Текст книги "Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре"

Кроме полоцкого Богоявленского монастыря, Киприан Жоховский вел неустанную борьбу и с Марковым монастырем. В 1672 г., еще будучи епископом Витебским и Мстиславским, Киприан требовал от бургомистров и ратманов г. Витебска не допускать простой народ в монастырь[257]257
  Там же. С. 240–241.


[Закрыть].

25 сентября (н. с т.) 1684 г. в городские книги Витебского воеводства была вписана жалоба униатского митрополита на игумена Мелетия Хлевинского и марковских монахов. Он обвинял братию в том, что они, «не разсуждая права общего, ни уложения в постановлении комисарском о убиении святаго Езафата владыки витебского», подтвержденного соответствующей сеймовой конституцией, «построив себе тот монастырь зде под Витебском на искоренение веры, в унеи святой обретающейся, бунтуя овцы пастырства моего, как в город ездя, так и пеши ходя, також де по разным селам во всем воеводстве витебском к благочестию приводят и от святой унеи отводят, что им ничего не належит, и исповедают людей, и безбожие к себе прикланяют, по украински меж чернью чинят бунты в городе Витепску и по иным местечкам и селам». По свидетельству митрополита, 15 сентября, когда он плыл Двиной из Витебска в Полоцк, марковские монахи, собрав 200 человек «различных, имяны и прозвищи ведомых […] с мушкеты и иными оружии» ожидали, когда мимо православного монастыря проплывет Киприан, чтобы убить его, «учиня различные залоги». Однако некие «добрые люди» помешали этому[258]258
  РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1686 г. Д. 2. Л. 20–22.


[Закрыть].

Спустя три дня после происшествия на реке Киприан написал марковским монахам письмо, заявляя, что прощает им покушение на свою жизнь, но предостерегал, чтобы они «украинских не чинили бунтов […], но во всем пребывали тихомирны, не присвоялися з Божественными тайнами к овцам моим витепским, как в городе, так и за городом и по селам обретающимся, что немощно вам чинить для пролития крови, чрез благочестивых ваших над благословенным мучеником Иасафатом, только что б чрез моих унияцких священников то чинилось». Киприан грозил православным смертью, если его витебский эконом, Самойло Жоховский, который должен всячески «стеречь» марковских монахов, увидит хоть кого-нибудь из них, «вредящих ересью» в Витебске и его окрестностях: «а я не буду виноват, естьли противно вам что учинится, подлинно не будет мученик Христов ни един от вас, хотя которой по приговору Речи Посполитой и убит будет»[259]259
  Там же. Л. 18–19.


[Закрыть].

Единственная православная обитель в Вильно братский монастырь Св. Духа имел давние связи с Россией[260]260
  Известно, что монахи Свято-Духова монастыря ранее посещали Россию в 1628, 1641 и 1656 гг. (Харлампович К.В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Т. 1. Казань, 1914. С. 85, 89, 345), а Кронского в 1656 г. (Там же. С. 345).


[Закрыть]. В 1679 г. священник Благовещенского храма в Чернигове по фамилии Домонтович «по своему обещанию приклонения ради чюдотворному образу пресвятыя Богородицы до Нового Двора в литовские страны ездил». Приехав в Новый Двор (городок недалеко от Волковыска), он встретился там с виленскими братчиками – мещанином Кочарским и проповедником (казнадеей) Кодрицким. Кочарский сообщил Домонтовичу, что «де все мы Бога молим так духовные, яко и мирские, чтоб царское величество с салтаном турским помирился, а поляком бы бок набить, ибо они ничего доброго не желают, еще и насмеваютца, что денги взяли у царского величества, за теж де денги [хотят] нанят служивых людей и воевати Москву». Говоря о деньгах, Кодрицкий имел в виду русско-польский договор 1678 г., по которому Россия выплачивала Речи Посполитой 200 тыс. руб. и возвращала три пограничных города за продление перемирия. Он сетовал, что «король и все сенаторы» «совершенно» решили всех православных Речи Посполитой привести к унии[261]261
  РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 195. 349–349 об.


[Закрыть].

В декабре 1683 г. произошла стычка прихожан и монахов виленского братского монастыря Св. Духа со студентами Виленской иезуитской академии. Последние жаловались, что, когда они пришли в Святодуховскую церковь, по ним умышленно выпустили несколько ракет, предназначенных для фейерверка, а затем избили палками. В ходе драки православные якобы кричали: «jeszcze napijemy się krwie lachowskiej i studentskiej»[262]262
  АВАК. Т. 9. Акты Виленского земского суда. Вильна, 1878. С. 245–247.


[Закрыть] [263]263
  «еще напьемся мы крови ляхов и студентов».


