Текст книги "Ретроград-2"

– Твердотопливные двигатели для ракет радиусом 30 километров и система управления по лучу лазера или локатора готова, идет разработка боевой части ракет и неконтактных взрывателей к ним. Ракета называется «Шторм-1». Имеет пассивную головку самонаведения, работающую как от отраженного сигнала цели, так и от собственного локатора этой цели, – ответил Сакриер и добавил: – Кроме нашего института, по этой теме работают еще три, но ни один из них не использует твердотопливные ракеты. Ну, а системы управления на всех ракетах нашей разработки, НИИ-4, или немецкие. К сожалению, пока все ракеты довольно большие, и на вооружение кораблей меньше эсминца поставлены быть не могут. Вес ракет от 2,5 тонны до 800 килограммов у ракеты, которую предлагаем мы. Это без пусковой установки, чистый вес ракеты.

– Шестнадцать миль, ну, хоть что-то, ладно, давайте комплектацию и все по ней, но требуется более дальнобойное оружие для крейсеров.

– Там есть возможность увеличить дальность за счет калибра первой и второй ступени, но проблема не в самой ракете, а в чувствительности системы самонаведения. Здесь, на этих дистанциях, можем обеспечить авиационный принцип: выстрелил-забыл. А если стрелять дальше, то до захвата цели ГСН оператор должен обеспечивать ее наведение до этого рубежа. Чуть увеличится калибр в хвостовой части, до 800 мм, сейчас – 400. Высоту можно оставить прежней. Ну, и вес, естественно, вырастет.

– Подходит, делайте, без увеличения высоты, чтобы сильно погреб не менять. Что могу сказать, товарищ Сталин. Если дела и дальше так пойдут, когда на вопрос тебе сразу дают ответ с параметрами изменений, то ускорить процесс проектирования и создания «Большого флота» можно будет существенно ускорить. Что касается проекта лодки, осталось непонятным одно обстоятельство: каким образом производить наводку крылатых ракет П-1Л на подвижную, идущую в режиме радиомолчания, авианосную группу, находящуюся в 320 милях от самой лодки, находящейся в подводном положении.

– Координаты цели могут быть переданы на нее с помощью радиостанций, работающих в диапазоне сверхдлинных волн, аналогичных радиостанциям системы «Альфа». Для того, чтобы уверенно работать в Атлантике, требуется всего две станции на 30-й долготе: в Санкуту, Конго, заодно там шахту охранять будут, и у Колосьеки, там проходит 30-й меридиан. Длина базы 8610 км или 5350 миль. И работайте себе на здоровье, волны 10–14 килогерц проникают под лед и под воду до глубины 30 метров. Тем более с вашими размерами антенн. Вот вам данные по стартовой позиции, авиация должна сбросить свои данные о противнике вам в штаб, а вы их на СДВ на лодки. В Тихом океане подберите что-нибудь, зря, что ли, мы с японцами упирались и забрали у них Формозу, Окинаву и Корею с Порт-Артуром? Сто двадцатый меридиан одновременно проходит через Формозу и Усть-Оленек. База поменьше, но достаточно, чтобы точно определиться. И подлодка – та же ракета, в нашем проекте предусмотрен инерционный стол и автосчислитель на его основе. Это оборудование имеет основное значение, а все остальное – это радиокоррекция. В этом случае вы и самостоятельно, без поддержки авиации, сможете атаковать противника за счет активных головок самонаведения, которые на этих ракетах есть и имеют значительную дальность, это не живопырки зенитные. А Глобальную Позиционную Систему мы построим в ближайшее время, как только выйдем в космос. Но сразу предупреждаю, там СДВ диапазон не применить, поэтому всё целеуказание пойдет с перископных глубин. Но значительно более точное, и с элементами движения цели.

– И когда это произойдет? – спросил адмирал Кузнецов, который практически не вмешивался в разговор. Он прекрасно понял, что его немного отодвинули от всех этих дел. Всё рассматривали без него и его людей, хотя говорили и обещали много, подталкивали к созданию программы «Большого флота», а почти готовая программа, после сегодняшнего заседания, явно отправится под стол.

