Текст книги "Гражданское общество. Истоки и современность"

2.2. Осуществление идеи гражданского общества

Поскольку гражданское общество – это целый комплекс отношений внутри общества и по отношению к государству, к нему нельзя применить какую-либо одну характеристику, хотя невмешательство власти в частную жизнь и одновременно ее защита властью выглядят непременным показателем существования гражданского общества. Искать предпосылки, зародыш гражданского общества имеет смысл лишь на рубеже феодализма, перехода от аграрного к индустриальному обществу. Именно в этот период, переживаемый в разных обществах не одновременно и со своей спецификой, индивид обретает возможности горизонтальной и вертикальной мобильности. Этому способствует крушение скреп сословного покровительства, кризис феодальных экономических отношений, развитие торговли, предпринимательства, производства.

От политического и экономического единства часть общества стремилась к их размежеванию. Потребность в свободе собственности и независимости хозяйственной деятельности сопровождалась желанием оградить себя от произвола власти, центральной и отдельных сеньоров. Такая гарантия виделась в законах и политическом устройстве, охраняющих собственников, в договоре между обществом и властью. В теории это отразила школа естественного права, на практике же это выразилось в многочисленных социальных выступлениях (прежде всего горожан) в монархических государствах. В большинстве случаев авторитарный правитель, сам заинтересованный в ликвидации феодальной раздробленности и централизации своей власти, и третье сословие, ограничивавшее свои требования экономикой, добивались компромисса. В обмен на гарантии частному предпринимательству король получал военно-политическую поддержку горожан (например, во Франции).

Элементы гражданского общества проявлялись в первую очередь в экономике. Это были как независимые рыночные образования нового типа, так и выросшие из прежних семейных, общинных и корпоративных ассоциаций. Так, немецкая модель гражданского общества того времени выразилась в гильдии, ставшей одной из первых форм объединения ремесленников и торговцев и первой формой их самозащиты и влияния на управление городами. О трех видах гильдий – купеческих, ремесленных и «компаньонажах» (объединениях-братствах мелких ремесленников Франции с начала XV в.) пишет английский ученый Э. Блэк[37]37
  Black F. Guilds and Civil Society in European Political Thought from the Twelfth Century to the Present. London, 1991. Его подход в своем анализе истоков корпоратизма использовала И. Стрелец в статье «Гильдии и гражданское общество в истории Европы (с 1250 г. до периода реформации)» (см.: Бизнес и политика. 1995. № 1. С. 43–46).


[Закрыть]. От прежних средневековых феодальных властных структур оставались, но в новом качестве элементов гражданского общества – институты сословий и рыцарства, университеты. Права на ассоциацию иногда добивались научные общества, масонские ложи, клубы, газеты и т. п.

Значительно более активно этот процесс шел там, где авторитарное давление власти сказывалось в меньшей мере – в городах-республиках Северной Италии. Здесь власть вынуждена была уступать не только в экономике, но и в политике. Как отмечал Н. Макиавелли, мир и безопасность граждан, наслаждение своим имуществом и богатством, право каждого иметь и отстаивать свои убеждения рассматривались в качестве общественных ценностей[38]38
  Макиавелли Н. Сочинения. СПб., 1998. С. 72–74, 87–95, 107–110.


[Закрыть]. Городское самоуправление, хотя и носило цензовый характер, значительно расширило возможности граждан, подтолкнув их потребность в более высоком уровне образования и политической культуры. Город, к тому же, включил в зарождающееся гражданское общество значительно большую долю своего населения в сравнении со становлением «экономического человека» в монархиях того времени. Но перемены в подавляющей массе их населения еще не наступили.

В своем сравнительном анализе античного и средневекового города М. Вебер[39]39
  Вебер М. Избранное. Образ общества. М., 1994. С. 309–440.


[Закрыть] показал особенности становления общественных ассоциаций европейского города в сравнении с Востоком (в том числе Китаем и даже Японией), заключавшиеся в большей самостоятельности и сближении с властными структурами. Компактное воспроизведение этой работы Вебера затруднительно из-за множества значимых деталей и отступлений, сравнений с другими условиями, поэтому можно воспользоваться комментариями к Веберу и этому периоду средневековой истории блестящего российского историка А. И. Неусыхина[40]40
  Там же. С. 658–690.