[Закрыть]. То, что иезуиты по меньшей мере лукавили, изображая себя невинными жертвами, свидетельствует адресованное виленскому епископу Стефану Пацу и жмудскому каштеляну Станиславу Орде королевское распоряжение успокоить рвение студентов виленской академии, приняв меры к прекращению их конфликта со святодуховскими монахами и братчиками[264]264
  Памятники православия и русской народности в Западной России в XVII–XVIII вв. (далее – ППРН) Т. 1. Акты по истории заграничных монастырей Киевской епархии XVII–XVIII вв. Ч. 1. Киев, 1905. С. 16–17. В 1685 г. виленские иезуиты и православные братчики заключили мировую (АВАК. Т. 8. Акты Виленского городского суда. Вильна, 1875. С. 600–601).


[Закрыть].

Развернувшееся с конца XVI в. на землях Речи Посполитой наступление католиков и униатов на религиозные и сословные права православного населения побуждало православных с особой заботой относиться к поддержанию традиционных связей с единоверцами в России и искать поддержки и защиты в правящих кругах Московского государства. На протяжении XVII в. и особенно второй его половины русскую столицу регулярно посещали представители православных монастырей, разбросанных по самым разным уголкам украинских и белорусских областей Речи Посполитой. В основном они приезжали с просьбой о милостыне (материальной помощи), о богослужебных книгах, церковных сосудах и др. утвари, но не только за этим.

В 1649 г. в Москве были поставлены в священники двое кандидатов из Дорогобужа, входившего в то время в состав Смоленского воеводства Речи Посполитой. А в 1652 г. четверо жителей этого города были возведены в русской столице в священнический сан лично патриархом Никоном. Последнее событие вызвало гнев униатского смоленского архиепископа Андрея Золотого Квашнина, которому в 1620–1640-х гг. принудительно было подчинено население Смоленщины. Прибыв в Дорогобуж, он приказал отобрать у поставленных в Москве священников ставленные грамоты, угрожая им расправой. Исследовавший этот вопрос Б.Н. Флоря отмечает, что хотя известные факты не носили исключительный характер, подобная практика вряд ли могла существовать достаточно долгое время. По предположению исследователя, ее возникновение представляло собой реакцию русского правительства и православного населения Речи Посполитой на победы казацкого войска Богдана Хмельницкого[265]265
  Флоря Б.Н. Смоленщина и Московская Патриархия накануне Русско-польской войны // Славянский альманах 2002. М., 2003. С. 49–53. См. также: Его же. Положение православного населения Смоленщины в составе Речи Посполитой (20-е – 40-е годы XVII в.) // Revue des études slaves. 1998. № 2. S. 344.


[Закрыть].

В январе 1655 г., когда с началом русско-польской войны большая часть Белоруссии оказалась под властью русского царя, в Москву прибыла многочисленная депутация монахов витебского Маркова и полоцкого Богоявленского монастырей «повидать царские очи, получить патриаршее благословение», а также просить о милостыне и пожаловании монастыря землей. В Москве двое из приехавших, старцы Афанасий и Леонтий, были возведены один в священнический, другой в дьяконский сан. Это событие отражало не только установление политической власти Москвы над Белоруссией, но и переход белорусских епархий под управление московского патриарха[266]266
  Харлампович К.В. Малороссийское влияние… С. 344–345. Известен также факт повторного поставления в Москве в 1655 г. шестерых бывших священников-униатов, совершенного находившимся там антиохийским патриархом Макарием (Там же. С. 312.).


[Закрыть]. К.В. Харлампович, который провел кропотливую работу по сбору и обобщению данных о приезде западнорусских духовных лиц в Россию в XVII в., не приводит других случаев посвящения в Москве кандидатов в священники и дьяконы из Белоруссии или Украины[267]267
  Там же. С. 3–94, 250–366.


[Закрыть], тем более что в 1667 г. Витебск и Полоцк были возвращены в состав Речи Посполитой.

К 1680-м гг. относятся новые попытки посещения России представителями православных монастырей Литвы с целью поставления в священники и дьяконы. Явление это, несомненно, было связано с ухудшением положения православной церкви в Речи Посполитой во второй пол. 1670-х – начале 1680-х гг., и в частности с отсутствием в Белоруссии, а после отъезда в Россию епископа Гедеона – и во всей Речи Посполитой православных епископов.

В начале 1684 г. в Москву прибыли монахи Богоявленского монастыря Антоний Пауков и Максим Стебутов в сопровождении челядника Марчко Иванова «бить челом о церковном деле»[268]268
  РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1684 г. Д. 5. Л. 1–3. Публ. челобитной см.: Русско-белорусские связи… С. 317. По известным данным, последний раз перед этим богоявленские монахи посещали Москву в 1656 г. (Харлампович К.В. Малороссийское влияние… С. 345).


[Закрыть]. Они подали письмо игумена Игнатия и «всей братии» на имя царей Ивана и Петра, полное жалоб на гонения от католиков и униатов: «римские западные веры держатели, а наипаче унееты, гонять и всячески разнообразными способы на нас вымышляют, как бы им возмощи нас от истиннаго источника правды благочестия отторгнути и от восточные веры на западную обратит». С этой целью поборники римской веры добились, чтобы «благочестивым владыкам и в королевской державе не быти, и греческих владык бы не припущали, дабы нам, не имеючи попов благочестивых, поневоле к униятом или к римляном обратитися, и такового их ради вымыслу во всех литовских местех благочестивые бес православных попов имеют велию нужду, и многия помирают бес покаяния и бес причастия, и младенцы помирают бес крещения, и умершие погребаются бес пения»[269]269
  РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 213. Л. 787–789.


