Текст книги "Проблема субъекта и объекта в немецкой классической и марксистской философии"

Но это не так. Конечно, постмодернизм отражает действительность, но он отражает только внешнюю видимость, которая сегодня обнаруживает себя в спонтанности, нелогичности, ацентричности. Но это, как говорил Маркс, всего лишь обманчивая поверхность вещей.

Задачей любой науки, в том числе и философии, взятой в ее научной, а не мировоззренческой составляющей, является экспликация закономерностей, по которым функционируют и развиваются явления той или иной бытийной области. Подобная экспликация a priori должна быть не простой дескрипцией явлений (чего, например, требуют феноменологи и посмодернисты), но переходом от феноменально обнаруживаемой сферы явлений к сфере сущности. Как нам представляется, именно современное ограничение философского анализа феноменологической областью поверхности явлений и их простой дескрипцией и является тем, что можно было бы назвать подлинным кризисом в философии: философия перестает быть научной в том совершенно простом смысле, что она не идет дальше явлений, не пробивается сквозь поверхность к сущностным условиям бытия, и тем самым становится поверхностной.

Эта поверхностность (пост)современного философствования детерминирует более глубинные и, соответственно, более трагические последствия для человеческого мышления вообще. Дело в том, что, как было указано выше, ранее философия была уделом немногих, большинство же влачило почти скотское неинтеллектуальное существование, что вполне было достаточным для тех способов производства, которые господствовали в мире до XIX–XX вв. В современных же условиях ситуация радикально изменилась. Сегодняшняя экономика передовых стран и производств требует образованных и мыслящих трудящихся и управленцев. В системе подготовки таковых философия выступает уже не столько в качестве мировоззрения или идеологии, сколько в качестве общей методологии и архитектоники мышления: культура философского мышления выступает как вообще культура мыслить.

Что же нам дает в этом отношении постмодернизм (понимаемый в самом широком смысле как современный антирационализм)? Будь он просто одним из маргинальных философских течений в современной мысли, то ничего страшного бы не произошло. Напротив, это даже свидетельствовало бы только о наличии действительного плюрализма. Но вот когда постмодернизм становится не только интеллектуальной «модой» современных «французских философов», но и академической программой преподавания философии в университетах, а значит, и в школах (когда выпускники университетов становятся школьными учителями), то тогда наступает катастрофа, существо которой можно сформулировать так.

Бессистемность постмодернистского мышления («постмодернистской чувственности»), проникая в методологию гуманитарных и общественных, а иногда и естественных наук, через систему образования транслирует постмодернистский дискурс в повседневное поведение и обыденное сознание. Индивиды начинают мыслить бессистемно в прямом соответствии с «хаосмосом» постмодернистской чувственности.

Такое оповседневнивание постметафизического поэтического мышления чревато следующими явлениями, действительно указывающими если не на катастрофу, то на кризис уж точно. Во-первых, воспитанный на поэтическом ацентрическом бесструктурном мышлении школьник или студент оказывается просто-напросто неспособным проделать самые простые логические («логоцентрические», как на своем жаргоне выражаются постмодернисты) когнитивные процедуры, вроде обобщения, классификации, определения понятия через род и видовое отличие и т. д. Студент вуза не в состоянии четко, ясно и последовательно изложить свою мысль или чужую концепцию. Он способен только к «свободной интерпретации», которая, как правило, сводится к «своему мнению, которое имеет право на существование», – чужое мнение при этом, разумеется, тотально игнорируется, потому что понять его студент не может. В этой неспособности к интерпретации обнаруживает себя вообще неспособность к рациональному мышлению. Если и раньше в школах логика не изучалась вообще (в университетах и институтах ее изучали только философы, юристы и математики), то сегодня антилогичность вообще стала программой образования, – достаточно в этом отношении сравнить советские и современные российские программы философии для студентов техникумов, чтобы убедиться в этом.

