Текст книги "На трудных дорогах войны. В борьбе за Севастополь и Кавказ"

Свою новую службу в базе я начал с внезапного подъема личного состава штаба и всех начальников служб базы, подчиненных начштаба. И через полчаса на общем сборе был зачитан приказ командира о моем вступлении в должность. Я ознакомил своих подчиненных с сухопутной обстановкой в Крыму, о действиях флота, и что отныне мы начинаем жить новой жизнью, полной тревоги и беспокойства за благополучное базирование флота в нашей базе, ибо в море – вражеские подлодки, а авиация противника – на крымских аэродромах, в 600 километрах, что позволяет немецким бомбардировщикам Ю-88 с подвешенными двумя бомбами по 250 килограммов достигать Поти. Это вызвало на лицах моих подчиненных оживление и озабоченность.

Дав указание о перестройке своей работы, отвечающей сложившейся обстановке и интересам флота, я уединился с работниками штаба и с вызванными командирами частей и работниками управления базы, которым надлежало отныне заниматься непосредственно флотскими делами. И прежде всего составить план надводных и подводных сил флота. Собрались люди, с которыми мне придется прослужить (полтора года) бурной боевой работы, на этом пути будет всякое: и удачи, и просчеты, и похвала, и порицание – все было, ничего не вычеркнешь. И все-таки больше было удач – достаточно сказать, что за время нашей совместной службы она не будет омрачена ущербом нашему делу, никаких потерь в силах и средствах, и это-то при такой бурной деятельности базы и флота. Это говорит об усердии и умении и работников штаба базы.

За план засели операторы капитан-лейтенанты Г.В. Хованский, И.А. Дышлевой, Б.В. Бурковский, Н.К. Носов, майоры А.Д. Симоненко и М.И. Перебасов, флагманские специалисты капитаны 3-го ранга С.Е. Ануфриенко и Я.С. Гискин, капитаны С.С. Макаров и С.В. Смирнов, связисты майоры Г.М. Пясковский и В.Ф. Есипенко, гидрографы и военные лоцманы капитан-лейтенанты А.Ф. Александров, М.Б. Кравченко, Ф.И. Родионов, И.М. Письменный, Ф.Ф. Пеньков, командир охраны рейдов капитан-лейтенант И.А. Олейник, командир 57-го зенитного артдивизиона майор К.Н. Попов и командир 164-го артдивизиона береговой артиллерии майор А.П. Рожковский, прикрывавшие Потийский порт с воздуха и моря. Их работу над планом возглавил многоопытный и энергичный работник, мой заместитель, начальник оперативного отделения штаба базы, мой однокашник, капитан 3-го ранга И.В. Прохоров, он хорошо знал порты и условия базирования в них. Сообщив ему установки наштафлота, командира базы и мои, я занялся лично другим важным делом, которое я не мог кому-либо передоверить и которым придется заниматься не сегодня завтра: как ввести линкор в Потийский порт? Именно в Потийский. Так я твердо доложил командиру базы. С чем он согласился без обсуждений.

С тем я и направился в управление торгового морского порта – хозяина всех причалов. И вот тут я встретился с двумя очень интересными и нужными мне мореходами: капитаном порта Н.И. Мушбой и старшим лоцманом Л.И. Гацерелией, с которыми меня познакомил начальник порта К.В. Реквава.

