Текст книги "В сторону (от) текста. Мотивы и мотивации"

В 1855 году в «Военно-медицинском журнале» был опубликован подробный отчет главного лекаря Могилевского военного госпиталя Н. И. Скоковского о случае десятилетней давности, когда ему, в то время штаб-лекарю и ординатору того же госпиталя, на протяжении трех месяцев довелось лечить 23 тяжело пострадавших человека (10 мужчин и 8 женщин из деревни Палыкович Могилевской губернии и 5 квартировавших в этой деревне рядовых Охотского егерского полка), искусанных утром 17 января 1844 года бешеным волком. Раны на лице прижигались азотнокислым серебром, на конечностях – раскаленным докрасна железом, а там, где этого нельзя было сделать, – раствором едкого калия, всем было дано на прием по 24 грана порошка водяного шильника[211]211
  О водяном шильнике (alisma plantago) как о средстве против бешенства в русской медицинской литературе впервые, как кажется, заговорил Павел Свиньин, посвятивший ему специальное сочинение: «Несомненное исцеление от укушения бешеных собак. С гравированным и раскрашенным изображением растения: Водяной шильник или Частуха» (СПб.: В тип. В. Плавильщикова, 1817. 16 с.). В доказательство автор при этом приводил историю некоего отставного солдата, который случайно увидел в лесу, как бешеная собака с жадностью поедала корень какой-то травы и исцелилась прямо на его глазах: пена во рту у нее пропала, а кровавые глаза сделались светлыми. По уверению Свиньина, сметливый служивый, определивший по оставшемуся стеблю целебное растение, затем в течение 25 лет с удивительным успехом лечил пострадавших от укусов.


[Закрыть], сделаны холодные примочки и кровопускания, назначено питье уксуса с водой и камфорой. В раздумьях о том, какие еще средства он может прописать больным (один из которых от полученных ран умер уже на второй день), лекарь перечисляет те, что

рекомендуются против водобоязни разными журналами и писателями, как-то: щитовку цветостороннюю (scutellaria lateriflora), луговую руту (thalictum flavum), печать соломонову (poligonatum), глухую татарскую траву (leonurus), тис обыкновенный (taxus), гулявицу (achillea ptarmica), красильную серпуху (serratula tinctoria), корень шиповника (radix cynosbati), бобы святого Игнатия (faba sti Ignatii), табак (nicotiana), волчий корень (scorzonera), обыкновенную руту (ruta graveolens), красные кораллы (coralia rubra), ясень (fraxinus excelsus), корень таволги илемни (radix spiraeae ulmariae), сокольный перелет (gentia cruciata), лишай червеценосный (lichen cinereus), чемеричник вшеморный (sabadilla) и т. п.[212]212
  Скоковский. Два случая водобоязни // Военно-медицинский журнал. Год тридцать третий. Часть LXV. СПб., 1855. Раздел 2. Госпитальная клиника и казуистика. С. 12, 13. О Н. И. Скоковском: Змеев Л. Ф. Русские врачи писатели. Тетрадь 2. СПб., 1886. С. 103.


[Закрыть]

Сам он отдает предпочтение листьям белладонны, порошком из которой посыпаются раны на конечностях, а настойкой – обливаются раны на голове и лице. Кроме того, всем больным предписан отвар из травы и цветов дрока (herba et flores genistae luteo tinctoriae) пополам с лядвенцем (lotus corniculatus), к ранам на головных покровах приложена хлористая сурьма и присыпка из порошка шпанских мух. После смерти еще двух пациенток – одной с очевидными симптомами бешенства, а другой с признаками «нервной горячки» – белладонна была оставлена, велено топить ежедневно баню («так как паровые бани у нас в России почти в народном употреблении против бешенства <…>, притом же они одобрены некоторыми нашими знаменитыми соотечественниками»)[213]213
  Скоковский. Два случая водобоязни С. 18. Одним из «знаменитых соотечественников», настаивавших на целительности русских бань при водобоязни, был И. В. Буяльский, см. его сообщения на эту тему в: Ведомости Санкт-Петербургского градоначальства и столичной полиции. 1843. № 269. То же: Друг Здравия. 1847. № 46; 1848. № 10. См. также сообщение, как заразившийся от больной врач Buisson вылечил себя паровой баней, температура в которой была 42 градуса Реомюра (= 52,5 градуса Цельсия). С того времени врач излечил тем же способом более 80 человек, укушенных бешеными собаками (Военно-медицинский журнал. 1834. Ч. XXII. № 2. С. 456–457).


[Закрыть] и прописаны шпанские мухи, майские жуки, дурман, курослеп, аммиак и меркурий (каломель). Некоторым из больных Скоковский также прижигает раскаленным прутиком появившиеся у них подъязычные и подчелюстные пузырьки («марокеттиевы пузырьки»), а также поддерживает нагноение в местах укусов (считалось, что это уменьшает всасывание яда). Все эти средства также не принесли результата, больным стало хуже от головокружения, болей при мочеиспускании, кровотечения из носа, общей слабости. Через неделю умерла еще одна пациентка со всеми признаками водобоязни, а еще через неделю с теми же признаками – пять других. Оставшимся пациентам снова был прописан порошок из шпанских мух с винным уксусом. После смерти еще одного больного и появления кровавой мочи у других шпанские мухи были оставлены. «Потерявши всю надежду на спасение остальных крестьян», лекарь решается привить одному из крестьян сифилис, «предполагая животный яд уничтожить ядом другого»[214]214
  Скоковский. Два случая водобоязни. С. 24.


[Закрыть].

В это время по распоряжению помещика Ладомирского был прислан из другого его имения старик, который славился тем, что умел лечить от бешенства. Лечение его заключалось в воде, которую он привез с собою. Воду эту он брал в рот и потом переливал ее из своего рта в рот укушенного, повторяя эти переливания три раза в день и нашептывая всякий раз неизвестные мне слова. Вода, по его словам, была взята из трех Святых мест[215]215
  Там же. С. 24.