Во-вторых, чудовищность этого положения дел сказывается тогда, когда такие постмодернистски «мыслящие» индивиды выходят из стен учебных заведений (где постмодернизм зачастую воспринимается как интеллектуальная забава) во взрослую трудовую жизнь, то тогда начинаются проблемы совершенно другого порядка, ибо «забава» интериоризировалась в структуры сознания бывших студентов: менеджер не в состоянии управлять производственным процессом, так как он не может охватить своим поэтическим, алогичным мышлением весь этот процесс, взятый в его тотальности, ибо эта процедура тотализирующего охватывания требует навыков логики, а не поэтики и нарратологии; школьный учитель не может привить своим ученикам логичности и последовательности мышления и речи, ибо сам не обладает таковыми; рабочий не может освоить работу на новом оборудовании, ибо такое освоение предполагает не только желание, но и умение сосредоточить свое внимание на логически и механически взаимосвязанных процессах, протекающих в новом оборудовании.

В-третьих, могут, конечно, возразить, что, мол, постмодернистский мир вскоре изменит и структуру производства, которая уже не будет требовать старых, логоцентричных, а значит, и авторитарно-репрессивных механизмов управления. Ведь в свое время рабовладельческие и феодальные формы «менеджмента» сменились формами буржуазными, т. е. модернистскими. Точно также и последние сменяться методами постмодернистскими.

Все это звучит вполне логично, даже как-то «по-марксистски», особенно в плане историчности, но тем не менее оказывается чепухой, ибо и первобытные, и древние, и средневековые, и буржуазные методы хозяйстствования всегда были методами системноструктурными, направленными на воспроизводство социального универсума, в то время как постмодернизм a priori отвергает всякую системность и структурность.

И вот здесь мы сталкиваемся с самым интересным: представим себе, что все стали «мыслить и действовать» по-постмодернистски. К чему это приведет? В литературоведении – ни к чему, только увеличится бессмысленная болтология. А вот на ядерной электростанции – к катастрофе. Ибо в «действительности» ядерные реакции – это не «рассказы физиков о ядерных реакциях» и не «лингвистические конструкции», как считают постмодернисты, а объективно существующие явления, обладающие своей имманентной логикой бытия, совершенно не зависящей от наших «лингвистических конструкций» и интерпретаций об этих явлениях и этой логике. С помощью постмодернистской методологии можно исследовать, например, архитектуру, но нельзя, невозможно с помощью «поэтического мышления» построить архитектурное сооружение, ибо оно рухнет. Для строительства нужна не поэзия, а ненавистный постмодернизму логоцентризм.

В современном обществе философия служит не просто средством удовлетворения интеллектуального барства, она уже не просто игра ума, игра ради игры, но весьма серьезный механизм формирования определенного типа мышления у самых широких народных масс1313
  Мы не говорим о «духовности», которая представляет собой более широкий феномен, чем мышление и т. д. (хотя сегодня можно часто услышать бредовую мысль о том, что духовность русского человека составляет православие), и одной философии для ее формирования совершенно недостаточно, хотя мировоззрение является необходимым элементом любой духовности.


[Закрыть]. В современном обществе, в котором основную функцию образования берет на себя школа, в процессе формирования социального характера фундаментальную роль играет именно философия (как учебная дисциплина)1414
  Впрочем, уже Платон понимал социализирующую функцию философского образования. В СССР философия, хотя и была догматизирована и превращена в идеологию, тем не менее также формировала фундаментальные черты социального характера. Мы привыкли сегодня оглядываться на Запад, но при этом почему-то берем из западной культуры только один негатив. Во Франции, например, философы – это столь же популярные личности, как и известные актеры, музыканты, политики. Интервью с ними постоянно показывают по телевидению, транслируют по радио. В Германии многие посмертные произведения известных мыслителей представляют собой либо расшифровку интервью или публичных лекций (стоит вспомнить М. Хайдеггера, Э. Фромма, Э. Блоха, Т. Адорно). На Западе философы существенно влияют на формирование общественного мнения или хотя бы на его публичную интерпретацию, чего, к сожалению, не встретишь в России, где общественное мнение формируют не интеллектуалы, а гламурные светские львицы и придурковатые сериалы про семейство Букиных или студентов, которые не учатся, а «прикалываются», как «реальные пацаны», у которых всегда все «нормасик».


