Текст книги "Врата Рима. Гибель царей"

– Говорю же, у нас не было такой возможности, – с улыбкой отвечал капитан. – На подходе к Диррахию мы получили совершенно ясное флажковое предупреждение. Вот почему мы и пошли на юг вдоль берега. На кону стояла безопасность «Люциды», и я не мог рисковать судном, когда город занят армией бунтовщиков, напившихся в разгромленных римских гарнизонах.

Рений схватил грека за хитон и дернул так, что тому пришлось встать на цыпочки.

– Проклятье! Ты прекрасно знаешь, что дорогу отсюда в Македонию преграждает огромная гора. Для нас это лишний месяц пути и дополнительные расходы – по твоей милости!

Эпид побагровел от гнева и попытался отступить.

– Убери руки! Как ты смеешь оскорблять меня на моем корабле? Я вызову портовую стражу, и тебя повесят, наглый…

Отпустив тунику, Рений схватил рубин, висевший на тяжелой золотой цепи на шее Эпида, и с силой дернул. Золотые звенья порвались, и старик сунул драгоценный камень в сумку на поясе. Дрожа и запинаясь от гнева, капитан попытался протестовать, но Рений оттолкнул его, и грек упал на палубу. Гладиатор обратился к Марку:

– Всё. Уходим. Продадим цепь и по крайней мере купим еды на дорогу.

Заметив, что Марк бросил взгляд ему за спину, Рений резко обернулся и одним движением выхватил меч. Эпид с перекошенным злобой лицом замахнулся на него инкрустированным драгоценными камнями кинжалом.

Рений легко уклонился от неуклюжего выпада и одним ударом рассек гладко выбритую грудь капитана. Грек забился в судорогах, а старик быстро вытер клинок о хитон.

– Значит, напились в разгромленных гарнизонах… вот как? – проворчал он, засовывая гладий в ножны. – Проклятье… болтаются тут…

Ошеломленный этой сценой, Марк застыл на месте. Стоявшие рядом моряки тоже замерли, взирая на все происходящее широко раскрытыми глазами. Рений наконец вложил меч в ножны.

– Подайте сходни. Нас ждет долгая дорога. – Матросы спустили на пристань дощатый мосток. Все еще не веря своим глазам, Марк растерянно покачал головой. Потом в последний раз осмотрел свои пожитки и похлопал себя по бокам, обнаружив отсутствие кинжала. Накануне вечером он подарил кинжал первому помощнику, решив, что так будет правильно, и улыбки моряков подтвердили это. Сейчас улыбок не было, и Марк уже пожалел, что остался без оружия.

Он закинул на плечи свой мешок и помог Рению.

– Ладно, посмотрим, что предлагает Греция.

Рений усмехнулся, отметив случившуюся с Марком перемену, и прошел мимо скрюченного тела.

С корабля римляне сошли не оглядываясь.

Земля тревожно качнулась под ногами, и Марку понадобилось несколько секунд, чтобы ощутить привычную уверенность.

– Подождите! – раздался крик у них за спиной.

Они обернулись – по сходням чуть ли не кубарем скатился Пеппис. В следующее мгновение запыхавшийся мальчишка уже стоял перед ними. Мужчины ждали, пока он отдышится и заговорит.

– Возьми меня с собой! – сказал он, умоляюще глядя на Марка, который даже моргнул от удивления.

– Ты же вроде бы хотел стать моряком, когда вырастешь.

– Больше не хочу! Хочу стать воином, легионером, как ты и Рений! – выпалил Пеппис. – Я хочу защищать империю от орд варваров.

Марк посмотрел на Рения:

– Ты с ним разговаривал?

– Да, рассказал кое о чем. В легионы стремятся попасть многие мальчишки. Достойная жизнь для мужчины, – ничуть не смутившись, ответил Рений.

Видя, что Марк колеблется, Пеппис для убедительности добавил:

– Тебе понадобится слуга, кто-то, кто будет носить меч и ухаживать за лошадью. Пожалуйста, не отсылай меня.

Марк стащил мешок с плеч и вручил мальчишке. Тот расплылся в улыбке.

– Ладно. Неси это. А ты за лошадью ухаживать умеешь?