[Закрыть].

Все оставшиеся в живых крестьяне, включая и того, кому был привит сифилис, выжили и через несколько дней были отправлены по домам. Из пяти пострадавших солдат от водобоязни скончался один. Таким образом, из 23 человек умерло 11, из них 9 со всеми признаками водобоязни.

Подытоживая отчет, Скоковский признается, что, случись ему снова столкнуться с необходимостью лечения бешенства, он отказался бы от всех использованных им средств и методов (в том числе и прижигания «марокеттиевых пузырьков», «потому что их нигде не было до употребления шпанских мух, сонной одури и вообще всех сильно действующих средств»)[216]216
  Там же. С. 29.


[Закрыть], но, может быть, возложил надежду на другие, появившиеся недавно или неизвестные ему раньше, таковы: хинин, гашиш, анэстезический эфир Виггерса, хлороформ, гуако, дождевик (scleroderma verrucosum), душистый чернобыльник (artemisia dracunculus), золотые жуки (aitonia aurata), завалец (scrophularia nodosa)[217]217
  Там же. С. 30. Ср.: Паулицкий Ф. К. Сельский домашний лечебник. Т. 2. СПб.: Изд-е М. О. Вольфа, 1855. С. 69–72 (автор называет здесь, оговариваясь, что «мало можно полагаться на средства, недавно сделавшиеся известными», водяной шильник (alisma plantago), виргинский шлемовник (scutellaria lateriflora), также декокт из плауна (lycopodium selago), красного тиса (taxus baccata) и смесь из грецких орехов, руты и меда, а вместо прижигания предлагает использовать огнестрельный порох: «как только кровотечение остановится и рана будет промыта водой, насыпать его на рану и зажечь; это можно повторить несколько раз»).


[Закрыть], а также специально высушенная в печи берцовая бычья кость, кусочки которой предлагается класть на рану, предварительно вымачивая их в кислом молоке[218]218
  Скоковский. Два случая водобоязни. С. 31.


[Закрыть].

В том же году на страницах «Военно-медицинского журнала» публикуется и перепечатывается еще тремя журналами сообщение А. И. Козлова о новом способе лечения водобоязни, которым на этот раз назначался отвар из высушенных листьев дурнишника колючего (или игольчатого: xanthium spinosum) и раствор медного купороса. Отвар предписывается пить, а раствор употреблять под язык. Обнародуемое средство аттестовывалось здесь же как «секретное», которое употреблялось «с совершенным успехом» «в продолжении 50 лет сряду членами одного мещанского семейства» и «сделалось известным только в прошлом году»[219]219
  Козлов А. И. Новое лекарство от водобоязни // Военно-медицинский журнал. Год тридцать третий. Ч. LXVI. СПб., 1855. Смесь. С. 18–19. В том же году перепечатано в «Журнале Министерства внутренних дел», «Друге здравия» и «Medizinische Zeitung Rußlands».


[Закрыть]. «Рассекреченное» средство себя не оправдало, но «секретные» способы исцеления от водобоязни останутся и впредь обнадеживающими потенциальных жертв бешеных животных. Так, уже у Н. В. Гоголя в отрывках из «малороссийской повести» «Страшный кабан» (1831) «почтенный педагог имел необъятные для простолюдина сведения, из которых иные держал под секретом, как-то: составление лекарства против укушения бешеных собак»[220]220
  Гоголь Н. В. Две главы повести «Страшный кабан» // Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 14 т. Т. 3. Повести. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1938. С. 266. См. также у Ореста Сомова в «Сказках о кладах» (1830): «Рассказывали, что он заговаривал змей, огонь и воду, лечил от всякой порчи, от укушения бешеных собак и даже прогонял нечистого духа, ну, словом, каждую людскую беду как рукой снимал» (Сомов О. М. Были и небылицы. М.: Сов. Россия, 1984. С. 176).


[Закрыть]. У Д. В. Григоровича в рассказе «Бобыль» (1847) подобным же «секретом» владеет помещица, рассказывающая о нем в знак приязни своей приятельнице-соседке, намедни вылечившей, по ее словам, укушенного бешеной собакой кучерского сына присыпками мышьяка и питьем из подорожника:

Напрасно вы это делали, только лишняя потрата вам… Если хотите, я вам скажу другое средство… и гораздо дешевле; мне передала его по секрету одна дама… <…> Как у вас придется еще такой случай: укусит кого-нибудь бешеная собака, вы возьмите просто корку хлеба, так-таки просто-напросто корку хлеба, напишите на ней чернилами или все равно, чем хотите, три слова: Озия, Азия и Ельзозия, да и дайте больному-то съесть эту корку-то: все как рукой снимет.

– Неужели правда? – воскликнула помещица, всплеснув руками.

– Да вот как, – отвечала скороговоркою Софья Ивановна, – та, которая передала мне этот секрет, сказывала, что пятерых сряду вылечила этим средством[221]221
  Григорович Д. В. Соч.: В 3 т. Т. 1. М.: Худ. лит., 1988. С. 252.


[Закрыть].