[Закрыть]. В силу этого философия, как и воспитание, и образование в целом, объективно должна способствовать формированию конкретного типа социального характера, который бы способствовал воспроизводству социальности.

И если философия сегодня выполняет столь серьезную социальную функцию, то и отношение к ней должно быть более чем серьезным. Но сегодня в России мы, напротив, наблюдаем обратную тенденцию: чиновники от образования постоянно сокращают ее объем в учебных программах, а в последнее время даже появились слухи о том, что ее вообще хотят убрать из образовательного стандарта в технических вузах. Но на самом деле философия обществу нужна не только «для общего развития» – она выполняет важнейшую методологическую функцию.

Современная высокотехнологичная социально-экономическая деятельность требует системности, логичности, строгой упорядоченности, математизации, структурности и т. д., в то время как постмодернистское образование учит совершенно противоположному. Поэтому современному обществу просто необходима научно ориентированная философия. Постмодернистская ориентация разрушает таковую в рамках образовательной системы1515
  Повторим еще раз: мы совершенно не против постмодернизма как формы альтернативного протестного дискурса, но против превращения постмодернизма в методологическую основу философского и вообще социально-гуманитарного образования.


[Закрыть]. И здесь не надо ссылаться на наступление постиндустриальной сферы, ибо даже профессии парикмахера, программиста, управленца требуют не пресловутой «постмодернистской чувственности» и «поэтического мышления», а знания конкретных наук. А продуктивному усвоению таких знаний может способствовать только системная философия классического образца.

Просматривая современные учебники по философии как учебной дисциплине в структуре среднего и высшего образования, сразу же обращает на себя такой печальный факт, как почти полное отсутствие имманентной логики, которая бы скрепляла, цементировала излагаемый материал в некоторую тотальность, пронизанную единым парадигмальным принципом1616
  Здесь латинское слово principium берется в своем исконном значении, как начало, основание, основа.


[Закрыть]. Нынешние учебные пособия страдают концептуальной рыхлостью, которая, помимо всего прочего, проявляется в отсутствии логической связи между отдельными частями философского знания. Так, например, почти все учебники начинаются с рассмотрения понятия мировоззрения, а затем в совершенно несвязном порядке следуют разделы по истории философии, онтологии, гносеологии, социальной философии. При этом связь между, скажем, онтологией и гносеологией вообще отсутствует, – в лучшем случае излагаются старые диаматовские схемы, связанные с двумя сторонами основного вопроса философии1717
  Онтология отвечает на вопрос о первичности материи или сознания, гносеология – на вопрос о познаваемости мира. Но подобная связь между онтологией и гносеологией естественна и понятна только в рамках конкретных философских систем (марксизма и, например, платонизма и неотомизма), но никак не может быть релевантной в эклектических моделях. Советский марксизм-ленинизм, несмотря на все свои недостатки, все же позволял действительно системно и систематически взглянуть на мир. По крайней мере, у человека, его действительно изучавшего, а не «проходившего» его в институте, было системное представление о мире в целом и человеке в нем.


[Закрыть], в худшем – дается совершенно эклектическое перечисление существовавших и существующих теорий без всякого их историко-философского и критического анализа. После чтения подобных учебных пособий у неподготовленного читателя в голове формируется путаница из противоположных теорий, среди которых он не в силах выбрать «истинную», так как все они внутренне (т. е. с точки зрения своих исходных посылок и методов обоснования) оказываются «истинными». Скажем, логика Гераклита, ведущая его к учению о всеобщей изменчивости мира (paґnta ∙ e‹), и противоположная логика Парменида, ведущая к признанию тотального покоя, с точки зрения своих имманентных логик в равной степени «истинны».

