Текст книги "Ноосферное образование в евразийском пространстве. Том 1"

В 1942 г. ученый был арестован и репрессирован, но не сломлен. В 1958 г. реабилитирован. Сразу же после возвращения из ссылки он публикует свои научные труды по биофизике, возглавляет соответствующую лабораторию в Академии наук. Это ему принадлежат слова: «Вокруг трепещет пульс Вселенной… Правильная периодичность или повторяемость явлений в пространстве или во времени есть основное свойство мира, которым владеют одни и те же законы, распространяющиеся равно на все части природы, независимо от того, как делит, как расчленяет их человек: и неорганическая, и органическая материя, со всею своею психической деятельностью, подчинена одним и тем же общим для всей Вселенной принципам».[56]56
  Чижевский А. Земное эхо солнечных бурь. – Париж, 1937 (на фр. яз.). Русское издание: М., 1973, с.18.


[Закрыть]

Продолжателем идей А. Чижевского и В. Вернадского в исторической науке стал сын поэтов А. Ахматовой и Н. Гумилева, наш современник Лев Николаевич Гумилёв (1912–1992). Соединив в себе знания геобиофизики и истории, он предложил совершенно новую интерпретацию исторического процесса, связав историю этносов с космическими импульсами, воздействующими на определенные участки планеты. Роль исторических личностей в таком процессе он видит в том, что они становятся проводниками данных импульсов, катализаторами эволюционного развития народа, формируя его основные ценностные архетипы. Недаром Гумилев дал им название «пассионарии» (носители «страсти», или «возбуждающие прилив созидательной энергии»[57]57
  Гумилев Л. Этногенез и биосфера Земли. – Л., 1989.


[Закрыть]) – поэтичное само по себе и ёмкое по содержанию. Его концепция тоже не укладывалась в рамки исторического материализма. Гумилев прошел опыт Гулага, но из ссылки вернулся с богатейшими идеями, которые нашли свое воплощение в десятках книг, опубликованных в конце его жизни.

Подтверждение гипотезе Я. Гумилева о космическом происхождении этно– и культурогенеза можно найти в современной астрономической картине мира, имеющей глубокие корни в эзотерических знаниях прошлого. Еще в глубокой древности астрологам, которые были прекрасными знатоками звездного неба, было известно, что Земля вместе с Солнцем и звездами движется по небосклону. Они вычислили, и современные астрономы это подтвердили, что Солнце, передвигаясь по дуге эклиптики, что фиксируется наблюдателем один раз в год – в день весеннего равноденствия, проходит полный зодиакальный круг за 26 тысяч лет, пребывая в каждом созвездии, примерно, по 2160 лет.

Именно 2160 лет назад Солнечная система в нашей Галактике совершила полную дугу эклиптики в 360°, т. е. закончила очередной цикл и начала новый виток по пути своей эволюции. Именно с этим сроком связаны обновление сознания человечества, приход Великих Учителей, оформление мировых религий. Влияние всей грандиозности пережитого человечеством 2000 лет назад момента мы до сих пор продолжаем испытывать.

Новый цикл начался под знаком Рыб – тайным знаком первых греческих христианских общин, символизирующим и Христа (IXTIOS – Иисус Христос Бог и Спаситель мира), и мир переживаний человека, вступившего на осознанный путь выбора между добром и злом. В древней астрологии знак Зодиака «Рыбы» означал мир души – водную стихию, которая одновременно символизирует и риск для страстного человека – неопытного пловца в океане жизни, и его очищение. Руководство этой стихией в древности осуществлял – понятно, что речь идет о мифологической интерпретации этой реальности – бог Посейдон (недаром его трезубец стал символом науки психологии). Но 2000 лет назад эту стихию души необходимо стало одухотворить. Хождение по водам Христа, описанное в Евангелии, символически подтверждает новое космическое задание человечеству.

