Текст книги "Загадки истории. Факты. Открытия. Люди"

В средние века очень популярным было описание путешествия Иоганна Мондевиля (1356 г.), где изображено царство могущественного священнослужителя Иоанна далеко на Востоке, вблизи рая. А Иоганн Гесе в фантастическом «Итинерариусе» (около 1489 г.) власть царя-священника Иоанна распространяет «до самых крайних пределов Земли», включая в его царство и земной рай, который находится на вершине огромной горы Эдем, настолько крутой, что взойти на нее невозможно. По вечерам, когда солнце заходит за гору, видна очень прозрачная (ледник?) и красивая стена рая. В этой стране находится и чудесный остров (блаженных), называемый «Radix paradysi» (корень рая), где три дня пролетают как три часа. Так воображение поэта нередко стремится слить воедино различные представления о стране обетованной, крае всемирной гармонии.

Сказание о пресвитере Иоанне оставило неугасимый огненный след и в русском сознании. Интерес к таинственному Востоку всегда был присущ русскому народу, постоянно соприкасавшемуся с племенами и народами Азии. Но наиболее ярко этот Восток олицетворяла для него «богатая» Индия, страна чудес, откуда с паломниками и купцами приходили на Русь самые фантастические сведения и легенды.

Первым путешественником в Индию называют тверского купца Афанасия Никитина (XV в.), но, конечно, немало было отважных странников-дальнепроходцев и до него, о которых история молчит. Из самой Индии, этого неведомого края, в 1533 году впервые в Москву прибывает посол Великого Могола Бабура и вручает послание правителя Индии, в котором тот предлагает великому князю России дружбу и братство! И это не удивительно, ведь Московия долгое время была частью монгольского государства.

С тех пор взаимные контакты обеих стран становятся все более частыми. Поэтому понятно, что и легенда о восточном царе Иоанне в конце концов в русском сознании тесно переплелась с представлениями об Индии и превратилась в своеобразное «Сказание об Индийском царстве», легенду, которая с XV века была очень распространена в русской литературе и оказала влияние даже на народные традиции. То, что латинский или южнославянский первоначальный текст письма пресвитера Иоанна снова и снова перерабатывался в древнерусских вариантах, говорит о том, что на протяжении веков эта легенда вызывала незатухающий интерес.

В одном из вариантов легенды греческий король Мануил направляет к сказочному индийскому царю Иоанну послов с дарами, наказав им разузнать о могуществе и богатстве Индийского государства. Иоанн радушно принимает послов, но говорит, что описать его страну невозможно, настолько она велика и обильна не только богатствами, но и чудесами. Если греческий король пожелает, он может сам прибыть сюда, и, став здесь младшим слугой, он будет богаче и могущественнее, чем теперь. Если же он все-таки жаждет иметь описание Индийского царства, то пусть продаст свое государство и на вырученные деньги закупит бумаги и чернил и прибудет со своими писцами в его страну и попробует ее описать. Но чтобы запечатлеть все чудеса и прекрасные мудрые дела, им не хватит ни бумаги, ни всей их жизни.

Так царь Иоанн подчеркивает трансцендентное, неописуемое положение своего государства. Но, не желая оставить послов Мануила без ответа, правитель Иоанн в немногих словах все же описывает чудеса своей страны.