4

Между тем угрозы нападений – и действительные нападения – больных животных наводили ужас на жителей не только деревень и сел, но даже больших городов. Одним из таких событий стало появление ранним утром 7 ноября 1854 года на улицах Петербурга бешеного волка, который, по официальным данным, искусал около 35 человек[222]222
  «О нанесении забежавшим 7‐го ноября в столицу волком покусов 35-ти человекам» (Статистический ежегодник С.-Петербурга. СПб.: Тип. Городской управы, 1895. С. 284). В дневнике А. В. Никитенко число пострадавших больше: «Странное и страшное происшествие в городе: сегодня рано утром появился на улицах бешеный волк. Он с Елагина острова пробрался на Петербургскую сторону, обежал Троицкую площадь вокруг крепости, промчался по Троицкому мосту, через Сергиевскую, к Таврическому саду и обратился вспять к Летнему саду, где наконец и был убит двумя мужиками. По пути он искусал до тридцати восьми человек и вообще наделал пропасть бед. Несчастные жертвы его отправлены в больницы» (Никитенко А. В. Дневник: В 3 т. Т. 1. Л.: ГИХЛ, 1955. С. 390). В дневнике Л. В. Дубельта говорится о 25 искусанных и о том, что волка «убил у ковшей Таврического дворца дворник лесной Громовской биржи» (Дубельт Л. В. Дневник (1851–1856) // Российский Архив. Т. VI. М.: Студия ТРИТЭ, 1995. С. 265).


[Закрыть]. Схожие случаи отмечаются ежегодно, а их освещение в прессе вполне показывает отчаянье врачей и стремление как городских, так и сельских жителей вверяться любым средствам врачевания – от предписанных профессиональными медиками до молитв, заговоров, знахарских снадобий и магических манипуляций. Так, в 1860 году в «Московских ведомостях» напоминалось о ранее напечатанном письме о появлении в одной из деревень Можайского уезда бешеного волка, перекусавшего многих жителей, и приводились присланные в редакцию простонародные средства от укушения бешеными животными. Публикация сопровождалась скептическим примечанием, что сами по себе такие средства «могут быть удовлетворительны, а иногда вредны и бессмысленны», но их публикация оправдывается не медицинской полезностью, а «как любопытные факты из нашего народного быта». В качестве примера «необъяснимого логикой» средства здесь же приводилось лекарство, состоящее «в лепешке, которую следует замесить без соли на воде и высушить в печи, а потом нарисовать на той же лепешке чернилами крест и слова: дон, стути, дон, калиром (три раза), фелоктион». Другое средство, которое, по сообщению приславшего его корреспондента, лично при нем «многократно и с несомненною пользою» употреблял его покойный отец, также напоминало о лечебном «секрете» из рассказа Д. В. Григоровича, включая манипуляции с абракадабрической надписью:

При укушении бешеною собакою или зверем он давал кошке, собаке и т. п. вылакать или вливал в горло в случае начинавшейся уже водобоязни молоко, которое наливал в тарелку, написав прежде чернилами на оной нижеследующие слова: Aron, Aaron, Linor, Kaplinor, Kakaplinor, Defin Deus. Людям же на корочке, намазанной коровьим маслом, начертав эти слова по маслу (думаю, что и просто начертанные эти слова могут быть также действительны), давал съесть укушенному, и оный излечивался[223]223
  Заметки // Московские ведомости. № 36. 1860. 17 февраля. С. 276. Схожие абракадабрические заговоры «от укушения бешеной собаки» засвидетельствованы в немецко– и польскоязычной традиции, в этих случаях текст также записывается на хлебе или дается вместе с хлебом и проглатывается (Ветухов А. Заговоры, заклинания, обереги и другие виды народного врачевания, основанные на вере в силу слова. Вып. I–II. Варшава: Тип. Варшавского учебного округа, 1907. С. 444). В русском народном врачевании такие заговоры широко не засвидетельствованы, но известны применявшиеся средства лечения: в одном из заговорных сборников второй четверти XIX века рекомендуется прикладывать к ране и пить смесь из нашатырного спирта с уксусом и «траву стародубку» (горицвет, Adonis vernalis) (Русские заговоры из рукописных источников XVII – первой половины XIX в. / Сост., подгот. текстов, статьи и коммент. А. Л. Топоркова. М.: Индрик, 2010. С. 695. № 23).


[Закрыть].

«Член многих ученых обществ» Измаил Ковалевский прислал сообщение о целителе из Бердичева мещанине Анфиме Костюкове, «давно известном в соседних губерниях всегда успешным лечением от водобоязни людей и животных, даже таких, у которых уже обнаруживались признаки бешенства». Средство Костюкова – растение Megicago fulcata L., «желтый буркун, как называют в Ставропольской губ., или бурундук в простанародье в Екатерин[бургской] губернии; что дается оно в порошке больным с водкой или чаем»[224]224
  Заметки. С. 276–277.


[Закрыть]. Некто Петр Горохов из Москвы предлагал в качестве целебного средства «обмывание ран укушенных людей кровью убитого бешеного животного». Житель города Епифань Петр Протопопов напомнил о письме, напечатанном в 6‐м номере «Морского сборника» за 1857 год, сообщавшем об удивительном излечении многих людей с помощью средства покойного Андрея Никитича Левашова, владельца села Пехлец Рязанской губернии Ряжского уезда, передавшего знание своему родственнику Андрею Федоровичу Левашову. Далее следовала перепечатка письма из «Морского сборника», автор письма Владимир Доргобужинов «по поручению г. заведующего морской частью в Николаеве» сообщал о случае, происшедшем с мичманом 14‐го флотского экипажа Николаем Антоновичем Иванченко, который был укушен в кисть руки бешеной собакой. Больному прижгли рану железом, и он был отправлен в Рязанскую губернию к Левашову. Здесь же приводился рассказ, записанный автором письма со слов самого Иванченко:

Первым делом врача было испытание довольно болезненное, но необходимое для убеждения в присутствии водобоязненного яда в язве: он сильно сжал укушенную руку и тем вызвал первый приступ болезни. У субъекта потемнело в глазах от боли; через минуту боль прошла, но сознание отупело; началась тоска; помнит он как во сне, что окружающих стал он бояться, ожидая от каждого чего-то недоброго, чего именно больной определить не мог; тоска, беспокойство и страх росли с каждой минутою; явилась тошнота, а за нею и полная потеря сознания на 30 с лишним часов. В этот период беспамятства, но не бесчувствия больной, по словам курьера, был постоянно беспокоен, взгляд имел испуганный и на приближавшихся к нему плевал. Все прописанное оказалось точным повторением симптомов первого периода водобоязни, предшествующих исступлению и вполне известных врачу, из многолетней специальной его практики.