Задачей философского образования является не просто знакомство человека с комплексом идей, которые существовали в истории человеческой мысли. Это было бы вульгаризацией философии как учебной дисциплины. Подлинной задачей философии, рассматриваемой в качестве учебной дисциплины, а не образа жизни, мудрствования и т. д., является изучение истории в целях развития своего собственного мышления, а не многознания. Основным условием реализации подобной задачи является критическое освоение историко-философского материала. Под «критикой» здесь понимается не вульгарное отрицание тех или иных теорий (вроде того, что идеализм – это мракобесие etc.), а детальный анализ данных теорий в их связи с историческими условиями и общим движением философской мысли. Естественно, что такой подход a priori предполагает определенную теоретическую, мировоззренческую, методологическую позицию интерпретатора философских идей, с точки зрения которой производится критический анализ историко-философского материала. Если же подобная позиция отсутствует, то тогда философия превращается в собрание «умных мыслей», т. е. в самую примитивную афористику.

Почти ни один из современных учебников по философии для ссузов и вузов не имеет четко сформулированной мировоззренческой и методологической позиции, а представляет собой эклектический набор рассуждений на философские темы, взятых из совершенно разных (порой противоположных) источников. Так, например, в учении о материи идут рассуждения Энгельса, Ленина, современных физиков, а в учении о морали мы вдруг встречаемся с В. Соловьевым. При этом авторы не замечают противоречия между этими позициями (а ведь ленинское учение о материи несовместимо с соловьевским учением о добре!) О каком систематическом мировоззрении (действительно необходимом любому человеку) можно говорить в таком случае?! Более того, в «постмодернистских» учебниках по философии сама философия превращается в посмешище1818
  Достаточно посмотреть на постмодернистскую книгу «Что такое философия?» Ж. Делеза и Ф. Гваттари. Аналогичную картину эклектики и бессистемности мы находим и в полуфеноменологическом «Введении в философию» М. К. Мамардашвили, и в экзистенциалистской работе «Что такое философия» Х. Ортеги-и-Гассета. Ни в одной из этих работ нет никакой системы мысли. Интересно, но даже в рамках постмодернистского философского дискурса вполне можно дать систематическое изложение философии. Но такого не происходит по той простой причине, что люди в большинстве своем разучились мыслить системно, обвиняя при этом не свою ограниченность, а мир, в котором якобы эта системность элиминировалась.


[Закрыть].

Отсюда же вырастает и неспособность современного выпускника мыслить критически, ибо Ленин и Соловьев подаются просто как «философы», что воспринимается как «единомышленники». Критическая функция философии состоит не в том совершенно примитивном приеме, который сводится к попытке «опровергнуть» непонравившееся нам учение (будь то материализм, идеализм, эмпиризм, рационализм, экзистенциализм, марксизм или пресловутый постмодернизм), а в том, чтобы путем тщательного анализа вскрыть сущностные противоречия не внутри критикуемого учения (противоречия, которые явно или неявно содержаться в каждом философском учении), а противоречия, в которые это учение впадает при сопоставлении с наличным положением дел. Важность и кардинальная своевременность системного философствования сегодня необходима в силу радикального засилья антисистемности различных философских школ вроде экзистенциализма и постмодернизма. Итак, философия в качестве учебной дисциплины должна выполнять, по крайней мере, три основные функции: мировоззренческую, методологическую и критическую. Думается, что всего этого можно достичь только лишь на пути системного представления философского знания, т. е. только тогда, когда философия выступает в качестве философской системы, а не в виде эклектически скомпилированных гетерогенных учений, зачастую не имеющих никакого научного (и даже обыденного) смысла1919
  Достаточно в данном отношении познакомиться с работой физиков А. Сокала и Ж. Брикмона о философской нищете и бессмысленности философии постмодернизма, где они показывают, что использование представителями постмодернизма различных нефилософских концепций (взятых, как правило, из неклассической математики и квантовой физики) не имеет совершенно никакого смысла. То же самое можно было бы проделать и относительно постмодернистских эстетики, лингвистики, гетерологии, политологии и т. д.


[Закрыть].

