Текст книги "Бронеходчики. Гремя огнем…"

Вот только все это оказалось лишним. Не успел противник к ним приблизиться, как был атакован русскими летчиками. Вот уж у кого сегодня работы с избытком. Задача истребителей – за один-единственный день добиться превосходства в воздухе. И, судя по тому, что они встречают противника уже над его территорией, это им вполне удается. Молодцы, что тут еще сказать-то.

Покидать машину не стал. Никакого желания вновь окунаться в это пекло. Уж лучше находиться в прохладе. Хм. Или все же в холоде. И так будет, пока мокрая одежда и белье не высохнут. Нет, однозначно опять предстоит шмыгать носом. Если бы хоть ветерок был, то тогда и жара не так донимала бы, а тут… Одно слово – баня.

Убрал гидроцилиндры дополнительных опор и двинул машину к урезу, выдвинув перископ на максимальную высоту. Он бы и сразу так поступил, но все одно ведь нужно было обслужить «Гренадера».

Ага. Колонна движется, как он и предполагал. Еще немного – и передовой дозор обнаружит следы бронеходов, уходящие на склон гряды. На месте комполка лично Григорий отправил бы вслед за противником минимум роту, усиленную бронебойными средствами. А еще лучше две, отрядив их предварительно и отправив верхами по обеим сторонам ущелья.

Азаров повел перископом по урезу противоположной гряды. Во-о-от они, красавцы. Приметить удалось только троих. Остальные, скорее всего, держатся вне поля зрения, на обратном скате. Эти же наверняка наблюдают за колонной, ну и за склоном. Мало ли, вдруг за кустами укрываются эти клятые бронеходы. С дороги-то их при таком раскладе не приметить, а вот со спины – очень даже.

Интересно, их уже обнаружили? Ведь если Григорий видит противника, то и тот может. Сомнительно. Иначе уже подняли бы тревогу. Но ни ракеты, ни намека на семафор. Причина, очевидно, в том, что противоположная гряда будет пониже. Капитан поспешно сдал назад. Не приметили, вот пока и не надо.

– Ромашов! – позвал Григорий посредством громкоговорителей.

– Я, господин капитан, – послышался в ответ жестяной голос командира третьего отделения.

– Берешь одного бойца и прикрываешь нас слева, – указывая нужное направление стволом БРС, приказал Григорий.

– Господин капитан… – начал было обиженно сержант.

– Всё-о, Андрей. И учти, похоже, японцы пустили по обеим грядам прикрытие. Не удивлюсь, если усиленное бронебойными средствами. Так что не расслабляться.

– Есть.

Быстрая постановка задачи. Перестроение в цепь. Выход на позицию. И вновь под ударом голова колонны. И снова главное слово за гранатометами. Причем пока не рванула первая граната, в полет успели отправиться еще две. Если бы не высота, с которой они их метали, то гостинцы, пожалуй, и не долетели бы до своей цели. Уж больно далеко. Но все сложилось как надо.

И тут ударили сразу одиннадцать пулеметов, взбивая тенты грузовиков или выкашивая солдат в открытых кузовах. Одновременно басовито и хлестко заговорили БРС. Росчерки трассеров понеслись к автомобилям, целя по котлам. Каждый выведенный из строя автомобиль – это какая-то часть солдат, повисшая гирями на мобильности полка.

Поначалу крупнокалиберные пули по большей части шли мимо. Но когда колонна остановилась, кабины автомашин начали то и дело окутываться паром. С одной стороны, тот вроде бы застилал обзор. Но с другой – означал вывод из строя техники. Да и истаивали эти облака довольно скоро.

Григорий приметил минометчиков, спешно разворачивающих свое оружие. Что ж, не лишено смысла. Им вполне по силам забросить сюда гостинец. Впрочем, будь иначе, то и командиры не стали бы отдавать бесполезный приказ. А вот от большого числа гранатометов толку никакого. Им досюда не добить. Однако прыти у минометчиков поубавилось, стоило Григорию сосредоточить на них огонь пулемета.

Та же история с артиллеристами, по которым начали бить оба бойца третьего отделения, оставшиеся с взводом. Все в строго оговоренном порядке. У каждого есть свой сектор и зона ответственности. Не дать поднять головы. Не позволить организовать единую систему обороны. Задавить огнем. Посеять неразбериху и панику. Нанести максимально возможные потери. И пока все идет как по писаному.

