Текст книги "Пилигрим. Кентарх"

Глава 4
Благодарность

– Ну что там? – нетерпеливо поинтересовался Щербаков.

Он задавал этот вопрос уже в десятый раз в течение пяти минут. Такого нетерпения у профессора участники проекта не припоминали. Даже когда они раз за разом теряли подопытных, он вел себя куда спокойней. Наблюдая за тем, как выносят очередное тело в полимерном мешке, он философски замечал, что отрицательный результат – это тоже результат и он ляжет кирпичиком в здание познания. Но сейчас, похоже, дела совсем швах, коль скоро он дергается сам и дергает других.

– Макар Ефимович, успокойтесь, – приблизившись к нему, тихо произнес Кравцов.

– Как я могу успокоиться? Ведь если мы не получим результат сейчас, нас попросту законсервируют, а материалы отправят в архив. Вас назначат курировать какой-нибудь другой проект или направят куда-нибудь хватать и не пущать. А что делать мне? Это дело всей моей жизни. И что самое паршивое, ваша контора не позволит мне покинуть страну и найти финансирование за границей.

– Нужно быть патриотом своей Родины, Макар Ефимович.

– Ай, бросьте. Я ученый. Моя Родина – это наука. И если мне не дают работать здесь, то я отправлюсь туда, где это будет востребовано. Как вы не понимаете, возможность переноса сознания в параллельные миры – это только первый, маленький шажок к открытию куда более значимому. Я даже не могу описать всю его важность. И все упирается в какие-то жалкие деньги.

– Ну-ну, не скромничайте. На проект тратятся не такие уж и малые суммы. Да еще и на фоне кризиса. Макар Ефимович, – прихватил Кравцов дернувшегося было профессора, – прошло только пять минут. Не мешайте операторам. У вас уже были удачные забросы. Все получится.

– Как вы не понимаете. Это здесь прошло пять минут. Там миновало уже более трех суток. Мы никогда еще не забрасывали пилигрима так далеко.

– И зачем же тогда пошли на этот шаг?

– В этом случае объем информации будет существенно больше. А как следствие, и количество материала, с которым можно будет работать.

– Есть! Он сделал это! – подскочил один из операторов.

При этом он указывал на свой монитор, по которому побежал сплошной поток цифр с закодированной информацией. Сервер уже начал обработку данных. Профессор поспешно опустился в свое рабочее кресло и открыл одну из вкладок. Пошел видео– и аудиоряд.

Не в силах просматривать все в режиме реального времени, он начал периодически передвигать ползунок. С каждой секундой мрачное выражение на его лице сменялось ликованием. Его подопечный все же сделал это. Не факт, что его получится вернуть обратно. Но он выжил. Жаль только, нельзя прочесть его мысли. К сожалению, им это недоступно. Пока. Но они работают в этом направлении. И чем дольше продержится в том мире их пилигрим, тем больше у них будет времени и материала для достижения этой цели. Как может появиться и возможность обратной связи.

На экране пока мелькали кадры из жизни реципиента. Множество бытовых сцен. Учитывая зачастую незначительные отличия в исторических процессах, бесценный материал для историков. С российской историей вообще все очень плохо. Своих источников практически нет, нередко изыскания ведутся на основе материалов иноземных путешественников. А тут возможность обратиться к первоисточнику. Впрочем, материалы эти еще долго будут оставаться засекреченными.

А вот и момент гибели реципиента. Несладко приходится Романову. Того и гляди помрет. Стоп. Он уже не умер. И прожил там трое суток. Пока прожил. Рука в нетерпении вновь повела ползунок. Фу-у-ух. Все нормально. За каким-то чертом связался с воином, по виду скандинавом, получается, варягом. Но это мелочи. Главное, что пилигрим здоров и полон сил.

– Ну, что скажете? – поинтересовался Кравцов.

– Результат уже есть. И вы его видите. Но нужно еще немного понаблюдать. Дать ему побольше времени, чтобы он мог закрепиться. Его ставка на этого варяга выглядит вполне оправданной. Но, признаться, меня больше устроит, если он осядет в каком-нибудь городе и станет ремесленником.