Пеппис с улыбкой покачал головой.

– Что ж, научишься.

– Научусь. Я буду самым лучшим твоим слугой. – Пеппис обхватил мешок обеими руками.

– По крайней мере, капитан возразить не может, – сказал Марк.

– Не может. Мне он все равно не нравился, – хмуро ответил Рений. – Спроси у кого-нибудь, где тут ближайшая конюшня. Выедем до темноты.

Конюшни, постоялый двор да и сами местные жители производили странное впечатление. В тысяче мелких деталей – в первую очередь хмурых легионерах, марширующих парами по улицам и высматривающих, к кому бы придраться, – они узнавали Рим. Вместе с тем тут и там открывалось что-то новое и необычное. Встретившаяся им красивая девушка вела беседу со своими спутниками на каком-то чуднóм наречии. Возле конюшен красовался храм из белого мрамора – совсем как дома, – но у статуй были другие, незнакомые лица. Многие мужчины носили завитые и смазанные душистыми маслами бороды. Однако самое странное они увидели на стене храма, посвященного исцелению больных.

Вылепленные из гипса и вырезанные из камня, с крюков свисали изготовленные с поразительной точностью конечности – некоторые в натуральную величину, другие – в уменьшенном размере. Согнутая в колене детская нога соседствовала с женской рукой, а рядом болтался миниатюрный солдат из красноватого мрамора, выполненный с большим вниманием к деталям.

– Это что? – спросил Марк, когда они проходили мимо.

– Такой обычай, – пожав плечами, ответил Рений. – Если тебя исцелила богиня, ты заказываешь слепок конечности и даришь ей. Думаю, так делают, чтобы привлечь в храм больше людей. Но лечить никто тебя не станет, пока не заплатишь золотом. А так, по-моему, эти штуки – как вывески на лавках. Это не Рим, парень. Они, если разобраться, другие, не такие, как мы.

– Они тебе не нравятся?

– Достижения у них большие, это я признаю, но страна живет славой прошлого. Они – гордый народ, но не настолько гордый, чтобы сбросить нашу пяту со своей шеи. Нас они считают варварами, а высокородные делают вид, что нас вообще не существует. И что толку от тысячелетнего искусства, если ты не в состоянии себя защитить? Самое важное для любого народа – стать сильным. У слабого могут отнять все. Не забывай об этом, парень.

По крайней мере, конюшни здесь были такие же, как и везде. Знакомый запах вызвал у Марка внезапный приступ тоски по дому. Как там Тубрук? Справляется ли с управлением поместьем? А Гай? Удается ли ему избежать опасностей столичной жизни?

Рений похлопал по бокам крепкого жеребца, ощупал ноги и тщательно проверил зубы. Пеппис, подражая гладиатору, с самым серьезным видом тоже провел ладонями по ногам коня.

– Сколько хочешь? – Рений повернулся к хозяину, стоявшему поблизости с двумя здоровяками. Лошадьми от него не пахло, выглядел он чистым и даже ухоженным, а темные волосы и борода блестели от масла.

– Сильный, да? – Хозяин говорил на латыни с акцентом. – Его родитель побеждал в состязаниях в Понте. Этот для состязаний тяжел, но для войны хорош.

Рений пожал плечами:

– Мне нужно только переехать через горы, на север. Сколько просишь?

– Его зовут Аполлон. Я купил его у одного богача, который разорился и распродавал свое имущество. Я отдал немало, но лошадей знаю – и знаю, чего он стоит.

– Мне он нравится, – вставил Пеппис, но на него никто внимания не обратил.

– Я дам за него пять ауреев и продам в конце пути.

– Он обошелся мне в двадцать, и я кормил его всю зиму, – ответил торговец.

– За двадцать можно купить небольшой дом!

Торговец с извиняющимся видом пожал плечами:

– Теперь уже не купишь. Цены поднялись. На севере идет война. Все лучшее забирают для войска Митридата, выскочки, называющего себя царем. Аполлон – последний хороший конь.

– Десять – моя последняя цена. Мы купим у тебя двух, так что это цена за обоих.

