Текст книги "Святые Алексии"

Рассказывают еще вот какой случай. У помещика Шипилова жила в усадьбе птичница Пелагея Тюрина. Муж ее, Гаврила, человек был жестокий и нещадно бил ее. Не только сама несчастная женщина, но и окружающие ее люди были уверены, что он когда-нибудь убьет ее до смерти. Раз как-то в полном отчаянии пришла она просить заступничества о. Алексия. Помолясь вместе с ней, о. Алексий отпустил ее с миром, сказав, чтобы она не беспокоилась, так как эти дни муж не тронет ее пальцем, что скоро приедет барин, поговорит с ним, и после этого он уже никогда больше не будет бить ее. И правда, несколько дней подряд, ко всеобщему удивлению, прошло спокойно для Пелагеи. Потом приехал барин и вызвал к себе Гаврилу. Вышел он оттуда на себя не похож, и голова низко опущена. Пелагея так и обмерла при виде его, думала, что он сейчас набросится и начнет бить ее, но он ее не тронул. Стала она со страхом ждать ночи, думая, что уже тогда ей наверно не миновать смерти. Но ночь прошла без побоев; так же прошли и все следующие дни и так до самой смерти, как предсказывал о. Алексий, он уже ни разу не бил больше ее.

Жила в Бортсурманах одна крестьянская девушка, Афимья Аникичева. Собралась она как-то идти в Киев на богомолье и пришла к о. Алексию за благословением. Он предсказал ей, что во время путешествия ей придется нести тяжкий крест. Ее это так напугало, что она решила отказаться от своего путешествия, но о. Алексий уговорил ее не отступаться от него и надеяться на помощь Божию, которая поможет ей перенести этот крест. Тут же он сказал, что это не последнее ее паломничество и что она еще раз после этого побывает в Киеве. По слову его, она отправилась и благополучно дошла туда, но на обратном пути заболела сильнейшей горячкой и приняла много му́ки. Больную, измученную, ее никто не принимал у себя, когда она просила крова и отдыха. В одном месте ее, однако, продержали три недели. Еще очень слабой вышла она оттуда и, как сама рассказывала, пролеживала иногда целые дни возле дороги; временами подвигалась вперед ползком. Однако дошла до Бортсурман и, в самом деле, еще раз после этого была в Киеве.

Эта Афимья Аникичева приходила иногда в келью к о. Алексию, иногда приносила дрова, когда и пол мыла. Раз как-то она заметила кровь на одежде о. Алексия, и ее очень обеспокоило, откуда она могла взяться. Ночью, когда он крепко спал, она подошла к нему. Около его постели в ногах всегда лежал какой-то никому не известный предмет, тщательно скрытый грубой крестьянской дерюгой. Мучимая любопытством, она подняла дерюгу и увидала под ней камень. Она поняла, что об этот камень и разбил себе о. Алексий на молитве ноги в кровь. Пораженная виденным, она опустила дерюгу, как она была положена, и тихо отошла от его кровати, не разбудив его. На следующее утро, к ее великому удивлению, о. Алексий начал мягко выговаривать ей: «А ведь ты, Афимьюшка, согрешила этой ночью; любопытство – большой грех; никогда не следует допытываться и тайком узнавать то, что скрывают». При этом он запретил ей рассказывать про увиденное. Обещание это она сдержала и ничего не говорила про это до самой его смерти.

Курмышская мещанка Наталья Григорьевна Кузнецова рассказывала, что раз как-то мать ее Ульяна Лукинична пришла к о. Алексию. Хотя он видел ее в первый раз, он назвал ее по имени и обратился к ней с такими словами: «Ульянушка, берегись, твоя смерть на пороге». И в самом деле, очень скоро после этого она вдруг умерла от удара.