Н-да. Обидно. У японцев так же имелись дымы. И они не преминули ими воспользоваться. Бронеходчики успели покуражиться неполную минуту, прежде чем колонну начало заволакивать дымом. Оно бы сейчас в атаку и раздавить самураев, как мурашей. Ситуация к этому располагает. Но… Секретность вновь повисла на ногах Азарова свинцовым грузом. Не имеет он права так рисковать. Стремительные, короткие, жалящие удары и быстрый отход. Только так и никак иначе.

– Уходим! – вновь выкрикнул он, используя акустическую систему и дублируя приказ поднятым над головой флажковым сигналом.

Рота японцев все же обнаружилась. Но поделать они ничего не смогли. Поначалу по ним прошелся шквал гранат, а когда разрывы прекратились, на позициях роты уже были бронеходы. Спаслись только те, кто бросился прочь по скату к своему полку. А так же получившие ранения. Разумеется, при условии вовремя оказанной медицинской помощи. Ну и, наконец, те, кто замер на месте, как мышка под веником, не привлекая к себе внимания.

Походя снеся вставшую перед ними роту, «Гренадеры» двинулись дальше и вскоре скрылись из виду за очередным увалом. Однако если кто-то подумал, что они окончательно ушли, то он сильно ошибался. Бой у прохода еще идет, и помощь обороняющимся японцам по-прежнему нужна. А значит, и бронеходчикам поворачивать к своим еще рано. С гранатами уже есть определенные проблемы, но зато пулеметы еще имеют по практически полному боекомплекту. Так что ничего еще не закончилось.

Глава 9
Чай с пирогами – это серьезно

Клим вышел из операционной палатки, устало сдернув с лица марлевую повязку. Ему пришлось простоять над столом четыре часа кряду. Причем не просто так, а спасая жизни раненых. Ну или оказывая квалифицированную помощь легкораненым. Впрочем, это подчас было равносильно спасению. Несмотря ни на какие курсы и занятия санитаров, среди поступающих раненых были лишь единицы, кому оказали первую помощь на должном уровне. А эдак и до беды недалеко.

Хлопнул себя по карманам и, задрав еще недавно белый, а сейчас изгвазданный в крови халат, достал портсигар и зажигалку. Затянулся ароматным, терпким дымом «Явы». И с наслаждением шумно выдохнул. Господи, как же ему этого не хватало.

Канонада не прекращалась уже несколько часов кряду. Разве что вроде как чуть отдалилась. А вот самолеты летают с завидным постоянством. Даже четыре дирижабля появились. Приближаясь к линии фронта, эти воздушные гиганты начали снижаться, явно намереваясь принять участие в мясорубке.

– «Киты» припожаловали. Держись, японец, если только не промажут, – затянувшись, произнес поручик-летчик со свежей повязкой на руке, покоящейся на перевязи.

Его летный комбинезон был безжалостно лишен рукава и представлял сейчас жалкое зрелище. Клим помнил этого офицера, потому как еще недавно сам же его и оперировал. Ранение в мягкие ткани предплечья. Пуля попала на излете, а потому застряла в мышцах. Повезло, что тут еще сказать.

Но рана есть рана, и времени возиться, бережно раздевая поручика, при наплыве раненых попросту не было. Поэтому без лишних раздумий срезали и бинты, наложенные прямо поверх одежды, и рукава комбинезона, гимнастерки и нательного белья. Вот тот и щеголяет пока в истерзанной форме.

– Можно подумать, по ним мало долбят из артиллерии, – усмехнулся пехотный поручик с ногой, взятой в лубок.

Нехорошая рана. Перебита берцовая кость. Нужно отправлять в тыл, в нормальный госпиталь, благо первую помощь ему тут уже оказали. А вот собирать его ногу попросту некогда. Оно, конечно, если вдруг не получится эвакуировать, то и полевые хирурги возьмутся за дело. Но с переправкой раненых сложностей не должно возникнуть. А вот то, что он тут, на открытом воздухе…

– Ерофеев, почему господин поручик не на койке в палатке? – окликнул Кондратьев старшего медбрата.