Сейчас в жизни нашей Солнечной системы происходит следующий замечательный этап перехода из созвездия «Рыбы» в созвездие «Водолей», зафиксированный на Земле астрономами в 1989–1999 годы. Планета наша готова принять новые пассионарные импульсы из Вселенной, по терминологии Л. Гумилева. Эпоха Водолея – эпоха открытия новых идей, новых энергий – связана с одухотворением нашей физической и умственной природы, раскрытием в нас новых способностей к духовному творчеству, созданием общемировой цивилизации (современный процесс так называемой «глобализации» не имеет никакого отношения к названной выше задаче). Грядущая эпоха – эпоха синтеза всего того доброкачественного, что успела накопить Земля в предыдущие 2000 лет. Нам предстоит открытие новой грандиозной картины мира, что поможет нам устоять в реальности планетарного ноосферного перехода!

Идея о ноосфере как о реальном прогнозе развития «живого вещества» планеты, активную роль в котором играет человечество, была подхвачена в последней четверти XX в. именно нашими учеными. Новую научную картину мира представляет нам известный математик и системолог, глубокий мыслитель Н. Н. Моисеев (1917–2000), которую он сам назвал «универсальным эволюционизмом».

В этой картине общество (человечество) представляет из себя неотъемлемую составляющую Природы, их совместное развитие ученый определяет как коэволюцию. Ее он и отождествляет с понятием ноосферы: она «…не может возникнуть сама собой. Для этого необходимо, чтобы общество было способным не только регламентировать свои действия, но стать некоторой управляющей подсистемой биосферы, направляющей и развитие общества так, чтобы оно… содействовало и развитию биосферы в целом… – иначе его ожидает конец истории».[58]58
  Моисеев Н. Н. Универсум. Общество. Информация. – М., 2000, с. 155


[Закрыть] Ноосферу еще только предстоит построить! А пока… человечество ввергает Природу в состояние экологического кризиса. Чтобы предотвратить катастрофу, о реальной угрозе которой ученый располагает всею имеющейся в математическом моделировании информацией, он выдвигает единственную альтернативу человечеству – экологический императив! Такого разворота событий не мог ожидать даже В. Вернадский.

Переход человека в эпоху ноосферы вовсе не предопределен, считает ученый. Произойдет ли это эпохальное событие – явление, бесспорно вселенского значения – заранее сказать нельзя. Человеку придется на этом пути преодолеть множество трудностей, но, прежде всего, преодолеть самого себя, некоторые свои общебиологические пороки. Но для того ему и дан Разум и нравственное чувство благоговения перед Жизнью, которую ему подарил и поддерживает в нем весь Универсум.

Совершенно определенно о творческом потенциале Вселенной пишет академик Петровской академии наук и искусств А. И. Субетто.[59]59
  Субетто А. И. Творчество, жизнь, здоровье и гармония. (Этюды креативной онтологии). – М., 1992.


[Закрыть] И в этом контексте специфика человека как особой формы живой материи раскрывается только в его творческой деятельности. Ученый переосмысляет понятие «качество жизни» как создание социальных возможностей для творческого развития человека и общества, а индикатором качества жизни, его своеобразным интегрирующим «измерителем» он считает… здоровье населения.

Мысль о том, что показатель здоровья напрямую связан с состоянием живого вещества планеты, разделяет другой наш известный ученый из Сибири, академик Академии Медицинских наук В. П. Казначеев. Пафос его книги направлен на проблему сохранения генофонда русской нации и высвечивание роли образования и просвещения в этом вопросе.

Ученый выявляет сегодня колоссальное обострение двух тенденций в развитии человечества и в мировой геополитике: геоантропоцентрической и геокосмической. Выделение и внимательное изучение последней было сделано в русском космизме. Являясь представителем данного мировоззрения, Казначеев геоантропоцентрический подход к миру сравнивает с гигантским технократическим спрутом, который «вытягивает» основные жизненные соки планеты, и в эту «черную дыру» проваливаются нации и народы, что не в силах справиться с этой ситуацией. Казначеев определяет современное демографическое состояние русской популяции как национальную катастрофу, в которой население Сибири оказывается самым уязвимым. «На востоке России, – пишет он, – образовался единственный в мире, уникальный полигон, где человечество за счет глубочайших нарушений социальных принципов дошло до того, что создало очаг эпидемии социально-политического, исторического суицида русского суперэтноса».[60]60
  Казначеев В. П. Здоровье нации. Просвещение. Образование. – Москва=Кострома, 1996, с. 158


[Закрыть]