– В этом году начнем испытания. Принципиально для выведения объектов на околоземную орбиту будет достаточно ракеты РТ-3, но есть довольно серьезные проблемы с обеспечением объектов на орбите электроэнергией. Пока мы можем обеспечить их только радиационными батареями. А это очень небезопасно, учитывая невысокую надежность наших ракет. Даже полностью сгорая в атмосфере, полоний остается полонием, только из металла превращается в окисел полония.

– И какой выход? – спросил Сталин, недовольно сжав губы.

– Солнечные батареи, товарищ Верховный. Работы над этим ведутся в ФИАНе и в МИАНе. Результатов я еще не видел, но скоро должны быть, надеюсь.

Сталин недовольно записал что-то в блокнот и тихо что-то проворчал, что-то вроде, вечно за вас все приходится самому контролировать. Он никак не может понять, что если постоянно людей дергать, то от этого работа быстрее не пойдет, но он – такой, и его не переделать. Тем более что ведут эти работы Люда Келдыш, Трофимов и Фаздев, двое последних занимаются этим аж с 1928 года. Сейчас на МЭЗ, Московском элементном заводе, идет параллельная установка двух автоматизированных линий по изготовлению фотоэлектрических преобразователей. Одна – классическая, с полировкой поверхности монокристалла кварца, а вторая – использует метод плазменного напыления, с образованием монокристалла в момент нанесения. Этот способ многократно дешевле, но требует хорошего оборудования. Лабораторно это сделать удалось, и коэффициент полезного действия таких фотоэлементов больше 20 %, при 6 % у «классики». Но что я буду рассказывать об этом всем? О наших сложностях? Готовой продукции пока нет. Работаем. И есть проблемы с металлическими клеями, плохо держатся контакты на кварце. Вроде все делают, как надо, но как только переносим на завод, так сплошной брак. И тут меня осенило! Японцы! Они же раскручивали производство микросхем в наше время. А что если попробовать? Задал вопрос Сталину, тот так на меня посмотрел!

– Может быть, им и производство лодок отдать? – ехидно спросил он. Ладно, вернемся к этому позже.

Глава 20. До Панамы и обратно

Моряки, после этого совещания, во-первых, сразу же появились в Обнинске, большой группой, которая буквально «изнасиловала» персонал всех трех реакторов, приставив каждому из операторов своего дублера. Так как среди операторов девушек хватало, то через полгода, когда стажировка закончилась, коллектив первой в мире ядерной электростанции недосчитался пятнадцати девиц, уехавших к морю. Кстати, со злобным умыслом! Весь украденный персонал впоследствии встал к реакторам – наземным стендам. Ну, а что делать! Армию еще не сокращали. В Китае идет революция, продолжается оккупация Европы, поэтому сокращения минимальные, только старшие возраста, мобилизованные в сорок первом, что-то около миллиона человек, вернулись домой через полгода после окончания войны. Меня же замучили приглашениями на всевозможные заседания по программе «Большой флот», и пришлось почти две недели читать курс лекций для слушателей военно-морской академии в Ленинграде. Разместили, правда, по-царски, на Каменном острове, большую часть которого занимало «логово Берга», Академия радиолокации. В одном из «маленьких дворцов» нас, с Катериной и дочерью, и поселили. Ленинград, и особенно Каменный остров, летом очень красив. Катя никогда не была здесь, поэтому пока я отдувался за всех и отвечал на многочисленные вопросы как профессуры, так и слушателей, они с дочкой колесили по дворцам, музеям и паркам «Северной столицы», а вечерами мы прогуливались по огромным паркам на островах дельты Невы, смотрели разводку мостов на Неве.