Рассказывают еще вот какой случай с одной старушкой из деревни Козловка (Бортсурманского прихода). Пришла она как-то во время Великого поста ко всенощной в Бортсурманы. Стояла большая распутица, и трудно было пробираться домой и опять на другое утро возвращаться в церковь, и она попросила у о. Алексия позволения переночевать у него. Ночью она проснулась и видит, что о. Алексий стоит перед аналоем, молится усердно, кладет поклоны. В келье полутемно, горит одна только лампада перед образом. Стала она раздумывать о том, как это о. Алексий может так беспрерывно молиться; на что утомительны службы великопостные, а он и ночью не дает себе покоя. С этими мыслями она опять заснула. Проснулась во второй раз, видит: вся келья залита каким-то необыкновенным ярким светом, о. Алексий с воздетыми руками сам весь светится и отделяется от земли; увидала она это, перепугалась и закричала во весь голос. Свет тут же исчез, о. Алексий опустился на землю, подошел к ней, стал ее успокаивать и уговаривать и не велел никому рассказывать про то, что она видела. Долго хранила она свое обещание и только после смерти о. Алексия рассказала она нескольким близким ей людям про то, что ей удалось видеть той ночью.

Сколько бы народу ни приходило к о. Алексию, в какое бы ни было время, он всегда решительно всех принимал. Ни слабость, ни болезнь не останавливали его от приема посетителей. С 1 января 1848 года силы заметно стали покидать о. Алексия, он не в состоянии уже был совершать служб церковных, и по просьбе его родные водили его в храм Божий. Несмотря на это, он почитал за великий грех отказывать приходящим к нему и через силу исполнял прошения каждого до Великого Четверга Страстной недели. Тогда он так ослабел, что не в силах был приподняться сам, пройти по комнате и вкушать пищу. Пострадав, таким образом, до 21 апреля 1848 года, ежедневно приобщаясь Святых Таин, он окончил, наконец, свою многотрудную жизнь к великому горю всех жаждущих его бесед.

День его кончины (среда Фоминой недели) был ясный и теплый. Вся площадь перед церковью была полна народом, который сошелся, чтобы в последний раз увидать о. Алексия. Он сидел у открытого окна; взор его всё время переходил от иконы в переднем углу его комнаты к народу, который стоял на площади. Многие стояли на коленах, многие тихо плакали, никто не осмеливался нарушать торжественной тишины. От времени до времени о. Алексий в открытое окно благословлял народ, за который, казалось, он молился, и благословлял до тех пор, пока не опустилась его благословляющая рука, чтобы больше уже не подыматься, пока не закрылись навеки его глаза, в которых до последней минуты жизни отражалась молитва к Богу о людях. Похоронен о. Алексий в церковной ограде против алтаря. Памятник над ним поставил один нижегородский помещик, который почитал его за великого подвижника, был его духовным сыном и всю жизнь ездил к нему за молитвами и за советами.

По словам бортсурманского священника и местных крестьян, не проходит ни одного воскресенья, ни одного праздника, чтобы не служили панихид над могилой о. Алексия. Служили панихиды и в будничные дни, приезжали на лошадях и издалека. Почти все увозили с собой землю с его могилы, и землю эту как целебную берегут или принимают с водой, когда кто-нибудь хворает. Среди крестьян ходили большие толки и большая молва об о. Алексии. Многие знают, что сам преподобный Серафим почитал его за угодника и подвижника Божия и отсылал много народу к нему в Бортсурманы, и рассказывают про это. Иные рассказывали, что преподобный Серафим даже предсказывал, что непременно откроются мощи о. Алексия. И народ верил и ждал открытия его мощей, и много ходило рассказов о том, что приходит время «выходить ему на землю». Еще больше пошло об этом толков после одного случая, который приключился с бортсурманским печником Герасимом Чудаковым. Несколько лет тому назад он подрядился поставить памятник над могилой о. Павла Вигилянского, которому о. Алексий передал свое место. Похоронен он был недалеко от о. Алексия. Герасим выкопал яму и положил брусья, которые должны были поддерживать памятник, а так как могилы очень близко одна от другой, то брусья эти уперлись прямо в могилу о. Алексия. Ночью – он сам хорошенько не знал, было ли то во сне или наяву, – но только, не видя никого около себя, он явственно услыхал голос, который говорил ему: «Герасим, неладно ты начал твою работу». Очень его удивило, и он спросил, что же в ней неладного. Тот же голос ответил, что он должен знать, как знают и как говорят все на селе, что о. Алексию до́лжно «выходить мощами» и что если он оставит брусья так, как он их сейчас положил, то при вскрытии мощей памятник о. Павлу непременно сломают и бросят на землю и работа его пропадет даром. Так его поразили эти слова, что на другое утро он пошел посоветоваться с матушкой, и они вдвоем решили переложить брусья в другую сторону, чтобы они не касались могилы о. Алексия.