И все же ученый видит перспективу. Россия на своем горьком примере должна выступить как инициатор создания глобального мирового центра развития и сохранения человечества, своего рода Института «геокосмической безопасности планеты Земля» как живого гена живого космоса, с очень глубоким анализом и объединением репродуктивного потенциала всего человечества, его культур и ресурсов. Для этого совершенно необходимы сдвиг фокуса общественного внимания в сторону социальных, демографических, человековедческих проблем, глубокое межведомственное взаимодействие, система обеспечения жизненного цикла на индивидуальном и общественном уровне, «взрывоподобный» самоускоряющийся режим восстановления нации. Пока же все меньшее число все менее здоровых людей не в состоянии поддерживать в работоспособном режиме систему жизнеобеспечения страны, увеличивается число аварий, природных катастроф, необратимо снижается культурно-образовательный уровень населения.

Просвещению и образованию в деле спасения нации Казначеев отводит решающую роль. Дело ведь не в том, чтобы выжить любой ценой, и за счет здоровья в частности, – таково наше сегодняшнее состояние, а в том, чтобы в корне изменить само отношение к здоровью человека, понять его онтологическую природу, вписанность в космогенез планеты.

Выполнить эту глобальную задачу можно лишь при одном условии: если мы приобретем новый взгляд на человека (и ребенка), поймем его духовную природу. Только бережное ее развитие в детстве помогут стране восстановить и сохранить свой нравственный и человеческий генофонд в тяжелейших условиях социальной перестройки и экономической разрухи. И здесь Казначеев как врач, 50 лет проработавший в медицине, делится своими удивительными наблюдениями: талантливый человек, как правило, обладает большим потенциалом здоровья, умеет компенсировать недуги. «И значит, найди талант – будешь здоров!». Поэтому так важно с детства открыть в человеке способность к творчеству как способность слышать призыв Вселенной к самосовершенствованию.

Но об этом же мечтали и наши выдающиеся педагоги! Нам в назидание оставлено страстное обращение русской философской мысли к грядущей культуре, которая должна обновить свое педагогическое искусство с тем, чтобы пробудить в ребенке, по выражению И. Ильина, «духовность его инстинкта», ведь человек больше, чем его мышление или рассудок. Образование должно сообщить ребенку новый способ жизни, зажечь его сердце. В этом «живая тайна» воспитания, всегда волновавшая наших философов.

Итак, всего несколько имен за последние 100 лет развития русской культуры и науки. Можно ли говорить о «русском космизме» как о новом мировоззрении наступившей эпохи? Да, можно! По нескольким параметрам.

Во-первых, это масштаб личностей. Всем им присущи универсальность мышления, чуткость к новым проблемам, разносторонность талантов, особый дар синтеза идей и их организационного воплощения, бесстрашие этической позиции, великие целеустремленность и работоспособность, трагичность судьбы и красота нравственного подвига. Будучи реальными людьми уходящей эпохи, они были одновременно и людьми из будущего, приоткрывая нам завесу над тайной грядущего образа Человека.

Во-вторых, это масштабность научного и культурного вклада русских космистов в науку и искусство XX века, проверенного на практике и определившего основные фундаментальные направления в их развитии.

И в-третьих, – и это самое главное – жизнь и труды русских космистов явили нам основные черты миросозерцания приблизившейся эпохи. Каковы же эти черты?

Космичность мировоззрения. Это совершенно новый для нас этап в осмыслении окружающего мира, когда мы, наконец, увидели, что все, что нас окружает – и мы сами – вписываемся в Единый План эволюции мироздания, что мы – не полновластные хозяева и «венцы» природы, а ее сотрудники и коллеги (или нерадивые и безответственные «жильцы планеты»). С этой точки зрения Земля – живая сущность, а мы – ее живые клетки, посредством которых она взаимодействует со Вселенной и осмысляет себя. Этим мировоззрением объясняется бесстрашие космистов в исследовании новых идей, еще не апробированных в общественном сознании, их принципиальная позиция по поводу того, что разделение Духа и материи – проблема надуманная для философии и вредная для развития науки, искусства и религии.