Эти «слушания» требовалось провести много раньше, но времени для этого тогда не было. Жизнь здесь похожа на постоянный бег за отходящим поездом, настолько быстро меняются декорации и обстоятельства, что поспеть везде и всюду просто физически не успеваешь. «Даешь!» – и понеслось. А знаний, знаний катастрофически не хватает. Они тут уже замыслили в старые корпуса царских линкоров воткнуть «атомное сердце». Дело было в том, что один из четырех «балтийских» линкоров стоял в Угольной гавани под разборкой. Еще до войны его «раздели» по 15-й шпангоут. С началом войны – это дело забросили. На борту не было ни одного орудия и двух башен главного калибра. Большинство машин и механизмов из него вытащили и складировали в качестве запасных частей к оставшимся линкорам, в основном систершипу: «Октябрьской революции», ибо два других строились на другом заводе и их оборудование отличалось от «адмиралтейцев». И до войны этих проектов было море. Пробс состоял в том, что эти корабли представляли собой сплошные «кочегарки» и «машинные отделения». Только турбин у них было десять. По две турбины переднего хода на линию и две турбины… заднего хода! Реверс-редукторов тогда не существовало, когда проектировали, вот и пришлось под это дело две турбины разворачивать и присоединять их к двум редукторам внутренних валовых линий. Три машинных отделения занимали все подпалубное пространство между третьей и четвертой башнями главного калибра. К тому же этот линкор вышел из строя еще в 19-м году, поэтому имел смешанное питание для котлов: мазут и уголь, и огромные угольные ямы, в которых находилось 80 % топлива. При пожаре 19-го года от огня пострадали смежные с носовым котельным отделением помещения, в частности, центральный артиллерийский пост и броневая труба силовых проводов под ним, носовая боевая рубка, одна из электростанций и коридоры проводов. Так же был залит водой центральный пост и погреба носовой башни главного калибра. В общем, от корабля был только корпус с валами, который двадцать три года не был в доке.

И вот, с совершенно серьезным видом, один из ведущих специалистов Академии, академик и адмирал Алексей Николаевич Крылов вывешивает на доске за кафедрой проект перестройки линкора «Полтава» в тяжелый атомный ракетный крейсер. Мотивировка: корабль имеет скоростной корпус и огромный запас прочности. В распоряжении Советского Союза находятся заводы «Ансалдо», которые имеют опыт строительства мощных паровых турбин и современных редукторов для передачи на валы мощности в 138 000 кВт. Установив на линкор два ядерных реактора, мы будем иметь корабль неограниченного радиуса действия. Шум, аплодисменты в зале трудно описать. А я сижу и думаю: «Зачем?» Впрочем, корпус у него такой, что может служить еще очень долго, ведь он стоит в пресной воде Маркизовой лужи. Распотрошили его капитально за это время. Да и черт с ним, пусть балуются! Дело в том, что крупные корабли они, точнее, мы давно не строили. На стапелях стояли не слишком удачные крейсера 26-бис проекта и, более мореходные и тяжелые, «Чапаевы» 68-го проекта, с интегрированной броней, семь из которых уже построены, но у них довольно слабое вооружение. Поэтому даже новые крейсера нуждаются в перевооружении. Англичане делиться немецкими трофеями не рвутся, затягивают переговоры под любым предлогом. Так что опыт создания, пусть и не с нуля, но корабля водоизмещением 26 000 тонн – полезная школа. Так как в проекте присутствовал линкор «Советский Союз», то моряки смогли быстро получить добро Сталина, и мы еще не успели уехать из Ленинграда, как буксиры подтащили «старичка» к докам «Хосе Марти», и из него начали вытаскивать оставшиеся узлы и механизмы, менять конфигурацию носового обвода и перевешивать броневые листы.

