Текст книги "Свастика в Антарктиде"

Открыв глаза, я с облегчением обнаружил, что сижу на этой самой свастике в середине той самой комнаты, вернувшись сквозь время и пространство назад в лабиринт. Вскочив на ноги, я подошел к дверям. Быстрым движением ладони по поверхности одной из створок я распахнул их и вернулся к товарищам.

Все продолжали спать, и я, окончательно растеряв тягу ко сну, решил узнать, что скрывается за следующей дверью. Открыв флягу с водой и осушив ее почти наполовину, я вошел в третье помещение. Оно представляло собой небольшой зал в виде сферы. Все тот же тусклый, но теперь голубоватый свет. На стенах никаких знаков либо рисунков. Двери за мной сомкнулись, и я двинулся к центру зала. Снова смешанное чувство страха и любопытства. Неожиданно свет погас, и я очутился в полной темноте. «Неужели ловушка?» – подумал я, замерев на месте и сжав автомат. Но еще мгновение, и я увидел, что нахожусь под звездным небом. Купол надо мной был усеян тысячами, а может быть, миллионами мерцающих звезд. Я смотрел как завороженный – до чего же было красивое зрелище.

«Эрик, – вдруг услышал я знакомый женский голос. – Я чувствую, что ты слышишь меня, ответь».

Голос звучал четко и чисто, будто говорящий находится прямо передо мной.

«Кто ты?» – мысленно спросил я, уверенный, что теперь знаю предназначение этого зала.

«Меня зовут Мария. Я знала твоего отца – он спас мне жизнь. Доверься мне, и я попробую помочь тебе».

«Ты медиум „Аненербе“?»

«Да».

«Хорст рядом?»

«Нет, я одна – посторонние мне мешают. Расскажи мне, где ты. Я чувствую, что это необычное место. Я знаю, что ты далеко, но ощущаю тебя совсем близко».

«Это действительно необычное место, Мария», – усмехнулся я и поднял голову к куполу.

«Я вижу его! Вокруг тебя все усеяно звездами!» – до этого ровный голос Марии стал взволнованным.

«Здесь, под землей, есть особый зал, купол которого усеян звездами. Я сейчас в нем. Думаю, что он усиливает возможности передачи мысли на расстоянии».

«Я вижу твоими глазами, Эрик!»

«Мария, у меня трое раненых. Запасы воды и пищи на исходе. Единственный выход из этого лабиринта – на вершине одной из гималайских гор. Если мы пойдем этим путем, дойдут не все, а я хочу, чтобы все выжили. Что скажешь на это?»

«Хорошо. Закрой глаза и постарайся ни о чем не думать, поддайся тому образу, который начнет возникать перед тобой. Ни о чем больше не спрашивай. Просто доверься мне».

А я и не собирался ни о чем спрашивать – я уже знал, о чем идет речь. Закрыв глаза и усевшись на пол, я расслабил тело. Через некоторое время я почувствовал тепло, будто припекает солнце. Темнота вокруг стала рассеиваться, и вокруг меня стали различаться пологие песчаные холмы. Еще мгновение, и я увидел перед собой неясную человеческую фигуру. Еще немного, и образ человека сформировался окончательно, превратившись в хрупкую молодую женщину, сидящую на песке, по-турецки скрестив ноги. Ландшафт пустыни вокруг меня тоже постепенно приобрел четкие очертания. Я взял в руку горсть песка и струей высыпал обратно, различая каждую песчинку. Голубые глаза Марии внимательно смотрели на меня из-под козырька выгоревшего форменного кепи. Больше вокруг не было никого, только дюны и солнце высоко в небе.

Я открыл глаза. Тот же песок, солнце и молодая женщина в форме Африканского корпуса вермахта, сидящая передо мной. Светлые волосы забраны в аккуратный длинный хвост.

– Здравствуй, Эрик. – Девушка улыбнулась одними губами, все еще внимательно рассматривая меня из-под козырька кепи. Похоже, ей самой не верилось в то, что нам удалось сделать.

– Здравствуй, Мария. – Я улыбнулся ей в ответ. – Что это за место?