[Закрыть], показавшего на примере городов-республик Северной Италии (в отличие от Германии и Англии) процессы борьбы сеньориальной элиты и демократических слоев-«ророlо» (цехи и гильдии ремесленников и купцов), постепенно приводившие к столь серьезному перевесу «popolo» в борьбе за реальное самоуправление горожан, не допускавшее верховенства подеста сеньориальной элиты над капитаном «popolo», что и приводило к присоединению той же элиты к гильдиям и цехам.

В XV–XVI вв. ситуация в монархических государствах начинала меняться. Добившись некоторых экономических свобод, горожане стремились к участию во власти. Первоначально этот порыв был заметен в пересмотре религиозной идеологии. Католическая церковь, один из главных институтов феодализма, подверглась длительному давлению извне и изнутри и, в конце концов, распалась. Протестантизм, родившийся в эпоху Реформации, не был первым продуктом распада христианства. В 1054 г. отделилась соперничавшая с папством греко-католическая церковь (известная у нас как православная). Перемены в церкви ожидались не только прогрессивно настроенным клиром, но и массой горожан (бюргеров-буржуа). Для одних это означало возвращение верующих к Священному Писанию (без посредничества монахов и священников); для других – отказ церкви от своих богатств, прежде всего монастырских угодий; для третьих – «удешевление» содержания этого института и т. д., но для всех протестантов это был процесс обмирщения, возвышения человеческого разума, частичного отступления веры перед знанием, а, следовательно, и новых возможностей проявления личности, светских ассоциаций, частной жизни.

Религиозное раскрепощение сопровождалось новыми требованиями к государству, точнее к монарху: ограничить произвол власти, предоставить всю полноту прав и свобод третьему сословию, в том числе ассоциациям общественной самодеятельности. Параллельное сосуществование общества и государства в развитых европейских странах прервалось чередой революций в Англии, Франции, Нидерландах, завоеванием независимости британскими колониями в Америке. Произнесено и обосновано само понятие гражданского общества, высказано предположение о всегдашнем противостоянии гражданского общества и государства в Европе.

Поворотным моментом в формировании современной цивилизации стала промышленная революция конца XVII–XVIII вв. С историко-социологических позиций станок дал процессу становления гражданского общества больше, чем любая теория. Он нивелировал мастерство рабочих (различия мастера – подмастерья – ученика в цеховой структуре были подстать сословным), приведя к значительно менее заметной разнице в квалификации и соответственно меньшему разрыву в оплате труда и имущественном положении. Введение станка потребовало не только навыков, но и технических и технологических знаний на уровне начального образования. В свою очередь, дальнейшее повышение уровня образования создавало новые статусные возможности, вело к осознанию социальных интересов и впоследствии к экономическим и политическим ассоциациям на базе единства целей. По сравнению с мануфактурой машинное производство увеличило количество продукции и соответственно снизило ее стоимость, позволило поднять планку уровня массового потребления. Внедрение станочных технологий в различных отраслях ускорило процесс разделения труда и появления новых отраслей, потребовавший усиления миграции рабочей силы из аграрного сектора экономики и способствовавший дальнейшей урбанизации, распространению городского уровня комфортности и нового образа жизни на все большее количество населения.

Дальнейшее разделение труда имело и другие последствия, проявлявшиеся одновременно в усилении функциональной интеграции и конкуренции из-за колебаний в количестве рабочих мест. Для недавних сельских жителей переход от «соседских» отношений к договорным в сочетании с борьбой за рабочие места, нуклеарной семьей, ограниченной жилой площадью города означал и новые ценности индивидуальной личности и гражданина.