– Согласен. Тогда у него будет больше шансов выжить, – произнес майор.

– А у нас материалов для работы. Честно говоря, у меня никакой уверенности относительно того, что нам удастся вернуть его обратно.

– А как же восемьдесят семь процентов? Вы же были уверены.

– Вот они, эти проценты, – указывая на монитор, произнес профессор. – Пилигрим на месте, и информация от него пошла. А вот каково будет с возвращением… – Щербаков неопределенно покачал головой. – Лучше бы ему все же не рисковать.

– Будем надеяться, что он окажется достаточно благоразумным, а этот викинг откинет коньки.

– Варяг, – поправил Кравцова профессор.

– Да без разницы. Уж больно он психованный. Того и гляди пришибет, фамилии не спросив. Я бы на месте Романова прирезал его, взял минимум и деру в город пред светлы очи князя просить заступничества от кочевников. Ладно. Повлиять на это мы не можем. Нужно докладывать.

– У нас ведь еще сутки.

– Чем раньше доложим, тем быстрее деньги упадут на счет. А там уже, даже если Романова прибьют и он не сможет вернуться, год у нас будет в любом случае.

– Резонно. Аркадий, первичные материалы на внешний носитель.

– Данные реципиента тоже?

– Непременно. Они сами по себе уже ценность. По сути, мы получили четырнадцатилетний отрезок, с которым возможно подступаться к ЕИПЗ.

– Понял. Уже делаю, – ответил оператор.

Хлоп!

Болт вошел в цель по самое оперение с коротким шелестом и глухим стуком. Пришлось помудрить, изготавливая мишень. Первый-то болт улетел в полную неизвестность, пронзив плотную охапку камыша в два обхвата. Сплел корзину. Набил ее песком и выставил за камышом. Теперь снаряд застревает в преграде, оставаясь целым и невредимым.

Оно, конечно, арбалет варяга. И если он очнется, то наверняка учинит спрос. Памятуя это, Михаил не торопился хвататься за его оружие. Он ведь не бодаться с ним собирался, а подружиться. Однако время шло. Воину становилось только хуже. Усилился жар. Начался бред.

Случись кто недобрый, так и постоять за них будет некому. Вот и наплевал парень на все условности, взявшись за арбалет. К иному оружию тянуться не стоит. Толку ноль. Разве только топор. Батя чему-то там учил. Как и орудовать рогатиной. Но это только если со стены или против такого же увальня. Случись кто посерьезней, и можно прощаться с жизнью.

Арбалет же – это гарантированный, точный, а главное, убойный выстрел. Пусть и один. Но ситуация ведь бывает разной. Порой и единственный болт может спасти жизнь.

Оружие оказалось до безобразия неудобным. Как из него вести прицельную стрельбу, совершенно непонятно. Если только в упор. Метров эдак с двух. Впрочем, если местные с этим как-то управляются, сумеет и он. Остается только взвести тетиву. Зван был крепким и сильным подростком, но со взрослым мужчиной ему все же не тягаться.

Пришлось немного помудрить, придумывая приспособление для натяжения. В результате у него получилось нечто вроде стационарного станка с рычагом. На вид неказисто, но работало. И, по мнению Михаила, на скорострельности это не сказалось. Главное, не отходить в сторону.

И вот теперь он пристреливал оружие. И надо сказать, не мог нарадоваться результатам. Вопреки его ожиданиям, арбалет клал болты довольно кучно. Во всяком случае, с гладкоствольным ружьем в точности поспорил бы однозначно. А уж при талантах Михаила так и подавно.

Тут всего-то с умом использовать память. Угол возвышения, точка прицеливания и траектория запоминались им, словно записывались на жесткий диск компьютера. А еще тело. Как оказалось, он мог впадать в особое состояние и управлять им будто со стороны. При этом заметно улучшалась координация движений и в значительной мере усиливалась мышечная память.

К примеру, довольно громкий хлопок тетивы не заставлял его вздрагивать. Он не дергал спусковой рычаг, а выжимал плавно до самого конца. Арбалет не клевал и вообще не дергался, продолжая выдерживать линию прицеливания. Единственное, присутствовал легкий тремор. Но от этого можно избавиться банальной тренировкой соответствующих мышц.