Ходил по Бортсурманам еще такой рассказ. Отец Павел перед смертью завещал похоронить себя рядом с о. Алексием, так чтобы гробы их касались стенками. Когда начали разбивать землю (время было зимнее, и земля была промерзшая), то лом, которым работали, согнулся в дугу; принесли новый лом, он, так же как и первый, согнулся дугой. В этом увидали указание, что о. Алексий не допускает о. Павла к себе, и ему вырыли могилу хотя и рядом с о. Алексием, но все-таки не совсем вплотную с ним. Как перенесли могилу подальше, так уже ни один лом и не сгибался больше.

Много ходило в окрестностях Бортсурман и других рассказов, всех их и не перескажешь. Вот что за человек был о. Алексий, вот какова была его жизнь; вот сколько чудес творил он при жизни. Недаром почитает его народ за скорого помощника и ходатая за нас, грешных, перед Богом, недаром до сих пор ходит великое множество людей с теплой верой и любовью молиться на его могилу. Недаром при жизни его сам преподобный Серафим по прозорливости своей называл его «светильником, возжженным перед Престолом Божиим» и «звездою, горящей на христианском горизонте». А после смерти о. Алексия игуменья Мария написала про него в своих записках такие слова: «Се возжжегся новый светильник».

Память святого праведного Алексия Бортсурманского совершается 21 апреля / 4 мая

Преподобный Алексий (Кабалюк) Карпаторусский, архимандрит[17]17
  Печатается по: Азбука веры. Православная библиотека. Преподобный Алексий Карпаторусский.


[Закрыть]

Преподобный Алексий Карпаторусский, в миру – Александр Кабалюк, родился 1 сентября 1877 года в селе Ясиня в Марамороше – восточной части Карпатской Руси, в крестьянской семье. Воспитывался он под руководством своей весьма набожной матери, вследствие чего уже в юном Александре развилось горячее религиозное чувство, отразившееся позже на всей его деятельности.

Будучи еще юношей, он познакомился на одном из религиозных праздников с человеком, который из Почаева принес продавать духовную литературу в Карпатскую Русь. Этот человек рассказал ему о Почаевской Лавре, и юноша возымел желание побывать там и сразу же отправился с этим книгопродавцем в Почаев, затем посетил Киев, где познал красоту православного богослужения. Здесь он познакомился с монахами местной Лавры и рассказал им о незавидном положении русинского населения в Карпатах, изнывавшего под невыносимым мадьярским гнетом.

Снабженный здесь богослужебными и духовно-поучительными книгами, он стал пробираться тайком через дремучие карпатские леса; все полученные книги принес на родину. Внимательно прочитав эти книги, он стал передавать их землякам, чтобы и те просветились и познали истину Православия. Но эта «москвофильская» пропаганда, как выражались жандармы, не могла долго оставаться в тайне. В районах православного движения жандармы целыми стаями делали облавы, нападали на крестьян, избивали их до крови и подвергали аресту всех, у кого обнаруживали православную литературу.

Познакомившись с историей и узнав, что уния обманом была навязана русинскому народу, и видя, как униатское духовенство на каждом шагу эксплуатирует обнищалое крестьянское население, юноша Александр решил посвятить себя духовному служению и действовать как миссионер, надеясь, что тогда он сможет успешнее воздействовать на верующих, чтобы они сбросили с себя иго и вернулись в свою прадедовскую веру, веру Православную.

Но возник вопрос, каким образом задуманное дело сможет осуществиться. Обращаться за помощью в венгерские Карловцы (где была резиденция сербского епископа) думать было нечего, надежды полагались только на Россию и на православный Восток. Помолившись у стен Иерусалима, Александр на праздник Святой Троицы в 1908 году прибыл в Пантелеимоновский русский монастырь на Афоне. И оказалось, что в этом монастыре подвизался монах Вячеслав Агоста, карпаторусин из села Березова (ныне Хустский район), который познакомил Александра с настоятелем обители архимандритом Мисаилом. 8 июля 1908 года, в день празднования Казанской иконы Божией Матери, Александр Кабалюк публично отрекся от унии и перешел в Православную Церковь. По принятии им Христовых Таин архимандрит Мисаил благословил новообращенного иконою Пресвятой Богородицы «Акафистная» со словами: «Приимите от меня эту икону Божией Матери и отвезите ее в свой край как благословение святой Афонской Горы». (С 1928 г. икона хранилась в Благовещенском храме г. Хуста, откуда позже была похищена грабителями.)