Нравственный максимализм и оптимизм. Известные нам русские космисты все были глубоко верующими людьми. Они чтили и уважали все формы религии, известные на Земле, хорошо знали священные тексты, верили в Единого Творца вселенной и в спасительную миссию Иисуса Христа. Их образ жизни был соответствующим их духовному миросозерцанию. Все были чрезвычайно строги к себе в быту и на службе, были великими миротворцами, проявляя терпимость к окружающим даже тогда, когда болезнь и смерть стояли на пороге. Все верили в ту Истину, которой служили, беспредельно жертвуя ей так называемым благополучием, карьерой, уютом, отношением родственников, свободой – всем, ради приобщения к ней, к потоку вдохновения, к источнику Света. Они и сами являлись проводниками такого Света и Любви. Недаром люди вокруг них распрямлялись, расцветали, в них просыпались таланты, вокруг всегда было много учеников, но и… завистников. Они это знали, но не смотрели на свои биографические трудности так трагично, как это делаем сегодня мы, потому что их оптимизм имел и имеет под собой объективную природу.

Гармония и красота как принцип творчества и жизни. Русские космисты хорошо знали этическую позицию Ф. М. Достоевского, что «красота спасет мир», и каждый по-своему углубил ее: это осознанное понимание того, что мирозданием правит не борьба противоположностей (это только часть правды), а всё-таки гармония как принцип живых систем. Понявшему этот принцип жизнь раскрывает тайну своей созидательной творческой силы.

Не следует воспринимать философию русского космизма как явление, исторически прошедшее, принадлежавшее исключительно XX веку.

Идеи русского космизма, несомненно, опережали свое время. Только в конце XX века, в немалой степени благодаря фундаментальным исследованиям в области космологии и теории систем, особенно открытию антропного принципа жизни Вселенной, мы возвращаемся к наследию русской философии, чтобы развивать ее методологию философского синтеза дальше.

Очевидно, что учение о человеке (антропологию) необходимо сопрягать с учением о сущности и формах Бытия (онтологией), учением о способах его познания (гносеологией) и учением о преобразующей деятельности человека (аксиологией). До тех пор, пока научные, философские и религиозные системы, претендующие на владение истиной о человеке и мироздании, будут исследовать эту проблему порознь, они не смогут ответить на вызовы грядущей ноосферной эпохи.

Русская философия хозяйства и ноосферное мировоззрение
А. В. Савка

Во второй половине XX века многие исследователи на Западе заговорили о негативных последствиях перехода к постиндустриальному, глобальному обществу. О. Е. Андерсон указывает на возникшие противоречия между центром и периферией мировой экономики. Центр обеспечен коммуникативными, когнитивными и креативными возможностями, он носитель главной идеи информационно-технократического порядка, периферийные регионы – носители идеи, ориентированной на извечные человеческие ценности, то есть налицо противостояние идей.

У. Бек, немецкий экономист и социолог в работе «Общество риска: На пути к другому модерну» и «Что такое глобализация» показывает, что в современном обществе производство богатства неотделимо от производства рисков, последнее приобретает главенствующее значение в жизни общества. Постиндустриальный, глобальный капитализм снимает с себя ответственность за занятость и демократию. Глобализация драматически меняет природу власти, размывая государственные границы и ослабляя национальные правительства и национальный суверенитет.

Постиндустриализм неотделим от теории постмодерна. Феномен постмодерна может быть рационально понят как фаза развития техногенной цивилизации, пришедшая на смену модерну, о наступлении которой в начале 70-гг. прошлого века объявил А. Тойнби. Речь идет об осознании общественной мыслью значения второго закона термодинамики – закона энтропии. Немецкий философ и экономист П. Козловски убедительно показал, что этот закон означает конечность природных ресурсов, а также человеческих систем. Иными словами, это предупреждение человечеству, о том, что история может идти не только к хорошему и лучшему, но и в противоположном направлении («Миф о модерне»). Концепции «постистории», наступления «эры симулякров», и «смерти человека», «истощения и вырождения социальности», «власть знаний» – все они отражают глубочайший кризис постмодернового, постиндустриального общества.