Русское сознание превратило пресвитера Иоанна в православного царя, который повсюду охраняет и поддерживает христиан; он «над всеми царями царь», и ему принадлежит все пространство, все земли; и только там, где «небо сходится с землей», там границы его государства. В пределах его страны, по-видимому, находится и земной рай. Вблизи рая раскинулось песчаное море, с высокими пустынными и необозримыми горами. По одной версии, Иоанн живет на острове вместе с браминами, мудрыми, благородными и высоконравственными людьми, смиренными, милосердными, все понимающими. Не напоминает ли этот образ восточного правителя «Белого царя» из прославленной «Голубиной книги», который тоже «над всеми царями царь» и «стоит за веру христианскую, За дом Пресвятыя Богородицы. Все орды ему преклонилися, Все языцы ему покорилися… Область его превеликая надо всей землей, Надо всей землей, над вселенною». Также и в царстве индийского царя Иоанна из русского «Сказания…» нет ни воров, ни завистников, ни лжецов. Над этой страной, полной материальных и духовных богатств, «Бог руку свою держит». Среди величайших чудес здесь магическое «зерцало праведное»: кто глядит в него, видит все когда-либо содеянные им злые и добрые дела, и не только собственные грехи, но и все то, что любой человек совершает в доме своем, а также дружеские или враждебные действия других стран против русского народа. Во дворце хранится чудесный камень кармакаул, «господин всем камением драгим, в ноши же светит, аки огнь горит», освещая тьму, а днем он как чистое золото (камень Грааля!). Или: в замке, который выстроен из драгоценных каменьев мудростью Соломона, друга Иоанна, сияет камень, который виден далеко в море, он ярче огня, как звезда. Там находится также «негниющее» древо жизни. Помазанный его миром человек больше не старится и глаза его никогда не болят. Или: если в золотой зал вносят больного, он тотчас выздоравливает, глухой обретает слух, к немому возвращается дар речи.

Впрочем, еще один «камушек» в основание мостика от Восточного королевства до Индии вносит генеалогическое предположение о родстве пресвитера Иоанна. Как говорилось выше, он признавался потомком евангельских волхвов, но еще его называют потомком или наместником Святого Фомы, который предположительно основал раннюю, а значит, наиболее подлинную христианскую церковь в Индии.

Святой апостол Фома был первым, кто принес христианство в Индию. Им была основана церковь на пяти обращенных знатных семействах высшей касты на юге Индии[22]22
  В силу территориальной оторванности от православия и незнания ситуации в церкви, сначала в IV–V веках индийские христиане перешли в несторианский, а потом в XVII веке в монофизитский Антиохийский патриархат, таким образом выйдя из православия. Ныне это автокефальная индийская церковь. Она входит в семейство монофизитских ортодоксальных церквей (Армянская, Коптская, Эфиопская, Индийская, Сирийская).


[Закрыть]. По преданию, после Вознесения Господня и снисхождения Духа Святого на апостолов апостол Фома проповедовал благую весть в Палестине, Месопотамии, Парфии, Эфиопии и Индии и основал там христианские Церкви. «Фома, бывший некогда слабее других апостолов в вере, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – сделался по благодати Божией мужественнее, ревностнее и неутомимее всех их, так что обошел со своей проповедью почти всю землю, не убоявшись возвещать слово Божие народам диким». Проповедь Евангелия апостол запечатлел мученической смертью в 68 году. Вот что писал святой Исидор из Севильи (636 г.): «Пронзенный копьем, он [т. е. апостол Фома] погиб в городе Каламине[23]23
  Каламин – более позднее название города Мелипур, или Махабалипурам.


[Закрыть], в Индии, и там же был погребен с почестями за 12 дней до январских календ [21 декабря]».

Самое древнее свидетельство о захоронении святого апостола Фомы встречается у св. Ефрема Сирина, жившего спустя три века после кончины Фомы. Другое – в апокрифах, где сообщается о проповеди и мученической смерти апостола на северо-западе Индии. Мощи святого Фомы находились в Индии до IV века. Но и после перенесения мощей святого в Эдессу само место его погребения почиталось как святыня. Так, в «Англосаксонских хрониках» при описании событий IX века (885 г.) упоминается король Альфред, дающий обет в случае победы сделать богатые пожертвования в далекие святилища, и в том числе святому апостолу Фоме в Индии. В 1293 году Марко Поло посетил Индию. В своих записках он сообщил о посещении гробницы апостола Фомы в Индии, в области Малабар, и назвал местных жителей «христианами апостола Фомы». В это же время о своем посещении гробницы святого апостола Фомы в Индии говорил и известный миссионер и исследователь Джованни из Монтекорвино.