Перед Пасхой 1909 года Александр Кабалюк, Василий Вакаров, Михаил Мачка и некоторые другие карпаторусины были приняты на обучение в русский Яблочинский мужской монастырь (ныне Польша). Об этих событиях на Афоне была издана брошюра, в которой приводился краткий очерк из истории распространения Православия в Закарпатье и рассказывалось о страданиях русинов под венгерским и католическим гнетом.

Именно здесь, на Святой Горе, посоветовали А. Кабалюку обратиться за помощью к Русской Православной Церкви, которая, без сомнения, окажет помощь русинскому православному движению. Посредниками этой миссии стали внуки известного закарпатского деятеля А. И. Добрянского – братья Геровские. Доктор Роман Геровский еще в 1904 году два раза ездил в город Хуст, встречался здесь с крестьянами села Иза и дал обещание заботиться о них.

Летом 1908 года Геровские составили обширный доклад и послали в Киев на Православный миссионерский съезд, который в то время там заседал. Председателем съезда был архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий), который познакомил съезд с содержанием доклада Геровских и вызвал их к себе по затронутому вопросу.

Но этот вопрос нашел свое решение только в 1909 году. Евлогий (Георгиевский), епископ Холмский (впоследствии проживавший в Париже), согласился принять в свою епархию, в Яблочинский монастырь, желающих монашества православных угроруссов. Владимир Бобринский, председатель Галицко-русского общества в Петрограде, своим влиянием и средствами много помогал содержанию и обучению закарпатских юношей.

25 марта 1910 года по благословению владыки Евлогия архимандрит Серафим совершил постриг Кабалюка, будущего Христова исповедника, в малую схиму с наречением имени Алексия, в честь Алексия, человека Божия. 11 июля 1910 года последовало рукоположение Кабалюка в иеродиаконы; 15 августа, в день Успения Божией Матери, – в иеромонахи.

Получив хиротонии, Алексий не был отпущен прямо из России на родину, что для него и вообще для дела Православия было рискованным. Мадьярские власти его могли судить как шпиона в пользу России. Чтобы не дать повода к подозрению, иеромонах Алексий сначала был послан в Константинополь, где просил от патриарха командировку в Венгрию. С такой командировкой он мог беспечно явиться в родные края. Он подробно изложил патриарху Иоакиму положение православного движения в Карпатской Руси и вообще в Венгрии. Но патриарх уклонился удовлетворить прошение о. Алексия, а рекомендовал ему обратиться в Сремские Карловцы к сербскому патриарху Лукиану Богдановичу, главе Православной Церкви в Австро-Венгрии.

Отец Алексий поскорбел душой, не получив ожидаемой поддержки от Константинопольского патриарха; он мог предвидеть всё, что его ожидает после прибытия на родину. Но, возложив надежду на Божий Промысл, будучи вооруженным достаточным знанием и подкрепленным незыблемой верой в правоту своего дела, он без малейшего страха и сомнения начинает теперь же свою миссионерскую деятельность среди своих земляков.

Но пока всё это должно было совершаться еще под спудом, в глубокой тайне, как это описывается в мемуарах преподобного. Благополучно прибыл он в свой родной дом. Как он сам говорил: «Я обратился к Богу с горячей просьбой, чтобы Он избавил нас от беды ради тех людей, которые ждут своего священника».

Отец Алексий принес с собой антиминс, комплектный походной храм со складным иконостасом, написанным на полотне, и иные священные принадлежности; они перенесены были на плечах через венгерскую границу тайно от врагов Православной веры.

Его прибытие было открыто только самым верным деятелям православного движения. Спустя несколько дней Михаил Палканинец из Хуста ночью, на подводе с сеном, привез о. Алексия в свой дом. Здесь он, укрываясь от людей, завязал отношения с доверенными лицами в селах, в которых происходило православное движение.