Засекречиваться уже не было смысла – событие должно вот-вот наступить, и я сообщил им о необходимости вводить в Потийский порт линейный корабль. Они, не приступая к обсуждению, тут же вызвали капитана буксира «Партизан» В.Д. Букию. Он, представившись, тут же спросил данные линкора. Я ответил: водоизмещение 24 тысячи тонн, осадка 10 метров, ширина 29 метров, длина 195 метров. Букия аж крякнул: с такой громадой впервые сталкивается, чтобы избежать касания грунта днищем и бортом о бровку канала, желательно уменьшить осадку корабля метра на полтора. Зная возможности линкора, я гарантировал это – если понадобится, подадим на рейд топливные и водяные баржи и откатаем мазут, котельную и питьевую воду: уменьшим осадку до 8,5 метра. А капитана порта Мушбу смущала не только осадка и ширина, но и длина корабля – как он впишется при втягивании его с рейда вокруг головы мола на портовый канал и дальше от боковых ворот к пассажирскому причалу. Он не дал мне сразу ответа и просил дать время на раздумья и расчеты. Я с пониманием встретил такую осторожность и капитальный подход к делу большой важности. Николай Иванович Мушба настолько серьезно отнесся к заданию военного командования, что предложил вместе и сейчас же выйти на «Партизане» на внешний рейд для рекогносцировки и пройти, маневрируя, тем предполагаемым путем, которым будут двигаться линкор и буксиры. Это демонстрирование вызвало много сомнений в успехе дела, которое мы задумали, но и не лишало надежд. При обмене мнениями я старался, чтобы Мушба и Букия мыслили только одним: ввести линкор в гавань. Они продолжали, как и положено сынам Грузии, горячо между собой говорить, перейдя на грузинский язык, – я так подумал, что они не хотят тревожить мою душу своими сомнениями. И к этому я отнесся с пониманием, не подключался к разговору. Меня даже растрогала такая забота обо мне. Но они преувеличили тонкости моей души, я очень хотел быть втянутым в обсуждения, так как по складу характера склонен был всегда считать, что если уж дело касается моего участия в чем-то, то тут вода не освятится без меня.

По возвращении в управление порта Мушба подтвердил просьбу дать время на размышление, но сразу добавил: на буксировку линкора потребуется три буксира: два – тянуть, а один в конце подправляет направление. О! Это уже что-то значит для моей задумки. И я пообещал подать два буксира, один есть в Поти, а второй вызовем из Батуми.

Я попросил Мушбу освободить для боевых кораблей все причалы от портовых судов, поставив их к внешнему молу, и предупредил: быть готовыми к встрече линкора и других кораблей в ближайшие часы, давая этим понять, что ходу назад нет. И при нем позвонил ОД базы капитану 2-го ранга М.М. Резнику и приказал вызвать, и немедленно, из Батуми буксир «Стахановец», подтвердив, для Мушбы и Букин, серьезность моих намерений и неотвратимость ввода линкора в Потийский порт.

С капитаном порта Н.И. Мушбой и начальником службы базы инженер-майором А.В. Щербаковым осмотрели акваторию порта и состояние причалов. Щербакову было приказано немедленно обновить деревянные привальные брусья и настилы причалов. Анатолий Владимирович Щербаков, человек высокого долга, не нуждался в понуканиях: по тревоге поднял свои подразделения и приступил к работе по-фронтовому, круглосуточно, а через трое суток пригласит меня принять работу его инженерно-строительных воинов по обновлению причалов. Ничего не скажешь, отличная работа. Командиры и экипажи высоко оценят эту, одну из первых, заботу базы о кораблях. И командующий эскадрой лично отблагодарит Щербакова за усердие. Скоро мы лишимся такого старательного работника – он уйдет сражаться за Севастополь, до последнего часа, раненым попадет в плен, перенесет все ужасы немецко-фашистского плена, из которого будет многократно бежать, и только раз удачно. По возвращении на флот Анатолий Владимирович Щербаков будет удостоен очень высокой награды – ордена Красного Знамени. А вместо него к нам сразу назначен инженер Л.В. Зубарев – усердный и знающий офицер.

Начальник аварийно-спасательной службы базы (или, как поначалу называли, ЭПРОН) получил экстренное задание своими водолазами обследовать дно у всех причалов, и ими будет поднято много всяких подводных препятствий в виде брошенных и затопленных неряхами-моряками емкостей, тросов, бревен, металлических изделий, представлявших опасность для корпуса и винтов корабля.