– Господин военврач, это я сам попросил пристроить меня здесь. В палатке невыносимо душно. Погода – просто жуть. Ни ветерка, – поспешил вступиться поручик за подчиненного Клима.

– Это не повод занимать носилки, которые в любой момент могут понадобиться, – безапелляционно заявил тот.

– Ну докурить-то хотя бы можно?

– Докурить можно, – сам, в свою очередь, делая затяжку, разрешил Кондратьев.

– Артиллерия – дело серьезное. Но что ты скажешь, если на твою позицию вывалят разом с пару сотен стокилограммовых бомб?

– Ну, низко им не опуститься, а с большой высоты поди еще попади, – усомнился пехотный поручик.

– Новые прицелы и низкая скорость дирижаблей вполне позволяют. Опускаются до пяти тысяч и бомбят. Тут все зависит от подготовки экипажа, но если накроют какую площадь… Поверьте, господа, точность тут уже не нужна.

В этот момент один из видимых вдали дирижаблей вдруг начал быстро подниматься вверх.

– Пошли бомбы, – авторитетно прокомментировал это событие летчик, явно намекая на быстрое облегчение аппарата.

И тут же следом земля вздрогнула, чувствительно толкнув в ноги. Затем донесся отдаленный нарастающий грохот. И все тут же оборвалось. В смысле сменилось обычным рокотом канонады, который уже стал привычным фоном.

– Н-да, господа. Двадцать тонн тротила, вываленные практически одномоментно, – это, я вам скажу, не шутки, – отбрасывая в сторону окурок папиросы, подытожил летчик.

– Вы бы поаккуратнее, господин поручик, – приблизившись к окурку и вдавив его каблуком в землю, осуждающе покачал головой Кондратьев. – Нам только пожара не хватало. Степь стоит сухая. Одна искра, и тут начнется филиал ада.

– Прошу прощения. Расслабился как-то вне аэродрома.

– Господин поручик, едут! – подавая знак двум санитарам уносить пехотного офицера, обратился к Кондратьеву старший медбрат.

– Вижу, – устало вздохнул Клим.

К госпиталю приближалась очередная колонна грузовиков с ранеными. По мнению молодого хирурга, их очень много. Однако видавший виды начальник полевого госпиталя, он же ведущий хирург, авторитетно заявлял, что поток раненых достаточно скромен. Доктору, оставившему за своими плечами Великую и Гражданскую войны, есть с чем сравнивать.

Кстати, в последней он был на стороне бунтовщиков. И даже сегодня являлся убежденным марксистом. Правда, при этом выступал против радикальных мер, придерживаясь теории бескровной смены власти и поэтапного движения к коммунистическому обществу, всеобщего равенства и братства. Клим полагал, что это правильно. Вперед, бегом и скачками можно дров наломать. Да таких, что потом потомки и за сотню лет не разгребут.

За первой папиросой последовала вторая. А там подошли грузовики, и откинулись задние борта. Из соседней операционной палатки выглянул начальник госпиталя. Приметил новую партию страдальцев и, присев на лавочку у входа, деловито достал папиросу.

В отличие от Клима, он действовал без суеты, излишнего рвения и самоотверженности. Вроде все делал медленно, но времени на одного раненого у него уходило в полтора-два раза меньше. И перекуры случались регулярно. Еще и чайком побаловать себя умудрялся. И между перевязками обязательно отвлекался: садился, закрывал глаза и расслаблялся. Вот так посидит в полудреме минуту, встанет, вымоет руки и снова за работу. Климу оставалось только с завистью взирать на опытного начальника. Вот молодец, вроде и жилы не рвет, и все же успевает сделать куда больше.

– Клим Сергеевич, халатик бы сменить. Вы ить хирург, а не мясник какой. Чего в кровище расхаживать? И самому срамотно, и раненых пугаете. А им и без того несладко, – недовольным тоном сделала замечание сестра милосердия.

Судя по возрасту, наверняка тоже отметилась в Великую войну. Однако никогда об этом не вспоминает. Или это Климу еще ни разу не удалось поговорить с ней по душам. Признаться, он ее где-то даже побаивался. Строгости ей не занимать.

За сегодняшний день его авторитет как хирурга в ее глазах все же приподнялся. Это было заметно по изменившемуся тону и некоему намеку на уважение. Похоже, в ее понимании этот молодой врач – все же не криворукий коновал.