По убеждению в свойстве недуга, г. Левашов приступил к лечению. Средствами его были пилюли и порошки. Пилюли величиною в малую картечную пулю, темноватые, с сильным своеобразным запахом, непротивные вкусу и обонянию, – делаются из трав, секрет которых потомственно передается в роде Левашовых. Порошки зеленовато-серые, принимаются в воде и в лечении имеют характер только вспомогательный. После первой пилюли больной заснул; проспал непрерывно четыре часа; проснулся уже в совершенном сознании, почувствовал легкую испарину и тотчас же попросил лекарства. Затем лечение пошло нормальным ходом; весь процесс его кончился приемом четвертой пилюли; но уже с первой больной находился в полном выздоровлении: припадки не возобновлялись, тоски не было, все жизненные отправления шли, как у здорового человека[225]225
  Заметки. С. 277.


[Закрыть].

Уезжая от своего благодетеля, Иванченко

вписал имя свое в книге излеченных г. Левашовым от бешенства под № 1791 и получил от него наставления о всей важности строжайшего соблюдения диеты, довольно впрочем легкой, так как требуется только не курить в течение двух недель и воздерживаться целый год от употребления вина, водки, кофе, пряностей, слишком питательного мяса и вообще всего горячительного.

Иванченко рассказывал также о виденном им излечении дьякона, укушенного бешеным волком.

Несчастный был уже в полном исступлении: ревел как зверь и рвал себе грудь ногтями, запуская их с такой силою, что за ногтями и концы пальцев уходили в разорванное тело. Скованного по ногам и рукам, уложили страдальца на постель, развели зубы ножом, вложили пилюлю в рот и протолкнули ее через горло…

Действие лекарства было столь же чудотворным, что и в случае с Иванченко: больной заснул и затем пошел на поправку, «через несколько дней дьякон, совершенно здоровый, отправился домой». Но этого мало: «Не довольствуясь спасением людей, А. Н. Левашов также успешно лечит от бешенства животных» (приводится рассказ об излечении бешеной собаки, перекусавшей гончую стаю, и заразившихся от нее гончих). При всем своем искусстве врачевания Левашов не берет денег за чудесные исцеления:

Желающие делают вклады в приходскую церковь села Пехлец. Всем прибегающим к нему за помощью, даже по переписке, высылает он, разумеется безвозмездно, пилюли и порошки, с наставлением к их употреблению; но пилюли действительны только в течение одной недели от дня, когда сделаны.

В примечании к перепечатанной статье говорилось, что «при таком бескорыстии г. Левашова, остается только желать, чтобы он не держал в тайне своего способа лечения». Желанию этому не суждено было оправдаться: человеколюбие владельца села Пехлец Ряжского уезда Рязанской губернии не подвигло его к тому, чтобы обнародовать рецептуру своих чудесных пилюль, о которых мы только и знаем, что они были «темноватые, с сильным своеобразным запахом, непротивные вкусу и обонянию»[226]226
  Там же.


[Закрыть].

Известные к началу 1860‐х годов способы лечения водобоязни обобщил гомеопат Василий Дерикер в статье (изданной позже отдельной брошюрой) «Секретные и несекретные средства от водобоязни и покусов бешеных собак» (1863). Руководствуясь просветительским стремлением указать на ненадежность многих из таких средств, Дерикер обращался к публике с напоминанием о том, что часто новые лекарства рекламируются только из своекорыстных побуждений, и призывал знахарей честно делиться своими тайными знаниями[227]227
  Дерикер В. Секретные и несекретные средства от водобоязни и покусов бешеных собак. СПб., 1863. Ранее опубликована в журнале: Народная беседа. 1863. № 2. О В. В. Дерикере (1815–1878): Космодемьянский Л. В., Бондаренко Г. Н. В. В. Дерикер – создатель первого гомеопатического общества в России (основные вехи жизни) // Гомеопатический ежегодник. М., 1997. С. 17–27.


[Закрыть]. Анонимный рецензент работы Дерикера в «Журнале гомеопатического лечения» подчеркивал ее медицинскую и социальную актуальность:

Предмет этот до чрезвычайности важен: несчастные случаи от покусов бешеными собаками встречаются очень часто и повсеместно, но от всех хваленых лекарств толку мало. В Петербурге со днем год уже толкуют в газетах о том, как бы или истребить всех собак на улицах или понадевать на всех намордники, чтобы не кусались. <…> Но не только по городам и селам, по мелким городам полиции с этим не управиться. Притом намордник не прекратит собачьего бешенства <…> да и помешает ли это заболевшей искусать своих хозяев? Конечно нет[228]228
  Самое лучшее средство от покуса бешеною собакой // Журнал гомеопатического лечения. 1863. № 2 (общий отдельный переплет: СПб.: Тип. Гогеннфельдена и Ко., 1865). С. 36. Двенадцать лет спустя в Нижнем Новгороде страх перед собачьим бешенством вылился в массовое убийство собак, когда за один день – 13 января – было уничтожено больше тысячи животных. Инициаторами этого мероприятия выступила полиция, обещавшая по 15 копеек за каждую убитую собаку (Журнал охоты. 1875. Т. 2. № 4. С. 70–71 (раздел «Смесь»).


[Закрыть].