– Мы в Тунисе, недалеко от лагеря наших войск. Это место довольно хорошо подходит для телепортации – очень легко сформировать его образ. Но образ не поможет, если у партнера нет к этому способностей. До этого у меня получилось такое только раз, с Зигрун. – Мария немного поколебалась и, отведя глаза в сторону, добавила: – Но об этом никто не знает.

– Надо спасти моих людей. Как их перетащить из пещер сюда?

Мария задумчиво склонила голову набок. Я встал и осмотрелся. Вокруг, насколько хватал глаз, простирались пески, и только в паре километров от нас, за дальней волной дюн я разглядел вышку с часовым. Видимо, там и находился лагерь вермахта.

– Хорст ждет тебя одного. Тебя и тот объект, который ты должен был найти.

Я усмехнулся:

– Я же немецкий офицер, Мария. Я должен вытащить их.

– Наркотики. У вас есть морфин? Попробуй накачать их морфином и по одному заводи в зал. Их воля будет подавлена, и благодаря этому и, по всей видимости, особым свойствам зала мы, возможно, сможем телепортировать их сюда.

– А если попробовать перенестись всем сразу?

– Создать одновременно один и тот же образ в голове каждого, тем более не подготовленного человека, невозможно.

– Хорошо, сделаем так, как ты сказала, но хватит ли у тебя сил?

Мария посмотрела куда-то вдаль, задумавшись:

– Тогда ты заменишь меня.

Телепортироваться обратно в зал у меня не получилось – сконцентрироваться не удавалось. То ли мешало большое количество звезд, которое я должен был в точности запомнить, а потом мысленно воспроизвести в голове, то ли усталость. Однако мне удалось переместиться в комнату с изображением свастики. При выходе из нее я столкнулся лицом к лицу с Грубером. На бледном лице его читалась тревога.

– Ты чего вскочил, Курт? Тебе надо больше спать.

– Вас долго не было. Я начал волноваться. Мне неизвестно, что за этими дверьми, а войти я не могу.

– Как видишь, пустая комната с обезьянами на стенах. Остальные спят?

– Да, кроме Хенке. Он пошел в сторону коридора. Подумал, что вы решили проверить прочность баррикады.

– Вот пусть и проверит. – Я задумчиво посмотрел на Грубера и спросил: – Насколько ты доверяешь мне, Курт?

– Лично вам – безоговорочно, гауптштурмфюрер. – Карл посмотрел мне прямо в глаза.

Вместе с ним мы подготовили шприцы с крупными дозами морфина и вкололи их Майеру и Тапперту. Первым затащили в Звездный зал рыжего Тапперта. Я с трудом усадил его в центре зала и мысленно послал сигнал Марии. Сначала я хотел остаться и посмотреть, что произойдет дальше, но передумал – побоялся, что мое присутствие помешает Марии.

Наверное, около получаса мы сидели с Грубером, привалившись к стене. Курт ни о чем не спрашивал. Он был терпелив и знал, что скоро все увидит своими глазами.

Наконец я услышал слабый, но отчетливый голос Марии:

– Он здесь.

Я заглянул в зал, который оказался пустым. Все получалось. Я чуть не подпрыгнул от радости.

Ту же самую процедуру мы проделали и с Майером. Когда пришла очередь Грубера, он сам себе вколол морфин и сел под звездным куполом.

Оставался еще Вернер Хенке, но он не заставил себя долго ждать. Появившись в зале, где еще недавно вповалку спали его товарищи, он удивленно уставился на меня.

– Ну, как там, Вернер?

– Все нормально. Порода так плотно завалила коридор, что шансов пробиться сквозь него никаких. А где все?

– Они уже в Африке, в расположении наших войск.

У Вернера поползли вверх брови, и я чуть не прыснул со смеху, до того забавное было зрелище.

– Вернер, – я на секунду замолк, правильно подбирая слова. – Ты, верно, обратил внимание, что происходящее вокруг нас несколько отличается от того, что мы могли видеть в обыденной жизни.

– Еще бы, – выдавил из себя Хенке и снова нервно завертел вокруг головой.

– Я нашел Портал, почти мгновенно перемещающий человека в пространстве, но для этого надо ввести морфин. – Я протянул ему шприц, а сам подумал: «Довольно неуклюжее получилось объяснение».