[Закрыть]. В этом письме Ингнатий, по сути, верно отразил смысл церковной политики духовных и светских властей Речи Посполитой последних лет.

По словам богоявленских монахов, смоленский и псковский митрополиты отказывались поставлять приезжающих из-за литовского рубежа кандидатов в священники и дьяконы без патриаршего благословения. Поэтому ходатаи из Полоцка просили царского указа и благословения патриарха Иоакима, чтобы белорусские кандидаты в священнослужители могли приезжать «тайно» для поставления в Смоленск или Псков, в зависимости от того, куда им ближе. В противном случае, сетовали богоявленские монахи, «не в долгих летех римляне таковыми своими злокозньствы свет благочестия угасят», поскольку православные «по нужде, не имуще попов, во униятство обратяться». В конце письма удрученно сообщалось, что монастырь и «благочестивые» мещане «погорели», а «езуитской и унияцкой монастыри уцелели, и они нам и ис того наругаются и разные смехи вымышляют и церкви новонаконечные ставит нам возбраняют»[270]270
  Там же.


[Закрыть].

27 февраля 1684 г. «челобитная» богоявленских иноков была заслушана в присутствии царей Ивана и Петра, царевны Софьи и патриарха Иоакима. В результате был принят царский указ послать грамоты воеводам в Смоленск и Псков с приказом принимать приезжающих из-за литовской границы православных «с проезжими от духовных […] для поставления во священство» и отправлять их к местным владыкам. Царский указ воеводы должны были хранить в тайне даже от своих товарищей на воеводстве. При сдаче должности воевода должен был «отдать тот указ другому, что б им о том ведат же и держал бы потому ж тайно». На следующий день в Посольском приказе были подготовлены соответствующие грамоты для отправки в Смоленск, тамошнему воеводе Матвею Степановичу Пушкину, и в Псков, епископу Маркелу[271]271
  Там же. Л. 789 об. – 792 об.


[Закрыть].

В марте 1684 г. грамота для Маркела была вручена стряпчему псковского митрополита, который отправил ее по назначению через почту. Отправка подготовленной грамоты для смоленского воеводы задержалась из-за отсутствия в Москве «ездоков княжества Смоленского», но видимо вскоре была отправлена и она. Об удовлетворении царями «челобитья» богоявленской братии было сообщено монастырским посланцам, и те выехали из Москвы в середине марта (проезжая грамота датирована 14 марта)[272]272
  Там же. 1684 г. Д. 5. Л. 1–3.


[Закрыть].

В начале 1685 г. в Смоленск из Литвы прибыли кандидаты на поставление в сан из православных обителей Белоруссии с письмами к смоленскому митрополиту Симеону. В поданном ими послании Климента Тризны тот, именуя себя блюстителем Белорусской епархии, сообщал о бедственном положении православных в Речи Посполитой: «Вестно есть Вашему Преосвященству, яко по премногу есть гонима в наших странах Восточная Церковь, не имуще в Православии сияющих Пастырей, и его же единого имехом епископа луцкого и тот [яко известно есть Вашему Преосвященству] ради всегдашнего уничижения укоризны, наипачеже неправосуждения в винах приключающихся от уният, уступил их злобы беззаконной, и мне недостойному и до сего времяни благодетелная грамоты в подании привилегия на епископию Белорускую, и его королевского величества не доходит милость, в нищете убо такой будуще, не хотяще же но ниже помышляюще на беззаконное иноверцов противление»[273]273
  Там же. 1685 г. Д. 2. Л. 42–43. Письмо датировано 22 января (стиль?) 1685 г. Вильна.


[Закрыть].

В письме смоленскому митрополиту Климент Тризна просил посвятить в священники («пресвитеры») и дьяконы направляемых в Смоленск иноков из виленского монастыря Св. Духа, настоятелем которого он был, а также из приписанных к нему кронской Троицкой и евьеской Успенской обителей – всего десять человек (см. Таблицу 2). Климент особо отмечал, что хотя «некоторые млады суть во иноческом сане, но искусни суть, да не будут убо на лице зримыя»[274]274
  Там же. Л. 43–44.


[Закрыть].

