Текст книги "Саммари книги «Время тишины. Как управлять своим вниманием в мире полном хаоса»"

Саммари книги «Время тишины. Как управлять своим вниманием в мире, полном хаоса»

О чем эта книга

Современный человек – заложник капиталистической системы ценностей. Внутри этой идеологии время воспринимается как финансовый ресурс, а человеческая жизнь – как то, что должно быть «оптимизировано». Во главу угла ставятся продуктивность и полезность. Всё, что не соответствует этим критериям, обесценивается: будь то поэзия, природа или простое человеческое общение.

Цена, которую мы вынуждены платить за это, велика – напряжение из-за чрезмерного давления, неудовлетворенность, невозможность быть в контакте с собой, другими людьми и окружающим миром. Не говоря уже про ужас, который мы испытываем, оглядываясь и понимая, что «жизнь утекла сквозь пальцы».

Дженни Оделл – писательница и художница, уроженка Кремниевой долины. Это место, сочетающее в себе технологический прогресс и природное многообразие. Автор называет его «источником зарождения экономики внимания» – теории, рассматривающей внимание как ресурс, вокруг которого выстраивается конкурентная борьба.

Особую обеспокоенность у автора вызывает влияние, которое на общество оказывают социальные сети. Подчиняясь неумолимой логике капитализма, они становятся бездонной дырой, куда утекает наше внимание. Вызывая привыкание и удерживая в круге тревоги и зависти, они отвлекают от мира вокруг и искажают наше представление о нем.

Оделл предлагает бросить экономике внимания вызов, и в этом смысле ее книга «Время тишины» может стать практическим руководством для тех, кто не желает быть участником бесконечной капиталистической гонки, инструментом, подлежащим оптимизации.

В противовес материализму и прагматизму автор вводит образ дерева. Речь идет об одной из достопримечательностей Сан-Франциско – пятисотлетней секвойе, единственном уцелевшем в окрестностях представителе своего вида. По мнению Оделл, это дерево может преподать человечеству несколько бесценных уроков.

● Первый из них – необходимость «сопротивления на месте». Дерево до сих пор не срубили, потому что с точки зрения капитализма оно не представляло ценности и располагалось в труднодоступном месте. Иными словами, нужно отринуть ценностные ориентиры капиталистической системы ради «простого проживания жизни как высшей цели».

● Другой урок сводится к следующему: нужно быть внимательными к природному и культурному прошлому и настоящему.

На первый взгляд может показаться странным, что в качестве отпора экономике внимания автор призывает к «бездействию». Однако это вовсе не означает отказа от действия как такового – лишь того, что рассматривается через призму продуктивности. Важно отвоевать назад поглощенное медиапространством внимание, чтобы стать ближе к друг другу и к окружающему миру. И возможно, обнаружить: «всё, что мы так хотели, у нас уже есть».

О важности «бездействия» в эпоху цифровых медиа

Оделл вспоминает, как в 2017 году много времени проводила в одном местечке неподалеку от своего дома в Окленде, пытаясь скрыться от ужасов внешнего мира.

В Розовом саду – так называлось это место – Оделл, по ее собственному признанию, ничего не делала – просто сидела и наблюдала. Это место обладало особенным архитектурным стилем, который привлекал внимание, обострял наблюдательность и настраивал на вдумчивую, неспешную ходьбу.

Однако сосредоточенность внимания не обязательно связана с визуальными стимулами – так, автор обращается к понятию «глубокого слушания», разработанному преподавательницей музыки Полиной Оверос. Это понятие подразумевает сосредоточенное восприятие звуков вокруг и представляет собой практику, развивающую опыт простого наблюдения.

Эта практика помогает сделать восприятие более детализированным. Так, вслушиваясь в пение птиц, постепенно автор научилась отличать одну песню от другой и ассоциировать их с определенными птицами. Открытие, подобное этому, она пережила, когда осознала, что ее собственная мать разговаривает на трех языках, а не на двух – просто однажды обратив на это внимание.

Когда мы останавливаемся, чтобы прислушаться, наше восприятие повседневной жизни меняется и мы выпадем из привычного линейного течения времени. Подобные «выпадения» применимы и к более длительным периодам – когда человек сознательно отстраняется от окружающего мира, чтобы впоследствии пересмотреть свое отношение к нему.