Одни источники говорят о родстве пресвитера Иоанна и св. Фомы, о том, что первый был прямым потомком второго, другие не столь категоричны и вспоминают о безбрачии апостола, а стало быть, пресвитера Иоанна можно считать духовным преемником и наместником св. Фомы. Третьи вообще утверждают, что ни родства, ни преемственности не было и быть не могло, так как это персонажи мифические…

Помимо разнообразных уже названных, в европейских библиотеках существует немало других источников, имеющих прямое или косвенное отношение к личности легендарного пресвитера Иоанна. Но все эти труды, как и сотни рукописей писем царя Иоанна и папы Александра III и др., сохранившиеся в пыли архивов до наших дней, несомненно, представляют собой лишь небольшую часть той литературы на эту тему, которая существовала в средние века, но впоследствии по той или иной причине погибла.

Пресвитер Иоанн занимает также внушительное место в более современной художественной литературе. Мифическое государство пресвитера Иоанна упоминается в историко-философском романе Умберто Эко «Баудолино». Явной отсылкой к Иоанну пресвитеру является король Престер Джон из эпопеи Тэда Уильямса «Память, скорбь и терн». Их вряд ли можно считать неоспоримыми доказательствами реальности такой страны – воплощенной мечты человечества о рае – в Индии, но что-то все-таки не дает окончательно объявить тему закрытой.

Афанасий Никитин

Доходил до Индии и тверской купец Афанасий Никитин. Он оставил после себя знаменитое «Хожение за три моря» – Каспийское, Индийское и Черное. Однако других биографических сведений о нем нет. Кстати, неизвестна даже его фамилия, поскольку Никитин – не фамилия, а отчество. Любопытно и другое – тверской купец обладал правом носить отчество, тогда как во Владимирском, а затем и в Московском княжествах таким правом обладали лишь бояре и дворяне. Отсутствие биографических сведений об Афанасии Никитине в летописях и других древнерусских документах для некоторых исследователей является основанием считать, что «Хожение» было сфальсифицировано в конце XVIII века. Действительно, загадочным образом русский путешественник оказался в Индии за несколько лет до Васко да Гамы, что должно было свидетельствовать о приоритете России в открытии Индии. В пользу такой версии говорят и определенные неточности в описании стран, через которые проходил купец Афанасий. О многом Афанасий и умалчивает, например, о том, что же на самом деле сподвигло его на экспедицию в далекие края. Говорит в пользу этой версии и то, что Афанасию удалось сохранить свой путевой дневник в течение многолетнего путешествия, хотя во время путешествия ему приходилось терпеть кораблекрушения, подвергаться нападениям разбойников и претерпевать иные неприятности, не способствующие сохранности берестяного свитка. Более того, чужеземец, записывающий что-то непонятными знаками, должен был быть принят за шпиона, список уничтожен, а сам писец – казнен.

Однако историки сходятся на том, что текст жития подлинный, поскольку он известен не в единственном экземпляре, как, например, «Слово о полку Игореве», а в нескольких, а выдержки из оригинального «Хожения» содержатся в нескольких летописях, датируемых XV веком, в частности во Львовской летописи, достоверность которой не подвергается сомнению, а значит, и сам текст «Хожения» достоверен. Другое дело, что до нашего времени сохранилась не рукопись тверского купца, а ее копии, сделанные последующими переписчиками, которые могли исказить текст: непроизвольные описки, замены непонятных слов на похожие – все это сделало текст менее аутентичным.