– Спасибо, Вера Васильевна, – принимая чистую смену, поблагодарил Клим.

Женщина ободряюще улыбнулась, стянула с него изгвазданный халат и скрылась в палатке. Нет, определенно, она к нему благоволит. И если так дело пойдет и дальше, глядишь, еще и за лицо начальствующее примет. А то вроде как и уважительно, по имени-отчеству, и в то же время как с дитем малым.

– Алина?!

Клим как раз завязывал за спиной поясок свежего халата, когда приметил девушку на носилках. Уши – в высохшей и уже шелушащейся крови, на бледном лице – множественные мелкие порезы и бурые разводы, очень похоже, что так же от крови. Поперек живота – повязка из уже грязных бинтов прямо поверх комбинезона. Поле боя вносит свои коррективы. Тут уж не до правильной перевязки. Главное – остановить кровотечение и предотвратить попадание на рану грязи. С остальным и в госпитале разберутся.

Глаза закрыты. Время от времени кривится от боли. Но в сознании. Потому что, едва расслышав его голос, тут же распахнула длинные ресницы и повела взором. Облизнула сухие, бесцветные губы и едва слышно выдохнула:

– Клим…

Вот так и не поймешь, то ли от радости, то ли в удивлении. Н-да. А уж он-то как удивлен. Едва узнав о том, что Дробышева в Монголии, Кондратьев не на шутку разволновался. Но потом из беседы с одним бронеходчиком узнал, что у японцев нет бронебойных средств, способных причинить вред толстошкурым «Богатырям», и успокоился. Как видно, зря.

– Эти носилки сюда! – безапелляционно заявил он, указывая на свою операционную палатку.

Сам прошел первым и сразу же встал к умывальнику справа от входа. С медсестрами у него уже как-то все само собой устаканилось. Каждый был занят своим делом, как в хорошо отлаженном механизме. Пока он приводит себя в порядок для очередной операции, сестры милосердия готовят раненого, подготавливая операционное поле.

– Н-нет…

И откуда только силы взяла, чтобы поднять руки и запахнуть уже взрезанные комбинезон и шелковую комбинацию. В глазах – самая настоящая паника, смешанная с неподдельным стыдом. И природа его стала понятна сразу, едва Вера Васильевна скосила взгляд на все еще отвернувшегося Кондратьева.

– Ну-ну, милая. Не мешай нам. Клим Сергеевич – он не мужчина, а хирург. Хороший хирург. Уж поверь мне, – успокаивающе заговорила она, одаривая девушку своей сердечной улыбкой, которую дарила просто так лишь раненым.

– Н-нет, – вяло, но от этого не менее упрямо мотнула головой Алина. – Т-только не он.

– Полежи, красота. Я сейчас. – Медсестра отошла в сторону и, ухватив Кондратьева за локоть, буквально выволокла его на улицу. – Вы не будете ее оперировать. Мы перенесем ее к Антипу Сергеевичу, – непререкаемым тоном заявила она.

– И что это значит, Вера Васильевна? – вздернув бровь, поинтересовался Клим.

– Дела сердечные…

– Алина – мой друг, а не любовь всей жизни, – покачав головой, перебил женщину Клим. – Мы просто друзья детства.

– Все равно вы не можете оперировать близкого вам человека. Это общепринятое правило.

– Правило, но не запрет. Это во-первых. А во-вторых, ее буду оперировать только я и никто другой. А все ее возражения… Просто делайте свою работу и дайте ей хлороформ.

– Но-о…

– Все, я сказал. Мы теряем время.

– Я вынуждена буду доложить.

– Обязательно. Но сейчас вы выполните свои обязанности старшей операционной сестры. Марш в палатку! – с несвойственной ему строгостью и, чего уж там, решимостью припечатал Клим.

Пришлось вновь становиться к умывальнику, вооружаться мылом и щеткой. К моменту, когда он протер руки спиртом и встал перед операционным столом, воздев кисти вверх, Алина уже спала. Доктор подал знак, и медсестра наконец убрала тампон, прикрывавший рану. Отошел он не сразу, успел кое-где присохнуть. Но для спящей девушки эти манипуляции прошли безболезненно.

– Господи, да чем же это ее? – охнула одна из сестер, протирая кровь.