Системная философия может быть построена на совершенно различных основаниях, но мы считаем, что подлинно научной систематичностью может обладать только марксистская модель2020
  Сегодня в российской образовательной системе доминирует превратное отношение к марксизму, который смешивают с советским марксизмом-ленинизмом. Понять такое отношение можно, особенно в связи с догматизмом и обязательностью последнего в структуре советского образования. Но при этом хотелось бы сказать несколько слов и в защиту официального диамата/истмата: несмотря на весь свой догматизм и «обязаловку», марксизм-ленинизм сыграл весьма положительную роль в среднем и высшем техническом образовании, так как он предоставлял людям возможность сформировать действительно системное теоретическое научное мировоззрение, чего не могут дать современные учебники философии. Даже известная «пятичленка», которую справедливо ругают за формализм, была весьма продуктивна в чисто дидактических целях, особенно в условиях средней школы, когда у ребенка формируется «чувство истории», которое никогда не сможет сформироваться посредством разного рода цивилизационных концепций.


[Закрыть]. А именно научная системность мышления требуется современной промышленностью и будет, насколько об этом позволяет судить развитие техники, и промышленность будущего.

Но существует и поныне здравствует наивное мнение, что «после Гегеля» создание философской системы невозможно. Маркс, собственно говоря, и не претендовал на создание «всеобъемлющего» учения – это сделали его последователи, – и тем самым доказали ложность данного мнения. Но сейчас речь идет о системности в несколько ином смысле. Если под системой понимать совокупность элементов, структурно функционально связанных между собой и представляющих имманентную целостность, то марксова философия предстает именно такой системой. Все ее структурные части действительно составляют тотальность, такую тотальность, сквозь призму отдельного элемента которой можно в разных ракурсах увидеть как все другие элементы, так и всю систему в целом. Речь идет не столько о «логической непротиворечивости» марксовой философии, сколько об ее имманентной концептуальности, или концептуальной имманентной взаимосвязанности. К сожалению, современные философские школы и направления в большинстве своем сознательно проповедуют антисистемность и антиконцептуальность, ссылаясь на опыты Ницше2121
  В этом отношении хотелось бы заметить, что философия Ф. Ницше, несмотря на свою внешнюю рыхлость и несистематичность, в действительности является в высшей степени концептуальной мыслительной системой.


[Закрыть]и Хайдеггера. Постмодернисты не замечают того, что если из философии (и науки вообще) элиминировать систематичность и толковать все как бессвязные ризоматические «нарративы», то систематичность элиминируется и из мышления, и из человеческой практики. Вне системности человеческого мышления и систематичности человеческой практики совместное бытие людей и наука принципиально оказываются невозможными.

Поэтому основная цель нового издания книги К. Н. Любутина – попытка задать ориентиры для построения тотально системной философии, которая так необходима современному образованию и обществу в целом. Но коль скоро системность всякого явления, в том числе и философии, может быть осуществлена только на основании некоего принципа, который, как арматура, пронизывал это явление и скреплял бы его в некоторую тотальность, то спрашивается: какой же принцип можно положить в основу системы философского знания? И вот книга профессора К. Н. Любутина как разто и предлагает такой фундаментальный – субъект-объектный – принцип.

К. Н. Любутин исходит из того положения, что существо любой науки, в том числе и философии, раскрывается в ее предмете, т. е. совокупности тех вопросов, которые изучает эта наука. А коль скоро суть этих вопросов, так или иначе, отсылает к их предметноденотативному содержанию, то в общих чертах предметом всякого познания считается такая часть объективного или субъективного мира, которая доступна человеческой практике, духовному созерцанию и созиданию. В отличие от других видов и способов познания, философия изучает всеобщие отношения, складывающиеся между человеком и миром, в котором он живет.

Философия есть теоретическая форма мировоззрения, т. е. одновременно содержит в себе и мировоззренческие, и научные моменты. Постольку, поскольку философия, как и всякое иное всякое мировоззрение, есть совокупность представлений человека о мире-в-целом (в структуру которого с необходимостью включается, собственно, и сам человек, и его сознание, в том числе и его собственное представление о мире), то значит, в философии схватывается экзистенциальная сторона проблемы «человек – мир». Но в силу того, что философия является теорией, т. е. умозрением в прямом соответствии с греческим смыслом данного понятия, то понятия «человек» и «мир» выступают уже не в своих повседневных, художественных или религиозных значениях, еще несущих в себе отпечаток непосредственной конкретности, а в качестве всеобщих понятий, категорий. Это значит, что «человек» выступает в качестве активной стороны, носителя мировоззрения, т. е. оказывается субъектом, а «мир» – это уже не просто предметы окружного мира (Umwelt), а то, на что направлена мысль и деятельность субъекта мировоззрения, т. е. «мир» отныне – это объект.