По выражению лица бедного Хенке я понял, что не ошибся. Видимо, в этот момент у него мелькнула мысль относительно моего душевного здоровья. Но шприц он все же взял и озадаченно уставился на него.

– Пойдем за мной, Вернер. – Я повел его в Звездный зал. – Сядь у стены и тихо наблюдай за мной. Что бы ни происходило – ни звука. Когда я исчезну, вколешь себе морфин, сядешь в центр зала и расслабишься.

Хенке молча подчинился, с интересом рассматривая мерцающие звезды на куполе зала.

Когда я снова оказался в песках Туниса, то мне пришлось броситься к Марии. Ее худенькое, как у подростка, тело безжизненно лежало на песке. Я сдернул с ее шеи тонкий белый шарф и, смочив его водой из фляги, аккуратно провел по лицу. Она приоткрыла глаза. Снова схватив фляжку, я дал ей сделать несколько глотков. Хорошо, что солнце уже почти коснулось линии горизонта и палило уже не так нещадно, как днем. Чуть приоткрытые глаза ее смотрели сквозь меня.

– Мария, как ты?

– Остался… еще один.

– Я сам доставлю его.

– Помолчи и дай мне еще воды.

Сделав еще глоток, она снова села на песке, поджав ноги. Длинные волосы растрепались и рассыпались по плечам. Девушка вновь начала входить в транс. Я осмотрелся вокруг. Майер и Грубер без движения лежали рядом. Тапперт сидел чуть поодаль, уронив голову на руки. Я пощупал пульс Курта. Он был ровным. Майер, не открывая глаз, перевернулся на спину. Судя по всему, с ними все было в порядке, и я стал наблюдать за Марией. Она сидела недвижно, глядя прямо перед собой. Сколько мы так просидели, я не знаю. Солнце почти скрылось за горизонтом, когда в надвигающихся сумерках я увидел, что воздух в нескольких шагах перед девушкой стал колебаться. Появилось что-то вроде марева, потом стала проступать согбенная фигура сидящего по-турецки человека. Еще мгновение, и я уже мог различить черты лица Хенке. Наконец он полностью материализовался во плоти и тут же завалился на бок. Я подбежал к нему и проверил пульс, после чего смочил запекшиеся губы водой. Мария же оставалась недвижима. Я вернулся к ней и, взяв ее почти невесомое тело на руки, двинулся через барханы по направлению к вышке.

Глава 5

Герман Хорст был несказанно рад моему возвращению, а когда я выложил на стол пластину с таинственными иероглифами, то его чуть удар не хватил. Он бережно взял Ключ дрожащими руками и минут двадцать, не отрываясь, смотрел на него округлившимися глазами. Выйдя наконец из ступора, он захотел, чтобы я тут же выложил все подробности экспедиции, но я потребовал десять часов сна и особого внимания к моим людям, которых в этот момент осматривали в лазарете. Заверив меня, что сделает необходимые распоряжения, Хорст тут же предложил мне передохнуть в его личной палатке. С удовольствием приняв душ и выпив бокал замечательного французского вина, я с чувством полного удовлетворения улегся на узкой, но застеленной свежим хрустящим бельем койке. После ночевок на холодных камнях я почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Растянуть это замечательное ощущение мне не удалось. Я почти мгновенно отключился и проспал без сновидений почти восемь часов.

Утром я проснулся бодрым и полным сил. Во время бритья я с удовольствием отметил, что, несмотря на события последних дней, мое лицо выглядит свежим и даже помолодевшим. Когда же я решил причесать волосы, то моя рука с расческой замерла – старый уродливый шрам на виске превратился в небольшую светлую полоску.