Еще одна гипотеза предполагает, что Афанасий Никитин побывал лишь в Ормузе, крупном арабском порту на границе Персидского залива, а все свидетельства об Индии были почерпнуты им из рассказов моряков, действительно бывавших там. В самом деле, некоторые описания Индии кажутся фантастичными, а события (битвы, смены правителей) и даты плохо синхронизируются между собой. Говорит в пользу этой версии и то, что в «Хожение» был включен эпизод плавания к берегам Африки и Аравийского полуострова. Эти берега были хорошо известны морякам Ормуза, но они лежат вдалеке от пути из Индии в Персидский залив. Но наряду с такими фантастическими зарисовками многие описания Индии настолько точны, что могли быть сделаны только очевидцем.

Памятник Афанасию Никитину в Твери

О роде занятий Афанасия Никитина также ничего достоверно не известно. Историки и энциклопедические справочники в один голос называют его «купцом», а некоторые исследователи, стремясь к исторической достоверности, говорят иначе: «предположительно купец». Что же скрывается за этим?

На территории Руси и в далеких южных странах с Афанасием обращались не как с простым купцом, а как с послом. Возможно, что Афанасий имел тайные дипломатические поручения к правителям Нижней Волги и бассейна Каспийского моря. Загадочна и смерть Афанасия. Вернувшись на Русь, он, подданный великого Тверского князя, загадочным образом умирает близ Смоленска, входившего в состав Великого княжества Литовского, а дневник попадает в руки подданных князя московского, которые и переправляют его в Московию. Более того, дьячки-управленцы московского князя сразу понимают, что перед ними документ исключительной важности. Исходя из этого, можно утверждать, что агенты московского князя выследили Афанасия на территории другого государства и отобрали у него важный документ, который по какой-то причине был им необходим.

Время, в которое Афанасий Никитин ходил в Индию, было сложным и трагичным в истории Руси. Особенно тяжелым оно было для родной Афанасию Твери. В 1462 г. на трон восточного соседа Твери – великого княжества Московского – взошел Иван III Васильевич. Он, как и его потомок и полный тезка Иван IV Васильевич, тоже носил прозвище Грозный. Московские князья стремились подчинить себе все соседние русские государства. В то время на Руси было три независимых княжества: Москва, Тверь и Рязань – и три независимых республики: Новгород, Псков и Вятка. Именно Иван III Васильевич за время своего правления подчинил своей власти эти княжества и города, огнем и мечом пройдя по независимым княжествам и республикам, утопив в крови свободу новгородцев и тверичей, вятичей и псковичей. Однако это будет несколько позже, а сейчас, в 1466 г., тверской князь Михаил Борисович, пытаясь сохранить независимость своего государства, отправляет в далекие края неприметного купца Афанасия в надежде на то, что ему удастся сколотить какую-нибудь коалицию.

Историки расходятся в датировке начала путешествия Никитина. Одни называют 1458 г., другие – 1466 г. Возможно, и здесь кроется какая-то загадка. Может быть, Афанасий совершил два путешествия – одно в 1458 г. в Казань и Астрахань, а второе, начавшееся в 1466 году, привело его в Индию. Однако достоверных сведений об этом первом путешествии у нас нет, поэтому будем считать, что «хожение» началось в 1466 г.

Итак, в 1466 г. Афанасий Никитин отправляется из родной Твери в Ширванскую землю (современный Дагестан и Азербайджан). У него, (подчеркнем – с виду простого купца), путевые грамоты от великого князя Тверского Михаила Борисовича и от архиепископа Тверского Геннадия. Идет Афанасий не один, с ним идут и другие купцы – всего же у них два корабля. Интересно, что Афанасий нигде не упоминает имен сотоварищей-русичей, и это довольно странно. То ли Афанасий не хотел выдавать имена тех, кто шел вместе с ним с важным поручением, то ли, наоборот, дьяк-переписчик великого князя Московского решил не включать в список купцов-тверичан. Двигаются по Волге, мимо Клязьминского монастыря, проходят Углич и добираются до Костромы, находившейся во владениях московского князя Ивана III. В принципе, отношения между Москвой и Тверью напряженные, но официально война не объявлена, и московский наместник пропускает Афанасия с охранной грамотой далее.