Начиная с века Просвещения, затем Французской революции и вплоть до становления постиндустриального общества конца XX в. реальный процесс развития гражданского общества шел по восходящей. Причем, на наш взгляд, идеологические бои вокруг самой проблемы гражданского общества, «забвение» идеи к концу XIX в. в Европе и США не могли повлиять на появление и проявление «живых» элементов гражданственности и общественности. Мало того, процесс не мог идти равномерно. Так, в США он опережал европейский уровень, после реформ 60–70-х годов ХГХ в. активизировался в России, в ряде стран Востока, переживавших модернизацию еще в колониальных условиях. В передовых странах, где все шире распространялись отношения «классического» капитализма, тенденции общественной самодеятельности в политической жизни наталкивались на преграду монархических режимов. Нейтральное сосуществование общества и государства в Европе XIX в. и с начала XX в. повсеместно сменилось острой борьбой «экономического» человека с властными структурами, а эгалитаристский пафос, порожденный уже отмеченными изменениями в положении производителя, в свою очередь влиял на восприятие марксистской концепции классовой борьбы, причем настолько, что совпадающие в XIX в. процессы формирования гражданского общества и политической базы рассматривались большинством ученых (и практически всем советским обществоведением) с приоритетом классового противостояния, а не более широких отношений гражданское общество – государство.

Все ссылались на Маркса, полагавшего, что гражданское общество разделилось по классовым признакам. Признание же марксистами классовости самого государства привело к совмещению в этой теории социально-экономической и политической структур общества. Идея гражданского общества, считалось, ушла в прошлое. Возможности общественного договора, консенсуса отбрасывались в силу логики классовой борьбы. Однако уже к концу XIX в. часть марксистов отошла от революционных прогнозов в расчете на легальные методы политических и социальных перемен (первым был Э. Бернштейн, за ним последовали другие, составившие основу социал-демократии, но уже без коммунистов). Косвенно это отражало признание значения общественности в реализации интересов различных социальных групп договорным путем.

В этот период в структуре гражданского общества происходило активное формирование новых экономических (производственных, торговых, финансовых) ассоциаций предпринимателей; добровольных объединений трудящихся (общества взаимопомощи, кооперативы, профсоюзы и т. п.); оппозиционных государству политических группировок разных социальных групп, с течением времени оформлявшихся в партии. Шло становление независимой от государства прессы. Разъединение «снизу» с государством (и это специфика Запада, по сравнению, например, с Россией) привело к тому, что политическая жизнь общества разделилась на государственную и негосударственную, влияющую на формирование и принятие политических, административных решений и вырабатывающую общественное мнение.

XX век стал временем проявления двух основных тенденций: развития гражданского общества через демократизацию, гарантии прав личности, альтернативную политику и противодействие этому развитию с использованием репрессий и плутодемократии. Тоталитарные режимы фашизма и коммунизма, манипулируя политическими и социальными интересами масс, вытеснили из политической жизни основные гражданские институты или подавили их. В 20–40-е годы в мировой политической практике кроме тоталитарных стран с разрушенными структурами гражданского общества функционировали страны с развитой демократической системой власти, где гражданское общество не прекращало расширения и обновления, а также страны с еще недостаточно развитым гражданским обществом.

Вторая мировая война, столкнувшая страны из всех названных групп, как через увеличительное стекло, показала некоторые противоречивые и отчасти негативные тенденции, которые следует преодолеть, если полагать, что ценности гражданского общества носят общечеловеческий характер. Пока же можно было увидеть и блокирование стран-союзниц из разных политических лагерей (СССР, Англия, США), и их далекие от демократии способы «дележа» мира в Тегеране, Ялте, Потсдаме, Вашингтоне. Становление гражданского общества в той или другой стране вовсе не означало, что эта страна, несмотря на громкие декларации, готова способствовать его распространению (США, где гражданское общество ушло вперед даже в сравнении с демократической частью Европы, являлись и являются самым ожесточенным конкурентом в борьбе за сферы влияния и гегемонию в мире. Значительная часть американского общества вплоть до Перл-Харбора отстаивала изоляционистские позиции в борьбе с фашизмом, а после войны США демонстрируют готовность «наказывать» Корею, Вьетнам, Ливию, Ирак и др.).