Непорядок на акватории и на причалах был явным недосмотром начальника торгового порта, о чем ему и было указано на очередной встрече с командованием базы. А вообще, в дальнейшем мы были недовольны его дельностью, связанной с воинскими перевозками.

Представителю инженерного отдела флота при Потийской базе военинженеру 1-го ранга Н.И. Гвозду было поручено поправить и укрепить цементо-бетонные причалы, что и будет сделано за неделю.

Аналогичные меры были предприняты и в портах Батуми и Очамчира. В считанные дни Потийская база подготовится и встретит надводные корабли и подлодки надежной и удобной стоянкой, за которой последует аккуратное снабжение, политико-массовое обеспечение и боевое обеспечение стоянки и плавания кораблей.

Военно-морскому коменданту порта и его помощнику капитан-лейтенантам В.И. Розенгольцу и М.И. Приземному было приказано с сегодняшнего дня установить строгий режим охраны порта по военному времени, пресечь свободный доступ всем в порт и хождение по нему. И порядок в этом был наведен немедленно. Подобная мера была проведена и в Батуми.

Еще далеко не закончился день, а мой заместитель Прохоров доложил о готовности Плана базирования кораблей флота в Потийской военно-морской базе (ПВМБ).

Я попросил начальника политотдела базы полкового комиссара И.С. Кученко, начальника тыла базы подполковника ГС. Емельянова, начальника артиллерии базы С.И. Маркина зайти ко мне ознакомиться с этим Планом, совместно обсудить его и определить меры по организации встречи кораблей, чтобы экипажи их чувствовали себя уютно, как в родней базе, следовало также уточнить организацию прикрытия кораблей от нападения с моря и воздуха, при стоянке в портах, обеспечения их всеми видами боевого и интендантского снабжения, а также культурно-массового обслуживания.

План базирования был одобрен с некоторыми уточнениями: необходимо усилить ПВО порта Очамчира двумя зенитными батареями; в Сухуми иметь зенитный артдивизион для прикрытия временной стоянки транспортов и кораблей; возбудить ходатайство перед высшим командованием о создании в Поти, как главном пункте базирования кораблей флота, нового формирования – базового района ПВО в составе зенитной артиллерии, истребительной авиации, подразделений аэростатов заграждения, прожекторных и задымления порта (по опыту Одессы); просить выделить для Поти радиолокационную станцию (РЛС) типа «Редут», для дальнего обнаружения самолетов противника.

Начальник артиллерии полковник Маркин подтвердил, что наличие береговых батарей обеспечат надежное отражение нападения вражеских кораблей артиллерией на наши порты и попытки противника высадить морской десант в районах портов.

Начальник тыла подполковник Емельянов доложил, что до окончания развертывания тыла флота его тыл обеспечит корабли флота всем необходимым; время покажет, что Григорий Степанович не бросает слов на ветер – он вообще усердно служил и позже будет выдвинут на пост одного из руководителей флотского тыла.

Начальник политотдела Кученко информировал, что для обслуживания матросов кораблей флота готовится базовый клуб, это рядом с портом, а для Дома офицеров имеется лучшее здание города. Несмотря на большие базовые заботы, видно было, что Иван Сидорович загорелся флотскими делами и ждет встречи с людьми флота с большим душевным подъемом.

Заглядывая вперед, скажу, что личный состав кораблей эскадры и подводных лодок после длительных изматывающих штормовых походов и боев при увольнении на берег встречал радушный прием в клубе и Доме офицеров, который обслуживал также и матросов. Кученко отменно наладил культурно-массовую и политическую работу с экипажами кораблей. Организовал лекции и доклады, с которыми выступали флотские и московские лекторы. Он также задействовал театр, ансамбль и художественную самодеятельность. Приезжавшие к нам начальник Главполитуправления ВМФ И.В. Рогов, член Военсовета флота Н.М. Кулаков и начальник политуправления флота П.Т. Бондаренко дали высокую оценку деятельности нашего политотдела.