Приведя себя в порядок, я решил проведать свою команду, которую разместили в отдельной палатке, но с удивлением узнал, что еще ночью они вместе с другими ранеными были отправлены транспортным самолетом на остров Крит. Я отправился к Хорсту. Тот уж ждал меня в офицерской столовой за накрытым для завтрака столом. Рядом с ним сидела и Мария. На этот раз на ней был изящный приталенный жакет и юбка, выгодно подчеркивающая линию бедер. Волосы были аккуратно расчесаны и собраны в длинный тяжелый хвост. От вчерашней усталости не осталось и следа. Я с удовольствием присоединился к трапезе. Хорст, не дожидаясь моих расспросов, заговорил:

– Твои люди будут доставлены на нашу базу под Мюнхеном. Там им окажут более квалифицированную медицинскую помощь. Туда же я отправил и Хенке. С ним должны также побеседовать, сам понимаешь. Мы же втроем отправимся в Берлин. Я уже доложил Гиммлеру об успехе операции, и ему не терпится пожать тебе руку. – Хорст расплылся в довольной улыбке, видимо, в предвкушении не только рукопожатий, но и более весомых признаний своих заслуг. – Самолет будет готов через три часа. Кстати, я был бы очень признателен, если бы к моменту вылета ты подготовил подробный рапорт о ходе экспедиции.

– Рапорт будет готов во всех подробностях, насколько это будет возможно. – Я сделал глоток минеральной воды. – Но прошу учесть, что некоторые события, произошедшие с нами, не поддаются какому-либо логическому объяснению. То же самое касается и принципа действия некоторых технических устройств, с которыми нам пришлось столкнуться.

Мельком взглянув на Марию, я добавил:

– Например, необычного механизма, перенесшего нас из подземной ловушки на поверхность земли. Поэтому я смогу описать лишь обстоятельства их внешнего проявления.

– Ничего, главное, что Ключ теперь у нас. Мы заставим Атлантиду открыть все свои тайны.

– Кстати, у меня есть просьба, дядя Герман. – Я подумал, что теперь я могу по праву называть его так. – Не хотелось бы, чтобы участников экспедиции, в том числе и Вернера Хенке, изматывали бесконечными допросами, а потом сгноили в каком-нибудь концлагере из соображений секретности. Все они вели себя весьма достойно, и только благодаря их помощи я смог добыть и доставить Ключ. В рапорте я укажу, что все они достойны награды.

Сказав это, я дождался, когда Хорст оторвется от тарелки и повернет голову в мою сторону, после чего пристально посмотрел ему в бесцветные глаза.

– Да, конечно, мальчик мой… – Он запнулся.

– Дядя, они теперь имеют неоценимый и уникальный боевой опыт, который может нам пригодиться впоследствии. Об этом я также укажу в рапорте.

– Замечательная мысль, Эрик. Из них же можно будет создать постоянную команду специального назначения. – Лицо Хорста посветлело, и он снова принялся за бекон.

– Да, я совсем забыл. Может быть, кто-нибудь подскажет, какое сегодня число?

– Девятнадцатое ноября, Эрик. Вы отсутствовали двадцать пять суток. Англичане уже взяли Тобрук. – Хорст несколько озадаченно посмотрел на меня.

А ведь в подземелье мы оказались с недельным запасом провианта, и нам его хватило. Я скосил глаза на часы – они шли как ни в чем не бывало.

С Марией, которая за весь завтрак не проронила ни слова, я смог пообщаться только после выхода из палатки, где размещалась офицерская столовая.

– Вы сказали, что знали моего отца. Может быть, расскажете, при каких обстоятельствах вы познакомились?

Мария задумчиво посмотрела на меня.

– Мне это важно, Мария.

– В начале двадцатых годов, когда я уже перебралась из Загреба в Австрию и мои телепатические способности стали проявляться особенно ярко, я познакомилась с Карлом Хаусхофером. Он предложил вступить мне в немецкое общество «Врил», хотя мне нравится его старое название – «Ложа Света», где я смогла бы развить свои способности и найти им полезное применение, а также познакомиться с подобными мне людьми. При этом я не рисковала быть осмеянной или признанной душевнобольной. Более того, я находилась бы под защитой и покровительством общества, в рядах которого состояли весьма солидные люди – ученые, военные, крупные чиновники. Тогда для меня это было особенно важным. Друзей у меня не было. Одна, в чужой стране. Я согласилась и вот тогда-то и познакомилась с вашим отцом. Он отвечал за обеспечение безопасности особо важных членов общества. В 1933 году меня похитили агенты британской разведки. Ваш отец сумел вызволить меня, а сам погиб спустя несколько дней в результате обычной автокатастрофы.