По возвращению узнал, что Туполев закончил работу над своим «85-м» и перегнал его в Чкаловск для испытаний. Самолет получился красивым, необычным, и в нем уже угадывался облик знаменитых «тушек» из моего времени, но сохранялся дух довоенных самолетов его бюро. Он использовал двигатели Добрынина, 24-цилиндровые «звезды» Рыбинского моторного завода. Они были экономичнее, чем наши турбовинтовые ЛЛ-1. На них Туполев уложился в задание: 12 000 километров дальности он получил. Двигатели были действительно хороши! Мощность – 4300 сил, при высотности 12 000 метров. На 800 сил мощнее, чем у будущего В-36. Причем удельная мощность у него была много выше, чем у американца. Наш имел объем 59,43 литра, а американец – 71,5. Он, правда, был немного тяжелее «американца», так как имел жидкостное охлаждение, несмотря на схему «звезда». Туполев был очень доволен, особенно тем обстоятельством, что утер нос мне и Лозино-Лозинскому. Тем более что максимальная скорость его машины была 638 км/час. Крыло он, правда, позаимствовал у Мясищева, с технологическим разъемом по линии хорд. Ну, и бог с ним! Машина получилась, хотя бы потому, что могла из крыла в крыло передавать топливо, с одной дозаправкой сверхдальняя модификация имела дальность 22 000 километров. Третья предсерийная машина была «летающей лодкой» и танкером одновременно. Сама могла сесть на воду и дозаправиться с судов обслуживания ВМФ, имела встроенные танки в бомболюках на 15 и 7,5 тонны бензина. Как только завершилась обязательная часть испытаний, так Сталин начал разыгрывать «островную карту». Сначала он приказал перебросить танкер на авиабазу в Кананге, Конго. Затем переговорил с Георгом VI, рассказал тому, что Туполев сделал новый самолет для дальних перелетов, типа АНТ-25. Англия в тот момент создавала «Брабазон» или «Бристоль-167», четырехмоторный авиалайнер для трассы Лондон – Нью-Йорк, на 25 человек «люкс» или 100 человек среднего класса. Причем это должен был быть первый в мире широкофюзеляжный самолет, с диаметром 5,2 метра. Английские авиакомпании ВОАС, ВЕА и BSAAC мечтали о дальних перелетах, тем более что между Европой и Америкой летали их конкуренты: PanAm, TWA и многие другие. Америка чуть переделала DC-54 и Локхид L-049 и уверенно летала через океан с промежуточными посадками в Сент-Джонсе на Ньюфаундленде, который с гордостью считал себя важнейшим аэропортом мира. Поэтому король, создатель и бессменный председатель RCAF – Королевского Клуба Воздушных Сил, согласился предоставить наблюдателей и аэродромы для прохождения испытаний лайнера.

Первый перелет майор Рыбко совершил к Кейптауну. После зафиксированного пролета над городом, где несколько «спитфайров» подошли к нему, и их летчики сфотографировали машину, Николай Степанович набрал высоту и оторвался от истребителей. Mk-VI уступал в максимальной скорости и высотности новой туполевской машине. На подходе к границам Конго Рыбко встретил Марк Галлай, из ЛИИ ЦАГИ. Там создавали и испытывали систему дозаправки в воздухе. Марк Лазаревич мастерски подвел и прицепил шланг к крылу самолета Рыбко, перелил ему 30 000 литров топлива, и они парой пошли обратно в Чкаловск. Отрыв бомбардировщика с набором высоты от истребителя произвел «впечатление» на председателя RCAF! Но в разговоре со Сталиным он высказал сомнение о такой дальности самолета. Дескать, сел в Кананге, дозаправился и полетел дальше.

– Хорошо, давайте проведем другое испытание, над морем, чтобы наш самолет нигде сесть не мог.

– Что для этого требуется?

– Разрешить посадку на базе Лайден Пиндлинг, в Нассау, самолету поддержки, и выставить наблюдателей в Панама Пасифико, – предложил Сталин.

Король помолчал некоторое время, затем сказал:

– Принимается, господин Сталин! Мне нравится ход ваших мыслей. Если вы сможете это сделать, я буду настаивать в комиссии Брабазона об использовании ваших технологий при конструировании «Бристоль-167». Мы должны вырвать из рук Америки воздушные перевозки через океан. Это всегда была прерогатива Великобритании. Господин Сталин, одно условие, если это возможно. Самолет должен быть с полной бомбовой нагрузкой. Для подтверждения задействуйте нашего военно-воздушного атташе.

– Не возражаю.