Послевоенное развитие Запада дает основание говорить, что реальным элементам гражданского общества придан новый импульс технологическими, структурными и культурными переменами, соответствующими развитию постиндустриального общества. На рубеже 80–90-х годов «востребована» из запасников социально-философской, политической и исторической памяти сама идея гражданского общества (хотя, на наш взгляд, «анонимное» воплощение в реальной жизни ее элементов никогда не прекращалось, разве что в некоторых странах прерывалось). Причиной тому стали события в коммунистическом мире, где кризис политических, социальных, экономических структур «реального социализма» потребовал замены системы «целерациональной легитимации» (выражение Т. X. Ригби) на систему легитимации, в основе которой должны быть права человека и нормы закона, под лозунгом гражданского общества, выдвинутым оппозицией[41]41
  Таа В. Концепция «civil society» в преобразовании коммунистических режимов // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 12. Социально-политические исследования. 1994.
  № 5.


[Закрыть].

Однако видеть за этим, как предлагают многие наши современники, ликвидацию диктатур и необратимость победы демократии, пока рано, ибо в посткоммунистическом пространстве общественно-политические перемены в духе оттеснения государства ассоциациями демократического самоуправления недостаточны и иллюзорны. Здесь необходимо параллельно создавать «гегелевское гражданское общество» в экономике путем рыночных преобразований, а это, в свою очередь, означает угрозу возникновения новой олигархии.

Так что кризис коммунизма пока создал лишь предпосылки гражданского общества на Востоке и более благоприятные условия гражданской самоорганизации при перераспределении политических ресурсов на Западе. В число особенностей этого процесса можно включить: а) развивающийся массовый (не элитарный) индивидуализм, б) появление и развитие ассоциаций планетарного масштаба, в) расширение возможностей гражданских политических организаций на местном, региональном и национальном уровнях, г) дальнейший рост влияния средств массовой информации, их глобализацию через Интернет (в связи с чем возникает вопрос об общественной цензуре), д) развитие сети социальных и социокультурных ассоциаций.

Как уже отмечалось, процесс формирования гражданского общества в США имел свои особенности. После достижения независимости от британской короны создавалась уникальная возможность строить новые политические отношения в условиях ослабления центральной власти и уже существовавших гражданских институтов, зарождавшихся еще в колониальном прошлом. Сословная система не играла в Новом Свете такой роли, как в метрополии, а первые же документы американской революции провозглашали равенство людей (тогда еще ограниченное расой и полом) и экономическую свободу. Множественность интересов различных социальных групп создавала основу для многочисленных гражданских организаций.

Здесь была применена критически переосмысленная европейская идея гражданского общества. Американский опыт формирования гражданского общества, в основании которого лежала либеральная традиция (взгляды Дж. Локка на право частной собственности на основе естественного права, А. Смита на модернизацию и саморегуляцию как необходимые компоненты гражданского общества, концепция «минимального государства» Т. Пейна и независимости государства и гражданского общества Д. С. Милля), получил своевременную и высокую оценку А. де Токвиля. Однако в других странах, в частности в Европе, этот опыт мог и может быть использован лишь в частностях. Если в Европе становление гражданского общества происходило одновременно с демократизацией политической системы, уже включавшей бюрократический управленческий аппарат, то в США еще до войны за независимость государственным идеалом стало самоуправление свободных людей на свободной земле, и этот идеал подразумевал недоверие к исполнительной власти, тогда по сути совпадавшей с колониальной администрацией. Бюрократия здесь появилась позднее демократии, вырастала на ее базе.

Правда, и на заре американской демократии и сейчас существуют различия во мнениях, что важнее: участие граждан или компетентность представительных органов. (Столкновение взглядов, и что еще важнее – факты гражданского участия, гражданственности отразил в своей книге «Заметки о штате Виргиния» авторитетный свидетель того времени, один из «отцов-основателей» США Т. Джефферсон[42]42
  Джефферсон Т. Автобиография. Заметки о штате Виргиния. Л., 1990.