– Давай не будем спорить. Я покажу тебе другого, не такого хорошего, но на север он тебя доставит. Есть два коня, могу продать их вместе. Они братья и достаточно быстры.

Хозяин пошел вдоль стоящих в ряд лошадей, а Марк посмотрел на Аполлона, который, жуя клок сена, с интересом взглянул на него. Марк погладил коня по мягкой морде. Вдалеке продолжали спорить Рений и торговец. Аполлон, потеряв интерес к Марку, потянулся к сетчатому мешку с сеном на стене конюшни.

Немного погодя вернулся Рений.

– На завтра у нас два коня, Аполлон и еще один по кличке Дротик. Похоже, клички торговец придумывает с ходу. Пеппис поедет с тобой. Он легкий, и нагрузка будет меньше. Боги, какие здесь цены! Если бы не твой щедрый дядя, завтра нам пришлось бы идти пешком.

– Он не мой дядя, – напомнил Марк. – Так во сколько они нам обошлись?

– Не спрашивай и на жирный кусок по пути не надейся. Идем, коней заберем завтра на рассвете. Будем надеяться, жилье не подорожало так же сильно, а иначе придется, как стемнеет, пробираться в конюшню.

Ворча под нос, Рений направился к выходу. Марк и Пеппис, сдерживая улыбки, потянулись за ним.

Глава 21

Спускаясь по горной тропинке, Марк время от времени наклонялся и почесывал коня за ушами. За спиной у него, убаюканный мерным ходом Дротика, покачивался Пеппис. Марк уже подумывал ткнуть мальчишку локтем – пусть бы полюбовался видом, – но потом решил оставить его в покое.

Отсюда, с высоты, им, казалось, открылась вся Греция: желто-зеленый пейзаж с оливковыми рощами и разбросанными по холмам и долинам домишками. В ясном, чистом воздухе ощущался запах незнакомых цветов и трав.

Марк вспомнил учителя истории, Вепакса, – не гулял ли он по этим холмам? Или, может быть, сам Александр Македонский проходил по этим равнинам со своей армией, направляясь в далекую Персию? В его воображении возникли македонская фаланга и хмурые критские лучники, следующие за юным царем, и он невольно подобрался и выпрямил спину.

Едущий впереди Рений то и дело отрывал взгляд от узкой тропы и всматривался в обступающие ее с обеих сторон кусты. Старик постоянно был настороже, и за прошедшую неделю как будто полностью ушел в себя, так что за целый день они едва перекидывались несколькими словами. Лишь изредка затянувшееся молчание нарушали восторженные возгласы Пепписа, замечавшего то птицу, то ящерку на камнях. Марк не навязывался с разговорами, понимая, что старик привык к тишине.

Когда-то он ненавидел его, особенно в тот день, когда раненый Гай лежал во дворе поместья. Но всегда испытывал к старику невольное уважение. Такая твердость ощущалась в этом человеке, что все остальные рядом с ним казались хрупкими и слабыми. Жестокий и неумолимый, он словно не чувствовал ни боли, ни страха. Люди без раздумий подчинялись ему, чувствуя, что он видит их насквозь. Марк был свидетелем тому и в поместье, и на корабле, он и сам испытывал в его присутствии необъяснимый трепет. Даже возраст не был ему помехой. Он помнил, что Кабера зашивал старику раны, а потом удивлялся его скорому выздоровлению. У них на глазах ожило израненное тело и порозовела кожа, когда по жилам побежала кровь.

– Ему уготован славный путь, – сказал Кабера, когда они положили Рения на прохладную лежанку в доме. – И ноги его твердо стоят на земле.

Кабера говорил это как-то по-особенному, словно хотел, чтобы Марк понял нечто важное.

– Никогда еще я не видел, чтобы смерть выпускала кого-то из своих когтей так, как выпустила Рения. Коснувшись его, я услышал шепот богов у себя в голове.

Тропа вилась и поворачивала, и путники, опасаясь, как бы кони не подвернули ногу и не упали с крутого склона, пустили их медленным шагом, предоставив самим выбирать дорогу среди камней.

«Что готовит тебе будущее, отец?» – подумал Марк.