А мы с Иваном Сидоровичем еще будем долго служить и вместе сражаться, когда я стану командовать передовой базой флота, а он будет начальником политотдела в звании полковника. С большим удовлетворением вспоминаю нашу с ним совместную службу и добрые наши взаимоотношения, переросшие в большую боевую дружбу, которые, не побоюсь этих эпитетов, могли бы стать эталоном во взаимоотношениях строевого, да еще с крутым и тяжелым характером, командира и политработника, о чем, кстати, и скажут нам приезжавшие с инспекцией московские и флотские политработники, что я высоко оценил, как лестную для меня похвалу моей деятельности, как единоначальника. Не подумайте, что между нами царил мир со взаимопрощением. Нет.

Как сейчас помню – Иван, довольно-таки не из ласковых воинов, приходил ко мне и, приказав моему порученцу никого не принимать, поплотнее поприкрыв двери моего кабинета, выговаривал мне по поводу какой-либо моей промашки или резкости, допущенной мной в горячности служебного рвения, и добавлял: лучше давай вместе порешим, чем кто-либо другой будет разбираться в наших делах. И все становилось на свои места. И когда Кученко (он потом мне расказывал) спрашивали работники политуправления флота: как это ты ухитряешься так ужиться и сработаться с таким сложным человеком, как Деревянко, от тебя ни одного донесения о недоразумениях? Он с достоинством, что сумел познать меня и влиять на меня, отвечал: надо уметь видеть принципиальность и усердие в работе человека.

Вот в этом был весь мой друг Иван Кученко, вскоре после войны безвременно ушедший из жизни. А бывало и такое, когда я ему выговаривал: как бы это так, товарищ начполитотдела, нам совместно поэнергичнее выправлять положение в дисциплине, усерднее помогать мне в укреплении порядка в базе, и мы еще дружнее брались за дело. Не было между нами размолвок по службе. Больше того, мы крепко сдружились и семьями, и с его обаятельной супругой Натальей Казимировной, большой общественной работницей. Ну, это все потом.

А вот сейчас Иван Сидорович удумал то, что мы, штабисты, упустили – послать группу работников штаба, политотдела и тыла в Очамчир, заботливо встретить прибывающие туда лодки. И мы тотчас это реализовали.

Закончив обсуждение Плана базирования и внеся в него дополнения, мы все направились на доклад к командиру базы, у которого находился и комиссар базы полковой комиссар В.И. Орлов. Совместно выработанный План был утвержден без поправок. Тогда же командир базы дал такую установку: до сформирования управлений ПВО и Охраны водного района (ОВР) управление кораблями и частями, осуществляющими прикрытие портов базы, то есть противолодочной, противоминной и противовоздушной обороной и корабельными дозорами базы осуществляет штаб базы непосредственно.

Только мы собрались уходить, вошел помначсвязи и подал командиру базы радиограмму наштафлота из Севастополя, прочитав которую, он воскликнул:

– Ну вот и начинается! К нам следует эскадра в составе линкора, крейсеров, эсминцев и бригады подводных лодок для базирования в наших портах. В свете этого приказываю перестроить всю деятельность базы в соответствии с нашим Планом. Главное сейчас – образцово встретить корабли и ввести их в гавани. За ввод линкора и крейсеров возлагаю персональную ответственность на начальника штаба базы, операцию по вводу линкора в Потийский порт лично возглавить вам, товарищ Деревянко.