Не может укрыться город, стоящий на верху горы (Мф. 5, 14), равным образом не могло долго оставаться в тайне прибытие давно ожидаемого овцами пастыря. О прибытии в Карпатскую Русь иеромонаха Алексия вскоре узнали и мадьярские власти от своих детективов – униатских священников. Жандармы разошлись по всем уголкам Марамороша, тщательно ища пастыря, чтобы схватить его и арестовать. Но Божиим Промыслом сначала не смогли найти его, а только обступили кордоном село Иза, чтобы он туда не мог попасть.

Отец Алексий был вынужден вернуться тайком в Ясиню, свое родное село. Возвратившись, он нашел у себя дома два больших ящика, посланные ему из Черновцов от Владимира Бобринского, в которых находились богослужебные вещи для походной церкви.

Не теряя времени, он вскоре отправился, но с большими затруднениями, тщательно укрываясь, в Сремские Карловцы к патриарху Лукиану, который весьма ласково принял его. С патриархом иеромонах Алексий объяснялся на мадьярском языке. Патриарх внимательно выслушал о. Алексия и изъявил желание охотно оказать помощь, но предупредил, что ему известно – власти не хотят допустить организации Православной Церкви в Угорской Руси, опасаясь влияния России на русинов. «Однако я не отказываю вам в своей помощи, – добавил патриарх. – Если вы у себя на Родине действительно для всех свой человек, да к тому еще и иеромонах, то и действуйте во славу Божию. Поезжайте в Мишкольц к протоиерею Гавриилу Мотылю, помощником которого отныне становитесь вы».

Возвращаясь домой, о. Алексий заехал в Мишкольц к упомянутому протоиерею и получил от него удостоверение, в котором говорилось, что он является помощником протоиерея Гавриила, с местожительством в Ясине. Получив этот документ, он прибыл в Мукачево, а после и в село Великие Лучки, где тайно совершил богослужения, на которые собирались ревнители Православия из окружающих сёл. Неописуемая радость объяла исповедников Святого Православия: Господь сподобил их дождаться православного священника и выслушать православную литургию. Но в то же время они глубоко скорбели душой о том, что дело Божие должно было совершаться в глубокой тайне и под страхом наказания.

Из Великих Лучек преподобный отправился в Хуст, но при переходе с одного места на другое всякий раз жандармы задерживали его и под конвоем отправляли в родное село. На требование верующих он вторично приехал в Великие Лучки, но здесь жандармам было приказано арестовать его и пешком отвести в Мукачевскую тюрьму. В народе поднялось волнение с требованием отпустить его на свободу; власти, несколько дней продержав, отвели исповедника опять же в родное село.

У иеромонаха Алексия было горячее желание попасть в село Иза, о котором он много мечтал, что́ ему наконец и удалось осуществить. Здесь народ с восторгом его принял. В частном доме ночью он начал всенощное бдение, поисповедал и приобщил Святых Христовых Таин более тысячи человек; окрестил около трехсот детей, причем многие были в таком возрасте, что уже сами, держа в руках свечи, пели: «Елицы во Христа крестистеся…»; обвенчал 30 пар.

Окружной начальник по совету жупана иеромонаха Алексия оставил на три дня в Изе выполнить все требы и тем успокоить верующих от восстания. Видимо, он там был оставлен вынужденно; это видно из доклада, в котором начальник письменно изложил жупану Мочкаи, проживавшему в городе Сиготе: «Нужно было бы перестрелять весь народ в Изе и только тогда можно взять от них священника».

При совершении треб о. Алексием власти приказали жандармам наблюдать за порядком, поскольку в течение этих трех дней со всего Марамороша стали стекаться сюда православные верующие. Это было в праздник Сретения Господня в 1912 году. Верующие от радости пели «Христос Воскресе». Народ заполнил битком не только дом, в котором совершались богослужения, но и двор, сад, куда из открытых окон и дверей были слышны богослужения и проповедь. Иеромонах Алексий каждый раз выходил, совершая каждение и обходя весь молящийся народ.

«Когда я прощался с народом, – говорил о. Алексий, – то все дали мне присягу (клятву) в том, что никогда не отступят от святой Православной веры, хотя бы им грозили мучение и сама смерть». Когда говорили эти слова, то многие в голос плакали и со слезами проводили о. Алексия в путь.