В дороге Афанасий Никитин хотел присоединиться к Василию Папину, послу великого князя Московского в Ширване, но тот уже прошел вниз по реке. Почему же не дождался московский купец тверского, остается загадкой. А что же за товар вез в Ширван Афанасий? Он нигде не упоминает об этом. Историки предполагают, что это могла быть пушнина. В Нижнем Новгороде Афанасию пришлось задержаться на две недели для того, чтобы дождаться посла ширваншаха по имени Хасан-бек, который вез с собой в Ширван 90 кречетов, ловчих птиц – дар от московского князя. Однако такое число охотничьих птиц либо весьма преувеличено, либо было фигурой речи, понятной лишь посвященным. Некоторые историки предполагают, что словом «кречеты» в «Хожении» заменено слово воины, т. е. посол шел с отрядом московских наемников, которые, согласно договору Московского княжества с Ордой, Московия должна была выставлять для помощи ордынским государствам. Ширванский посол садится на больший из двух кораблей, и они идут вниз по реке.

Дальнейший путь героев весьма загадочен. В путевом дневнике Афанасий отмечает, что они благополучно прошли Казань, Орду, Услан, Сарай. Описание этой части бегло и создает впечатление, что плавание по Волге было для русских купцов обыденным делом. Несмотря на то что они идут в свите посла Ширвана, путь они выбирают окольный – по Ахтубе, стараясь миновать Астрахань. Где-то у самого впадения Волги в Каспий во время одной из стоянок на корабли нападают татары. Ситуация, которая, мягко говоря, не вписывается ни в какие рамки. Ведь речь идет о нападении на посла другого государства. Впрочем, это нападение, если только оно имело место, свидетельствует против наличия 90 дружинников («кречетов») в свите посла. Что же за загадочные татары напали на посольство, об этом Афанасий или позднейший переписчик умалчивает, но в дальнейшем на пути в Ширван русичам и спутникам Афанасия пришлось еще раз столкнуться с неприятностями. Возле города Тархи (близ нынешней Махачкалы) корабли попали в шторм, а когда меньший из кораблей то ли выбросило на берег, то ли он пристал самостоятельно, все купцы были захвачены в плен. Афанасий в это время находился на посольском корабле.

В Дербенте Афанасий просит Василия Панина и Хасан-бека помочь захваченным в плен близ Тархи. Пленных действительно отпустили на свободу, но товары им не вернули, ведь по закону все выброшенное на берег имущество разбившегося в море корабля принадлежит владельцу берега. Такие отношения Афанасия с послами князя Московского и Ширваншаха еще больше убеждают нас в том, что был Никитин далеко не простым купцом.

Некоторые из купцов, как сообщает Никитин, попытались вернуться на Русь, другие остались в Ширване. В тексте «Хожения» Афанасий пытается объяснить свои дальнейшие странствования тем, что он взял на Руси товар в долг и теперь, когда товар пропал, его могли за долги сделать холопом. Впрочем, это не вся правда или вообще неправда. В дальнейшем Никитин будет дважды пытаться вернуться на Русь, но по непонятной причине его дважды не пропустят дальше Астрахани. Поэтому в конечном итоге возвращается на Русь Афанасий не по Волге, а по Днепру. Но если бы он брал товары в долг, то долг остался бы таковым и через несколько лет, когда он несколько лет спустя решил вернуться.