– Осколок, – авторитетно ответила другая, обрабатывая кожу раствором йода.

Рана и впрямь выглядела скверно. Края рваные, изнутри торчат нитки и даже куски ткани, вогнанные туда искореженным металлом. И главное, Климу не понравилось ее расположение. В душе шевельнулось сомнение в собственной правоте. Нет, он не боялся, что дрогнет рука или он проявит нерешительность. Вот уж в чем уверен как никогда, так это в себе. А вот что касается профессионализма… Тут были большие такие сомнения. Все же он начинающий хирург. Но и отступать некуда. Наверняка имеет место внутреннее кровотечение, и ждать, пока освободится более опытный начальник госпиталя, попросту нет времени.

– Скальпель, – решительно подступившись к Алине, твердым голосом потребовал Клим.

Операция длилась долго. Он колдовал над ней в течение двух часов, а остальные раненые безропотно ожидали своей очереди. Ну не мог он поступить иначе. Даже зная о том, что кто-то другой может умереть, так и не дождавшись, пока он освободится, он не отступился бы. Пусть кто-то его и осудит, но он считал себя правым.

– Заносите следующего, – сдернув с лица маску, произнес Клим.

Потом вышел наружу, закурил папиросу и, глубоко затянувшись, бросил взгляд в сторону носилок, на которых уносили девушку. Живую и, как очень надеялся Клим, способную в скором времени подняться на ноги, став абсолютно здоровой. Во всяком случае, он выложился полностью.

– Никто не сделал бы для нее того, что сделали вы, – подойдя к нему со спины, произнесла Вера Васильевна, уже привычно протягивая чистый халат.

Тот, что был на нем, он изгваздал еще хлеще, чем прежний за несколько операций. Рана оказалась и впрямь скверной. Пару раз открывалось кровотечение, причем такое мощное, что хирурга буквально обдавало кровавым фонтаном. Но, слава богу, все обошлось. Пока обошлось.

– Я старался.

– Это было заметно. Любой другой в полевых условиях не стал бы возиться с этим. Просто вычистил бы ее, лишив материнства, спасая только жизнь.

– Она обещала своей тетушке, что та возьмет на руки ее деток. Не мог же я так огорчить Анну Олеговну. Опять же, пить чай в их доме – одно удовольствие. Она печет такие пироги… Мм, закачаешься… А эдак мне попросту откажут в визитах. Нет, такого допускать никак нельзя.

– Н-да. Чай с пирогами – это серьезно. Но не настолько, чтобы уж так-то стараться со швом, а, Клим Сергеевич? Прямо строчка белошвейки, а не хирургический шов.

– Это не для нее, а для ее будущего супруга. Чтобы в решительный момент его оторопь не взяла.

– Постеснялись бы, – покачала головой Вера Васильевна.

– Ну, не я поднял эту тему.

– Не вы, – согласилась сестра, а потом неожиданно продолжила: – Хм. А ить она девица, Клим Сергеевич. Вертихвостки наши не удержались, глянули. Много чего про девушек-юнкеров болтают.

– К ней это не относится, – пожав плечами, просто сказал Клим, как о чем-то, само собой разумеющемся. А потом повернул лицо в сторону фронта: – Хм. Канонада вроде как потише стала.

– Слава богу, бой пошел на убыль. Вот только нам от того не легче, – снова вздохнула женщина.

– Уже иду, Вера Васильевна.

Добил папиросу длинной затяжкой. Вдавил окурок каблуком в сухую глинистую землю. И решительно направился к входу в палатку. Его страда закончится еще не скоро.

Глава 10
В борьбе со скукой

Мороженое – в меру холодное и мягкое, ей же – необыкновенно жарко и даже душно. Погода в Петрограде жаркими денечками не балует, и дожди здесь скорее за правило. Но случаются и вот такие периоды, когда уже неделю не выпадает ни капельки, а, напротив, печет солнце и на небе ни тучки. Право слово, небывальщина. А как следствие, и ночи не отличаются прохладой. Ну уж, во всяком случае, если ты резвишься на балу и пользуешься популярностью у кавалеров.

Так что ложечка стучала по блестящему металлу чашечки с завидным постоянством. А мороженое быстро исчезало в ротике разгоряченной молодой женщины. Впрочем, осознав, что эдак она скоро уничтожит лакомство и тут же окажется под давлением правил этикета, Катя поспешила сбавить обороты.