Таблица 2

Вместе с монахами, которых рекомендовал Климент, прибыли и двое посланцев Витебского Маркова монастыря (см. Таблицу 2) во главе со священником Иосифом. За них, помимо марковского игумена Гавриила Гирновского (в другом документе – Горновский), ходатаем выступил Шимон Кароль Огинский. Он писал смоленскому митрополиту, что, заботясь о «своем» монастыре, построенном «преже чрез святой памяти покойного родителя моего», а также «промышляя о разширении Славы Божией в церкви святой Греческого закона», посылает «достойных и угодных» людей для поставления в дьяконы и в священство. Прося осуществить это как можно скорее, «без замедления», Огинский обещал: «которого дела за учинение тако [и] за долголетное государствование их царского величества, желателно молити господа Бога не престану», выражая готовность отблагодарить и лично митрополита. В конце письма мстиславский воевода собственноручно дописал, что уже «многажды докучал я прошением своим, яко пастырю и благодетелю моему, и о впред будущее благословение пастырское покорно челом бью»[275]275
  Там же. Л. 44–46. Письмо датировано 19 января (стиль?) 1685 г. Лиозно. Монахи Маркова монастыря посещали Россию перед этим в 1655, 1669, 1670 (?) и 1677 гг. (Харлампович К.В. Малороссийское влияние… С. 344–345, 351, 352, 354).


[Закрыть]. В другом письме Шимон Кароль ходатайствовал и за иноков «ис Крон – строения моего литовского», которые, как он отмечал, «доволство чиня званию своему […] к вашей милости […] прибегают, к милости и благословению». Огинский просил «освятити» их как можно скорее[276]276
  Там же. Л. 46–47. Письмо датировано 14 февраля (стиль?) 1685 г. Лиозно.


[Закрыть].

Гавриил Гирновский в письме к митрополиту Симеону сетовал: «Белорусский Православный престол, который не токмо пастырев, но також и ревностных благочестивой российской веры не имеет поборников, а ныне уже не имея их, болезнуем яко овцы, пастыря несть, в гонении и терпении пребывати принуждены есмы […] о терпении убо нашем и самое перо писати не может, ибо яко блудящие овцы ныне без пастыря пребываем и гласа пастырского не слышим, и по чюжим нейдем, но бежим от него, яко не знаем чюжаго гласа; чесо ради Великой Славы Божией Церковь Православная обиды страждет и уже ныне не пастырь овцы одной ищет, но овцы ищем единого пастыря православного». Гавриил заверял смоленского митрополита, что братия Маркова монастыря («строения их милостей господ Огинских»), не престанет возносить молитвы за здоровье великих государей Ивана и Петра[277]277
  Там же. Л. 50–52. Письмо датировано 18 января (стиль?) 1685 г. Марков монастырь.


[Закрыть].

Иона Дубинский, «началник» Кронского монастыря, сообщал митрополиту Симеону, что уже после выезда в Смоленск «отцов виленских» он, посоветовавшись с «отцами кронскими», решил направить вслед им еще одного кандидата, «старца» Лаврентия Грушевского, «хотя не в давне в законе пребывающаго […] для различных причин, також де для небытия пастыря в странах наших, и для далняго пути чюжих стран и для бедности нашей, отчасти для скудости дьяконов в монастыре нашем». Иона увещевал митрополита Симеона, чтобы он «по отеческой и пастырской своей милости не дал упадати Церкви Православной, но наипаче благословением своим подкрепляти не отговаривался»[278]278
  Там же. Л. 48–49. Письмо датировано 24 января (стиль?) 1685 г. Крон.


[Закрыть].

В январе 1686 г. посланцы марковской обители иеромонах Пафнутий и дьякон Серапион вновь прибыли в Россию. Остановились они, судя по всему, в Саввино-Сторожевском монастыре, поскольку привезенные ими рекомендательные письма от Ш.К. Огинского и настоятеля монастыря отца Гавриила были адресованы «архимандриту савинскому», которым в то время был «белорус» Сильвестр Черницкий. Саввино-Сторожевский монастырь, по выражению К.В. Харламповича, «во второй половине XVII ст. был населен белорусами и малороссами едва ли не больше, чем даже столичные обители». Огинский благодарил Сильвестра за «милость», которую тот явил Витебскому монастырю в его «нынешнем разорении», и выражал надежду, что архимандрит будет оказывать обители помощь и впредь. Также мстиславский воевода просил ходатайствовать за монастырь у царей и русских «сенаторей»[279]279
  Там же. 1686 г. Д. 2. Л. 14–15. Письмо датировано 25 ноября (стиль?) 1685 г. Рудня. Имена посланцев установлены на основе: Харлампович К.В. Малороссийское влияние… С. 294–295, 357–358.


[Закрыть]. Гавриил извещал архимандрита, что «из основания чрез пожар церковь наша монастыря марковского разорена», и просил всячески помогать присланным монахам: «дабы еси помощь им учинил и честное ходатайство у их царских величеств и у господ сенаторей московских изволил им сотворити»[280]280
  РГАДА. 1686 г. Д. 2. Л. 16–17. Письмо датировано 5 ноября (стиль?) 1685 г. Марков монастырь. Помимо Гавриила письмо подписали иеромонах и наместник марковский Самуил Ноздровский, а также иеромонахи Леонтий Рукою (?) и Досифей Дярковский.


[Закрыть]. В подтверждение своих несчастий посланцы привезли уже выше упоминавшиеся письмо Киприана в марковскую обитель и выписку из гродских книг Витебского воеводства.