– Да… он ехал к нам с мамой. У меня был день рождения. – Я почувствовал, как предательски дрогнул мой голос. – Вы думаете, автокатастрофа была случайной?

– В похищении участвовало пять человек. Все они в ходе операции, организованной вашим отцом, были ликвидированы.

Мы остановились у входа в ее палатку. Глаза Марии были печальны. В этот момент к нам подошел офицер СС со знаками различия гауптштурмфюрера и довольно бесцеремонно вклинился в ход нашего общения:

– Прошу меня извинить, но позвольте представиться – гауптштурмфюрер СС Баер, Вильгельм Баер. Меня направил штурмбаннфюрер Брандт для обеспечения вашей скорейшей и безопасной доставки в Берлин.

Я хотел рявкнуть ему в ответ что-то резкое, но невольно осекся – уж очень он мне напоминал кого-то. На вид – лет тридцать восемь, сложение плотное, лицо с крупными чертами лица и круглыми, неопределенного цвета, глазами. «Черт, – подумал я. – Да это же вылитый Хольц, только постарше и повыше. Брандт их на одной грядке выращивает, что ли?»

Баер, не дождавшись ответных слов, продолжил:

– Я просто хотел сообщить вам, что вылет перенесен на ночное время. У вас будет уйма времени на подготовку. Если появятся какие-либо вопросы, то я буду в палатке группенфюрера Хорста. – После этого, улыбнувшись одними уголками губ, Баер развернулся и зашагал в сторону штаба.

– Какой неприятный тип, – тихо произнесла Мария, – у меня от него сразу голова разболелась. Хотя, скорее всего, дают себя знать вчерашние эксперименты.

Она уже хотела скрыться в палатке, но остановилась. Мгновение помедлив, она обернулась и также тихо сказала:

– Я думаю, вы правильно поступили, Эрик, что решили не рассказывать обо всем. Боюсь, что если в «Аненербе» узнают об этом, они попытаются вскрыть нам черепа, чтобы посмотреть, как устроены наши мозги. Общество исследователей-романтиков превратилось в военно-научную машину СС. Главное теперь, чтобы ваши друзья-солдаты не проболтались.

Она быстро юркнула в палатку, и я остался один.

Когда вечером «Фокке-Вульф» поднялся в воздух, Марии на борту не было. Хорст объяснил мне это соображениями безопасности. Британия уже почти полностью господствовала в небе Северной Африки, и собирать на одном борту столько важных для проекта «Атлантида» людей было опасно. Теперь я сидел злой напротив Баера, в то время как Хорст запоем читал мой многостраничный рапорт.

Постепенно, под ровный гул двигателей, мои мысли вернулись к разговору с таинственным незнакомцем. Он говорил о Шумере и Малоке. Я начал вспоминать то, что читал в юношестве, и рассказы отца.

Древнегреческие географы упоминали о равнинной области между реками Тигром и Евфратом. Эту область они называли Месопотамией. Примерно в четвертом тысячелетии до нашей эры на юге Месопатамии возникли шумерские поселения, жители которых постепенно заняли всю ее территорию. В Двуречье они организовали богатые города-государства, ставшие оплотом науки и культуры. Откуда пришли шумеры, неизвестно. Они говорили на языке, родственные связи которого с другими языками так и не были установлены. В мифологии Шумера, если я правильно помнил, центральным божеством был Мардук, которого называли «владыкой богов», «судьей богов» и даже «отцом богов». Мифы рассказывали о победе Мардука над войском богини Тиамат, воплощающей мировой хаос. Мардук в сопровождении «четырех небесных ветров и семи бурь», созданных им для борьбы с одиннадцатью чудовищами Тиамат, вступил в бой. В разинутую пасть Тиамат он вогнал «злой ветер», и та не смогла закрыть ее. Мардук тут же прикончил Тиамат стрелой, расправился с ее свитой и отнял таблицы судеб, которые дали ему мировое господство. Далее Мардук начал творить мир. Он рассек тело Тиамат на две части – из нижней сделал землю, а из верхней – небо. Потом он определил владения других богов, а также пути небесных светил. По его плану боги создали человека и в благодарность построили ему «небесный Вавилон».

