг делал ставку на раздробление церквей. Разработанный им эдикт о терпимости в отношении всех церквей был призван в пропагандистских целях дать понять, что немецкая оккупационная политика более дружелюбна к церквям, чем политика Сталина. Согласование эдикта, однако, затянулось до лета 1942 г. 8 мая 1942 г. Гитлер наконец решился обнародовать эдикт, но не как закон, а как правила урегулирования религиозных свобод, которые устанавливаются самими рейхскомиссариатами. Хотя Гитлер и одобрил проект Розенберга, после того как его шестнадцать раз переделывали, он опасался, что эдикт негативно подействует на всю политику Рейха. Таким образом, использование «церковного вопроса» в целях успешной пропаганды становилось не слишком пригодным (с. 273).

Далее автор пишет о том, как решались вопросы снабжения гражданского населения продовольствием, о голоде зимой 1941– 1942 гг. Он анализирует также вопрос занятости, обеспечения населения работой.

Следующий большой раздел книги посвящен борьбе оккупационных властей с партизанским движением. 29 июня 1941 г. ЦК ВКП(б) принял решение об организации партизанской борьбы в тылу врага. Но его практическое осуществление затянулось на многие месяцы. Согласно советским данным, зимой 1941 г. численность партизанских сил составляла от 80 до 90 тыс. бойцов. С весны 1942 г. их число росло, достигнув летом цифры в 150 тыс. Она не слишком изменялась на протяжении года вплоть до весны 1943 г. И только летом 1943 г. число партизан достигло наивысшей цифры 280 тыс. человек (с. 345).

Немецкая сторона готовилась к антипартизанским действиям позади линии фронта уже с подготовительной фазы войны. Планировалась идеологическая борьба в ходе блицкрига. То, что война против Советского Союза не будет «нормальной войной», было известно верхушке Вермахта еще с речи Гитлера 30 марта 1941 г. Лозунг «Der Kommunist ist vorher kein Kamerad und nachher kein Kamerad» – «Коммунист нам не был и не будет товарищем» – касался прежде всего обеспечения безопасности в тыловых областях. Были ли будущие командующие тыловыми районами на произнесении этой речи, остается неясным, но они наверняка были знакомы с ее содержанием.

Многих офицеров, начиная с Первой мировой, преследовала травма «неограниченной войны» в Бельгии, опыт сражений в Прибалтике в 1918 г. и вооруженных столкновений в самой Германии в начале 1920-х годов. Многие предполагали, что от славян, особенно от русских, следует ожидать герилью, которая будет предпочтительной для русских и «еврейского большевизма». Тут действовала и легенда о «кинжале в спину», который якобы был вонзен в тылу и тем самым свел на нет победы немцев на фронтах Первой мировой войны. Командующие тыловыми районами тоже черпали свои познания из данного опыта.

В Верховном командовании Вермахта рассчитывали, что после успешного завершения блицкрига немецкие войска столкнутся с партизанской войной (с. 347). Резервистов, из которых в основном состояли тыловые войска, заранее готовили к борьбе с партизанами. Считали, что русское население благодаря более длительной идеологизации в этом отношении более опасно, чем украинское и прибалтийское. В качестве потенциальной опасности рассматривались отставшие от своих частей красноармейцы, евреи и комиссары, а также «женщины в униформе» (с. 348). Войска СС и дивизии, имевшие задачи охраны безопасности в тылу, собирались вести беспощадную борьбу с партизанами.

Далее приводятся примеры борьбы с партизанами в тыловом районе группы армий «Центр» в 1941 г. Она шла под лозунгом «Борьба с партизанами – это борьба с большевизмом» (с. 364). Начало операции «Тайфун» по захвату Москвы привело к дальнейшему расширению зоны действия тыловых войск. Действия частей, находившихся в тыловом районе «Центр» под командованием Шенкендорфа, по истреблению тех, кто оказывал сопротивление, начиная с октября 1941 г. становились все более брутальными (с. 367). В зимние месяцы, когда, казалось бы, партизан было легче обнаружить в простирающихся на большие расстояния лесных и болотистых местностях, борьбу с ними можно было вести более успешно. Поэтому Шенкендорф и его заместитель генерал Кох-Эрпах требовали присылки все новых подкреплений. Однако провал наступления на Москву и успешное контрнаступление русских заставили перебрасывать все больше тыловых частей на передовую. Возникла патовая ситуация, когда группы партизан сумели реорганизоваться и получали обеспечение в отдаленных деревнях, тогда как у оккупационных войск не было достаточных сил для дальнейших действий. Шенкендорф получил отпуск по состоянию здоровья и конец 1941 – начало 1942 г. провел в кругу семьи. Автор анализирует далее положение в тыловых районах групп армий «Юг» и «Север», где уже летом 1941 г. начались столь же брутальные операции против партизан (с. 368–377). В последующих главах отражены конкретные эпизоды борьбы немецких оккупационных войск с партизанами в 1942–1943 гг.