Однозначно все его наработки соответствовали именно этому арбалету. Но какое это имеет значение? Важно, что он был уверен в том, что со ста метров попадет в голову врага. Правда, при условии, что тот будет неподвижным. По движущейся цели нужно приноравливаться по новой. Хотя кое-какое представление он все же уже имел.

– Кто тебе позволил трогать оружие, холоп, – послышалось за спиной Михаила.

Голос слабый, но при этом тон не предвещает ничего хорошего. Да чего уж там, грозно звучит. Эдак многообещающе. От неожиданности Романов вздрогнул. Но не стал лишний раз дергаться или вжимать голову в плечи. Он прекрасно сознавал – сколько бы в варяге сейчас ни было злости, поделать с ним он ничего не сможет.

– Не тебе меня холопить, воин, – обернувшись к варягу, твердо произнес он.

Тот смотрел на него таким взглядом, словно хотел испепелить. Еще и слабая рука эдак шарит рядом в поисках какого-нибудь оружия. Хм. Или палки, на худой конец. Чтобы проучить нахала.

– Меня зовут Михаил. Я вольный, наша слобода стояла в шести поприщах отсюда. Четыре дня тому назад на нас напали половцы. Сначала я дрался на стенах. Убил одного степняка. А когда они ворвались за стены и начали всех избивать…

– Ты убежал, – презрительно ухмыльнувшись в русую бороду, произнес варяг.

– Убежал, – не стал отрицать Михаил. – Переночевал на дереве, а потом нашел тебя, – взводя тетиву и накладывая болт, продолжил он. – Уже за полдень нашел тебя вот у этой самой липы. Увидел, что ты ранен. Хотел тебе помочь, но ты набросился на меня, а потом обеспамятел. Уже три дня, как я лечу тебя. И хвала Господу, у меня, кажется, получается.

Михаил многозначительно посмотрел на воина, мол, у меня все. Теперь неплохо бы услышать и твой рассказ. Но тот в ответ вновь ухмыльнулся. Правда, на этот раз без презрения. И добавил:

– Не твое дело.

– Как скажешь.

Михаил отложил арбалет и направился к раненому. Откинул с его ноги укрывающую ее подгоревшую шкуру. На следующий день он вновь вернулся на пожарище. Решил пополнить провизию так, чтобы больше туда не возвращаться. Ну и собрал то, что хоть как-то еще можно было использовать.

Подогнул раненую ногу, отчего верхняя губа воина чуть дернулась. Больно, конечно. А то как же. Но виду старается не подавать. Размотал бинт. Осмотрел рану. Ожог уже затянулся розовой кожицей. Края раны приняли вполне пристойный вид. Лиловый цвет с опухшего бедра сошел. Неприятного запаха как не бывало.

Варяг взирал на представшую картину с вселенским равнодушием. Но где-то в глубине его глаз Михаил все же рассмотрел удивление. А то. Он наверняка должен был видеть, в каком состоянии была его нога. И тут вдруг такие изменения. Да что там, Романов и сам в шоке. И ведь на тампонах нет гноя. Только сукровица.

– Ты лекарь?

– Нет. Просто лекарка одна как-то рассказывала, как можно лечить раны. А я запомнил. И похоже, у меня получилось.

– Ты ворожил?

– Нет.

– Такая рана не может так быстро заживать.

– Как видишь, может. Терпи. Сейчас будет больно.

– Расскажи мне про боль, с-сопляк.

Михаил вооружился уже привычным инструментом. За прошедшее время он успел соорудить эдакий шприц. Камышина, внутри поршень из ветки с манжетой из куска кожи. Работало вполне исправно. Как всегда, ввел мед в рану. После чего наложил тампоны и вновь забинтовал.

– А за то, что взял в руки твое оружие, извини. Просто ты в беспамятстве. Из меня защитник никакой. Что случилось с тобой, не ведаю. Вдруг твои недруги где рядом? Так и до меня добраться могут. Дом сожгли половцы. Вот и взял арбалет. Чтобы оборониться.