Слово пришло само собой, и Марк поймал себя на том, что оно уже привычно ему. Он никогда не знал человека, которого мог бы назвать отцом, и теперь это слово как будто открыло дверцу для его мыслей. Рений не был ему родным по крови, но в глубине души Марк хотел бы путешествовать с отцом, защищать друг друга в случае опасности. Мечтая об этом, Марк представлял удивленные лица людей, узнавших, что он сын Рения, представлял, как они восхищенно смотрят и как сам он лишь улыбается в ответ.

Наклонившись влево, Рений шумно пустил газы, нарушив плавное течение его мыслей, и Марк внезапно рассмеялся. Старик же продолжил путь, сосредоточившись на спуске и размышляя о будущем, которое ждет его после того, как он доставит Марка к месту назначения.

Тропа сузилась, и теперь по обеим сторонам ее обступали огромные камни, сквозь которые, казалось, она и была пробита. Рений сжал рукоять меча.

– За нами наблюдают. Будь готов, – негромко бросил он через плечо.

Он еще не договорил, как из-за кустов выступила темная фигура.

– Стой!

Сказано это было с небрежной уверенностью на хорошей, чистой латыни. Тем не менее Рений не остановился. Марк тоже наполовину вынул меч из ножен и сжал коленями бока лошади. Руки, державшие его сзади, напряглись – Пеппис проснулся, но, слава богам, молчал.

Завитой бородой незнакомец напоминал грека, однако, в отличие от городских торговцев, выглядел настоящим воином. Он улыбнулся и снова крикнул:

– Стойте или умрете! Последнее предупреждение!

– Рений! – нервно прошептал Марк.

Старик нахмурился, однако продолжал ехать вперед, нажимая пятками на бока Аполлона и заставляя коня перейти на рысь.

Короткий свист – и стрела с глухим звуком вонзилась коню в плечо. Аполлон заржал и рухнул на землю вместе с Рением, лязгом металла и проклятиями. Пеппис испуганно вскрикнул, а Марк остановил Дротика и пробежал взглядом по кустам, высматривая лучника. Сколько их там? Один или много? Наверняка разбойники. Если сдашься, в живых останешься по большому везению…

Рений неуклюже поднялся, вырвал из ножен меч и кивнул Марку. Глаза его блеснули. Марк ловко спешился, заслонившись конем от невидимого лучника, выхватил гладий и сразу почувствовал себя увереннее. Пеппис спрыгнул на землю и, бормоча что-то, попытался укрыться.

– Не делайте глупостей, – дружелюбно заговорил незнакомец. – Мои товарищи – хорошие стрелки. Кроме как пострелять из лука, в горах и заняться-то особенно нечем. Разве что избавить от скарба случайного путника.

– А по-моему, лучник один, – прорычал Рений. Гладиатор стоял, слегка подавшись вперед и не сводя глаз с кустов. Он знал, что лучник не станет ждать на одном месте и, воспользовавшись паузой, постарается переместиться на лучшую позицию.

– Готов рискнуть жизнью?

Двое мужчин стояли друг против друга. Напуганный Пеппис так стиснул ногу Дротика, что тот недовольно фыркнул.

Одет разбойник был просто и опрятно и смуглой, прокаленной солнцем и ветром кожей напоминал охотников, которых Марк видел в поместье. А вот на человека, склонного к пустым угрозам, он не походил. Марк даже скрипнул зубами: в лучшем случае они доберутся до легиона без оружия и доспехов – что и говорить, скверное начало. В худшем – им остались мгновения жизни.

– Ты кажешься мне рассудительным человеком, – продолжал разбойник. – Стоит мне опустить руку – и ты мертвец. Положишь меч на землю – и поживешь еще. Может, и до старости дотянешь, кто знает?

– Я уже дожил до старости. И она того не стоит, – ответил Рений, срываясь с места и бросая меч так, что он полетел кувырком. Еще до того, как клинок поразил цель, гладиатор прыгнул в тень за камнем. Мгновением позже стрела прошила воздух там, где он только что стоял. Но других не последовало – лучник был один.

В то же время Марк пригнулся, пролетел под брюхом коня мимо Пепписа и помчался вверх по склону, уповая на скорость. Преодолев без заминки гребень, он прибавил, гадая, где может укрываться стрелок. Внезапно справа от него из фиговой рощи выбежал мужчина. Марк резко повернул, поскользнулся, но устоял на ногах и бросился вдогонку.