Социально-исторически постмодерн – это «культурная логика позднего капитализма». В этом отношении постмодерн выступает как «неуправляемое возрастание сложности», по выражению Ж.-Ф. Лиотара, «эра усиливающегося беспорядка, имеющая глобальную природу» (Дж. Фридман). Информационная культура явилась важнейшим фактором становления постмодерна, обусловившим переход от производства вещей (модерн) к производству знаков, символов, информации.

В постмодерне ведется сокрушительная критика традиционных ценностей, норм и регулятивов для того, чтобы освободить место новому образу потребителя культуры, для которого информация – культовая ценность. Тем самым постмодерн проявил себя как мощная форма отчуждения человека от целерационального проектирования и социального действия.

В постмодерне любая общность, коллективная норма и правило выступают по отношению к человеку как насилие, репрессия, от которых он должен освободиться.

Антропологический тип, на который ориентирован постмодерн, – это космополит, свободный от догматов любых традиций и норм, прекрасно понимающий их условность. Вместо привычных ценностей постмодернизм создает поверхностную, горизонтальную модель общества, свободную от утопий будущего и мифов прошлого и ориентированную на технологии права, управления, компромисса и всеобщего комформизма. Такое новое самоощущение индивида в обществе требует и новых этических ориентиров и они находятся. М. Фуко создает ситуационную этику – «этику контекста». Этическая регуляция выражается в желании бросить вызов «любому злоупотреблению властью, кто бы ни был его автором, кто бы ни был его жертвой».

Каждое общество обладает определенным этосом, означающим совокупность ценностей, образующих символ веры, трансцендентальную этику, нравственный фундамент общества. Протестантская этика, включающая в себя трудолюбие, бережливость, аскетизм, стремление к успеху составляло «дух капитализма».

Д. Белл указывает на то, что этосом постиндустриализма является «этос науки». Поскольку преобладающая культура – постмодернизм не является адекватной для постиндустриального общества, постольку она оказывается лишенным нравственного фундамента. Отсутствие прочно укорененной системы моральных устоев является культурным противоречием этого общества, самым сильным бросаемым ему вызовом. М. Кастельс в работе «Информационная эпоха: экономика, общество, культура» (1996) приходит к выводу, что главными движущими формами информационизма являются корпоративный характер накопления и достижение общества потребления, что «дух информационизма» не соответствует культуре, понимаемой как система ценностей, поэтому сетевая экономика лишена этического фундамента.

Нынешний глубочайший социально-экономический и духовный кризис, разворачивающийся в глобальном масштабе, актуализирует проблему цивилизационной специфики России, особенностей духовного склада народа, нравственных ценностей и исторических традиций, а также модели ее развития, ее философии хозяйства.

Россия – самобытный тип цивилизации, рассмотрение которой целесообразно начать с ценностно-религиозных установок общества. Особую роль при таком подходе справедливо отводят православию, что имеет под собой целый ряд исторических оправданий: из 708 дошедших до нас рукописей XI–XIV вв. только 20 были светского содержания. По мнению П. А. Сорокина, основные черты русского сознания и все компоненты русской культуры и социальной организации представляли собой идеологическое, поведенческое и материальное воплощение установок православия с конца IX до XVIII вв. Православие в течение многих веков истории российского общества играло роль гораздо более значительную, чем любая иная конфессия.

Итак, духовной основой России было православное христианство. Рациональность в православии имеет вторично – вспомогательный характер, выступает как вынужденное средство толкования христианских истин и свободного, особого богословского мнения. Не случайно принятие веры в православии – таинство, иррациональное поведенчество, а не умствование. Его истина не в отвлеченных понятиях, а в живой духовной жизни верующего человека в церкви Христовой со всеми обновляющими его таинствами и дарами Божией Благодати. В этом духовная высота православного христианства, утерянная приземленной Западной Европой. С. Франк следующим образом охарактеризовал суть православия: «…в России великая духовная энергия, почерпаемая из безмерной сокровищницы православной веры, шла едва ли не целиком в глубь религиозного развития духа, почти не определяя эмпирическую периферию жизни; во всяком случае, она не определила собой общественно-правового уклада русской жизни, не воспитала веры в какие либо, освещенные ею принципы гражданских и государственных отношений».