Король точно понял, что хотят показать ему и Америке: уязвимость с территории СССР, захваченного Америкой у Колумбии и Франции, Панамского канала. В Нассау «правил» старший брат короля, несостоявшийся король Эдуард VIII, некоронованный из-за сомнительной любви к Гитлеру. Авиа– и военно-морская базы Нассау были «сданы» США на 99 лет за поставку устаревших эсминцев для борьбы с подводными волками Деница, но находились в совместном пользовании флотами и авиацией обеих стран. Там же располагалось одно из имений Уинстона Черчилля, который в основном сейчас проживал там. На Багамах, как нигде в Англии, были сильны позиции консерваторов, с требованиями трансатлантической солидарности. И Сталин решил немного подыграть Эттли. Самолет под управлением Галлая и начальника ЛИИ генерала Громова, со штурманом генералом Юмашевым (всё начальство ЛИИ отправилось в загранкомандировку, но это как бы только подтверждало то, что устанавливается новый мировой рекорд, ведь предыдущий принадлежал Громову и Юмашеву), вылетел из Жуковского в Лайден Пиндлинг. Преодолев за 18 часов 24 минуты 9373 километра от старта до остановки двигателей, выдали 510 км/ч среднюю скорость на маршруте. Тут следует учитывать, что на борту у Галлая находилось море топлива, ведь он должен был обеспечить возвращение экипажа Рыбко и свое собственное. Как только поступило сообщение, что Галлай успешно сел и дозаправился в Нассау, так дали отмашку на взлет первого борта. Перед этим атташе Британии убедился, что в оба бомболюка, пустых, без дополнительных бензобаков, подвешено 5 тонн инертных болванок, которыми предстояло отбомбиться по полигону у аэродрома Негрил на западной оконечности острова Ямайка. Там англичане обещали выложить полотнища в виде входного западного шлюза Панамского канала. В общем, предстояло показать выучку и надежность техники в условиях, максимально приближенных к боевым. Я лично присутствовал, по поручению Сталина, в Высоком, сопровождал флай-коммандера Андерса, который контролировал условия со стороны Англии. Борт Галлая был перед вылетом перекрашен и снабжен номером ГВФ. Орудия со всех точек просто сняли, без демонтажа огневых установок. До первой цели было 10 000 километров ровно или 18–20 часов полета. Приняли решение вылетать в 20.00. Кабины всех членов экипажа были герметизированы наддувным способом, так что время полета ограничено только топливом и маслом. Наш М-2 пристроился за Ту-85-1 и оторвался от земли сразу за ним. Поднялись за Галлаем до крейсерской высоты 11 000 метров, приняли доклад, что на борту все в порядке, обогнали его и, покачав крыльями на удачу, пошли к Москве. Под нами Финнмаркен, район Тромсе. Обогнув Швецию, ложимся на курс. Через два с половиной часа мы сядем, а вот ребятам еще пилить и пилить пространство. Тьфу-тьфу-тьфу! После доклада Сталину по телефону, еще раз связался с Рыбко и Галлаем, передал пожелание счастливого полета от «Самого». Выслушал доклад штурмана капитана Трошникова о работе «Альфы». Прием уверенный, автосчислитель и инерционный стол работают точно. Ну и слава богу! Время тянулось, но удалось уснуть на несколько часов, пока никто не дергал. Проснулся в холодном поту, приснилось, что не учли девятичасовую разницу во времени между Мурманском и Панамой, что ребята прилетят в полночь. На всякий случай пересчитал. 20+19–9–24=6. Нормально, шесть утра местного. Достал таблицы восходов из МАЕ, посмотрел для широты 9 градусов северной, тяжело вздохнул, надо ж было такой хренотени присниться!

В общем, полет прошел нормально. Над Панама-сити нас зафиксировали, причем у американцев там не было самолетов, которые бы могли достать Ту-85, как по высоте, так и по скорости. Лазерные высотомеры и вычислители позволили достаточно точно уложить бомбы на макет шлюза. Самолеты Рыбко и Галлая встретились и смогли передать друг другу топливо, подошли к «Высокому», замкнув 20-тысячный маршрут и установив новый рекорд дальности по замкнутому маршруту, и без посадки ушли в Москву, приземлившись в Жуковском и в Чкаловске.