Некоторое время Афанасий остается в Ширване, вначале в Дербенте, а потом в Баку, «где огонь горит неугасимый». Чем занимался он все это время, неизвестно. Складывается впечатление, что он или ожидал какого-то важного известия из Твери, или же наоборот – скрывался от врагов. Неизвестная нам причина гнала Афанасия дальше, за море – в Ченокур. Здесь он живет полгода, но и отсюда вынужден уехать, месяц он живет в Сари, еще месяц в Амале – и снова дорога, краткий отдых и снова в путь. Вот как он сам рассказывает об этой части своего путешествия: «И прожил я в Чанакуре шесть месяцев, да в Сари жил месяц, в Мазандаранской земле. А оттуда пошел к Амолю и жил тут месяц. А оттуда пошел к Демавенду, а из Демавенда – к Рею. Тут убили шаха Хуссейна, из детей Али, внуков Мухаммеда, и пало на убийц проклятие Мухаммеда – семьдесят городов разрушилось. Из Рея пошел я к Кашану и жил тут месяц, а из Кашана – к Наину, а из Наина к Йезду и тут жил месяц. А из Йезда пошел к Сирджану, а из Сирджана – к Тар ому, домашний скот здесь кормят финиками, по четыре алтына продают батман фиников. А из Тарома пошел к Лару, а из Лара – к Бендеру, то пристань Ормузская. И тут море Индийское, по-персидски дарья Гундустан-ская; до Ормуза-града отсюда четыре мили идти».

Создается впечатление, что он колесит по Ирану, переходя от одного города к другому, как будто скрывается от кого-то. Да и далеко не все города он перечисляет в своих записках, есть «много еще городов больших», пишет он, в которых он побывал, но даже названия их он не приводит. Интересно, что в «Хожении» он рассказывает о древнем городе Рее, в котором некогда убили Хуссейна, внука Мухаммеда. Вскоре после того город был захвачен и разрушен завоевателями, и ко времени Афанасия от него остались лишь руины. Трудно сказать, скрывался ли Никитин в руинах Рея от неведомых противников или искал там что-то на продажу, но город этот упомянут в его записях особо. Предание о разрушенном городе созвучно его невеселым мыслям о родине – там назревает война между двумя великими княжествами, в это же время войска великого князя Московского громят Вятку и Новгород. И история города Рея переплетается с современностью.

Но вот он в своих странствиях доходит до Ормузского пролива, отделяющего Персидский залив от «Индийского моря». Здесь он впервые из русинов (как он называет себя сам) видит приливы и отливы. Интересно, что именно здесь он встречает христиан и празднует с ними Пасху. Это очень важный факт для историков, потому что из долгих описаний странствий можно сделать однозначный вывод о том, что бродил он по Ирану больше года, но поскольку у него не было возможности совершать пасхальные обряды и даже не было возможности вычислить наступление Пасхи, то он не отмечал этот праздник. Возможно, что именно в это время Афанасия Никитина начинают посещать мысли о правомерности иных вер. Именно в Ормузе, по его собственным словам, Афанасий начинает вести свой дневник. Но описания его прежних путешествий достаточно подробны, поэтому возникает мысль о том, что в Ормузе (или несколько ранее) он потерял свои прежние записи и теперь здесь, на берегу Персидского залива, перед отплытием в Индию он восстанавливал свои воспоминания.

Вскоре Афанасий на индийском корабле (таве) плывет в Индию. Трудно сказать, была ли Индия непосредственной целью его путешествия или же он попал туда случайно, в поисках богатства. По его собственным словам, он узнал, что в Индии коней не разводят, поэтому они там очень дорогие, и решил отправиться в Индию с жеребцом, которого надеялся там продать. На таве Никитин дошел до североиндийского порта Камбея, «где родится краска и лак» (основные продукты экспорта, кроме пряностей и тканей), а затем отправился в Чаул, расположенный на полуострове Индостан.