Этой принципиальной установкой командир базы определил место и роль своего штаба в управлении корабельными делами и на будущее, что меня полностью устраивало. Любил я самостоятельность. Не терпел опеки и вмешательства, когда, получив приказ, приступал к его исполнению, считал допустимыми отныне только дельные советы ближайших своих помощников. А грешен – любил властность. Собственно говоря: почему грешен? Ведь властность – это атрибут администрирования, величайшая добродетель военного человека. Да и не только военного. Ленин, определяя качества руководителя, подчеркивал значение администраторских способностей его – без этого нечего и ожидать успехов. Даже на гражданской работе, и в политической, и в хозяйственной сфере, после коллективных обсуждений и принятия решений на каждого ложится персональная ответственность за выполнение их и своих функциональных обязанностей. И вот тут успех дела решают администраторские данные руководителя.

Администрировать – значит приказывать. Но всякое приказание должно подкрепляться большой личной организаторской работой отдающего приказание: всевозможными видами обеспечения и заботой о людях в быту, обучении и воспитании. Только при этом можно ожидать наилучшего выполнения приказания. Употребление кем-либо слова «администрирование» как ругательного показывает политическое невежество этого человека, незнакомого с трудами Ленина и о Ленине, его личной практикой в руководстве Советским государством. Ту уймищу устных и письменных распоряжений, отдававшихся за день Лениным твердым и решительным тоном и стилем, сочетаемыми с величайшим ленинским тактом, о которых так много написали его соратники, и которые можно встретить в его сочинениях, еще никто не мог превзойти, ни по количеству, ни по содержанию. О ленинском администрировании в управлении государственными делами мы постоянно помнили и стремились хоть в малейшей степени ему подражать, чтобы наши дела выглядели в наилучшем виде.

Администрирование проявляется через властность, в лучшем понимании и смысле этого слова. Проявлять власть, тебе предоставленную: не лениться, не почесываться, не плыть по течению, а употреблять власть в полной мере в интересах народа и его побед. И помнить умную присказку, пришедшую к нам из глубины веков: никогда, со времен сотворения мира, кроткие поддакивающие, покорные, уступчивые, неповоротливые, непредприимчивые, работающие по подсказке с оглядкой, без гражданского мужества – не приносили в дом своему народу успехов и побед.

Все мои герои, как в первой книге, так и во второй, поданные в широком плане, это люди очень сложные, с душой высокого полета, в непрестанном поиске, с бурным характером, с большими человеческими, духовными страстями, но высоконравственные в исполнении своего воинского долга, который они не декларировали пустозвонством напыщенных ортодоксальных речей, а страстно исполняли свой гражданский долг до конца и порой ценою жизни. И пусть их жизненный и боевой путь был не всегда ровным, со взлетами и спадами, как у людей с дерзким полетом мысли, имеющих на все происходящее собственные взгляды, без подгонки к флюгеру соседней крыши; пусть они были несколько угловатыми, резко прямолинейными, часто горячими, не признающими компромиссов, реверансов и изящной словесности; но зато они никогда не были бездуховными, безыдейными и спокойными к судьбам Родины и делу партии и народу, которым беззаветно служили, отдавая свои жизни не задумываясь, когда этого требовали обстоятельства. Их героизм, устремленность, дерзость и благородный риск в поступках и бою – и рядовых, и командиров – всегда вдохновляли меня в моей боевой деятельности.

Вот и сейчас, получив такое категорическое приказание не просто руководить, а лично возглавить, я подумал: по сравнению с тем, что совершают наши воины сейчас в Крыму, под Севастополем – на суше, в море и воздухе, – в обстановке непрерывных и мощных ударов превосходящего нас в силах противника, мы здесь просто обязаны выложиться полностью, идти на любой расчетный риск и выполнять даже сверхвозможное.

И все-таки я не мог не подумать: если бы кто-нибудь до войны предложил ввести линкор в Потийский порт, его посчитали бы не в своем уме. Все, даже славные наши мореходы, заявили бы: это невозможно, ибо порт строился для захода транспортов гораздо меньших размеров, чем линкор, в два-три раза.