Поэтому предметом философии является система всеобщих отношений между субъектом (человеком и обществом) и объектом (природой и предметным миром), существующих в мире. Философия рассматривает всеобщие отношения независимо от того, где они реализуются – в природе, в обществе или в мышлении. Таким образом, философию можно определить как внутренне единое, экзистенциально, социально и конкретно-исторически обусловленное теоретическое мировоззрение, представляющее собой систему представлений человека о самом себе, о мире в целом и своем месте в мире, и истинность которого доказывается критическим и логическим путем (а не принимается на веру). В собственно научном плане философия выступает в качестве общей теории субъекта (человека) и объекта (мира).

Философия есть теория, в которой человеческий субъект осознает самого себя и свое собственное бытие в мире (объекте). Но коль скоро «мир» в этом контексте понимается как универсум всего существующего, то и сам субъект попадает в содержание этого мира. Поэтому философское размышление есть не простое рассуждение субъекта об объекте (и тем более не размышление некоей «субъективной» реальности о некоей реальности «объективной») (это больше похоже на частные науки), но оно есть размышление субъекта о своей связи с объектом, миром (в который включены природа, предметный мир культуры, социальный мир других людей, символический мир языка, сознание, сам размышляющий субъект, и даже само его размышление о мире и самом себе).

Философия, таким образом, оказывается фундированной в субъектобъектном типе мышления. Коль скоро философия есть размышление человека о мире и своем месте в нем, то значит, вся система философского знания и дискурса должна рассматриваться в субъектной (т. е. социально-антропологической) перспективе, сквозь призму человека, «потому, что философия, коль скоро мы всерьез спрашиваем о ней самой, ускользает от нас туда, где она собственно и есть: как дело человека – в сущностных недрах человеческого бытия»2222
  Хайдеггер М. Основные понятия метафизики. Мир – конечность – одиночество. СПб., 2013. С. 32.


[Закрыть].

Антропологическая укорененность философии – «ей самой, коль скоро она человеческое дело. Философия имеет смысл только как человеческий поступок. Ее истина есть по существу истина человеческого присутствия. Истина философствования укоренена в судьбе человеческого присутствия»2323
  Хайдеггер М. Основные понятия метафизики. Мир – конечность – одиночество. С. 48.


[Закрыть].

Только через человеческое существо могут быть даны ответы на все основные мировоззренческие вопросы 2424
  «Метафизика как философствование, как наше собственное, как человеческое дело – как и куда прикажете ускользать от нас метафизике как философствованию, как нашему собственному, как человеческому делу, когда мы сами же люди и есть? Однако знаем ли мы, собственно, что такое мы сами? Что есть человек?» (Хайдеггер М. Основные понятия метафизики. С. 27).


[Закрыть], а именно:

– Что такое человек?

– Что такое мир?

– Как соотносятся между собой человек и мир?

– Как существовать человеку в мире?

Все эти три вопроса означают, что понять человека – значит брать его в отношении к миру, а понять мир – значит, брать его в отношении к человеку. Потому подлинная философия должна быть всегда антропоцентричной в том смысле, что должна исходить из человеческого способа бытия в мире. С марксистской точки зрения, способом человеческого присутствия-в-мире является практическая деятельность, праксис. Поэтому практика как способ человеческого бытия является исходным пунктом развертывания системы философского знания: из практики, как субъектобъектной связи человека с миром, мы можем понять и человека, и мир, и их отношения. И коль скоро это так, то философия выступает как общая теория субъекта-объекта, а отдельные ее части (философские науки) оказываются различными аспектами осмысления субъект-объектного отношения, т. е., собственно говоря, человеческого бытия-в-мире, которое представляет собой субъектобъектный способ присутствия.