В качестве иллюстрации Оделл обращается к прошлому своего отца. Устав от работы, тот решил всё бросить и целых два года посвятил себя простым занятиям, которые были ему по душе. В конце концов, это «бездеятельное» время помогло отцу установить новые отношения с работой и с окружающим миром, а также открыло путь к источнику творчества.

Так, детализация внимания способствует познанию мира внутреннего. И тогда он раскрывается перед нами с новой стороны – во всем своем многообразии и противоречивости.

Розарий, где Оделл часто практиковала «ничегонеделание», – яркий пример «настоящего общественного пространства», которое, по мысли Оделл, можно противопоставить «искусственному». Если первое не предъявляет требований к посетителям, то второе стремится их контролировать, навязывая им роль потребителя – в противном же случае рассматривая их как угрозу.

По мнению автора, существующий строй вовсе не заинтересован в том, чтобы принуждать людей к молчанию, напротив, он стремится перегрузить наше внимание информацией, пустой болтовней, в потоке которой отдельные высказывания и мнения перестают быть услышанными. На фоне бесконечного сетевого шума теряется ощущение реальности.

И здесь автор возвращается к своему опыту взаимодействия с птицами. Просто наблюдая за ними, она смогла вернуть себе ощущение комфорта, избавиться от тревоги, подогреваемой медиа, пробудить свою фантазию. И более того, она наконец смогла ощутить себя живым существом в окружении других живых существ. Именно перерыв на «бездействие» помог ей укорениться в ускользающей реальности.

Эта практика может предложить несколько рабочих инструментов, направленных против экономики внимания.

● Мы ставим продуктивность на паузу и позволяем себе «делать ничего» – так у нас появляется время на размышления и восстановление.

● Второй инструмент представляет собой обостренную способность слушать. Эта способность не имеет ничего общего с быстрой и по большому счету бездумной реакцией вроде лайка в интернете. Она может быть реализована только в рамках реальной встречи, разворачивающейся во времени между двумя физическими телами. Встречи, главная цель которой – слушать, чтобы понять точку зрения собеседника.

● И наконец, практика бездействия – своего рода прививка против зацикленности на постоянном поиске чего-то нового, лучшего. Простое «поддержание жизненного баланса» и уход за собой и окружающими рассматриваются автором как важные альтернативы идее роста.

Прогуливаясь в Розовом саду, можно обнаружить таблички с именами женщин. Каждая из них была удостоена чести называться «матерью года» за вклад, который внесла в улучшение жизни местного общества. Эти женщины – пример того, как проявляются бескорыстная забота об окружающих, сочувствие и взаимовыручка. Это кажется особенно важным, ведь в современном мире люди отдаляются друг от друга.

Столь же бережное отношение следует проявлять и к другим видам, населяющим планету. Мы должны защищать себя, других существ и наш общий дом от влияния технологий, приносящих вред.

О «пространстве отказа» как альтернативе бегства

И хотя бездействие предполагает некоторый перерыв во времени, оно вовсе не означает бегства от капиталистических реалий. Более того, попытки уйти от «цифровой интоксикации» зачастую оборачиваются инструментам для последующего повышения уровня продуктивности.

Это наводит Оделл на мысль о Леви Феликсе – основателе летнего лагеря цифровой детоксикации для взрослых в Калифорнии. Участники лагеря на время пребывания отдавали свои гаджеты и посвящали свое время пустяковым на первый взгляд занятиям – к примеру, таким как стрельба из лука или приготовление трюфелей.

Однако после смерти Леви концепция этого лагеря претерпела существенные изменения. Лагерь стал предоставлять свое пространство для сотрудников ряда компаний, обещая при этом «возможность расслабиться и отключиться, обеспечив новые перспективы и личный рост». Это противоречило открытию, которое когда-то совершил для себя Леви: проблема не в продуктивности, а в том, что люди больше не могут жить собственной жизнью. Вероятно, поэтому в конце концов он начал подумывать о поиске другого места, где он мог бы начать всё заново.

Идея бегства и построения чего-то иного созвучна Саду Эпикура – школе, основанной в Древней Греции в 4 веке до нашей эры. Она находилась в отдалении от города и предполагала «расслабленное созерцание в кругу сообщества». Ее основатель призывал к отказу от непомерных амбиций и укрощению желаний. В школе не было конкурентной среды, и ее «стены» принимали любого, кто пожелал бы туда войти.