– Кто пользоваться научил?

– Да дело-то нехитрое.

– Нехитрое, говоришь. Ну-ну. Подай мне его.

Михаил спорить не стал. Потянулся и передал оружие владельцу. Только как бы невзначай вытолкнул пальцем из-под зажима болт. Ну, мало ли что взбредет в голову этому витязю на распутье. Вдруг он сейчас решает, как ему стоит поступить. Тот все понял верно и вновь ухмыльнулся. Но что примечательно, опять без злобы.

– Я, Барди Ульссон, вручаю тебе это оружие, чтобы ты мог защищать наши жизни.

– Ага. Ну, если так, то… – Михаил потянулся и вручил Барди топор. – Мне же нужно как-то заготавливать дрова, – ответил он на немой вопрос воина.

– Н-ну т-ты и наглец. Будь по-твоему. Позволяю пользоваться и топором. А теперь помоги мне справить нужду. Я понимаю, что до этого ты управлялся с этим и сам. Но я уже пришел в себя.

– Как скажешь.

После туалета Михаил накормил его бульоном и отварной рыбой. На требование чего-нибудь посущественней он заверил, что на ужин будет мясо. Да, мясо было. Правда, переваренное до такого состояния, что варяг с недовольным видом ел скорее мясную похлебку. Причем в основном это был все тот же бульон.

Они пробыли на этой поляне еще две недели. Жизни Барди Ульссона уже ничего не угрожало. И он вполне мог выдержать путешествие по реке до Переяславля. Но варяг все же предпочел немного набраться сил. И Михаил был с ним в этом полностью солидарен. Вот не хотелось ему попадать в приключения в компании с едва живым воином.

Наконец тот более-менее окреп и смог даже провести тренировку с оружием. Удовлетворившись результатом, он сообщил, что поутру они выдвигаются в путь. Сборы, как говорится, были недолгими.

Вроде и недалеко, и двигались вниз по течению, но к Славутичу[7]7
  Славутич – так в те времена называлась река Днепр.


[Закрыть] они вышли только к полудню. Уж больно извилистое русло. Пообедали прямо в лодке, после чего поплыли уже по большой реке. Реально большой. Ничего подобного Михаилу в своей жизни видеть не доводилось. Разве только водохранилища. Но это не то. Здесь же первозданная великая и могучая сила, внушающая трепет и уважение.

Течение вроде и не быстрое, и Михаил держался ближе к берегу, но оно все же сказывалось. Да и транспорт у них ни легкостью, ни скоростью не отличается. Так что до Переяславля они добирались добрых четыре дня.

А тут еще всякий раз, когда на реке появлялись струги, ладьи или лодки, они прятались в прибрежных ивах или камышах. Бог весть, от кого скрывался Ульссон. Но в этом плане Михаил предпочитал довериться ему. Все же они сейчас повязаны. Возьмут варяга, аукнется и его спутнику. Поди докажи, что ты с ним не заодно. Тем более что Романов так до сих пор и не знал, что же приключилось с воином и как он вообще оказался на той поляне.

Переяславль. Стольный град княжества – ну чисто как музей под открытым небом – Михаила впечатлил. Да что там, взгляда не отвести. Эдакий памятник деревянного зодчества. На валу бревенчатые крепостные стены с башнями да прохаживающимися часовыми.

От берега к городским воротам поднимается накатанная дорога. По обеим сторонам ее раскинулись усадьбы посада. Вплотную к стенам строить их не позволяют, потому как, если подступится враг, полыхать жилищам ремесленников жарким пламенем. Чтобы, значит, не послужить укрытием для нападающих. От центральной улицы разбегаются переулки к двум другим улицам, которые как лучи так же сходятся к надвратной башне.

В посаде многолюдно даже по меркам Михаила. И шум стоит изрядный. Прямо на берегу или у мелких мостков продают свой улов рыбаки. Хотя рынка тут нет. Он за стенами города. Тут только рыбой и разживешься.