Но значение работы Дерикера рецензент видел также в том, что неудовлетворительность имеющихся средств против водобоязни однозначно указывает, что современная аллопатическая медицина не в состоянии справиться с болезнью: «Вот еще и еще раз оказывается, как бесплодна эта знаменитая, научностью удобренная почва! „Вот вам признаки собачьего бешенства, изучите их – и будьте осторожны! <…> Если вы укушены – вы неизбежно приговорены к смерти“». Автор рецензии не сомневался, что «самое лучшее средство от покуса бешеною собакой» найдут гомеопаты[229]229
  Сарказм автора вызван, в частности, итогами доклада в парижской академии медицины, сделанного доктором Буле (Bouley) от имени комиссии, занимавшейся изучением собачьего бешенства: «Исследование господина Булейя [sic!] и его товарищей заслуживает полного уважения и благодарности. Но каков от него результат для „рациональной“ школы? Никакого!» (Самое лучшее средство от покуса бешеною собакой. С. 43).


[Закрыть].

В 1866 году Дерикер посвятил отдельное сочинение народным средствам врачевания бешенства, в ряду которых читатель узнавал, что в Петербургской губернии от водобоязни используют кровь самого бешеного животного, а на Украине теплую кровь то ли утки-широконоски (Anas clypeata), то ли выхухоля. Помимо подобной фармакопеи, простое население повсеместно верило в силу заговоров и заклинаний, противодействующих водобоязни[230]230
  Дерикер В. Сборник народноврачебных средств, знахарями в России употребляемых. СПб., 1866 С. 189.


[Закрыть]. А. Н. Энгельгардт, изнутри наблюдавший жизнь русской деревни в Смоленской губернии в 1870–1880‐е годы, в одном из своих «писем», датируемых тем же 1875 годом, когда печатается третья часть журнального издания «Анны Карениной», включавшая сцену встречи Левина с бешеной собакой, сообщал о появившемся в окрестностях бешеном волке, перекусавшем насмерть несколько человек:

Спасся только один, который, будучи легко ранен, прибежал тотчас к нам в деревню – я его видел и никогда выражения испуга на его лице не забуду, да и как не испугаться, зная, что через несколько дней взбесишься? – к старику-пруднику Андриану, чтобы тот заговорил рану. Хотя Андриан и отказался заговорить, объяснив, что он может заговаривать только от укушения бешеной собаки, но от укушения бешеного зверя не может, силы ему такой не дано, однако указал другого старика, который успел заговорить вовремя, и мужик остался жив[231]231
  Энгельгардт А. Н. Из деревни. 12 писем. 1872–1887. СПб.: Наука, 1999. С. 150. Письмо пятое, написано в 1875 г., опубликовано на следующий год в «Отечественных записках» (1876. № 9).


[Закрыть].

5

Таким был ближайший контекст сведений, которые мог знать Толстой о собачьем бешенстве и способах его лечения. Можно быть уверенным, что контекст этот в той или иной степени Толстого интересовал. Упоминание в «Войне и мире» о бешеной собаке, которую травят ее здоровые сородичи, показывает кинологический интерес и нетривиальную осведомленность писателя в собачьих повадках. Помимо истории со взбесившейся Булькой, писатель рассказывал собеседникам о происшествии, случившемся с ним во время службы на Кавказе, когда ему самому довелось счастливым образом избежать нападения бешеного волка. По воспоминаниям А. Б. Гольденвейзера, однажды за ужином, когда «говорили что-то о бешеных собаках», Толстой

рассказал, как накануне его отъезда с Кавказа он сидел поздно вечером с ребятишками, которые его очень любили. Вдруг в станицу забежал бешеный волк. Л. Н. побежал в хату за ружьем, а офицер, бывший тут, сказал, что ружье не заряжено. Л. Н. возразил, что в одном стволе есть заряд. Он перегнулся через забор и наткнулся прямо на волка. Л. Н. нажал курок, но офицер оказался прав: ружье было не заряжено и не выстрелило. К счастью, волк убежал[232]232
  Гольденвейзер А. Б. Вблизи Толстого // Островский А. Молодой Толстой в записях современников / Ред. Б. М. Эйхенбаум. Л.: Изд-во писателей, 1929. С. 186.


[Закрыть].

Запомнившиеся мемуаристам воспоминания писателя о Бульке и о происшествии, в котором он сам едва не стал жертвой бешеного волка, были, несомненно, автобиографически важны для Толстого. По свидетельству Д. П. Маковицкого, Толстой рассказывал также о том, как однажды «на Козловке (Козловой Засеке, ближайшей к Ясной Поляне станции Московско-Курской железной дороги, где Толстые часто встречали гостей. – К. Б.) бешеный волк искусал урядника и мужика и как они оба взбесились», другая история была известна ему от очевидцев нападения бешеного волка на деревенских жителей, когда зверя остановила женщина: «баба, на сына которой этот волк кинулся, задушила его; баба эта живет до сих пор. Она всунула волку руку почти по локоть в пасть. Волк искусал ее, но она осталась жива»[233]233
  Маковицкий Д. П. У Толстого. 1904–1910: «Яснополянские записки»: В 5 кн. // Литературное наследство; Т. 90. Кн. 1: 1904–1905. М.: Наука, 1979. С. 145–146. Запись от 21 января 1905 года.


[Закрыть].

Историю про бабу, задушившую волка, Маковицкий услышал от Толстого в 1905 году, между тем писатель вспоминал происшествие двадцатилетней давности. В 1885 году оно послужило основой рассказа «Бешеный волк», написанного его своячницей Т. А. Кузминской (урожденной Берс) и присланного ею ему еще в рукописи с просьбой о редактировании. Из писем Толстого известно, что полученную рукопись он «тотчас же прочел и одобрил» (хотя и сожалел, что некоторые социально-психологические детали Кузминская выпустила: о притеснениях урядника, приказе закопать волка и перебить собак) и охотно вызвался рассказ поправить (оговорившись, впрочем, что «кажется, поправлять придется очень мало: рассказ очень интересный и просто написанный»)[234]234
  Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 63. Письма 1880–1886. М.; Л., 1934. С. 289. № 419. Письмо Т. А. Кузминской от 15–18 (?) октября 1885 г.