Этот способ бытия оказывается радикально специфичным, сущностным для человека в его отличие от животного (которое тотально слито со средой, а потому не является субъектом, каким-то образом относящимся-к-миру как объекту2525
  Как говорит Маркс, животное вообще не относится: «Там, где существует какое-нибудь отношение, – пишет К. Маркс, – оно существует для меня, животное не “относится” ни к чему и вообще не “относится”; для животного его отношение к другим не существует как отношение» (Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч.: в 50-ти т. 2-е изд. М., 1955–1981. Т. 3, 1955. С. 29).


[Закрыть]), то и вся философская система (понимаемая нами как осмысление человеческого, субъектобъектного бытия-в-мире) должна быть развернута из этого имманентного человеку субъект-объектного основания (principium’а). При ближайшем рассмотрении система философских наук может быть развернута следующим образом.

Философская антропология как праксеология . В силу того, что сущность человека и способ его бытия – праксис – есть целесообразная активность субъекта, посредством которой он преобразует объект и тем самым удовлетворяет свои потребности, то первым в философской системе выступает учение о человеке как практическом, деятельном существе, т. е. философская антропология в форме праксеологии: преобразуя окружающий мир, человек и общество постоянно создают все новые и новые условия своего внешнего существования, изменяя тем самым и самих себя как субъектов, ибо человек определяется совокупностью тех общественных отношений, в которые он вступает в процессе своего непосредственного существования. Человек, таким образом, понимается Марксом как практическое существо, неразрывно связанное с тем предметным и социальным миром, в котором он существует. Стало быть, мы предлагаем сразу же взглянуть на философию антропологически, сквозь призму человеческого бытия-в-мире.

Онтология как расширенное учение о субъекте и объекте . Начиная анализ субъекта и объекта в рамках их практического взаимодействия и взаимного конституирования, т. е. анализируя категории субъекта и объекта как категории бытийные, мы обнаруживаем, что субъект выступает в качестве носителя целеполагающей и преобразующей активности, а объект – в качестве той части сущего, которая оказывается «втянутой» в сферу человеческой практики. В этом отношении эксплицируется онтологический аспект субъекта и объекта, понимаемых как соотносительные стороны бытия. Дальнейший онтологический анализ категорий субъекта и объекта, основанный на процедуре пошагового абстрагирования, приводит нас к следующему: субъект рассматривается сначала как наличное телесно-духовное бытие-в-мире, затем – как индивидуально-общественное сознания, и, наконец, как сознание вообще, т. е. в качестве субъективной реальности; объект же рассматривается сначала как подручный мир предметов, затем – в более широкой перспективе – как часть природы, освоенной практикой, далее – как природа вообще, и в конце концов как материя (которую лучше рассматривать раньше категории сознания, ибо сознание есть результат эволюционного развития материи), т. е. в качестве объективной реальности. Таким образом, онтология выступает в нашей систематике как учение о субъекте и объекте в их предельных бытийных формах.

Социальная философия как учение об объективном бытии субъекта (человеческого общества) в мире . В процессе своего непосредственного существования, т. е. в процессе социальной реализации практики, иными словами практического бытийно-онтического взаимодействия субъекта с объектом, люди изменяют природную среду и создают искусственный мир предметов, культуру. Производя и воспроизводя свою материальную жизнь, у людей постепенно возникает потребность в регулировании своего собственного жизненного (прежде всего производственного) процесса. Так, над производственной сферой (базисом) постепенно надстраивается правовая система (надстройка). В своей совокупности базис и надстройка дают общественное бытие. Процессы, происходящие в общественном бытии, рано или поздно начинают осмысляться людьми в самых различных формах: повседневных, правовых, художественных, религиозных, идеологических, моральных, философских, идеологических. Такое социальное отражение и осмысление бытийных процессов называется общественным сознанием. В своей неразрывной диалектической совокупности общественное бытие и общественное сознание составляют социальную реальность, социальный универсум, который есть тотальность, в которой развертывается непосредственность человеческого присутствия в мире.

В силу же того, что человеческая деятельность является активностью преобразующей, то социально-бытийный процесс оказывается процессом непрерывного изменения общественных и идеологических структур, процесс, в ходе которого человеческое общество проходит определенные ступени развития – так оформляется философия истории.