У причалов посолиднее стоят ладьи. С полтора десятка, никак не меньше. Да ладные такие красавцы. Признаться, в представлении Романова это должна была быть просто большая лодка. На деле же они выглядели реальными кораблями. Метров тридцать в длину, не меньше, пяти в ширину. Борт метра на полтора возвышается над водой. Вдоль прикреплены щиты. Впечатляет, одним словом.

– Йо-хо-хо! Барди… – закричал с одной из ладей какой-то бородач.

О чем это он? Да тут все бородачи. Безбородые только юноши. У остальных же хоть клочковатая, а бороденка обязательно. Что кричит, не понять. Не по-русски. Видать, на каком-то своем, варяжском. Но видно, что радуются встрече. Не иначе как похоронили товарища.

Барди тут же приказал править к ладье, и вскоре оба уже были на палубе. Именно что на палубе, никакой ошибки. А он считал, что они беспалубные. Ошибочка получается. Стоит в сторонке дурак дураком, слушает, как радостно общается Ульссон с пятерыми воинами. Те, видать, остались присматривать за судном. Оно и правильно. Без пригляда такую красоту оставлять нельзя. Лихой народец во все времена водился.

Вновь окинул взглядом берег и запруженные народом улицы. А ведь если эдак прикинуть, то население получится в несколько тысяч. Если не сказать, больше двадцати. Правда, он видит только посад, а потому и суждение его может быть неверным.

Наконец варяги о чем-то там договорились. И один из них, подойдя к Михаилу, разом заломил ему руку и эдак ловко, почитай, в одно движение избавил его от пояса с висящими на нем кошелем и ножом. Романов не стал обдумывать, что тут и как произошло. Как и вырываться. Поскольку против этого крепкого скандинава был беспомощен. Вместо этого он попытался кувыркнуться, чтобы ослабить хватку, и только потом вырваться. Действовал, даже не осмысливая происходящее. На одних рефлексах и вдруг обуявшем его страхе.

Дите он еще неразумное против прожженного воина, успевшего перевязать чертову уйму пленников. Несколько секунд, и его, уже связанного по рукам и ногам, с кляпом во рту спускают в трюм. Он вроде видел дружинников на берегу. Патруль, надзирающий за порядком. Только, похоже, беспорядка они не приметили.

Вот так. Отблагодарил, значит, Барди Ульссон.

Глава 5
Первый шаг к семье

Больно. Это если мягко сказать. А еще им едва не овладела паника. В смысле овладела конечно же. Успокоиться не получилось. Посмотрел бы он на того, кто был бы спокоен, будучи в кромешном мраке корабельного трюма. А вот взять себя в руки ему удалось в полной мере. Как и справиться с болью. Вязали его без дураков. Но как оказалось, ему вполне по силам блокировать боль. Хоть выламывай суставы, хоть иголки под ногти вгоняй. Ничего не чувствует.

Та же песня и с дыханием. Как только получилось отстраниться и взглянуть на себя словно со стороны, то и дыхание выровнять вышло. С натугой, не без того, но размеренно, и воздух в легкие поступает в нужном объеме.

Пролежал он долго. За временем особо не следил. Начал было гадать, что это значит и чем ему грозит. Но тут, признаться, фантазия разыгралась так, что решил отбросить подобные мысли подальше. Зван ведь, по сути, наивный подросток, а в этом возрасте в ходу разные страшилки. Вот только времена нынче такие, что где реальность, а где начинается безудержное детское воображение, вот так сразу и не поймешь.

Поэтому решил просто поспать. А что такого? Настроил организм должным образом, чтобы дышал нормально да боли не чувствовал, и провалился в забытье. Ему еще и сон приснился. Красочный. Яркий. И возбуждающий. Не иначе как выверты молодого организма, помноженные на житейский опыт взрослого мужчины.

Когда проснулся, обратил внимание сразу на два обстоятельства. Первое – это перевозбуждение, причем до болезненных ощущений. Пришлось вновь прибегать к блокированию нервных окончаний. И второе – мерное покачивание и журчание воды вдоль борта, у которого его и уложили.