[Закрыть]. Обещания Толстой не сдержал, и рассказ был напечатан без его исправлений в журнале «Вестник Европы» (1886, № 6), но, судя по дневнику того же Маковицкого, историю, пересказанную Кузминской, Толстой запомнил и ценил[235]235
  См. извинения Л. Н. Толстого, передаваемые им Т. А. Кузминской в письме к С. А. Толстой («у Тани проси за меня прощения, что я не исполнил ее поручения – поправить, – трудно»): Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Письма к С. А. Толстой. 1862–1886. Т. 83. М., 1938. С. 530. № 341. Письмо от 20 ноября 1885 г. Отмечу, что во всех известных нам комментариях это письмо не учитывается и, вопреки ему, указывается, что рассказ Кузминской был опубликован в редакции Л. Н. Толстого. Рассказ был позднее переиздан отдельной книжечкой: Кузминская Т. А. Бешеный волк. Истинное происшествие. М.: Тип. И. Д. Сытина, 1891.


[Закрыть].

Значимость персональных воспоминаний во всех этих случаях представляется тем более важной, что с середины 1880‐х годов как самим Толстым, так и его собеседниками они воспринимались в контексте мировой сенсации – сообщений о полученной Луи Пастером и Эмилем Ру в 1885 году антирабической (от лат. rabies – бешенство) вакцины. Работа Пастера широко освещалась в прессе, а в рекламе новой вакцины не последнюю роль играл сам ученый, вынужденный с нажимом отстаивать свое научное и медицинское открытие в исключительно парадоксальной ситуации, когда рекомендуемое лечение подразумевало уничтожение возбудителя бешенства, который при этом оставался невидимым. Пастер был убежден, что бешенство вызывается бактериями, недоступными микроскопическому наблюдению, но это не препятствует борьбе с ними. Способ такой борьбы Пастер и Ру видели в вакцинации, материалом для которой, после многочисленных экспериментов, стало высушивание зараженных тканей спинного мозга бешеного животного в атмосфере едкого калия при +23–25 °C и получение путем последовательного перепрививания (пассирования) полученной на их основе эмульсии вакцины ослабленного яда. Первые опыты прививания были продемонстрированы Пастером в 1884 году комиссии Французской академии наук на собаках. Результат эксперимента оказался ошеломительным: яд бешенства был привит 23 собакам из 42 подопытных, затем все собаки были поставлены в условия, когда они могли быть заражены бешенством. В результате все непривитые собаки были поражены болезнью, а привитые остались здоровыми.

На следующий, 1885 год, Пастер решился сделать прививку девятилетнему мальчику Жозефу Мейстеру, двумя днями ранее искусанному предположительно бешеной собакой. Двухнедельная вакцинация завершилась благополучно: ребенок выздоровел, а известие об этом стало национальным событием. В том же году в Париже открылась первая антирабическая станция, и уже через год число привитых пациентов, обнадеженных успехами нового метода, достигло более полутора тысяч человек. Российская известность к Пастеру пришла в 1886 году благодаря событиям, которые не только послужили его научной славе, но и стали стимулом к созданию в том же году антирабических станций в Одессе, Самаре, Варшаве, Петербурге, Москве; в 1887 году к ним добавились станции в Харькове, Киеве, Тифлисе и Иркутске[236]236
  Подробно об открытии пастеровских станций в России см.: Шевелева А. С., Николаева Р. Ф. Последний подвиг Луи Пастера. М.: Медицина, 1988. См. также: Шерстнева Е. В. Первые пастеровские станции в России // Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2012. № 2. С. 56–59.


[Закрыть].

Одним из них стало происшествие, случившееся в ноябре 1885 года, когда взбесившейся собакой был искусан офицер лейб-гвардии Конного полка, входившего в Гвардейский корпус, которым командовал принц А. П. Ольденбургский. Принц, серьезно интересовавшийся медицинскими и биологическими исследованиями и уже известный к тому времени широкой благотворительностью в области просвещения и здравоохранения[237]237
  О деятельности принца А. П. Ольденбургского на поприще благотворительности и организации научных и медицинских учреждений см.: Анненкова Э. А., Голиков Ю. П. Принцы Ольденбургские в Петербурге. СПб.: Росток, 2004. С. 322–323, 397–413.


[Закрыть], распорядился отправить раненого офицера в сопровождении военного врача Н. А. Круглевского в Париж для лечения у Пастера, а труп бешеной собаки передать в ветеринарный лазарет лейб-гвардии Конного полка (в Санкт-Петербурге, в здании на углу Конногвардейского бульвара и Благовещенской площади) врачу Х. И. Гельману для перевивки ее бешенства на кроликов и, таким образом, путем последовательных пассажей сохранить на них возбудитель до возвращения Круглевского, на которого возлагалась обязанность узнать от Пастера и его коллег о процессе изготовления вакцины.

Лечение прошло успешно, а вернувшийся в январе 1886 года из Парижа Н. А. Круглевский[238]238
  См. его отчет о поездке и первых опытах прививания: Круглевский H. A. О прививках людям собачьего бешенства // Труды общества русский врачей. 1886–1887. Т. 54. С. 120–124.


[Закрыть] и Х. И. Гельман стали руководителями основанной на собственные средства принцем Ольденбургским Петербургской антирабической лаборатории и, позднее, прививочной станции[239]239
  В 1890 году А. П. Ольденбургский стал организатором и попечителем Императорского института экспериментальной медицины. Шуточную эпиграмму, отразившую его деятельность в качестве попечителя «антирабических» мероприятий этих лет, находим в дневнике министра иностранных дел В. Н. Ламздорфа: «По улице бежит собака / А вот наш принц, он тих и мил, / Но, будочник, смотри, однако, / Чтоб он ее не укусил!» (Ламздорф В. Н. Дневник. 1886–1890. М.; Л: Гос. изд-во, 1926. С. 177. Запись от 13 марта 1889). Эпиграмма, записанная Ламздорфом, перефразирует известное четверостишие Д. Д. Минаева на В. П. Буренина: «По Невскому бежит собака, за ней Буренин, тих и мил…» (Поэты «Искры»: Д. Д. Минаев, В. И. Богданов, Н. С. Курочкин, П. И. Вейнберг, Г. Н. Жулев и др. Т. 2. Л.: Сов. писатель, 1955. С. 346).