[Закрыть]. И удивительно, что американский опыт формирования гражданского общества и именно этого его аспекта не отразил авторитетный современный исследователь Э. Шилз, ограничившийся европоцентристским освещением идеи и практики гражданского общества – хотя он не обошел вниманием СССР и Восточную Европу социалистического периода.) В ряде штатов граждане были обязаны принимать участие в работе городских собраний, на которых обсуждались важные вопросы жизнедеятельности общин. Полноправные члены общин привлекались на непостоянной основе в различные органы публичной власти.[43]43
  Повалихина Т. И. Роль гражданских инициатив в социально-экономической политике США. С. 68–94.


[Закрыть] В других штатах предпочтение отдавалось представительным органам власти, где избранные должностные лица-специалисты, а не граждане принимали решения. Гражданские инициативы здесь сводились до минимума. И та и другая традиции имели и имеют свою аргументацию, своих сторонников и противников.

Система участия граждан базируется на представлении, выработанном еще Н. Макиавелли, что рядовые граждане лучше знают достоинства и недостатки чиновников, особенности региона и нужды отдельных граждан и их ассоциаций. Участвуя в выработке и принятии политических решений, граждане разделяют ответственность элиты и бюрократии, становятся заинтересованными в их выполнении. Гарантированные законом возможности получения гражданами минимально необходимой информации облегчают общественный контроль должностных лиц с точки зрения их квалификации, эффективности действий, этики поведения.

Аргументы противной стороны состоят в недоверии массе граждан, объясняя это недоверие некомпетентностью, корпоративным мышлением и личными интересами граждан, их местничеством. Участие граждан в процедуре формирования и принятия решений приводит к дополнительным затратам на их информирование или подготовку референдума, к затягиванию процедуры (и возможному изменению конъюнктуры), к конфликту, в случае недостаточного, по мнению граждан, внимания должностных лиц к запросам избирателей.

Политическое участие граждан может быть пассивным, что проявляется через голосование, информирование граждан чиновниками об общественных проблемах, контакты с бюрократами, или активным – участие в городских собраниях, референдумах, в выдвижении законодательных предложений, отзыв недостойных должностных лиц, самоуправление общин.

Община занимала центральное место среди других ассоциаций граждан, здесь закладывались представления о правах личности и поведении свободного человека наряду с чувством личной ответственности за происходящее. Можно сказать, что с общины начиналось гражданское общество в британских колониях Америки.

Старейшей прямой формой инициатив граждан, созданной в начале XVII в., стало городское собрание. Все граждане-избиратели знакомились здесь с проектами разнообразных решений, готовившимися профессионалами из административных структур. Проекты нередко адаптировались для лучшего понимания граждан или проходили через предварительное собрание, сочетавшее черты городского (решающего) собрания и представительного органа граждан.

Возможности городского собрания ограничены масштабами поселения и сложностью решаемых проблем, поэтому, когда необходимо собрать мнение граждан всего штата или всей страны, практика собрания переносится на все гражданское общество: проводится референдум. Первый референдум был проведен в 1640 г. в Массачусетсе. Референдум может носить совещательный характер, когда мнение граждан может учитываться или не учитываться законодательным органом (следовательно, его инициатором этот орган не является), или обязательный характер – инициатором является законодательный орган, заинтересованный в принятии конституционных изменений или тех решений, которые по закону штата (или страны) не могут разрешаться им самим (например, новые налоги, территориальные изменения, крупномасштабные финансовые проблемы и т. п.). Итоги обязательных референдумов носят силу закона.

Нередки гражданские инициативы в форме референдума-протеста по поводу принимаемого (или не принятого) законопроекта, на которые по закону отводится 80 дней. Референдум возможен в виде сбора подписей и даже по почте (в 1981 г. в Сан-Диего).

Плебисцитарная форма инициатив в рамках гражданского общества имеет также свои плюсы и минусы. Положительные стороны этой процедуры в концепции «народного суверенитета» обрисовал еще Ж.-Ж. Руссо. Референдум не позволяет народу – носителю суверенитета передавать или делить высшую власть с кем-либо, в том числе с представительными органами, способными исказить волю граждан; референдум повышает ответственность представительного органа, готовящего проекты законов, перед гражданами.