Этот социальный эксперимент напоминает о другом, более позднем – коммунах 60-х годов прошлого века. Оделл находит опыт коммун поучительным, так как он обнажает вызовы, с которыми сталкиваются люди в попытках убежать от влияния капиталистического общества.

Как считает автор, самой большой проблемой коммун была именно идея начать всё с чистого листа. Когда среди членов вспыхивали конфликты, недовольные убегали вновь, очарованные идеей построения нового общества, – на этот раз уже прочь из коммуны.

Иллюстрацией того, какое развитие претерпевали коммуны того времени, может послужить роман 1948 года «Уолден Два» американского психолога-бихевиориста Б.Ф. Скиннера. В книге описывается человеческое сообщество, которое появилось в результате поведенческого эксперимента ученого по имени Фрейзер. Тот управляет всеми членами сообщества, словно марионетками, предоставляя возможность выбирать, но исключительно в рамках уже предопределенной им модели поведения.

Происходящее в «Уолдене Два», легко соотнести с идеями, которые развивала Ханна Арендт в своей работе «Состояние человека». Согласно ее позиции, «отличительной чертой побегов является представление о том, что люди могут законно жить вместе только тогда, когда некоторые наделены правом командовать, а остальных заставляют подчиняться». В результате общество разделяется на экспертов и простых исполнителей.

На примере коммуны под названием Bryn Athyn можно наглядно проследить это развитие. Вложив большую сумму денег, основатель коммуны Вуди Рэнсом хотел вывести ее на самоокупаемость, чтобы продемонстрировать возможность ее автономного существования. Однако остальные участники не разделяли его обеспокоенности, и Рэнсону пришлось в ярости покинуть сообщество.

Несколько лет спустя он организовал новую коммуну, полностью взяв управление в свои руки. Он заставил участников подчиняться правилам, много работать и следовать жесткому распорядку дня, во главу угла поставив чисто механистическую эффективность.

И хотя побег от опостылевшего капиталистического уклада со всеми его язвами был изначально нереализуемой затеей, автор считает опыт коммун полезным. Оделл называет их «пробными камнями инакомыслия», способными указать современному обществу на возможность альтернативных путей.

В этом смысле история американского монаха-трапписта Томаса Мертона может быть более поучительной. Он удалился в уединенный католический монастырь, где придерживался идеи духовного отторжения мира. Однако несколькими годами позже полностью порвал с этой идеей и с тех пор до конца своих дней чутко отзывался на изменения, происходившие в общественной жизни.

Чему может научить эта история? Необходимости ухода из медиапространства, поддерживающего нас в круге страха и гнева и отвлекающего от по-настоящему значимых вещей. Чтобы распознать механизмы, которым мы неосознанно подчиняемся, требуется дистанция. Но уход может быть только временным – и это вопрос ответственности перед окружающим миром.

Вместо побега Оделл предлагает занять двойственную позицию: стоять в стороне, не уходя. Смотреть на мир глазами постороннего со смешанным чувством печали и надежды на перемены в будущем. Это не значит смириться с действительным положением вещей – но «жить в отказе» там, где ты есть, формируя с окружающими людьми «общее пространство отказа».

Примером радикального отступления от устоев является древнегреческий философ-циник Диоген. Сохраняя ироническую дистанцию и делая противоположное общепринятому, он переворачивал общественные нормы вверх ногами, обнажая их лицемерную природу.

Диоген – наглядная иллюстрация того, как можно оставаться в обществе и в то же время находиться в уже упомянутом состоянии отказа. Он принимал участие в общественной жизни, но предпочитал играть по собственным правилам. Это состояние Оделл называет «третьим пространством» – местом, подходящим для тех, кого не устраивает существующая система.

Бартлби, герой новеллы американского писателя Мелвилла, – еще один «красноречивый» пример отказа. Повторяя одну и ту же фразу – «я предпочел бы этого не делать» – в ответ на любое поручение начальника, он, по словам Делеза, «вырезает своего рода чужой язык внутри языка, чтобы заставить весь мир замолчать», доводя босса до состояния отчаяния.