Ему хватило двадцати шагов, чтобы догнать разбойника и, прыгнув сзади, свалить на камни. При столкновении гладий выпал из руки, и Марк сцепился с противником крупнее и сильнее себя. Стрелку удалось вывернуться, и они схватили друг друга за горло. Марк запаниковал. Лицо лучника побагровело, но толстую, будто деревянную, шею сдавить как следует не удавалось.

Он позвал бы Рения, но тот в любом случае не поднялся бы по склону с одной рукой, да и крикнуть достаточно громко не получалось – стрелок сдавил горло. Перед глазами поплыли круги, легким недоставало воздуха, руки начали слабеть. На секунду его захлестнуло отчаяние. В какой-то момент правая рука сама по себе поднялась и обрушилась на хрипящее лицо противника. За первым ударом последовали другие.

Белые вспышки перемежались с черными, а Марк все бил и бил. Лицо под ним превратилось в кровавое месиво, но волосатые руки по-прежнему безжалостно сжимали его шею.

А потом вдруг они просто разжались и бессильно упали на землю. Марк судорожно, со всхлипом, глотнул воздух и перекатился на бок. Сердце колотилось, голова шла кругом, и все вокруг будто дрожало и расплывалось. Он встал на колени и пошарил по земле непослушными руками.

Пальцы наконец сомкнулись на обмотанной кожей рукояти, и Марк с облегчением выдохнул короткую благодарственную молитву. Снизу его окликали Рений и Пеппис, но ему не хватало дыхания, чтобы ответить. Он проковылял к разбойнику и замер: на него смотрели открытые глаза, и широкая грудь вздымалась и опускалась. С разбитых губ сорвались хриплые слова, но Марк не знал греческого. Отдуваясь, он приставил острие меча к груди мужчины и надавил. Потом его руки соскользнули с рукояти, он упал ничком и едва успел повернуться на бок, прежде чем его вырвало.

Когда Марк неуклюже спустился по склону, Пеппис уже вытащил меч из груди второго разбойника, а Рений прижимал тряпицу к ране на плече Аполлона. Конь испуганно дрожал, но уже стоял на ногах. Пеппис всеми силами удерживал Дротика, который нервно прядал ушами, раздувал ноздри и, чуя кровь, испуганно закатывал глаза.

– Ты в порядке, парень? – спросил Рений.

Марк молча кивнул, говорить он не мог. Горло болело, будто его раздавили, воздух выходил со свистом. Он указал на горло, и Рений поманил его к себе медленным жестом, чтобы не испугать лошадей.

– Со временем пройдет, – сказал старик, осмотрев шею Марка. – Лапы у него здоровенные, судя по следам.

Марк только прохрипел что-то в ответ. Он надеялся, что Рений не уловит кисловатый запах рвоты, окружавший его словно облако, хотя и понимал, что старик обо всем догадался, но решил промолчать.

– Зря они на нас напали, – с серьезным видом заметил Пеппис.

– Да, зря, а вот нам повезло, – ответил Рений и обратился к Марку. – Постарайся не разговаривать и помоги мальчишке перенести поклажу на твоего коня. Аполлон будет хромать неделю-другую. Поедем по очереди, если, конечно, эти разбойники не держали поблизости лошадей.

Дротик заржал, и снизу донеслось ответное ржание. Рений ухмыльнулся.

– Похоже, нам снова везет, – довольно сказал он. – Ты обыскал лучника?

Марк покачал головой.

Рений пожал плечами:

– Не стоит забираться туда снова. Разве что за луком, но зачем он однорукому? Трогаем. Если поспешим, к закату спустимся с горы.

Марк снял поклажу со спины Аполлона, а когда отвернулся, Рений похлопал его по плечу, и этот жест стоил многих слов.