Индия поразила путешественника. Эта земля была так непохожа на его родные места, буйная зелень и плодородные почвы давали невиданные на его родине урожаи. Люди в Индии – темнокожие, нагие, босые – тоже были другими. Они жили иной жизнью, служили иным богам. «Те, кто побогаче и познатнее, носили на голове и бедрах кусок материи, но у всех, даже и бедных, было золото – серьги, браслеты на руках и ногах, а вокруг шеи – украшения тоже из золота». Никитин недоумевал: «Если у них есть золото, отчего же они не купят хоть какую одежду, чтобы прикрыть свою наготу?» А вот еще одно наблюдение о нравах Индии, поразившее путешественника: «И тут Индийская страна, и люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. И мужчины, и женщины все нагие да все черные. Куда я ни иду, за мной людей много – дивятся белому человеку. У тамошнего князя – фата на голове, а другая на бедрах, а у бояр тамошних – фата через плечо, а другая на бедрах, а княгини ходят – фата через плечо перекинута, другая фата на бедрах. А у слуг княжеских и боярских одна фата на бедрах обернута, да щит, да меч в руках, иные с дротиками, другие с кинжалами, а иные с саблями, а другие с луками и стрелами; да все наги, да босы, да крепки, а волосы не бреют. А женщины ходят – голова не покрыта, а груди голы, а мальчики и девочки нагие ходят до семи лет, срам не прикрыт». Или вот еще одна зарисовка путешественника об индийских нравах: «.. купцов поселяют на подворьях. Варят гостям хозяйки, и постель стелют хозяйки, и спят с гостями. Если имеешь с ней тесную связь, дай две монеты, если не имеешь тесной связи, даешь одну. Много тут временных жен, и тогда тесная связь даром; а любят белых людей <…> Детенышей родится у них много, и если который из них родится ни в мать, ни в отца, таких бросают на дорогах. Иные гундустанцы подбирают их да учат всяким ремеслам; а если продают, то ночью, чтобы они дорогу назад не могли найти, а иных учат людей забавлять. <…> гулящих женщин много, и потому они дешевые: если имеешь с ней тесную связь, дай два жителя (монеты); хочешь свои деньги на ветер пустить – дай шесть жителей. Так в сих местах заведено. А рабыни-наложницы дешевы: 4 фуны – хороша, 6 фун – хороша и черна, черная-пречерная амьчюкь маленькая, хороша».

А еще он удивляется разным индийским диковинкам, например боевым слонам: «Бой ведут все больше на слонах, сами в доспехах и кони. Слонам к голове и бивням привязывают большие кованые мечи <…> да облачают слонов в доспехи булатные, да на слонах сделаны башенки, и в тех башенках по двенадцать человек в доспехах, да все с пушками, да со стрелами». И наверняка думал Афанасий: «Эх, да таких бы слонов моему великому князю, он был бы непобедим!» Но привезти даже одного слона на Русь дело невозможное. И далеко, и путь опасен. Лет за 700 до Никитина арабский правитель Гарун ар-Рашид подарил слона королю франков Карлу Великому и того с большими трудностями доставили из Палестины в Аахен. Но то – был дар одного великого правителя другому.

Нравы индийских царств удивляют Афанасия. Вот как он описывает правившего в Джуннаре Асад-хана: «Ездит же Асад-хан на людях. А слонов у него много, и коней у него много добрых, и воинов, хорасанцев, у него много. А коней привозят из Хорасанской земли, иных из Арабской земли, иных из Туркменской земли, иных из Чаготайской земли, а привозят их все морем в тавах – индийских кораблях <…> Носят бояр на носилках серебряных, впереди коней ведут в золотой сбруе, до двадцати коней ведут, а за ними триста всадников, да пеших пятьсот воинов, да десять трубачей, да с барабанами десять человек, да дударей десять». Неправда ли, забавная подробность – у хана и у бояр много и слонов, и лошадей, а они на людях ездят!

Впрочем, пышностью индийских ханов Афанасий явно восхищается и описывает ханский выезд во всей красе: «А когда султан выезжает на прогулку с матерью да с женою, то за ним всадников десять тысяч следует да пеших пятьдесят тысяч, а слонов выводят двести и все в золоченых доспехах, и перед ним – трубачей сто человек, да плясунов сто человек, да ведут триста коней верховых в золотой сбруе, да сто обезьян, да сто наложниц, гаурыки называются. Во дворец султана ведет семь ворот, а в воротах сидят по сто стражей да по сто писцов-кафаров. Одни записывают, кто во дворец идет, другие – кто выходит. А чужестранцев во дворец не пускают. А дворец султана очень красив, по стенам резьба да золото, последний камень – и тот в резьбе да золотом расписан очень красиво. Да во дворце у султана сосуды разные».