Судя по всему, архимандрит Сильвестр выполнил обращенные к нему просьбы и действительно ходатайствовал за монахов через боярина Петра Семеновича Прозоровского, который доложил содержание писем царям Ивану и Петру, а также царевне Софье 25 января 1686 г., представив и сами послания. Однако никакого царского указа и тем более боярского приговора по этому поводу не последовало (Боярской думе письма даже не были зачитаны), что объясняется, на наш взгляд, действиями сторонников заключения с Речью Посполитой Вечного мира, послы которой находились на пути в Москву. К их числу принадлежала и сама царевна Софья и всесильный «первый министр» государства князь В.В. Голицын[281]281
  Кочегаров К.А. Указ. соч. С. 314–315.


[Закрыть].

В начале 1686 г. в Москву прибыли монахи полоцкого Бого явленского монастыря во главе с монастырским наместником Кли ментом Деляновым. Об этом свидетельствует запись в расходной книге Патриаршего казенного приказа о выдаче полоцким монахам богослужебных книг «для их пожарнаго разорения», а также 10 рублей деньгами[282]282
  Русско-белорусские связи… С. 336. См. также: Харлампович К.В. Указ. соч. С. 358.


[Закрыть]. Кроме того, они посетили Новодевичий монастырь, где получили 30 золотых[283]283
  РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1692 г. Д. 15. Л. 7. Здесь ошибочно указано, что в Москву приезжал сам игумен Полоцкого монастыря, Игнатий.


[Закрыть]. Климент и его товарищи доставили в русскую столицу письмо богоявленского игумена Игнатия к патриарху Иоакиму. Игнатий благодарил за разрешение псковскому и смоленскому митрополитам посвящать прибывавших из Литвы монахов в дьяконы и священники, «откуда многую отраду и помощь православие восприят», а также за присылку освященного мира и антиминсов. Игнатий жаловался, что из-за того, что в Речи Посполитой нет ни одного православного епископа, многие церкви Белоруссии не имеют литургии или даже не освящены, и просил Иоакима прислать свое письменное благословение на освящение церквей в полоцкий Богоявленский монастырь, чтобы использовать его до тех пор, пока на белорусскую кафедру не будет назначен епископ. В конце письма он просил Иоакима принять монастырь «под свою… высокую руку», как сделал это Никон в 1658 г., сожалея, что его грамота сгорела во время последнего пожара (1683 г.) и у монахов остался только список[284]284
  АЮЗР. Ч. 1. Т. 5. С. 229–231. Письмо датировано 18 января (стиль?) 1686 г. Богоявленский монастырь. О даровании Никоном ставропигии Полоцкому монастырю см.: Харлампович К.В. Малороссийское влияние… С. 171. Примечание 4. Текст грамоты Никона см.: Белорусский архив древних грамот (далее – БАДГ). Ч. 1. М., 1824. С. 109–111.


[Закрыть].

В ответ на просьбу отца Игнатия ему была послана жалованная грамота патриарха всея Руси на ставропигию, датированная 27 марта. В ней Иоаким «давал власть» игуменам полоцкого Богоявленского монастыря «храмы святые посвящати с посвященными а нтиминса ми по преданному чину, который печатным тиснением изображен есть и ныне послан». Иоаким заявлял, что отныне богоявленские монахи находятся «под нашею мерностию и благословением», подтверждал их право выбирать себе игумена и запрещал судить их и «обижать» властям других монастырей. Патриарх грозил Божьими карами на Страшном суде тому, кто будет богоявленскую братию «неправедно обижати и судити, и присущее их, землю или иное кое стяжание их отъимати, или наветствовати и управляти восхощет»[285]285
  Грамота Иоакима публиковалась неоднократно: БАДГ. Ч. 1 М., 1824. С. 121–124; Акты, относящиеся к истории Западной России (далее – АЗР). Т. 5. СПб., 1853. С. 190–191; Вестник Западной России (далее – ВЗР). 1869. Кн. 12. Т. 4. С. 40–43; АЮЗР. Ч. 1. Т. 5. С. 231–234; ВС. Т. 5. Ч. 1. С. 263–266; Русско-белорусские связи… С. 343–345.


[Закрыть].

Не исключено, что именно Шимон Кароль Огинский выхлопотал в июле 1686 г. у Сильвестра Волчанского – наместника и администратора Белорусской епархии – грамоту, подтверждавшую исключительное право монахов полоцкого Богоявленского и витебского Маркова монастырей ездить в Ригу для богослужений и сбора милостыни и запрещавшую Друйскому и Дисненскому монастырям делать то же самое и чинить препятствия марковским и богоявленским монахам[286]286
  Документ неоднократно публиковался: БАДГ. Ч. 1 М., 1824. С. 126–127; ВС. Т. 1. С. 259–261; АЗР. Т. 5. С. 194–195; ВЗР. 1869. Кн. 12. Т. 4. С. 45–47.