Когда подняли крышку люка, из глаз тут же брызнули слезы. Не давая Михаилу времени хоть как-то обвыкнуться, двое воинов подхватили его под мышки и потащили наружу. Перед глазами, затянутыми поволокой, побежали радужные круги. А тут еще и бросили на палубу как куль с картошкой. Хм. А ведь картошки тут пока и нет. Ну, значит, с морковкой. Уж она-то по любому в наличии.

Пока прогонял в голове такие немудреные мысли, более или менее пришел в себя. И начал прислушиваться к разговорам вокруг. Какой-то здоровый мужик с явным недовольством выговаривал не менее здоровому, но, по всему видать, подчиненному. Тому самому, что вязал Михаила, а сейчас доставал на свет божий.

Второй склонился и возится с веревками. Ага. Перешел к веревкам на ногах. Значит, руки уже свободны. Романов вернул им чувствительность и тут же едва не заорал благим матом. Пришлось срочно отключать чувствительность. Картина один в один с ногами. Этот имбецил что же, наглухо перетянул ему конечности? То-то старший ругается. Холоп там Михаил или вообще бесправный раб, которого продадут на каком-нибудь невольничьем рынке, относиться к имуществу нужно бережно.

К чему это он? Да черт его знает. Думает обо всем, что в голову лезет. И потом, а кто он для них, как не вещь. Да пошли они все. Вот сейчас немного придет в себя, возьмет и выпрыгнет за борт. Достанут. Без вариантов. Вон у них и луки есть, а у одного даже арбалет. Такой же неказистый, как и у Барди. Но наверняка штука убойная. Словом, уйти не получится.

Но это как посмотреть. Романов как раз уйдет, в свое время. Ничего, не получилось здесь, получится в другом мире, ну или времени, если его опять сюда забросят. А что, там оно и поинтереснее будет. Порох, кремневые пистолеты. Он, кстати, знает, как увеличить прицельную дальность этих самых мушкетов.

Интересно, а на каком это сейчас их вожак распыляется? Понятно только, что это какой-то скандинавский язык. Только и всего. Какая разница. Варяги, они и есть варяги. Их на Руси как грязи. Наемники, сражающиеся за золото. Хм. Хорошо сражающиеся, бесстрашно. Хотя и не всегда по чести. Впрочем, это мысли самого Михаила. Зван о варягах только слышал. А потому очень может быть, что мнение это предвзятое.

– Пошевели руками, – прекратив выговаривать провинившемуся, произнес вожак.

Сделать это, не вернув чувствительность, оказалось проблематичным, но возможным. Он ни за что не смог бы что-то взять не глядя и уж тем более нащупать. Но если в пределах видимости, то кое-что получалось. Пробовали когда-нибудь что-то подхватить онемевшей рукой? Очень похоже.

– Ты не чувствуешь боли? Плохо. – И вновь недовольный взгляд на вязавшего Михаила, тот только виновато развел руками.

Романов попробовал вернуть себе чувствительность. И его вновь прострелила боль. Правда, не такая острая, как в первый раз. Терпимо. По меньшей мере не возникает желание прикусить губу. А теперь ноги. То же самое.

Вожак схватил за кисти, вырвав из Михаила громкий стон, потом за ноги, и на этот раз тот едва не закричал в голос. Но боль блокировать не стал. Варяг же удовлетворенно кивнул и погрозил пальцем провинившемуся.

– Я не знаю, что вам наговорил Барди Ульссон, но я не холоп, – когда боль немного умерилась, произнес Михаил. – Нашу слободу пожгли половцы. Я сумел вырваться…

– Ты сбежал, – презрительно бросил невзлюбивший его воин.

– Когда дрался на стене, я убил одного половца.

– Но потом сбежал, – вновь фыркнул варяг.

– Уймись, Сьорен. Он лекарь, а не воин, – отмахнулся вожак.

– Я не лекарь, – возразил Михаил.

– Барди сказал, что ты излечил его ногу, хотя она уже начала зловонить, а он умирал.

– Это так. Просто вспомнил, что мне рассказывала бабушка, и начал делать так же. А там уже Господь сподобил.

– Почему ты ему помог?