И сейчас, несмотря на то, что я уже несколько дней вынашивал эту необходимость и даже возможность, когда дело дошло до реализации этой задумки под мою персональную ответственность, до моего сознания дошла в полном объеме сложность этого предприятия, за которое я так горячо ратовал и всем внушал реальность его исполнения. Все, в том числе и такой отчаянный мореход, как Л.А. Владимирский, знавшие, что такое Потийский порт, какой туда вход, и что до войны мы входили в него только миноносцами, продолжали до последнего часа думать и считать: неизвестно, чем все это закончится.

Но долой эмоции и мнения даже авторитетов! Линкор должен быть в Потийской гавани, другого не дано, не оставаться же ему бесконечно в море, рискуя попасть под удары подлодок и самолетов, надо больше решимости. Для этого я должен всего себя мобилизовать – все свои способности и волю: это надо сделать. И сделать успешно. Хотя и с остаточным риском. Ну так на войне всегда много риска. Только его надо свести к минимуму расчетами и умением. А остаточный, но расчетный риск всегда был и будет во всяком новом малоизвестном деле.

Так как приход эскадры ожидался утром 2 ноября, приказываю своему заместителю Прохорову оповестить об этом корабли дозора, летчиков самолетов, разведчиков и береговые батареи; с рассветом произвести тральщиками разведтраление мин на внешнем рейде, которые противник может поставить скрытно в темное время подлодкой; выставить катера малые охотники за подлодками (МО) в противолодочный дозор на подходе к рейду; повысить готовность зенитных батарей, а с подходом линкора к рейду перевести их в боевую готовность номер один и вызвать истребители для прикрытия линкора.

Звоню капитану порта Мушбе и назначаю у него встречу с капитанами всех буксиров и с лоцманами, за которыми я послал своего порученца старшину 1 – й статьи Кронштадтского на своей машине, чтобы скорее их доставить в управление порта, куда и сам направился.

Все в полном сборе и в состоянии напряжения и ожидания чего-то необычного. Кроме Мушбы, Гацерелии и Букин здесь командир военного буксира «Красный Октябрь» старший лейтенант В.И. Голиков, капитан буксира «Стахановец» К.Ф. Каранадзе, командир Охраны рейдов И.А. Олейник, лоцманы Н.С. Хибиков, Л.Г. Чхартишвили, В.К. Удовиченко, Ю.М. Гогитидзе. Я объявил, что с утра будем вводить в гавань линейный корабль. У некоторых вытянулись лица от удивления. Да и все были озадачены необычной задачей. Я вынужден был повторить сказанное и добавил: так надо, повелевает обстановка. Но тут меня выручил Мушба. Он встал и торжественно, как отрезал, заявил: мы с Букией обсудили и пришли к выводу, что этими буксирами, с этими капитанами, можем дать гарантию на благополучный исход операции, при двух условиях, что осадка корабля будет уменьшена до 8,5 метров и чтобы командир линкора ни в коем случае не пытался помогать нам своими машинами, мы берем на себя ответственность и пусть полагается на нас полностью. Трудно меня растрогать, а тут я был готов расцеловать моих милых грузинов за такую смелость, за такой душевный порыв помочь нам, военным морякам. Смею утверждать: браться за ввод такого огромного корабля, в такой порт, да впервые, да еще и давать гарантии, нужно обладать и высоким мастерством и незаурядной храбростью.

Я спросил Мушбу:

– Какие можно ожидать неприятности, против которых не могут быть даны гарантии?

– Касание подводной частью линкора о бровку портового канала, но тремя буксирами мы сдернем его, – ответил Мушба.

– Не забывайте, что в этом случае мы можем подать баржи, откачать мазут и воду, этим уменьшить осадку корабля, и это поможет стягиванию его с бровки; и еще одно – корабль может путем перекачки жидких грузов с борта на борт раскачиваться и этим помочь буксирам стянуть его с бровки; имейте все это в виду.