Месяц долгих дней и холодных ночей остался позади, и один только вид далекого, за равниной, военного лагеря радовал глаз. Даже с этого расстояния до путников долетали отдельные звуки. Казалось, перед ними раскинулся целый город из восьми тысяч мужчин, женщин и детей, занятых простыми, повседневными делами, необходимыми для существования в полевых условиях римского легиона. Марк попытался представить арсеналы и кузницы, которые приходилось собирать и разбирать при каждом перемещении лагеря. И, кроме них, кухни, склады строительных материалов, и потом, все эти каменщики, плотники, кожевники, рабы, проститутки и прочие гражданские, без которых военная римская машина не могла бы функционировать. В отличие от временного, палаточного лагеря Мария, этот был постоянный, окруженный крепкой защитной стеной. В некотором смысле это был город, но город, постоянно готовый к войне.

Рений остановился, и Марк последовал его примеру, остановив Дротика и шедшего в поводу третьего коня, названного в честь его последнего владельца Бандитом. Неуклюже восседавший на Бандите Пеппис разинул рот от удивления, чем вызвал улыбку у Рения.

– Ну вот, Марк. Твой новый дом. Бумаги Мария при тебе?

Марк в ответ похлопал себя по груди, где под туникой лежал свиток пергамента.

– Ты едешь с нами? – с надеждой спросил он Рения.

Рений так долго составлял часть его жизни, что Марк и представить не мог, как один из них продолжает путь к воротам, а другой поворачивается и уезжает прочь.

– Провожу тебя и Пепписа к префекту лагеря. Он скажет, в какую центурию отправишься. Изучи ее историю: у каждой свой послужной список, свои причины для гордости.

– Что еще посоветуешь?

– Исполняй приказы и не жалуйся. Сейчас ты сам по себе и бьешься как варвар. Здесь тебя научат доверять товарищам и воевать в группе, но эта наука дается нелегко.

Рений повернулся к Пеппису:

– Тебя ждет суровая жизнь. Слушайся, и тогда со временем, может быть, вступишь в легион. Не опозорь себя. Понятно?

Пеппис кивнул. Новая, незнакомая жизнь пугала, и у него горло пересохло от страха.

– Я научусь. И он тоже, – пообещал Марк.

Рений кивнул и щелкнул языком, трогая коня.

– Научишься.

Чистые, ровно проложенные улицы с длинными приземистыми строениями пришлись Марку по душе. У ворот – как только он предъявил бумаги – их встретили тепло, и они уже пешими направились к префекту лагеря. Марка ободрял вид Рения. Тот довольно кивал при виде подтянутых солдат, которые маршировали мимо них группами по десять человек. Пеппис поспешал за Марком и Рением с тяжелым мешком на спине.

По пути к небольшому белому строению, из которого префект лагеря управлял римским городом на чужой земле, им пришлось предъявлять бумаги еще дважды. В передней комнатушке их встретил аккуратный худощавый мужчина в белой тоге и сандалиях.

– Рений! Слышал о твоем прибытии. Здесь уже рассказывают, что ты потерял руку. Боги, как же приятно тебя видеть!

Он широко улыбнулся – идеал римского солдата, загорелый, мускулистый и сильный, что выяснилось, когда он по очереди пожал им руки.

Рений тепло улыбнулся в ответ:

– Марий не сказал мне, что ты здесь, Карак! Рад видеть тебя в добром здравии.

– А ты не постарел, клянусь богами! Больше сорока не дашь! Как тебе это удалось?

– Веду здоровый образ жизни, – проворчал Рений, который все еще не знал, как относиться к переменам, вызванным вмешательством Каберы.

Префект недоверчиво приподнял бровь, но развивать тему не стал.

– А рука?

– Несчастный случай на занятиях. Вот этот парень, Марк, порезал, ну и пришлось отнять.

Префект присвистнул и снова пожал Марку руку.

– Вот уж не думал, что встречу человека, которому удалось победить Рения. Можно взглянуть на твои бумаги?

Сам не зная почему, Марк вдруг занервничал. Префект, взяв документ, жестом указал им на длинные скамьи и углубился в чтение. Закончив, он вернул бумаги и сказал:

– У тебя хорошие рекомендации. А кто этот мальчишка?

– Он с торгового корабля, на котором мы плыли. Хочет прислуживать мне, а когда вырастет, вступить в легион.