Регулярное проведение референдумов (в условиях современных средств коммуникации и применения ЭВМ при подсчетах, в принципе, возможно принятие решений избирателями по любым мало-мальски значимым вопросам – задача состоит только в защите системы от фальсификаций решений, а главное, в заинтересованности самих властных структур) ведет к снижению уровня отчуждения граждан от политики, повышению уровня их политической культуры.

Но американский опыт показывает, что референдумы не могут подменить сложную, требующую высокой квалификации и готовности к компромиссам деятельность профессионалов-политиков и законодателей, ибо это может привести партии от электорального процесса к соблазну митингов, забастовок, прямых форм давления, проявлению эмоций, а не разума. К тому же, плебисцит может привести к жесткому разделению общества на сторонников и противников какого-либо решения и невозможности для побежденного меньшинства в дальнейшем отстаивать свою позицию.

Поэтому область плебисцитарной демократии ограничена. Референдум нужен для законодательного закрепления решения, ясного для значительного большинства граждан, либо в случаях торможения принятия важных для общества решений при расхождении в законопроектах (но вероятно, с возможным подтверждением этого решения через некоторое время).

Уже в Конституции штата Джорджия в 1777 г. (т. е. до принятия Конституции США) гражданам предоставлялось право, получив большинство подписей, собрать конституционный конвент штата для пересмотра законодательства. Впоследствии этот механизм волеизъявления граждан совершенствовался, обретая, правда, специфические черты в разных штатах. Как показала практика применения этих инициатив, предпочтение отдается штатным или локальным косвенным предложениям по изменению законодательств в противовес возможным прямым инициативам, в том числе по изменению конституции. Прямые инициативы, не прошедшие экспертизы – обсуждения в законодательном органе, обычно хуже сформулированы или вообще противоречат конституции.

Наконец, одной из форм гражданских инициатив, известных в США почти с периода возникновения государства, является возможность отзыва чиновников и депутатов представительного органа. Хотя механизм отзыва и не прост, но он дешевле, чем новые выборы, и эффективнее, поскольку сразу указывает на «обидчика» общества, и даже если отзыв не осуществится по каким-либо причинам, вряд ли все сохранится в прежнем виде.

В XVIII–XIX вв. в Европе не было ничего похожего на гражданское общество США, обладавшее широкими возможностями, несколько сниженными к концу XIX в. и в первой половине XX в. классовым противостоянием. Если в европейской модернизации XIX в. мы можем видеть экономические и социальные гражданские ассоциации, то в условиях монархии не допускалось создание негосударственных политических организаций, а одно порождало другое – замедлялся рост неполитических объединений граждан. Только с развитием электорального процесса, исследованного еще в конце ХГХ в. М. Острогорским[44]44
  Острогорский М. Я. Демократия и политические партии. М., 1997.


[Закрыть], правителям пришлось смириться с «вторжением» граждан в политику, последнюю «запретную зону» для гражданского общества. В Америке раньше, чем в Европе, осознали значение независимой прессы как составляющей гражданского общества и свободы. А. де Токвиль указывал на то, что эта пресса, будучи созданной независимыми гражданскими объединениями, подталкивала к созданию новых ассоциаций, являлась средством повышения политической культуры, плюралистического гражданского самосознания.[45]45
  Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 1992.


[Закрыть]

К концу XX в. развитие гражданского общества в Европе приблизилось к американскому уровню, но заимствовались только внешние признаки, а они известны из философско-правового идеала гражданского общества. Условия и пути осуществления идеи были различны. Формирование гражданского общества в европейских демократических странах не прекращалось, но в ряде стран (Германия, Италия, Испания, Португалия и др.) прерывалось диктатурами разного рода и требовало новых усилий по «лечению» гражданского сознания наряду с созданием объективных условий его становления.

Еще в большей степени задержалось развитие гражданского общества (идея и практика) в Восточной Европе, России, странах СНГ. Для нас, естественно, наибольший интерес представляет отечественная история гражданского общества. На этот счет существуют различные точки зрения. Одни видят основания российского гражданского общества в крестьянской общине, православной идеологии и, соответственно, требуют восстановления соборности, общинности дооктябрьского прошлого. Другие считают, что гражданского общества в пространствах Российской империи и СССР не существовало и его нужно (или не нужно, если стоять на классовых позициях) создавать впервые. Правда, здесь нет единства. То ли нужно опираться на опыт Запада, воспринимая «готовые» идеи и институты, или отказаться от этого, демонстрируя самобытность и опираясь на традиции с учетом российских условий. Возвращаясь к высказанному предположению, что идеал гражданского общества в различных пластах истории имел свои особенности, рассмотрим эти особенности применительно к России.