[Закрыть]. А в феврале 1687 г. Гедеон Четвертинский подтвердил этот запрет, ссылаясь в своей грамоте на давние привилеи Маркова и Богоявленского монастырей, данные им князьями Огинскими и их наследниками, а именно Ш.К. Огинским, который в грамоте именовался «колятором» (лицо, давшее средства на строительство церкви, монастыря, или его наследник) обеих вышеупомянутых обителей[287]287
  Публикации документа см.: БАДГ. Ч. 1 М., 1824. С. 124–125; ВС. Т. 1. С. 258–259; АЗР. Т. 5. С. 209–210.


[Закрыть].

В 1687 г. Шимон Кароль Огинский подтвердил все права Маркова монастыря на самоуправление и владение землями, дарованными его родителями. Характерно, что в «фундацийной» записи повторялась недопустимость перехода монастыря в унию, а также то, что монастырь находится «под послушенством» Константинопольского патриарха и поставляемого им митрополита Киевского и всея Руси[288]288
  ВС. Т. 1. С. 251–255.


[Закрыть]. Последнее, возможно, свидетельствует о том, что литовские магнаты, даже покровительствовавшие православным, неприязненно относились к переходу киевской митрополии под власть московского патриарха, видя в этом опасность усиления влияния России на религиозную жизнь Великого княжества Литовского. А в 1690 г. на средства Ш.К. Огинского в монастыре была построена деревянная Свято-Троицкая церковь взамен сгоревшей (пожар случился после 1687 г.), которая просуществовала до 1920-х гг. Двери церкви были украшены инициалами князя, которые сохранялись еще в 60-х гг. XIX в.[289]289
  Сергий (Василевский), иеромонах. Витебский Марков Свято-Троицкий мужеский монастырь // Памятная книжка Витебской губернии на 1865 г. Витебск, 1865. С. 45–46; Хмяльнiцкая Л. Указ. соч. С. 42–43. М.О. Без-Корнилович в своем историко-географическом труде отмечал, что Ш.К. Огинский «построил монахам» еще и кельи (Без-Корнилович М.О. Исторические сведения о примечательнейших местах в Белоруссии с присовокуплением и других сведений к ней же относящихся. СПб., 1855. С. 51).


[Закрыть].

Русские послы во главе с Б.П. Шереметевым, выехавшие во Львов, чтобы принять присягу польского короля Яна Собеского на заключенный в Москве в 1686 г. договор о Вечном мире и антиосманском союзе, должны были раздавать православным в Польше и Литве списки с его 9-й статьи, по которой польско-литовская сторона обязалась православным Польши и Литвы «никакова утеснения и к вере римской и к унее принуждения чинить не велеть» и признала право киевского митрополита посвящать в сан православных епископов Речи Посполитой. Среди тех, кому русские дипломаты вручили текст 9-й статьи, был и игумен борисовского Воскресенского монастыря Герман[290]290
  РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 255. Л. 2–4 об.


[Закрыть].

Видимо, именно с этим связано то, что в начале 1687 г. в Москву прибыл из Борисова новый игумен этого монастыря Феодосий Корговцевич «бити челом великим государям на строение церковное». Особо стоит отметить заявление игумена, что ранее представители Воскресенского монастыря никогда «великим государям о милостыне не бивали челом и на Москве не бывали» (что подтверждается и сведениями капитального труда К.В. Харламповича[291]291
  Харлампович К.В. Малороссийское влияние… С. 358, 362, 365. Воскресенский Борисовский монастырь существовал уже в 1642 г. (Макарий (Булгаков). Указ. соч. С. 537).


[Закрыть]). Заодно Феодосий обратился и к патриарху Иоакиму, чтобы тот принял Борисовский монастырь «под свое благословение и паству». Иоаким не отказал, выдав Феодосию соответствующую грамоту «за красною печатью» на ставропигию. Игумен не только получил государево жалованье для нужд обители – 60 рублей и 20 аршин атласу (на эти средства монахи построили в своем монастыре соборную Воскресенскую церковь и изготовили для нее резной иконостас), но и удостоился аудиенции у царевны Софьи в Новодевичьем монастыре[292]292
  РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1687 г. Д. 4. Л. 1–4.


[Закрыть].