– Я был один. Мой дом сожгли половцы. Если бы Барди умер, я забрал бы его имущество. Если бы выжил, то помог бы мне в будущем. А он в благодарность продал меня вам.

– Не продал, – покачав головой, возразил вожак. – Подарил. Ты трогал его оружие? Брал его? Пользовался?

– Д-да, – не понимая, к чему он клонит, подтвердил Михаил.

– И он тебя за это не убил, – со значением произнес вожак.

– Это да. Зато сделал холопом.

– Сейчас ты холоп, – кивая, подтвердил вожак. – Но ты можешь стать членом нашей дружины. Нашей семьи. Тебе нужно только доказать, что ты достоин этого. Я ярл Ларс из рода Аструп. И только что сказал тебе мое решение.

– Я тебя понял.

– Вот и хорошо. Руки и ноги уже не болят?

– Немного покалывают.

– Ты быстро оправился. Молодец.

Произнеся это, вождь поднялся и направился на корму. Михаил же осмотрелся вокруг. В прошлый раз ему это не больно-то удалось. И увиденное очень даже впечатляло. Судно с палубой длиной метров в двадцать пять никак не производило впечатления просто большой лодки. Канаты, весла, уложенные вдоль посредине палубы под уменьшенной двухвесельной копией ладьи. Довольно высокая мачта на расчалках с прямоугольным парусом, наполненным ветром.

На носу сложен небольшой горн, стоят корзины с древесным углем, разложен различный инструмент. Походная кузня сейчас не задействована, и кто кузнец, решительно непонятно. Воины расположились по всей палубе. Кто в рубахе, кто с голым торсом принимают солнечные ванны. Вообще майское солнце жарит нещадно. Но мужики уже с загаром и особо его не опасаются. Все в той или иной степени говорят по-русски, значит, не первый год на Руси, к местному светилу привыкли и не боятся его.

Ладья шла споро. По местным меркам, разумеется. Это Михаил обратился к памяти Звана. А так, по ощущениям, километров тридцать в час. Черепашья скорость. Или для водного транспорта это нормально? Бог весть, он этим вопросом как-то никогда не интересовался. Наверное, все же не так уж и плохо. Парус ни разу не полощется, а выгнулся эдаким пузырем.

– Держи. Это твое, – с неизменным акцентом произнес один из воинов, брякнув о палубу сидором Романова.

Окинул подростка внимательным взглядом, покачал головой и направился на нос вроде как к походной кузнице. Михаил заглянул в мешок. Все его пожитки в наличии. И если он холоп, то надо признать, какое-то странное к нему отношение, потому что внутри находился и его пояс с ножом, и небольшой топорик, который он смастерил, пока выхаживал Барди.

Вообще-то топором это назвать можно было с очень большой натяжкой. При очередном посещении пожарища ему удалось обнаружить железную лопатку от сохи. Вставил ее в расщеп ветви, закрепил лыком и заточил о камень. Получилось неказисто, кто бы спорил. Но ветки рубить получалось, а случись что, и по башке кого приласкать можно.

Вынужденное безделье варяги коротали за мелкими бытовыми занятиями. Кто-то точил или чистил оружие, кто-то чинил щит, другой штопал рубаху. И все это сопровождалось ленивыми разговорами. Хотя нет, из-за лодки доносится голос, явно повествующий какую-то занимательную историю, потому что его слова нередко сопровождаются смешками.

Вспомнился фильм «Тринадцатый воин», где главный герой выучил язык, слушая разговоры викингов. С памятью у Романова все в порядке. Только он сомневался, что у него получится подобным образом выучить язык. А в том, что это ему нужно, сомнений никаких. В конце концов, что изменилось? Он собирался прислониться к одному варягу, теперь у него есть возможность пристроиться к целому отряду. Правда, Барди Ульссон был ему обязан жизнью, но ведь и ярл сказал, что он вроде как и холоп, но с правом влиться в дружную семью этих разбойников.

Вот и нужно действовать в этом направлении. И первым шагом не бросаться заслуживать их авторитет, а банально выучить язык. Понятно, что все они говорят по-русски. Хотя странный все же какой-то русский. Он, конечно, может на нем говорить, причем без каких-либо сложностей и акцента. Без труда подбирает эквиваленты словам двадцать первого века, разве только не найдется альтернативы. Но все одно, диссонанс первое время присутствовал. Не суть важно. Главное, что изучение их родного языка сблизит его с ними. Так что побег пока отменяется.

Время к обеду, но, судя по тому, что остальные постоянно что-то жуют, во время перехода довольствуются сухим пайком. С чего так, непонятно, ведь кузнечный горн можно использовать и для приготовления каши. Но эти, наверное, предпочитали горячую пищу готовить только во время стоянок.

Кстати, воин, что бросил перед ним сидор, как раз возле горна и возится, разводя в нем огонь. Только, судя по другим приготовлениям, готовка в его планы вовсе не входит. Кузнец? Или тут у них всяк и швец, и жнец, и на дуде игрец? Хм. А кто мешает это выяснить? Из всех присутствующих этот проявил хоть какое-то более или менее дружелюбие.

Ну-у, это если сильно так притянуть за уши. Но опять же, по меркам двадцать первого века. А по местным… Зван этого не знал. Как-то не доводилось общаться с воинами. Только и мог, что со стороны наблюдать за охранниками купцов.

– Позволишь тебе помочь? – приблизившись к воину, поинтересовался Михаил.

– Работал в кузне? – вздернул бровь тот.

– Нет. Но я быстро учусь.

– Быстро, – хмыкнул воин. – Тут годы нужны.

– Мне понадобится меньше. Если покажешь как, то уверен, что уже к концу дня я могу выковать тот же топор.

– Я собираюсь выковать нож. Смотри, учись, будешь помогать, подавать инструменты.

– Не мог бы ты сначала назвать их все? Только, если можно, сначала на славянском, а потом на вашем родном.

– А зачем на нашем?

– Хочу выучить вашу речь. Нужно же с чего-то начинать, чтобы войти в вашу семью.

– Уверен, что у тебя получится?

– Так ведь если не попробую, то и не узнаю.

– Согласен. Ладно, это наковальня – анвил, большой молот – стор хаммер, средний молот – ден дженнемснитлиж хаммер, молоток – хаммер, клещи – танг…

Весь перечень занял не так уж и много времени из-за ограниченного количества инструмента. Пока кузнец перечислял его и показывал, как им пользоваться, разгорелся горн. Для начала он доверил Михаилу самое ответственное поручение. Работать мехами. Показал, в каком ритме это нужно делать и когда, дабы и подача воздуха была равномерной и уголь не пережигать почем зря.

Суть Романов уловил сразу. Его мозг продолжал работать как компьютер, четко фиксируя амплитуду и ритм. Оставалось только приноровиться на практике, фиксируя порядок и вгоняя его в подкорку на веки вечные. И надо заметить, данное обстоятельство удивило кузнеца настолько, что он не смог его скрыть, одобрительно кивнув.

Потом последовали просьбы принести, подать, отойти и не мешать. Если он произносил непонятную фразу на скандинавском, то непременно дублировал на русском. Но после этого переводом себя уже не утруждал. Датский, шведский, норвежский, бог весть. Да и не важно это для Михаила. Главное, что его память работала без сбоев.

Мало того, он даже старался отвечать воину простыми фразами. Они порой сильно веселили его, и он, не отвлекаясь от работы, поправлял ученика. Тот же в свою очередь сразу фиксировал это в памяти. Так и работали примерно часа три. После чего в руках кузнеца оказалось широкое лезвие ножа, обоюдоострого на треть от острия. Заточить, насадить рукоять, и нож готов.

– Тот смешной топорик ты сам делал?

– На пожарище нашел лопатку от сохи, половцы не приметили, приладил, чтобы, случись что, оборониться было чем. Не хотел, чтобы Барди серчал. Да только без толку все.

– Отчего же? Он ведь тебя не убил, – продолжая дублировать фразы на варяжском, возразил кузнец. – Запомнил, как я ковал нож?

– Запомнил.

– Если тебе не жалко тот кусок железа, можешь попробовать выковать из него такой же. Металла хватит. Хотя железо и дрянное.