У древних финикийцев и семитов был суровый бог Молох, требовавший человеческих жертвоприношений. Карфагеняне почитали бога Малока.

О ком из них говорил Монах, или же все эти имена принадлежат одному и тому же существу? А может, речь о ком-то еще? При чем здесь древнеегипетский бог Сет? Кто является царицей Шумера и жрицей Малока? Почему такая мешанина и путаница?

«Нет никакой мешанины, – в итоге решил я, глядя в иллюминатор. – В основе мифов и легенд обо всех этих богах, пришедших с неба, мечущих молнии, создающих людей и воюющих между собой, лежат одни и те же реальные события, но рассказанные и пересказанные разными авторами».

Глава 6

Спустя сутки с того момента, как наша команда покинула Северную Африку, я и Хорст уже стояли навытяжку перед Гиммлером в штаб-квартире «Аненербе». Время от времени сквозь наглухо закрытые окна до нас доносились слабые отголоски взрывов – это советские бомбардировщики прорвались к центру Берлина, но Гиммлера это мало беспокоило. С блеском в глазах он поглаживал лежащую перед ним на бархатной подложке пластину, отливавшую тусклой желтизной. Нехотя оторвавшись от созерцания драгоценной находки, он подошел ко мне.

Рейхсфюрер долго изучающе смотрел на меня своими серо-голубыми глазами сквозь блестящие стекла пенсне. Лицо его было нездорово-бледным, кожа на шее дряблой и морщинистой. Гиммлер положил тонкую, почти девичью ладонь мне на плечо. В этот момент он, судя по выражению лица, чувствовал себя великим вождем древних ариев, оказывающим честь вассалу своим священным прикосновением. Меня же от его прикосновения внезапно охватило чувство сильнейшего омерзения. Казалось, на мгновение я заглянул в самые потаенные уголки души этого человека и не увидел там ничего, кроме липкого патологического страха смерти и неуемной болезненной жажды безграничной власти, которая позволила бы ему самому внушать страх и ужас любому живому существу. Рейхсфюрер будто почувствовал, что кто-то проник в его сокровенную тайну, и резко отдернул руку. Я же с трудом смог сохранить непроницаемое выражение лица. Гиммлер снова вернулся к пластине и бережно взял ее в руки.

– Вы, гауптштурмфюрер, получите Рыцарский крест. Однако проект еще не доведен до конца. – Рейхсфюрер положил пластину обратно на подложку и, заложив руки за спину, встал перед нами, широко расставив ноги. – Атлантида должна стать частью великого рейха, а возможно, и местом, откуда будет нанесен последний сокрушительный удар по его врагам. Хорст, организуйте немедленную расшифровку знаков на Ключе и его отправку в Антарктиду. Вы, гауптштурмфюрер, можете отдохнуть несколько дней, но готовьтесь – Германия сейчас особенно остро нуждается в таких солдатах, как вы. Ждите нового задания.

На следующий день, лишь стало светать, я отправился гулять по Берлину. Я прошелся по широкой и многолюдной Бель-Альянсштрассе. Затем прогулялся по тихим кварталам Темпельгофа. Несмотря на холодную и неуютную осеннюю погоду, я с удовольствием втягивал промозглый воздух любимого и все еще прекрасного города. После подземных лабиринтов Африки Берлин стал казаться мне уже не таким строгим и немного заносчивым, как раньше. Я радовался ему как старому товарищу.