Согласно существующим правилам дамы не могут отказать кавалерам в танце без видимой на то причины. Это считалось неприличным. И уж тем более когда кавалеров гораздо больше, чем дам. Одной из уважительных причин, конечно, является усталость. И чтобы обозначить данный момент, дама должна чем-нибудь себя занять. К примеру, бокалом с напитком или вот порцией мороженого. Но и тут не злоупотреблять, ибо слишком долгое стояние в сторонке привлечет нежелательное внимание.

Ах, светское общество настолько сложное в своих хитросплетениях, что так, с ходу, в них и не разберешься! Но Катя уже чувствовала себя в этом омуте как рыба в воде. Она была словно создана для такой жизни.

Можно, разумеется, попросить у прислуги еще одну чашечку. Но, признаться, и чрезмерно злоупотреблять мороженым не хотелось. Она еще слишком молода, чтобы сверкать телесами. И без того после родов пришлось серьезно себя ограничивать, чтобы избавиться от лишних килограммов. А потому проще просто пореже работать ложечкой.

– Катенька, ты сегодня просто блистаешь, – игриво произнесла подошедшая к ней жгучая брюнетка с ярко выраженной южной внешностью.

Анна Тульева так же показывала всем своим видом, что в настоящий момент нуждается в отдыхе. В качестве знака она выбрала бокал с шампанским.

– Правда? Я как-то и не заметила.

– Брось кокетничать, дорогая. Это ведь читается как открытая книга. Твой всегдашний кавалер обхаживает Валерию Краско. А вокруг тебя вьется целая стая коршунов, готовых растерзать бедную лань. И это может означать лишь одно. Ваши отношения с князем изжили себя, и вы вновь в активном поиске.

– Ну, у нас ведь нет никаких обязательств. И вообще, я не вижу причин для превращения невинного флирта в нечто неприличное.

– Полностью разделяю твое мнение, – задорно подмигнула ей вечно жизнерадостная Анна. – Что Клим? Вести есть?

– Ты представляешь, мало было моему благоверному, что тетушка загнала его в эту тмутаракань, так он еще и добровольцем в армию записался. И главное, от меня тишком да молчком.

– И?

– Я написала ему гневное письмо и потребовала, чтобы он непременно увольнялся из армии и возвращался к своим делам. А лучше вообще домой. Правда, в Петрограде он если и появится, то в отпуск. Пока не передаст все дела по больнице новому доктору, тетка Аглая его с прииска не отпустит. Уж к чему, к чему, а к делам у нее отношение более чем серьезное, а хватка бульдожья.

– Ну, значит, скоро появится. Пусть и в отпуск.

– Не раньше, чем закончится эта война. Тетушка по моей просьбе использовала связи в военном ведомстве, чтобы его отставили от службы. Но тут уж сам Клим уперся. Знакомые тетушки только руками развели, потому как заставить его уйти они не могут.

– Кто бы мог подумать, что твой Клим может оказаться таким.

– Ой, и не говори. И представить себе не могла, что мой тихоня и рохля вдруг отправится на войну. А тут… Он с каждым годом становится все жестче и ершистей. И поездка в дикую Монголию это упрочила, – не без гордости поведала Катя.

– Быть за достойным и сильным мужем – завидная судьба, – высказала свое мнение Тульева.

– Еще более завидная, если твой супруг умен и талантлив. И Клим в первую очередь из таковых.

– Согласна, – поддержала ее Анна.

– Господи, и хватает же наглости! – вдруг ни с того ни с сего презрительно бросила Катя.

– Ты о чем, душечка? – удивившись резкой перемене настроения собеседницы, поинтересовалась Тульева.

– Да вон лейб-гвардии потаскуха припожаловала, – указывая кивком в нужном направлении, пояснила Кондратьева.

Анна глянула туда и с легкостью приметила невысокую и ладно скроенную девушку в кителе и юбке. Кстати, форма была пошита у знатной портнихи и невероятно шла девушке, подчеркивая ее фигуру и женственность. Как бы это странно ни звучало в отношении военного мундира.

– А-а-а, Машенька Якина. И снова под ручку со своим капитаном. Кстати, поговаривают, что именно он сорвал с нее цветок невинности на этой их вакханалии.