Так, к 70-м годам ХГХ в., когда в пореформенной России стали складываться условия для зарождения гражданского общества, на Западе (Северная и Западная Европа, США) уже имелись определенные представления о гражданском обществе (вовсе не присущие всему обществу, например, идеал гражданского общества не соответствовал целям последователей К. Маркса). Эти представления базировались на условиях и тенденциях эволюции западного общества и включали развитие различных форм частной собственности, договорные отношения, влиятельное общественное мнение, дальнейшее развитие автономий и свободы личности, возможность свободных ассоциаций людей.

Даже если представить, что либеральные взгляды в будущее векторно совпадали в России и Европе (хотя это далеко не так – в российской общественной мысли либералы-«почвенники» дистанцировались от либералов-западников), то условия зарождения гражданского общества были явно различными. Во-первых, протяженность территории России. Особенностью США также была огромная территория, но ее завоевание проводилось свободными людьми, еще более укреплявшими менталитет свободы, индивидуализма, культа оружия. На ее территории устанавливалось федеративное штатное устройство с развитыми элементами самодеятельности. Во-вторых, в России существовало государственное централизованное начало, усиливавшееся от центра к периферии, где губернатор «больше, чем государь». Так, петровская модернизация России, как и любая «догоняющая» модернизация, отличалась усилением государственного начала, и не только в политической (централизация власти, усиление унитарности государства, губернское деление, замена патриаршества Синодом, «закрепощение» привилегированных сословий обязательной службой), но и в экономической жизни – государственные мануфактуры и казенные добывающие и обрабатывающие предприятия, сохранение крепостной зависимости крестьян. В-третьих, неразвитость рынка в условиях господства крестьянской общины и подавляющей доли крестьян в составе населения и, соответственно, недостаточное развитие частной собственности, стимулов сельскохозяйственного труда, предпринимательства. Даже с отменой крепостного права при несомненном оживлении хозяйственной жизни община продолжала сковывать инициативу подавляющего большинства населения. В-четвертых, общиннность и реформы, задумывавшиеся сверху, укрепляли многовековую традицию россиян (вероятно, идущую от татаро-монгольского периода) склоняться перед властью, с большей готовностью исполнять приказы, чем проявлять инициативу. Бунты, как справедливо отмечает Б. Н. Миронов, были не против верховной власти, а против ее агентов[46]46
  Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства: В 2 т. Т. 2. С. 287.


[Закрыть].

Эти российские особенности следует, видимо, сопоставлять с цивилизованными и упущенными альтернативами, в том числе с возможностями формирования гражданского общества. На наш взгляд, эти возможности относились в большей степени к XX в., чем веку XIX, в котором был проделан путь, вполне адекватный ситуации пореформенной России – об этом чуть ниже. А уже с 17 октября 1905 г. появилась принципиальная возможность для России стать конституционной монархией – в ряду десятка европейских монархий, но эта альтернатива не реализовалась. Реформы П. А. Столыпина заложили возможность «размывания» общины, препятствовавшей становлению гражданского общества, но и им не суждено было быть доведенными до конца, несмотря на всплеск общественной активности и плюрализм политики. Уже с января – марта 1918 г. одним из результатов Октябрьского переворота стала фактическая монополия большевистской партии в политической жизни, а затем и советского государства во всех сферах общественного бытия. Этатизм и идея классового противоборства полностью вытеснили идею гражданского общества, а формализация общественной жизни (ассоциаций граждан) и отсутствие гарантий личных прав и свобод привели к уничтожению не только элементов гражданского общества, но и почвы их возможного зарождения. Только церковь, и то с многочисленными оговорками, могла считаться реальным осколком гражданского общества.