В другом городе выезд султана еще краше: «С ним двадцать везиров великих выехало да триста слонов, наряженных в булатные доспехи, с башенками, да и башенки окованы. В башенках по шесть человек в доспехах с пушками и пищалями, а на больших слонах по двенадцать человек. И на каждом слоне по два знамени больших, а к бивням привязаны большие мечи весом по кентарю, а на шее – огромные железные гири. А между ушей сидит человек в доспехах с большим железным крюком – им слона направляет. Да тысяча коней верховых в золотой сбруе, да сто верблюдов с барабанами, да трубачей триста, да плясунов триста, да триста наложниц. На султане кафтан весь яхонтами унизан, да шапка-шишак с огромным алмазом, да саадак золотой с яхонтами, да три сабли на нем все в золоте, да седло золотое, да сбруя золотая, все в золоте. Перед ним кафир бежит вприпрыжку, теремцом поводит, а за ним пеших много. Позади идет злой слон, весь в камку наряжен, людей отгоняет, большая железная цепь у него в хоботе, отгоняет ею коней и людей, чтоб к султану не подступали близко. А брат султана сидит на золотых носилках, над ним балдахин бархатный, а маковка – золотая с яхонтами, и несут его двадцать человек. А махдум сидит на золотых же носилках, а балдахин над ним шелковый с золотой маковкой, и везут его четыре коня в золотой сбруе. Да около него людей великое множество, да перед ним певцы идут и плясунов много; и все с обнаженными мечами да саблями, со щитами, дротиками да копьями, с прямыми луками большими. И кони все в доспехах, с саадаками. А остальные люди нагие все, только повязка на бедрах, срам прикрыт».

Удивляет путешественника многое: «Зима у них началась с Троицына дня (май-июнь…) Каждый день и ночь – целых четыре месяца – всюду вода да грязь. В эти дни пашут у них и сеют пшеницу, да рис, да горох, да все съестное. Вино у них делают из больших орехов, кози гундустанские называются, а брагу – из татны. Коней тут кормят горохом, да варят кхичри с сахаром да с маслом, да кормят ими коней, а с утра дают шешни. В Индийской земле кони не водятся, в их земле родятся быки да буйволы – на них ездят и товар и иное возят, все делают. <…> Джуннар-град стоит на скале каменной, не укреплен ничем, Богом огражден. И пути на ту гору день, ходят по одному человеку: дорога узка, двоим пройти нельзя. <…> Весна у них началась с Покрова Святой Богородицы (октябрь) <…> По ночам город Бидар охраняет тысяча стражей под начальством куттавала, на конях и в доспехах, да в руках у каждого по факелу <…> В Бидаре по улицам змеи ползают, длиной по две сажени».

Некоторые зарисовки Афанасия забавны и скорее напоминают арабские сказки, впрочем, это не удивительно, многое из того, что Никитин не мог видеть своими глазами, он брал из рассказов арабских купцов: «А еще есть в том Аланде птица гукук, летает ночью, кричит: «кук-кук»; а на чьем доме сядет, там человек умрет, а захочет кто ее убить, она на того огонь изо рта пускает. Мамоны ходят ночью да хватают кур, а живут они на холмах или среди скал. А обезьяны те живут в лесу. Есть у них князь обезьяний, ходит с ратью своей. Если кто обезьян обидит, они жалуются своему князю, и он посылает на обидчика свою рать, и они, к городу придя, дома разрушают и людей убивают. А рать обезьянья, сказывают, очень велика, и язык у них свой <…> У оленей домашних режут пупки – в них мускус родится, а дикие олени пупки роняют по полю и по лесу, но запах они теряют, да и мускус тот не свежий бывает».