[Закрыть]. Пастер безвозмездно делился своим методом вакцинации с приезжавшими и стажировавшимися у него российскими врачами (Н. Ф. Гамалеей, И. И. Мечниковым, Н. М. Унковским, П. Ф. Петерманом), передав им сразу несколько партий обновленного прививочного материала – теперь, как это предполагалось и принцем Ольденбургским, таким материалом стали живые кролики, зараженные устойчивым вирусом бешенства.

Эксперименты Пастера по лечению водобоязни. Wellcome Collection gallery. CC-BY-4.0

Опыты вакцинации укушенных собаками и волками широко освещались в столичной и провинциальной прессе. Дополнительным поводом к такому освещению стало событие, случившееся ранним утром 17 февраля 1886 года в городе Белом Бельского уезда Смоленской губернии и его окрестностях, где бешеный волк искусал 19 человек. Благодаря настоянию одного из них – престарелого священника Николаевской церкви дьякона Василия Ершова – и хлопотам местных уездных и губернских властей Пастеру были отправлены две телеграммы с просьбой принять пострадавших, на которые тот ответил незамедлительным согласием (по знаменательному совпадению, в тот же самый день Пастер торжественно докладывал на расширенном заседании Французской академии наук, на котором присутствовали также члены правительства и премьер-министр Франции, об успешном антирабическом лечении по его методу первых 350 пациентов).

Происшествие в Белом и ответ Пастера каким-то образом дошли до К. П. Победоносцева (скорее всего, благодаря сообщению его давнего друга и конфидента С. А. Рачинского[240]240
  Марковская Ю. Л. С. А. Рачинский и К. П. Победоносцев: рождение программы консервативно-православной реформы начальной школы во второй половине XIX века (на основе личной переписки) // Вестник Сургутского гос. пед. ун-та. 2015. № 3 (36). С. 131–139.


[Закрыть], бывшего профессора ботаники Московского университета, вернувшегося к тому времени в родовое имение Татево того же Бельского уезда и выступавшего в работе уездного собрания в выборной роли «гласного»), а через него – до великого князя Владимира Александровича и его брата императора Александра III. Наконец, 24 февраля по распоряжению императора за счет казны и на личные пожертвования (из почти 4000 собранных рублей 700 были пожертвованы императором) 18 пострадавших были отправлены поездом в Париж, куда они прибыли 1 марта (отец Василий приехал в Париж за несколько дней до этого самостоятельно)[241]241
  24 февраля 1886 г. К. П. Победоносцев сообщал Александру III, что «наиболее опасные» из пострадавших отправлены в Париж (К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Т. I. М.; Л., 1927. С. 559).


[Закрыть]. Об истории последующего лечения российские газеты сообщали почти ежедневно – сама необычность появления в Париже 19 человек из провинциальной России служила источником не только медицинских, но и этнографических подробностей. Французы удивлялись овчинным полушубкам русских мужиков и умилялись их желанию поесть черного хлеба и соленых огурцов (каковые им не без труда, как сообщалось, раздобыл-таки на улице Капуцинов сердобольный французский врач, посетивший их в больнице Отель-Дьё). Пастер, не имевший к тому времени опыта лечения укусов волка, приступил к вакцинации пострадавших только на четырнадцатый день после происшествия. 9 марта, девять дней спустя после начала лечения, один из пациентов, пожарный Матвей Кожеуров, умер (при вскрытии черепа в теменной области умершего был найден обломанный волчий зуб, но причиной его смерти, как было установлено, послужило удушье, указывающее на развитие болезни), 21 марта умер еще один больной, крестьянин Владимир Афиногенов, с глубокой раной на шее, доходившей до подчелюстных слюнных желез, и явными признаками водобоязни, а еще через несколько дней – третий, 21-летний мещанин Петр Головинский, наиболее тяжело пострадавший от волчьих укусов (которых только в области головы насчитывалось более пятидесяти). Однако остальные пациенты явно шли на поправку, и после получения трех курсов прививок (в общей сложности каждый получил по 35 прививок) – спустя месяц после начала лечения – 16 выживших смолян отбыли в Россию[242]242
  Шевелев А. С. Смоленские «Парижане» // Край смоленский. 1993. № 5–6, 7–8, 9–10. Священник Василий Ершов, благодаря инициативе которого его земляки отправились в Париж, сделался позднее известным: упоминался в русской и французской прессе в связи с Пастером, удостоился внимания К. П. Победоносцева и звания протоирея (Шевелев А. С. Житие отца Василия Ершова [Текст] / А. С. Шевелев // Природа. 1993. № 5. С. 95–102).


[Закрыть].