Они еще находились в воздухе, когда пресса всего мира разнесла весть о том, что Америка никогда не сможет быстро объединить Тихоокеанский и Атлантический флоты. Что вся территория Соединенных Штатов находится в пределах досягаемости самолетов СССР и его атомных бомб. Это они еще не знали, что в августе мы испытали двухфазную термоядерную бомбу мощностью 5,2 мегатонны.

Глава 21. «Работают все радиостанции Советского Союза!»

Начали раздавать «плюшки» в Кремле, каждой твари по паре. Успех был несомненный. Никто в мире пока повторить подобное не мог. Сталин меня решил немного подколоть, дескать, люди дело делают, а некоторые только обещают, что вот-вот в космосе будем. И тут основной мой «оппонент» позволил себе не согласиться с позицией «вождя». Андрей Николаевич поставил стопочку на стол, несмотря на произнесенный тост, и отрицательно помахал указательным пальцем.

– Вот здесь, извините, товарищ Сталин, позволю себе не согласиться с вами. Это наша общая победа, и ваша, и наша, и, извините, его, – он аккуратненько показал на меня. – Следует признать, что после того, как НИИ ВВС возглавил Святослав Сергеевич, и порядка стало больше, и исследования ведутся по самым важнейшим направлениям. И зажимать друг друга стали много меньше. Появился переток идей, узлов и агрегатов с одной машины на другую. Если касаться только этой машины, то крыло разработано с использованием технологий, впервые примененным на М-2, оттуда же взята схема расположения и расхода топлива. Централизованный пост обороны – полностью разработан НИИ ВВС и изготовлен в Чкаловске. Там же сделаны навигационные приборы, прицелы для бомбометания. Мы за три года сменили полностью всю начинку самолета. И «Альфу» с инерционным столом соединил с автопилотом НИИ ВВС, а это позволяет вести самолет по локсодромии, учитывая снос. Это ж какая экономия топлива. Ну и, изюминка проекта: жидкостное охлаждение и импульсный нагнетатель с ВВР (так в то время назывался интеркулер – воздушно-воздушный радиатор) без работ Лозино-Лозинского и Доллежаля было бы не сделать. Так что работаем мы дружно, на единую цель, хоть и не всегда показываем это. Что еще хочу сказать: эту машину в большую серию запускать не стоит. Соответствующую записку я об этом подготовил, и товарищ Никифоров ее подписал. В серию пойдет другая машина, 95-я, со стреловидным крылом, одним большим бомболюком под крылатые ракеты Никифорова, и с двигателями Лозино-Лозинского ЛЛ-3Д. А красавицу нашу оборудовать как лайнер, чуть увеличив диаметр фюзеляжа, и пустить на экспорт, и на дальние линии в ГВФ. Вот за это я с удовольствием выпью, товарищ Сталин.

– Замечательный тост, товарищ Туполев. Наша авиация смогла преодолеть кризис середины тридцатых, и вновь летает выше всех, дальше всех и быстрее всех. За успехи нашей авиации. И за космос, там нам успехи тоже не помешают.