Если бы Диоген решил открыть свою школу, то первым ее учеником стал бы художник Техчин Сие. В рамках перформанса тот в течение года оставался запертым внутри построенной им самим клетки, лишив себя практически всего. Художник достиг высокой степени самообладания и дисциплины, без которых эксперимент не состоялся бы.

Другой человек, известный тем, что подверг себя лишениям, – Генри Дэвид Торо. Он предпочел поселиться в уединении и отринуть блага цивилизации, дабы не платить налоги системе, которую не поддерживал. В своем эссе «О гражданском неповиновении» Торо выражает надежду на то, что однажды станет возможным положить ненавистной системе конец, если и другие люди также откажутся играть по ее правилам.

Чтобы увидеть, как на практике может работать коллективный отказ, можно обратиться к крупнейшей забастовке 1934 года в Сан-Франциско. Недовольные тяжелыми условиями труда, сто пятьдесят тысяч трудящихся по всему заливу в считанные дни прекратили свою работу. Толчком этим событиям послужили гибель двух участников сопротивления от рук полицейских и последовавший траурный марш. «Тысячи забастовщиков, сочувствующих и зрителей» просто «молча шли рядом». Этот акт безмолвного сопротивления вызвал у Промышленной ассоциации Сан-Франциско настоящий шок.

Организованные акции протеста не случаются напрямую под воздействием сильных эмоций, будь то страх или гнев. Напротив, способность концентрировать внимание на индивидуальном и коллективном уровнях на общих для группы целях помогает подобрать подходящие стратегии поведения и делает подобную организацию возможной.

Однако здесь мы сталкиваемся с проблемой: одним людям легче войти в пространство отказа, нежели другим. Так, Диогену в своем время повезло с окружением, которое относилось к нему дружелюбно. Торо не угодил в тюрьму только потому, что другой человек заплатил за него налог. А вот Бартлби постигла худшая участь – смерть в тюрьме.

Как кажется, сегодняшнее положение наемных рабочих на рынке труда не так уж сильно отличается от положения, которое некогда привело грузчиков к забастовке. Позиция «меня просто уволят», жизнь в постоянном страхе потерять работу и недостаточный уровень государственной защиты – всё это способствует тому, чтобы люди и дальше продолжали подчиняться капиталистической машине, не видя иного выхода.

Еще одни жертвы этой системы – студенты, вынужденные перед лицом экономической нестабильности работать на износ и пренебрегающие заботой о себе. Атмосфера страха, в которой рыночная модель поддерживает учащихся, приводит к низкой концентрации внимания, раздробленности и конкуренции – в ущерб солидарности, сотрудничеству во имя общих интересов.

О роли внимания в борьбе за «жизнь, которую мы хотим прожить»

Пытаясь представить, как может выглядеть коллективный отказ на уровне внимания в пространстве современных медиа, автор приходит к следующему выводу: требуются регулярные упражнения. Всякий раз, когда нами пытаются манипулировать, нужно отказаться от первичной реакции и перенаправить внимание в другое место.

Оделл обнаруживает в экономике внимания своего рода слепое пятно. Дело в том, что этот подход не учитывает качества нашего внимания. Действительно, время, которое мы уделяем тому или иному информационному посту, может быть вычислено, но никто не может вычислить, каким взглядом мы рассматриваем его. Например, это может быть выдерживающий ироническую дистанцию взгляд Диогена.

Проводником, по мнению Оделл, способным обогатить наш опыт управления вниманием, оказывается… искусство. Например, работы американского художника Дэвида Хокни сделаны так, что размывают точку концентрации, заставляя взгляд продолжительное время блуждать по картине и собирать ее из деталей в единое целое.

Другой пример – исполнение пьесы Джона Кейджа, на котором некогда побывала автор. Благодаря эстетической установке Кейджа «всё, что мы слышим, есть музыка», любые звуки во время исполнения этого произведения становятся его частью и воспринимаются с особой чувствительностью. Этот опыт помог Оделл обогатить свое восприятие множеством звуков, что раньше просто-напросто ускользали от ее сознания.

Осознанное видение, как и осознанное слушание, – навык, который нарабатывается с практикой. Речь идет не только об искусстве – окружающая среда заслуживает не меньшего внимания с нашей стороны. Автор признается, что несколько месяцев практики сделали из нее другого человека. В раскрывшемся по-новому физическом пространстве она ощущала себя как инопланетянин, «который впервые сталкивается с людьми, предметами и законами физики».