К сожалению, магазин Вилли был закрыт, и я решил пойти поискать друга в наш любимый ресторанчик. Этим утром в нем почти не было посетителей, лишь небольшая компания офицеров вермахта, по всей видимости, отпускников. Они неспешно потягивали пиво за дальним столиком и вполголоса обсуждали планы на вечер. К сожалению, Вилли не было и здесь. Я решил выпить кофе и, выбрав столик у окна, сделал заказ. С удовольствием глотнув горячего ароматного напитка, я, так и не раскрыв газеты, с увлечением стал рассматривать берлинцев, мелькающих за окном. Вот прошла школьница лет двенадцати с упрямо торчащими из-под шапочки косичками и гордо поднятой головой, а за ней двое мальчишек, смешно толкаясь и перешептываясь между собой. Вот один из них оступился и чуть не упал с тротуара. Старик на другой стороне улицы в форме почтальона погрозил им пальцем и кивком указал на появившуюся из-за угла машину. Девчонка обернулась и сказала что-то, видимо, смешное. Один из мальчишек прыснул со смеху и тут же поплатился за это, получив от приятеля подзатыльник. Началась погоня и веселая возня. Я улыбнулся и снова сделал глоток кофе. В этот момент в ресторан вошел новый посетитель, а вернее, посетительница. Официант провел ее за столик недалеко от меня. Правила хорошего тона не позволяют пристально рассматривать даму, и я тут же отвел взгляд. Краем глаза я посмотрел на офицеров вермахта. Эти сорвиголовы, позабыв про приличия, смотрели во все глаза. Маленькая изящная девушка действительно была хороша. Пепельно-русые волосы, большие зеленые глаза с густыми ресницами, губы нежной припухлой формы. Она сидела прямо, темная юбка выразительно обтягивала идеальной формы бедра. Бросив на нее лишь короткий взгляд, я запомнил каждую черточку ее лица, каждый изгиб ее тела и теперь, снова уставившись в окно, видел перед собой лишь ее. Почувствовав неясный прилив жара, я повертел шеей в тугом воротнике. Раньше такого со мной еще не было. «Черт, может, это от кофе?» – подумал я и хотел посмотреть в чашку, но снова посмотрел на нее. Она же разговаривала с красным как рак официантом, делая заказ. Нет, она не была идеальной красавицей, но была настолько женственна, что я не мог оторвать от нее глаз. Каждый жест ее руки, движение ресниц притягивали меня как магнит. Глядя на нее, я подумал, что это самое прекрасное, что я увидел за неполные тридцать лет своего существования. За дальним столиком звякнула посуда. Я посмотрел в сторону компании офицеров. Молодой обер-лейтенант спешно застегивал воротник мундира, явно намереваясь познакомиться с прекрасной незнакомкой. Мой же мундир был в полном порядке, и, не мешкая, я вскочил из-за стола.

На ватных ногах я подошел к ее столику. Она подняла на меня свои большие глаза, и я тут же застыл столбом, не в силах произнести ни слова. Легкая улыбка тронула ее губы:

– Я слушаю вас, господин офицер. Вы хотели что-то сказать?

– Извините, я просто… решил опередить одного из этих бравых ребят, сидящих за моей спиной. – Не зная, что сказать, я решил говорить правду. Она молчала, но в глазах побежали веселые искорки. Приободрившись, я продолжил:

– Позвольте представиться – Эрик фон Рейн.

Она протянула мне руку:

– Магдалена Хартманн. Присаживайтесь, офицер.

Я прикоснулся губами к нежной коже ее руки. Тончайший аромат духов опьянил меня еще больше. Я присел за столик напротив девушки, не в силах оторвать от нее глаз. Другой мир перестал для меня существовать.

Официант, принесший ей чашку кофе, что-то спросил меня. Я что-то ответил, видимо невпопад, и она звонко рассмеялась. Мне стало вдруг так хорошо – вдвоем с красивой девушкой по имени Магдалена, которая смотрит только на меня, я сижу в полупустом берлинском ресторане. Тонкими пальцами она прикасается к чашке с кофе и медленно подносит ее к губам. Сделав глоток, она снова смотрит на меня. На ее щеках проступает легкий румянец. Как сквозь сон до меня доносятся ее слова:

– Господин фон Рейн, вы смущаете меня.

Я спохватываюсь и отвожу взгляд. Официант приносит мне кофе.

– Госпожа Хартманн, вы очень красивы. – Я помешиваю ложечкой в чашке, глядя в кофе. – Позвольте мне… выпить вместе с вами кофе. Уверяю вас, что если начну докучать, то избавлю вас от своего общества по первому вашему требованию.

Она снова улыбнулась:

– Кофе мы с вами уже пьем, что касается остального, то я приму это к сведению.