Префект кивнул:

– У нас в лагере много таких. От солдат и проституток. Может, и станет солдатом, если вырастет крепким, но желающих обычно немало. Меня больше интересуешь ты.

Он повернулся к Рению:

– Расскажи мне о нем. Я доверюсь твоему мнению.

– Марк необычайно быстр, а когда раскипятится, еще быстрее, – четко, словно докладывая, заговорил Рений. – Полагаю, повзрослев, сделает себе имя. В нем есть порывистость и дерзость, он любит драться. Это в его натуре, хотя в молодости все задиристые. Служить в Четвертом Македонском будет хорошо. Я заложил основу, но он пойдет дальше.

– Напоминает твоего сына. Заметил сходство? – негромко спросил префект.

– Не думал об этом, – коротко ответил Рений, явно смущенный вопросом.

– Сомневаюсь. Так или иначе, хорошие солдаты нам нужны, и для взросления лучше места не найти. Я отправлю его в пятую центурию, Бронзовый Кулак.

Рений кивнул:

– Ты оказываешь мне большую честь!

Префект покачал головой:

– Однажды ты спас мне жизнь. Мне жаль, что я не смог спасти твоего сына. Я возвращаю лишь часть долга.

Они снова обменялись рукопожатием. Марк смотрел на них в некоторой растерянности.

– Чем ты теперь займешься, старый друг? Вернешься в Рим потратить свое золото?

– Я надеялся, здесь найдется место для меня, – тихо сказал Рений.

Префект улыбнулся:

– Я уж боялся, что не спросишь! В Кулаке нет мастера боя, наставника. Старик Белий умер от лихорадки шесть месяцев назад, а равного ему у нас не нашлось. Возьмешься?

Рений неожиданно ухмыльнулся:

– Возьмусь, Карак. Спасибо тебе.

Явно обрадованный, префект хлопнул его по плечу.

– Добро пожаловать в Четвертый Македонский! – Он подал знак легионеру, который стоял, вытянувшись, неподалеку. – Покажи новичку его палатку в центурии Бронзовый Кулак. Мальчишку отведи в конюшни. Пусть побудет там, пока я не найду ему место. Нам с Рением еще многое надо обсудить – за чашей вина.

Глава 22

Александрия молча чистила старый меч в небольшой оружейной Мария. К ее немалой радости, ему вернули городской дом. По слухам, владелец поспешил преподнести его в дар правителю Рима. Жить в доме совсем не то что с бесцеремонными солдатами в городских казармах, вот где было бы, мягко говоря, нелегко. Видят боги, она не боялась мужчин, они присутствовали уже в самых ранних ее воспоминаниях, когда забавлялись с матерью в соседней комнате. Они приходили, принося запах пива или дешевого вина, а уходили чванливые и самодовольные. Надолго не задерживался никто. Как-то раз один из них попытался приласкать Александрию, и вот тогда она в первый раз за свою недлинную жизнь увидела мать в гневе. Мать кочергой разбила насильнику голову, а потом они вместе вытащили его в переулок и оставили там. Мать много дней ждала, что дверь вот-вот распахнется, ворвутся какие-то люди, ее заберут и повесят. Но никто не пришел.

Александрия вздохнула, соскабливая застывшее масло с бронзового клинка, участника какой-то давно забытой кампании. Поначалу Рим показался ей городом безграничных возможностей. Но вот Марий взял власть в свои руки три месяца назад, а она все так же работает каждый день ни за что и с каждым днем только стареет. Другие меняют мир, а ее жизнь остается прежней. Лишь по вечерам, сидя со стариком Бантом в его крошечной мастерской, Александрия чувствовала, что движется вперед. Он учил ее пользоваться инструментами и буквально водил ее рукой, помогая в первых неуклюжих попытках. Бант мало говорил, хотя ее общество определенно было ему приятно, а ей нравились его молчаливость и добрые голубые глаза. Впервые Александрия увидела Банта, когда тот делал в мастерской брошку, и тогда же поняла, что и сама может заняться чем-то подобным. Этому стоило научиться даже рабыне.

Разве справедливо, что человек стоит дешевле коня? Или даже хорошего меча вроде того, что у нее в руках.

– Александрия! – раздался голос Карлы.