В чем преимущество такого восприятия? Во-первых, оно стимулирует любопытство. Во-вторых, оно помогает выйти за границы собственного «Я», обратив внимание на нечто, находящееся вовне.

Здесь автор обращается к философии Мартина Бубера – а именно, к черте, которую он проводит между двумя способами видения: «Я-Оно» и «Я-Ты». Первое предполагает, что объект внимания рассматривается с чисто прагматических позиций – как средство достижения определенной цели. Напротив, «Я-Ты» ставит нас перед фактом существования равного другого, который не может быть интерпретирован или познан до конца.

Второй тип взаимодействия можно наблюдать у художников-абстракционистов. Картина перестает играть роль проводника в другое измерение, объекта, через который мы смотрим на сцены, разворачивающиеся перед нашим взором. Отныне она находится в одном с нами физическом пространстве – не более и не менее.

Кроме несводимого к утилитарной функции другого – будь то человек или картина – существует иной способ вывести внимание за пределы «Я». На этом этапе мы можем занять позицию стороннего наблюдателя по отношению к самим себе и даже само внимание сделать объектом собственного восприятия.

В исследованиях, посвященных вниманию, существует такой термин, как «слепота по невнимательности». Большое количество информации, поступающей в наш мозг, обрабатывается, минуя наше сознание. Обычно мы замечаем только то, что ищем. Это объясняет, почему многие звуки вокруг нас существуют как бы на периферии нашего восприятия до тех пор, пока мы осознанно не обратим на них свое внимание.

Оделл рассматривает социальные предрассудки в качестве одной из форм «слепоты по невнимательности». Например, расистские мысли и связанное с ними поведение, которые зачастую не осознаются людьми. Чтобы избавиться от подобных предубеждений, требуются понимание, мотивация к изменениям и стратегии по избавлению от старой привычки.

И кроме того, требуется дисциплина. Это естественно для нашего внимания – постоянно переключаться на новые стимулы, если в объекте не происходит изменений. Нужно проявлять бдительность и силу воли, чтобы раз за разом возвращать ускользающее внимание к одному и тому же предмету, находя в нем что-то новое для себя.

Оделл рисует печальную картину последствий борьбы, которую рынок ведет за наше внимание. Проигрывая в этой борьбе, каждый рискует пожертвовать благополучием и свободой жить той жизнью, которой он хотел бы жить.

Автор в корне не согласна с точкой зрения, рассматривающей экономику внимания как неизбежное зло, а попытки отвоевать наше внимание – как заранее обреченные на провал. Отпор, который мы можем дать, заключается в применении более гибких форм внимания – тех, что менее чувствительны к манипуляциям, тех, что опираются на дисциплину и бдительность.

Это значит смотреть на окружающий мир с позиции «Я-Ты». Это значит углублять свое внимание, не позволяя ему поверхностно прыгать с одной вещи на другую. В конце концов, это значит выработать привычку подвергать сомнению устоявшиеся убеждения.

Сопротивление экономике внимания – не единственная причина работать в этих направлениях. Внимание помогает структурировать нашу реальность, и «без избирательного интереса опыт» представлял бы собой «полный хаос». Изменения в структуре внимания влекут за собой изменения в том, каким образом реальность является нам.

Переместив фокус внимания с новостей и «риторики продуктивности» на окружающий природный мир, автор превратила его в по-настоящему видимый для себя. Таким образом, она сделала первый шаг на пути к тому, что называется замысловатым термином «биорегионализм», то есть «вплетением себя в регион через наблюдение и ответственность перед местной экосистемой».

Проведя детские годы в городе под названием Купертино, автор могла описать его лишь словами «безликий», «не имеющий начала или конца», «пустая оболочка потребительской культуры». Однако годы спустя этот же город показал Оделл совсем иное лицо.

Всё, что она замечала раньше, включая офисные парки, парковки и ряды торговых центров, построенные для удобства людей, оказалось лишь малой частью того, чем Купертино на самом деле был. А был он большим пространством земли, на котором соседствуют самые разные формы жизни, подчиняющиеся не утилитарной логике, но совсем иным законам «цветения, разложения и просачивания».