В грамоте Иоакима борисовскому Воскресенскому монастырю не давалось, в отличие от Полоцкой обители, право освящать церкви. В начале документа подчеркивалось верховенство патриархов московских над православными Белой Руси, находящимися «в державе величества короля польского», а также отмечалось бедственное положение белорусского православия, не имеющего «собственных архиереов […] многая лета и всякого архиерейскаго священнодейства в посвещение иереев и иных таинств свершения». Выполняя просьбу воскресенской братии, Иоаким объявлял, что отныне монахам «також де и всем тамо сущим христианом, мудрование и сыновством восточныя церкве имущим в спасении евангелиа святаго нам свойственным и подсудственным патриаршу всероссийскому престолу и всех северных стран, повелехом ко всякому вопрошающему отзыватися нашея мерности патриаршим благословением и вся богопреданная таинства в посещение и просвещение душ христианских от нас приимати в царствующем граде Москве, и по нашему указу и благословению у киевского митрополита и у иных архиереев православных подсудствия всероссийскаго патриарха престола приближних той стране». Иоаким благословлял игумена освятить строящийся монахами Воскресенский храм, выдав для этой цели «освященный антимис, також де и миро тайносовершенное и в церковное пение чтение же и поучение книги». Полученное миро Феодосий должен был раздавать православным священникам «безместно, в просвещение и знамение христова стада душ христианского благочестия». Иоаким подтверждал право монастыря на самоуправление и его неподсудность «началникам» других монастырей и людям «какия либо власти». Избираемый монахами игумен должен был присылаться для благословения в Москву или к киевскому митрополиту. В завершение подчеркивалось, что воскресенский игумен с братией «должен есть послушание и повиновение отдавати нашей мерности во всем, жителствуя же благочестиво и монашески, всю братию монашескому жителству учити и между их стяжати управление всякое, к сему прочих християн православных всякаго чина и возраста веры православныя […] и учению святых отец научати и сеяти истинное благочестие в сердца их со всяким тщанием»[293]293
  Там же. Л. 5–11. Грамота датирована 8 марта 1687 г.


[Закрыть].

В середине декабря 1687 г. воскресенский игумен Феодосий в сопровождении четырех товарищей вновь выехал в Россию. 2 января 1688 г. монахи прибыли в русскую столицу и вскоре побывали «у благословения святейшаго Патриарха», а 24 января Феодосий явился в Посольский приказ в Москве, где сообщил, что приехал «бити челом великим государем о милостыне на церковное строение». Он сетовал, что иконы для изготовленного иконостаса до сих пор «не писаны», т. к. нечем платить иконописцам, что в храме нет церковной утвари и «напрестольного Евангелия», не на что возводить иное «монастырское строение». Монахи, жаловался игумен, живут в монастыре «в великой скудости», питаясь «от подаяния далных стран, наипаче же от […] великих государей державы от християн», поскольку в окрестностях обители «жителей християн мало, живут жители розных вер». Феодосий заявлял, что обо всем этом хорошо известно русским дипломатам, часто проезжающим из Москвы на Запад через Борисов. Помимо государева жалованья, игумен просил о выдаче грамоты на позволение вести сбор милостыни в «украинских городах» России[294]294
  Там же. Л. 1–2. Феодосия сопровождали старцы Мелетий и Феофан, служки Данилко и Кузенко.


[Закрыть]. Получили ли воскресенские монахи эту грамоту, неизвестно, т. к. окончание в архивном деле отсутствует[295]295
  Там же. Л. 21.


[Закрыть], известно лишь, что им было дано «на милостыню на церковное строение» 50 рублей, «а ис Посолского приказу по памятям дачи […] не было»[296]296
  РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1692 г. Д. 15. Л. 7.


[Закрыть]. На эти деньги монахи «построили круг монастыря ограду и в соборной церкви половину иконостасу резнова написали половину икон»[297]297
  Там же. Л. 13.


[Закрыть]. Стоит отметить, что в проезжей грамоте от 27 января (н. ст.) 1692 г., выданной монахам полоцким воеводой Михаилом Домиником Слушкой, также отмечалось, что Борисовский монастырь не имеет «ни откуду пропитания», кроме как от царской милостыни[298]298
  Там же. Л. 10.


[Закрыть].

В конце 1689 – начале 1690 г. борисовский Воскресенский монастырь «из давных лет построенной и в благочестии непременно пребывающей, насилством доминиканы заехали», принуждая монахов принять унию. Информацию об этом мы находим в Выписке, составленной в Посольском приказе в 1690 г., содержащей перечень нарушений договора о Вечном мире 1686 г., совершенных, по мнению русской дипломатии, польско-литовской стороной. В ней также отмечалось, что православные Польши и Литвы шлют жалобы на царское имя, сообщая, «что им, после постановления вечного миру, учало в вере насилство и принуждение к унее быть пущее, нежели до вечного миру чинено»[299]299
  Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографической комиссией. Т. 12. СПб., 1872. С. 363. Описанные в «Выписке…» события позволяют датировать ее с точностью до года. См. также: РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 255. Л. 10–10 об.


[Закрыть].

В феврале 1692 г. игумен Феодосий в сопровождении старца Мелетия вновь появился в Москве, явившись 2 марта в Посольский приказ вместе с посланцами Полоцкого монастыря. В допросе борисовские монахи сообщили, что Воскресенским монастырем «еще владеют они во благочестивой православной вере греческого исповедания, хотя великое утеснение и гонение им чинитца от Жоховского и от иных униятов, так же и от духовных особ римской веры». Феодосий и Мелетий просили нового патриарха Адриана подтвердить ставропигиальную грамоту, выданную покойным Иоакимом, и принять монастырь под свое благословение, «которым бы благословением и паствою защищатись им от униятов». Кроме того, они поведали, что Феодосий в 1690/91 г. посещал в Батурине гетмана И.С. Мазепу, который «велел дать в Стародубе на пропитание того воскресенского монастыря братии несколко запасу». Поэтому Феодосий и Мелетий в этот раз ехали в Москву через Стародуб, где воскресенский игумен получил обещанный гетманом запас и отправил его в Борисов. Далее монахи посетили Брянск, откуда выехали в Саввино-Сторожевский («Савинский») монастырь, со старцем которого и прибыли в русскую столицу в конце февраля 1692 г.[300]300
  РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1692 г. Д. 15. Л. 8–9. Монахов сопровождали трое служек.