Аксиология как учение о формах человеческого отношения к миру . И, наконец, рассмотрев человека и мир в целом, нам остается подвергнуть анализу третью сторону содержания философии – отношения между субъектом и объектом. Субъект-объектные отношения возникают только в силу того, что имеет место фундаментальная зависимость субъекта от мира объектов (будь то материальные объекты в виде пищи и тепла, или идеальные объекты2626
  Так, например, К. Ясперс считал, что одним из самых необходимых условий человеческого существования является мировоззрение, без наличия которого человек становится психически больным существом. См.: Jaspers K. Psychologie der Weltanschauungen. Berlin, 1919. См. также: Перцев А. В. Ранний Ясперс: рождение экзистенциализма из духа психиатрии // Сова Минервы над муравейником (Очерки жизненной философии). Серия «Философские технологии». Екатеринбург, 2003. C. 28–35.


[Закрыть]). Эта бытийная зависимость детерминирует то, что объекты в их самых разнообразных формах в тех или иных отношениях захватывают субъекта, не оставляют его равнодушным, т. е. становятся для него значимыми, становятся ценностями. Наука об этих значимых, ценностных отношениях есть аксиология, понимаемая нами в самом широком значении. Внутренне она распадается на следующие четыре части, в каждой из которых фиксируется и осмысляется то или иное ценностное отношение:

1. Гносеология как учение о познавательном отношении между субъектом и объектом, в котором конституируется такая ценность, как истина.

2. Эстетика как учение о художественно-чувственном отношении человека с миром, отношении, в котором формируются ценности прекрасного и безобразного.

3. Этика как учение о нравственном отношении человека с миром, в котором формируются ценности добра и зла, справедливости, ответственности, совести и т. д.

4. Экзистенциальная аналитика как учение об отношении субъекта к самому себе как человеческому существу, бытийствующему в мире, в котором возникает, возможно, самая фундаментальная ценность человеческого бытия – смысл жизни.

Таким образом, система философских наук завершается аксиологией, учением о формах человеческого отношения к миру (гносеологическом, эстетическом, этическом, экзистенциальном). Поэтому основным вопросом философии является экзистенциальный вопрос о смысле человеческого бытия-в-мире, – вопрос, который имплицитно содержится в самом первом вопросе, с которого начинается любое мировоззрение: что такое человек?

Как видно из представленной структуры философской системы, вся она пронизана антропологизмом, который выступает в форме субъект-объектного принципа. Как нам представляется, только такой способ рассмотрения философской проблематики (в отличие от частнонаучного способа, который предполагает как можно более объективированное рассмотрение предмета) является наиболее адекватным сущности самой философии.

И еще один важный педагогический, методологический и дидактический аспект книги К. Н. Любутина. В контексте общефилософского разговора о взаимодействии субъекта и объекта в ней постоянно всплывает экологическая сторона этого взаимодействия. Субъект-объектная праксеологическая парадигма построения систематической философии, помимо собственно научной и методологической основы, предполагает также и созидания совершенно нового экологического мировоззрения, совершенно нового ценностного сознания, в рамках которого высшей жизненной ценностью становится гармоничное сосуществование человека и окружающей среды (οίκος), т. е. целостной, внутренне взаимосвязанной системы трех миров: живой и неживой природы (Welt), материальной и духовной культуры (Umwelt) и человеческого общества (Mitwelt), через отношения с которыми формируется и существует человек и его внутренний мир (Eigenwelt). Думается, что только в таком гармоничном единстве субъекта и объекта бытие достигает своей подлинности.

В связи с 80-летним юбилеем К. Н. Любутина, в качестве приложения к предлагаемой читателю монографии мы публикуем полную версию интервью с юбиляром. Оно будет интересно также и в свете того, что в октябре 2015 года в Пекине состоялся I Всемирный конгресс по марксизму, на котором присутствовали ученыемарксисты всех пяти континентов, и в рамках которого автор этих строк представлял Уральскую школу марксизма, основателем которой как раз является профессор К. Н. Любутин.

П. Н. Кондрашов,

кандидат философских наук,

Институт философии и права УрО РАН