– Возможно. Но это не мешает ей скакать по койкам других мужчин, – пожав плечами, парировала Катя.

Слухов относительно девиц-юнкеров и впрямь ходило множество. Одна сплетня краше другой поражали подробностями. Причем нередко случалось и такое, что они звучали совершенно противоречиво. Однако это никого не смущало. Наоборот, все диву давались, насколько же ловкими и прожженными были эти лейб-гвардии потаскухи.

Вообще-то, нормальное явление. Никто не станет защищать скомпрометировавших себя девиц. А в Павловском училище таковыми являлись все. И никто им в этом не виноват. Юнкер? Априори падшая женщина.

Иное дело представительница света. Здесь существовал целый свод правил, традиций и нравов, которые защищали репутацию крепче всякой брони. Вот посмей Катя пренебрежительно отозваться о своем муже, и Анна первой высказала бы ей свое «фи». Ты можешь думать о супруге все что угодно. Вы можете не просто спать раздельно, но пребывать в разных концах планеты и ненавидеть друг друга. Но никто не смеет выставлять свое грязное белье на всеобщее обозрение. Этого свет никогда не простит. Только уважительное отношение и никак иначе.

– Кстати, Катенька, обрати внимание на того подполковника в казачьей черкеске.

– Кто такой? Признаться, я его раньше не встречала, – изогнула бровь Кондратьева.

Лет тридцати. Высок, строен, гибок и ловок, что буквально сквозит во всем его облике. Над верхней губой – щетка усов. В правильном лице угадываются азиатские черты. От него исходила какая-то дикая и неудержимая аура человека, не способного просить, – только брать. И этот самоуверенный офицер взирал на нее едва ли не пожирающим взглядом.

– И неудивительно, – вновь пригубив шампанское, подтвердила Анна. – Как и подобает истинному воину, он все время пропадал на каких-нибудь войнах. К примеру, пару недель назад вернулся из Китая, где командовал добровольческим кавалерийским полком.

– На казака как-то не похож.

– Так он и не казак по рождению. Шахмурад, сын бухарского эмира. Не наследный, но все же. А у них традиция отдавать сыновей на обучение в наш кадетский корпус, а дальше – в военное училище. Затем их приписывают к казачьему войску. Делать дома ему особо нечего, вот и остался на службе в русской армии. Четыре года уже воюет в Китае. В Петрограде бывает наездами. Батюшка выделил ему доходный дом на Каменноостровском проспекте. У него там всем занимается управляющий. Трат у подполковника, считай, никаких, так что он едва ли не миллионером заделался.

– Ну, доходные дома в Петрограде всегда почитались выше золотого прииска, – достаточно равнодушно ответила Катя.

Деньги на нее не могли произвести впечатления. Слава богу, не бедствует, а в перспективе так и вовсе супруга единственного наследника многомиллионного состояния. Плюс минимум миллион – годового дохода. А вот лихорадочный блеск в глазах этого, без сомнения, горячего мужчины привлек не на шутку.

– И отчего я должна обратить на него внимание? – с показным безразличием проговорила Катя.

– Мне тут сорока на хвосте принесла… Едва заметив тебя, он сразу начал наводить справки относительно твоей персоны. Кто ты, что, а главное, с кем. И что-то мне подсказывает, что в самое ближайшее время он ринется в атаку.

– Ну что ж. Давай проверим, насколько ты права, – отставляя пустую чашечку из-под мороженого на поднос проходившего мимо слуги, отозвалась Кондратьева.

Как только она подала эдакий своеобразный сигнал, что вновь готова составить какому-нибудь кавалеру пару в танце, как казачий подполковник поспешно направился в ее сторону. Катя мысленно усмехнулась. Намечающаяся интрижка выглядела многообещающе. Потому что к ней приближался не просто мужчина, но хищник.

От одной только мысли о том, что она может оказаться в его объятиях, по телу непроизвольно пробежала волна возбуждения. Едва осознав это, женщина посмотрела прямо в глаза приближающемуся подполковнику, одаривая его ободряющей улыбкой. И не без удовольствия отмечая для себя, что тот не нуждается в подобном. Ему достаточно знать, что она свободна. Настоящий мужчина! Именно то, что нужно в неравной борьбе с начавшей ее обуревать скукой.