Духовная жизнь России развивалась таким образом, что она избежала рациональности, она не знала ни Реформации, ни Просвещения. Последнее было воспринято лишь незначительной частью дворянской элиты и осуществлялось «не столько как рационализация и крен разума, сколько как вера в разум и культ рационального».[61]61
  Наше наследие. 1991. № 6. С. 62.


[Закрыть]

Характерная для православной России ценность – соборность, находясь между двумя культурными полюсами – Западным и Восточным – и впитывая их, Россия объединила восточное подчинение индивида родовому клану, общине и западный индивидуализм, уважительное отношение к личности. С. Трубецкой, развивая идеи А. С. Хомякова и И. В. Киреевского, выдвинул положение о «соборной природе сознания», а его известная формула гласит: мы, люди, во всех актах (теоретического и морального характера) «держим внутри себя сбор со всеми». В православии понятие «соборный» раскрывает возможность соединения людей на основе духовной общности. Она есть следствие, итог свободного человеческого начала «свободы воли человека» и божественного начала «благодати». В «соборности» присутствовали также активная сторона совместного взаимодействия – основа земской жизни, соседской взаимопомощи, а порой и местного самоуправления. До революции 1917 г. обе стороны «внизу» переплетались в русской общине – и они своеобразно согласовывались с самодержавием «наверху»: вера в царя батюшку сопровождалась неприязнью к опосредующему звену между ним и крестьянским «миром» (к царским слугам). Большевики заменили общину колхозом и трудовым коллективом, предприятия бесправными, но создававшими у работника ощущение коллективной защищенности.

В начале 20-го века С. Н. Булгаков в сборнике «От марксизма к идеализму» ставит вопрос актуальный особенно сегодня: «5 чем современное сознание нуждается больше всего, какова духовная жажда современного человечества!», – и отвечает на него вполне определенно: «Оно жаждет более всего того что составляет основное начало всей философии Соловьева, ее альфу и омегу, – положительного всеединства»[62]62
  Булгаков С. Н. От марксизма к идеализму: Сб. статей. 1896–1903. СПб., 1903. С.195


[Закрыть], – которая неотделима от софийности мира и «энергии солидарности», или любви, обеспечивающей «единство многих». Отсюда Булгаков делает важнейший вывод, что «соборность есть пребывающая основа нашего бытия».[63]63
  Булгаков С. Н. Сочинения: В 2 т. М., 1993. Т.1. с.411.


[Закрыть]

Соборный, коллективистский идеал не означает стремления к уравнительному распределению. Н. А. Бердяев в «Философии неравенства» отмечал, что "Уравнение в бедности, в нищете сделало бы невозможным развитие производительных сил. Неравенство есть условие всякого творческого процесса, всякой созидательной инициативы…". Сторонники самобытного пути выступают не против неравного распределения социальных благ как такового, а против несправедливых форм распределения, против неправедного богатства, порождающего социальные конфликты и страдания народа, разрушающего единство общества.

Развиваясь на стыке двух цивилизаций, Россия испытала также огромное экономическое и политическое влияние Востока: с XV до XVIII века преобладал близкий к азиатскому тип социально-экономических и политических структур, с присущей ему спецификой классообразования, который оказывал определенное воздействие на формирование национального характера, социальную психологию представителей всех национальностей, населявших Россию.

«Азиатский способ производства» характеризовался тем, что хозяйство было основано не на частной собственности, ее место занимала власть – собственность государства, существовавшая за счет ренты – налога, взимаемого с социальных корпораций (общин). На Западе государственная организация общества постепенно формировалась снизу, на основе взаимных привилегий и обязанностей, которые послужили основой государственно-демократических форм правления. В России государственная организация общества происходила сверху. До середины XVIII века сословия различались не правами, а повинностями.