Скажем прямо, я не ожидал от Туполева этого монолога. Отношения у нас были немного натянутые, я ведь утверждал то, что написал и сделал Андрей Николаевич. И не всегда с ним соглашался, далеко не всегда, как представитель заказчика. И приходилось продавливать необходимые решения. Еще я знал, что после смерти Сталина Туполев быстро обломал руководство КПСС и вовсю пользовался административным ресурсом, чтобы протолкнуть свои изделия вперед. В общем, был ничем не лучше Яковлева. Поэтому реверанс в сторону меня мне не слишком понравился. Что-то затевает Андрей Николаевич. А насчет космоса? Так повезли все четыре ступени РТ-4 в Капустин Яр из Ленинграда. Неказистая, правда, видно, что сборно-щелевая, на ней нет еще обмотки, с этим решили не заморачиваться, так как самое тяжелое в этой ракете – это добиться синхронного горения во всех камерах сгорания. Вопрос решен за счет перепуска газов и давления между секциями. Вибрации есть, и они довольно сильные. Если аппаратура выдержит, то сумеем довернуть ракету и вывести ее на орбиту Земли. Если откажет, то шлепнется где-то на необъятных просторах нашей Родины. Ни кораблей управления, ни ЦУПа у нас пока нет. Все только в одном, продуваемом всеми заволжскими ветрами, местечке в степи под Сталинградом. Вот туда я и вылетел на следующей неделе. Со мной летит сопредседатель Государственной комиссии товарищ Маленков. Он в каракулевой серой шапке из туркменской каракульчи, в пальто с таким же воротником, двубортном, добротном. На ногах онучи из войлока с оторочкой из меха и на толстой резиновой подошве. Одет представительно и капитально. Не то, как было в первый раз, когда он сюда попал. Тогда, после визита на полигон, он полтора месяца от простуды лечился в Москве. Со мной навязался, потому как знает, что «мой» «Мясищев» и комфортабельнее, и быстрее, чем Ли-2 из Жуковского, который возит остальных, как ракетчиков из Второго спецкомитета, так и членов комиссии. Остальные места в самолете занимаем мы с Сакриером и своими адъютантами, да три человека из Ленинграда: начальник СКБ-7 М. К. Тихонравов и его заместитель-«химик» Ю.А. Победоносцев. И самый неожиданный «гость» Андрей Жданов, первый секретарь Ленинградского обкома. Тоже решил приобщиться к этой ниве.

Штаб второго испытательного управления находится в сорока километрах от аэродрома. Полигонов тут много, там же в степи развернуты заводы по производству жидкого кислорода, стационарные пусковые установки для пусков ракет типа «Р-2». Рядом с аэродромом – летный военный городок, туда и увезли «партийных деятелей», они без машины, их «визит» не согласован с местным руководством, которое прислало «газики» только для нас с Сакриером. Пришлось вначале вывезти Жданова и Маленкова, а уже по ночной степи ехать на полигон по шесть человек на машину. Все в снегу, поземка, холодно из-за пронизывающего ветра. Город Знаменск еще только строится. Здесь неустроенность во всем: землянки у строителей, многочисленные краны возле кирпичных недостроенных домов. Большинство «ракетчиков» живут в деревне Капустин Яр, на «подселении», но говорят, что в селе лучше, чем в степи. В штабе нас с Сакриером встретил полковник Добровольский, начальник испытательного центра и начальник отдела новых двигателей НИИ ВВС. Меня он «недолюбливает» из-за этой ссылки, но надеется вырваться отсюда. Я его порадовал, через сутки, после проверки цеха предполетной подготовки передал ему приказ о его переводе в Феодосию.

– Юрий Антонович, после завершения этих испытаний готовьтесь сдавать дела, решили немного дать возможность вам погреться после этих морозов. В Крым поедете, в Феодосию, на такую же должность, начальником испытательного центра № 3.

– Тащ генерал! Я же летчик-испытатель, а меня все в строители направляют.

– В Феодосии займетесь испытаниями Ту-85ЛЛТ, новой четырехмоторной летающей лодки-танкера. Там работы – выше крыши. Вопрос согласован с Туполевым, программу испытаний вам готовят. И это тоже на вас, бюро Бериева в Таганроге.