Через час я уже знал, что она родилась в Кельне, в семье школьных учителей. Мать умерла при родах, и они с отцом остались вдвоем. Магдалена тоже стала учителем. За несколько лет до войны умер брат отца, имевший на окраине Берлина цветочный магазин. По завещанию магазин достался ее отцу, и они переехали в Берлин.

– Странно, что мы не встретились раньше, Магдалена.

– Я два года прожила в Италии, у родственников матери. Преподавала там немецкий язык. Сейчас пришлось вернуться – отец совсем заскучал, стал часто болеть. Может, со временем уговорю его перебраться в Рим. – Она сделала очередной глоток кофе. Я тоже коснулся чашки, продолжая украдкой любоваться ею.

– Кстати, я раньше видела вас, Эрик.

– Не может быть. – Я искренне удивился.

– В книжном магазине Вилли Маттеса около месяца назад.

– Где же были мои глаза!

Она снова улыбнулась своей замечательной, немножко грустной улыбкой.

– Вы не могли видеть меня, я искала подарок отцу в дальнем конце зала.

– Вы знаете Вилли?

– Только как продавца. Мой отец часто покупает у него книги.

Чем дольше мы разговаривали, тем больше во мне росла решимость сделать все возможное и невозможное, чтобы эта девушка осталась со мной рядом навсегда. Мы проговорили до обеда, а после, когда ресторан был уже полон посетителей, я напросился проводить ее домой. Прощаясь, я несмело, боясь испугать, предложил ей встретиться следующим вечером. Она согласилась не раздумывая. Я был вне себя от счастья. Весь остаток дня и весь вечер я думал только о ней. Сотню раз, минута за минутой, я прокручивал в голове нашу встречу. Магдалена превратилась для меня в наваждение. Мое прекрасное наваждение.

Утром меня вызвали в штаб-квартиру «Аненербе». Хорст, помявшись, сказал, что специальному отделу по исследованию карстов под руководством все того же Брандта поручено предварительное изучение моего рапорта. Мне надлежит явиться для уточнения некоторых вопросов к сотруднику отдела, которому непосредственно поручена эта работа. Этим сотрудником был гауптштурмфюрер СС Вильгельм Баер. Единственной причиной, по которой у меня сразу же не испортилось настроение, было предстоящее свидание с Магдаленой.

Баер встретил меня с деланой приветливостью, но в глазах его я читал чуть ли не ненависть. «Интересно, – подумал я, – в чем дело?» Баер начал беседу, больше похожую на допрос, со смерти Хольца. Около часа он выяснял обстоятельства его гибели.

– И все-таки вы уверены, гауптштурмфюрер, что Хольц разбился из-за нераскрывшегося парашюта? Насколько внимательно вы осмотрели его тело и сам парашют? Возможно, имелись следы саботажа или диверсии.

– Господин Баер, я внимательно осмотрел и тело, и парашют. Пуля английского истребителя разорвала парашют, и он не раскрылся. Это единственная причина смерти Хольца.

– Но вы же не медик, гауптштурмфюрер. И еще. Вы уверены, что Хольцу не подсунули уже поврежденный парашют?

Я уже был готов сорваться, но решил, что не предоставлю Баеру такого удовольствия. Видимо, он этого только и ждет. Спокойным голосом я ответил:

– Конечно, господин Баер, я не патологоанатом, но я боевой офицер. Смерть я хорошо знаю, поверьте мне на слово. Что же касается парашюта, то я видел, как Хольц выпрыгивал из самолета. Парашютная сумка была в полном порядке.

У Баера заходили желваки, но он молча уткнулся в бумаги. Судя по всему его «боевой» путь проходил в тылу. Минут пять он переваривал мой выпад, а потом, оторвавшись от рапорта, начал донимать меня подробностями встречи с таинственным незнакомцем. Пришлось ткнуть его в текст рапорта, где было написано, что человек, которого я условно называю в рапорте «монахом», сказал мне лишь то, что я «избран богами» для доставки магической пластины людям, пославшим меня. Нападение вражеской, предположительно британской, диверсионной группы на членов экспедиции прервало разговор.