Я сообщил, что ответственность за ввод линкора в порт возложена на меня и я назначаю капитана порта Мушбу начальником отряда буксиров, он будет командовать маневрами всех буксиров. Мушба объявил, что линкор будем вводить кормой вперед, ведущим буксиром будет «Партизан», вторым тянущим – «Стахановец», а концевым с носа направляющим – «Красный Октябрь». Затем он провел подробный инструктаж и проигрыш на карте-плане порта. Тут все учились, и я в том числе, ведь я имел опыт буксировки корабля своим кораблем и только в море, а сейчас предстоит все намного сложнее. Конечно, Мушба и Букия сами впервые осваиваются с мыслью, как это они будут делать, это было видно по их спорам между собой на грузинском языке.

Я объявил, что буду находиться на головном буксире рядом с Мушбой и Букией, в связи с этим я попросил их подавать команды в машину и на руль и разговаривать между собой на русском языке, чтобы я оценивал, как и что делается; вмешиваться в их действия не буду, хватит на мостике одного начальника. Но я предупредил о своем положении – если что-то случится, то спрос будет не только с них, а в первую очередь с меня. Поднялся гвалт, все разом заговорили – и протестующим, и успокаивающим тоном: мы не допустим, чтобы что-либо произошло неприятное.

Далеко за полночь мы расходились отдохнуть и к рассвету изготовиться. Мы с Кронштадтским пошли в штаб пешком, надо, чтобы улеглись волнения. Встречные патрули, услышав от меня ночной пароль, следовали своим путем. Город спал под надежной охраной.

Зная из радиограммы, что эскадра подойдет к Поти к утру 2 ноября, я к рассвету уже был на наблюдательном мостике-вышке Охраны рейдов (рейдовый мостик ОХРа). Только взошло солнце, и на расстоянии 18 миль дальномером были обнаружены корабли эскадры. На фор-марсе (фок-мачта) – флаг командующего эскадрой. Я тотчас выслал буксиры на рейд. А сам на катере-охотнике вышел в море навстречу эскадре. Командиру МО приказываю швартоваться к борту линкора на ходу, так как большому кораблю не положено стопорить ход в море, чтобы не оказаться удобной мишенью для атаки вражеской подлодки.

Поднявшись по штормтрапу на борт линкора, я доложил командующему эскадрой контр-адмиралу Л.А. Владимирскому: готов тремя буксирами ввести линкор в гавань, для него подготовлен пассажирский причал.

Каково же было мое удивление, когда он ответил: я еще не принял решение, меня больше привлекает Батуми. Я с пониманием отнесся к намерению моего бывшего командира и наставника, он знал по себе сложные условия входа в Потийский порт. Будучи командиром эсминца «Петровский» – а я был его помощником, – он вводил и выводил из порта корабль, правда, в жестокий 10-балльный шторм. И все-таки это было на эсминце, да и тогда требовалось искусство, а сейчас – линкор! А если при вводе посадим на канале на мель линкор, да надолго? При угрозе-то нападения с моря и воздуха. Никого не погладят по головке, ни командира базы, ни меня, ни тем более его, как принявшего окончательное решение. В Батумский порт все же легче входить – нет длинного рейдового волнолома с подходным каналом, как в Поти, прямо с моря, с больших глубин подходишь к воротам порта, а дальше один поворот влево на 90 градусов к причалу. И его не зря туда тянуло. Но вот эта легкость входа, без защитного рейдового мола, ломающего волну при шторме, и таила большую угрозу. Корабль мог оказаться в ловушке. При западном ветре волна напрямую вкатывалась в порт, не защищенный волноломом, стремительно прижимала с ударом корабли к причалам, разрушались причалы, появлялись вмятины в бортах кораблей, затем волна, выходя из гавани, тянула за собой корабли, рвались швартовы, тросы, ломались палы на причалах, кнехты на кораблях (на них крепятся швартовы). Все повторялось с периодом до двух раз в минуту. Батумский тягун намного сильнее потийского и более разрушительный: если в Поти с ухищрениями можно отстояться, то в Батуми командиры, капитаны уже по опыту и лоции в начале шторма покидали гавань и выходили в море. Отштормившись несколько суток, возвращались. Но линкор, прихваченный внезапным штормом, не выведешь буксирами, и он разрушит причалы и повредит борта.