В тот же день были подписаны приемные и предстартовые протоколы, в присутствии «партийного начальства». Жданова в основном волновал вопрос: чем Ленинград может помочь, чтобы обустроить жизнь ракетчиков и инженеров-испытателей. Это – дело! Тем более что он ощутил разницу между положением в летной части, где уже были нормальные условия по быту, как для летного, так и для техсостава, и полной неустроенностью остальных. Пусть занимается и берет, как обещает, шефство над полигоном. Погоду дают только на утро, поэтому остаемся на полигоне в «генеральском домике», единственном полностью достроенном доме с печками-голландками и прилично меблированном. Всем места, правда, не хватает. Спят в креслах и на стульях. Подъем! Легкий завтрак и мороз за двадцать пять, но небо чистое, и абсолютный штиль до обеда, как обещают «колдуны». Мы перешли в блиндаж стартового комплекса. Отсюда ничего не видно, только через перископы, поэтому Жданов и пара кинооператоров покинули блиндаж, отъехали на пару километров в степь и ожидали пуска там. Ракета пошла ровно в 08.00 25 ноября 1943 года. Пуск ракеты почти сорвался, ее повело здорово в сторону, завалило почти на 35 градусов от вертикали, но автомат коррекции выдал импульс на шашку двигателя коррекции между третьей и четвертой ступенью. Она выровнялась и, отбрасывая от себя белый дым, начала подъем. В зенитный перископ отчетливо наблюдалась работа семи основных и четырех вспомогательных двигателей. Первая ступень работает всего 45 секунд, тяга – сто тонн при начальном весе ракеты 32 тонны и весе выводимой части 800 килограммов. «Ка» чуть меньше единицы. После отделения первой ступени управление ракетой в основном идет за счет аэродинамических рулей на второй ступени. Было видно, как от обтекателей расходятся три «уса» уплотнений. На этом участке самая высокая тепловая нагрузка на корпус и наиболее вероятен взрыв. Вдруг тревожные гудки системы! Падает скорость, замеренная трубками Пито на кончиках рулей. Сбой? Но акселерометры показывают значительный рост ускорения. 62-я секунда полета. Ору:

– Высота?

– Две «восьмерки».

– Вышла из плотных слоев, трубки Пито это и показали. Если удержится по направлению, то – порядок!

85-я секунда – сброс второй ступени, это уже космос. Перегрузка страшенная – 22 g. Млекопитающие такую выдержать не могут, только тараканы.

– Первая космическая. Пошел доворот по тангажу, – доложил оператор. 125-я секунда – отстрел третьей ступени. Перегрузка медленно падает. Когда дойдет до 5, включится разгонный двигатель четвертой ступени, на баллиститном топливе. Слабенький, но долго работающий, разгонный. Он переведет ракету на высокоэллиптическую орбиту, и в небе над СССР появится новая «звезда».

Но закончилось все потерей связи на восьмой минуте полета. Спутник на орбите. Его сигнал прослушивается, а телеметрии нет. Мощности приемо-передающей станции не хватает, как на Земле, так и на «Спутнике». Доложились в Москву. Сталин включил приемник и прослушал сигнал.

– Поздравьте от моего имени создателей ракеты. Сами ко мне, с предложениями по строительству пунктов управления, – недовольно сказал «вождь».

Однако о запуске искусственного спутника Земли Москва объявила немедленно, прервав идущие радиопередачи. С уточнением веса и параметров орбиты. Смотрите, буржуины проклятые, чё могём!

Хуже всего – оправдываться за неудачу, особенно когда слушающий знает о проблеме понаслышке. Ну, не преподают в семинариях реактивное движение и баллистику. Вот и приходится выбирать слова и выражения. Мы доложились и выложили данные телеметрии. Нас похвалили, сдержанно, Сакриеру тут же предложили выбирать между двумя «министерствами»: Среднего или Специального машиностроения. Причем министром и в звании маршала авиации. Иван Филимонович давно этого заслуживает, это верное решение.

– Я бы предпочел ракетостроение, товарищ Сталин. Это мне ближе по специальности.

– Принято решение переименовать наркоматы в министерства, так как мы выходим на новый уровень отношений с остальным миром, и требуется, чтобы все понимали, что такое «наркомат», и что относится к его компетенции. Решением ЦИК Правительства было выбрано такое название для этих органов. Сам ЦИК отныне будет называться Советом Министров СССР. Мы понимаем, что выбор у вас сложный, товарищ Сакриер, но представление на вас пришло из обоих комитетов, поэтому мы дали вам возможность выбора. Вы высказали свое пожелание, которое будет рассмотрено на ближайшей сессии Совета Министров СССР.