Смоляне в Париже. Фотография на обложке журнала L’ Illustration, 27 марта 1886

История смолян была не единственной, в которой Пастер выступал в роли спасителя русских. В марте того же 1886 года в Самаре бешеной собакой был искусан трехлетний мальчик Дима Калябин. Новости об этом событии всколыхнули весь город, и пострадавший ребенок, благодаря общественной поддержке, в сопровождении отца и двух врачей Самарской губернской земской больницы В. Н. Хардина и В. А. Паршенского был также отправлен в Париж в клинику Пастера. Курс вакцинации продолжался почти месяц и завершился выздоровлением мальчика. Между тем в Париж в сопровождении врачей той же самарской больницы В. Родзевича и Н. Шаровского были доставлены еще пять искусанных бешеным волком крестьян – на этот раз из Ставропольской губернии. Ко времени приезда у одного из них уже развились признаки водобоязни, и он вскоре умер, но четверо других выжили[243]243
  Шеремеев Е. Е. Земский и общественный деятель Самары А. Н. Хардин (1842–1910 гг.) // Знобишинские чтения: Теоретический и научно-методический журнал. Самара: Изд-во СамГПУ, 2005. С. 169–183. Позднее И. А. Бунин в повести «Деревня» (1909) опишет искусанных бешеным волком украинских крестьян, угрюмо и покорно ждущих на станции поезда: их шапки «держались на чем-то страшном – на круглых головах, увязанных жесткой от засохшей сукровицы марлей, над запухшими глазами, над вздутыми и остекленевшими лицами в зелено-желтых кровоподтеках, в запекшихся и почерневших ранах: хохлы были покусаны бешеным волком, отправлены в Киев в лечебницу и по суткам сидели чуть не на каждой большой станции без хлеба и без копейки денег» (Бунин И. А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 3. М.: Терра, 2009. C. 62).


[Закрыть].

В глазах широкого российского читателя 1886 год стал годом если не научного, то общественного триумфа Пастера. Из газетных сообщений читатель узнавал, что в знак благодарности за спасение жертв бешеного волка правительство пожертвовало Институту Пастера в Париже 100 тысяч франков (равных по курсу 40 тысячам рублей), а сам Пастер был удостоен орденом Анны I степени с бриллиантами.

6

Общественное внимание к Пастеру, новым методам лечения и самой проблеме собачьего бешенства множит литературные, а шире – риторические возможности темы. В 1886 году публикуется вышеупомянутый рассказ Т. А. Кузминской «Бешеный волк». Тем же годом датируется стихотворение ценимого Толстым Алексея Жемчужникова, где выразительное описание встречи с бешеной собакой послужило поводом к тому, чтобы вспомнить об известном публицисте (под которым современники легко угадывали М. Н. Каткова):

 
Я летом посетил немало деревень,
Где слышать мне пришлось едва ль не каждый день
О грозном бедствии в быту крестьян убогом
От бешеных собак, бродящих по дорогам.
Такую видел я собаку сам вблизи.
Навстречу мне она, худая, вся в грязи,
Шла, пробираяся по кочкам поля топким,
С опущенным хвостом, со взглядом злобно-робким,
Следящим, как шпион разгаданный, за мной,
И с длинной, до земли, тягучею слюной.
Я, в сторону свернув, ей уступил дорогу
И с нею без беды расстался, слава богу.
Меж тем она мой ум – опасность чуть прошла —
На любопытное сближенье навела.
Не стану разбирать, счастливо ли и кстати ль, —
Мне вспомнился один наш публицист-писатель.
А раз он вспомнился, то ясно почему, —
Едва лишь только мысль представится уму
О псах, блюющих смерть из пастей ядовитых, —
И ряд его статей я вспомню знаменитых[244]244
  Жемчужников А. М. Избранные произведения. Л.: Сов. писатель, 1963. С. 147. Образ этот в русской литературе не нов, см. эпиграмму А. С. Пушкина на М. Т. Каченовского (1824): «Охотник до журнальной драки, / Сей усыпительный зоил / Разводит опиум чернил / Слюною бешеной собаки» (Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 2. Стихотворения 1817–1825. М.; Л., 1949. С. 346).


[Закрыть].
 

В том же 1886 году молодой А. П. Чехов за подписью Чехонте опубликовал два по видимости анекдотичных рассказа – «Водобоязнь» (в поздней редакции – «Волк») и «В Париж!» – в которых тематизация собачьего бешенства хотя и иронично, но не без грустного сарказма напоминала читателю о роли случайностей и житейской непредсказуемости. В рассказе «Водобоязнь» тревожное сообщение о появлении поблизости бешеного волка, пугающе детальные разговоры приятелей-охотников о страшной болезни и безнадежности ее лечения предваряют действительную схватку одного из них с волком. Не растерявшемуся и физически сильному герою – помещику Нилову, председателю мирового съезда, – удалось руками на весу удерживать зверя, пока не подоспела помощь, но все-таки не удалось избежать глубокой раны, и следующие дни становятся для него психической пыткой: он мечется между знахарями и врачами, готов заплатить 50 тысяч любому, кто ему поможет (то есть больше, чем российское правительство пожертвовало институту Пастера в Париже), пока, наконец, не утешается обнадеживающими объяснениями доктора, что не всякий укус заканчивается водобоязнью (здесь Чехов демонстрирует свою медицинскую выучку и приводит сравнительно верную статистику заболеваний: 30 случаев из 100). У героя было сильное кровотечение, и это значит, что даже если яд попал в рану, он вытек вместе с кровью, а самое важное – неизвестно, был ли вообще напавший на него волк бешеным. В итоге, хотя и успокоенный врачом, Нилов, поседевший и психологически надломленный, впадает в «мистицизм» и черствеет сердцем к окружающим[245]245
  Чехонте А. Водобоязнь // Петербургская газета. 1886. № 74. 17 марта. С. 3. В том же номере было помещено сообщение о смерти человека, укушенного бешеным волком («Изо дня в день»). В газетной редакции рассказа упоминание о мистицизме, в который впадает главный герой (убранное из окончательной редакции текста), сюжетно перекликается с равно сатирическим и «мистическим» рассказом И. С. Тургенева «Собака» (1866). Герой Тургенева – калужский помещик и бывший гусар – рассказывает «сверхъестественную» историю о том, как он дважды подвергнулся нападению бешеной собаки и оба раза был спасен от смертельной опасности благодаря верному псу Трезору, которого он когда-то, когда тот еще был щенком, купил по совету богомольного старика. Известно, что Чехов высоко ценил и перечитывал рассказ Тургенева (см.: Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем. Письма. Т. 5. М., 1977. С. 174. Письмо А. С. Суворину от 24 февраля 1893).


[Закрыть].