Александрия хотела промолчать, но у этой женщины язык был острым как копье, и ее побаивались едва ли не все рабыни в доме.

– Я здесь, – отозвалась она и, отложив меч, вытерла руки тряпкой. Значит, придется потрудиться еще несколько часов перед сном.

– Вот ты где, милая! Мне нужно, чтобы кто-то сбегал на рынок. Как, сбегаешь?

– Да! – Александрия быстро вскочила. Такие поручения выпадали редко, и она ждала их с нетерпением, как единственную возможность выйти из дома Мария. В последнее время ей доверяли и даже отпускали одну. В конце концов, куда ей бежать?

– Я составила список, что нужно купить. Тебе всегда удается покупать по самой выгодной цене, – сказала Карла, вручая девушке дощечку.

Александрия кивнула. Ей нравилось торговаться с продавцами, в такие моменты она чувствовала себя свободной женщиной. В первый раз она была не одна, но все равно Карла поразилась, узнав, сколько денег сэкономила новенькая. Зная, что Марий богат, торговцы на протяжении многих лет завышали цены. Карла быстро сообразила, что у девушки талант, и стала посылать ее на рынок как можно чаще, чувствуя, что Александрии нужны эти глотки свободы. Есть люди, которые не способны привыкнуть к рабству, и оно ломает их, вгоняет в отчаяние. Каждый раз, отправляя Александрию на рынок, Карла с удовольствием отмечала, как вспыхивает от радости лицо девушки.

Она догадывалась, что Александрия оставляет себе монетку-другую, но разве это так уж важно? Девушка экономит им серебро, а себе берет немного бронзы – что ж, не стоит укорять ее за это.

– Ступай. Вернешься через два часа и ни минутой позже, поняла?

– Поняла, Карла. Через два часа. Спасибо.

Карла улыбнулась, вспомнив свои молодые годы, когда мир казался таким удивительным и восхитительным местом. Она знала, что Александрия ходит к Банту, ювелиру и оружейнику, который, похоже, проникся к ней симпатией. Рано или поздно Карла узнавала практически обо всем, что происходит в доме. Знала и о маленьком бронзовом диске, на котором Александрия изобразила голову льва, пользуясь инструментами Банта. Вещица получилась красивая.

Провожая взглядом стройную, скрывшуюся за углом фигурку, Карла подумала, не подарок ли это Гаю. Бант говорил, что у девушки талант к работе по металлу. Возможно, вещь вышла такой красивой, потому что делалась с любовью.

Рынок встретил Александрию буйством запахов и шумной суетой. Она не стала медлить и быстро купила все нужное по сходной цене. Продавцам нравилось торговаться с хорошенькой девушкой, они воздевали руки к небу и призывали свидетелей – вы только посмотрите, что она требует. Александрия улыбалась им, и улыбка делала свое дело: торговцы сбрасывали цену, и после ее ухода сами – а тем более их жены – не могли понять, как так могло получиться.

Надежно уложив покупки в две холщовые сумки, Александрия поспешила туда, куда хотела сходить в первую очередь: в крошечную ювелирную мастерскую в конце торговых рядов. Она бывала там раньше, рассматривала изделия мастера, сработанные в основном из бронзы или олова. С серебром ювелиры работали редко, золото стоило слишком дорого, и его использовали только для особых заказов. Хозяин мастерской, невысокий мужчина в грубой тунике и тяжелом кожаном переднике, увидев девушку, отодвинул маленькое золотое колечко. Таббик не страдал излишней доверчивостью, и Александрия, рассматривая выставленный товар, постоянно чувствовала на себе его пристальный взгляд.

Набравшись наконец смелости, она обратилась к нему:

– Вы покупаете изделия?..

– Иногда, – последовал ответ. – А что у тебя есть?

Александрия показала бронзовый диск. Таббик взял его и поднял к свету, чтобы получше рассмотреть работу. Длилось это долго, и девушка уже заволновалась, но не решалась подать голос, чтобы не рассердить мастера. Он же ничего не говорил и только крутил диск в руках, изучая каждую отметину на металле.

– Где ты это взяла? – наконец спросил он.

– Сделала сама. Ты знаешь Банта?