Сильная государственная власть сосуществовала с развитым институтом местного самоуправления, высокую оценку которому давал известный русский правовед И. Ильин, называя его «корпоративным самоуправлением». «Азиатский способ производства» определил индифферентное отношение к свободе и самой жизни личности, которое трансформировалось в крепостное право и самодержавие. Итак, в России, в отличие от Европы, личностное начало не стало самостоятельным фактором, определяющим историческое развитие, вместе с тем, в обществе, ограниченном традиционной самодержавной властью, постоянно накапливалась избыточная энергия, которая при достижении «критической массы» нарушало равновесие. Достичь же стабильности можно было лишь на новом уровне, пройдя через внутреннюю культурную трансформацию. Такие трансформации стимулировались вмешательством государства. Таким образом, особая миссия государства заключалась, прежде всего, в том, что именно оно было главным фактором, обеспечивающим культурный прогресс нации. При этом на протяжении всего исторического пути российское государство попеременно являлось то созидающей силой, то тормозом, что приводило к стагнации и нарушению государственной формы. Это воспринималось сознанием российского народа очень болезненно. И такая реакции объяснима: утрата государственности для России означало потерю исторической перспективы, так как власть была ресурсом, который питал эволюцию культуры, не давая ей застыть наподобие многих культур Востока.

Государственное устройство России – это история идеи организации общества, это «симфония». Восточно-христианская идея о взаимоотношениях и взаимосвязях государства и общества трактует их центральный вопрос как поиск смысла жизни и внутреннее преобразование личности. Она берет начало в Византии (теория богоустановленности абсолютной власти) и на Востоке (практические образцы абсолютного властвования).

Идея симфонии – «взаимного согласия, при независимости каждой из областей во взаимоотношениях Церкви и государства, которые давали возможность влиять не извне, но изнутри», как считал СИ. Булгаков, обусловила силу светского государства, где подчинение осуществлялось в рамках обязанностей, отсутствовала строгая и устойчивая сословная организация, сословия отличались не правами и привилегиями, а характером обязанностей, возложенных на них государством. Отражение этих идей в системе отношений «человек – общество» определило качественно различную роль государства. Роль государства всегда была инициативной, активной и регулирующей. В России она проявилась в том, что реформы всегда осуществлялись сверху (деятельность московских князей, реформы Петра I, освобождение дворян от обязательной государственной службы, отмена крепостного права и т. д.). Поэтому через всю историю России проходит особое отношение к власти.

В России со времен Московии господствовала «государственническая концепция» централизованного, административно-бюрократического управления обществом авторитарного типа с идеологическим обоснованием, базирующимся на слепой вере. В русском же менталитете идеалом народным было «государство правды». По этому поводу Вл. Соловьев писал: «Всякая власть, не представляющая собой безусловного начала правды, всякая такая власть есть насилие, и подчинение ей может быть только вынужденное… Свободное же подчинение каждого всем очевидно возможно только тогда, когда эти все сами подчинены безусловному нравственному началу, по отношению, к которому они равны между собой, как все конечные величины равны по отношению к бесконечности».[64]64
  Соловьев В. Чтения о богочеловечестве. Чтение первое. М., 1994 с. 39–40.


[Закрыть]

В истории русской общественной мысли ярким «государственником» был И. А. Ильин, посвятивший значительную часть своего творчества проблеме российской государственности и национальной культуре. Категорически возражая противникам государства, он доказывал, что: "… меры подавления и расправы, к которым государственная власть бывает вынуждена прибегать, совсем не определяют сущность государства. Это есть дурной предрассудок, вредное недоразумение, распространенное близорукими и поверхностными людьми… На самом деле государство творится внутренне, душевно и духовно… Высшая цель государства отнюдь не в том, чтобы держать своих граждан в трепетной покорности, подавлять частную инициативу и завоевать земли других народов; но в том, чтобы организовать и защищать родину на основе права и справедливости, исходя из благородной глубины здорового правосознания".[65]65
  Ильин И. А. Путь к очевидности. М, 1993. С. 258, 260


[Закрыть]

Социальные трансформации основываются на традиции определенной правовой культуре. Как известно, в Европе был выработан всеобщий регулятивный принцип, подкрепленный со времен Просвещения идеей соответствия закона естественным потребностям человека: «идея естественного права стоит выше закона и политической власти». В русском менталитете идею «естественного права заменяли идеалы добродетели, справедливости и правды – нравственное, но не правовое отношение к закону и праву», и это объяснимо. Вместе с православием Русь приняла и греко-византийскую идею правового порядка. Для правовой культуры России большая роль принадлежит обычному праву. Законодательная практика на Руси была связана с установлением предела, который бы не нарушил существующие традиции.