Я изложил Владимирскому свои соображения:

– Начинаются свирепые осенне-зимние шторма от запада, линкор может оказаться в ловушке, настоятельно рекомендую Поти.

– Подумаю, а сейчас проследую к Батуми, – было ответом.

Опять я пожалел, что отсутствовал начштаба эскадры В.А. Андреев – он остался в Севастополе во главе отряда кораблей артподдержки нашей морской пехоты, отбивавшей вражеские удары, – может, вдвоем мы склонили бы адмирала в пользу Поти, ведь все равно получится так, как предлагается сейчас.

На прощанье Лев Анатольевич в нескольких словах рассказал об обстановке под Севастополем. Войска противника 30 октября подошли к селу Николаевка, что стоит на побережье между Севастополем и Евпаторией, и рядом стоявшая там 54-я береговая батарея, под командованием старшего лейтенанта И.И. Заики, открыла огонь по врагу, обозначив этим начало обороны Севастополя. Флотские войска выдвинуты на передовой рубеж и прикрыли Севастополь, будучи поддержаны огнем береговой артиллерии и кораблей эскадры из отряда Андреева. Где находятся войска Приморской армии и ее командующий генерал Петров – неизвестно. Обороной Севастополя руководит Военный совет флота – Елисеев и Кулаков – и заместитель командующего флотом по обороне Главной базы контр-адмирал Жуков (имевший богатый опыт руководства успешной обороны Одессы), а непосредственно флотскими войсками командует комендант Береговой обороны Главной базы генерал-майор Моргунов. До ухода эскадры комфлот еще не возвратился с Кавказа. Противник начал бомбить Севастополь.

Позже мы узнаем, что авиация противника после ухода линкора обрушила массированный удар по месту стоянки линкора, где была оставлена маскировочная сеть, прикрывавшая корабль. В этом сказалась проницательность наштафлота Елисеева, он своевременно вывел линкор из-под удара.

Я ушел. А Владимирский повел эскадру в Батуми. Я тут же вслед направил туда все буксиры для ввода линкора в Батумский порт. Но эскадра встала на якорь на внешнем рейде Батуми. А для меня это пытка и постоянное беспокойство: не атакуют ли ее подлодки противника. И мне пришлось быстро организовать противолодочную оборону стоянки кораблей. Хорошо, что в Батуми грамотные старший морской начальник (старморнач) и его начштаба, из береговых артиллеристов, по моему приказанию они сноровисто выслали и умело расставили катера МО на подходах к рейду. И несмотря на это, сутки меня не покидали треволнения, пока эскадра не снялась и не вышла в направлении Поти. А я отозвал буксиры назад. На рассвете эскадра снова у нас. Тем временем подошли буксиры. И я, теперь уже с Мушбой, на мостике линкора. Владимирский заявил, что он согласен на ввод линкора в Потийский порт. Рядом – командир корабля. Я осведомился: какая осадка корабля? 8,8 метра. Очень хорошо. Оказывается, они экстренно уходили из Севастополя, не дозаправляясь. Я сообщил наше требование, чтобы командир не подрабатывал своими машинами во время буксировки, это только осложнит дело. Капитаны буксиров лучше справятся с безопасностью корабля.

Очень сложным был разворот корабля вокруг головы волнолома и выравнивание его на портовом канале, но это было настолько искусно сработано, что линкор точно оказался на оси канала. Безусловно этому способствовала тихая погода. Разворот корабля в Северной гавани порта прошел гладко.