Эта трехдневная миссия о. Алексия в Изе произвела на весь карпаторусский народ сильное впечатление, что послужило толчком к движению за возрождение Православия и в тех районах, где уния уже прочно утвердилась.

При описании этого трогательного события невольно припоминаешь слова Псалмопевца: Имже образом желает елень на источники водныя, сице желает душа моя к Тебе, Боже (Пс. 41, 2). Многие из русинов, узнав о совершении богослужений в Изе, закрыв свои дома на ключ, со всей семьей спешили к животворящему Источнику – приобщиться Святых Христовых Таин, выслушать богослужения и принять благословение. Так Господь не оставил Своей помощи исповедников Святого Православия.

Отец Алексий тайно обошел многие села, в которых возродилось движение за Православную веру, всех он укреплял, утешал и ободрял, уверяя, что Божия помощь их не оставит. Во время этих поистине апостольских путешествий верующие оберегали своего апостола и помогали ему скрываться от мадьярских жандармов. Некоторое время он жил в Хусте, в самом центре гонителей Православия. Здесь в доме М. Палканинца была устроена домовая церковь, в которой о. Алексий ночью совершал богослужения.

На примере иеромонаха Алексия наглядно изображаются те препятствия, с которыми столкнулось православное карпаторусское население.

В то время униатскую епархию возглавлял епископ Антоний Папп, телом и душой преданный мадьярской власти. После епископа Фирцака он приложил все усилия к тому, чтобы посредством властей приостановить православное движение. С целью осуществления предпринятого последовали репрессии, принудительные меры для привлечения православных в униатскую церковь. Была учреждена специальная комиссия, которая из дома в дом посещала православные семьи, производила обыск. Напечатанные в России книги, иконы и кресты забирали, а на «виновных» налагались штрафы, они часто подвергались побоям и аресту.

Жандармы нагрянули и в родной дом о. Алексия, а поскольку его не нашли здесь, арестовали всех его родных, дом закрыли на ключ. В то время о. Алексий находился в Черновцах. Жандармы сделали обыск в доме и все книги и церковную утварь конфисковали. Организовывались облавы тайной полиции, чтобы арестовать преподобного. Узнав обо всём этом, о. Алексий удалился в Яблочинский монастырь, где всё подробно рассказал о вновь начавшихся гонениях против православных на его родине. Эта весть молниеносно разнеслась по всему миру. Вскоре начали появляться статьи в английских и французских газетах, осуждение изянских властей против беззащитного населения.

Из Яблочинского монастыря о. Алексий отправился в Москву, где его приняли на аудиенцию митрополит Владимир и архиепископ Платон, прибывшие из США, и посоветовали ему удалиться в Америку, что он и сделал. Там он был назначен на приход, но не забывал свою паству – вел живую переписку, наводил справки о состоянии православного движения и информировал православных в Америке, которые всецело встали на сторону страдальцев.

Был он и на Мараморош-Сиготском процессе, где его приговорили с другими верующими к тюремному заключению. Чувства всех приговоренных выразил в заключительном слове о. Алексий: «Здесь происходит религиозный процесс… Здесь, как в храме, присутствуют верующие и я как их священник… Мы не виноваты ни в чем. Всё, что нами было сделано, совершено исключительно для Православной веры и для блага народа, а потому последнее слово в этом деле скажет Сам Иисус Христос… Если придется нам страдать, мы пострадаем за святое дело… Там – на небесах – знают, что в наших сердцах только одно желание: устроить нашу духовную жизнь».

17 августа 1921 года он был избран игуменом Свято-Николаевского монастыря в Изе. В 1925 году – возведен в сан архимандрита. 19 ноября 1947 года он преставился в Домбокском женском монастыре. 12 марта 1999 года были обретены мощи схиархимандрита Алексия. 21 ноября 2001 года состоялось прославление преподобного Алексия Карпаторусского, исповедника.

Очень трудно оценить труды преподобного Алексия, которые он совершил для своего русинского народа, многие монастыри были открыты благодаря его содействию, и также многие пришли к истинной вере благодаря его проповедям и молитвам.

Память преподобного Алексия (Кабалюка) совершается 24 апреля / 7 мая – Собор преподобных отец Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря