Текст книги "С любовью за любовь. Сборник рассказок"

Вечером Аля открыла мне дверь в слезах. Я испугался: «Что случилось?». «Сейчас звонила Динарка, хотела заехать в гости. Я ей отказала, а она обозвала меня «не сестрой, а ехидной! И сказала, она мне родня навсегда, а ты на пару дней?», – последнюю фразу девушка произнесла полувопросительно. Я, как мог, приголубил девушку, и этим увлекательным процессом мы занимались до глубокой ночи, забыв про ужин.

Утром, приласкав Алю и плотно позавтракав, я в отличном расположении духа отправился на службу. Самыми лучшими днями трудовой недели для меня всегда являлись понедельник и четверг. С понедельника обычно начиналась «новая жизнь», обещавшая всевозможные интересные проекты и знакомства, а четверг окончательно переламывал пятидневку к грядущим выходным. Поэтому, пятница – день практически нерабочий и потому – радостный.

Решив пропустить традиционный визит «тёщи», я навестил родителей. Борька ещё не вернулся с учёбы, я пообщался с мамой, с удовольствием отведав её фирменный плов с курицей, простился и заскочил к «Малышу». У Кости шёл дым коромыслом: в гости заехала двоюродная сестра Люба с очередным мужем, тоже Константином, только что удачно «откосившим от зоны». Из увлекательных рассказов нового родственника Малыша о поднадзорном отделении Института имени Сербского и «как варить кисель с промедолом» я вынес много нового и интересного.

К Але я заявился глубокой ночью и застал свою пассию «в грустях»: «Я уже подумала, что ты с концами!». Уже проверенным способом успокоив девушку, я внезапно почувствовал сильный приступ голода. Аля с удовольствием взялась за ночную готовку. За наскоро собранным столом мы просидели почти до утра, и Аля, окончательно проникнувшись доверием, поведала мне историю краха своего первого брака.

Бывший муж, крепко сдружившись с Ренатом, стал участвовать в его тёмных делишках и занялся реализацией левого товара. «Бешеные деньги», даже по сравнению с «заработками» ГАИшника, быстро затуманили ему разум. Пойдя по кривой дорожке, он всё больше выпивал, пока окончательно не утратил связь с действительностью. Когда, в очередной раз, приняв больше нормы, он достал табельный «Макаров», объявил себя «Королём часов» и выпалил в потолок, салютуя самому себе, тёща, к счастью присутствующая, не медля ни секунды, вызвала «чумовозку». Далее последовали «психушка» и развод.

Выходные прошли спокойно. В основном мы проводили время на диване, изредка отрываясь друг от друга, чтобы «подзарядить батареи». Ни подруги, ни родственники Алю не тревожили.

«Тёща» вернула внука почти ночью и уединилась с Алей на кухне. Советуясь со мной, девушка позже рассказала, что мама предложила на время забрать Серёжку к себе, чтоб не мешал дочери выстраивать личную жизнь. Отлично понимая, куда клонится разговор, я не поддержал инициативу, чтобы не обнадёживать Алю. Меня вполне устраивало зыбкость и недосказанность наших отношений, и наступать второй раз на те же грабли я не испытывал ни малейшего желания.

Первые три дня новой недели протекли в уже устоявшемся режиме. Удивляло только то, что с каждым днём моя «мужская потребность» в Але всё возрастала. Придя со службы, я накидывался на неё как моряк после полугодового плавания, перед долгожданной встречей наевшийся виагры.

В среду нашу размеренную жизнь опять нарушило неожиданное появление Динары с Мишей. Они приехали около восьми и сразу проследовали в «свои апартаменты», на ходу объявив, что у них мало времени, и около десяти разъедутся по домам. Но «Благими намерениями вымощена дорога в Ад!». Когда около 11-ти в квартиру в поисках «неверной» ворвался взбешенный Ренат, я воспринял это как должное.

К счастью обманутый муж не знал о вакантной жилплощади, а у «любителей клубнички» хватило ума затаиться. Побушевав с полчасика и обрисовав нам леденящее душу будущее любовников, Ренат удалился, после того, как соседка пообещала вызвать милицию. Вслед за ним стремительно вылетели «голубки». Жизнь «на вулкане» начинала мне изрядно надоедать.

На следующий день мне на службу позвонил Борька и сообщил, что меня разыскивает В-ий. Валерий, мой свояк по первому браку, трудился старшим научным сотрудником в Медико-Биологической Лаборатории. Относясь к элите «мавзолейной» группы, он регулярно наведывал с профилактическими визитами мумии товарища Димитрова, вождя ангольской революции Агостиньо Нето и создателя Вьетконга и Вьетмина «Дядюшки Хо».

Из Вьетнама Валерка привозил так необходимые нам с братом комплекты фурнитуры для всемирно известных джинсов «Levi’s» и «Lee» и совершенно неведомых «Texwood» и «Super J’T», но очень востребованных в Москве среди нашего окружения. Мы с Борькой «ещё немножко шили себе на дому», таким образом «поддерживая штаны» на достаточно узких талиях.

Перезвонив Валерию, я договорился заехать в грядущие выходные. Вся семья моей свояченицы сильно переживала наш развод, оставаясь для меня горячо любящими и любимыми родственниками. В подрастающей племяннице я души не чаял, да и взрослела она под моим чутким руководством.

Ещё в четверг вечером я предупредил Алю, что в пятницу собираюсь навестить близких, но далеко живущих родственников. И вернусь в лучшем случае в субботу. Новость серьёзно опечалила девушку, но я взялся утешать её уже опробованным методом и вполне преуспел.

Сразу после службы я пустился в «хождение за три моря». Сначала тридцать пять минут я путешествовал по метро до «Каховской». Там, прождав полчаса единственного подходящего автобуса, ещё сорок минут полз по совершенно непроезжей в это время года Чертановской улице, пока дорога не свернула на окраинную Днепропетровскую.

Семья В – их в полном сборе уже меня дожидалась за празднично накрытым столом. Расцеловавшись с хозяйкой и племянницей, я сердечно обнял Валерку, которого не видел более полугода. Когда он убывал в очередную командировку, я ещё существовал в лоне семьи, а теперь встретил его в новом статусе «свободного мужчины». Быстренько завершив деловую часть, а именно «дорогую передачу» пуговиц, «лейблов» и прочей мелочёвки, мы приступили к застолью.

Послушав захватывающие байки свояка о Ханое, Хайфоне, «Втором Брате» Ле Зуане и прочих Нгуенах, мы перешли к обсуждению текущей семейной ситуации. С самого начала обвиняя себя в развале семьи, я удивился, узнав, что жёнина родня придерживается иного мнения. Ещё большим сюрпризом стала для меня новость о том, что моя бывшая скоро собирается вновь сочетаться законным браком. Увидев моё искреннее огорчение, Валерка пообещал приложить все усилия, чтобы на наши отношения с маленькой дочкой новое замужество никак не повлияло.

В – ий с первого дня знакомства являлся для меня образцом настоящего мужика. Мой суровый отец, редко кого отличавший, Валерку выделял и очень тепло к нему относился. Посиделки затянулись почти до утра, и я проснулся около полудня. Во время позднего завтрака с «поправкой здоровья» свояк похвастался дорогим подарком Вьетнамского правительства. С загорелой Валеркиной рукой резко контрастировал светло-серый металл. Расстегнув браслет, он передал мне часы. «Берешь в руки – маешь вещь!», увесистый необычной формы корпус часов, переходящий в массивный матовый браслет приятно отяжелил мою кисть. «Seiko» пятой модели, но необычного вида – я таких ещё не встречал.

Ещё до начала гражданской войны во Вьетнаме всемирно известная японская компания «Seiko» разместила на юге страны завод по сборке часов. На период запуска в производство поставили отлаженную классическую модель, на циферблате которой под двумя «шпалами», означающими 12 часов, красовалась цифра «5» в многоугольнике, формой напоминающем перевернутый домик из детского рисунка. Впоследствии планировалось запустить и другие образцы популярного бренда, но после великой победы социализма во всей стране режим Хо Ши Мина национализировал предприятие. Завод продолжил штамповать единственный тип часов, и ходики вьетнамской сборки уже появились в Москве. У знатоков они назывались «Сейко – пятёрка» и котировались невысоко.

«Посмотри с обратной стороны!», – с загадкой в голосе посоветовал Валерка. Перевернув часы, я обмер. На крышке корпуса чётко читалась нанесённая заводским методом надпись на английском языке «Корпус и браслет выполнены из титана американского бомбардировщика Б-52, сбитого вьетнамскими воинами над Ханоем». «Ограниченная партия – только на подарки высшему руководству!», – гордо произнёс свояк. Теперь уже внимательно рассматривая часы, я углядел ещё несколько отличий от обычной вьетнамской штамповки. По всем трём измерениям корпус значительно превосходил размерами стандартный, не раз мне встречавшийся. Видоизменился и циферблат: «пятёрка» в своём домике сохранилась, но по всему полю появились квадратики, как на шахматной доске, и вместо безликих меток появились цифры готического стиля. Выглядели презентационные часы просто фантастически.

У меня не возникло сомнений в том, что получив доступ к зарубежной высококачественной модели, а проще говоря, к часам, снятым с руки пленённого американского лётчика, асы вьетнамского машиностроения точно «передрали» интересующие их детали. Как и «новинки» советской промышленности, так и большинство изделий стран соцлагеря являлись «цельнотянутыми», то есть полностью скопированными с импортных образцов. За примерами можно обратиться к отечественному автомобилестроению: первая модель «Москвича» повторяет трофейный «Опель-кадет», грузовик «ЗиЛ» стянули с устаревшей «Ивеко», а правительственный открытый лимузин «ЗиЛ – 116» с американского «Флитвуда», в котором убили президента Кеннеди.

Заметив мою реакцию, Валерка, необычайной широты души и безграничной щедрости человек, дал мне на время поносить правительственный подарок, но с обещанием вернуть, когда «наиграюсь».

Возвращаясь ближе к вечеру домой, около «Каховской» я нос к носу столкнулся с «ирландкой» Анной, выходившей из метро с двумя здоровенными сумками. «Ты что здесь делаешь?», – радостно воскликнула она. «Как отлично, что я тебя встретила! А то боялась – не допру всё добро до дома. Я здесь рядом живу. Помоги, пожалуйста, а то все руки оттянула!».

Находясь в удивительно умиротворённом настроении после пребывания у В – их, я с охотой откликнулся на просьбу. Девушка, и правда, проживала совсем рядом с метро, особенно если идти проходными дворами. «Родственники посылку передали с проводницей, я ездила на вокзал встречать», – по дороге объяснила Анюта. За разговором мы поднялись на третий этаж стандартной пятиэтажки. «Проходи, я сейчас!», – с этими словами девушка, сбросив пальтецо, исчезла в комнате.

Типичная «хрущёвская» однушка была вылизана до состояния «присесть – страшно!». Предложенный диванчик смотрелся стерильным, как и вся обстановка. При этом сразу ощущался любовно создаваемый уют и тяга к прогрессу. Я с удивлением заметил последнюю модель дорогого отечественного стереомагнитофона, на огромных колонках которого в углах комнаты поблёскивали хрустальные безделушки.

Первым делом из сумок Аня достала закрытую трёхлитровую банку с прозрачной жидкостью коричневатого оттенка. «Открывай, а я пока на стол накрою!». Поиски открывалки на незнакомой, хотя и лилипутских объёмов, кухне заняли у меня длительное время, так что, когда я с распечатанной, наконец, банкой зашёл в комнату, стол уже ломился от гостинцев. Мои любимые баклажаны, запечённые в неизвестном соусе, помидоры в собственном соку, непременные соленья и, что больше всего поразило, самодельный острый, типа осетинского, сыр.

В банке оказался коньячный спирт: дядя девушки работал на соответствующем комбинате в Геленджике. Спирт я любил. За двадцать восемь прожитых лет мне довелось попробовать и результат гидролиза и чистейший ректификат и даже смертельно опасный «обезвоженный». Причём употреблял я продукт, не разбавляя – эффект мне нравился больше! Но геленджикская разновидность оказала на меня неожиданное воздействие, хотя может тому виной явился опробованный за обедом у В-х привезённый хозяином заграничный джин, который мы пили без всякого тоника, за неимением оного. При совершенно ясной незамутнённой голове, ноги совершенно отказывались повиноваться. С трудом встав из-за стола, я тут же оказался на диване. Когда я объяснил Анюте свои трудности в передвижении нижних конечностей, гостеприимная хозяйка, развеселившись, предложила мне полежать и «всё пройдёт!». «Я сама на спирт очень странно реагирую! Но посплю немножко, и как новая!». Последовав совету, я устроился поудобней и задремал.

Когда я открыл глаза, в комнате и за окнами стояла кромешная тьма. Глянув на светящиеся готические цифры на запястье, я убедился в правоте своей догадки – метро уже закрылось. Анна прикорнула, свернувшись калачиком на маленьком кресле, в совершенно неудобной позе. Аккуратно, стараясь не потревожить спящую, я оделся и вышел из квартиры, тихонько защёлкнув за собой дверь.

Такси я ловил недолго, видимо в этом «волчьем углу» у них находилось логово. Радости Али не было предела. Приезжавшая накануне «тёща» расстаралась и привезла деликатесов на десятерых: два вида пельменей, вареники, беляши, жареные пирожки со всевозможными начинками и, конечно, полный жбан «первача». Несмотря на полтретьего ночи и вроде бы отсутствие аппетита, вид мигом накрытого стола с запотевшей литровой бутылкой по центру меня сразу «разжелудил». Праздник живота продолжался до утра, когда усталость всё-таки свалила нас и, плюхнувшись на диван, мы смежили очи.

Днём без предупреждения и к большой Алиной радости объявился мой младший брат. С удовольствием приняв участие в застолье, он попенял мне на затворничество и постращал, что при образе жизни «стол-диван», я скоро ни в одни джинсы не влезу. В этот визит он никуда не торопился и засиделся у нас допоздна. Аля «пела и плясала» вокруг, поднося всё новые блюда, и периодически присаживалась за стол, бесцеремонно влезая в наши разговоры. Уходя, Борька отпустил Але двусмысленный комплимент, который привёл её в полный восторг. Именно в этот момент я определённо понял, что занимаю в Алиной постели и жизни чужое место.

Вечер понедельника принёс дурные вести. Придя со службы, я застал рыдающую Динару со свежим синяком во всю левую половину лица: Ренат начал приводить свои угрозы в исполнение. Испуганный Михаил срочно взял бюллетень и отсиживался дома в Одинцово. Динка также «заболела», потому что появляться на работу в таком виде она не могла. С наглазником она выглядела ещё сексуальней, о чём я не преминул ей сообщить. Моя реакция её очень порадовала: «Если б не Алька, я хоть сейчас. Такого мужика – ни за чтоб не пропустила! Тем более, сестра говорила», – тут она осеклась и виновато посмотрела на Алю. Аля зарделась, но промолчала, а я сделал вид, что не обратил внимания на оговорку.

Едва Дина уехала, пробыв совсем недолго, объявился «грозный мститель». С традиционной бутылкой коньяка он по-хозяйски обосновался за столом, рассчитывая на длительный приём. Аля, глядя на него волком, предложила ему «по-быстрому говорить если есть что, и проваливать», а то ей некогда. Опешив от такого наскока, Ренат апеллировал ко мне, рассчитывая на мужскую солидарность, но и я ему взаимностью не ответил. Расстроенный и рассерженный «рогоносец» пулей вылетел из-за стола и, не попрощавшись, хлопнул дверью.

Участие в производственно-родственной трагикомедии абсолютно не входило в мои планы, и, поинтересовавшись у Али «не ждём ли мы ещё кого?», я решил спокойно доужинать. Алю сильно расстроили и сами события в семье сестры и моя реакция на них.

Моё отношение к происходящему «бразильскому сериалу» было двояким. С одной стороны воспитанный в патриархальной семье с пуританскими нравами я «держал руку» законного мужа и отца. При всём уважении и любви к женщинам, в сложившейся ситуации для меня Динара являлась «корнем зла», а Ренат – страдающей стороной. Михаил, будучи холостяком, оказался невольным соучастником, уступив домогательствам замужней дамы. Однако, не будучи ханжой и моралистом, я неплохо представлял себе плотские утехи помимо брака, но совершенно не понимал, для чего их афишировать. В своих отношениях с прекрасным полом я всегда руководствовался прочитанной в юности фразой из старинного мужского кодекса «Джентльмен получает удовольствие, но молчит!» и считал категорически неприемлемым ставить посторонних в известность о происходящем «таинстве любви».

Вышеприведённые соображения на тему морали, любви и брака я вкратце изложил Але, дабы расставить точки. Едва девушка присела напротив с желанием осветить свой взгляд на ситуацию, как в дверь вновь позвонили. Желая восстановить порушенный статус-кво, любовник из Одинцово специально проделал неблизкий путь, имея интерес к нам обоим. Алю он попросил передать Динаре его горячее желание прекратить «опасные для жизни отношения», а мне предложил войти в часовой бизнес.

До ссоры, Миша с Ренатом составляли весьма преуспевающий тандем по реализации контрафактных часов. Заводские умельцы передирали с импортных моделей шаблоны циферблатов, в основном с востребованного «Ориента», и подбирали подходивший под соответствующую модель экспортный вариант корпуса. Высокопрофессиональные мастера наносили необходимую гравировку на заднюю крышку – «не подкопаешься», и вместо отечественной «Славы» на свет появлялся «родной» оригинальный «Orient». Отдавали его «задёшево», вполцены – за 150 рублей. Очередь желающих стояла «отсюда до завтра». Михаил отвечал за поставку продукции, а Ренат за реализацию.

Ввиду возникшей проблемы «любовного треугольника» хорошо отлаженный бизнес подвергся опасности. У Миши скопились излишки товара, а Рената, как подозревал подельник, рвали на части заказчики. И Михаил, не без оснований, опасался, что Ренат переметнётся к другому поставщику, которым на заводе «несть числа». Я объяснил предприимчивому ухарю, что мне претят все виды торговли, чем вверг его в некоторое расстройство, впрочем, быстро сменившееся живым интересом к часам на моей руке.

Осмотрев изделие и выяснив историю происхождения раритета, Миша, не сходя с места, предложил выкупить их у меня за 350 рублей. После отказа цена подскочила до пятисот, хотя я сразу предупредил, что вещь не продаётся. Озвученная цифра семьсот вызвала у меня мысль позвонить В – му, но зная Валерку, я её отмёл. Не угомонившийся купец зашёл с другой стороны, предложив оставить в залог паспорт и 1000 рублей, он заберёт часы на два дня и вернёт в целости и сохранности. Мой интерес оговорим при возврате хронометра, но в накладе я не останусь. Сначала его необычное предложение я воспринял негативно, но Аля уверила, что знает Михаила «тыщу лет ещё по работе», и он «своему слову хозяин!». Рассудив, что никуда Миша от меня не денется, я ударил с ним по рукам.

Привычная программа последующих дней: обычные трудовые будни и ежевечерние гастрономические и телесные радости, не нарушалась никем и ничем, но мысль о Валеркиных часах постоянно меня грызла. В четверг вечером, когда с зашедшим на огонёк братом мы с наслаждением приговаривали остатки первача с домашним холодцом под ласковыми Алиными взорами, неожиданно приехал Ренат. Не приглашённый нами к разговору он хмуро измерил Борьку взглядом, потом, видимо, разглядев сходство, заулыбался и, назвав Алю «любимой сестрой», попросил её принести и ему рюмочку. Достав из портфеля привычный коньяк, он предложил выпить за родственников, что мы с удовольствием и сделали. После третьей «родственник» выудил со дна портфеля красивую коробочку и торжественно передал мне. Открыв крышку, внутри я узрел часы В – ого. «Можешь не сомневаться – муха не сидела!», – удостоверил Ренат. «Мы их ещё почистили, вообще, „бренд нью“ стали!». Мне было очень интересно, как дорогой механизм оказался у «свояка», но по природе не любопытный, я всегда руководствовался принципом «захочет – сам расскажет!». Борьку часы не заинтересовали, и мы продолжили интересное обоим общение на тему потребительских качеств различных видов джинсовой ткани, уже регулярно появлявшейся в продаже. Ренат увёл Алю на кухню, недолго там с ней побеседовал и уехал.

Дождавшись Борькиного ухода, девушка рассказала, что семья полностью замирилась и воссоединилась, мало того, Ренат выпил «мировую» с Мишей, всех простил, и подельники снова приступили к совместному бизнесу. «Я очень боялась, что ты с Мишей начнёшь работать, ведь мой бывший через это и пропал. Они вместе с Ренатом на Михаила пахали, он у них главный. Ему вечно сбытчиков не хватает, на заводе конкуренция бешеная!». Я настолько обрадовался возврату Валеркиных часов, что даже не спросил про свой интерес, да и не Ренат мне его обещал.

На следующие выходные «тёща» за внуком не приехала, «укрепляет мир в Динаркиной семье» туманно объяснила Аля. В субботу днём приехала Инна, поиграть с Серёжкой. Когда днём Аля вышла в магазин за продуктами, Инна конспиративным шёпотом предложила вечером уехать к ней – «всё равно малец дома – не порезвишься». Моим искренним словам, что я не со всеми встреченными девушками сплю, она совершенно не поверила и продолжила: «По Алькиным словам тебя «на племя́» выпускать можно, ей-то точно достанется!». Это явилось последней каплей, додолбившей моё долготерпение. Обсуждение чужих постельных достоинств являлось одной из самых нетерпимых мною черт в людях.

Сложив в сумку то немногое, что я перенёс к Але за время проживания, я холодно попрощался с Инной, приветливо махнул Серёжке и отбыл, пообещав позвонить Але позднее.

Дома меня встретили радостно. Мама сразу пошла варить мой любимый гороховый суп, отец выдал два последних номера «Юности», а Борька, зазвав к себе, достал из глубин шкафа «кегельную».

К вечеру я зашёл в гости к «Малышу». Сидя за семейным столом в привычном окружении его любимых и любящих родителей, мы с Костей болтали на всевозможные темы и не могли остановиться. Я с особой пронзительностью понял, что нельзя и никогда не нужно уползать в «свою раковину» и лишать себя и близких самого дорогого и важного в жизни – общения. Похвалившись «Малышу» часами, на что он прореагировал совершенно индифферентно, я решил, не откладывая, вернуть их Валерке «от греха подальше». К телефону подошла юная племянница и сообщила, что родители будут через час, но она им передаст, что я звонил. Решив, что к моему приезду Валерка наверняка уже вернётся, я стартовал на Каховку.

На этот раз я выходил из метро, а «ирландка» спускалась мне навстречу. «Опять в наши края? Кто у тебя здесь живёт, очередная любовь?», – произнесла Анна ненатурально весёлым тоном. «Да нет, я к родне!», – на автомате ответил я. Внезапно девушка схватила меня за руку и практически вытащила меня на улицу: «Я всё знаю, мне Инка звонила. Ты ушёл от Али, она позвала меня на девичник!». «Я очень рад, что вы такие верные подруги, готовы прийти на помощь друг другу по первому зову и поделиться всем без исключения!», – не без сарказма заметил я, уже собираясь рвануть на приближающийся к остановке автобус. Аня, достав из сумочки ручку и маленький блокнотик, быстро написала что-то на первой странице и, вырвав листок, сунула мне в карман. После чего стремительно унеслась по ступеням вниз к дверям метро. С трудом впихнувшись в переполненный автобус, я только через пару остановок смог прочесть «Перезвони мне, когда сможешь! Жду!!!» и номер телефона.

У В – их события развернулись по хорошо знакомому и радостному сценарию: объятья, поцелуи, обильное застолье с импортным бренди из «Дьюти Фри» и замечательные Валеркины рассказы о трудовых буднях в далёких странах. На тосты хозяина «за здоровье» и «счастье в моей личной жизни», я ответил «за хозяйку этого дома» и здравицей «за замечательные часы». Ближе к ночи, разогретый парами бренди, я внезапно вспомнил про Анину просьбу с прилагаемым номером телефона и на всякий случай решил позвонить. Девушка взяла трубку после первого же гудка: «Я никуда не поехала. Приезжай, поговорим!».

Торопливо попрощавшись с В – ми, под их насмешливыми и понимающими взглядами я пулей вылетел из дверей, боясь не успеть на последний автобус. Автобусы уже не ходили, и, проплутав дворами до Чертановской, через полчаса ожидания я, наконец, поймал такси. Девушка накинулась на меня, едва я вошёл в крохотную прихожую. Уже на диване я понял, что период её воздержания превысил все мыслимые временные интервалы, и, как впоследствии выяснилось, не ошибся. Спать она мне не давала всю ночь, но я не роптал. Горячая «ирландская» кровь кипела и бурлила – такого накала и продолжительности ощущений я не испытывал ни до, ни после. К позднему рассвету из меня вышел весь хмель, и не было и тени сомнения, что даже проба Раппопорта ничего не покажет.

Я сразу взял этот метод полной детоксикации организма на вооружение и успешно применял его ещё лет двадцать, основным условием являлось наличие симпатичной энтузиастки.

Крайне чистоплотная Анюта поволокла меня с собой в душ, где водно-половые игры продолжались до запоздалого обеда. Причём, с того момента, как я переступил порог квартиры из уст девушки помимо нечленораздельных звуков и сладких стонов не раздалось ни единого слова. Если бы мы до этого не разговаривали, я бы подумал, что меня ласкает глухонемая.

Выжатый как лимон, и едва передвигая ноги, я уселся за уставленный стол. Накрывший меня зверский аппетит распространялся на всё без исключения. Коньячный спирт оставался нетронутым с моего прошлого визита, укрепив меня в мысли, что девушка живёт одиноко и замкнуто. Когда я озвучил свою догадку, Анюту прорвало. И я узнал, что с момента расторжения своего первого и единственного брака, случившегося десять месяцев назад, у девушки не случилось «счастливой встречи», а все понравившиеся ей молодые люди оказывались занятыми. Кроме того, воспитанная в строгости родными дядей с тётей, заменившими уехавших за «длинным северным рублём» и там осевших родителей, она «не приучена» кидаться на первого встречного. После тяжело давшегося ей развода, она целый квартал, вообще, не могла смотреть на мужчин без содрогания, вспоминая своего буйного и гулящего бывшего. В нашу первую встречу я ей очень глянулся, но узнав от Али, что «всё серьёзно», прогнала зародившиеся нескромные мысли, не дававшие спать спокойно. В мой случайный визит Аня очень ждала, что у меня проснётся подогретый спиртом мужской интерес, но проявленное равнодушие подтвердило правоту слов подруги.

Накануне днём Анюте позвонила Инна и оповестила её о нашем с Алей разрыве, но основной причиной обозначила себя: «Только присутствие ребёнка не дало ему возможности как следует меня трахнуть, с такой охотой он на меня смотрел!». Хорошо зная Инкину «слабинку на передок», девушка не поверила ни единому слову, но встретив меня, засомневалась. А уж после моего ночного звонка туго затянутая пружина желаний распрямилась со всей силой, и «ирландка» ни себя, ни меня «не пожалела».

Крепкий напиток снова странно проявил себя, но теперь я уже никуда не торопился. Окончательно перебравшись на диван, я слушал болтовню девушки. Завершив семейно-любовную сагу, Анна перешла к рассказам о своей родне в Геленджике, о работе телефонистки и каких-то незначительных событиях. Её монолог совершенно не утомлял, а самое главное, он не нёс в себе подтекста с расчётом на будущее. Как будто читая мысли, «ирландка» произнесла: «Такие мужики как ты в законные супруги не годятся! Слишком резвый и самостоятельный. А вот поджениться…», – и удовлетворенно замурлыкала. «Ты не думай, мне от тебя кроме ласки ничего больше не нужно! Для здоровья! А мужа я себе совсем другого подыскивать буду!». На этой оптимистичной ноте Аня запрыгнула на диван и взялась за меня с новыми силами. Утром, чуть живой, я прямо с Каховки поехал на службу. Начальник по привычке пожурил меня за очень заметные круги под глазами и порекомендовал сбавить любовный пыл во избежание непоправимого вреда для организма. На удивление, морально и физически я чувствовал себя замечательно.

Уже через неделю я перешёл на новый, радующий всех режим пребывания. Три дня в неделю я проживал дома, к тихому счастью мамы, пару дней ночевал у необузданной «ирландки», укрепляя её здоровье, а оставшееся время проводил у многочисленных друзей. Я полностью пережил «коллизию», восстановился, регулярно виделся с дочкой, и, говоря словами классика, «отринул былое!».

В один из дней придя домой после службы, я узнал от мамы, что Борька скоропалительно уехал на неделю в Ленинград в компании с Мишкой «Дедом». В комнате у брата на столе лежала знакомого вида коробочка и записка: «Это тебе передала Аля! От Миши! Я её встретил вчера в „Молочной“ с ребёнком. Просила заходить!». В коробке лежал «дизайнерский Ориент», полностью скопированный с Валеркиной «Сейки», даже надпись на задней крышке слизали без малейшего изменения.

«Orient Chronograph» прослужил мне верой и правдой года два, вызывая жгучую зависть «понимающих» ценителей. Потом Н – ов привёз мне родной двух циферблатный «Citizen», и ходики имени Второго Часового завода я подарил одной из подружек – продавщице «Берёзки», долго к ним неровно дышавшей. Девушка обладала широкой костью, и на её крупном запястье «Ориент» смотрелся очень гармонично.

Ходила «японская» механика с точностью безукоризненной.