[Закрыть]. Феофан и Мелетий просили милостыню на продолжение росписи иконостаса, сетуя, что «болшая половина […] икон не написана, да великою нашею скудостью и риз […] праздничьих и дьяконскаго стихаря и церковных сосудов нет»[301]301
  Там же. Л. 13.


[Закрыть].

Приехавшие в феврале того же года в Москву «бити челом великим государям о милостыне на монастырское и церковное строение» наместник полоцкого Богоявленского монастыря Климент (Клементий) Делянов и старец Антоний Григорьев Паук (Пауков) жаловались на продолжавшиеся гонения со стороны униатов во главе с Киприаном Жоховским на единственную православную обитель во всем Полоцком воеводстве («а иные монастыри и церкви обращены все в унею»), где униаты не дают ни новой церкви построить, ни старую починить. Монахи сообщили, что в Браславском повете обращен в унию Мерский монастырь, приписной к оршанской Кутеинской обители: «по наущению […] Жеховского плебан ксенз Друйский, и монахов ис того монастыря выгнал, и землями и крестьяны овладел, и благочестивую церковь на костел обратил»[302]302
  Игнатенко А.П. Указ. соч. С. 45; РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1692 г. Д. 15. Л. 1–2. Монахов сопровождали двое служек. Захваченный униатами монастырь судя по всему – Мирский мужской монастырь, основанный в 1644 г. Севастьяном Мирским в своем имении Мирах Браславского повета [Макарий (Булгаков). Указ. соч. С. 537].


[Закрыть]. Климент и Антоний напомнили, что покойный патриарх Иоаким принял монастырь «под свое благословение», и просили, чтобы новый патриарх Адриан также «принял их под свое архипастырство», подтвердив выданную обители в 1686 г. ставропигиальную грамоту, «что б им от униятов было чем защищатись»[303]303
  РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1692 г. Д. 15. Л. 2.


[Закрыть]. В проезжей грамоте, данной монахам, игумен Полоцкого монастыря Каллист Липицкий отмечал, что, получив грамоту Иоакима, «таковой мы премного сподобльшеся благодати, за которую необыменнаго во щедротах Бога, за пресветлое их царского величества многолетное здравие и душевное спасение непрестанно молим»[304]304
  Там же. Л. 5–6. Грамота датирована 12 января (стиль?) 1692 г. Полоцкий Богоявленский монастырь.


[Закрыть].

7 марта 1692 г. царским указом полоцким и борисовским монахам было велено дать «на приезде»: игумену Феодосию 10 руб. деньгами и столько же соболями, наместнику Клименту 7 руб. деньгами и 10 соболями, старцам по 5 руб., служкам – «по сукну амбурскому»[305]305
  Там же. Л. 24.


[Закрыть]. В оба монастыря «на церковное строение» было дано по 30 руб. соболями[306]306
  Там же. Л. 28.


[Закрыть].

Оказывавшаяся Огинскими поддержка православным жителям Литвы в их контактах с московскими властями не мешала князь ям промышлять обычным феодальным разбоем на русско-литовской границе. 19 марта 1680 г. смоленский воевода князь И.Б. Троекуров получил письмо от поручика Ивана Аргаевского. Тот сообщал, что 17 марта ночью «воровски» «из-за литовского рубежа», из Лиозно, на деревню Степушино пограничной Касплинской дворцовой волости «наехал» Ш.К. Огинский с отрядом драгун и вооруженных крестьян численностью около 200 человек. Деревня была разорена и ограблена, а четырех крестьян люди литовского магната «связав, и крестьянские их животы пограбя», увезли с собою «за рубеж». Крестьяне эти, как выяснилось, ранее принадлежали брату Шимона Кароля – Яну Яцеку, но в 1677/78 г. переселились в Степушино. После ограбления Степушина Ш.К. Огинский со своими людьми «наехал» еще на одну деревню – Хомчино, где разорил дом и пограбил «рухледь» крестьянина Осипа Наумова. Шимон Кароль, видимо, по ошибке тоже посчитал его бывшим подданным рода Огинских и потому приказал увезти с собой. Когда же выяснилось, что Наумов «старинной Великого Государя, а не из-за рубежа, а деда и отца его родина за Великим Государем», то крестьянина отпустили домой, в Россию, правда «битого»[307]307
  РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 196. Л. 219–219 об.; Там же. 1680 г. Д. 1. Л. 11–12.


[Закрыть].